Текст книги "День бумеранга"

Автор книги: Кристофер Тэйлор Бакли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Глава 15

– Уважаемый председатель! – начал Рандольф К.Джепперсон свою историческую речь в сенате. – Я хочу внести исключительно важный и неотложный законопроект.

Временный председатель сената сонно кивнул и вновь погрузился в головоломку судоко.

Парламентские корреспонденты в Вашингтоне и по всей стране смотрели единым коллективным оком по каналу C-SPAN, счастливо освобождавшему их от физического присутствия при внесении судьбоносных законопроектов.

– Вместе с моим достопочтенным и многознающим коллегой из славного штата Орегон мы вносим сегодня законопроект S.322 «О добровольном восхождении». Этот законопроект возник на фоне глубокого общенационального экономического кризиса, когда семьдесят семь миллионов – да, уважаемый председатель, семьдесят семь миллионов представителей поколения «бэби-бума» начали выходить на пенсию, опустошая государственную казну и сея панику на Уолл-стрит. В случае принятия закона «О добровольном восхождении», который, я верю, наряду с Актом тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года о гражданских правах и недавним Актом о монорельсовой транспортной системе на Аляске займет достойное место в историческом пантеоне законодательства, американцы старшего возраста получат возможность вернуть долг стране. И тем самым помочь своим детям и детям их детей построить более совершенный мир.

Уважаемый председатель! Я прекрасно понимаю, что на первый взгляд этот законопроект предлагает для лечения наших тяжких финансовых болезней отчаянное средство. Но вспомните, как бывший депутат этого самого законодательного органа, беря на себя бремя лидера нашей великой нации в час великой опасности, сказал: «Не спрашивай, что страна может сделать для тебя…»[58]58
  Продолжение: «…спроси, что ты можешь сделать для страны». Из инаугурационной речи Джона Ф.Кеннеди (1961).


[Закрыть]

Уважаемый председатель! Поколение, предшествовавшее моему, назвали величайшим. Рожденные в годы Депрессии, закалившиеся в огне Второй мировой, эти люди заслужили такое имя. Следующее поколение – мое поколение для меня и для многих моих уважаемых коллег – стало поколением счастливчиков. Почему? Благодаря жертвам, принесенным нашими отцами и матерями, дядями и тетями, дедушками и бабушками. Вместе с тем нельзя сказать, что мое поколение сидело сложа руки. Да, мы не участвовали в великой войне и не пережили Депрессию. Но свой вклад мы внесли. Мы добились успехов в науке, в искусстве, в технике. И некоторые из нас все же отличились в бою – пусть не на великих войнах, но тем не менее это были войны. Иные были ранены на далеких полях сражений…

– Я тебя умоляю, – пробормотал, печатая, корреспондент «Вашингтон пост». – Ты заехал на минное поле, чтобы перепихнуться.

– …участвуя в военных кампаниях, не похожих на великие войны, где бились наши отцы и деды. Но все-таки война есть война.

Благодаря достижениям моего поколения люди по всему свету могут найти приличный кофе практически на каждом углу. Могут посылать электронные письма. Общаться посредством чатов. Работать на ноутбуках. Нет, уважаемый председатель, мы не били баклуши. Но наши достижения сильно уступают подвигам наших предшественников. И сейчас, уважаемый председатель, для нас не на шутку, а всерьез – на деле, а не на словах – пришло время отдать долг – отдать его нашим детям. Принести последнюю жертву. Отдать наши жизни, чтобы те, кто придет после нас, не попали в паутину, не увязли в бескрайней трясине финансовой кабалы и нищеты. Это, уважаемый председатель, – воистину самое малое, что мы можем сделать для родины.

Касс и Терри слушали речь Ранди по телевизору в офисе Таккера.

– Ничего, – заметил Терри. – Немножко под Кеннеди, но все-таки очень даже ничего.

– Надо отдать ему должное, – сказала Касс. – Карты на стол он выложил.

– Его распнут ко всем чертям.

– Да, – согласилась Касс, – но у Ранди есть способность на третьи сутки воскреснуть.

