Текст книги "Я против тебя (СИ)"
Автор книги: Ксения Латышева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
– Не ори, – тихо попросила я, ощущая, что лежу на полу в очень неудобной позе. – Убери воду и принеси полотенце. Кажется, мы топим соседей.
– Дура, – шмыгнула носом подруга и умчалась в ванную. Я соскоблила себя с пола, оперлась на диван и села в позе лотоса. Мне требовалось подумать и осмыслить все то, что сказала Юля.
"Уложить в постель. По твоему желанию". Странно, что все в нашей жизни в итоге сводится к сексу, даже предмет спора. Интересно, а как Федор докажет им, что он того, уложил меня? Надо проверить, на месте ли мои труселя... господи, о чем я думаю!!! Мой молодой человек, которому я доверилась, в которого я влюбилась, с которым хочу быть везде и всегда – просто развлекался?
– Эй, ты где там? – я задумчиво перевела взгляд с рисунка обоев на Юльку, протягивающую мне полотенце.
– Я в астрале, думаю, просьба не мешать.
– Ты меня напугала до ежей в заднцие!!!
– Не выражайся, – я вытерла лицо. – А то я сейчас начну.
– Лучше начни, чем сидеть вот с таким замогильным выражением лица.
– Ты уверена? – я с сомнением посмотрела на подругу.
– Я уже ни в чем не уверена, – Юлька села напротив меня точно в такую же позу и устало оперлась подбородком на ладонь правой руки. – Ты как?
– Я пока еще не разобрала, – пробубнила я, пытаясь разгрести тот ворох чувств, что постепенно нарастал во мне. Удивление и осознание всей гадости произошедшего немного отступили на задний план, рождая и пропуская вперед понимание, что меня крепко и жестоко обидели. Воспользовались мной для выигрыша в споре, забрали у меня чистоту и невинность, украли сердце и немилостиво растоптали только что. Что человек, который стал для меня настоящим теплым и ласковым солнцем, оказался простым жестяным ведром с помоями, который ради своего прекрасного ЧСД пошел на такой примитивный спор.
– Знаешь, кажется, я хочу убить его. Не одолжишь мне биту? Или где ее можно взять напрокат? – я пыталась взглядом прожечь рисунок на обоях, но мое ментальное "я" упорно сопротивлялось появлению в моем арсенале лазерных способностей.
– Тихо-тихо, давай без крови и соплей. Поступи как нормальная женщина: громкий скандал с битьем посуды и хлопаньем дверей, – Юлька опасливо отодвинулась от меня, явно подозревая о моих попытках открыть "третий глаз".
– Это слишком мелко, совсем не моего уровня. – И тут меня начало трясти. – Кажется, я сейчас буду плакать.
Юлька понятливо кивнула и протянула мне чашку с водой. Я сделала пару глотков, закрыла глаза и уткнулась в шершавую материю полотенца. Все повторялось, все до точки. Не зря у меня тогда возникло ощущение дежавю, когда Федька рассказывал про то, как перед защитой его пытались вывести из игры и оставить без диплома и образования. Месяц до защиты – мы знакомимся с Федькой. Сначала все было по моим правилам, но в какой-то момент я потеряла контроль над ситуацией и поддалась весне, чувствам и губам этого жестокого человека. А меня просто аккуратно и профессионально разводили. Как девочку-лохушку. И я повелась!!! Я поверила, я влюбилась. И что хуже всего, я влюбилась очень крепко, иначе как объяснить тот факт, что в последнее время меня не оставляет желание постоянно видеть и ощущать Балдурина рядом с собой? А после того вечера, когда он сделал меня своей окончательно – я еще и безумно хотела его нежных ласк и трепетных прикосновений. Но погоди, неужели это тоже все была игра??? Неужели можно играть так натурально?!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Через какое-то время я поняла, что в голос плачу в полотенце, а Юлька сидит и крепко меня обнимает.
– Юлечка, милая моя, за что?! Почему он так со мной? Я ведь его не обижала!!! А он..он...он ведь сделал меня инвалидом! Я же люблю его, я жить без него не могу-у-у-у!!!!!!
