Текст книги "Край ветров. (СИ)"

Автор книги: Кусуриури Диэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Диэр Кусуриури
Край ветров: ....

Снег был светлее неба. Сизые, будто бы предгрозовые облака висели низко, сплющивая видимый мир, словно ограничивая его. За полупрозрачной пеленой пурги едва различались темные, приземистые строения – штуки три, больше я разглядеть не смог.

Холод, который ранее был мне верным псом, другом, правой рукой и бог знает, чем еще, оскалил пасть, грозя укусить так, что мало не покажется.

– Иди за мной, – скомандовала Кей, – околеешь же, дубина.

Она развернулась и пошла вперед, с трудом преодолевая заносы. Кей была одета в меховую шубу и шапку, оружие она повесила на плечо. Я все еще не знаю, кого она тут караулила, но, стоит признать, пока что это волнует меня меньше всего.

Оказаться в таком месте в такое время в осеннем пальто – это надо суметь. Да, у меня получилось. Рад ли я этому? Пожалуй. Вот только мне тут, похоже, не слишком рады. Я могу понять Кей, она злится, я наверняка нарушил какие-то ее планы, я бы сам на себя злился, но я уже здесь. Я не слишком хорошо чувствую свои ноги, – но пока иду, утопая в сугробах по колено. По старой памяти я не боюсь смерти от холода, – опасное заблуждение, но ничего поделать с ним пока не выходит. Больше замерзающих пальцев и носа меня волнует, что скажет Кей, когда мы доберемся до тепла.

Я, конечно, надеялся, что мы зайдем в первый же деревянный дом, но Кей вела меня дальше. Вскоре из-за снежной пелены выплыли еще строения, расположенные плотнее, огороженные деревянными заборами. Среди них исмелась даже парочка двухэтажных, украшенных примитивной, грубой резьбой. Все щели в бревенчатых стенах были залеплены снежными заплатами, крыши утопали в белых пушистых шапках, неяркий свет едва проникал сквозь наледь на окнах.

Завывание ветра разбавил одинокий собачий лай, доносящийся откуда-то спереди, добавляя в пейзаж еще пару щепоток тоски и безысходности.

– Что это за место? – спросил я у Кей, стуча зубами.

– Варзау, – бросила она сквозь снег, мельком обернувшись.

– Не слышал...

– Тебе же лучше, – сказала Кей, как припечатала, открывая калитку перед ничем не примечательным темным домиком, занесенным снегом почти до середины передней стены.

Внутри было темно и холодно, как в подвале, но все же, теплее, чем снаружи.

Кей включила свет – голую лампочку, свисающую на шнуре с бревенчатого потолка, и я оценил интерьер: всюду узорчатые ковры, лики Потерянного и алтарики диад притаились в одном углу, еще какие-то сувенирные фигурки местных божеств – в другом, посредине комнаты – большая выбеленная печь... Кей положила оружие на грубый деревянный стол, бросила в угол шапку и шубу, оставшись в штанах с множеством карманов и мягком шерстяном свитере.

– Я затоплю печь, – сказала она, – ты пока открывай свое вино и принимайся греться. Как закончится – под лавкой найдешь, чем продолжить. Чувствуй себя как дома. И, да... удобства на улице.

– А врача тут у вас нет, случайно? – спросил я на всякий случай, вынимая задубевшую правую ногу из легкого осеннего ботинка.

– Есть, – сказала Кей, криво усмехнувшись. – Я и бабка-ветеринар, тебе который к телу ближе?

Я не знаю, какой там она врач – кажется, она только курсы по первой помощи оканчивала, но, при всем уважении, талантов эскулапа я в ней как-то никогда не замечал. Уж, наверное, надежней будут записанные мне на подкорку основы – хоть какой-то прок от ритуала...

Пока Кей возилась с печью, я, присев на лавку у стены, оценил масштаб поражений. Итак, легкое обморожение у нас есть, но ничего смертельного: ткани побелели, чувствительности нет, но я уже оттаиваю. Если подумать, я впервые вижу явные последствия мороза... на себе. Раньше только картинки в сети видел, да у других людей... вот оно, какое, оказывается. Не сказать, чтобы это было слишком приятно – колет, болит, тянет, – но, опять-таки, не смертельно, терпимо. Нет, сам холод я всегда чувствовал. До определенного предела. Дальше у магов включается ступень мифа, боль притупляется, а родственная тебе стихия не наносит вреда организму. Удобно.

