Текст книги "Удар с небес"

Автор книги: Ксения Васильева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Тинка перестала слушать.

Ашотовна ещё долго мусолила что-то, но наконец, вроде бы, обрадованная, положила трубку.

Картинно утерла лоб ладонью, а скорее, по-настоящему, – с неё тек пот.

Но на Тинку смотрела ласковыми глазами.

– Тинатин, моя душечка, садись в кресло, кури, что хочешь делай, тебе принесут кофе...

Она приостановилась и сказала, – я сейчас возможно делаю ошибку, но у меня, пожалуй, нет выхода ( выхода у нее, она считала – не было. Максик только что сказал ей, что она нарушает его планы – он обещал их новой соседке, Улите, отвезти кое какие вещи на квартиру... Вот так! И главное, он говорил ей об этом без всякого стеснения! Он позвонил Улите, а той к счастью, не оказалось дома. У-уф-ф!).

– Тинатин, вы – девушка явно неглупая (Тинка встрепенулась и гордо выпрямилась: она-то так всегда считала!). И поймете меня. Мой сын, вы сейчас увидите его, красив как Бог. Я не преувеличиваю. Он увлекся... Знаете, бывает так, – женщиной много старше.

Пусть, пожалуйста! Я не старорежимная матушка, я – современная женщина! Но у него зреют какие-то планы, вы понимаете меня?

Тинка понимала.

– И что мне, скажите, делать? Как поступить?

Ашотовна горестно посмотрев на Тинку, вовсе не ожидая ответа, сообщила еще, что её сын – просто монстр...

Она вытащила платок и прижала его к глазам ( Наталья плакать но быстро училась).

– Я прошу тебя, Тиночка! Ты – необыкновенное существо! Он должен на тебя клюнуть.

Она порылась в сумке и, шмыгая носом, достала пачечку долларов, сказав, – возьми и без всяких слов! Приручи его. Больше мне ничего на этом свете не нужно: счастье моего ребенка! Ни издательство, – ничего, – лишь бы у него сложилось нормальное человеческое счастье! А ты такая красавица!

Наталья сухо взрыднула.

– Я бы сделала для вас все! Те дуры, что у него были, – дуры. Одну ты видела, – Леночка. До сих пор страдает! А он любит сам завоевывать. И знаешь, Тина, ты не кокетничай с ним, но и не отталкивай, так, серединка на половинку, вроде бы есть такие барышни, которых его красота не очень-то трогает!

Но, наконец, Наталья поняла, что почти свела с ума бедную девку своими проблемами, а та ведь ждет разговора о ЕЕ работе, не догадываясь, что её главное дело – Максик.

Силы у Натальи кончились – и она уползла из кабинета.

Тинка встала, чтобы размяться.

В кабинет влетел... тот самый "самолетчик", который болтался в небе над Сан Тропе! Красавчик, который плюнул ей в душу своим безразличием к её достоинствам! Тот самый... Это Максик?! Ну и повезло! Как утопленнице!

Они в упор смотрели друг на друга.

Максимилиан с невероятным удивлением.

Тинка, пытаясь сделать безразлично-презрительный вид.

– Простите, – спросил он удивленно, – а где же мама... – Спохватился и добавил довольно сердито, – Наталья Ашотовна?

– Она вышла на минутку, – ответила Тинка, совершенно не зная, как вести себя с этим выдрющалой, который предназначен ей Ашотовной – по крайней мере – в женихи?..

Она гордо спросила, – у вас есть сигареты?

Макс достал из кармана куртки пачку "Мальборо" и подал ей вместе с обыкновенной зажигалкой "Федор".

Мог бы и "Парламент" курить, подумала Тинка, и зажигалку "Ронсон" хотя бы иметь. Жадный, решила она и совсем расстроилась.

Пошла к креслу, споткнулась о край ковра и грохнулась! От злости и боли полились слезы. Ну, надо же при "этом"! Вошла Ашотовна и началась кутерьма вокруг Тинки. Содранное колено намазали иодом, забинтовали и мадам попросила Макса отвезти Тинку к ним домой. Но та забунтовала, – что ей там вдвоем с этим Максиком делать? – и заявила, что поедет к своим друзьям, сама. На что

Макс довольно хмуро сказал, что довезет её.

