Текст книги "Край ветров. (СИ)"

Автор книги: Кусуриури Диэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Склад наших местных охотников, – хмыкнула Кей. – И не ограбила, а совершила взаимовыгодный обмен. Наплела им, что мне в моем дауншифтинге как-то не хватает единения с природой и спать я желаю исключительно на теплых шкурах. Свое одеяло я тебе, сам понимаешь, на поносить не дам – мне его еще пользовать. Так что будем соображать тебе шубу из того, что не жалко.

Пока я возился с валенками, штопая их, Кей колдовала с моим пальто, большой иглой пришивая к нему толстые волчьи шкуры поверху, а те, что потоньше, чьи – я не распознал, – вместо подкладки. Получившаяся шуба сидела впритык, но в ней мне моментально стало жарко.

– Покатит, – одобрила Кей. – Разве что вот еще... хм, может сработать.

Она принялась стягивать со стенки ковер. Пока я таращился на это действо, забыв предложить свою помощь, она кинула плотную материю на бревенчатый пол и принялась раскраивать. Заскрипели огромные ржавые ножницы, от ковра полетел ворс и клочья вековой пыли, но в итоге из него вышло что-то вроде накидки, которую Кей наказала мне надеть поверх шубы и подпоясать веревкой. Возможно, она издевалась. Возможно, и нет. Я решил довериться человеку, страдающему от холода дольше меня – я-то склонен недооценивать силу стихии, ранее мне подвластной.

Ковер Кей обметала суровой нитью с нескольких сторон.

Наверное, смотрелся я изумительно. В доме, правда, не оказалось зеркал – но мне хватило фантазии и выражения лица Кей: она с трудом оставалась серьезной.

Ну, смейся-смейся, что уж там.

Я не стал больше доставать ее расспросами – снял шубу, свитер, забрался на предоставленную мне кровать и взялся за недочитанный томик "Мировоззрения магов Сороса первого созыва" – занятная, кстати, вещь, дотошно рассматривающая социальную структуру, ритуалы и обычаи вышеозначенных магов. В те времена еще повсеместно поклонялись диадам, культ Потерянного только раскачивался, распространяясь по южным странам. Войны, голод, болезни, бесчеловечные магические пытки и эксперименты, грандиозные катастрофы и убийственно-ивзращеннные идеи – это все не описывалось в книге напрямую, но отголоски нашего темного прошлого прямо-таки просвечивали между строк, соединяясь в одну бесконечную историю где-то на задворках моего сознания.

– Слышь, Рейнхард, – соизволила обратиться ко мне Кей. – А как там остальные?

Она лежала у себя на втором этаже, что над печкой, больше похожем на полку, и голос ее доносился из темноты.

Я отложил книгу.

– Ну, насколько мне известно... Милаха Керри прошел через Игольное Ушко и, потеряв черноту языка и немного сбавив в насыщенности, приобрел умение понимать животных. Всех или не всех – не знаю, но котов, коней и Лунь – точно. Вроде как он собирается уехать вместе с Ирвис в Чаячий Ильмен, где та планирует как-то участвовать в производстве кино.

– Ух ты, – откликнулась Кей.

– Найк и Никс загорели, разъезжая по югам, где они выкопали последнее тело Абеляра Никитовича, и тот, вроде как, идет на поправку. Насчет некромантов-целителей и прочих рыжих не знаю – не общался.

– А сам ты как?

Вот этого вопроса я не ожидал. Ну, что ж, эмоции схлынули, можно и по-человечески поговорить.

– Я пытаюсь... пытался устроиться на работу. Нам нужны деньги на съем репетиционной базы, на нормальную звукозапись, может, на клип тоже... Я решил, что работа на дому развращает, купил деловой костюм, сходил уже на три собеседования.

– М-м, молодец.

– Еще мы задумались о нормальной странице, продаже атрибутики и, соответственно, надо сначала сообразить фотосессию всей группе и каждому по отдельности. У меня есть кое-какие идеи, ничего пристойного, сама понимаешь – такая у нас концепция, это мы, собственно, и продаем. Кроме этого решено соваться во все возможные фестивали и конкурсы, а меня парни хотят ко всему отправить отдельно на курсы вокала – мол, технику подтянуть. Я не против, в общем-то, никогда не был удовлетворен своими навыками до конца, расти еще и расти. Короче, мы решили пробивать потолок лбами, приложить все возможные усилия. Раньше-то как-то всё же побезолабрней были, на "душу" надеялись да на удачу... но это в прошлом. И да, еще пришлось выгнать басиста.

