Текст книги "Край ветров. (СИ)"

Автор книги: Кусуриури Диэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Было видно, что выше по течению эта река разделяется на два потока, огибающих ярко освещенный разноцветными фонарями остров, покрытый зеленью. Остров был небольшой – метров пятьдесят в ширину, по крайней мере, так виделось с той точки, откуда Кей на него смотрела. По обеим стронам от острова было выстроено подобие трибун, словно этот зеленый клок земли – сцена, а вместо оркестровой ямы у этого театра – разделенная надвое река. Посередине острова расположилась выложенная белым каменем площадь, а на ней возвышалось что-то вроде мраморного гроба или пьедистала.

– Навреное, там будет представление? – спросила Кей, оборачиваясь к Рину.

Но рядом его не застала. Как так? Когда успел потеряться?

Кей мгновенно занервничала и насторожилась. Куда он делся?

Она быстро оглянулась по сторонам, ища приметную голову. Не так-то просто спрятать Рейнхарда в толпе!

Но, тем не менее, он каким-то образом сумел потеряться. Кей обернулась по сторонам еще раз, и, не найдя лучшего решения, быстро пошла вперед, к трибунам. С высоты-то всяко будет видней.

Забравшись на третий уровень, она увидела его.

Вот будет он ей потом рассказывать, что он надежный! Как так можно вообще? О чем он думает?

Рейнхард был ниже, почти у самой реки, близко к единственному тонкому мостику, перекинутому на остров. Кей ясно видела, что он идет не сам, а ведет за руку одну из тех девушек в тонких ночнушках.

Нет, ну нормально вообще?

Кей постаралась успокоиться, напомнив себе, что она ему более не наблюдатель, и его проблемы теперь не ее проблемы совсем-совсем. Что это он пришел к ней в дом, по меркам этой местности – полуголый, и что-то там рассказывал про чувства и все такое. И вот теперь этот соловей, поняв, что тут ему ничего не светит, нашел себе очередную дуру, и тянет ее на остров, романтик хренов!

Хотя, нет. Кей поняла, что это не он тянет – его тянут. В этот момент что-то внутри переключилось. Она словно забыла, что больше ему не наблюдатель. Чем-то – интуицией, левой пяткой, сердцем – она уловила какое-то несоответствие, она почувствовала, что как-то это все неправильно. От начала и до конца. Уже ринувшись по ступеням к реке, Кей вспомнила это чувство и смогла его назвать: так ухает вниз сердце, когда ты понимаешь, что потерянного не воротить. Когда ошибка сделана, и все, что ты можешь – смотреть, как воплощаются последствия ее.

Рейнхард ступил на тонкий белый мост. Две другие девушки в сорочках сняли с него шубу и куда-то ее понесли. Рюкзака на нем не было уже тогда, когда первая девица только тянула его к острову.

Вспомнив это, Кей еще больше ускорилась. Теперь она была в каких-то десяти метрах от него.

– Рейнхард, мать твою! – крикнула она.

Он не обернулся.

Кей налетела сначала на одного мужчину, пытаясь прорваться вперед, потом на второго, а потом – на внезапно образовавшуюся людскую стену. Стена была мягкой, она состояла из множества выставленных вперед ладоней.

– Не мешай таинству, – убедительно проговорила какая-то женщина с белыми крашенными волосами. – Просто смотри.

– Какому еще таинству? – взревела Кей. – Пустите! Это мой друг! Вы... вы не смеете... Рейнхард!

Кей почувствовала, как с нее тоже стягивают шубу и сумку. Она в отчаянии ухватилась за винтовку, не позволяя стянуть еще и ее. Но люди окружали, словно вязкая трясина. Тянущихся к ней рук было слишком много. Стало страшно. Теперь уже – за себя. Кей словно в момент протрезвела. Перестав пытаться разглядть за макушками Рейнхарда, она попыталась просто вырваться из толпы – тщетно. От отчаяния она решила применить силу. Резко дернувшись вправо, она развернула винтовку так, чтобы хорошенько врезать прикладом в рожу мужику слева, и этот маневр ей удался. Еще несколько физиономий встретились с тяжелым металлом, – но за этим не последовало ни криков боли, ничего.

