Текст книги "Я против тебя (СИ)"
Автор книги: Ксения Латышева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
– Федя! – шепотом позвала я парня, когда маршрутка проехала уже три остановки, а я соизволила вернуться из своих мыслей. Парень позаботился о наших местах расположения, и мы очень удобно расположились на заднем сиденье, отгороженные ото всех поручнем.
– Что? – так же шепотом спросил Балдурин, слегка наклоняясь ко мне. В поле моего зрения появилось его ухо, и я, поддавшись порыву, лизнула его. Парень дернулся, словно потрогал провод под напряжением в 220 вольт, чуть не встретился лбом с поручнем и удивленно посмотрел на меня. Я же спешно думала, как оправдать свое поведение, но не нашла ничего умнее, как нахмуриться и спросить:
– Ты зачем сказал, что я тебе нравлюсь?
– Очень нравишься, – поправил меня Федор. – Не знаю, мне показалось, что момент какой-то волшебный, самый подходящий для признания. А ты зачем это сделала?
– Не знаю, момент показался подходящим, – я отвела глаза, – ты же знаешь, что наши отношения не настоящие. И летом после диплома все закончится.
– Может быть, – как-то подозрительно спокойно ответил Федор, – только вот целуешься ты со мной очень даже по-настоящему.
– А, это, – отмахнулась я, внутренне холодея. Тут он тысячу раз прав, в последнее время мне постоянно хотелось целовать Балдурина. – Весна, гормоны, не обращай внимания.
– А, да, точно! Весна же, – улыбнулся Федька и притянул меня к себе. – Списывай происходящее на весну. И то, что ты мне нравишься, и то, что мне постоянно хочется тебя целовать.
Я реально столб! Я ничего не могу сделать с собой, когда он вот так берет инициативу в свои руки. Мысли беспокойно затолпились на макушке, шевеля кудряшки, а мозг поплыл по волнам удовольствия от нежных поцелуев Балдурина. Я совсем расслабилась, обняла пальчиками лицо парня и забила на всю маршрутку. Благо мы сидели на последних рядах, над которыми на потолке красовалась надпись "места для поцелуев", и вполне оправдывали ее смысл. Федька с упоением нацеловывал мои губы, а я с каким-то умилением следила за его лицом сквозь ресницы. Да, немножко нечестно подглядывать за ним, но я все еще мечтала видеть его без очков. Боже, как хорошо, как приятно, как нежно, как удивительно! Федька словно целовал крылья бабочки, словно прикасался к тонким лепесткам цветков орхидеи, настолько невесомыми казались его поцелуи. Весна, будь вечной, я таю от этих моментов! Еще никто не держал меня так, словно я фарфоровая китайская ваза династии Мин за баснословные миллионы долларов. Как это прекрасно, и как это опасно! Сердце на миг сжалось в болезненном предчувствии, что все это сон, что стоит только неловко взмахнуть рукой – и ваза бумкнется на пол. Не хочу!!!
– Все хорошо? – выдохнул куда-то в район моей шеи Федька.
– Ты главное мех не жуй, а так все отлично, – пробормотала я, утыкая лбом в куртку парня.
– Нам скоро выходить?
– Нам... – я перевела взгляд на окно и поняла, что мир как-то подозрительно нечеток. Слезы? Или пелена блаженства танцует в моих глазах? – сейчас Федь, момент.
Я пригляделась к протекающему за окном пейзажу.
– Еще две остановки, – это ж сколько мы целовались!!! Проехали ведь основную часть дороги! Я покачала головой и посмотрела на Федора. Он что-то делает со мной, раз я так бесстыдно теряю ощущение времени.
– Тогда надо немного подготовиться, – Федька полез в карман, видимо за деньгами. На свет был извлечен портмоне, который, кажется, был старше, чем я. Я тактично отвернулась в окно, а мозг в черепе тем временем лабал очередную гениальную идею.
– Лиль, задумалась? – парень тронул меня за рукав. – Пойдем, наша остановка после светофора.
Я бодро стала проталкиваться вслед за Балдуриным, который аккуратно раздвигал впереди стоящих людей. Маршрутка шумно затормозила, и мы вышли на улицу.