– Тише милая, тише, у тебя соседка внизу психованная, у нее ребенок трехмесячный, будешь кричать – она милицию вызовет. А тебя плачущей и некрасивой видеть не должен, – Юлька гладила меня по спине и, кажется, целовала в волосы. А меня колотило, из груди рвались какие-то странные хрипы, в мозгу постоянно возникали воспоминания о том, как было хорошо. И что это хорошо – всего лишь обман, игра.
Так, обнявшись и уткнувшись друг в друга, мы просидели часа два. Полотенце превратилось в мокрую сопливую тряпку, я – в опухшую истеричку, а Бестерева постоянно скидывала звонки Балдурина.
– Что делать будем? – задала я мучавший меня вопрос. – У меня нет ни мыслей, ни плана, вообще пусто в голове.
– Не знаю. Постучи по моей башне – звенеть будет, – пожала плечами подруга, сердито скинула очередной вызов Балдурина и выключила телефон. – Достал, – пояснила она, увидев мой вопросительный взгляд.
– Почему он звонит?
– Потому что он видел меня, – Юлька устремила взгляд куда-то в потолок. – Наверно, сейчас понял, что я все слышала.
– Как он тебя видел и не сразу сообразил, что ты в курсе?
– Тупой потому что, – в сердцах кинула подруга, – я не стала сразу выходить вслед за этими сволочами, подождала минуты две. А он у дверей задержался, увидел, улыбнулся. А я от души нахер послала. Когда первый раз сбросила с твоего телефона его звонок – видать все понял.
– Странно, что он не здесь до сих пор, – находиться в объятьях подруги было удивительно уютно.
– А он здесь. Сидит во дворе и пишет тебе смс-ки.
– Дай сюда! – рванулась я к телефону, но Юлька оказалась проворнее и спрятала его за спину. – ДАЙ СЮДА!!!!!!!! Почему я не слышала, как он их присылал?!
– Беззвучный режим без вибровызова. Зачем тебе читать?! Что ты хочешь увидеть в этих смс? "Милая, что случилось, почему не берешь трубку???" – передразнила Бестерева явно одно из смс.
– Не твое дело! Это мой телефон, мой парень и мой головняк!!!!!!!!!!
– Да на, читай и трави себе душу, – Бестерева почти швырнула в меня телефоном. Я неловко пожонглировала им и наконец-то нормально взяла в руки. И тут, словно по заказу, пришла очередная смс.
"Нам надо поговорить".
– Ты была права, – я швырнула мобильник на диван и вернулась на исходную позицию на пол. – Не стоило его даже в руки брать.
– Дурного не посоветую, – проворчала Юлька, присаживаясь рядом. – Что делать будешь?
– Не знаю. Впадать в депрессию и выть на луну, – мрачно проговорила я. Что делать я и действительно не знала. Разговаривать и выяснять отношения с Балдуриным желания не было, отвечать на звонки и смс – тем более.
– Диплом, надо помнить о дипломе, – задумчиво произнесла Юлька, глядя на отброшенную папку с проектом. – Ты не должна прогибаться на радость остальным. Пусть думают и говорят о тебе что хотят, но диплом ты защитишь.
– Однозначно, – я вспомнила свои ощущения, когда выбирала тему для дипломного проекта, как составляла план, искала материал, продумывала структуру. Свой особенный мир выстроился в итоге вокруг этой папки, мир, который дал мне чуть больше, чем окружающие люди. Бестерева и предки не в счет. И дать кому-то возможность похоронить мое цветущее царство?!
– Дай-ка мне телефон, – вслед за моей репликой не последовало возражений, и уже через мгновение я набирала смс Федьке.
"Мне некогда с тобой разговаривать на какие-либо темы. У меня диплом. Как освобожусь – так и поговорим".
– Все, баста. Балдурин умер, да здравствует диплом, – я заблокировала телефон и посмотрела на подругу. – Ты поможешь мне? Кажется, завтра наступит первый день боли...