И это ж скольким привыкшим к хорошему идиотам придется этой зимой не сладко...

В печи заплясали языки огня и весело защелкали сгорающие поленья. Кей, стряхнув с рук щепки и сажу, встала и обернулась ко мне, глядя со смесью осуждения и недоумения.

– Наверное, ты понимаешь, что стоит рассказать мне, откуда ты тут взялся в осеннем пальто, ботинках и с цветами? – спросила она сурово.

– Здесь – это где? – уточнил я, разминая ногу. – Где находится это Варзау? Хотя б относительно Тасарос-Фесса?

– Мы севернее Тасарос-Фесса и севернее Лунного. Ближайший большой город – Кэтлесс. И туда-то мы тебя и отправим, как я придумаю, в чем ты пойдешь.

– Эй-ей, подожди-подожди, – я примирительно поднял руки. – Да, признаюсь, я не ожидал таких э-эм... суровых климатических условий, но...

– Ты вообще подумал, что можешь испортить мне задание? – Кей сурово сдвинула брови и скрестила руки на груди. – Ты вообще думал о чем-нибудь перед тем, как сюда явиться? О чем ты думал? А?

– Кей, я...

– Да понятно, чем ты думал! Думал, явишься такой, а я такая радостная сразу, как щенок, тебе на шею брошусь, а дальше в книге не написано.

Я не знал, что ей ответить – язвить и препираться не хотелось, а проговривать вслух, что я раздосадован и расстроен, что мне горько от ее слов, было свыше моих моральных сил. И в то же время я все равно был рад оказаться здесь, видеть ее и... в доме становилось теплей, ноги оттаивали, и мне показалось на миг, что ледяное сердце Кей тоже должно оттаять рано или поздно.

Она села на стул и принялась молча осуждающе смотреть на меня.

– Так что ты делаешь здесь? – спросил я, оглянувшись по сторонам. В крохотном окошке можно было увидеть, как мечетуся, словно рыбки в реке, крупные снежинки, спутанные потоками ветра. – Что это за место – Варзау?

– Это умирающая деревня на границе с лесом, – сказала Кей. – Если ты не заметил. Раньше тут добывали алмазы, но месторождение выработалось. На данный момент имеем несколько стариков, доживающих свой век, семью охотников, приезжающих на лето и одного полоумного фаната-археолога, утверждающего, что драконов можно вывести из коней при помощи древнего волшебства.

– Ой, только не говори мне, что ты теперь его наблюдатель... – ужаснулся я.

– Я говорила, что он маг? – бесстрастно спросила Кей.

– Нет, но...

– Он не маг. Вообще текст задания не был озвучен. Меня дислоцировали в Варзау без конкретных указаний, поэтому я живу тут под прикрытием, пытаюсь что-то понять и жду.

– Ясно, – я кивнул. – И как, нравится?

– Это моя работа, – сурово ответила Кей.

– А что, если тебя просто сослали подальше от центра?

– Я стараюсь не думать об этом, – она помрачнела. – Ладно. Хватит обо мне. Как ты сюда попал? Вряд ли ты прошёл в одном пальто все эти сотни километров от ближайшего порта. Найк привёл тебя?

– В каком-то смысле, – я усмехнулся.

История вообще странная. Есть у нас один друг, – мы думали, что его зовут Тихомир Одиш, но оказалось, что нет. Оказалось так же, что он имеет занятный талант – сокращать пути, а так же видеть дороги, которые вели в то или иное место в прошлом. Видеть и идти по ним. А еще, при зажатой струне он оказался способен находить дорогу к конкретному человеку. Эту свою силу он умудрился заключить в стеклянный амулет, сделанный Никс, чародейкой огня, моей бывшей ученицей. Готовый амулет Найк подарил мне. Я, не долго думая, использовал его, тем самым уничтожив – и оказался тут.