– Куда теперь? – Федор взял меня за руку, и я потянула его к красным кирпичным домам. Время приближалось к пятнадцати минутам шестого.
– Ребенка зовут Наташкой, милейший "киндер", – стала вещать я, дабы отогнать мысли о том, что было в маршрутке. Неужели я попалась в сети весны? – не дерется, не ругается, жрать, то есть кушать, просит только по часам. С ней даже особо играться не надо...
– Так, я не понял, – внезапно остановился Федор, – Наташа – младенец?
– Ну, – я отвела глаза и стыдливо улыбнулась, – да. Ей около полугода.
– Фьорт, – вырвалось у доселе вежливого ботаника. Я, как лягушка, вылупилась на Федьку. Надо же, а он умеет выражаться!
– Федька, ну прости, сестре помочь надо и тебя отпускать не хочется, – я тут же пожалела, что сказала это. Федька по-хозяйски обнял меня за талию и с довольной улыбкой спросил:
– Отпускать не хотела?
– Ты только перья не распускай, павлин ощипанный! – тут же забыла я про всякое благочестье. Терпеть не могу, когда мужчина начинает строить из себя Казанову.
– Да ладно, ладно, я пошутил, – с той же довольной улыбкой Федька чмокнул меня в губы и тоном повелителя приказал, – веди, будем смотреть за Наташей!
Пофыркивая и придумывая, как незаметнее подложить Балдурину обкаканный подгузник, я набрала номер квартиры сестры на домофоне. Пиликающие гудки быстро сменились басом:
– Да!
– Петрович, здаровеньки буллы, зятек! – гаркнула я в микрофон. Дверь тут же услужливо распахнулась.
– Нос не ушибла, родственница? – все тот же бас насмешливо пророкотал в домофоне.
– Твоими молитвами, Петенька, я все еще жива и здорова, – пропела я в ответ, прежде чем втолкнуть в подъезд ошалевшего Федьку и войти самой.
– Извини, у нас ритуал такой, – смущенно пробормотала я уже в лифте. Федя задумчиво рассматривал рекламу на щите.
– Все нормально, я просто не всегда успеваю адекватно среагировать. Иногда ты вышибаешь ум в самый неожиданный момент.
– Спасибо за откровенность, – хохотнула я.
Лифт остановился на выбранном этаже и мы вышли на площадку. До нас тут же донесся рев несогласной Наташки.
– Я так полагаю, нам сюда? – потыкал пальцем в дверь, из-за которой доносился плач ребенка и бас Петра, догадливый Федька. Я кивнула и нажала на звонок.
– Ой, слава богу, – дверь едва не распахнулась мне в лоб. Второй раз за последние пять минут, между прочим! – Заходи..те быстрее!
Светка не сразу разглядела за моей спиной Балдурина, поэтому и последовала подобная заминочка. В глазах сестры тут же засверкали хитринки, и я поняла, что мне придется платить за ее молчание в особо крупных размерах.
– Молодцы, что пораньше пришли, нам тут за цветами надо заехать, – затараторила Светка, накидывая на плечи короткую шубку. Петр уже был одет в пальто и держал на руках ревущую Наташку. Кто-то мне обещал, что младенец будет спать крепким сном!!!
– Да-да, валите, благочестивые родители, – проворчала я и протянула руки к Наташке. Маленький сорванец в свои шесть месяцев выделял меня среди родни и даже немного любил. Наташка перестала реветь, посмотрела на меня покрасневшими глазами и пустила слюну на мой меховой воротник.
– Еда готова, грей аккуратно, памперсы на пеленальном столике, салфетки там же, телефон знаешь, – донеслось из почти захлопнувшейся двери. Мы с Федькой остались одни.
– Думаю, для начала надо раздеться. – Федя скинул ботинки, снял куртку и забрал у меня ребенка. Наташа подозрительно примолкла у него на руках, пока я снимала куртку и оттирала детские слюни с меха.
– Лицо попроще сделай, – донеслось из-за плеча. Я и забыла, что когда вижу какую-то пакость, делаю на лице маску "Буэээ".
