Текст книги "До тошноты (ЛП)"

Автор книги: К.У. ЛаСарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Награда. Он был весьма популярным писателем, но ни одной награды так и не получил. Вот на такой книге и надо заканчивать карьеру, – подумал он.

С чувством ненависти к себе, кляня себя последними словами за то, что позволил ей снова развести его на еще один роман, он поплелся по коридору и остановился прямо у ее двери с серьезным выражением лица.

– И какой же приз меня ждет?

Муза сидела на односпальной кровати, ее сумка, набитая барахлом, валялась на полу между ее ног. Ей нечего было брать с собой, кроме сумки, так как никакой другой одежды или вещей она с собой не принесла. Снова наклонив голову набок и слегка улыбнувшись, она не смогла скрыть торжества в глазах.

– Этот роман выиграет премию Брэма Стокера. И это вознесет тебя на самую вершину популярности.

– И что же я должен сделать?

– Трахнуть меня. Да не волнуйся ты так, малыш. Как мы уже знаем, чем старше ягодка, тем слаще сок!

Ведьма мерзко захихикала.

Мика сжал кулаки, желание бить ее по лицу, пока от него ничего не останется, захлестнуло его сознание. Глядя на его взбешённое лицо Муза рассмеялась еще сильнее.

– Ха-ха! Попался! Да шучу я, расслабься. То же мне, нашел проблему! В любом случае, я слишком стара чтобы твой маленький писюн мог меня заинтересовать.

Она продолжала противно хихикать.

– Так и что же я должен сделать?

– Мне нужно сердце. То, что ты вырежешь лично сам.

Сказав это, Муза, как ни в чем не бывало продолжила возиться с сумкой.

– Ты, старая карга! Да ты совсем рехнулась что ли?

– Возможно. Но это то, что мне нужно. И кстати, закрой рот. Ты выглядишь как полный идиот.

Сидя на кровати она наклонилась и ее глаза сияли от предвкушения, когда она объясняла ему, как это можно сделать.

– В этом городе сотни бездомных. Люди, по которым никто и никогда не будет скучать. Все, что тебе нужно сделать, так это заставить кого-нибудь поехать с тобой к тебе домой, пообещать ему деньги, еду, ну или что-то в этом роде. А когда он будет здесь...

Она с громким хлопком хлопнула в ладоши, так, что аж Мика подпрыгнул.

– Я... я не знаю. Я же не убийца. Я не смогу.

Мике стало плохо, он словно очутился в дрянном кинофильме. За последние несколько лет он натворил достаточно плохого во имя своей мечты, но не думал, что способен на хладнокровное убийство.

Внезапно ему больше всего на свете захотелось никогда в своей жизни не встречать Музу. В тот момент он отдал бы все, чтобы вернуться к своей паршивой работе редактора. Пуская та жизнь и была жалкой, но, по крайней мере, развратный монстр, живущий глубоко в его душе, не терзал бы его изнутри на части. Но как бы ему не хотелось убедить себя в том, что он не убийца, он знал, что эта награда очень стоит своей цены, и в его голове начал прорисовываться план, как это провернуть. Даже думать об этом было безумием, но он понимал, что доведет дело до конца. Эту награду он хотел.

– Хорошо, – сказал он. – В последний раз.

* * *

Сердце было теплым и скользким и Мика чуть было не выронил его на пол, вспомнив, как оно отчаянно билось у него в руках некоторое время назад. Нож был туповат и для разделывания грудины совсем не годился, поэтому у него не было другого выбора, кроме как, разрезав тело почти пополам, достать его через брюшную полость. Но даже это далось ему с трудом, особенно по части крупных сосудов. Он боялся повредить само сердце, поэтому работать пришлось медленно, учитывая, что литры крови практически полностью закрывали ему обзор. К тому времени, как он закончил, весь в поту, в крови и других физиологических жидкостях, воняло от него, как от подсобки в мясной лавке.

Мика осторожно положил сердце на кучу костей-камней и стал ждать. Ничего не произошло. Он был уверен, что расположил их в правильном порядке. В ожидании эффекта Мика тяжело вздохнул и почесал лоб, размазав по нему кровавое пятно.