– Поня-ятненько, – протянула Кей.

Чего это она? Неужели скучает по нашей компании, такой разношерстной и такой дурной? Этого я спрашивать не стал, но задал другой вопрос, чуть менее скользкий... или чуть более? Я спросил ее о том, не знает ли она, как получилось так, что меня оправдали? Кей ничего не ответила, зашуршала одеялами и, кажется, отвернулась.

Я не стал расспрашивать дальше.

На рассвете, в сумерках, нам нужно выдвигаться.

Раз Кей считает, что так надо – что ж, так тому и быть.

Мы вышли, когда было еще темно. Мне вообще кажется, что тут все время темно – какая-то страна бесконечной ночи. Выходили по-тихому, озираясь и стараясь даже снегом не скрипеть, но уйти незамеченными не вышло.

Когда приземистые домики Варзау стали тускнеть, сокрытые снежной пеленой, нас нагнал человек – как я понял по недоуменному замечанию Кей, тот самый странноватый археолог – некто Фойль. Это был парнишка неопределнного возраста в характерных квадратных очках с толстой черной оправой. Куцая шуба из неведомого пушного зверька скрывала его фигуру, но было понятно, что он худ и весьма сутул.

Он говорил с Кей, я не слышал их разговора, стараясь не отсвечивать и вообще слиться с местностью. Думаю, сделать это в ковре у меня не очень получилось.

Кей вернулась ко мне, держа в руках прозрачную стеклянную банку с чем-то желтым.

– Фойль тебе мёда передал. С орехами, – сказала она. – Сымай рюкзак, сам ее понесешь.

– Зачем мне мед с орехами?

– А мне почем знать?

– Ну, ладно...

– Может, он твой фанат?

– А ты не спросила?

– Я постаралась быть вежливой.

– Как бы он меня узнал в шапке и шубе? И как он вообще узнал, что я тут есть и что мы куда-то идем?

Кей скорчила недоуменную мину и снова ничего не ответила – затолкала банку с медом мне в рюкзак и двинулась вперед.

Мы шли по дороге, – по крайней мере, так можно было предположить по расположению столбиков, возвышающихся над снежной гладью. Кей прогнозировала около шести часов пешего хода. Ну, не мало, но и не так уж много. Конечно, нехоженный снег дело не упрощает, но куда уж тут денешься. Еще на рассвете я, было, заикнулся, что мог бы и сам дойти, но Кей отказала мне и в этом удовольствии. Наверное, ей все же наскучила эта всеми покинутая деревенька, а тут – хоть какое-то развлечение, пусть и сомнительное.

А холод, тем временем, обнаружив в своих владениях таких сладких и теплых людей, попытался нас как-то переварить – но пока что тщетно. Моя импровизированная шуба оказалась хорошей защитой, шапка Тихомира тоже пришлась кстати, и только незакрытые глаза, нос и запястья, выглядывающие из карманов, страдали, но это ничего.

Я сунул руки поглубже, нахохлился и ускорил шаг, чтоб не отставать от Кей.

Ветра не было, снег падал редко и плавно.

Мы почти не разговаривали, идти было все-таки довольно тяжело. Так вышло, что, проведя детство на севере, я ни разу не надевал лыж – так что мне не известно, упростило бы это наш путь или нет, но, влюбом случае, мы шагали просто на своих двоих. И завидовать каким-нибудь проезжающим мимо на машине счастливчикам не приходилось – никого на дороге не было. На ней вообще не было следов, и я иногда даже столбики километров из поля зрения терял.

Кей то и дело сверялась с компасом.

Я верил ей и не слишком беспокоился о направлении. Все-таки, человек, сумевший в одиночку добраться до секртеного форта Лунного, должен уж как-нибудь привести нас к станции? Мой собственный телефон со встроеным навигатором не мог найти нас в такой дыре – покрытия не хватало, поэтому я прекратил попытки найтись и сунул аппарат обратно в рюкзак, сосредоточившись на том, чтобы просто идти следом за Кей.