– Что, думаешь, Наташка меня испугается? – я повесила куртку в шкаф и повернулась к Балдурину и ребенку. Наташка сосредоточено тыкала пальцем в линзу балдуринских очков, видимо, пыталась проковырять "окно в Европу". – Давай киндера, все-таки меня попросили за ним присмотреть.
– Да мы вроде как прошли уже процесс обнюхивания и приступили к стадии привыкания, – тем не менее, Федор вручил мне младенца.
– Идем, – я примостила Наташку на бедре и прошла в зал. Сестра с зятем жили в неплохой трехкомнатной квартире с большой кухней, теплой лоджией и приличным залом. Две спальни были небольшими, основное место после перепланировки отдали залу. Теперь там можно было устраивать сборище родственников человек так на тридцать без каких-либо проблем с размещением. А спальни (это мое мнение) должны быть небольшими и уютными. Каковыми они и были у моей сестры и зятя. Во второй спальне пока никто не жил, она была гостевой. А Наташкина кроватка прочно обосновалась рядом с двуспальной кроватью родителей.
– Ого, какая площадь, – восхитился Федька, когда вслед за мной зашел в главное помещение этой квартиры. Отделку зала Петр отдал на поруки жене, и Света проявила здесь свою любовь к светлым и золотистым тонам. Обои были бежевого оттенка с золотистыми цветами, люстра была с молочными рожками, на которых посверкивали золотистые витки. Диваны, кресла, мягкие стулья – все это было из гобелена кофейного цвета с обязательным тиснением чего-нибудь золотистого. Я потом долго доводила сестру до белого каления дурацкой шуткой "Золотистая херня по всему залу расцвела!!! Ля-ля-ля!". На что Светка сердито бурчала, что мне медведь оба глаза оттоптал, и ни черта я не понимаю в дизайне и интерьере. Петр тихо рыдал в кулак и басил, что жена у него умница и у нее замечательный вкус. Конечно, после трех лет встреч, Петр уяснил, что со Светкой иногда лучше не спорить. Я через пару недель заткнулась, особенно, когда к нам приехали как-то родители Петра, которые пели дифирамбы на тему того, как Светка оформила зал. Что ж, если им понравилось, значит действительно классно.
– Да, зал у них шикарный, – я села в кресло, усадила Наташку на колени, взяла ее за ручки и начала слегка раскачивать.
– Перепланировка? – Федор медленно прошелся вдоль зала. Развернулся и подошел ко мне. – Круто смотришься!
– Только попробуй! – попробовала я пресечь попытку задавания глупого вопроса, но Федька оказался быстрее.
– Не думала своего завести? – брякнул Федор и засмеялся. Я краснела, качала Наташку и придумывала ответ.
– Маленькая я еще киндера своего заводить, – пискнула я, ловя съезжающую с колен Наташку. Федор метнулся мне под ноги, и мы больно стукнулись лбами.
– Е...– я вовремя вспомнила, что при ребенке никто не материться, и прикусила язык. Федор зажмурил глаза и тер лоб.
– Хорошо ты меня приложила.
– Хорошее начало отличного дня. Кофе Якобс, – процитировала я рекламу, пытаясь одновременно вернуть Наташку в исходное положение на моих коленях и потирать лоб. Федька легко поднялся на ноги и ушел куда-то вглубь квартиры. Вот так! Сразу сбежал от ребенка, как только появилась возможность!!!
Прикосновение чего-то мокрого и холодного к моему пострадавшему лбу заставило меня перестать мысленно четвертовать Федьку. Парень нашел ванную в квартире, смочил полотенце холодной водой и принес мне.
– Чтобы не было синяка, – тихо пояснил Федя, глядя мне в глаза. Сейчас он стоял передо мной на коленях и прижимал полотенце к моему лбу. Я почти с умилением посмотрела в ответ и едва не рассмеялась.
– Что? – наморщил лоб Балдурин.
– Картина маслом! – все-таки захихикала я. – Я с ребенком, ты на коленях – и феерия-феерия – мокрое полотенце на моем лбу. И чем это мы тут занимаемся!!!
– Действительно, – парень улыбнулся в ответ.