Они удалились.Макс поддерживал Тинку под локоть, она хромала. Наталья смотрела им вслед и злорадно думала: не будет мой мальчик таскать вам вещи, мадам Улита!

* * *

Перед дверью квартиры Макс, до этого молчавший как глухонемой, вдруг сказал: надеюсь, мы познакомились только сегодня.

Тинка вспыхнула, – Конечно!

Надо было бы сказать, – как получится, дорогой Максик!... Или что-нибудь такое же ехидное. Видите ли, он не хочет, чтобы знали об их знакомстве! Ладно, но к девицам она его затащит. Пусть знают, кто её враг. Урод моральный, придурок! Он даже показался ей не таким уж и красавчиком!

Открыла им Ангел и обомлела.

Тинка-картинка, – которую они с сигаретами уже и ждать перестали, – с забинтованной ногой, физиономия кислая... И рядом с ней красивый парень, но такой мрачный!

Ангел четко поняла следующее: тянуть надо его изо всех сил в квартиру! Огрубила голос, схватила парня за рукав и сказала: чего стоишь, заходи.

И тот вошел. Вот что такое мужская солидарность!

Алена стала расспрашивать Тинку, как да что, но та отвечала очень как-то осторожно и Алена заткнулась.

Они уселись в гостиной и подавала сама Алена: Тинка больная, Ангел парень (так её уже познакомили с Максом).

Однако Макс так не расковался. Пригубил джин, встал и сказал что у него дела. Ангел поняла, что больше она его не увидит, а ей этого не хотелось и она опять по-парняцки заявила, – ну, а оседлать твоего конька научишь?

Эта просьба смягчила суровость Макса (он-таки стал наезжать сюда. Из-за парнишки, Ангела, который был ему чем-то симпати – чен.), но скоро он все же ушел.

Вот тут-то и сообщила девицам Тинка, что это тот, что плюнул ей в душу в Сан Тропе, хотя он в то время вовсе ей не был нужен, сами понимаете...

И сегодня не пожелал признать её. Ну и она, конечно, – тоже!

А матушка его заставляет её, Тинку, его завлечь и чуть ли не на женитьбу!.. Но этот Макс такой противный, что не хочется с ним иметь никакого дела!!

Алена тихо сказала, что ей он понравился, но его что-то гложет... Может, у него кто-то есть? – предположила она.

Ангел сидела молча.

Она в полном ужасе призналась себе, что влюбилась в этого совершенно незнакомого, красивого и какого-то взрослого парня с первого взгляда. Влюбилась! Врезалась! Вмазалась! Но что толку? Когда есть красавица Тинка и даже его мамаша мечтает их видеть мужем и женой... А она – простой парень. "Ангел" и точка!

Тут она подумала, не слыша уже, о чем болтают девицы, – а что, если облик парня поможет ей хотя бы подружиться с ним ?..

Где наша не пропадала!

13. "ЦЫПА" СНОВА В СЕТЯХ... НО – ЖЕЛЕЗНЫХ.

Казиев увидел этот плакат на стене в подземном переходе. На мотоцикле мчалась прекрасная Тинатин! Ветер отвевал её черные кудри, сорвал алую бархатную шапочку с головы и та летела за ней, разрез на юбке открывал длинную, но не сухую ногу ( как у Улитки!) до бедра. Весельем искрились её прекрасные глаза!

Казиев подошел к торговцу.

– Сколько?

Тот назвал немалую цену.

– Давай.

Дома Казиев обсмотрел календарь со всех сторон. Так вот она где! В Издательском Доме "НАТТА"! Кто там?

Он порылся в своих книжках и с великими трудами вспомнил какую-то замухрышистую даму, что-то лепившую ему насчет их замечательных книг, по которым, ну просто необходимо ставить фильмы!

Как же звали ту дамочку?.. Вот и она! Наталья Ашотовна Григорьянц. У Казиева ничего никуда не пропадает. А не заказать ли им книгу о... ну, о своих победах в жизни, на сцене, в режиссуре?..

Потрепаться, по крайней мере, об этом. Издательство вроде бы солидное. Поднялась дамочка! Значит, силенок и деньжонок хватило.

Казиев влетел в съемочный павильон издательства как ураган "Большая Берта" ( "Большой Тимофей"!)!

И все, кто там был, встали и начались невыносимо сладостные приветствия: О, великий, могучий и непревзойденный, О!..