Несмотря на яростное рычание и удивленную обиду, застывшую в пустом взгляде черных глаз, ее оказалось на удивление легко задушить. А вот потрошить ее было ужасно, ее внутренности снаружи смердели хуже, чем будучи внутри, а он еще случайно проткнул толстую кишку, выпустив тем самым в комнату спелый запах дерьма и кишечных соков. Ее дерьмо, казалось, пропитало каждый дюйм его тела и он чувствовал этот вкус во рту, но свою работу он выполнил. Но это не сработало! Кости-камни просто отказывались выпускать заветный дым. Вот бы знать нужные слова, те невнятные гортанные бормотания Музы на непонятном языке. Ведь он их не произнес. Поэтому ничего и не получилось.

Мика вошел на кухню, намереваясь помыть посуду и подумать, что делать с ее расчлененным телом, но остановился как вкопанный. Резко развернувшись он бросился обратно, перекинул вонючий труп Музы через плечо и таща за собой ее внутренности, вошел в офис, бросив ее тело как мешок рядом с компьютерным креслом. Ее стеклянные глаза слепо смотрели на Мику, пока он барабанил окровавленными пальцами по столу, ожидая загрузки компьютера. К чему бы он ни прикасался, он везде оставлял кровавые отпечатки, но Мика этого не замечал. Он был всецело поглощен ясностью поставленной задачи.

Когда машина ожила, Мика усмехнулся, глядя на труп старухи. В его памяти вереницей пронеслись воспоминания ее руки, мастурбирующей его член, мертвого котенка и сжатых кулачков младенца. Он положил пальцы на клавиатуру и начал с громкими звуками собирать огромную порцию соплей на задней стенке глотки. Когда во рту сформировался внушительный тошнотворный комок, он выразительно выплюнул ком зеленой слизи прямиком в мертвое лицо Музы!

Он смотрел, как густая слюна скатывается по контурам ее морщинистого лица, пока его пальцы выбивали слова на экране. Ему не нужно было смотреть на то, что он печатал, он знал, какую историю они собираются рассказать.

А на мерцающем экране в этот момент печаталось:

В тот день, когда Мика встретил Музу, он практически отказался от своей мечты стать писателем.

Перевод: Роман Коточигов

«ПЛОТЬ»

Музыка громко гремела над переполненным баром, когда Скотт сел на табурет, его глаза сканировали танцпол.

Боже, я ненавижу это техно-дерьмо, – подумал он, слегка приподнимая подбородок и поднимая палец, когда появился бармен. Он обменял десятидолларовую купюру на свежую водку с тоником, покачав головой, показывая, что мужчина может оставить сдачу себе. Он снова обратил свое внимание на танцующих.

Люди самозабвенно кружились, натыкаясь друг на друга в ограниченном пространстве. На них вспыхивали синие и красные стробоскопы, придавая толпе сюрреалистичный вид и рисуя сцену перед его глазами маленькими вспышками, похожими на моментальные снимки. Некоторые женщины сняли свои топы, их кружевные лифчики светились в черном свете. Другие носили блузки, которые открывали больше, чем бюстгальтер: прозрачная ткань, прилипшая от пота к обнаженной груди. В обтягивающих брюках и коротких юбках они подпрыгивали и скрежетали, притягивая взгляды мужчин, стоящих по краям, их напитки были зажаты в потных руках, члены наполовину одеревенели от парада плоти.

Иногда храбрая душа "ввязывалась в драку" только для того, чтобы получить отпор от тех самых женщин, которые, казалось, приглашали его присоединиться к ним своими непристойными движениями и взглядами «трахни меня». Это был жестокий вид спорта.

Кто-то толкнул его в плечо, и Скотт обернулся, его чувства обострились от сильного запаха духов и пота. Женщина улыбнулась, ее глаза остекленели и налились кровью.

– Извини, – прокричала она сквозь музыку, в ее дыхании ощущался дрожжевой запах пива.

Скотт кивнул ей и отвернулся, но она наклонилась ближе, прижимаясь к нему грудью. Он почувствовал, как ее возбужденные соски уперлись в его руку.