Передать, насколько мне было плохо утром, я, наверно, не смогу. Ночью пришло некое оцепенение, тело лежало, а мозг думал и думал. Мысли пытались сначала быть хаотичными, но затем покорно выстроились в ряд и плелись друг за другом. Я анализировала, вспоминала, оценивала. Нет, нигде ни разу я не отметила какой-то неискренности в словах или поступках Балдурина, все было натуральным. Но все-таки я верила своей подруге, которой действительно не было смысла разводить меня с любимым мальчиком. Почему он это сделал? Почему??? Зачем?! Ведь видел же мои глаза, мои чувства в них, пусть я даже и не сказала ему тех трех заветных слов, которые каждую встречу рвались из меня наружу. Наверно, хорошо, что не сказала. Тогда его победа была бы окончательной, красивой и с фанфарами.
Мое тело по-своему отреагировало на предательство Балдурина: я начала заболевать. Утром начался мелкий озноб, тело ломило, а коже так вообще было неприятны какие-либо прикосновения. Я тянула время, как могла: долго тупила в ванной с зубной щеткой перед зеркалом, расчесывала чуть ли не по полчаса каждую кудряшку, малевала лицо и глаза с особой тщательностью, пила кофе и переключала каналы на телевизоре. Но все равно наступил тот момент, когда надо было выходить из дому и ехать в университет. Сегодня надо было отдать диплом на последнюю проверку, после которой он окончательно перепечатывался и подписывался.
На улице светило непомерно яркое солнце, весело щебетали пташки, и задорно зеленела трава. Июнь, самое начало лета, которого я так ждала, и именно самое начало было испоганено таким мерзким способом. Предательство! Это слово стучало в моем мозгу в такт сердцу, наполняя то горечью и обидой. Почему так? Почему со мной? Что?! Что я ему сделала такого ужасного, чем заслужила? Затащить в постель!! И с каким искусством это было сделано, боже мой!
Я крепко зажмурилась, давя непрошеные слезы на корню. "Тушь потечет" – наказала я организму.
В университете в самом разгаре была зачетная неделя. Кто-то сидел на подоконниках и листал тетрадки, либо что-то решал или списывал. Кто-то ожидал своей участи возле дверей аудиторий, теребя или просматривая тетради с лекциями. Многие просто куда-то неслись, сломя голову: либо печатать курсовые, либо ксерокопировать шпоры, или оба действа одновременно. Я поднялась на кафедру иностранных языков и постучалась в преподавательскую.
– Григорий Петрович? – я зашла в кабинет и застыла на пороге. Напротив моего научного руководителя сидел ОН.
– А, Коралова?! Здравствуй, заходи, пожалуйста, – Григорий Петрович широко мне улыбнулся, а вот Федька лишь внимательно окинул меня взглядом. "Дайте что ли пушку в руки, перебила б пол-кабинета" – пронеслась в голове измененная строчка из любимого детского мультика.
– Здравствуйте. Я диплом на проверку принесла, – я подошла поближе к столу, и, стараясь не коситься на Балдурина, достала из портфеля объемную папку. – Вот.
– Так, отлично. – Григорий Петрович ухватился за папку и метнул быстрый взгляд на Федьку. – Слушай, я тебе тут еще одного рецензента нашел, думаю, он и с проверкой твоего диплома неплохо справится. Вот, зовут Федор Балдурин, весьма рекомендую.
– Зачем? – кажется, я сказала это чересчур резко, ибо Григорий Петрович поднял на меня удивленные глаза.
– Ты насчет рецензии или проверки? – Григорий Петрович, честь и хвала ему, быстро отошел от резкости моего тона, и по-барски откинулся на спинку стула. – Чем больше рецензий – тем лучше. Значит, работа действительно хорошая и заслуживает отличной оценки. А проверка – у меня уже взгляд "замылился", я столько раз читал и обсуждал с тобой тему твоего диплома, что могу что-то упустить. А Федор – нет, и он отлично с этим справится. Не первый раз прошу его об этом.
– Я против. Он даже не преподаватель!!! Он студент!
– Вообще-то, Федор уже два года как работает у нас на кафедре, – задумчиво протянул Григорий Петрович, переводя задумчивый взгляд с разъяренной меня на молчаливого Балдурина. – Так, мне в деканат надо, а вы тут обсудите что и как. Приду через полчаса, чтобы была договоренность. Если тебе, Коралова, конечно, нужен отличный диплом.