За столиком спиной к двери сидели Наталья Ашотовна и её подопечная Тинатин.

Они ничего не заметили вначале, – Наталья втолковывала Тинке, как ей надо сесть так, чтобы все было закрыто и вместе с тем – все видно.

Та чуть не плакала от того, что не понимала, о чем довольно сердитым тоном толкует ей Наталья Ашотовна.

А Наталья, выспросив Тинку об их поездке с Максом, с горечью подумала, что, скорее всего зря она потратилась на красавицу. Раздухарилась, ишь, миллионщица какая!

И тут только она услышала гам и шум и прямо перед собой увидела Великого и Неповторимого режиссера, который, правда, несколько лет назад фигурально дал ей хорошего пинка, – так что она до-олго летела.

Но времена меняются, друзья мои.

Наталья встала, – не вспрыгнула! – лучезарно, но достойно улыбнулась и сказала почти тоже, что вопили до этого её присные.

Только несколько в ином ракурсе.

– О-о?! К нам пожаловал, к нам пожаловал, наш Великий, дорогой! Неужто я дождалась часа, когда Мастер закажет нам о нем книгу? Или даже сам напишет, при всей его безумной занятости?..

Казиев не отреагировал на эту тираду.

Он увидел грустную Тинку за столиком. Ее кудри свесились как ветви ивы, а в черных искристых глазах застыла печаль.

Такое везение! Подумал Казиев, и со сценарием сладится, – так ему показалось. И в главной роли, – вполне возможно, – это прелестное дитя.

– Наталья Ашотовна ( Наталья аж зарделась – помнит!), за что вы мучаете этого ребенка? У него скоро из носика закапает.

Тинка испуганно шмыгнула носом. Все по-доброму рассмеялись.

Казиев с Натальей отошли в сторонку – никто не смел нарушить их тихий неспешный разговор.

Говорили о Книге.

Казиев сказал, что подумает, и, вероятнее всего, сам будет кропать потихоньку-полегоньку...

– Но это же замечательно! – Воскликнула Наталья, – давайте, дорогой Тимофей Михайлович, поставлю-ка я вас в план этого года, а?

– Ставьте, – откликнулся Казиев, потому что точно знал, что никакой книги ни в каком "этом", а также и в "том" году, они не получат. Но почему не умаслить душу редактора, который доставил ему сегодня море удовольствия.

Тут он увидел, что девчушка встает, натягивает бархатную красную шапочку. Надо спешить!

И он, поцеловав ручку мадам, неспешно направился к выходу, где сел в свой джип "Чероки" и стал ждать добычу.

Ждать её пришлось недолго. А уговорить подвезти домой – совсем чепуха.

* * *

Казиев прямиком вез девицу к себе домой.

Но Тинка-то этого не знала и все время подсказывала ему повороты и светофоры.

Ей вовсе не хотелось выглядеть перед этим господином вахлачкой, только что слезшей с дерева.

Родя как-то показал его ей и сообщил, что это Великий режиссер Тим Казиев и его, Роди, друг. Но, возможно, сам Родя станет его соперником в кино – снимет такой фильм, что все качнутся.

– Да-а? – Как бы совсем без интереса откликнулась Тинка.

Как только она стала Родиной любовницей, он её предупредил: никаких киношных надежд! Ты – моя женщина, а это, поверь, больше, чем актрисулька, потеющая под софитами, уверяю.

Тинке до страсти хотелось сниматься в кино! При ее-то красоте! Она даже и снялась в каком-то маленьком эпизодике и получила пятьдесят рублей.

Но Родькины любовь и щедрость – дороже.

А теперь вот она – одна.

Макс – пустой номер, даже с его энергичной как динамомашина мамой. Вот разве этот, подумала Тинка, искоса глянув на Казиева. Даже очень ничего! И явно ждал её. Может, в кино позовет?..

Известный ведь, режиссер-то!

Тинка выпрямила спинку, груди сами пошли вперед, в широкий разрез маечки, незаметно сдвинула алый беретон назад, чтоб были хорошо видны кудри и томно попросила сигарету.

Казиев повернул к ней хищное лицо и улыбнулся белоснежными острыми зубами ( наверно, фарфор, подумала Тинка) и ласково гортанно, – ни у кого такого голоса не слышала! – спросил: ребенок уже курит?

Тинка приняла игру.

