Текст книги "День бумеранга"

Автор книги: Кристофер Тэйлор Бакли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Не смеяться, сказала она себе. Этот человек разрушил твою жизнь.

– Касс!

– Да?

– Я посылаю за вами самолет. Завтра. Вы полетите?

– Не знаю. Я сейчас немножко страдаю агорафобией.

– Я с вами поделюсь перкосетками. Половину отсыплю.

– Ладно.

Глава 7

Из окон кабинета конгрессмена Рандольфа К. Джепперсона открывался не слишком впечатляющий вашингтонский вид. На стенах, как водится, висели малоценные, но крупногабаритные «трофеи»: флаги, карты, награды от организаций, о которых никто не слыхивал, непременные снимки, сделанные во время приемов… В общем, стандартные «обои» вашингтонского деятеля с развитым самомнением. Касс поискала глазами его фотографию со спецназовцами в лагере «Ноябрь». И нашла, конечно, – на видном месте, с надписью: «Поправляйтесь скорее!» Висел и его снимок с особой из Центральной Америки, бывшей женой рок-звезды, сделанный на пляже. Он улыбался, она выглядела недовольной. Что-то, видимо, ей в то утро не принесли в номер так быстро, как она хотела. Позади стола Ранди красовался большой портрет маслом работы Рембрандта Пила,[29]29
  Рембрандт Пил (1778–1860) – американский художник-неоклассик.


[Закрыть] изображающий предка, который подписал «декуху».

Конгрессмен тепло поздоровался с Касс. Она села. Он подал ей через стол листок бумаги. Это был чек Йельскому университету на 33 тысячи долларов, что равнялось годовой плате за обучение. Он пообещал каждую осень выписывать новый.

– Но я жду от вас хороших баллов, – добавил он с широкой улыбкой.

Вот он лежит у нее на коленях – голубенький прямоугольник, ее билет в светлое будущее.

– Ну, – сказал он. – Где радостные возгласы?

– Их запас у меня кончился. Слушайте, я не могу этого принять.

– Господи, да почему же? Уверяю вас, банкротом я себя не сделаю.

– Честно говоря, это выглядит как подкуп.

Ранди посмотрел на нее.

– Чего ради я стал бы вас подкупать? Какой такой секрет я оберегаю?

Она положила чек на стол.

– Я не давала никаких интервью. И не собираюсь. Поэтому, – она подвинула ему чек обратно, – вам не нужно этого делать.

– Касс, за кого вы меня принимаете? Кроме как за богатого идиота.

Он выглядел уязвленным.

– За того, кто собирается стать президентом? – предположила она.

– Здорово вы меня, – улыбнулся Ранди. – На чистую воду. Ох-х… – Он поднял брючину, отстегнул пластиковый протез и почесался. – Зудит. Зудит как не знаю что.

– Старайтесь не расчесывать.

– Благодарю вас, сестра Гнусен.[30]30
  Сестра Гнусен (nurse Ratched) – медсестра-садистка из романа К. Кизи «Над кукушкиным гнездом».


[Закрыть] От таблеток только хуже, когда их действие кончается.

Он потерял в весе. Врачи прописали ему в день четыре шоколадно-молочных коктейля по восьмисот килокалорий. На лице все еще были красные пятна от осколков вездехода. Он выглядел… в общем, как человек, выживший после взрыва.

– Я ценю ваш жест, но деньги взять не могу, – сказала Касс. – Работа – другое дело.

Он поднял глаза от своей культи.

– Почему вы не хотите в колледж? Щелкнуть папашу по носу.

– Да нет у меня желания щелкать его по носу.

– Если бы оно возникло – я бы вас не винил.

Она оглядела обшитый панелями кабинет, книжные полки.

– Здесь немножко похоже на колледж. Платите мне в год эти самые тридцать три тысячи.

– Но наверх придется пробиваться самой… Что такого смешного? – спросил он, продолжая яростно чесаться.

– Вот эти ваши слова насчет самопробивания. Простите меня, но это просто умора.

– Да, – согласился конгрессмен, не переставая скрести себя. – Похоже, что так.

И вот несколько недель спустя Касс переехала в Вашингтон, чтобы начать новую жизнь под новой фамилией: Кассандра Девайн. В Коннектикуте она пошла к судье, рассказала ему о разводе родителей, о боснийском эпизоде и заявила, что ей нужно «перезагрузить свой компьютер». Он отнесся к этому с пониманием и смену фамилии разрешил.