Ладно, вру, думал я долго. Я взвешивал все "за" и "против", размышлял, стоит мне ждать или нет, могу ли я, должен ли... Как объяснить потенциальным работодателям свое исчезновение, что подумают хозяева дома, в котором я снимаю комнату и прочее, прочее, прочее. Я думал о том, что буду делать, когда найду ее, что я ей скажу. И, конечно, я никак не предполагал, что найду ее здесь.

Ее – девушку, отношение к которой менялось долго, порою кардинально, но в итоге я имею, что имею. Я простил ей ложь. Я увидел ее иначе, когда изменился сам. Мне теперь кажется даже, что это и есть – любовь. Я не уверен. Я не уверен, что вообще умею это и что правильно это понимаю. Я не уверен, что не путаю любовь с зависимостью, влюбленностью или еще какой напастью. И, тем не менее, я здесь.

Любить Кей сложно. Она резка, обделена чуткостью и тактом, в ней мало заботливости и тепла. В ней мало женственности, она бывает грубой и упрямой, и поровну с этим смелой и самоотверженной. В ней есть, однако, мягкость и слабость, хрупкость даже – иногда я вижу их, и в такие моменты мне хочется ее обнять, хоть мне и становится немного страшно. Словно я хочу взять на себя ответственность за нее – и боюсь этого, потому как не уверен в своих силах и даже в своих чувствах. И кроме всего перечисленного в ней есть внутреннее ощущение справедливости, конечно, не абсолюнтой, но... Она шла против своей гильдии и ее приказов ради меня, не имея ко мне никаких чувств, кроме дружеских, и не требуя от меня ничего – только лишь желая оградить меня от неволи и смерти. И, я думаю, здесь, на севере, она снова из-за меня. И мне понятен ее гнев. Вообще, я бы себе врезал на ее месте – за все, во что я ее втянул.

– Ты хоть понимаешь, что сделал? – сказала, наконец, Кей, когда я поведал ей о Найковом медальоне. – За тобой будут наблюдать всю оставшуюся жизнь. И вот ты берёшь и исчезаешь из-под носа у своего нового наблюдателя.

– Что-то я никого в том поле не заметил, – признался я, вспоминая стартовую площадку своего "путешествия". – Разве что, таксист...

– Подозреваю, теперь гильдия действует тоньше, но... Тебя будут искать.

– Ну, а найдут, и что? Я полностью оправдан.

– Ты у них на крючке, Рейни.

– Я могу потребовать обратно в наблюдатели тебя?

Она закрыла лицо руками, устало потерла глаза, потом поставила локоть на стол и оперла голову об ладонь.

– Давай открывай свое вино, – сказала Кей, тяжело вздохнув. – Я с тобой с ума сойду. И – нет, не можешь. Ты вообще ничего не можешь требовать. А уж тем более – меня в наблюдатели. Чего мне стоило давать показания так, чтобы ни одна зараза ничего не подумала, ты хоть представляешь?

– О, ты была очень убедительна, – заметил я, оглядываясь по сторонам и разыскивая что-то, похожее на штопор. – Даже я поверил. Прямо скажем – я поверил совсем. До конца. И пришел сюда без каких-либо чаяний и надежд. Ты уж прости. Но ты ответила мне. Там, в поле – ты же ответила мне. Ты ждала меня?

Она смерила меня взглядом, полным тежелого осуждения, и протянула универсальный нож.

Его зовут Рейнхард Майерс Даблкнот, и это его настоящее имя. Сценический псевдоним – «Рин», друзья иногда называют «Рейни». Ему около двадцати пяти лет, возможно, на два-три года меньше или больше – точной даты рождения выяснить не удалось, настоящих документов не сохранилось, а те, что остались с детдома, числа содержат явно выдуманные. На данный момент он – самый обыкновенный человек, не владеющий никакой магией, не болеющий ничем особенным, не несущий никаких проклятий и не разыскивающийся полицией. Возможно, гильдия уже начала искать его, но это продлится недолго.

Кей решила, что сообщит о пропаже не медля. Ну, относительно – все же идти к Фойлю достаточно далеко, пока можно слегка погодить и разобраться.

Вообще она даже предположить не могла, что Рейнхард сюда припрется. О ее местоположении знал только шеф – и он не стал бы выдавать координат бывшему наблюдаемому.