Она уже знала, что мужчины в возрасте очень любят, чтобы она строила из себя девочку-сопелочку лет тринадцати. Всем мужикам нужна "Лолита", помешались прямо! Жаль, что никто из них даже близко не похож на актера Джереми Айронса, – тому бы Тинка дала за просто так.

– Уже курю, я – взрослая, – нарочито капризно ответила она и заметила, как сверкнули глаза у этого Казиева.

Ну, ничего, посверкай, посверкай! Скоро она будет дома, у девчонок, и они обсудят все тинкины успехи. А вот в следующий раз... Что "следующий" будет, Тинка не сомневалась.

Поэтому когда они подъехали к высотке на Восстания, она удивилась. Потом поняла, – приволок к себе.

– А где это мы? Я задумалась и – здрасьте, – проскулила она опять в манере соплюшки, но уже соплюшки, которая умеет постоять за себя, – меня ждут дома. Мы обедаем именно в это время.

Послушная девочка из приличной семьи.

Казиев рассмеялся нехорошим смехом. Наглым. Нахальным. Очень обидным. Тинка обиделась, чуть слезу не пустила.

Он тут же сменил пластинку.

– Тинатин, дорогая, я вовсе не хотел вас обидеть! Наоборот! Я хочу доставить вам массу удовольствий, какие вы только захотите. Хорошо, мы поедем к вам домой на обед, я согласен. Я, конечно, обязан был предупредить вас, что должен быть в это время дома, меня ждет один очень важный звонок! Но если уж так – пусть подождет. Понимаете... Впрочем это долгий и серьезный разговор и говорить надо не наспех, в машине... А у меня, кстати, тоже готов обед, и смею заверить, – неплохой, хотя и сам его готовил (врет)! Мы можем пообедать у меня, а вашим домашним позвоним... Как? Конечно, если возможно являться в незнакомый дом без приглашения... Но это мы как-нибудь устроим, верно?

Обедать у Алены Тинка вовсе не жаждала, – Егоровна опять наварит щей и нажарит котлет. Алена к потолку от меню взвивается и потребовала у отца денег на повариху.

У Тинки есть тысяча баксов, которые дала сумасшедшая Ашотовна и наверняка отнимет, если Тинка не сумеет окрутить этого зануду Максика. А Тинка знает, что не сумеет! И тратить первые такие – и последние, наверное, деньги, – на рестораны Тинка не собирается.

Она согласилась отобедать у Казиева.

Квартира была огромная и старинная.

Тинка, конечно, не разбиралась в стилях, но как-то чутьем поняла, что обстановка в хате старинная.

Новомодными были: телевизор, видак, высокий открытый шкаф с кассетами, журнальный стол, компьютер, факс и ещё что-то такое же... И легкие золотистые занавеси на окнах.

Тинка умостилась в глубоком кресле.

Насколько велика квартира, – она понять не могла, – голос Казиева доносился как из недр, он кричал, что ванная и все удобства по коридору налево.

Тинка давно хотела писать и сразу же бросилась разыскивать сии помещения.

Когда она вышла, свеженькая, умытая, ненакрашенная, с гладко расчесанными по плечам волнами черных волос, Казиев, несший что-то в огромном казане, даже остановился.

– Какое же чудо у меня сегодня в гостях! Я и не чаял...

И он пропустил Тинку вперед, направив её в гостиную.

Эта комната была ещё страшнее, чем первая.

Огромный стол, огромные стулья, черного цвета горка, с хрусталями, искусственными цветами, вазонами и черт его знает, ещё чем. На полу лежал тихий толстый ковер темного же цвета, обои в темных квадратах и вообще здесь от прямо-таки зловещей тьмы становилось плохо.

Казиев понял состояние Тинки.

– Досталось так от родителей ( врал он. Дали им с Улитой эту квартиру – больше, конечно, Тиму, – после того, как здесь перемерли все старые её обитатели-актеры, без наследников. Дали со всеми причиндалами, а заплатили они с Улитой вместе какую-то смешную сумму. Вот так было дело), как-то сначала не хотелось ничего менять, потом – привык, часто уезжал, некогда было заниматься домом, "моя дама" предпочитала жить у маман... А вот теперь я думаю, если суждено мне ещё раз ввести в свой дом хозяйку, пусть она здесь хоть потолки посшибает, я буду только рад...