Гидеон Пейн тоже слушал. Помощники дали ему знать, что транслируется речь, имеющая первостепенное значение для тех, кто лоббирует жизнь. Он смотрел с бесстрастным видом, поглаживая аккуратную бородку. По его лицу нефтяной пленкой расползалась улыбка. Как Ты милостив, Господи, как Ты щедр, думал Гидеон. Вот она, манна небесная, и под сладким соусом к тому же.

Ему чудесный сон снится – или на самом деле сенатор США только что предложил по национальному телеканалу массовое самоубийство как средство борьбы с дефицитом?

Он потянул себя за бороденку, чтобы проверить, сон это или не сон. Нет, волосы под мягкими пальцами ощущались как вполне реальные. Это было взаправду. Низко-низко свесившийся плод райского сада. С трудом верилось такому счастью. Гидеон и сам не сумел бы создать такую плодоносную в смысле сбора средств ситуацию. Он сложил руки на пухлом животике. Перевел взгляд на телефон. Молча принялся считать. Раз, два, три…

Он дошел только до четырнадцати, когда пошли звонки – первая линия, вторая, третья, потом все десять линий, прелестные зеленые огоньки, полные шума и ярости, означающие… деньги.[59]59
  Аллюзия на монолог Макбета («Макбет», акт V, сцена 5):
  «Жизнь… – история, рассказанная дураком, полная шума и ярости, ничего не означающая».


[Закрыть]

Бакки Трамбл вошел в Овальный кабинет, не утруждая себя стуком. Дыша чуточку учащенно, объявил:

– Джепперсон только что внес в сенат законопроект, предлагающий старикам самоубийство в обмен на налоговые льготы. Та же самая схема «восхождения» Девайн, но оформленная юридически. И он заручился поддержкой Фандерманка.

Президент Пичем едва поднял от стола голову.

– Самоубийцы здесь – Джепперсон и Фандерманк. Как мы будем без них жить – ума не приложу. Идея просто мудацкая.

– Я в этом не уверен, мистер Пичем.

– Почему еще?

– Потому, сэр, что Белый дом получает в поддержку этой «мудацкой идеи» так много писем, что серверы еле дышат. Коммутатор тоже трещит по швам.

Президент Пичем наконец удостоил Бакки взглядом.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Большей частью молодежь до тридцати. Многое порождено блогом Девайн. Так или иначе, настроены они очень даже воинственно. Надо в этом разобраться. Мы мониторим ситуацию. – Бакки ходил кругами и говорил взволнованно. – Надо разобраться. Капитолием у меня занимается Сид Фиддич, посмотрим, что он…

– Да постой ты на месте, ради Христа. У меня голова из-за тебя кружится. Хочешь размяться – вали отсюда в спортзал.

– Это куча неприятностей. Очень большая вонючая куча. Рейтинг у нас и так никуда. К ноябрьским выборам нам позарез нужны будут те, кому от восемнадцати до тридцати. При этом вы не можете… нам никоим образом нельзя поддерживать законопроект о самоубийстве. Без разницы, насколько тяжелый у нас кризис. Между тем ее популярность это повысит черт знает как. Ведь всем известно, что это ее идея.

– Иначе говоря…

– Иначе говоря, мистер Пичем, арестовывать ее по новой сейчас уже поздно.

Последнему Бакки Трамбл был вообще-то рад. Ему совершенно не улыбалось подкупать высшее должностное лицо в органах правопорядка страны, побуждая его нарушить закон в обмен на сомнительную перспективу назначения в Верховный суд после избрания президента на второй срок, которое в настоящий момент было, мягко говоря, под вопросом.

Президент испустил могучий вздох разочарования.

– Ну, значит, что будет, то будет. Свалим все на Фреда. Если придут по нашу душу, просто разведешь руками и скажешь: «Да я понятия не имел, что она дочь Фрэнка Коуэна! И президент не имел понятия». – Он побарабанил по столу пальцами. – Но какого хрена Джепперсон вносит этот говенный законопроект?

– Такого хрена, чтобы нам сделать хуже. Это способ представить нас в плохом свете. Как администрацию, которая не реформирует систему соцобеспечения.