"Неужели стрелять?" – с ужасом подумала Кей.

Она ненавидела стрелять в людей.

И знала, что рука ее не дрогнет.

Но в кого стрелять? Их тут человек сто. Заряженных патронов – тридцать. Можно успеть устроить кровавую баню. Но остановит ли это их? Эти люди... они не выглядят вменяемыми. Они... как те волки.

– А ну расступитесь! – рявкнула Кей что есть сил. – Стрелять буду!

Она сама не знала, на что надеется. Напугать охотинков стрельбой? Достучаться до явно ошалелых местных фанатиков? Может, проще было сразу научиться летать?

Кто-то снова потянулся к ее винтовке. Кей врезала смельчаку по сусалам, дернулась, пытаясь высвободиться. Сняла винтовку с предохранителя и успела единожны выстралить в воздух.

Ее тут же нагнули и прижали к земле, выбив оружие и скрутив руки за спиной.

Кей видела, как люди расступаются перед ней.

– Поднимите, – громко и довольно властно прозвучал высокий женский голос.

Кей поставили на ноги.

Теперь она видела перед собой расступившуюся толпу и...

Прямо перед ней стояла одна из тех девушек в белых сорочках. У этой была длинная темная коса до пояса, накрашенные чем-то темным губы, а на голове – венок. Она молча смотрела на Кей выразительными хелеными глазами, пожалуй даже чересчур выразительными. Что-то в них было... тонкое, едва заметное свечение – так флюорисцируют лесные гнилушки много южнее.

Девушка не делала ничего. Просто смотрела. Мельком, уже догадываясь, что просиходит, Кей взглянула на людей вокруг себя – те взирали на девушку с таким обожанием, или, пожалуй даже, раболепием, что ясно стало одно: магия.

Кей перевела взгляд на полуобнаженную девицу. Она, конечно, была одета, но тонкая сорочка никак не скрывала ее пышных форм.

Сглотнув, Кей расслабилась, опустила руки и попыталась изобразить на лице то же самое восхищение и раболепие, что увидела у других.

Прокатит или не прокатит. Поверит или не поверит.

Должна, должна. Такие не привыкли сомневаться в своих силах. В себе. Да, такие не допускают самой возможности осечки.

И вряд ли в этой глуши, в этом свихнувшемся на всю голову поселке, есть настоящие поглощающие.

Магия не действовала на поглощающих. Они проводили ее, чистую, в неограниченных количествах, как металл проводит электричество. И могли запасать – но тут уж зависит от личных умений и талантов. Кому сколько отмерено. Запасая, некоторые могли бросить магию в ответку, или применить ее потом, сохранив до поры до времени. Кей была из таких. Природа, Потерянный, кто там еще – они не поскупились на емкость ее внутренней батарейки, и это уже успело спасти ее не раз и не два.

Сейчас запасать нечего. Взгляд – это ступень мифа. А миф так просто на запасешь. Но дева в ночнушке на голое тело не знает, что Кей – поглощающий маг. Да, маг. Говоря о чернодырых, все постоянно об этом забывают.

Толпа отступила. Девушка в белой сорочке отвернулась от Кей, удовлетовренно улыбнувшись напоследок.

Кей не позволила себе облегченного вздоха – рано было праздновать победу.

Рейнхард все еще там.

Сейчас нужно чутко уловить волну и начать делать то же, что и все остальные, чтобы не привлекать внимания и не показывать, что магия не подействовала. Следуя этому мгновенно созревшему плану, Кей пошла следом за кем-то из тех, кто пытался ее утихомирить. Шубу и винтовку пришлось оставить там же, на голой земле.

Люди расходились по уровням природного амфитеатра, становясь в ряд и зажигая в руках свечи.

Матерясь в уме на чем свет стоит, Кей следовала их примеру. Свечу ей передали по ряду.

А внизу, на острове, тем временем творилось странное.

С Рейнхарда уже успели стянуть свитер и валенки с ботинками. Он стоял в одних брюках – на нем были его любимые темно-фиолетовые джинсы.

Кей не могла сказать, в себе он или нет. Он просто стоял.