К тому же, Варзау... Идти сюда, будучи в своем уме? Кей вообще не понимала, зачем люди тут живут. Ну, ладно, тут – понятно, но Кетлесс еще севернее, что в нем делать кому-то, не занятому на верфях или в порту? Да и ради работы так страдать – зачем? Да, она сама страдала из-за работы, но это другой вопрос, который решить не так-то просто.

Рейнхард был из тех магов, кто прошел ритуал и оказался лишенным "проклятия" из-за событий, в которых принимал непосредственное участие. Он был осужден, приговорен к заключению, но по прошествии недели оправдан. Он – пешка в игре гильдийских глав, церкви, правительства и бог знает, кого еще. Кей понимала, что они никогда окончательно от него не отстанут. А Рейнхард, кажется, нет. Или он просто слишком хотел верить в то, что сможет жить, как нормальный, простой человек? Не поэтому ли он отказался от операции по восстановлению зерна? Безоружный, лишенный магических сил, с бутылкой вина и букетом цветов этот раздолбай шагнул в неизвестное... Да, он не знал, куда попадет. Но все же, такая самонадеянность и неосмотрительность возмутительны. А что, если бы они не встретились? Если бы пурга была сильнее и он не увидел бы ближайших изб? А увидел бы? Стал бы стучаться в пустые дома?

Это ж надо так бездумно рисковать жизнью, с таким трудом отвоеванной. Ну что за дурак, а?

В домике имелась одноразовая посуда, но Кей решила ее не доставать. Бутылка была красивой – темное стекло, стильная этикетка, заумное непроизносимое название. Дорогое вино, наверное. Ну что ж ты будешь делать...

Она помнила их разговор в Расколотом Замке, но не думала, что он запомнил.

– Будем пить из горла, – сказала Кей.

Первый глоток оказался сладким, без химического привкуса после. Передавая бутылку, Кей смотрела на Рейнхарда из-под полуприкрытых век, злясь на него, а потому ни капли не стесняясь. Он принял вино, запрокинул голову, делая сразу пару больших глотков.

– Да куда ж ты его пьешь, как портвейн, – хмыкнула Кей.

Рин взглянул на бутылку и этикетку:

– Честно – разницы особо не наблюдаю.

Конечно, поить его, чуток охлажденного погодными условиями, с одной стороны не рекомендуется, а с другой – как иначе предупредить простуду, с которой он практически наверняка сляжет завтра же? Медикаменты у Кей имелись, но вот нужен ли ей тут Рейнхард... Нет, его надо вернуть домой как можно оперативнее. Вот же упрямый, а. Надо было ему припереться!

Кей вздохнула снова, понимая, что больше злиться на него не хочет, да и не получается особо. В душе осталась досада и капля печали – всё это не так уж и весело.

– Ноги твои как? – спросила она.

Рин пошевелил покрасневшими пальцами:

– Пока до конца не понятно, но вроде ничего не отваливается. Если ты будешь так любезна дать мне тапки или что-то, в чем ты ходишь по дому – благодарности моей не будет предела.

– Точно, – спохватилась Кей, вставая и направляясь к сундуку с одеждой.

Вот тут могли возникнуть проблемы. Рейнхард – достаточно крупный парень, с длинными руками и ногами, и, соответственно, размер стоп у него тоже не маленький. Вся обувь Кей была сорокового размера, то есть, размеров на пять меньше нужного. И это если оставить в стороне вопрос, в чем его вести до Кэтлесса... нужна будет не только обувь, но и одежда. Стоит ли просить ее у оставшихся здесь стариков или Фойля? Нет, не вариант. Она и так привела его домой... за пургой его могли не увидеть, или решить, что померещилось. А если она начнет просить для него одежду...

– Знаешь что, – сказала Кей, открывая сундук и запуская в него руку. – Вот, пока надень пару шерстяных носков, и вот шальку на, укутайся. А там я что-нибудь придумаю.

Она бросила ему скомканную в клубок одежду.

– А как тебя сюда привезли? – спросил Рин, натягивая носки. – Или снова сама пришла, на лыжах?

– Завезли на тракторе, – сказала Кей, возвращаясь к столу.