Тинка подумала (но не сказала, конечно!), что "старуха" – Улита могла бы за их совместную жизнь хоть что-нибудь поменять. Как будто и не жила здесь никогда никакая женщина! ( Улита ненавидела эту квартиру. И всякое свободное время она проводила в маминой квартире, с мамой. Как будто не надеясь на долгую счастливую жизнь с Казиевым. Так оно и вышло)

На обед был плов в казане.

Казиев походя сказал, что предки его с Востока, и рецепт плова, – уже еле видимый на бумажке, – хранится как реликвия.

Плов был вкуснющий! Особенно после Егоровниных диетических "разносолов"!

На столе стояли блюда с овощами, фруктами, в розетках – икра, красная и черная, маслины, мидии, и чего только не было на этом столе!

И выпивка.

От английского джина "Гордонс" до сладчайшей испанской "Сангрии".

Тинка и не помышляла, что попадет на такое изобилие. Наелась она, что говорится, – от пуза, даже выпивать не хотелось. И не заметила, как за столом задремала.

Очнулась в другой комнате, – на софе, застеленной шкурой какого-то мягкого меха, прикрытая пушистым пледом.

Горел только ночник и никого, кроме нее, не было. Ну и хорошо, подумала она, завернувшись тепленько в плед и скрутившись клубочком.

В комнату тихо вошел Казиев, с бутылкой "Сангрии" и блюдом фруктов. Поставил все это на маленький столик у постели, сам же сел на край тахты и легонько тронул Тинку за белоснежное плечико, высунувшееся из-под пледа...

Она не пошевелилась. Тогда он уже более серьезно потряс её сквозь плед, за уязвимое местечко – бедрышко.

Тут ей ничего не осталось, как открыть глаза и сделать вид, что она только-только проснулась и пока ещё не понимает, где находится...

Казиев сладко, что совсем не подходило его гортанному голосу, произнес: выспалась? Я отнес тебя сюда, так ты даже не шелохну – лась, пора подкрепиться, дитя мое...

После такого обеда Тинке глаза воротило от этих бананов, ананасов, груш... Тем более от сладкой "Сангрии".

– Я не хочу ничего, – заявила она капризно, – можно мне немножко ещё поспать?..

– Нет, моя прелесть, иначе я умру от восторга и желания! – Прошептал Казиев и глаза его превратились в фары автомобиля, который наедет на тебя и ни на минуту не смутится, – потому что машина.

Она не успела ничего сказать, как с неё сорваны были майка, юбка и трусики, – то есть вся её одежка.

Казиев стоял перед нею тоже абсолютно голый и халат его валялся вокруг ног.

Фигура у него была поджарая, кожа смуглая и волосы росли лишь на животе, струйкой стекаясь вниз, где уже бушевало отдельное существо красное и грубое, которого Тинка сейчас так не хотела!

Но пришлось.

И вот она лежит под ним, распластанная как лягушка на столе экспериментатора, с раскинутыми ногами и руками, – и стонет от грубой страсти, снедающей Казиева.

Зубами он сжирает мягкую плоть её груди, руками сдавливает нежные белые бедра, а его сумасшедшее отдельное существо уже бьется в Тинке и творит невообразимое, уходя все глубже и глубже,

– до боли, до крика.

Но кажется её крики доставляют ему ещё большее наслаждение и Казиев с рыком тяжело падает на нее, – будто придавил Тинку упавший баобаб.

Некоторое время они лежат – не могучи отдышаться: он – от страсти, она – от неожиданности и боли, которая сейчас ещё пуль – сирует внутри нее.

До утра, Тинка думала, – не доживет. Чего только не вытворял с ней этот безумный Казиев!

Она уже не понимала, где она, – на потолке? Свернута змеей?.. Когда под утро, он, хуркая как загнанный конь, отвалился от нее, она осталась распростертой и недвижной. Ни одна косточка, даже под страшным приказом, не сдвинулась бы в ней.

Господи, Родя, где ты? Милый, довольно темпераментный, но НОРМАЛЬНЫЙ!

Казиев выкурил подряд две сигареты, выхлебал (опять на ум шел конь) огромную пивную кружку воды и повернулся к ней. Видимо, с желанием поцеловать её или обнять...

Она дернулась от него, насколько могла, и заплакала.

Он привстал на локте и всмотрелся в её лицо, искаженное плачем.