На Капитолийском холме она стала делать то, с чего началась не одна блестящая вашингтонская карьера, – отвечать на письма избирателей: «Мне не пришел пенсионный чек… Нам нужен светофор… Дорожники говорят, что хотят проложить съезд с федеральной автомагистрали через мою свиноферму. Разводить свиней и без того трудное дело, а тут еще федеральная власть лезет куда не надо… Я пишу заступица за двоюрного брата, его посадили будто бы он наехал на машине на инспектора против браконьеров… Неужели вы не видите, что евреи захватывают страну, неужели вы позволите этому случиться?.. Прошу поддержать мой проект ветровой электростанции на 500 мегаватт в долине реки Коннектикут… Я читал, что собираются закрыть базу подлодок в Гротоне. Предлагаю перенести ее сюда. Здесь хорошая глубина…» Вот на чем зиждется американская представительная демократия. Примерно двадцать пять фунтов этого добра в день, в мешках. Все проходило через стол Касс.

Начальницу Касс звали Лилиан, ей было за пятьдесят, и губы у нее вечно были поджаты. На любую шутку она отвечала: «Не понимаю, что здесь смешного», чем заслужила среди подчиненных прозвище Хиханька.

Она требовала, чтобы на каждое письмо избирателя, даже самое идиотское, был дан ответ в течение трех дней, из-за чего рабочий день Касс раньше восьми никогда не кончался. Когда Ранди официально объявил, что будет бороться за пост сенатора, почта увеличилась на два мешка в день – до пятидесяти фунтов. Касс теперь редко приходила домой до половины одиннадцатого. По крайней мере проблему досуга это решало. Сил ей хватало ровно настолько, чтобы разогреть в микроволновке буррито с фасолью и прочесть, прежде чем вырубиться, три странички из Айн Рэнд.

Однажды Касс поехала с какими-то бумагами в предвыборный офис Ранди, расположенный в худшей части города – не столько из экономии, сколько ради имиджа кандидата как «защитника обездоленных».

В застекленном угловом отсеке для совещаний она увидела Ранди с каким-то мужчиной. Когда она клала пакет на стол, Ранди заметил ее и жестом пригласил войти.

– Познакомьтесь, это Терри Таккер, – сказал он. – Наш злой пиаровский гений. Страшно дорогостоящий злой гений.

– Здравствуйте, – сказала Касс. Она, конечно, знала, кто такой Терри Таккер. Его должность называлась «директор по коммуникациям», но он, казалось, командовал тут всеми, включая начальника штаба кампании.

– Здравствуйте, мисс Коуэн, – улыбнулся Терри.

– Девайн, – поправила его Касс.

– Фамилия вам подходит.[31]31
  Devine звучит так же, как divine (божественная).


[Закрыть]

– Сразу видно, что паблик рилейшнз – ваше призвание.

– Польщен, – улыбнулся Терри. – И очень рад встрече. Я о вас наслышан. Мы многим вам обязаны.

– Почему? – спросила Касс.

– Вы присутствовали при большом взрыве, который расширил нашу вселенную. И произвел на свет героя войны.

– Поменьше бы цинизма, – сказал Ранди. – Она молодая и в городе недавно. У нее могли остаться какие-то идеалы.

Терри обратился к Касс:

– Мы только что обсуждали видеофильм, который я монтирую для торжественного ужина. Конгрессмена чествуют за его героизм. – Он повернулся к Ранди. – Простите, что вы сейчас сказали насчет цинизма?

– Ужин – не моя идея, – отозвался Ранди.

– Ужин – моя идея. За что вы мне и платите так дорого.

– Приятно познакомиться с вами, сэр, – сказала Касс.

Через пять минут, дожидаясь лифта, она вдруг увидела, что к ней подошел Терри Таккер.

– Не хотите перекусить? – спросил он.

– Мне надо обратно в офис.

– Зачем это еще?

– Моя начальница – настоящий дракон в юбке.

– Хиханька? Да бросьте. – Он улыбнулся. – У вас недооплаченный, недокормленный и переутомленный вид. Я попытаюсь поправить хотя бы второе.

В лифте ей пришло в голову, что когда в прошлый раз мужчина настойчиво звал ее перекусить, дело кончилось минным полем.

Терри Таккер был мужчина под пятьдесят – более чем вдвое ее старше. Худощавый, темноволосый, взгляд хоть и недоверчивый, но незлой. Он казался человеком, который без колебаний скажет тебе то, чего ты не хочешь слышать, но с чем не сможешь не согласиться. У Касс, как у всякой эффектной женщины, был радар, определявший, есть у мужчины на уме флирт или нет. К этой стороне он, похоже, был равнодушен. Вел себя скорее как нетерпеливый старший брат. Да бросьте. Она пошла.