– А электричество тут откуда?

– Все-то тебе расскажи, – хмыкнула она.

– А холодильник?

– На улице. Что, проголодался уже?

– Да так, в целом интересуюсь. Нам ведь придется тут жить какое-то вре...

– Не придется, – твердо сказала Кей. – Я отправлю тебя обратно, как только... придумаю, как.

Рейнхард замер. Кей на секунду пожалела о своей резкости.

– Как скажешь, – произнес он без каких-либо эмоций в голосе.

От этой покорности ей стало еще хуже – не понятно, почему, но спорить она не стала. Поднялась, сняла с полки остывший мясной пирог, поставила на стол рядом с вином.

Здесь, в этой дыре, ей только и оставалось, что патрулировать, заниматься рукоделием и учиться стряпать. Сети в Варзау не было, почтальон приезжал раз в месяц, стационарный телефон в усадьбе Фойля работал с перебоями. Литературные пристрастия археолога были довольно экзотичными, и, когда на третьем томе "Основ мировоззрения магов первого призыва Сороса" Кей поймала себя на том, что впадает в депрессию, она заказала у шефа портативную читалку с набором чего полегче – и вот как раз ждала прибытия агрегата вместе с почтальоном. Кей задумалась – не подождать ли, действительно, почтальона с его транспортом? Но это еще как минимум две недели. За две недели жители деревни точно заметят прибавку населения. Возникнут вопросы. Нет, не вариант.

– Угощайся, – предложила Кей, обратив внимание на то, что Рин мешкает с пирогом. – Сама пекла. Это мой пятый.

Рин удивленно приподнял брови.

– Первые два сгорели, – пояснила Кей и, выбрав кусок средних размеров, приступила к позднему ужину.

Рейнхард, судя по лицу, все еще не верил, что она на что-то такое способна. Но, увидев, что Кей не валяется на полу в корчах, тоже соизволил протянуть руку и взять кусок пирога. Откусил.

Думая, что пить ей, конечно, не стоит, Кей сделала глоток вина, разбавляя им вкус пряного мяса и соленого теста. Видимо, зачем-то ей нужен этот презренный самосаботаж. Наверное, она все же впечатлилась явлением Рейнхарда больше, чем может себе признаться.

Он сидел в углу и жевал, явно удовлетворенный пирогом, и видом своим вызывал в памяти многие сложные для понимания и принятия вещи.

Он казался слегка чужим – достаточно чужим, чтобы не хотелось касаться его даже косвенно. Кей не приходилось преодолевать никаких порывов – вот он, вот она, вот полтора метра между ними, и это – правильное расстояние.

Каким-то образом, даже после суток в настоящей тюрьме, ему удалось сохранить шевелюру – всю эту дурацкую роскошь, которой позавидуют многие эпатажные модницы, ведь выбелить волосы до такого оттенка надо еще суметь. Похоже, его богиня не лишила дитя своего последнего дара, хотя должна была лишить всего.

С того дня, когда Кей видела его в последний раз, Рин, пожалуй, стал даже краше – в смысле, краснее. Его кожа лишилась мертвенного оттенка, щеки порозовели, и даже не смотря на белые волосы он стал казаться молодым, а, точнее, его возраст и внешний вид пришли в некоторое подобие равновесия.

– Ну что, как пирог? – спросила Кей.

– Я так увлекся, что забыл похвалить, – все еще жуя, ответил Рин.

– Ты когда последний раз ел-то вообще?

– Не помню.

– Ясно все с тобой, – Кей снова отхлебнула вина и передала бутылку Рейнхарду.

Там оставалось уже на донышке – потому Кей полезла под лавку и вынула оттуда бутылку мутного зеленоватого самогона авторства Яна Фредека. Дурное решение усугубить не встретило в ее голове каких-либо моральных преград, и потому она, откупорив бутыль, все же соизволила вытащить с полки пару глиняных кружек, сработанных на удивление хорошо. К вину бы они не подошли, а к самогону – вполне.

Под лавкой же обнаружились сиропы, корица и перец. Кей насыпала всего щедро в обе кружки, полив получившееся малиновым сиропом, и пододвинула одну из чашек Рейнхарду.