В какой-то момент по мостику прошел кто-то еще. Этот кто-то был закутан в ярко-желтую материю, сшитую плотными полосками, закрывающую и голову тоже. Ловя отблески окружающих площадку фонарей, ткань бликовала, четко выделяя фигуру на темном фоне реки.

Накидка раструилась вниз и упала на белые камни мягкой волной.

Перед Рином, спиной к Кей, стоял мужчина – тоже голый по пояс, явно более крепкий, чем Рин, и куда более загорелый. По его плечам рассыпались прямые светлые волосы – на пару тонов темнее, чем Рейнхардовы, и чуть более желтые. Натуральный блондин, короче.

Девушка – та же, или уже другая, Кей не смогла понять – подошла к мраморному пьедисталу, легко на него забралась, усевшись нога на ногу, и подняла вверх руку.

Где-то ударили литавры.

Воздух зазвенел, завибрировал.

Кей вздрогнула, но, слава Потерянному, никто этого не заметил.

Она видела, как тело мужчины, стоящего к ней спиной, расслабляется – он начинает двигаться, в его шагах – грация большого хищного зверя, и он явно знает, что делает. Он обходит Рейнхарда справа налево, по дуге. Рин неподвижен. Кажется, он даже не следит за движениями противника.

Противника? Да. Очевидно, сейчас будет бой. Наверное, будет. Если Рейнхард в своем уме и не собирается стать подушкой для битья.

Его противник все медлит. Девушка в сорочке нетерпеливо покачивает ногой.

Рейнхард неподвижен, как ледяная статуя.

Кей вспомнила почему-то о том, какой температуры была его кожа, когда он все еще был проклят. На том контрасте пирожки можно было жарить.

"Давай, Рейни", – подумала Кей.

В следующий миг светловолосый здоровяк ринулся вперед. Он начал с обманного маневра, который должен был обеспечить ему быструю и неминемую победу. Но первая же его попытка дотянуться до точеного личика Рейни обернулась неудачей. Рейнхард слегка отшатнулся, удар прошел мимо, здровяк потерял, было, равновесие, но выправился, развернулся, ударил вновь.

Рейнхард пришел в движение. Кей почувствовала, как изнутри в ней поднимается волна какой-то странной, неуместной радости. Она знала, что в Рине прошиты основы рукопашного боя. Так делают со всеми прошедшими обучение элементалистами льда и огня. На ритуале им забивают в подкорку кое-какие важные, универсальные сведения и умения. Все-таки раньше из них делали солдат.

Но Кей никогда не видела, чтобы Рин эти свои знания применял. Впрочем, тогда это было ему не нужно. Когда он перестал быть спивающейся местечковой рок-звездой, он стал исключительным чародеем, повелевающим ледяными големами и армией прочих мелких морозных тварей. Когда уж тут вспомнинать навыки ритуала.

И вот, кажется, настал момент. Рин уходил от атак здоровяка легко. Но все-таки он был вымотан шестичасовым переходом. И он был голоден. Кей понимала, что долго он так резво не продержится. Ему нельзя постоянно уходить, ему некуда отсюда деться. Разве что по мостику – но тут его задержит толпа. Рано или поздно ему придется драться.

Кажется, Рин это тоже понял. В следующий раз вместо того, чтобы просто увернуться, он поймал летящий в него кулак, отсупил на шаг, словно в танце, обманчиво мягким движением повел здоровяка за собой и легко, будто пушинку, уронил его наземь.

Вместо того, чтоб отступить и дать верзиле подняться, Рин оседлал его сверху и заключил его голову в удушающий захват. Кей вспомнила, как он делал то же самое с Эрно. Но тогда у него не получилось. Теперь прием был проделан безукоризненно.

Рин зачем-то посмотрел в сторону сидящей на пьедитсале барышни. Та какое-то время просто взирала на него, не шевелясь, а потом небрежно махнула рукой.

Рин отпустил здоровяка, отошел на пару щагов и снова встал ровно.

Кей глазам своим не поверила. Это что было? У них сейчас еще раунды будут? И как? До трех? До пяти?

Девушка в сорочке снова подняла руку вверх, снова ударили литавры. Кей опять вздрогунла, отругав себя тут же за несдержанность – никто больше не дергался.