– Иисус Христос на палке-скакалке! Реформировать соцобеспечение не может никто! Это неосуществимо. Точка.

– Попробуйте объясните это двадцатилетним. Попробуйте объясните Джепперсону. Он просто из кожи лезет. Я думаю, он будет бороться с нами за то, чтобы стать кандидатом в президенты от нашей партии.

– Рандольф Джепперсон? Он у меня так быстро полетит через реку Чарльз, что его аристократический галстук-бабочка завертится пропеллером.

– Вы его недооцениваете. Он только кажется богатеньким избалованным мальчуганом – на самом деле подлюга из подлюг. Помните, как он разобрался с несчастным Смизерсом? И богат притом, да. Жутко богат.

– Очень я испугался этого красавчика-мерзавчика. Да я оторву его ножной протез и изметелю им гада до смерти. В прямом эфире национального телевидения.

– Что наверняка принесет нам голоса инвалидов. В общем, мистер президент, нам надо как-то это решать. Посмотрим, как повернется ситуация. Знаете, кого хорошо бы иметь на нашей стороне? Гидеона Пейна.

– Господи Иисусе. Даже не…

– Выслушайте меня…

– К дьяволу его, Бакки. Когда этот пузырь с козлиной бороденкой был у меня в прошлый раз, он добрых пятнадцать минут читал мне – мне! – лекцию о том, что я должен вмешаться в это овощное дело в Джорджии. Христос в холодильнике! Эта женщина пролежала в коме пятнадцать лет. Энцефалограмма у нее была более спокойная, чем у трехтысячелетней египетской мумии. А он хотел, чтобы я издал распоряжение подключить ее обратно! Кто, я вас спрашиваю, назначил этого засранца Гидеона Пейна совестью нации? Он ведь, кажется, угробил свою мамашу, было такое дело?

– Мне лично, мистер президент, на него чихать, но он у нас, как ни верти, мистер Жизнь. Надо сделать его союзником. По крайней мере, не делать его врагом. Помните правило Крестного отца? Держи друзей близко, врагов – еще ближе.

– Черт тебя возьми, Бакки, всякий раз, как ты мне это повторяешь, это значит, что ты собираешься привести какого-нибудь мудака и заставить меня лизать ему задницу. А я, между прочим, президент Соединенных Штатов! Это мою задницу все должны лизать! Иначе какой, к чертовой матери, толк от этого президентства? А мою жопу так давно не лизали, что я начал забывать, где она находится.

– Полегчало, сэр?

– Да! – рявкнул президент Пичем. – И без того было легче некуда.

– Тогда, может быть, на три часа дня его? На сегодня?

– А ну вали отсюда к чертовой матери!

Бакки Трамбл не пошевелился.

– Ладно, хрен с тобой. Приглашай этого мудозвона. Буду, буду лизать ему задницу. Потом выйду на Пенсильвания-авеню и примусь лизать всем туристам. Господи Иисусе. Ну что за говенная работа…

– Спасибо, сэр, – сказал Бакки Трамбл и быстренько вышел.

Из кабинета Фрэнка Коуэна в компании «Прикладные технологии страхового прогноза» открывался дивный прибрежный калифорнийский вид с изобилием эвкалиптов и бурых водорослей.

В иные дни он слышал довольный рев морских львов, насытившихся кальмарами. Если не брать в расчет редких появлений большой белой акулы, им, морским львам, жилось хорошо. Ему самому, думал Фрэнк, жилось очень даже хорошо.

Он был на редкость целеустремленный человек, но иногда позволял себе вспомнить то давнее нелегкое время, когда он ушел из «Электрик боут» и начал работать над своим первым проектом. Казалось другим столетием. Да так оно и было – другое тысячелетие, уж если на то пошло.

Какое-то время Фрэнк испытывал сожаление – даже чувствовал себя немножко виноватым – из-за того, что тайком вложил деньги, взятые в кредит под вторичный залог дома, в свой проект. Но намерения-то у него были чистые: содержать семью. Это Элен надумала рвануть с детьми из дома и подать на развод. Ее решение. Он гробил себя работой ради нее, ради детей, а она повела себя так, словно конец света.