– А не жирновато ли будет? – спросил он.

– Пей давай, – ответила Кей. – Тебе теперь главное не заболеть. И я таки рекомендую это как основное лекарство. Народное средство, вот это всё.

– Ладно. Сурово. Но ладно, – Рин, покончив с пирогом, взялся за кружку. – Ну, за... за встречу?

Глиняные бока соприкоснулись, глухо стукнулись. Алкоголь попытался прожечь горло изнутри, но горло оказалось прочней. Кей занюхала собственными волосами, сморщившись аж до слез, потрясла головой и выдохнула. Придя в себя, обнаружила, что Рин не выпил – он все это время с дурацкой улыбкой смотрел на нее.

– Так, я не поняла...

Рин, более не медля, опрокинул в себя содержимое кружки. Сморщился чуть – но довольно быстро отошел, глядя на Кей глазами ясными, с пляшущими в них отсветами лампы, похожими отчего-то на кружащих в ночи мотыльков.

Кей тоже засмотрелась на него, понимая вдруг, что, пожалуй, скучала по этому оболтусу куда сильнее, чем следует и чем сама она думала, или позволяла себе думать.

Это алкоголь. Точно. Та самая стадия, в которой ты расслаблен, тебе тепло и хорошо. Та, которую ты пытаешься продлить, вливая в себя еще. Значит, больше пить не нужно.

– А сейчас мы тебя укроем и ты поспишь, – сказала Кей, поднимаясь со стула. Протянула Рейнхарду руку: – Вставай. Пошли. Кровать вон там.

Он прикоснулся к ее пальцам – его рука все еще была горячее, чем следует. Кей сжала его ладонь и потянула за собой. Рин не сопротивлялся.

– Вот, – Кей указала на кровать, неряшливо накрытую мятым пуховым одеялом в черном пододеяльнике. – Прошу. Располагайся.

Рин сел, глядя на нее снизу вверх. Начал медленно стягивать с себя свитер вместе с майкой.

– А ты где будешь спать? – осведомился он.

– Я... вон там, над печкой, еще что-то вроде этажа, – Кей махнула рукой, неотрывно глядя на его голое тело, мягко высветленное отблесками пламени. Капля пота стекала прямо между грудными мышцами на мышцы живота, кожа возле стоящих сосков от холода вмиг покрылась мурашками.

– Кей, – произнес Рин, – глаза. Мои глаза немного выше. Впрочем, я не против, ты же знаешь.

Он расстегнул пуговицу на брюках, и тут Кей пришла в себя. Резко развернулась, встряхнула головой, выдохнула.

Ее подвело то, что она не ушла сразу. Считав этот миг промедления, Рин поднялся и преодолел то самое правильное расстояние, обнял ее за плечи, прижался грудью к ее спине, горячей щекой к виску.

Кей мгновенно окаменела.

Что он себе позволяет?

Да, здесь их никто не видит. Да, она включилась в его игру. Да, она ответила ему тогда, когда он обнял ее в снежном буране, явившись из ниоткуда, она не оборвала поцелуй, она обняла его в ответ.

Память о том мгновении ярче некуда.

Ну сколько можно преступать эту нескончаемую черту?..

– Я так скучал, – сказал Рейнхард. – Видит Потерянный, я не думал тебе мешать, просто, вспомнив уговор, я хотел... как бы я смог доказать тебе, что... Я должен был увидеть тебя.

Она сжала кулаки.

Ей хотелось бить себя по щекам за то, как ярко перед глазами предстают непотребные картины животной, болезненной страсти. Да, в этот момент ей хотелось, чтобы он повалил ее на стол и сделал то, что так хорошо умеет. Ей хотелось, чтобы он заткнул ей рот запястьем и навалился всем весом, так, чтобы было трудно дышать и бестолку вырываться. И чтобы то, что она только видела, можно было бы ощутить – наверное, он должен быть правда хорош в деле... и каково это, быть с ним? Вгрызаться ему в шею, сжимать коленями бока, льнуть к нему, сосредоточившись на процессе, забыв обо всем на свете...

Как сладко было бы оступиться.

Но она заставила себя не думать об этом, пока Рейнхард обнимал ее, гладя по волосам.