Наверное, я зря был так беспечен.

Шел примерно третий час пути. Мы минули бескрайние поля под Варзау и вошли в бесконечный по моим ощущениям лес. Кей как-то плавно замедлилась, а когда я поравнялся с ней, спросила:.

– Рин, ты это тоже слышишь?

Я прислушался, одновременно внимательнее осматриваясь вокруг: снег и снег, серовато-белый, свинцовое небо среди тонких ветвей... Лес здесь был светлым, редким и, по ощущениям, безопасным. Что за звук ее насторожил? Я различал лишь, как тихонько свищет ветер в верхушках сосен, чуть усилившийся за последние полчаса, – это, пожалуй, и всё.

Но потом я учуял тихий-тихий отзвук звериного воя. Надо же. Все же профессия дает о себе знать. Видимо, какой-то диапазон я слышу хуже, чем Кей, которая не привыкла глохнуть на концертах и репетициях.

– Волки? – спросил я.

– Похоже на то, – ответила она. – Ну, они тут есть, да.

Кей сняла винтовку с плеча, взяв ее в обе руки.

– Слушай, я тут подумал... а как ты сама возвращаться-то будешь?

– Как-нибудь вернусь, – она неопределенно повела плечом.

Ясно, разговор окончен.

Мы двинулись дальше, невольно ускорив шаг.

Деревья мелькали мимо, сливаясь в сплошное белое марево, и, если б не компас, я бы задался вопросом, а не проходим ли мы один и тот же кусок дороги снова и снова. Вместо этого я пытался вспомнить, что за живность здесь водится. На ум сразу пришли туманные волки, но, насколько я знаю, за Цинару они не заходят, а мы – севернее... да, как раз тут их и можно встретить. Снежные соры тут тоже есть, я даже видел отверстия их норок в снегу, но они вполне безобидны. Из крупного здесь могут быть медведи – черные акраи, серые лейхош и белые санаса, старинные стражи северных лесов, которым приписывают ум и божественные силы. Когда я шел по лесу... тогда, много лет назад... я надеялся встретить хоть одного. Тогда мне было пятнадцать. Вокруг было так же бело, колючий снег врезался мне в лицо, холодил шею, живот, таял под ногами... первое время таял. Пробудить миф не так-то просто. Сначала нужно замерзнуть – хорошо, крепко, так, чтобы дар очнулся, понял, что носителю грозит опасность. Я не одушевляю силу, нет. Сейчас. А тогда... тогда мне было проще думать, что еще чуть-чуть – и проклятие вступится за меня, заберет из мягких лап приближающейся белой смерти. Раз уж на эту смерть обречен любой элементалист, решивший обуздать свою силу. По крайней мере, так мне тогда внушали, и я еще не знал, что бывают маги, у которых все получается без боли и слез. Которых не нужно отвозить подальше в чащу и оставлять там.

Миф защитил меня. Я прошел тот лес, как прохожу сейчас через этот. Вот только тогда я был наг и бос, а сейчас... сейчас меня защищают чьи-то содранные шкуры, храня драгоценное тепло, но дара во мне теперь нет как нет.

Я наткнулся на спину Кей – она зачем-то резко остановилась.

– Что там? – спросил я, тут же улавливая, впрочем, в чем дело.

На расстоянии в двадцать метров от нас через нехоженный снег тек тонкий красный ручей.

Кей, нервно перебирая пальцами в шерстяных перчатках по черному корпусу своей винтовки, глянула на меня:

– Это ты мне скажи. Красные реки? Это нормально для здешних широт?

– Это нифига не нормально, – произнес я.

– Ладно, – Кей сглотнула. – Просто переступим его и пойдем дальше.

– Погоди, давай хоть поближе глянем для начала.

Это не противоречило плану Кей, тем более, что "ручей" пересекал наш маршрут под прямым углом. Когда мы подошли ближе, оказалось, что красен только снег по краям проплавленного русла. В самом углублении обнаружились лишь мелкие черные лужицы. Удивительно было другое – они казались какими угодно, но не ледяными. Я бы мог покляться, что черная жижа на дне ложбинки – теплая. Трогать это мы оба не решились.