– Ну вот мы и плачем! Какие мы ещё крошки маленькие! Ничего, скоро страшный серый волк дядя Тим научит крошку настоящей любви и крошка будет плакать только слезами счастья!

Он не стал притрагиваться к ней, только набросил на её истерзанное тело плед.

Потом быстро, одним махом вскочил с постели и вышел.

Тинку затрясло от страха. Что ещё придумает этот маньяк? Надо скорее выбираться отсюда, домой! Но вот дома-то своего у неё здесь нет, он далеко, в Тбилиси, у мамы с папой!

И Тинка зарыдала в голос и затряслась так, что тахта заходила ходуном.

Казиев вернулся свежий, волосы мокрые, чресла обтянуты банным полотенцем, на плечи накинут синий шелковый халат.

Он улыбался, сиял и был похож на озорного мальчишку.

А жертва его "игр" обреченно смотрела на него снизу вверх. Казиев по-хозяйски откинул плед, погладил её тело, осмотрел как врач, и сказал, да, с тобой так нельзя пока. Ты очень нежна, моя принцесса.

На что Тинка шепотом ответила: княжна...

– Ну, вот видишь, – ты княжна, а я – серый мужлан и нет мне прощенья. Но все-таки может быть?

И он надел на её тонкий пальчик тяжелое кольцо, которое тут же соскользнуло на простыню.

Казиев покачал головой, – попробую найти что-нибудь поизящнее. Просто это кольцо моей мамы и я его очень люблю.

Сейчас он был просто симпатичный молодой мужчина, нежный и чуть-чуть насмешливый.

Следующее кольцо, которое он принес, было много тоньше и с бриллиантом, не очень большим, правда.

Оно подошло к среднему пальцу Тинки.

Перстенек более-менее примирил её с ночным кошмаром.

И она спросила, – сдуру, конечно: а со своей женой вы тоже так?..

О, Боже! Если бы она знала, какую ярость вызовет её невинный вопрос. Лицо его исказилось и стало сразу старым и жутким.

– Моя бывшая жена – дура и мерзавка. Никогда больше не упоминай о ней, я рассержусь.

Тинка изругала себя за этот вопрос, она вовсе не хотела, что – бы он сердился, – это, наверное, пострашнее того, что с ней было в ночи.

– Но хватит, мой розан. Я принесу тебе завтрак. – Мягко улыбнулся Казиев. – Перестань меня бояться.

Завтракали они уже весело.

От рюмки виски Тинка развеселилась и у неё прекратились боли. На подносе лежали всякие вкусные вещи, вплоть до жареных пи – рожков, которые Тинка немыслимо любила, рядом сидел Великий режиссер и влюбленно смотрел на нее...

Жизнь оказалась не страшной, а приятной.

Хотелось бы, конечно поговорить с ним о чем-нибудь более конкретном, киношном, но Тинка решила, что ещё рано.

И у Казиева тоже была своя задумка: удержать этот экзотический цветок как можно дольше около себя и показать во всем блеске всем свою новую героиню. Девочка, конечно, малоподвижна и не сильно, скажем так, умна, но это все поправимо. Еще пара-тройка таких ночей и двигаться она научится только так. А ум её ему не нужен. Он сам не дурак. Была у него одна слишком умная... И где она? А этой... Что он ей скажет, то девочка и сделает. Она из подчиняющихся. И к тому же экзотическая красавица! Пожалуй, привяжется, – не отвяжется.

Отвяжется, подумал он со смешком, никуда не денется. Не таких выкидывали, – если, конечно, надоест. Но пока он очарован.

Он повалился на спину на тахту, прикрыв полой халата возбужденную плоть, пусть до времени успокоится грузинская княжна – богатства которой, поди, – два барана да две козы?..

– Ласточка, – сказал он, ласково поглаживая её по белым стоячим холмам грудей с невинно торчащими как бутончики розанов – сосками. (Не удержаться... Нежна как подтаявшее мороженое). – Ласточка моя, а что бы ты сказала, если бы я предложил тебе роль, заметь, не рольку, а роль, – в своем новом фильме, а?

Тинка, как не было ей больно, привскочила на тахте, прикрывшись пледом. Таким образом она лишила Тима удовольствия от игры с любимой игрушкой, а себя спасла от нависшей над нею опасности.

– Ой, я была бы так счастлива!