Она мягко развернулась, уткнулась ему в грудь руками, прижалась к запястьям лбом.

– Рейни, – прошептала Кей, – отпусти меня.

– Но почему? Зачем?

– Ну не получится ничего. Как ты не понимаешь?

– Я думал, после того, как все закончится...

– Ничего не может закончиться, Рейни, – Кей вздохнула. – Это навсегда.

– Я не понимаю.

– Я просто чувствую – ну ничего хорошего не получится. Ты... я... к чему все это приведет? Почему ты не можешь найти кого-нибудь подходящего? Что ты во мне нашел? Какая логика во всем этом?..

– Кей, – он заставил ее посмотреть себе в глаза, – я многое понял за пройденный путь. И люди – не вещи. Я не могу выбрать себе девушку по параметрам. Ну, то есть, могу, но я не хочу так. И я не буду от тебя отступаться, если узнаю, что ты... хм... не умеешь вставать на мостик, например.

Она отчаянно расхохоталась. Взглянула ему в глаза:

– Я не умею.

– Не важно. Суть в том, что все это работает не так. Я точно еще не понял, как – но "подходящесть" это не то, чем меряют людей, когда... когда испытывают к ним чувства.

Чувства. Надо же. Вот что он себе выдумал.

Кей осторожно толкнула его в грудь, заставляя попятиться и упереться в кровать. Мягко надавила на плечи – Рейнхард сел, слегка откинувшись назад. Кей наклонилась к нему, провела рукой по виску, задевая мягкие белые волосы, коснулась ключиц, скользнула по плечу, завороженно следя за своими пальцами... Да, он все еще так же красив, он все еще будто бы создан для этих дурацких и пошлых страстей, его бы валить и... впрочем, не для нее цветет этот белый пион, лунный опал.

И можно бы было взять то, что он так ласково предлагает – но толку-то? Потом будет стыдно и больно. Даже если это останется между ними. Да нет – ей уже больно. От осознания, что не может все это продлиться дольше, чем ночь. Рейнхард, возможно, обманывает сам себя – чувства, не чувства... Эта ложь завела его далеко, и пора бы ему повернуть. До того, как они переспят.

Хотя, может быть, так было бы проще.

– Ты хочешь меня, – Рейнхард поймал ее руку.

– Ты в зеркало давно смотрел? – Кей попыталась приправить голос насмешкой и, вроде бы, получилось.

– И не таких желают, при том искренне. А меня, бывало, пытались поиметь из спортивного интереса – я узнаю теперь этот расчетливый холодок в глазах. Тебя же выдает тело – зрачки, румянец, и я готов поспорить на что угодно – стоит мне проверить, как там дела с...

– Мерзкий пошлый ублюдок, – Кей вырвала свою руку из его хватки, выпрямилась. – Я просто хотела с тобой попрощаться. Завтра... нет, послезавтра мы выступаем в Кетлесс.

– И почему же не завтра?

– Нужно еще придумать, как. И да. Даже, если хочу, это ничего не значит. И ничего не меняет.

– А что может что-либо изменить, Кей?

Он смотрел ей в глаза, вглядывался, словно от ее ответа зависит всё.

– Может быть, время, – сказала она.

Кей ушла куда-то посреди ночи, или, как я догадался позже – на рассвете. Вернулась она к вечеру, принесла мешок с какими-то припасами и принялась изображать буку.

Мне, конечно, не стоило быть таким настойчивым – или, наоборот, стоило надавить? Думаю, все же, первое. Если бы я снова использовал тот же прием, что в Расколотом Замке, может быть, что-нибудь и получилось бы – но это был бы лишь результат манипуляции. Не такое согласие мне нужно и не такое принятие. Конечно, остается вариант, что, раз попробовав, она окажется на крючке – но это уже совсем клиника, нельзя такое проделывать с людьми.

Вчерашние наши разговоры были всё вокруг да около, хотя мне казалось, что я понимаю, о чем речь. Но я сказал себе без обиняков: нет. На самом деле я не понимаю ничего. Мне нужно задать конкретные вопросы, получить на них точные ответы, ну, или хотя бы развернутые.

Поэтому, когда она вернулась и села пить чай, я спросил всё, что нужно, натурально по пунктам.