Так, ну хорошо. Рейнхард снова уходит от здоровяка с легкостью. Ай!

Кей почувствовала, как по телу побежали мурашки. Рейнхарду, наконец, досталось. Кей не по наслышке знала, с какой силой бьют такого размера парни. Это больно.

Рин, тем временем, впечатлился ударом не сильно. У него вообще на лице эмоций было не видать. Что не очень для него характерно – лицо у него довольно выразительное, пускай и транслирует большую часть времени что-то вроде холодного презрительного высокомерия.

Его противник решил закрепить успех, навалился со всей силой и задором, его руки замелькали с устрашающий быстротой. Рину не удавалось блокировать все удары. Он пропустил пару пинков под дых, но когда его оппонент бросился на него с разбегу, сумел увернуться и, использовав запрещенный прием, заново уложил гломилу наземь. Не медля особо, Рин выкрутил мужику руку. Тот, пару мгновений сдерживаясь, все же забил свободной об камень, прося пощады.

Снова Рин смотрел на барышню на пьедистале.

Она наклонила голову набок. Потом на другой. Поводив ладонью в воздухе, снова махнула, мол – продолжайте.

Противники заново разошлись.

Здоровяк был явно зол. Очень зол. Рейнхард... единственное, что можно было понять по его виду – силы покидали его. Еще пару таких спаррингов он не выдержит.

Кей поняла, что пора искать пути отступления. Так, ладно. Как вытянуть оттуда Рейни? Он явно не в себе. Возможно, так хорошо он дерется как раз потому, что разум ему не мешает. Заложенные на ритуале техники не встречают сопротивления в виде собственных его путанных мыслей и потому работают на отлично. В таком состоянии он может сам не захотеть никуда уходить.

Ладно. Как вырубить эту гипнотизирующую голодранку? Пока что единственная ее сила – люди, подчиняющиеся ей. Больше способностей, вроде бы, нет. Они, конечно, могут быть... но нельзя учесть в плане то, чего наверняка не знаешь.

Кей попыталась представить, сможет ли она достаточно метко запульнуть в барышню камнем. Кажется, с такого расстояния это маловероятно. Вот если добраться до винотовки...

Тем временем на острове, освещенные разноцвтеными фонарями, двое снова сошлись в рукопашную, и этот бой был куда более контактным. Рейнхард выхватывал. У него уже явно не было сил уклоняться, а здоровяк, при двух-то поражениях, не утратил боевого духа, и это кроме того, что сам по себе он был, очевидно, выносливей.

Рин ушел в глухую оборону. Его медленно теснили к реке.

В какой-то момент он полностью раскрылся, и противник не применул этим воспользоваться. Рейнхард отлетел почти к самому берегу, да так и остался там лежать, корчась.

Кей дернулась, было, но... она бы не успела.

Второй боец, опьяненный ближущейся победой, совершил ошибку – он бросилася на Рейнхарда слишком резво. Тот, в последний момент перегруппировавшись, подставился, использовал инерцию чужого тела и швырнул здоровяка в реку.

В следующий миг снова послышался гул барабанов, а река вскипела множеством черных гладких тел, вздыбившихся кольцами.

Кей оторопела.

Что это?

Что это, Потерянный их забери, такое?

Улетевшего в воду бойца было не видно – он исчез почти сразу же, как упал в воду.

С мерзким шелестом огромные черные кольца копошились на месте реки, словно черви.

Девушка в сорочке поднялась на пьедистал, распрямилась, распростерла обе руки вверх. Когда она их опустила, река в мгновение ока превратилась обратно в простой водяной поток, а барабаны стихли.

Рейнхард поднялся. Пошатываясь, он огляделся. Кей увидела его мечущийся, ищущий взгляд. Она хотела крикнуть ему, что она здесь, он не один, но вовремя поняла, что не может этого сделать.

Превращающаяся в змей река – это немного меняет планы. Нет, ну правда же.

Девушка в сорочке спрыгнула с пьедистала и, плавно покачивая бедрами, подошла к Рейнхарду. Тронула за локоть... Он повернулся к ней и... все. Он перестал искать. Его глаза остеклянели.