Наташка подозрительно тихо сидела у меня на руках, что-то разглядывая на розовых носочках, что были надеты на ее ножки.
– Тебе идет сидеть с ребенком на коленях, – на губах парня появилась хитрая улыбка. – Давай сфотографирую?
– Сейчас, разбежался, – шепотом рявкнула я, стараясь не потревожить замершего ребенка. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо. – Ты ж потом не удержишься, и по всему факультету фотки распространишь!!! Тиранить меня будешь, шантажировать!!!
– Ты за кого меня принимаешь! – сделал попытку оскорбиться Федька. Но тут он поймал какой-то чересчур внимательный взгляд Наташки и потянулся носом к ребенку.
– Лиля, – каким-то замогильным голосом позвал меня Балдурин. Я же пальцами поглаживала приятный пушок на вязанной кофточке Наташки, явно мамина работа.
– Чего? Ты оторвал меня от астрала, неверный! – театрально ткнула я пальцем в Федьку. – И если твоя просьба ничтожна – гореть тебе в аду.
– Кажется, она покакала.
Я сделала большие глаза и принюхалась к затихшей Наташке. Она по-прежнему увлеченно рассматривала свои носочки. От ребенка ощутимо несло узнаваемым запахом.
– Атас! – возопила я и сунула ребенка Федьке. Федька секунду посмотрел на очутившуюся у него в руках девочку и тут же всунул ее обратно мне. Я снова насильно передала Наташку Федьке. Он – мне. "Передай какашку" закончилась в тот момент, когда Наталье Петровне надоело изображать мяч, и она громко разревелась. На руках у Федора. "Попался!!" – злорадно поерничала я про себя, размышляя, как аккуратно и без потерь переодеть укаканую Наталью Петровну. Решать надо было быстро, пока на Наташкины вопли не сбежались соседи.
– Почему она плачет? – услышала я за спиной голос ботаника, полный страданий. Обернувшись на секунду, я вынуждена была с позором ретироваться из зала, потому как ошарашенно-тоскливый вид Федора ничего, кроме как нездорового смеха не вызывал. Я нырнула в спальню Светки и Петра, быстро расстелила на пеленальном столике клеенку, достала свежий памперс, влажные салфетки и чистое боди. Плач Наташи все еще раздавался в зале.
– Федь, неси ее сюда!!! – крикнула я в коридор. Тут же послышался топот слонов и в спальню вбежал взъерошенный Федор с орущим ребенком на вытянутых руках. В глазах парня читалась "Паника! Паника! Мы все умрем!!", а тело и руки судорожно придумывали, куда девать орущее нечто. Мозг в процессе не участвовал. Властной рукой я остановила готовящегося упасть в обморок (мне так показалось) Федьку и направила его к пеленальному столику.
– Клади! – раздалась зычная команда, и Наташка аккуратно, словно драгоценная корона английской королевской семьи была уложена на расстеленной на клеенке пеленке.
– Раздевай! – снова раздалась зычная команда, но тут заработал мозг ботаника. Как, блин, не вовремя!!!
– Я не буду! – судорожно отдернул руки Федька от пускающей пузыри Наташки. Кажется, этого ребенка забавлял мега-растерянный вид ботаника. Я же беззвучно хихикала за спиной несчастного.
– Чего это не будешь?! Поторопись, а то эта вертлявая егоза все какашки по попе размажет. Мыть ее еще придется! – мой тон не терпел никаких возражений.
– Почему я-то?! Ребенка тебе доверили!
– Но он же у тебя в руках оказался после того, как сделал приятственное дело! Тебе и убирать! – не отступала я. Честно говоря, подобные подгузники я терпеть не могла менять Наташке. Все остальное – пожалуйста, но какашки?!
– Нет! – почти с мольбой в голосе выкрикнул Федька. – Я никогда этого не делал! Я боюсь сделать ей больно!!
– Ничего, пацан, сейчас ты всему научишься! – проговорила я басом и похлопала ботаника по плечу. – Курс молодого папаши никому еще не вредил. И не переживай, от одного неумелого переодевания подгузника мазохистка из Наташки не вырастет. Приготовились!!!