Он привел ее в заведение на Пенсильвания-авеню под названием «Хищники», которым владел адвокат, заработавший пятнадцать миллионов на групповом иске против Армии спасения. Армия провинилась в том, что нескольким диабетикам, пострадавшим от стихийного бедствия, раздала сладкие пончики. Все-таки у нас великая страна!

– Хотите омара весом в четыре фунта? – спросил Терри из-за меню размером с развернутую газету и толщиной с лист сухой штукатурки. – Страшное дело!

– Четыре фунта? Тогда это не омар, а экосистема.

– Активисты из организации «За гуманное отношение к ракообразным» устраивали тут пикеты. Я вообще-то знаю владельца. Он нанял меня решить проблему.

– И как вы с ней управились?

– Умаслил их. В прямом смысле. Объявил, что остатками мы кормим бездомных. Остатки от четырехфунтового омара, как вы понимаете, увесистые. Про это написала «Вашингтон пост». Заголовок: ЕШЬ, БЕЗДОМНЫЙ, ДО ОТВАЛА. С фотографией. Мы поставили стол и все, что нужно, на задах. – Терри улыбнулся. – И омарофилы благополучно сели в калошу. Поделом идиотам.

– Но это же ужасно!

– Да ладно вам. Вы что, просыпаетесь утром с мыслью: «Чем я могу помочь бедным омарам?» Не занудствуйте. – Терри пожал плечами. – Что подворачивается, то и делаешь. Этот город – до охренения богатая среда обитания. Если омара не хотите, можно крабовые котлетки. Они вкусные.

Касс заказала салат. Терри набросился на говяжье филе с жадностью, соответствующей названию ресторана.

– У меня все сложилось вот как, – начал он ни с того ни с сего и рассказал восхитительно сжатую историю своей жизни. Потом спросил: – Ну, а что у вас? Герой войны мне говорил, папаша ваш использовал деньги, отложенные на ваше обучение. Вот козел.

Касс положила вилку.

– Простите, кто вам разрешил называть моего отца козлом?

– Вы правы. Извините. Дайте переформулирую. Как чудесно, как замечательно поступил ваш отец, когда взял ваши учебные деньги – плюс полученное в кредит под залог семейного дома – и всадил в свой неудачный бизнес. Предлагаю дать ему премию «Отец года».

Касс пожала плечами.

– Сама-то я, конечно, считаю его козлом.

– Он до сих пор владеет «сессной»?

– Я вижу, Ранди вам все рассказал. Не знаю. Он в Калифорнии. Хочет стать другим человеком.

– Он правильно выбрал место. Там ты можешь устремиться к чему угодно, если только тебя не смущают транспортные пробки. Послушайте. Когда эта кампания раскрутится – когда она начнется по-настоящему, если он станет партийным кандидатом, – пресса явится по вашу душу.

– Почему?

– Вас же приняли в Йель. Может быть, сообразите сами?

– Это абсолютно несправедливо.

– Я же не говорю, что вы виноваты. Он мне объяснил, как было дело. Его можно характеризовать по-разному, но его нельзя назвать полным засранцем. Он сказал, что все случилось из-за него. Сказал: «Я чувствую вину». А я ему: «Еще бы. Вы полностью испохабили жизнь бедного юного существа».

– Я не бедное юное существо, – сказала Касс.

– Согласен. Он испохабил жизнь замечательной молодой женщины. Я ему говорю: «Так держать. В сенате таких, как вы, очень не хватает. Трезвых, самокритичных». Но что же это происходит с массачусетскими политиками? Лучше им не ездить с женщинами в автомобилях.[32]32
  Намек на трагическое происшествие в 1969 г., когда молодая женщина Мэри Джо Копечне, ехавшая в машине с сенатором от штата Массачусетс Эдвардом Кеннеди на острове Чаппакуиддик, погибла после падения машины с моста.


[Закрыть]

– Вы со всеми своими клиентами так разговариваете?

Терри улыбнулся.

– С корпоративными – нет. Только с индивидуально богатыми. Они могут это вытерпеть. Они настолько привыкли к поцелуям в задницу, что услышать иной раз правду для них приятная неожиданность. Но хватит про меня, давайте про вас. Вы милое существо… Женщина, женщина. Называйтесь как вам угодно, мне по барабану. Но я не хочу, чтобы вам сделали больно.