– Привет. Хочешь угостить меня выпивкой?

Еще одна волна пивного запаха.

– Не очень, – oн поморщился.

– Что? Ты педик?

Она могла бы быть привлекательной, если бы была трезвой и не носила так много косметики, но она ухмылялась так, что это подчеркивало ее чрезмерно большой рот, а потекшая тушь делала ее глаза похожими на две темные дыры.

– Может быть.

– Ну, и пошел ты, приятель.

Она, пошатываясь, пошла прочь, быстро поглощенная толпой.

Окинув взглядом барную стойку, он уже собирался отказаться от этого вечера, когда увидел ее, сидящую на табурете спиной к танцполу. То же, что и всегда. Скотт отхлебнул водки и немного повернулся на своем стуле, чтобы видеть ее, делая вид, что наблюдает за танцующими. Он окинул взглядом ее длинные темные волосы, ниспадающие прямо на спину, резко контрастирующие с колючими, затвердевшими от геля стрижками и асимметричными стрижками, которые носили другие женщины. Он восхищался консервативным нарядом, который она носила. Сквозь ее скромную одежду не было видно ни намека на ее грудь или кружево. Все зависело от воображения Скотта, что скрывалось под этими волнистыми складками. И он потратил много часов, занимаясь именно этим.

В первый раз, когда Скотт увидел ее, он понял, что она была той самой. Он наблюдал за ней уже три ночи, и это чувство только усилилось, обжигая его грудь, когда он наблюдал, как она потягивает свой напиток, не обращая внимания на толпу вокруг нее, ее тонкие руки вертят соломинку в бокале. Он хотел заполучить ее. Сегодня вечером.

Скотт, сжав кулаки, наблюдал, как мускулистый бармен перегнулся через стойку, что-то говоря ей на ухо. Изгиб губ другого мужчины, когда он улыбнулся девушке, сказал Скотту, что он флиртует, но она только смотрела на него в ответ своими бездонными темными глазами, не улыбаясь и не говоря ни слова, пока бармен не покачал головой и не ушел. Скотт наблюдал, как она повернула голову в его сторону, ее лицо ничего не выражало. Его пульс участился, когда он отвел взгляд.

Краем глаза Скотт увидел, как она встала, чтобы уйти, прокладывая себе путь сквозь шумную толпу. Он сохранял хладнокровие, неторопливо допивая свой напиток. Он знал, куда она направлялась.

Выйдя на парковку, Скотт закурил сигарету и прислонился к грубой кирпичной стене, глубоко затянулся и задержал на мгновение. Ему не нравилось, что во всех барах запретили курение. Он нигде не мог разглядеть женщину, но это не имело значения.

* * *

Скотт проехал мимо непритязательного одноэтажного дома и припарковался в конце квартала под древним кленом, низко свисавшим до земли. Машина была бы почти скрыта. Включив зажигалку на приборной панели, он оглядел тихий район. Прикуриватель выдвинулся, и он зажег сигарету, неторопливо выкуривая ее. Глупо было торопиться. Спешка могла сделать его беспечным, а он не мог позволить себе беспечности. Сунув руку в бардачок, он вытащил пару кожаных перчаток и маску, которые купил в магазине S&M в городе. Онa плотно облегала его голову, когда он застегнул вертикальную молнию на затылке, оставив горизонтальную открытой на губах. Скотту понравилась возможность использовать свой рот. Ему также нравился ужас, который это внушало его жертвам. Сунув руку под пассажирское сиденье, он достал большой охотничий нож с зазубренным лезвием. Взглянув на цифровые часы на приборной панели, он увидел, что было несколько минут второго ночи.

Время рок-н-ролла.

Он вышел из машины и закрыл дверцу, стараясь вести себя тихо в тихой ночи. Оставаясь в безопасности темноты под деревом, он осмотрел улицу, уделяя особое внимание соседним домам. Все было темно и безмолвно. Хорошо. Надев маску и перчатки, он вылез из-под дерева и направился к ее дому, держась в тени. Высокие живые изгороди, окаймлявшие участок, помогли ему скрыться, когда он подкрался к заднему двору.