Внезапно Федор оказался у меня за спиной, подтолкнул к пеленальному столику и прижался сзади. Очень сильно прижался. У меня перехватило дыхание, а из головы вылетела спитч размером на А4 с содержанием инструкции по переодеванию ребенка.
– Ты что делаешь, ирод? – из моего пересохшего вмиг горла вырвалось почти что воронье карканье.
– Курс молодого папаши собираюсь проходить, – шепотом проговорил мне в шею Федор. "Ах ты змей-искуситель!!!" – возопили толпы мурашек, пробежавшие с транспарантами на митинг, который организовался ими на моей спине.
– И как ты себе это представляешь? – я почувствовала, как горячие ладони Федьки прижались к моему животу. Кажется, я начала терять сознание. Что за бред!!! Ну-ка приди в себя, не хватало тут еще соплей растекаться от каких-то там прикосновений! У тебя тут ребенок обкаканный лежит!
– Чьорт! – я попыталась спиной отодвинуть от себя Федьку, но сделала только хуже: Федька провел правой рукой по животу наверх, а левой – вниз. Я оказалась в тисках и еще сильнее прижатой к мужскому телу.
– Слышь, упырь очкастый! – бросилось мне на выручку мое глубоко запрятываемое трамвайное хамство. – Тут ребенок вообще-то!!! Прекрати ко мне приставать! Руки убери, крокодил!
Парень словно и не слышал всего ушата оскорблений, что я попыталась на него выплеснуть. Он там под зонтиком что ли?
– Медленно подними руки и расстегни боди на ребенке, – скорее почувствовала, чем услышала я шепот Федора снова мне в шею. Мурашек на митинге прибавилось.
– А то что? – сделала я попытку отвертеться от неприятной процедуры. Теперь, под напором увеличившегося количества мурашек, на голове зашевелились волосы. Причиной стали поцелуи Федора моей шеи. Я на миг закрыла глаза, переводя дыхание от нахлынувших ощущений – меня как будто на серфере волна тридцатиметровая перевернула.
Едва я стала расстегивать кнопки на боди Наташки, как поцелуи в шею прекратились, а количество мурашек значительно сократилось. Штуки так на три. Но стоило мне остановиться, как левая рука Федора пошла гулять по моим бедрам. Я тут же оголила Наташку, расстегнула подгузник, задрала ребенку ноги и стала влажными салфетками вытирать экскременты. Наташка сунула палец в рот и одним глазам глядела куда-то мне за спину.
– И что ты там увидела? – проворчала я. – Противную наглую морду, которой надо настучать кирпичом, чтобы не повадно было руки распускать?
Пока я вытирала попку младенца, руки Федора перестали бродить по моему телу и четко зафиксировались на талии. Зато я почувствовала тяжесть на правом плече: вконец обнаглевший Федяка положил свою голову мне на плечо.
– Так, ботаникус! Прекращай свои пошлые телодвижения, мне это абсолютно не нравится! – я возмущалась, не забывая при этом переодевать Наташку. Попка была суха и чиста, посыпана присыпкой, теперь настал черед подгузника. Я расстегнула подгузник, опять задрала ноги ребенку и аккуратно под попкой расстелила предмет детского нижнего белья. – Не видишь, я почти закончила, так что отепляйся от меня, хватит, согрелся уже после улицы!
Федор оттеснил меня от пелинального столика и в мгновение ока одел Наташку не только в подгузник, но и в боди. Наташка заулыбалась и смущенно прикрыла глаза ладошками. Потом выглянула из-под них, опять спряталась. Снова выглянула.
– Глазки мне строит, – улыбнулся довольный Федор, а я тем временем собирала челюсть с коленей и вытирала слюни с пола.
– Ты где так ловко научился надевать детям подгузники?!
– У меня сестренка младшая есть, у нас разница десять лет. Когда мама не успевала – я помогал переодевать сестренку.
– А что за спектакль ты тут устроил? С истерикой и совращением меня?! – от возмущения я напоминала закипающий чайник. Еще две секунды – и крышечку снесет паром.