– Цель этого дорогостоящего ланча – избавиться от меня? – спросила Касс.

– Нет. Это целиком моя идея. Он ничего мне не поручал.

– Тогда я не понимаю.

– Я хочу взять вас на работу.

– В пиар?

– Это ниже вашего достоинства?

– Я не имела ничего такого в виду.

– Имели, имели. Прежде всего, мы не называем это пиаром. «Коммуникативные стратегии». Но до того, как вы мне велите катиться колбаской, дайте я вам объясню, как все будет. Как только наш герой станет кандидатом и пойдет серьезная игра – а я думаю, она пойдет, – какой-нибудь мудила журналист наверняка состряпает сюжет о том, что вы сидите у героя на содержании. И не важно, что между вами ничего не было, кроме совместного подрыва на мине. У него репутация бабника, а вы картинка. Я даже вам текст примерный скажу: «Чаппакуиддик-два – но на этот раз без жертв, и особа пошла к нему на жалованье».

– Полная нелепость! И неправда!

– А это нелепый город, – пожал плечами Терри. – И думаете, вы долго у него продержитесь после того, как это начнется? Сейчас он, может быть, проявляет свои хорошие качества. Но не рассчитывайте, что ради вас он станет рисковать всей кампанией. Он чувствует себя виноватым, но не настолько. Как и любой политик. Они такими рождаются. Первородный пиар. И что потом? Вы на улице. Думаете, весь город выстроится в очередь, чтобы предложить вам работу?

Касс мрачно уставилась в тарелку.

– Как вам салат?

– Честно говоря, не очень.

– Надо было заказать омара, я же говорил, – улыбнулся Терри. – Сколько бездомных мы накормили бы! Обмозгуйте мое предложение. У меня есть какое-то ощущение насчет вас.

– Вы меня не знаете.

– Я знаю, что вы сообразительны, молоды и злы. Дайте мне такого человека, и я переверну мир. Я был когда-то и тем, и другим, и третьим, но про это в другой раз. Понятно, что вы злы. Столько поганства пережить в таком нежном возрасте.

– Мне не нужна ваша жалость.

– Отлично. Жалость я вам и не предлагаю. Вы думаете, я потому все это говорю, что я милый человек? Не смешите меня. Просто у меня нюх на талант. Потенциальных подопечных чую за милю. Мне нравится формировать людей. Такие биографии, как у вас, не часто встречаются. И я не заигрываю с сотрудницами, так что на этот счет не беспокойтесь.

– Я подумаю, – сказала Касс, усиленно мозгуя.

Терри укатил в «мерседесе» в свой мир пиара. Касс поймала такси и вернулась на Капитолийский холм. По пути разглядывала визитку Терри и думала о том, что это у нее уже третий за два года билет в будущее: письмо из Йеля, чек от Ранди и теперь вот эта штучка – наименьшая из трех, и не только в прямом смысле. Сперва башня из слоновой кости. Оттуда – в капитолийские крысы. Оттуда – в пиаровские цыпочки. Твой штопор, твоя сужающаяся смертельная спираль. Но на службе ей пришлось выслушать нотацию Лилиан по поводу опоздания. Пока начальница распространялась насчет безответственности Касс, та невольно вспомнила сценарий, который обрисовал Терри, и подумала, что кошмар, по всей вероятности, начнется со звонка Лилиан «мудиле журналисту»: Я вам ничего не говорила, но она у нас штатная сотрудница. И вот когда Лилиан кончила, Касс пошла за свой стол, но не отвечать на послания избирателей, а писать письмо Ранди. Она поблагодарила его за все и сообщила о намерении уволиться. На следующий день приступила к работе в «Коммуникативных стратегиях Таккера».

Терри оказался прав. Талант у нее был. Не прошло и десяти лет, как она стала в компании КСТ партнершей. У нее была хорошая квартира, немецкая машина в гараже и еще одна квартира в Рехобот-Биче,[33]33
  Рехобот-Бич – популярный приморский курорт в штате Делавэр.


[Закрыть] которой она никогда не пользовалась. Терри не ошибся и насчет ее мотивации. Теперь у нее появились возможности, чтобы устремиться к главному – к тому, чтобы возбудить в своем поколении гнев против предыдущего и против правительства, которое до сих пор, пользуясь языком ее сверстников, «не сечет фишку».