Здесь следовало бы зацеловать благодетеля, но она боялась и только сжала его руки.

– У вас уже есть сценарий?

Вот этого лучше бы она не говорила! Ну, нет у него сценария, нет! И как ей сказать об этом пристойно. Да как угодно, такой-то дурешке!

– Видишь ли, детка, у меня был прекрасный сценарий, – "Роскошное убийство фройляйн Ханни"... Но... Но сценарий этот куда-то делся. Думаю, его увели и даже предполагаю, кто. Но пусть пока над ним они поколдуют, а я тем временем сделаю новый вариант и предъявлю им свой иск. Вот так.

– Ой, как интересно! – Пискнула Тинка.

Казиев даже не глянул на нее, – вот прекрасное средство от потенции: заговорить о сценарии. Будто и не юная красавица с ним лежит!

– Но это сценарий на мою бывшую жену... А я снимать старух разлюбил, не вижу в них того шарма, какой видят эти отмороженные молодые режиссеришки! Мне нужен сценарий на тебя, юную пери, и такой крутой, чтобы от ужаса люди под стулья залезали, а от сексуальных сцен, – кончали... Вот такой я хочу сценарий.

– Если я что-то услышу, я... – Только было забормотала Тинка. Казиев так на неё посмотрел, что она тут же стухла. Но через минуту глаза у него сверкнули и он медленно произнес.

– Хотя... Родя говорил с тобой о кино?

Она поняла, что Казиев знает о ней и Роде и расстроилась.

– Говорил, – довольно кисло протянула она, так как Родя именно об этом с ней не больно-то беседовал. Но надо же что-то сказать Тиму, вон как он ждет и напрягся весь!

– Говорил. – Совсем другим тоном сказала Тинка ( будет врать, как может, а то этот Тим опять к ней полезет. Глупа, глупа, а заметила, что разговоры о кино лишают Тима интереса к противуположному полу). – Он мне сказал вообще, что прилетел В Ниццу не только на открытие отеля, но и по делам. За сценарием! – Вдруг само вырвалось у нее, хотя она об этом никогда не думала.

Что-то стукнуло в голову Тинке еще, но она пока не стала останавливаться на этом "чем-то", чтобы не утерять нить, которая выскочила – ма-аленьким кончиком.

– Да, да, я уверена, за сценарием! И он должен был взять его у старика!

– Какого старика? – Загорелся Казиев, – француза?

– Нет, – мотнула головой Тинка, – наш старик, с ( тут она поняла, что подставляет свою подругу Ангела)... с девчонкой маленькой, внучкой или правнучкой, – поправилась она.

– Почему ты решила, что это сценарий? – жестко допрашивал Тинку Казиев.

– Не знаю. – Ответила она испуганно, – они слово это говорили очень тихо, будто тайна, и Родя мне сказал, что мы скоро улетим в Россию и денег тратить нельзя, они будут очень нужны...

Казиев потух. Камешки или наркота, а сценарий – их действия. Тут снова прорвалась Тинка, – ой, я вспомнила! Этот старик сказал, – только Улита в главной...

– Ты не врешь? – Впился в неё глазами Казиев.

Она перепугалась: не вру. Но больше ничего не знаю. Казиев не видел её и не слышал. Нет, это не наркота! Если было произнесено имя его дражайшей бывшей подруги! Это и впрямь – сценарий! Но что за старик? Может, жив какой-нибудь где-нибудь курилка и держит под задницей последний свой опус? Дрянь, конечно! Но у Родьки были вкус и нюх, этого не отнять. И он уж слишком петушком ходил, сам сват ему не брат, сам папа-король – половая тряпка! Читал он, что ли? И там – все гениально? Может, ворованное?.. И из-за этого его грохнули? Вполне, вполне...

Мысли вихрились в голове Казиева и он совсем забыл о девчушке, которая мерзла голяком, – плед-то он отбросил, а взять она боялась.

Тинка решила смотаться. Ну, не на совсем, конечно, на время. Еще одну такую ночь она не выдержит.

Она тихонько сползла с постели. Казиев крикнул, как собаке.

– Куда?

– В туалет, – пролепетала Тинка, а сама собрала свои три вещички в комок и шмыгнула в ванну.

Там она оделась и просто стояла, пустив воду, и вспоминала, где может находится входная дверь. Но понять ничего не могла.