– Спектакль устроила ты, – хитро улыбнулся Федор и взял Наташку на руки. Девочка положила парню ручонки на плечи, и туда же пристроила головку. Офигеть, против меня тут мировой заговор устроен! И когда Наташка так успела проникнуться симпатией к Федьке, что уже и глазки ему строит, и вон, вольготно разлегается у него на груди.
– Я?!
– Конечно. А кто насильно всовывал мне обкакавшегося ребенка с намерением заставить меня переодеть ему подгузник? – Федька рассмеялся, глядя на меня. По ходу, моя морда вытянулась от такой прозорливости. Или я просто плохая актриса?
– Ничего я не пыталась, – попробовала сдать назад мое величество. – Я просто сама запаниковала.
– Коралова, перестань строить из себя блондинку, твой мозг просвечивает аж в ушах. Не паниковала ты, ибо умеешь и какашки убрать, и переодеть ребенка, и все остальное. Иначе оставляла бы сестра тебе свое драгоценное чадо?
Вторичный хэдшот за последнюю неделю в мою голову. Чьорт! Я серьезно проигрываю ему по мозгам!!! Об этом я вообще не подумала.
– Ладно, уговорил-раскусил. Пойдем на кухню, я есть хочу, – пробурчала я и потянулась к двери, когда рука Федора остановила меня и притянула к себе.
– Ты забавная, Коралова, чокнутая и безбашенная, – прошептал Федька, глядя мне в глаза. Одной рукой он продолжал удерживать Наташку, а второй закрепил меня около себя. "Сейчас будет атас!" – запаниковали ожившие от прикосновения Федора ко мне мурашки, и снова устремили к спине устраивать внеплановый митинг.
– А ты.., – я судорожно придумывала обвинительное слово в адрес ботаника. – А ты невыносимый обманщик! Вот!
Как глупо и нелепо это прозвучало, а судя по лыбе Балдурина – ему так вообще понравилось. Ррррр, лопату мне, лопату!!! Почему я теряю контроль над ситуацией?! Почему весь мой план обернулся против меня?!
Поток мыслей сбился с ритма "агрессии" на судорожный "вдох-выдох", когда Федор нежно поцеловал меня в губы.
– Искуситель! – выдохнула я ему в губы и, вывернувшись из его захвата, убежала на кухню готовить чай и что-нибудь пожевать.
Как выяснилось, добрая Светка приготовила неплохой обед из двух блюд: супа и вермишели с котлетами. Проголодавшийся за время просмотра киносеанса и борьбы с детскими какульками, желудок довольно заурчал.
– Неплохо звучишь, – на кухню вошел Федор. Наташка продолжала возлежать у него на груди. Маленькая предательница!
– Да я вообще сплошной орган! Который в церкви, придурок, чего ржешь! – почти швырнула я в мойку контарку от супа. Сам суп медленно подогревался в кастрюле – Ты еще в меня пальцем потычь и по коленке себе постучи!
Федька реально ржал. Орган ему, видите ли, не понравился. А между прочим, это потрясающий музыкальный инструмент! Способный издавать такие звуки, что можно умереть за прослушиванием и не заметить!
– Есть будешь?
– Буду! – тут же водрузил Наташку на детский стульчик Федор и присел рядом за стол. Наталья Петровна хмуро оглядела кухню и тут же оглушительно завопила.
– Что ж ты, Лилия, о своем желудке подумала, а про ребенка забыла? – сквозь вой еле продрался голос Балдурина. Я чертыхнулась, достала из холодильника баночку с прикормом и поставила ту на три секунды в микроволновку. Как только микроволновка пикнула, я вынула баночку, открутила крышку, макнула туда маленькую детскую ложку и сунула ее в зев ребенку. Наступила долгожданная тишина. Кабачок Наташке нравился, а я никак не могла понять, как можно есть нечто зеленое, полужидкое, без соли и специй, и при этом еще издающее не самые прикольные запахи. Но ведь есть, причмокивает и еще добавки просит!!!
Баночку "милый" ребенок умял за пять минут. Едва ложка заскребла по дну баночки, как Наташка тут же потеряла всякий интерес к еде. Ну, можно было теперь и взрослым покушать. Я поставила баночку в мойку к скучающей контарке и поставила в микроволновку вермишель с котлетами. Суп за время Наташкиного перекуса уже согрелся, я выключила огонь и стала разливать его по тарелкам.