Он ощущал некое мстительное удовольствие из-за того, как в конце концов повернулись события. Если бы Элен подождала с разводом еще несколько месяцев, она была бы сейчас очень богатой женщиной. Не преподавала бы в школе в Нью-Лондоне и не полторы тысячи в месяц получала бы алиментов. Начальная стадия проекта продлилась дольше, чем планировали, – так всегда бывает, – но после того, как Фрэнк и двое его партнеров осуществили ай-пи-о, они распилили на троих приятную сумму в 540 миллионов.

Тебе следовало еще чуточку потерпеть, дорогая моя.

Поначалу у него было нехорошо на душе из-за Касс. Истратил ее йельские деньги… Это – да, давило на совесть. Хотя он ведь ей возместил. Более чем. Вернее – хотел возместить. Он подсчитал, какую долю акций компании обеспечили деньги, отложенные на ее обучение. Эти тридцать три тысячи выросли до двадцати семи миллионов. Он выписал чек и послал ей. Двадцать семь миллионов долларов! А она что сделала? Порвала чек на мелкие кусочки и отправила обратно. Материнские, девайновские гены. И для полноты картины – просто чтоб знал, каким дерьмом она его считает, – она официально сменила фамилию на девичью фамилию Элен. С того момента он, Фрэнк Коуэн, решил: Все, Касси, мы в расчете. Он не собирался до конца своих прекрасных дней убиваться из-за двух обозленных ирландок.

Теперь у Фрэнка имелась новая семья, которая, если честно, была лучше предыдущей. Намного лучше. Лиза, его вторая жена, была крепкая телом бывшая теннисистка, и, в отличие от рыхлой первой, она хотела заниматься сексом так часто и так подолгу, что он стал регулярно принимать таблетки для эрекции. Единственным минусом было то, что, стоило ему в течение дня подумать о чем-нибудь хоть чуточку эротическом, как взбаламученная железа реагировала подобно заведенному до упора «чертику в табакерке». Это было не вполне уместно, когда он, скажем, выступал с бодрой речью на ежегодном собрании акционеров. Да, это, конечно, был минус. Но плюсы… ух-х-х-х!

Лиза, со вздохом думал он, явилась с довеском в виде Бойда, сынка-тинейджера от предыдущего брака с этим идиотом ресторатором. Парень был, в общем, безобидный, хоть и не мастер складно разговаривать. Лиза вбила себе в голову, что ему сильно поможет, если отправить его в колледж на восток. В Калифорнии, приметил Фрэнк, «восток» был синонимом таких понятий, как «образование» или, по выражению Бойда, «учебная мутотень».

Фрэнк был обеими руками за то, чтобы отослать его за 2500 миль куда угодно – на север, юг, восток или запад. Лиза же заявила, что это должен быть Йель, и только Йель. Сам собой у него возник вопрос: неужели она вздумала это из-за Касс? В первый момент он расхохотался, что не очень понравилось второй миссис Фрэнк Коуэн. Он пояснил, что с такими оценками и результатами тестов шансы попасть в Йель у Бойда примерно такие же, как доплюнуть до луны.

Лиза смотрела на ситуацию по-иному, и Фрэнку Коуэну волей-неволей пришлось выполнить свое обещание построить Йелю новый футбольный стадион – хоть уже и ради другого кандидата на поступление. Клич йельских футбольных болельщиков – «Була-була». Черт его знает, какой у него смысл, но Фрэнку в нем слышалось: «Бобло-бобло».

Между тем Фрэнк внес и другие усовершенствования в свою жизнь. Его компания владела полудюжиной самолетов, и лично он только что приобрел изящную игрушку под названием «джавелин» – истребитель в гражданском варианте с максимальной скоростью 0,9 маха. По земле он ездил в «Энцо Феррари». У него имелись 275-футовая моторная яхта, совсем недавно появившаяся на обложке «Ежеквартального журнала вульгарных яхт», и новая двенадцатиметровая парусная яхта, которая под его командованием участвовала в испытаниях перед грядущей гонкой на Кубок Америки.