– Это шантаж! – воскликнула я, но Григорий Петрович бодро хлопнул дверью. Я повернулась к Федору. – Что, решил таким образом со мной поговорить?!
– Если у тебя нет времени – то почему бы не использовать имеющиеся связи, – пожал плечами Федька. – К тому же нам действительно надо поговорить. Об одном неприятном и щекотливом моем поступке. И я хочу сам рассказать о нем, чтобы тебе не дошла информация от других людей в искаженном виде.
– Да? А откуда я знаю, не исказишь ли ты ее?
– Значит, уже дошла информация? – взгляд Федьки погрустнел. – Кто?
– Какая тебе разница?! – я закипала все больше. Кажется, Везувий и Помпеи уступят мне пальму первенства по выбросу газов и пепла.
– Есть разница, и очень большая. Так кто? – Федька встал, но я сделала шаг назад и зашипела:
– Не подходи ко мне, гад! Еще шаг – и я тебя покалечу!
– Лиль, кто? – тон голоса Федьки стал умоляющим и я сдалась:
– Юлька. Она слышала, как ты вчера с кем-то разговаривал о споре и его предмете. Господи, Федя, как ты мог!!!!! КАК ТЫ МОГ!!!!!!!!
– Можно я все объясню?! Пожалуйста, выслушай меня!!!
– Да к черту твои объяснения, Балдурин! Ты понимаешь, что ты вообще наделал! Ты спорил на меня! Что уложишь в постель! Как вообще можно на такое спорить? Вот как?! Ты мразь последняя!!!!
– Лиля!! Пожалуйста!
– Ты! Я думала, что ты особенный, не такой как все! А ты! – я едва сдерживала рыдания, – ты обыкновенный...
Все мои мечты разбились в пыль. Стекло обычно бьется вдребезги, на мелкие кусочки, но мои мечты были из песка – и одного дуновения ветерка хватило, чтобы их узоры превратились в ничто. В последнее время Федька для меня стал свежим глотком воздуха в мире людей. Он казался человеком из другой реальности: его интересы, увлечения, мысли – все отличалось от остальных. С ним я всегда не знала, что будет в следующий момент, как он поведет себя, что скажет, что сделает. Я не могла объяснить этого "ботаника". Но сейчас все встало на свои места. Он был как все, просто умнее на порядок. Я закрыла глаза. Хотелось сбежать куда-нибудь, зарыться в темноту, свернуться клубочком и дышать носом. Мне не нужны были чьи-либо жилетки, груди или плечи. Я могла перенести все это и сама, но только в одиночестве. Мне нужна была тишина и пустота.
– Лиля... – его голос, такой любимый, нежный, нужный и одновременно ненавистно обыкновенный. Тепло от прикосновения его руки к моему плечу тряхнуло меня не слабее разряда тока.
– Не трогай, – кажется, мой голос прозвучал глухо. Сейчас я могла расплакаться, громко, противно, мокро. Но не было желания демонстрировать ему свои чувства, я слишком гордая для этого. Пусть думает, что я сильная и могу все смахнуть, словно пылинку с плеча. А потом я забьюсь в угол, закрою глаза и предамся горю и слезам. – Не трогай меня, мне противны твои прикосновения. Прикосновения обыкновенного человека. Меня могут касаться только удивительные, волшебные люди. Такие, каким ты был до своего мерзкого поступка...
И я подняла глаза на Федора. Его красивые серые глаза сейчас были похожи на грозовое небо, которое вот-вот должно было разверзнуться страшным судом над миром грешников. Не знаю, что читалось в его взгляде, но я не могла отвести глаз. Я хотела! Я мечтала смотреть только в его глаза! Любить их, целовать! А взамен получила лишь осколки своей мечты.
– Надеюсь больше никогда тебя не увидеть, – прошептала я и, скинув руку парня со своего плеча, пошла к двери. Хорошо, что я сегодня на шпильках, звук цокающих каблучков словно гвозди вбивался в тишину, повисшую в кабинете. Приятно! Приятно до омерзения втыкать иголки в сердца, пусть эти сердца принадлежать тебе и твоему любимому человеку. Ты испытываешь боль, но делишь ее на двоих. И от эгоистичного понимания, что больно и другому – улыбаешься и машешь.