Гараж был пристроен, и Скотт во время предыдущего визита решил, что это будет его лучший способ проникновения. В гараж вела задняя дверь, но когда он подергал за ручку, то обнаружил, что она заперта. Используя прочную рукоятку ножа, он пробил дыру в одном из нижних стекол дверного окна, не решаясь прислушаться к звукам тревоги. Когда ничего не последовало, он вынул оставшееся стекло из рамы и осторожно просунул руку, чтобы отпереть дверь.

Скотт прокрался через гараж к двери, которая вела в дом, и ухмыльнулся, когда ручка мягко повернулась. Он открыл ее и заглянул за угол, не увидев ничего, кроме темной кухни. Его ботинки мягко ступали по линолеуму. Лунного света через окна было как раз достаточно, чтобы он мог ориентироваться, когда пробирался в гостиную. Звук в конце коридора привлек его внимание, и он замер, напрягаясь, чтобы отследить его.

Скотт улыбнулся, когда понял, что она поет. Мягкая и проникновенная, ее песня была прервана звуком плещущейся воды. Она была в ванне. Он обдумал ситуацию. Обычно, когда он врывался, женщина уже спала в постели, беззащитная, когда он скользил рядом с ней и приставлял нож к ее горлу.

Должен ли я подождать, пока она ляжет спать? Я не могу просто войти и вынуть ее из ванны, она будет скользкой, и за нее будет трудно держаться. Впервые за долгое время он не был уверен, как поступить дальше. В конце концов, ее навязчивый голос подстегнул его.

Ее спальня находилась в конце коридора. Полоска света проникала в холл из главной ванной комнаты. Скотт вошел в спальню, благодарный толстому ковру, который скрывал звук его приближения. Он подкрался к двери ванной, которая была приоткрыта. В полумраке комнаты он выглянул из-за дверного косяка и почувствовал прилив облегчения, когда увидел, что она сидит в ванне спиной к нему. Если бы он вел себя достаточно тихо, то, возможно, смог бы наблюдать, как она принимает ванну. Оглядев темную комнату, он решил, что проскользнет в шкаф, когда она выйдет, и подождет, пока она уснет, чтобы напасть на нее.

Женщина лежала, низко сгорбившись, в ванне, ее тело было скрыто высокими керамическими бортиками. Все ее длинные шелковистые волосы были собраны в свободный пучок, и он мог видеть только ее профиль. Ее глаза были закрыты, а на верхней губе выступили капельки пота. Воздух над ванной дрожал от пара. Единственным звуком был звук ее тела, рассекающего воду. Она перестала петь, и это причинило ему боль. Пока он наблюдал, ее рот приоткрылся, и она издала хриплый стон, заставив его задаться вопросом, что делали ее руки под водой.

Скотт затаил дыхание, когда она села, открыв ему вид сбоку на одну маленькую упругую грудь. Сосок был таким бледным, что был почти неотличим от остальной ее белой кожи, от которой шел пар от горячей воды. Она снова застонала.

Женщина позволила одной руке соскользнуть с края ванны, обнажив розовую рубцовую ткань, тянущуюся полосами до самого плеча. Она потянулась, чтобы схватить что-то с пола. Старомодная опасная бритва лежала на коврике в ванной, ее лезвие было открыто и поблескивало в свете от туалетного столика. Она схватила его за перламутровую ручку и поднесла к губам для благоговейного поцелуя. Соскользнув обратно в воду, она подняла правую ногу, чтобы побрить.

Скотт созерцал ее уродство, испытывая одновременно отвращение и возбуждение. Ему страстно хотелось провести рукой по ее коже, почувствовать текстуру этих шрамов. Возможно, оставит несколько своих собственных следов.

Похожие отметины тянулись по всей длине ее ноги, некоторые спускались прямо по голени, в то время как другие вились вокруг икры. Они менялись по цвету от бледно-розового до глубокого сердито-красного, блестящие и яркие на фоне ее бледности. Поставив ногу на край, она поднесла бритву к своей коже и вздохнула с придыханием удовольствия.