Его предыдущая двенадцатиметровая, экспериментальное чудо высоких технологий, оказалась все-таки слишком навороченной. Однажды в Тасмановом море при ветре в тридцать узлов и высоте волн полтора метра ее новаторски сконструированный полимерно-композитный корпус вдруг разлетелся на пять тысяч кусков. Три матроса утонули. Когда Фрэнка доставили на пристань, он опрометчиво бросил репортеру: «Теперь мне понадобятся три новых лба лебедки крутить».

Фраза секунд за десять облетела весь мир, спровоцировав журнал «Тайм» на публикацию о Фрэнке под заглавием «Спортсмен года», интернет упивался его бесчестьем. Когда он набрал в Google свою фамилию, первые десять тысяч упоминаний касались той неудачной реплики. Зато она подтолкнула его к мозговому штурму.

Вернувшись домой, он созвал своих лучших программистов и дал им задание. За месяц они разработали программу, получившую название Антипаук™. Идея была так проста, что он удивлялся, почему она никому не пришла в голову раньше. Ты загружаешь программу и печатаешь слова для поиска. Например, тебя арестовали за пьяное вождение или пользование услугами проститутки, или, скажем, на странице сплетен напечатали твое фото, где ты кусаешь за ухо молоденькое создание в ночном клубе. Или Комиссия по ценным бумагам и биржам обвинила тебя в обмане акционеров. Ты печатаешь на компьютере свою фамилию наряду со словами «пьяное вождение», или «проститутка», или «ухо», или «финансовые махинации». Антипаук™ находит все соответствующие веб-ссылки и – удаляет. Просто. Гениально. Прибыльно. Антипаук™ принес компании Фрэнка бешеные деньги. Главными клиентами стали знаменитости и богачи, не отличавшиеся примерным поведением, а таких, ясное дело, множество. Печатая свою фамилию в сочетании со словами «лбы» и «лебедки», Фрэнк теперь получал ответ: «Искомая комбинация слов нигде не встречается».

Разумеется, в мире парусных гонок не забыли его грубое замечание, но теперь это были уже дела давние. А в «дивном новом мире» интернета то, чего не выдает Google, не существует. У Фрэнка была теперь новая яхта, и он намеревался оттащиться на ней по полной во время гонки Кейптаун–Рио.

Этим приятным калифорнийским утром – а они в Калифорнии все приятные – Фрэнк смотрел новости в интернете.

Читая про законопроект о «добровольном восхождении» сенатора Джепперсона, он вдруг наткнулся на упоминание о Касс Девайн. Он подумал, что надо благодарить судьбу за разницу фамилий. Слава отца молодой женщины, ставшей символом движения погромщиков, никаких преимуществ не сулила. Афишировать родство Фрэнку не хотелось. Некоторые знали, что она его дочь, но при Фрэнке – и особенно при Лизе – об этом не заговаривали.

Лиза никогда не встречалась с Касс. Фрэнк как раз собирался предложить ей стать миссис Фрэнк Коуэн (версия 2.0), когда Касс подорвалась в Боснии на мине с конгрессменом Джепперсоном. Инцидент вызвал у Фрэнка смешанное чувство вины и тревоги – вины потому, что она попала туда из-за него, тревоги потому, что… неужели она трахалась с этим типом на минном поле? Довольно скоро вина и тревога сплавились в единое чувство раздражения из-за Касс. Ведь в остальном у него так хорошо все складывается: новая семья, богатство. Лиза тоже была раздражена, и со временем ее отношение к Касс приобрело температуру жидкого азота.

Однажды, вскоре после того, как они с Лизой поженились, Фрэнк упомянул о том, что Касс поменяла фамилию на Девайн. Лиза сказала в ответ, что Бойд с гордостью носил бы фамилию Коуэн.

Фрэнк, честно говоря, не питал к пасынку большой любви, но Лиза наседала, и в конце концов он усыновил Бойда. Вначале, правда, велел своим юристам подкорректировать завещание.