– Похоже на кровь, – произнес я. Взглянул в обе стороны, определяя, откуда она могла натечь. Выходило, что в западном направдении почва уходит вверх, и именно туда, петляя между деревьями, ведет кровяной след.

– Рейнхард, – сурово сказала Кей. – Даже не думай...

– Да ладно, как будто тебе самой не интересно.

Мне, по правде говоря, было немного страшно. Но что-то подсказывало мне...

– Я не уверена, что хочу знать, откуда это натекло, – произнесла Кей. Задумалась, хмурясь. – Но... да, наверное, ты прав. Возможно, стоит посмотреть.

Она говорила неуверенно. Не думаю, что она согласилась со мной из-за того, что это я такой хороший. Полагаю, она решилась отступить от маршрута потому, что это – чем бы оно ни было – может быть тем, зачем ее сюда прислали.

Мы пошли вверх по склону, обходя деревья, под чьими корнями, плавя снег, пробегал красный стежкой кровавый ручей. Подъем оказался недолгим. Вскоре стволы высоких светлых сосен расступились, и мы увидели...

Это был олений остов. Клочья черно-красного мяса на белых костях. Судя по размеру ребер, животное было не просто большим. Гиганстким. Наверное, оно могло бы быть более двух метров в холке, что, собственно, подтвердила обглоданная голова, нашедшаяся подле. Из красного безглазого месива торчали витые золотые рога, заляпанные кровью.

Я многое в своей жизни видел. Такое – впервые. Мой наставник никогда не охотился на золоторогих оленей, а растерзанных туш мы не находили. Может, чуть позже меня накроет тошнотой от мерзости увиденного, но пока я смотрю на мертвого зверя отрешенно, удивляясь собственному спокойствию.

– Фух, ну, слава Потерянному, – выдохнула Кей, опуская уже взятую наизготовку винтовку. Ее увиденное тоже не сумело выбить из колеи – она куда как крепче. – Я-то думала найти здесь человеческую расчлененку.

Я нервно хохотнул.

Распотрошенная туша, по странному стечению обстоятельств не издающая никакой вони, хоть и не успела еще окончательно остыть, мало напоминала живое существо. Но моей фантазии хватило, чтобы посочувствовать мертвому зверю.

Снег вокруг оленьего остова был вытоптан подчистую, на запад вела цепочка свежих следов – кажется, волчьих.

В миг, когда я опознал следы, снова послышался вой, словно в издевку. На этот раз он звучал достаточно громко – значит, звери теперь ближе.

– Так, нечего стоять, пошли, – Кей потянула меня за локоть. – Мне не очень хочется встречаться с теми, кто эту тварь положил.

Мне тоже не хотелось.

Светлый лес не стал темней, но ощущение опасности обострилось. Я по привычке не смог, не сумел почувствовать настоящего страха. В моей голове проклятье все еще было со мной. Это ощущение былого всемогущества погубит меня, если я останусь здесь.

Мы двинулись дальше.

Я не мог знать, что чувствует Кей. У нее было непроницаемое лицо. Ее выдавал только скорый шаг и то, что оружие она несла так, чтобы в любой момент быть готовой выстрелить.

Через полчаса хода мы выбрались из лесу на некоторую холмистую местность – обзор был плохой, то и дело приходилось забираться вверх по довольно крутым подъемам и тут же спускаться. За холмами обнаружилось замерзшее озеро, сравнительно небольшое – с футбольное поле, а сразу за ним нас снова встретил лес, но уже другой. Этот встал плотной сплошной стеной, темный, непролазный, с нехарактерно густым для здешних широт подлеском. Вечнозеленые ели казались черными, особенно на контрасте с искристо-белым снежным покровом. Кей, сверившись с компасом и, на всякий случай, с бумажной картой, решительно повернула направо.

Мы двигались вдоль кромки еловых зарослей еще около часа. Обогнув выступающий мыс, повернули налево, в широкую просеку, где через равные промежутки возвышались монотонно гудящие опоры линий электропередачи – светло-серебристые высоковольтные великаны, навсегда застывшие с разведенными в стороны руками. Стало немного спокойней. Почувствовалось, что мы здесь все-таки не одни, мы все еще в своем мире. Человеческое жилье далеко, но оно где-то есть. Это место не полностью оторвано от цивилизации. Просто оно... такое. Здесь просто очень много снега, он тянется будто бы бесконечно, этим широтам плевать, что у кого-то там – середина осени. Здесь север и точка.