– Если ты сейчас скажешь, что я весьма естественно смотрюсь на кухне – есть суп будешь с пола, – предупредила я Федора, который явно замыслил сказать какую-то гадость в мой адрес.
– Да я просто хотел сказать, что очень вкусно пахнет, – хитро улыбнулся Федор. Наташка нашла среди игрушек, что кучковались на столике детского стульчика, длинную деревянную ложку и принялась тыкать ей в Федьку.
– Смотри, стремится обратить внимание людей на твое плохое поведение, – мстительно прокомментировала я действие ребенка и принялась есть суп.
– По-моему, я просто нравлюсь ей больше, чем ты, – философски раздалось из-за второй тарелки. Я чуть не подавилась от такой наглости, и следующие пять минут обдумывала ответ, шумно доедая суп. Суп Светка варила действительно вкусный, с копченостями, специями, кусочками теста, огурчиками и перловкой. Кажется, подобный назывался "рассольником", но что там делало тесто – я так и не поняла.
– Второе? – вопросительно посмотрел на меня Федька. Блин, он и суп съел быстрее меня! Я послала в сторону парня молнию, пожалела, что его не схватили корчи от природного явления, и сложила тарелки в мойку. Затем достала разогретую вермишель и котлеты.
– Твоя сестра вкусно готовит, муж, наверно, счастлив, – Федор углубился в изучение строения вермишели и котлеты.
– Наверно. Они вообще редко ссорятся. – Я задумчиво наматывала вермишель на вилку. Светке повезло с Петром. Не смотря на свою комплекцию, вес и рост, Петька был забавным, добродушным медведем. Он иногда приходил в состояние крайней агрессии, но предпочитал в этот момент отсидеться в спортзале или пробежаться с друзьями. Причем, основными причинами агрессии являлась вовсе не жена или ребенок, а скорее соседи, работа и "тупые паркователи своих недо-машин". Так Петр ласково называл тех, кто ездил на отечественных машинах и подержанных иномарках, и бросал последние "предметы кустарного искусства" где попало. Подобный держатель "ведра с болтами" мог расклячить свою тачку на два парковочных места, мог закрыть проезд другим или прижаться так, что Петру приходилось буквально изображать кольчатого червя при попытке пробраться на свое водительское место. После подобных упражнений с парковкой Петр, попадись ему подобный любитель "громыхающего кузова", мог заработать на пожизненное одиночное заключение. Больше Петр ни на что не сердился, чем весьма радовал мою семью, свою и окружающих людей.
– А ты?
– Что я? – я захлопнула дверь в свои раздумья.
– Ты любишь ссориться?
– Не очень, – я зверски разделила котлету на кусочки. – Мне кажется, что ссора – это конец отношениям. Потому что после нее появляется рубец на отношениях, который может и затянется, но осадок все равно останется. И потом, в процессе ссоры причина забывается через пять минут, и ор начинает плавно перетекать в разборки "кого что в друг друге не устраивает". Зачем ссориться, если можно просто сказать "Знаешь, я очень люблю когда носки лежат в определенном месте". Или, "ой, тараканы заведутся, надо мыть посуду обязательно". Что-то в таком роде. Это, конечно, из плана бытовой жизни, но ведь мы к ней в итоге и приходим?
Я вопросительно взглянула на Федора. Он задумчиво кусанил котлету, которую целиком насадил на вилку.
– Тут я с тобой согласен, многие вещи можно обговорить заранее. – Федька с тоской посмотрел на крохотный кусочек мяса, который остался от внушительной котлеты. – Только, почему-то, наши люди сначала воз икры намечут, а потом уже начинают планово списки составлять.
– Доешь уже его! – не выдержала я. – Хорош гипнотизировать несчастный кусок мяса, он обратно в котлету не превратиться!
– Ага, – Федька быстро сунул вилку с остатками котлеты в рот. Наташка в это время продолжала издеваться над плечом парня, тыкая и лупя его лопаточкой.