– Нет, – сильные руки обхватили меня и прижали к горячему телу. – Я не могу тебя отпустить! Не так!
– Пусти! – тщетно дернулась я, пытаясь высвободиться. – Ты...как ты не понимаешь, что все, между нами пропасть! Ты погубил все то живое, что вырастили мы вместе! Ты растоптал все ростки – и поле пусто и голо! Облито бензином и сожжено! Земля более не плодородна!
– Я люблю тебя, – горячий шепот в районе ключиц обжег и заставил умолкнуть. Я замерла, а Федька уткнулся мне носом в шею. "Он специально так сказал, это не правда", – зашептало разгоряченное сознание, – "только чтобы остановить тебя!!!"
– Я очень люблю тебя. И мне больше никто не нужен.
– Опять обыкновенные слова, – я опустила голову. – Я не верю тебе, я просто не смогу тебе теперь поверить. Отпусти.
В ответ Федя провел своей рукой по моему бедру. И тело, помнившее негу от ласк этого мужчины, встрепенулось. Я хотела его, глупо отрицать очевидное. Я хотела Балдурина до ломоты в зубах, до дрожания в пальцах, до звезд в глазах, до обморока. Не знаю, как еще передать ту гамму чувств, что я испытала от прикосновения Федора. Его теплая ладонь гладящим движением вернулась обратно и остановилась на моей левой щеке. Опять эта простая, но очень нежная ласка... Та самая, первая, от которой моя женщина внутри начала просыпаться, та самая, с которой и началась моя тяга к этому мужчине.
Чувствуя, что я растерялась, Федор повернул меня к себе и нежно поцеловал. Легонько, едва касаясь моих губ. Это был не поцелуй, это был взмах крыла бабочки, такой же невесомый и прекрасный. Я люблю тебя!!!
– Прости меня, Лиля, – Федор прекратил меня целовать и обнял. – Прости, если сможешь. Я не собираюсь оправдывать свой поступок, но он – прошлое. На тот момент, когда я совершил его – я не знал тебя. Но сейчас – знаю. И не собираюсь никому отдавать то, что принадлежит нам двоим. Не поверишь, но я все равно докажу тебе свою искренность.
Я закрыла глаза, сглотнула и выпуталась из его объятий. Мне страшно было ему поверить, ибо в душе уже было достаточно чужого говна извне. Внутри меня все переворачивалось, раскачивалось, прыгало и бренчало. В голове раздавались тысячи голосов, нашептывающих абсолютно безумные вещи. "Останься, он искренен!!", "Уходи, он предатель!!", "Развернись и вмажь ему!", "Расцарапай лицо!". Я заткнула уши руками, замотала головой и выскочила из кабинета. Я непременно сделала что-нибудь из возникших в голове идей, но снизу, с самых глубин мозга и сердца пробивалась мысль "Не опускайся!". Не помню, как я сбежала из университета, как добралась до дома. Лишь движения моих дрожащих рук, задергивающих штор, запечатлелись в моей памяти, а затем наступила темнота.
Последующие несколько дней я провели, сидя в своей комнате, перекладывая листочки с текстом дипломного проекта и не реагируя ни на какие внешние раздражители, будь то мама с чаем, или папа с конфетами и новым кино. «У меня скоро защита» – отвечала я механическим голосом и закрывала за ними дверь. Шторы оставались задернутыми, в комнате царила постоянная темень, и лишь настольная лампа освещала обстановку и меня.
Телефон молчал, что не удивительно, ибо я выключила его сразу, как только выбежала из университета. Видеть и слышать никого не хотелось, поэтому я решила провести оставшееся время до защиты дипломного проекта в спокойной домашней тишине. Правда, меня измором и боем пыталась взять Юлька и Никитос, они почему-то вбили себе в голову, что я вскрою себе вены или совью из пеньки крепкую веревку. Но я лишь хмыкала в трубку домашнего телефона, который из-за родителей отключить не удалось и саркастично угукала.