Где-то в глубине черного леса беспокойно, назойливо перекликались сычи. Последние двадцать минут мы поднимались вверх под небольшим уклоном, и, когда вышли на перевал, перед нами раскинулся величественный, тихий пейзаж укрытой белым саваном долины, спокойно спящей под тяжелыми серыми небесами. Вдалеке виднелся намек на черную замерзшую реку. Долину покрывали бурые заплатки лесов, и за этим всем можно было рассмотреть старые низкие горы, голубовато-серые, едва различимые на самом пределе зрения. Ветер бил в спину, позволяя смотерть вдаль, не щурясь.

– Слушай, а не должны мы с такой высоты видеть поселок у станции... и саму станцию? – спросил я у Кей, наблюдающую тот же пейзаж в бинокль.

Она ничего не ответила. В голову мне закралось подозрение: не могли мы.... не могли же мы потеряться?

– Кей?

Она скривила губы, передала бинокль мне.

– Куда смотреть?

– Туда смотри, – она показала направо и вверх.

Я принял бинокль, подстроил под свою ширину глаз, подкрутил резкость...

– Ага! Поселок!

– Поселок, – согласилась Кей, – но что-то я не вижу характерного моста через реку, да и вообще как-то он отличается от того, каким я его запомнила.

– Может, это потому, что мы идем туда не по дороге? На тракторе ты, скорее всего, иначе ехала?

– Может быть, – согласилась Кей. – Ладно, отдохнули, теперь погнали. Осталось мало. Там поедим и я посажу тебя на поезд.

– Перспектива не так уж плоха, – признался я.

Есть хотелось. Организм, возмущенный суровыми климатическими переменами, начал требовать свое.

Дорога пошла на спуск, идти стало проще. Мне показалось, что мелькающий по бокам лес становится тем выше, чем глубже мы входим в долину.

Снежный покров утоньшался, воздух застыл в безветрии. Окружающую дикую тишину нарушали лишь наши шаги и шерох одежды. Надоедливые сычи, неумолкавшие весь путь по просеке, куда-то пропали.

– Рейнхард, будь, если что, готов, – проговорила Кей.

– Нагнетаешь.

– Если бы.

– И что мне, по-твоему, стоит делать, если вдруг?..

– Вот уж не знаю. Ну... может, хотя бы, успеешь залезть на дерево?

– Хорошо ж ты меня оцениваешь.

– Ну, извиняй, – она хмыкнула. – Но, сам понимаешь, какой от тебя сейчас прок.

Ее замечание укололо. Но она была права. В случае чего толку от меня и правда будет не много.

Мы шли по тонкой перемычке между двумя озерами. Кажется, мы снова выбрались на дорогу, хотя точно я бы не смог сказать. На снегу все еще не было никаких человеческих следов. Белую сплошную скатерть иногда пересекали тонкие цепочки отпечатков птичьих лап и заячьи петли. Людского жилья тоже было не видно.

Короткий подъем наверх – и снова над нами сомкнулись сосновые кроны, закрывая от взгляда темнеющие небеса.

Да, хоть солнца и не видать, но закат все ближе... Нам надо бы поспешить.

Этот сосновый бор был похож на тот, светлый, в котором мы нашли обглоданный олений остов. Те же мощные, золотисто-белые шершавые стволы, почти лишенные ветвей у оснований, топорщащиеся пышной игольчатой зеленью на высоте метров в двадцать. Но в этом лесу оказалось куда как меньше перепадов высот и оттого видимость была хорошей. Я с легкостью различал более светлое пространство вдалеке – там лес кончался, уступая место заснеженным полям.

И на этом фоне, на самом пределе зрения, я заметил темные силуэты. Кей шла впереди меня. Я успел протянуть руку и заткнуть ей рот, одновременно притягивая к себе и вжимаясь в ствол ближайшей сосны, так, чтобы дерево закрыло нас от взглядов тех тварей.