Кей сказала, что это очевидно: она не бросит работу ради призрачной возможности отношений с таким ненадежным мной. И что я не стану ездить за ней по заданиям – никто бы не стал, а уж бывший маг... И что вариант, где мы изредка видимся в какой-нибудь экзотической стране, наскоро удовлетворяем потребности и снова ограничиваемся длинными письмами – не для нее, и тут я даже не думал спорить: я тоже не верю в отношения на расстоянии. Конечно, это было бы крайне похоже на романтический балаган, сама идея меня позабавила, но Кей была права. К чему нам это?

Я спросил, что именно ей такого в ее работе, не обязывают же поглощающих посвящать гильдии всю свою жизнь? На что она ответила, мол, работа, конечно, не волк, но только она одна позволяет Кей чувствовать себя живой и нужной – тут, я думаю, надо копать вглубь и знакомиться с ее отцом, который богат, чтобы посмотреть, откуда у нас такие жирные чердачные постояльцы. Я, было, заикнулся о состоянии ее отца и о том, что она могла бы выбрать какую-то более творческую профессию, на что Кей намекнула, что творческими профессиями мне нужно заниматься самостоятельно, а чужое богатство такая вещь – глазом моргнул и все пропустил, не заметив, как ты остался один у разбитого корыта в облупленной халупе на днище старого города.

Вот сдался им этот старый город! Не весь старый город – трущобы, есть там приличные тихие улочки, уютные и светлые... Но ладно.

Работа в гильдии, по словам Кей, гарантирует ей приличную старость и хорошее лечение в клиниках, сотрудничающих с целителями – осталось не подхватить вирусов или инфекций, и старость будет приемлемой. Я, было, намекнул, что до этой старости ей бы еще дожить, и напомнил, как из-за работы же она сунулась за мной в форт Лунный, рискуя всем на свете, на что она внятно ничего не ответила, – долго дула на давно остывший чай и смотрела на меня из-за края кружки блестящими и злыми карими глазами, будоражащими, как кофеин в вену и холодными, как дыра между мирами – да, я все это видел и пробовал, и знаю, о чем говорю.

И что тут делать – действительно, непонятно. Разговор с конкретикой не оказался лучше и продуктивней разговора на эмоциях и вокруг да около.

А говорить открыто и честно, не вычитая из слов чувств и надежд мы, кажется, еще не научились.

Словом, если судить с позиции разума, Кей была во всем права, или – сумела убедить меня в этом. Имея за душой большой опыт плотного телесного взаимодействия с девушками, я практически впервые сталкиваюсь с тем, что этот опыт мне не поможет. Потому, что масштабы поменялись. Да, манипуляцией или принуждением, игрой на ее желаниях я мог бы добиться ее единожды – но смысл? Может, я буду еще полжизни жалеть, что не сделал этого, но, скорее всего, я буду думать, что поступил правильно.

В конце концов, я нашел ее, и мы поговорили наедине, как взрослые люди, обозначив позиции и чаяния. Наверное, как взрослые.

Если подумать, это – как танец двух калек-акробатов: занятно, но смотреть немного неловко. Так и наши с ней навыки строить межличностные отношения оставляют желать лучшего. И я б потренировался на помидорах – но жизнь... я немного боюсь того, что это все станет ненужным мне слишком скоро, и кроме божественной искры я лишусь единственной в жизни любви.

Именно поэтому я шагнул в неизвестное, поэтому позволил себе говорить все те банальные глупости, и вообще непонятно, почему я не сказал больше и не принялся клянчить и выпрашивать хоть каплю взаимности. Наверное, все же какая-то гордость во мне осталась.

И я принял поражение, пытаясь думать о нем, как о поражении в битве, но не в войне. Я не сдаюсь, но отступаю. Я попытаюсь еще. Я буду думать об этом всем, искать пути. Мы оба чего-то не понимаем. Причем мне кажется.... это что-то проще некуда. Возможно, мы просто старательно закрываем глаза на путь, который на самом деле есть.

Кей допила свой чай. Из мешка она достала звериные шкуры, веревки и старые дырявые валенки.

– Ты что, караван ограбила? – спросил я.