Этим сияющим калифорнийским утром, глядя в окно на свое мирное царство и читая о событиях на Восточном побережье, он вдруг подумал, что идиотский законопроект Джепперсона и Касс может как-то повлиять на судьбу RIP[60]60
  От латинского requiescat in расе – покойся в мире. – Обычная надгробная надпись.


[Закрыть] – его новейшей программной разработки.

Так в его компании неофициально называли программу, которая, если все пойдет по плану, должна была сделать Фрэнка Коуэна одним из богатейших людей планеты. По-настоящему она называлась СОВОК – Страховой Определитель Возрастных Ограничений Клиента. Из-за ее колоссальных возможностей о ней мало кто знал за пределами компании. Фрэнк вложил в нее приличную долю своих накоплений.

Суть была вот в чем. Параметры ДНК человека, его семейная история, история его душевного развития, сведения о его образе жизни, все мыслимые подробности – сколько раз в неделю он покупает продукты, как часто летает на самолетах, какие у него хобби, что он ест, пьет, сколько раз в месяц занимается сексом и с кем – все вплоть до цвета носков, которые он надевает утром, загоняется в компьютер. RIP затем проводит подсчет и выдает прогноз о том, когда и как он умрет. В ходе тестирования были использованы данные о тысячах людей, которые уже умерли. Программа предсказала их смерти с точностью 99,07 %. Она, например, предсказала смерть Элвиса Пресли – ошиблась только на четыре месяца. И впрямь убийственный софт!

Над подобными программами работали страховые компании. Вот была бы для них лафа, если бы они могли застраховать жизнь человека, который, как им известно, проживет еще сорок лет, и, наоборот, отказать в страховке тому, кто, согласно предсказанию компьютера, откинет копыта всего через два года!

Другой многообещающей сферой приложения были дома престарелых. Обычно они требовали, чтобы будущий обитатель в обмен на пожизненный уход передал им всю собственность. Он мог прожить два года или двадцать – это уж как выпадет. Но если заведение будет заранее знать, что Джон К. Смит помрет от сердечного приступа через два года и три месяца, смотря в вечерних новостях рекламу противогрибковой мази для ступней, оно примет имущество в качестве предоплаты скорее от него, чем, скажем, от Джейн К.Джонс, которая, по прогнозу RIP, прокоптит небо еще двадцать пять лет и скончается в почтенном стопятилетнем возрасте. Фрэнк уже начал переговоры с обширной национальной сетью домов престарелых под названием «Тихая гавань», где главным акционером был толстый малорослый противник абортов Гидеон Пейн. Касс как раз уела его недавно в воскресной утренней телепрограмме. Как говорится, мир тесен. Между тем RIP продавали компаниям очень аккуратно. Высокая точность программы ни в каких документах отражена не была. В широком мире считалось, что это просто «вспомогательная программа для страхового бизнеса, позволяющая компаниям в определенных секторах рынка упрощать работу с документами».

И вот теперь сенатор США предложил сделать так, чтобы американцам позволили самим решать, когда они уйдут из жизни, – и, более того, чтобы правительство поощряло их уход. Радар Фрэнка уловил тревожный сигнал.

Фрэнк скачал в свой компьютер видеозапись речи Джепперсона и несколько минут послушал. Всмотрелся в лицо на экране. Смазливый. Немножко изнеженный, аристократичный. За сто шагов видно, что из денежной среды. Говорит довольно напыщенно – кем, собственно, он себя считает? Звучит как репетиция президентской инаугурационной речи. Внезапно в голове у Фрэнка мелькнуло: И что, моя дочь трахается с этим типом?

Во время одного из последних его нормальных разговоров с Касс за семейным кухонным столом она призналась ему, что еще девственница. Ей было всего восемнадцать. Потом она отправилась в армию, потом поссорилась с ним (заочно, когда узнала про деньги, взятые под залог дома), так что они еще ни разу не разговаривали как папа с дочкой о… мальчиках.

После боснийского инцидента были намеки в прессе: чем они там занимались на минном поле? Даже больше чем намеки. Чего стоил заголовок в одном таблоиде: ПОД ТОБОЙ ТОЖЕ КАЧНУЛАСЬ ЗЕМЛЯ, ДОРОГАЯ? Потом Касс стала работать у этого типа в Вашингтоне. Теперь он пропагандирует ее план, предусматривающий массовое самоубийство. Не может быть, чтобы она с ним не спала.