Девушка взяла его за руку и подняла ее над головой. Снова послышался предгрозовой устрашающий гул литавров.

Люди, держащие свечи, задули их.

Стало темней.

Остались только фонари, освещающие остров.

Все внимание соредоточилось там, внизу.

В реку вступили другие девушки в белом.

Они что, умирать собрались, как тот блондин? Их тоже съедят?

Но река была спокойной.

Девы, пройдя до середины потока, развязывали тесемки на плечах, и, нырнув в самом глубоком месте, выходили на берег внутреннего острова уже полностью обнаженными.

Кей взглянула на Рейнхарда. Он нес девицу в сорочке на руках. Недолго, впрочем, всего дишь до постамента.

А когда донес, она выгнулась навстречу ему, и он разорвал рубашку на ее теле, обнажая налитые груди, тугой живот, упругие бедра.

В тишину снова врезался ритм глухих барабанов.

Зрелища, порнушка, а потом хлеб? Так, что ли? Кей казалось, что она знает, что будет дальше. Сомнений вообще было мало. Единственное что, Кей была не уверена – это все-таки будет считаться изнасилованием, или нет? В смысле, Рейнхард – будет ли он считаться изнасилованным? Смотря как он сам все это воспринимает. Вдруг ему даже нравится?

Подоспевшие от берега девы проворно стянули и бросили прочь его любимые темно-фиолетовые брюки, не размениваясь на то, чтобы оставить бельё.

Со своего ракурса Кей видела только его спину ну, и все, что ниже спины. Видела она и то, что одна из барышень, сидя между пъедисталом и Рейнхардом, уже приступила к, наверное, подготовке грядущего акта этой фантасмагории.

Остальные девы – а было их, наверное, около десяти, разбились по парам и тоже стали предаваться нежностям, расположившись по периметру острова.

Но они-то, понятно, массовка. Основное блюдо – вон та, с толстой шатенистой косой, та самая, у которой глаза горят, как гнилушки, она пока не у дел, но явно предвкушает процесс и активно к нему готовится.

Еще две барышни подпирали пъедистал с двух сторон, с интересом наблюдая за работой товарки, удостоенной первой прикоснуться к телу.

Кей никогда не понимала, что делать одному мужику с большим, чем одна, количеством женщин. Неужели придется узнать?

О нет.

А что, если и это тоже будет иметь несколько... хм, раундов?

И не деться же никуда.

Если честно, Кей не очень хотелось на это смотреть. Ей и раньше приносили его фотографии в разных пикантных ситуациях, еще в будни ее работы наблюдателем, но удавалось как-то особо их не разглядывать. И вот нате вам. Всё зря.

И все еще остается вопрос – ему-то самому каково? Нравится ли? Или его заставляют? А что, если в процессе втянулся? Или... а если нет? Может, она тут хочет его лишить лучшего приключения в жизни. Наконец бабы голые вокруг и все его хотят. А то вот это ходи, Вьюгу буди, от проклятия себя избавляй... а тут такая красота, бери – не хочу, и все бесплатно и без долгих нудных ухаживаний.

Она заставила себя перестать. Перестать ерничать. Здравый смысл подсказывал ей, что вряд ли бы Рейнхард хотел, чтобы его так использовали. Да, у него было множество... контактов в свое время. Но, наверное, ни одна из тех девушек не обладала даром зачарования.

Дева, у которой потом еще долго будут краснеть коленки, вытерла рот, отходя в сторону.

Рин сделал шаг вперед, впиваясь пальцами в бедра лежащей на алтаре жрицы.

Да, это был алтарь, и дева была жрицей – Кей как-то вдруг это осознала. Никакой это не гроб. Самый настоящий алталь.

И жертва принесена.

Рейнхард обошелся без всяких прелюдий. Плавное движение, маятник раскачивается, маятник идет вперед и возвращается назад. Амплитуда увеличивается, выгибаются белые ягодицы, Рейнхард склоняется над распростертым на алтаре телом, не прекращая уверенных, точных движений – ни одной осечки. Дева царапает ему лопатки – ну что за животное? Он продожает, не отвлекаясь. Его спина уже блестит от пота, волосы слиплись, скоро они начнут виться большими тугими кольцами.