– Коралова, ты просто невыносима!! – в очередной раз проорала в трубку Юля, пытаясь вытащить меня из сумрачного царства моей комнаты. – Ты намерена вот так все лето там просидеть?
– Ага, – я разглядывала себя в зеркало. Когда-то девушка напротив меня сверкала задорными огоньками в глазах и ерошила забавные светлые кудряшки на голове. Сейчас там была все та же девушка, но огоньки угасли, кудряшки потускнели, нос заострился, а под глазами появились синяки. "Что с тобой, Коралова? Почему ты так тоскуешь?" – спрашивала я сама себя, глядя в зеркало и пропуская мимо ушей какие-то вопли подруги. "Неужели ты так любишь Федьку, что угасаешь без тепла его рук и дыхания?".
– Ты вообще меня слышишь?
– Прости, нет. – Я устало вздохнула и села на скамеечку в коридоре. Телефон был старый, проводной, поскольку предыдущая трубка приказала долго жить из-за полетевших контактов. – Я задумалась.
– Над чем? – Юлька даже и не подумала обижаться на то, что я пропустила ее пятиминутную тираду.
– Что сидеть взаперти мне абсолютно не полезно. Но выходить из дома так не хочется. За последние три дня я так привыкла к тишине и покою. Оказывается, я по ним соскучилась.
– Коралова, стопе, мне не нравится твой тон, – насторожилась на том конце провода подруга.
– По-моему, это нормально. Когда человек хочет отдохнуть от суеты внешнего мира. А еще сегодня Федька выступает на соревнованиях. Они так долго к ним готовились. Господи, о чем это я? – я уткнулась лбом в колени и тихо прошептала в трубку. – Юль, почему он так со мной? Зачем? За что? Неужели, я такая стерва и дрянь, что заслужила такое? Почему со мной??
– Федька дурак, а тот, кто его подбил на это – полный мудак. Знала бы кто это – впереди Никитоса побежала бы морду бить – вздохнула Юля. – Кста, от Никитоса тебе привет.
– Ему тоже пламенный передай. Что делать, подруга? У меня на текущий момент только огромное желание послать все к чертям собачьим.
– Мы уже говорили с тобой на эту тему. Ты не дашь победить себя, защитишь блестяще диплом, и пусть все утрут свои сопли.
– Думаешь, эти спорщики хотели мне такой же участи, как и Федьке пару лет назад?
– Не знаю, но судя по голосу и тону говорившего – он страшно бесился от того, что ты гуляешь с Балдуриным. По ходу, давно за тобой хотел приударить, а как собрался с мыслями и почками – тут у тебя родилась внезапная идея, и на пути нечаянно попался ботникус.
– Жизнь какая-то странная штука. Боюсь представить, что будет дальше
– Ты, главное, не дури, – тихо, но проникновенно проговорила подруга. – И помни, что у тебя есть я и Никитос.
– Ага, – я посопела в трубку еще пару секунд. – Ладно, пойду я. Послезавтра защита, надо убрать этот вселенский кошмар с рожи. А то люди в группе просто умрут от счастья там же на месте.
Однако, спокойно отдохнуть не удалось. Буквально на следующий же день дверь в нашу квартиру была протаранена взволнованной Бестеревой. Когда она прибежала ко мне, я пыталась унять некий страх перед защитой, что начал проникать в каждую мою клеточку. А еще меня добивало молчание Федора. Честно говоря, я ожидала, что он будет стоять под дверьми, петь серенады и таскать мне веники с цветами. Но «ботаникус» предпочел слиться в неизвестном направлении и даже не скинул мне не единого смс. За что хотелось расцарапать ему морду лица. «Ну что за глупости» – вещал мне мозг, пытаясь навести порядок в мельтешащих обиженных мыслях. – «Ты же так хотела, чтобы он от тебя отстал, не приходил, не появлялся. А сейчас сама себе противоречишь».
– Ты должна это посмотреть! – Юлька тыкала мне в лицо пульт и одновременно пыталась включить телевизор.