Придется "отпрашиваться"! А как не хочется. Но она что-нибудь поднаврет насчет сценария, – вон он как забесился! Может, – от – пустит?..

Когда она попыталась что-тот объяснять, Казиев отмахнулся от нее. Иди! Ему надо было остаться одному и подумать, выверить клочки информации. Может и сложится какая-никакая картинка.

Тинка ушла незамеченной, с тоненьким колечком на пальце и с саднящими ранами во всех самых болезненных местах.

14. СТАРИК.

( отступление)

Среди страшного развала в комнате: раскрытый гардероб и вываленные на пол папки и бумаги, опрокинутый стул и чайник, стоящий на высокой подставке боком, из которого медленно лилась вода...

– сидел на полу старик, стенал и бормотал совершенно уже что-то неясное.

Но по виду его однако, нельзя было сказать, что этот человек сошел с ума. Скорее он был в глубочайшей депрессии и, возможно, крутом стрессе.

– Милая девочка, – шептал он, хлюпая и вытирая сопли, слюни и слезы огромным белым платком, – милая моя, я не сберег ( дальше шло непонятное то ли девочку какую-то не сберег, то ли ещё что-то)... Видишь ли, я стал совсем стар, я не ловлю мышей и они уже меня не боятся... Я-то воображал, что все при мне, но память куда-то исчезает! Я думал, что смогу все вспомнить до точки, но, как видишь, не могу. А эта мелкая сучка украла как раз самое главное, не зная этого! Не зная! Схватила и все... А почему это

– "не зная"?... – Вдруг остановил он себя, – почему? Тот мерзопакостник, наверняка, оставил после себя кого-то! Но ведь всех убрали! Я – один!

И хрипло надменно захохотал. Но тут же замолчал.

– Что ты из себя изображаешь, Андрэ! Кого и Что? Ты – один? Побойся Бога, развалина! Ты скоро предстанешь перед НИМ и должен будешь ответствовать. А ты заявляешь, – я один! Подослали сучку.

– С уверенностью заключил он. – Вот тебе и все. И паспортов у неё наверное – миллион, и денег около этого! Недаром – то ли мальчик, то ли девочка... Ах, болван, ты, болван...

Он, кряхтя, еле поднялся на ноги и побрел на кухню.

Там он пошарил за мусорником, вытащил потрепанную толстенную тетрадь и, усевшись на свой неуютный холодный диван, стал пролистывать страницы, писанные мелким убористым почерком.

– Да-а, тоска. Разве тут жизнь написана? Разве это ужас? Боль? Любовь?... Придурки! Но как я мог оставлять эту сучонку одну?!

И старик снова горестно застонал и забормотал, – бедная моя девочка, несчастная моя девочка!.. Даже в конце жизни от меня несет дерьмом и кровью!

15. НОЧЬ – ПОРА СЕКРЕТОВ...

Кто-то зацарапался в дверь и донесся шепот: это я, Тинка... Ангел распахнула дверь и встала этакой Немезидой перед греш – ницей.

– Девочки, девочки, я вам сейчас все расскажу, все!

Тинка поочередно глядела то а Алену, то на Ангела, кажется, больше боясь вторую.

– Да пусти её, – сжалилась Алена, – Тина, а ты знаешь, что мы все морги и больницы обзвонили!

– Может тебя изнасиловали и выбросили где-нибудь на дороге!

Это сказала Ангел.

Тинка как-то подскукожилась, побледнела и подумала, а что, и изнасиловали! Разве то, что творил с ней этот "Великий" называется по-другому? Только вот в канаву не выкинул! Почти.

Она сама по себе его уже не интересовала в конце, это она поняла! Его интересовал сценарий или то, что должен был передать какой-то Старик там, в загранке...

Так ведь это же дед Ангела!

И Тинка подумала, что если она постарается выпытать у Ангела про дедовы дела и расскажет о них Казиеву, то сможет делать с Великим, что хочет! Нельзя сказать, что она в него влюбилась, – слишком он груб, но червячок влюбленности, – пока ещё крошка, – все же проник в её сердце-яблочко, – поспевшее и мягкое, – пробраться в него труда не составило.

Тинка вошла в гостиную, на свет и девчонки тихо ахнули: кровопотеки на шее, черно-фиолетовые синяки на руках!.. Личико уменьшившееся вдвое и на верхней губе кровяной укус!