Скотт затаил дыхание, захваченный интимным моментом, наблюдая, как она проводит бритвой по ноге, и начало эрекции возбудило его промежность.

Она не пользовалась ни гелями, ни мылом. Приложив лезвие к месту на лодыжке – костяшки пальцев побелели, когда она надавила – она разорвала кожу и срезала полоску плоти с голени, когда провела бритвой вверх. Kровь стекала по ее икре и капала в ванну.

Какого хрена она делает? Желудок Скотта скрутило, когда она содрала идеальную полоску своей кожи. Отложив бритву, она поднесла лоскут к лицу и с еще одним пьянящим стоном засунула его в рот. Кровь и пот розовой струйкой стекали по ее подбородку.

Сделав шаг назад, Скотт наткнулся на что-то и ахнул.

Голова женщины удивленно повернулась к двери, ее глаза сузились, когда она продолжала жевать. Скотт замер. Что, черт возьми, не так с ее глазами? Я думал, они коричневые.

Не в силах пошевелиться, Скотт наблюдал, как она встала и вышла из ванны, вода стекала с ее стройного тела и темнела на синем коврике для ванной. Мгновение они просто смотрели друг на друга, он в тени, она на свету. Кровь стекала по ее мокрой голени и капала на пол, но она, казалось, этого не замечала. Она улыбнулась Скотту, ее зубы были розовыми от ее собственной крови.

– Ну, здравствуй, любимый. Самое время тебе появиться.

Женщина шагнула к нему, протягивая руку.

Скотт стоял на месте, выставив нож наружу на уровне бедра, когда она подошла к нему. Взглянув вниз на лезвие, она не испугалась. Подавшись вперед, словно желая обнять его, она позволила ножу легко скользнуть сквозь ее плоть, проколов бок, как будто она была сделана из сливочного сыра, а не из плоти и костей.

Она ахнула от удовольствия, ее плоть, казалось, присосалась к ножу, когда он вытащил его.

При звуке ее восторженного стона решимость Скотта улетучилась. Любые следы эрекции исчезли, и его желудок свело судорогой при мысли о том, что она ест свою собственную кожу.

Сумасшедшая. Сучка абсолютно ебанутая. Я должен выбраться отсюда. Он сделал два быстрых шага к двери спальни, затем его лодыжка зацепилась за что-то твердое на полу, и он вытянул руки, чтобы удержать равновесие. Тем не менее, бросившись вперед, он вытянул левую руку, чтобы остановить падение, чувствуя охотничий нож в правой.

Его голова ударилась обо что-то твердое. За мгновение до того, как все погрузилось во тьму, он подумал о том, что все еще носит маску. По крайней мере, я не порежу себе голову.

* * *

Мягкое, красивое пение вырвало Скотта из беспамятства уютной темноты, которая окутала его своими тисками. Возвращаясь постепенно, он первым делом заметил свою сильную головную боль. Слабый свет пробивался сквозь его закрытые веки, но даже этого было слишком много для его ноющей головы. Он попытался потереть еe, но обнаружил, что не может пошевелить ни руками, ни ногами.

Его глаза в тревоге распахнулись, отчего пульсация в голове удвоилась.

Потребовалось мгновение, чтобы осознать свое окружение, и у него была секунда паники, когда он подумал, что каким-то образом ослепил свое периферийное зрение. Все это мгновенно вернулось к нему: женщина в ванне, пение и то, что он все еще был в ее доме в маске.

Неудивительно, что я могу видеть только прямо перед собой.

Ее лицо оказалось прямо перед его собственным, и Скотт отстранился, пытаясь отодвинуться как можно дальше.

Она больше не носила темно-коричневые контактные линзы, ее настоящие глаза сияли ярко-желтым, зрачки были черными, как у рептилии. Щелочки. Она улыбнулась и провела рукой по его животу, давая ему понять, что на нем была только маска. Его запястья и лодыжки были привязаны к столбикам массивной кровати.

– Xорошо. Ты наконец-то очнулся. Я волновалась.

Она наклонилась, чтобы поцеловать его, но получила только поцелуй, когда он повернул голову.

– Кто ты такая?