Он попытался отмахнуться от этой мысли, но почему-то разбирало любопытство.

Не может быть, чтобы…

У него, конечно, были возможности выяснить. Связи в Вашингтоне имелись. Черт возьми, весь город ими оплетен. Он ведь был Филином – крупным жертвователем в партийную казну. Большущим белоснежным Филином. Одну ночь они с Лизой провели в спальне Линкольна – выделывали там такое, что старику Эйбу и Мэри Тодд Линкольн даже не снилось. На инаугурационных торжествах они сидели всего на ряд позади президента Пичема и его жены. Они побывали в президентской ложе в Центре Кеннеди. И раз в месяц по своей особой телефонной линии или по своему особому мобильному номеру он слышал вожделенные слова: «Говорит оператор Белого дома. Меня попросили связаться с мистером Фрэнком Коуэном». И чуть погодя раздавался голос Бакки Трамбла, ближайшего советника президента Соединенных Штатов.

В последний раз Бакки позвонил, чтобы сказать: «Мы тут говорили про вас с президентом в Овальном сегодня утром». В Овальном! Фрэнк знал, что это вранье. У политической публики почти всегда вранье. Но вранье высокого уровня. И приятное для слуха. То, что Бакки сказал дальше, было особенно приятно: «Он намечает вас на важную посольскую должность. Я ничего вам не говорил, хорошо? Пусть он лучше сам сделает вам сюрприз».

Фрэнк и это пропустил через свой определитель вранья. «Важная» посольская должность – что это означает конкретно? Лондон? Париж? Токио? Вот важные места в его понимании. Москва? Тоска. И раз нет холодной войны, не видно особого смысла. Пытаться им впарить RIP – верный путь к разорению: средний мужчина там умирает в пятьдесят семь лет. Кто от алкоголизма, кто от рака легких, кто от пули. Много ли радости – четыре года играть роль кормилицы для череды американских нефтяных деятелей, претендующих на сытные места на Новой Земле?

Ирландия? Тоже никакого смысла. Интерес только в одном: оттуда приехал его прадед, после чего всю жизнь проработал на угольном складе в южном Бостоне. Может быть, в самой Ирландии не надо будет сидеть так уж подолгу. Но тогда тебе обеспечена враждебность ирландской прессы.

Он обсудил это с Лизой вечером после космического коитуса (она методично продвигалась сквозь третье издание «Радости секса» и дошла до положения, называемого la grande morte[61]61
  Большая смерть (ит.).


[Закрыть]). Насчет посольских перспектив ее единственным замечанием было: «Надеюсь, мне не надо будет, типа, язык учить и всякое такое?»

В этом, подумал Фрэнк, состоит преимущество Лондона и Дублина. Потом представил себе объем бумажной работы. Стив Меткаф, его коллега Филин, был выдвинут президентом на должность посла в какой-то занюханной африканской стране и потратил 150 тысяч долларов на юристов, чтобы заполнить четырехсотстраничную финансовую декларацию («перечислите, пожалуйста, все Ваши сделки с акциями и ценными бумагами за последние 40 лет»), после чего его унизил один сенатор – любитель ярких эффектов. Сенатор спросил Стива, с кем граничит его африканская страна. М-м… видите ли, сенатор, наверняка в посольстве есть люди, которые, м-м, в курсе всех подобных, м-м, вопросов. Чуточку неловко, особенно если иметь в виду, что эта страна – остров. Стив потом так и не поправил свою репутацию до конца.

Фрэнк как раз переживал процесс внутреннего отказа от должности посла, когда позвонил его особый телефон.

– Говорит оператор Белого дома…

– Фрэнк? Это Бакки Трамбл!

В их голосах, когда они называют себя, всегда слышны фанфары: откровенное признание собственной значимости и безудержная радость из-за нее.

– Мы тут говорили про вас с президентом. Это он вообще-то попросил меня вам звякнуть…