Пот смоет кровь с его лица.

Если хотела эта лесная ведьма любви – то вот она ей. Этот, даже на пределе сил, залюбит мертвого. Он действует, кажется, на автомате, движется точно в такт барабанов, не сбиваясь, не останавливаясь. Ему, очевидно, неведомо, что это – ритуал, и тут не надо переворачивать ритуальный сосуд, не надо ставить его поудобнее, опираться на алтарь коленом или помогать сосуду сбросить свое божественное напряжение, используя умело длинные проворные пальцы.

В торжественной тишине слышится шепот воды, ритмичные шлепки и сдерживаемые стоны жрицы.

Целовать ее с языком, притянув за волосы, ему тоже, наверное, не стоило, а то ж не всякая ведьма выдержит такое глубокое проникновение целых двух его частей в одну несчастную неё. А, может быть, и трех – если ведьма не против, пальцам второй руки можно найти еще какое-нибудь применение.

Вот на поцелуе Кей и перестала смотреть.

Она оставла все эмоции на потом.

Медленно, тихо скользнула назад, сразу же пригибаясь. Она надеялась, что, оставшиеся в темноте, увлеченные жаркой сценой, люди не обратят на нее внимания.

Надежда оправдалась.

Жрица начала стонать в голос – ну надо же. Неужели настолько все хорошо?

Кей, никем не остановленная, словно призрак пронеслась через ряд и, метнувшись вперед и вверх, подхватила лежащую на земле винтовку.

Она забилась подо мной, прерывисто постанывая, выгнулась дугой и – отпустила. Я успел выйти из нее прежде чем резкая, болезненная разрядка отключила и мой разум тоже.

Когда отзвенел белый шум в глазах, дурные мысли промелькнули, словно поезд метро: это не бытовой секс – никто не побежит за салфетками – белые капли стекают по пышным грудям – что я наделал?

– Так, а теперь срочно отпустила его, – говорит Кей. Ее глаза горят черным и злым огнем, в ее голосе сталь. Дуло штурмовой винтовки – откуда я это знаю? – наставлено на висок жрицы. Та тяжело дышит и улыбается.

– Если все это было для того, чтобы ты смогла хорошенько потрахаться на публике, то поздравляю, – продолжает Кей. – А теперь отпусти его.

– Он свободен, – проговорила жрица, взмахнув ресницами в сантиметр. – Теперь он полностью освобожден.

Кей хмурится. Она не понимает.

Я тоже понимаю не до конца, но начинаю догадываться.

Откуда-то из глубин естества приходит волна тошноты. Я сгибаюсь в четыре погибели, не успеваю сделать буквально ничего – из моего нутра выплескиваются какие-то жалкие остатки непереваренной пищи напополам с жедудочным соком.

– Теперь! – голос жрицы взвиватся до самых черных небес.

– Что ты с ним сделала?! – кричит Кей.

– Убери свою пукалку, дура, – шипит жрица, – если тебе дорога его жизнь. Не мешай торжеству. Раз уж ты здесь – смотри. Запоминай.

Голые женщины подносят чашу к моему рту – вода? Мне приходится пить, и вкус у этой воды какой-то странный... она горчит, но в то же время кажется пряным топленым мёдом. В ней будто бы утонули звезды. Постепенно она белеет, затем вся разгорается серебром, словно я пью из чаши не воду, но светящуюся ртуть.

Мир вокруг начинает тускнеть. Последнее, что я вижу – Кей. Она смотрит растерянно, но я никак не могу помочь. Я растворяюсь во тьме.

Кафе «Пилигрим» располагалось возле лестницы, спускающейся к городской набережной. Недавний ремонт и глубинный ребрендинг изменили облик «Пилигрима». Старое здание снесли почти полностью, оставив только несколько комнат, в которых располагались технические помещения, кухня и склад. Зал остеклили, заменили мебель, устроили столики-стойки возле стен, смотрящих на море, снабдив их высокими крутящимися стульями.