– У тебя там синяка нет еще? – я доела остатки вермишели и поставила тарелку в мойку.
– Не-а, я крепкий человек, – ухмыльнулся Федька, перехватил лопаточку и выдернул Наташку из детского стульчика. – Иди-ка сюда, егоза, дядя тебе сейчас покажет, как надо правильно бить мужчин.
– Не воспитывай из нее феминистку!
– Не, наоборот! Вырастет женщина, которая точно будет знать, на какие точки давить, – Федька усадил ребенка на колени и принялся с ней играть в "ладушки". Через две секунды на кухне раздался детский смех.
Пока полугодовалый "взрыватель мозга" был увлечен игрой, я быстро перемыла посуду и посмотрела на время. КАК!!!!!!!!! Прошло всего полчаса?! Мда, а сестра и зятек обещались быть только к восьми. А если Наташка спать захочет, и я останусь одна с Федькой?
– Пойдемте в зал, – промямлила я, все еще придумывая, чем и как занять ребенка и парня в оставшиеся полтора часа.
– И чего мы там будем делать? На, теперь твоя очередь, – Федька совершенно наглым образом вручил мне Наташку. Я устроила ребенка в удобную для меня позицию и потащилась в зал.
– Что мы будем делать? Что мы будем делать? – шепотом передразнивала я Федьку. – Не знаю, блин!
– Давай в карты сыграем? – Федька меня как будто услышал.
– Опять на желание?! – почти взвизгнула я.
– Кстати, о желании!!! – Чьорт! Он по ходу и забыл, что я ему желание должна!!! А я дура, напомнила! – Ты же мне должна одно за проигрыш в тир!
– Да-да-да, все, кому я должна – я прощаю, – я вошла в зал и уселась в кресло. Наташка тут же потянулась лопаточкой к Федьке. Этот нахал позволил ей немного настучать ему по плечам и голове и уселся рядом с креслом на пол.
– Что же мне такого загадать-то? – Федька это сказал с таким наглым видом, что я выхватила лопаточку у ребенка и замахнулась на парня.
– Только попробуй что-нибудь пошлое при ребенке загадать – швы придется накладывать!
– Тихо-тихо, отличница! – поднял руки в примирительном жесте Балдурин. – Такая девочка, а столько агрессии. Ты где так ругаться научилась?
– Книжки читала, – мстительно выдала я. – Просто знаю ваши "мужские" желания. Пошлятину какую-нибудь загадаешь!
– Хм, пошлятину, говоришь? – улыбнулся Федор. Коварно или нет, я так и не поняла. – Типа "станцевать на столе", или "покукарекать в 12 ночи у соседей на балконе"?
– Что-то примерно похожее, – нехотя ответила я, все еще находясь под впечатлением представленной картины "Кукарекнуть на балконе у соседей". Вот так фантазия, мне уже страшно представить, что он может придумать, когда захочет реального выполнения своего желания!!!
– Тогда придется оставить желание на потом, потому что сейчас, глядя на тебя с ребенком в руках, только пошлятина в голову и лезет, – расхохотался Федор, ловя лопаточку, которую я метнула в него, едва он сказал первую половину предложения. Это означало, что мне теперь придется мучиться неизвестностью и гадать, в какой же самый неудобный момент этот упырь очкастый загадает свое желание.
– Раскидывай карты, гадалка, – буркнула я, и переместилась на пол. – Играем в "дурака" без всех дополнительных правил!
– Окей, кто проиграет, тот...
– Целует партнера! – поспешила я опередить порывы Балдурина придумать что-нибудь пакостное.
– В то место, которое укажет партнер, договорились, – быстро проговорил Балдурин и стал тасовать карты. Я открыла рот, захлопнула его и снова открыла. Черт, мне кажется, или я начинаю терять последние мозги в присутствии этого ботаника?
– Ты все переиначиваешь на свой лад! Я начинаю подозревать в тебе мошенника! – я аккуратно усадила Наташку рядом с собой и принялась следить за тем, как Федька раздавал карты. Делал он это почти профессионально, карты легли к моим ногам аккуратным веером, при этом Федька ни разу не сбился с плавных движений раздачи.