– О, бедняжка, ты действительно довольно сильно ударился головой. Ничего страшного, если ты в замешательстве, – oна продолжала водить рукой по его телу от груди к бедру, с каждым движением приближаясь к его паху. – Я твоя любовница, конечно.

Скотт чувствовал себя беспомощным. Привыкший быть хищником, он содрогнулся от ощущения себя добычей. Все, что он чувствовал сейчас, – это непреодолимую потребность сбежать. Легкое прикосновение ее руки к члену заставило его подпрыгнуть, и его тело покрылось гусиной кожей.

– Отпустите меня, леди. Пожалуйста.

Она склонила голову набок, озорная усмешка не вязалась с ее инопланетными глазами.

– Иногда, когда я слишком долго нахожусь без любовника, мне приходится доставлять себе удовольствие. Теперь все в порядке. У меня есть ты, чтобы доставить мне удовольствие.

Скотт уставился на женщину, которая встала, подмигнув, и потянулась, демонстрируя свое гибкое тело. Вблизи Скотт увидел розовые шрамы, которые тянулись по ее рукам и ногам, и пересекали грудь и живот, искривленную красную рубцовую ткань там, где она наткнулась на его охотничий нож.

– Нравится то, что ты видишь? – oна прихорашивалась, поворачиваясь из стороны в сторону, чтобы дать ему полный обзор.

Нож блеснул в верхнем свете, когда она взяла его со стола, проведя кончиком пальца по острому краю. Капелька крови выступила у нее на большом пальце, и она поднесла егo ко рту, ее глаза закрылись от восторга, когда ее розовый язычок высунулся, чтобы поймать ее.

– Мне нравится прелюдия.

Приложив лезвие к запястью, она медленно провела им по всей длине руки, снимая кусочек кожи шириной в дюйм^[4].

Поняв ее намерение, Скотт сжал губы за мгновение до того, как полоска плоти прижалась к его рту, пачкая его кровью.

– Трудно, да? – ее тон был мягким и приятным, она схватила его за яйца, сжимая и выкручивая одним быстрым движением.

Яркие вспышки света застилали зрение Скотта, и он открыл рот, не уверенный закричит ли он, его вырвет или и то, и другое вместе. С неестественной скоростью женщина засунула комок кожи ему в рот и надавила на челюсть, лишив его возможности сплюнуть. Соленый, медный привкус наполнил его рот, и он почувствовал, как желчь обжигает горло, угрожая задушить его, пока он лежал там беспомощный. Не имея особого выбора, он проглотил мясо целиком, зная, что жевать – значит подавиться собственной блевотиной.

Она проворковала ему на ухо, слегка проведя лезвием ножа по одному из его сосков и лизнув уголок его рта, прежде чем он смог отвернуться. Откинувшись назад, ее причудливые глаза оценивали обнаженное пространство его тела.

Его яйца все еще болели, а в голове пульсировало. Ему не нравилось, что ее взгляд постоянно возвращался к его промежности.

– Ты сумасшедшая гребаная сука. Игры закончились. Отпусти меня, или я убью тебя!

Она засунула ему в рот что-то шелковистое (он подумал, что это могут быть трусики), затем туго застегнула маску.

– Думаю, ты сказал достаточно. Я надеялaсь, что ты будешь тем самым. Это было так давно.

Она достала альбом для вырезок из темноты под кроватью, открыла обложку и улыбнулась тому, что увидела. Держа его над ним, чтобы он мог видеть, она указывала на различные статьи, любовно вырезанные и приклеенные к страницам. Она прочитала вслух:

– "Город тонет в терроре; насильник в маске снова наносит удар. Угроза в маске забирает свою четвертую жертву. Граждан призвали присматривать за молодыми соседками, поскольку серийный насильник остается на свободе..."

Ее рука вернулась к обводке его груди, нож легко скользнул прямо за ней. Дотронувшись до места на его ребрах, она поджала губы и склонила голову набок, затем удовлетворенно кивнула сама себе.

– О, любимый, – oна вздохнула, и ее лицо приняло мечтательное выражение. – Ты можешь это почувствовать? Это так чувственно, не правда ли? Совместное использование плоти и удовольствий. Сейчас я внутри тебя.