Из кафе окрывался прекрасный вид на набережную, парки и скверы, крыши исторически значимых зданий. А еще из него, но уже с другой стороны, можно было увидеть уголок частного сектора – той его оконечности, что сохранилась близко к центру города несмотря ни на что. Может, тому способствовала потенциально-опасная зона, славящаяся внезапными оползнями. Может, и нет.

Марьян закончил протирать стол, высушил руки полотенцем и, склонив голову набок, тоскливо взглянул на одинокого посетителя, расположившегося как раз возле этой самой стены, смотрящей на частный сектор.

В правилах заведения было четко прописано, что выгонять или торопить клиентов, явно засидевшихся и давно уже выпивших свой кофе без ничего, строго возбороняется. Хотя чисто по-дружески Экса стоило бы погнать. Нет, стоило бы отвесить ему подзатыльник, взять за грудки и хорошенько встряхнуть.

Потому что то, чем он занимается, переходит уже все границы.

Экс, жуя хлебную палочку, снова следил в бинокль за своей "особенной", уткнув линзы в стекло. Это был большой хороший бинокль, дающий достаточное увеличение. В его окулярах вполне можно было бы разглядеть, что именно происходит в доме, выстроенном на обрыве над самым морем. Чем, собственно, Экс и занимался.

Марьян, вздохнув, спросил у него, как, кажется, спрашивал уже не раз:

– Ну? Что показывают?

Экс на секунду оторвался от бинокля:

– Еще не пришла.

Марьян налил себе газировки и, тоже подойдя к стойке у стеклянной стены, уселся на крутящийся стул рядом. Подпер голову ладонью, привычно разглядывая Эксов профиль.

Экс, как его называли друзья, или Александр Берса, как значилось в его документах, был худ, длинноволос, не слишком ухожен, в одежде предпочитал простоту и легкий налет неформата. Его дурацкая манечка следить за владелицей дома на обрыве была, с одной стороны, хорошо объяснима внешностью этой самой владелицы, а с другой стороны, профессиональной неудачей самого Экса.

В боевой резерв поглощающих его не взяли из-за здоровья, а в архивах он сам не продержался. Впрочем, крест на нем, вроде бы, никто не ставил, и какие-то шансы получить работу в офисе у него были... но он почему-то упорно хотел в поле, а пока не взяли – подрабатывал продавцом в книжном.

– О! Идет! – воскликнул Экс, оживляясь. – Сейчас котов кормить будет!

– Все-таки она странная, – заметил Марьян, лениво потягиваясь. – Вот сам посуди. На те деньги, что она их кормит, она могла бы их по одному возить на кастрацию. Ну или там... уколы от бешенства, противоблошиная обработка, вот это все.

– Да ну, кормить дешевле, – отмахнулся Экс. – Плюс не все там коты бездомные.

– Согласен, вопрос тяжелый и спорный, но все же...

– Так, ладно, – Экс сунул бинокль в замшевую сумку, спрыгнул со стула. – Я побежал.

– Да погоди ты, – Марьян даже проснулся сам, – мне до конца смены полчаса всего... вместе пойдем.

– Нет, я пойду, а ты догоняй, – Экс, кинув на стойку смятую денежную бумажку, пулей выскочил из кофейни.

Марьян, вздохнув, собрал со стойки посуду, деньги и прочий мусор, и отправился завершать последние оставшиеся на сегодня дела.

Пока он собирался, стемнело. Город засверкал, словно чешуя на черном рыбьем боку, осколками желтого и золотого. Марьян получше закутался в шарф, застегнул куртку и, кивнув на прощание сменщице, выбрался под свет раскачивающихся на ветру уличных фонтарей.

Да уж, нынешняя осень – не самая теплая из тех, что снисходили на этот город за последние пять лет. Два года назад в это время еще купаться можно было, отъехав подальше, за Змеиную Косу, туда, где в череде узких природных бухт теряются и сходят на нет шторма. В этот раз природа решила, что нечего тянуть кота за хвост, пора и честь знать.

И вот наступило самое неприятное время: сырая серость дней, промозглая ночная стужа... В такие времена никуда не хочется, ничего не ждется и все надежды и устремления кажутся несбыточными. И тем интереснее следовать за теми, кто не разучился верить и ждать.

Марьян, неутомимо преодолевая лестницу за лестинцей, спешил вниз, на Переломный тупик.