– Бестерва, прекрати прыгать вокруг меня, – я вяло отмахивалась от подруги и пыталась укутаться в плед. Знобило невероятно, хотелось спать при наглухо зашторенных окнах, а на улице как назло вовсю светило солнышко, приглашая радоваться жизни и идти гулять. Мне же хотелось плакать и зарываться лицом в подушку.
– Дура, блин, – зло прикрикнула на меня Юлька, и наконец-то смогла включить телевизор. – Смотри, сейчас повтор показывают.
Я нехотя перевела взгляд на экран зомбоящика и застыла. Камера крупным планом снимала Балдурина и какого-то молодого человека, который тыкал в Федьку микрофоном и что-то спрашивал.
– Скажите, как давно Вы и ваша команда начала заниматься брейк-дансом?
– Уже года три? – Федька вопросительно перевел взгляд на четверых подтянутых парней, что стояли позади него. Они утвердительно закивали.
– Поразительно! Вы добились таких результатов за столь малый срок! – казалось, журналист готов захлопать в ладоши.
– Самое главное – это желание и постоянные тренировки, – Федька скромно улыбнулся, а по моим щекам вновь потекли слезы. Гад ты Феденька, какой же ты гад! Удушила бы своими же руками!!
Журналист что-то еще спрашивал у Федора, Балдурин отвечал ему и улыбался. Сердце сжималось от боли, рвалось к нему, а мозг услужливо напоминал о той пакости, которую он мне сделал.
– Может, пару каких-то слов зрителям или что-то сами хотели сказать? Перед тем, как покажут повтор вашего показательного выступления?
– Да, если можно, я хотел бы сказать кое-что одной девушке. – Федор как-то весь подобрался, исчезла его замечательная улыбка, а глаза стали напряженно вглядываться в камеру. – Лиль, не знаю, слышишь ты или нет. Помнишь, желание? Я его загадываю – будь всегда со мной. И прости меня.
– М, ваша девушка? Вы с ней поругались? – у журналиста тут же нехорошо загорелись глаза, но Федор оставил его вопросы без внимания:
– Все только ради тебя, и наше показательное выступление посвящено тебе. Люблю тебя.
Журналист порывался спросить что-то еще, но картинка уже сменилась, и теперь телевизор показывал большой спортивный зал, наполненный людьми, а в самом центре стоял Федька со своей командой. Тут же зазвучала музыка, парни задвигались, и я поняла, что этот танец действительно для меня. Звучала песня Джокера, та, которая мне безумно нравилась последнее время, и которую я готова была слушать сутки напролет.
– Правда, красиво? – я и забыла, что в комнате кто-то есть. Бестерева тоже затаила дыхание и смотрела за выступление команды Федора. Парни двигались четко, слаженно, красиво, под музыку. Меняли рисунок танца, выводили соло – и постоянно на первом плане был Федор. Я последнее время постоянно была на репетициях и видела, что он может. Но сейчас он делал это мощнее, увереннее, словно пытался выразить всем телом какие-то недосказанные слова. Энергия танца так и лилась из него, завораживая и заставляя двигать головой в такт музыки. Зал же неистовствовал с первых секунд выступления, настолько понравилась команда Федьки зрителям.
"...если ты со мной" – закончил петь Джокер и парни эффектно сделали групповой прыжок.
Тут же раздались аплодисменты, крики, свист, камеры со всех сторон показывали раскрасневшихся улыбающихся парней, и только один Федор был серьезен, даже в глазах не мелькало какого-либо торжества по поводу его победы. Что-то заговорил комментатор, к команде подошли поздравлять другие участники баттла, а в моих ушах все еще звучала музыка песни, слова Федьки и его танец. Нет сомнений, он был поставлен недавно, ведь я до единого движения знала всю их программу выступления, которую они кропотливо командой готовили последний год. Этого танца там не было вообще, даже намека. Неужели он сделал его для меня, специально под ту песню? И парни поддержали его, выучили в короткий срок и так профессионально исполнили? Неужели ради меня?
– Он любит тебя, – Юлька села рядом и обняла меня за плечи. – По-настоящему, искренне, сильно. И я ему верю. А ты?
– Не знаю, – я накрылась одеялом с головой и улеглась обратно на кровать. – Ничего не знаю. Уходи.