Она даже вырываться не стала. Мы замерли. Я слушал ее дыхание, одновременно борясь с мыслью о том, что эта дурацкая игра в прятки нам не поможет – те штуки, так похожие издали на волков, наверняка уже учуяли нас. На что я надеюсь?

Я медленно-медленно выглянул из-за дерева, стараясь не высовываться больше, чем необходимо. Силуэтов прибавилось, они скопились на горизонте леса, двигаясь, на первый взгляд, хаотически.

Один поднял голову и издал тот самый вой, что мы уже слышали.

Кей задергалась, требуя отпустить ее. Но что-то подсказывало мне, что нужно не двигаться, замереть, притвориться мертвыми, стать частью этого леса, крупицей снега, окутывающего эту землю.

– Тише, – сказал я шепотом, утыкаясь лбом в золотистую кору рядом с лицом Кей. – Тише.

Лес был безмолвен. Ничего не происходило. Я медленно отнял руку от рта Кей, которую все еще била мелкая дрожь, надеясь, что она отложит ругательства на потом. Она молчала, дыша рвано и неглубоко.

Мне показалось, что время замерло, остекленело.

Снова стараясь двигаться так плавно, как только получится, я взглянул в сторону кромки леса.

Пусто.

Дымные волки ушли так же бесшумно, как появились.

Я взял Кей за руку и повел вперед. Мы торопились. Не тратя времени на разговоры, мы преодолели путь до кромки леса почти бегом. Вырвавшись на простор заснеженного поля, замедляться не стали. Только тогда Кей забрала у меня свою ладонь, цыкнув "Что это за детский сад?".

А за следующим холмом мы, наконец, увидели поселок, оказавшийся ближе, чем можно было бы ожидать. В нем уже зажгли фонари.

И вовремя. Стемнело почти мгновенно. Лиловые сумерки разлились по окружающему заснеженному пейзажу, быстро заволакивая синим верхушки самых высоких елей.

Ночная темнота наступала нам на пятки, но мы выскользнули: почувствовав прилив сил, преодолели небольшой подъем и, спустившись с холма, вошли в поселок Малый Версус, встретивший нас неказистыми покосившимися домиками.

Все, можно выдыхать.

Дальше виднелись дома побольше, стоящие довольно плотно на разном уровне. Посеклок был построен на нескольких холмах, что, впрочем, было понятно еще тогда, когда мы смотрели на него с перевала, но теперь я оценил, что это значит на практике. Дома тулились друг к другу, словно им тоже холодно, улочки были узкими, и особо рассмотреть, что впереди, не педставлялось возможным.

Кроме этого мое внимание сразу же привлекла здешняя манера освещать улицы: по крышам домов, по столбам и флюгерам были протянуты канаты и провода, усыпанные разноцветными круглыми фонарями разных форм и размеров.

Что правда, в большинстве окон света не было.

– Тут, что ли, праздник какой-то? – с сомнением проговорила Кей. Обернулась ко мне: – Ты ж севера, что тут у вас таким образом празднуют?

– Я впервые такое вижу, если ты об этом, – я кивнул на фонари. – И, насоколько я помню, в середине осени никаких официальных торжеств нет, а религиозные праздники как-то мимо прошли, если ты понимаешь.

– Ладно, фиг с ними, с фонарями, – сказала Кей. – Но, видишь ли, какое дело...

Я насторожился пуще прежнего.

– Излагай.

– Ладно, еще немного пройдемся, – вместо ответа, Кей кивнула вперед. – Давай хоть за угол свернем.

За уголом обнаружились первые люди – тепло одетые и немного смурные. Кое-кто стоял небольшими компаниями, кто-то как будто бы бесцельно прогуливался. Атмосферы праздника не было, несмотря на фонари, но как раз это-то меня не смущало. Именно такое ощущение от народных сборищ я помню из детства, и с этим, как мне показалось, тут все в порядке.

Превосходно имитируя местный акцент, Кей уже спрашивала у кого-то, как пройти к станции и что за событие празднуют. Ага, значит, говор выучила, а про традиции забыла. Грязно работает.

– Дык станция на ремонте-то, – отвечал Кей красноносый мужчина, кривенько улыбаясь. – Вы из Варзау, что ль? Волков видали?