Остановившись, чтобы еще раз поднять альбом, она пролистала егo до конца, и выражение гордости осветило ее лицо, когда она показала ему еще один набор статей.

– Видишь, я тоже здесь! «Еще одно тело без кожи, найденное в реке Джеймс. Освежеванный труп мужчины, оставленный под эстакадой. Полиция ищет зацепки в пятом убийстве, источники называют убийцу „ВУРДАЛАКОМ“...»

Отложив альбом для вырезок в сторону, она снова обратила свое внимание на Скотта.

Поцеловав молнию, закрывавшую рот Скотта, она полоснула ножом, не обращая внимания на его приглушенные крики, когда его глаза выпучились от ужаса. Срезав часть кожи вдоль его ребер, она не обратила внимания на то, как он взвыл и дернулся, когда нож задел кость.

Его периферийное зрение за маской сократилось до крошечных точек, когда Скотт снова начал терять сознание, едва видя сочащийся кусок своей плоти, который она держала перед ним.

– Сейчас ты внутри меня, любимый, – cказала она со вздохом, поднося его окровавленную плоть ко рту и расстегивая маску. – Не волнуйся, любимый. Тебе скоро понравится.

Перевод: Zanahorras

«ПЛОТСКОЕ»

Скрипя зубами от злости, Чад пнул пустую банку из-под пива в сточную канаву, и та с грохотом улетела в темноту. Было поздно и он забрел дальше, чем планировал. По обе стороны от него возвышались ряды полуразрушенных домов вперемежку с захудалыми магазинчиками. Будь он на машине, то ехал бы с поднятыми окнами и запертыми дверями. Улица выглядела заброшенной, но он знал, что опасности здесь подстерегают на каждом шагу. Те же уличные отморозки, которым больше нечем заняться, кроме как грабить и выбивать дерьмо из белых чуваков, что попутали дорогу. И даже убить человека им ничего не стоит.

Но сейчас Чаду на это было наплевать. Засунув руки в карманы, он продолжал идти. Он не был трезв, но и не был настолько пьян, как ему хотелось бы. Здравомыслящая часть разума Чада пыталась урезонить его. Тебе следовало остаться в баре с Эллиотом и Сашей. Ты все еще можешь найти дорогу назад, прежде чем твою тупую задницу прикончат.

– Да на хуй Эллиота! – в сердцах выкрикнул он пустой улице. – И Сашу тоже в пизду!

Но в этом-то и была вся проблема. По этой причине он и ушел из бара. Эллиот, его самый лучший друг, был настолько всецело увлечен Сашей, что даже не заметил его уход. Чад оставил их в баре, покачивающимися в объятиях друг друга на танцполе.

Он ушел, потому что больше не мог трахать Сашу. Все кончено. Через два дня она станет миссис Эллиот Холмс, и прошлой ночью она порвала с Чадом.

– Да пошла ты нахуй, Саша – сквозь зубы вымолвил Чад, но в этот раз слова прозвучали мягче, поскольку его ярость сменилась жалостью к себе.

Найдя ржавую скамейку рядом с переполненным мусорным баком, воняющим гнилью, Чад опустился на нее и обхватил голову руками. Он должен был ненавидеть Эллиота, он хотел ненавидеть Эллиота, но он просто не мог. Они были друзьями с детства, и за все эти годы Эллиот никогда не проявлял себя иначе, как отличным парнем. Они проводили школьные каникулы в семьях друг друга и отдыхали вместе каждое лето, начиная с начальной школы. Они вместе закончили юридической колледж, тот же самый, что их отцы посещали вместе десятилетия назад. Их семьи были переплетены в большей степени, чем какие-либо другие. И Эллиот ни разу не пытался увести девушку у Чада, хотя, видит Бог, он мог бы заполучить их всех. Чад просто не мог не любить его.

Это Саша все испортила. Он хотел ее с того самого момента, как Эллиот познакомил их. Ее красота и жизнерадостность, вкупе с задорным характером, просто сводила его с ума. Но она принадлежала Чаду, а он не мог крутить шуры-муры с девушкой своего лучшего друга.