– Коралова, не беси меня! – начала заводиться подруга. – Ведь ничего такого не случилось!! Он любит тебя, дура!
– Он спорил на меня, – бесцветным голосом ответила я. – И шел к тому, чтобы победить в споре. Ты представь, что было бы, если бы он не влюбился в меня?
– Если бы да кабы! Не придумывай того, что не случилось! Коралова, вставай, умойся и приди в себя! У тебя диплом послезавтра!!!
– Насрать. Уходи.
Вечером все-таки пришлось встать, одеться и поехать к Григорию Петровичу. Чтобы там я не говорила, но диплом надо было все-таки защитить. Я не стала краситься, оделась как попало и выпала на улицу. Капельки наушников прочно отрезали мой слух от звуков внешнего мира, и в мозгу зазвучал Джокер. Я шла к остановке, слушала песню и вспоминала выступление. Для меня, ради меня... И команда поддержала, сделали его показательным выступлением на случай победы, убрав тот номер, что готовили до этого Как он смог это провернуть, ведь времени не было совсем? И на что он надеялся, показывая этот номер всем? Что я увижу и тут же растаю? Вернусь, прощу и буду рядом с ним? После того спора? После его предательства?
От грустных мыслей на глазах навернулись слезы. Я уже устала плакать, но слезы набегали постоянно. Обидно, было очень обидно. И плохо от того, что мужчина, мой первый мужчина, мой любимый мужчина так гадко поступил со мной. Господи, ну почему так больно? Почему? Что сидит внутри меня и сворачивает в болезненный узел все внутренности? Что раздирает сердце на куски и вынимает душу? Что это?
– Смотри куда прешь!!!! – раздался грубый голос и звук клаксона. Я очнулась от резкого толчка.
– Девушка, ну совсем обалдели что ли? Смотрите куда идете и выньте наушники из ушей! Жить расхотелось? – тут же раздалось со всех сторон. Оказалось, я совсем задумалась и поперлась переходить дорогу на красный свет. Да уж, жизнь заканчивать под колесами газельки как-то не хотелось. Надо приходить в себя, так реально завалить диплом.
– Привет, – услышала я тихий голос. Плечи мои непроизвольно вздрогнули, я сунула руки в карманы куртки и с преувеличенным вниманием стала всматриваться в даль, выглядывая свою маршрутку.
– Лиль.
Уходи, уходи! Я не хочу тебя видеть! И разговаривать, и слышать, и дышать одним с тобой воздухом.
– Лиля.
– Чего тебе? – зло бросила я через плечо.
– Я вернулся.
– Рада за тебя.
– Лиль, давай поговорим.
– Нам не о чем разговаривать, – к остановке подошла моя маршрутка и я быстро вошла внутрь. Но все-таки сделала глупость и бросила украдкой взгляд на Федора. Звонко тренькнули последние нервы, лопнув от напряжения последних дней, оборвались веревки, поддерживающие мое сердце в районе груди, и оно тяжело ухнуло куском мяса в левую пятку. Я любила его, очень, до нехватки воздуха. Со всеми его потрохами, танцами, привычками, лошадьми и дурацкими очками. Сейчас он стоял на остановке, совсем не похожий на того сильного парня в спортивном зале, что заводил толпу своим талантом и мастерством. Простой, обычный, в неброской куртке, черных джинсах, таких тысячи ходят по улицам. Он смотрел на маршрутку, в которую села я, и даже, возможно, заметил мой взгляд. Хотелось еще немного посмотреть на него, на самого-самого, но захлопнулись двери, меня оттеснили вглубь салона, и маршрутка уехала с остановки. А разве не этого я хотела? Не видеть его, не слышать, не дышать? Да, но..но не могу. Не могу без него. И простить не могу.
Через пару остановок я смогла сесть на освободившееся место и бездумно уставилась в окно. Мимо проплывали дома, позеленевшие деревья, кустилась трава – лето уже уверенно вступало в свои права, скоро снимем поднадоевшие теплые вещи и перейдем на легкие платья, босоножки, брючки, блузки. Я получу свой диплом, пойду работать. Глядишь – и Федю забуду со всей этой суетой. Хотелось бы надеяться. Очень.