Кей, нервно хихикнув, сказала, что слышала вой. На что абориген, почесав нос, ответил:

– Это вам свезло. Они нынче как не в себе. С ружьем кого видят – так нападают, будто жизнь им не дорога. Раньше боялись, а теперь... ходим-ходим на них, но им как по барабану.

Кей мельком глянула на меня. Обернулась к собеседнику:

– Так а что за праздник-то?

– Небесных медведиц чествуем, – улыбнулся мужик. – Зиму помягче быть уговариваем. Вы не стесняйтесь, присоединяйтесь. Но ничего не ешьте. До полуночи – грех.

– Это как это – не ешьте? – вмешался я.

Шесть часов по заснеженным лесам как-то не способствовали принятию подобных ограничений.

Мужик взглянул на меня как-то по-новому. Я занервничал. Что-то в глазах мужика... Я уже видел такие глаза – светлые, серые, так похожие на грязный морской лед. У многих жителей севера такие глаза. И у меня – такие же. Но этот взгляд... в следующую секунду наваждение прошло, мужичок улыбнулся, хмыкнул:

– Ну, раз вы не местные, то можете попытаться найти здесь что-то съестное. Но до полуночи вам никто ничего не продаст.

– А как нам отсюда уехать, если станция на ремонте? – опомнилась Кей.

– Ну, подождете автобуса, – пожал плечами мужик. – А на празднование – это туда, – он указал влево. – За площадью будет лестница, не заблудитесь.

Мы, поблагодарив аборигена, отошли к одному из столбов, увитому разноцветными фонарями.

– Не нравится мне это все, – проговорила Кей. – Как-то это все... хм.

С ней было не поспорить.

– О небесных медведицах я слышал, – сказал я. – Но в Тасарос-Фессе и пригороде их никак не чествовали. Все-таки они не такие уж однозначно добрые.

– Найди мне однозначно доброе божество, и я выставлю тебе бутылку.

– Что делать-то будем? – спросил я.

– Назад не пойдем, – Кей покачала головой. – Да и вряд ли я кого найму сейчас – праздники такое дело. Особенно здесь.

Она снова была права – в подобных местах люди и в будние дни любят закладывать за воротник, а уж в праздник найти трезвого тракториста будет более чем проблематично.

Я огляделся по сторонам, отмечая, что поселок в целом – не такое уж мрачное место.

– Ты говорила, твой археолог нам меду дал? С орехами.

Кей улыбунлась:

– Судя по настроениям... Местные тебя четвертуют, если увидят, что ты жрешь до двенадцати.

– Значит, надо, чтоб не увидели, – решил я. – Может, попробуем снять что-нибудь вроде комнаты?

Лицо Кей нужно было видеть – в глазах сверкнуло разом столько противоречивых эмоций, что ей можно было бы ничего не говорить – и так понятно, кто тут гадкий извращенец, а кто – трепетная лань, но она все-таки решила уточнить:

– Только через мой труп, Рейни.

– Ладно, – я вздохнул. – Пойдем тогда хоть посмотрим, как они празднуют. Глядишь, часам к девяти ты сама попросишься отведать медку с орехами, и тогда, вспомнив мою идею, воспримешь ее уже с большим восторогом. Нет, а серьезно, как ты намереваешься коротать ночь?..

-...как ты намереваешься коротать ночь? – спросил Рейнхард, строя глаза невинной овечки.

Почему его ресницы черные? Нет, есть вопросы и поважней – например, заданный им. Кей, зная Рейнхарда не так уж мало, впервые задалась вопросом о его ресницах в тот самый момент, когда он прижал ее к сосне, наплевав на то, что сосна, в общем-то, вся в смоле, и от шубы потом эту смолу задолбаешься отдирать. И вот теперь снова этот вопрос всплыл в голове. Брови у него тоже черные, но сейчас они под шапкой. Нормальные альбиносы белые повсеместно. Этот – какой-то мутант.

– Я подумаю насчет комнаты, – все же сказала Кей. – Насчет двух раздельных комнат. Будешь мне должен. А нет, передумала. Долг прощаю заранее.

Еще не хватало, чтобы он сюда снова приперся, отдавать какие-нибудь смешные символические деньги.