Поначалу Чад просто благоговел перед этой удивительной женщиной и своим обезумевшим от счастья другом. Он даже не мог ревновать Эллиота, зная в глубине души, что его друг заслуживал это божественное создание больше, что кто бы то ни было.

Они повсюду ходили вместе, на какое-то время став полностью неразлучны. Иногда Чад тоже приводил девушку, но ему всегда казалось неправильным разрушать гармонию их дружбы, и он всегда находил какой-нибудь предлог, чтобы не приглашать ее снова.

К тому же Чад постоянно сравнивал всех потенциальных подружек с Сашей, и каждый раз другая девушка оказывалась не на высоте.

Он хотел Сашу. На самом деле, он хотел ее больше, чем кого бы то ни было в своей жизни. Иногда его даже тошнило от желания близости с ней, даже когда она ему просто улыбалась. Фантазии о Саше накрывали его даже наяву. Но все же у него не было намерений предавать Эллиота. Он и помыслить не мог о том, чтобы причинить боль тому, кто так сильно ему доверял.

Все могло бы быть хорошо, даже несмотря на отчаянную тоску Чада, но вот только Саша не оставила это без внимания. Она отлично знала, что Чад сохнет по ней, она наслаждалась его мучениями, и в итоге начала его дразнить. Поначалу это были мелочи, например, выдержать его взгляд, когда он смотрел на нее, или невзначай касаться его спины при входе в бар. Ласковые похлопывания по ноге, начинавшиеся с колена, вскоре добрались и до бедра. Когда ему наконец представилась возможность воплотить мечты в реальность, он согласился без колебаний.

Она свела его с ума. Саша, с ее большими «трахни меня» глазами и потребностью знать, что каждый парень в мире желает только ее. Ей было недостаточно того, что у нее был Эллиот, который был достаточно успешен и красив, чтобы привлечь внимание большинства женщин. Чад понял, что она действительно любила Эллиота, но ей нужно было нечто большее, чем-то, что мог дать ей всего один парень. Может папа ее в детстве не долюбил, а может мама проявляла свою любовь подарками, а не привязанностью, бла-бла-бла.

А может, она просто была шлюхой.

Но это все было неважно. Она была проблемой Эллиота. Чад почувствовал смесь облегчения и угрызений совести, когда прошлой ночью она сказала ему, что они больше не могут видеться и что она хочет постараться стать хорошей женой. Он понимал, что Эллиот этого заслуживает, и этот факт разъедал его душу каждый раз, когда они трахались за спиной его лучшего друга, но секса с ней ему будет не доставать.

– Да иди-ка ты нахуй, Саша.

* * *

Чад встал со скамейки. Его глаза всматривались в темноту в поисках движения, остро ощущая свою брендовую одежду и наличность плотно набитого бумажника. Слегка протрезвев, он собрался с духом и повернул обратно тем же путем, каким пришел. Он подумывал вызвать такси, но решил, что не мог уйти слишком далеко от того места, где оставил свою машину.

Пройдя несколько кварталов, Чад наткнулся на витрину небольшого магазина, грязь на окнах которого практически не пропускала внутренний свет и украшенного нарисованной вывеской с надписью "Ломбард". Взглянув на часы, он увидел, что уже почти полночь, но табличка на двери магазина указывала на то, что он открыт.

Какого хрена? Раньше этого здесь не было. Он остановился, чтобы заглянуть в окно, но из-за грязи было трудно разглядеть, что находится внутри.

Чад подергал дверь, уверенный, что она заперта и что кто-то просто забыл перевернуть табличку, но она легко открылась. Когда он вошел, звякнул колокольчик, возвещая о его прибытии, и Чад направился к пустому прилавку.

– Привет? Здесь есть кто-нибудь?

Чад оглядел груды хлама, сваленные на полках и на полу. Куча украшений лежала разбросанной среди сломанных игрушек; инструменты были перемешаны с кухонными принадлежностями. Стопудово владелец сам доподлинно не знал весь свой ассортимент. Эротическая мечта вора, если хоть что-то из этого дерьма вообще чего-то стоило.