Девушка, за которой так отчаянно следил Экс, жила рядом, на улице Встреченной, но в гости к ней Марьян, конечно, не собирался. Он завернул в темный переулок, подождал, пока глаза привыкнут к полутьме, и двинулся дальше, нырнув налево, в узкий проход между заборами, поросшими плющем и ежевикой. Сюда совсем не добивало освещение с улицы, но Марьян достаточно хорошо видел в темноте. Узкая дорожка, собранная местными их гниющих досок, привела его к затерявшемуся среди прочих двухэтажному дому, давно брошенному жильцами на произвол природы и тех, кто... ну, кто там может жить, в такой-то темноте за заколоченными окнами? Судя по запаху, сплошные аши.

Марьян в который раз дернулся, брезгливо морща нос. Но все равно прошел в распахнутую калитку, обошел дом и забрался по ветхой деревянной лестнице на второй этаж, а там, цепляясь за решетки на окнах и прочие выступающие декорации, выкатился на пологую крышу.

Экс уже был на посту, с расчехленным биноклем и открытой пачкой печенья. Промозглые сумерки его снова не смущали ни капли.

С крыши заброшенного дома открывался перкрасный вид на двор и жилище бедной, ничего не подозревающей девочки, которую вот уже третью неделю "наблюдает" Экс. Благо, хоть не ежедневно. Ходит он сюда раза три в неделю, пожалуй.

Марьян подстелил себе пакетик и уселся невдалеке от Экса.

– По яблочному? – поинтересновался он.

Экс даже оторвался от бинокля, чтобы раздраженно заметить:

– Ты же знаешь, я не пью.

– Я все надеюсь, что ты пересмотришь свои принципы, – мягко улыбнулся Марьян.

– Я...

– И перестанешь наблюдать за этой девчонкой.

– Ты не понимаешь. Вдруг она...

– Я тебя туда не пущу.

– Но если она!.. – в низком голосе Экса прозвучала неподдельная тревога за возможные последствия этого "если".

Марьян вздохнул. Распечатал бутылку сидра и сделал хороший глоток.

Он, в принципе, понимал, что, сидя здесь, никакой пользы себе не выгадает. Лучше было бы потратить это время на самообучение, да хоть книжку почитать можно было бы. И все равно он зачем-то сидит тут, в холодной промозглой полутьме, смотрит, как свихнувшийся Экс наблюдает за ни в чем не повинной барышней, и... и вот-вот это ему надоест.

– Ты же понимаешь, – медленно начал Марьян, – что, если она тебя засечет и вызовет полицию... суды, штрафы, все дела.

Кажется, этот разговор они разговаривают уже раз в десятый.

– Не засечет, – сказал Экс. – У нее там свет, мы – в темноте. Знать она меня не знает. Если кого и вызовет – пускай ищут по переулкам, успехов им.

Марьян глубоко вздохнул. Вместе с повышающимся градусом в его крови начинала закипать злость. Не злость даже – решительность, веселый такой задор. Может, одно перетекало в другое. Может, за этой решительностью он сам от себя скрывал страх сделать что-то еще, что-то, нужное ему самому.

Марьян разом выхлебал весь свой сидр, поти не чувствуя вкуса. Вытер рот, шмыгнул носом, посмотрел на Экса со смесью обиды и тоски. "Хрен с тобою, золотая рыбка", – подумал он, встал и пошел к боковому краю крыши.

Руки слушались легко, слишком легко, ловко цеплялись за нужные балки-перила-прутья-подоконники. Марьян спрыгнул наземь, отряхнул руки. Взглянул вверх.

Экс и не думал покидать своего поста.

Марьян, боясь растерять ненароком решительность, двинулся по узким переходам между дворами вперед – к дому, что над обрывом.

Итак. Это глупо, да. Это самонадеянно. Это вызовет у Экса лютую ярость. Он не простит, нет. Он будет скрипеть зубами и, может быть, даже предпримет что-нибудь. Может позвонить, например, наорать. Поэтому Марьян нащупал пальцами нужные кнопки и, не вынимая из кармана, прикрутил громкость телефона. На всякий случай.