– Я могу отрабо...

– Вот не смей этого говорить, – Кей подняла палец вверх. – Не смей! Пошли уже.

Она развернулась и пошагала в сторону площади, где, как указал мужик с красным носом, будет лесница, ведущая к празднованиям.

Кей не стала говорить Рейнхарду, что не узнает поселок. В конце концов, она была тут всего-то один раз, и тот – проездом. Может, это праздничные фонари так кардинально изменили внешний вид домов, или то, что на улице ночь... Или это приходит старость, напоминая, что ей уже не двадцать лет и пора бы начать пить таблетки для памяти.

По мере того, как они приближались к площади, людей становилось больше. Сама площадь была круглой, по ее периметру разместились лавчонки со всякой всячиной, в центре обнаружилась деревянная площадца – для танцев, наверное, но сейчас она пустовала. Еды и правда никто никакой не продавал. Народ в основном шушукался возле прилавков с сувенирами и бижутерией, и было непоянтно, как же они собираются развлекаться, если есть и пить нельзя.

Впрочем, какие-то развлечения были – тир, палатка с кривыми зеркалами, игровые автоматы – денежные и те, что с видеоиграми для детей.

– А в двенадцать все повдалы откроются и на улицу польется вино рекой, – проговорил Рейнхард. – А я б от глинтвейна сейчас не отказался.

Кей почувствовала, как сводит желудок. Идея забиться в какую-нибудь подворотню и упороться медом показалась ей еще более привлекательной. Да и, вроде, на дне рюказака какие-то остатки консерв были... И правда, зачем мучить себя?

Но в этот момент толпа как-то вся оживилась, хотя никаких громких обявлений или чего-то подобного не было. Народ начал плавно двигаться в одном определенном направлении. Кей обернулась к Рину:

– Идем?

Он, пожав плечами, двинулся вместе с нею туда, куда вела их толпа.

Они вышли с площади и стали спускаться по широкой, пологой лестнице. Люди не толкались и никуда не спешили, так что идти было легко. Кей заметила, что воздух становится как-то теплей. Ей даже захотелось расстегнуть пару пуговиц и снять шарф, что она вскоре и сделала. Рин стянул с головы шапку и расстегнул свою импровизированную шубу тоже.

Только в этот момент Кей подумала, что это тоже странно – то, как безучастно жители поселка отнеслись к странному одеянию Рина, и вот теперь – к его волосам, которые определенно выделяются даже на фоне здешнего большинства, русого, блондинистого и светло-русого. Она-то просто привыкла к Рину, как и он сам. Но местные жители... они должны были как-то отреагировать. Тот же давешний мужик. Спросил бы хоть, чего это на ее приятеле надет ковер? Но мужику было все равно, будто он видит высоких парней в коврах поверх шубы чуть ли не каждый день. Да и назвать винтовку ружьем... Ну, разве только, он уже был поддат, но вроде бы запаха не было...

За размышлениями Кей не заметила, как они спустились к набережной. Здесь тоже всюду горели фонари. Кажется, тут их было даже больше. Река текла черным непрозрачным потоком, скованная каменными берегами, и по ней в ночь устремлялись венки со свечами. Некоторые из них были сделаны из еловых веток, а некоторые...

– И откуда у них тут живые цветы? – задумчиво проговорила Кей. – Или бутафория?

– Да как-то слишком качественно для бутафории, – заметил Рин. – И цвета довольно сдержанные. Похоже, они настоящие.

Тут Кей поняла, что теперь ей уже как-то слишком жарко.

– Что-то здесь очень тепло, – подтвердил ее мысли Рин. – Блин, хоть раздевайся. Но тащить в руках шубу – тоже не очень. Потерплю пока. А ты как?

Кей, сглотнув, покивала:

– Действительно жарко. Слушай, я читала про здешние термальные источники, но чтобы целая река?..

Она уже поняла, откуда в венках свежая зелень и цветы. Когда они прошли по набережной чуть дальше, то увидели молодых девушек в легких сорочках, что стояли возле берега по колени в темной воде – и холодно им не было. Они принимали венки из рук подружек, у которых их были целые крупные корзины, и, зажигая свечи, пускали в путь по реке.