Глава 8

Касс сидела за длинным полированным столом из клена «птичий глаз» в комнате совещаний компании «Коммуникативные стратегии Таккера» и бодрствовала из последних сил, что не укрылось от внимания ее начальника. В третий раз клюнув носом, она чуть не въехала им в горячий кофе с молоком, рискуя получить ожог третьей степени.

– Касс, – сказал Терри, – не познакомишь ли ты нас с ситуацией по норкам?

– Э?..Гм…

– Я имею в виду поставщиков меха норок. Наших новых клиентов.

– Э… Да. Они… Там все… замечательно.

Канадская ассоциация поставщиков норкового меха обратилась к КСТ после того, как одна противомеховая организация запустила живую норку в туалет при личном кабинете редакторши нью-йоркского журнала «Глам». Они сделали это перед уикэндом. К утру понедельника норка была уже очень голодная и очень злая. Хорошенько вогнав зубы в редакторшу, она затем совершила кровавый рейд по кабинетам «Глама», обеспечив жертвам моды кошмарные воспоминания. Редакторше пришлось вытерпеть серию болезненных уколов от бешенства (иные шутили, что уколы надо делать норке) и отказаться от участия в Неделе моды, последствия чего ощущались на Седьмой авеню и в остальном мире не один месяц. Первое, что сделал Терри, – заставил владельцев звероферм переименовать себя в Королевскую канадскую ассоциацию за гуманное разведение и защиту норок.

Дело было поручено Касс и шло, в общем, более или менее. В обычный день она отчиталась бы вполне внятно, но из-за вчерашнего голосования в сенате по поводу повышения социального налога она до рассвета лихорадочно занималась блоггингом.

– Когда мы что-нибудь получим из «Мира удовольствий»? – спросил Терри. Касс бросила на него взгляд, который ясно говорил: Ты же знаешь, что я понятия не имею, так зачем спрашивать при всех?

«Мир удовольствий» – это была крупнейшая в стране торговая сеть, специализировавшаяся на «интиме», и, соответственно, это был крупнейший покупатель норкового меха, не считая изготовителей одежды. Мысль Терри состояла в том, чтобы «Мир удовольствий» присоединился к совместному заявлению ряда организаций, где выражалась бы забота о судьбах норок.

– Они заняты сейчас подготовкой к ежегодной выставке, – сымпровизировала Касс. – Называется «Откровение-2011». В Лас-Вегасе, где же еще. Не беспокойся, Терри. Я держу руку на пульсе.

– Хорошенько ее держи, – сказал Терри.

Несколько молодых сотрудников мужского пола самоотверженно вызвались отправиться на «Откровение-2011».

Терри распустил совещание. Когда все, кроме Касс, ушли, он сказал:

– Ну, ты сегодня превзошла себя. В следующий раз устроим видеоконференцию прямо из твоей постели.

Касс вздохнула.

– Я занимаюсь норками, занимаюсь. Какие проблемы?

– Да никаких особенно. Мне просто кажется, что как один из главных партнеров ты могла бы слегка озаботиться вопросами извлечения прибыли.

– Я засиделась допоздна. В сенате голосовали о социальном налоге. Мне накидали кучу имейлов и постов. Дело, похоже, дошло до критической точки. Люди страшно рассержены – я это чувствую.

– Счастлив быть элементом твоей инфраструктуры, – фыркнул Терри.

– Ты-то чего бесишься, не понимаю. Это с меня будут драть три шкуры на твою пенсию. Сенат вчера проголосовал за тридцатипроцентное повышение налога на мою зарплату. И поскольку они не хотят раздражать старперовское лобби – боже упаси, чтобы бумеры заплатили свою долю по справедливости, – налог повысили только тем, кому меньше тридцати пяти. Чтобы ты мог уйти на пенсию в шестьдесят два.

– Ладно, ладно… Норки, так и быть, пусть катятся к чертям. Подлюги мохнатые. Ну, подергал я тебя за цепь, что, нельзя было? Я же знаю, с какой отдачей ты вкалываешь. Ты перетрудилась. Все, баста. Немедленно домой, кинь пару шмоток в чемодан и марш на багамский курорт. Это приказ.

– Не могу. Слишком много всяких событий. Я призвала людей к выходу на демонстрации.

– Что еще такое?

– На демонстрации. Да ладно тебе, дедуля, ты что, забыл шестидесятые? Пришло время протестовать. Вчерашнее голосование – тому доказательство. Я призываю к экономическому «Дню Бастилии».

На лице Терри возникло тревожное недоумение. Он стал похож на капитана, которому доложили, что гигантский кальмар вступил в схватку с винтом – и побеждает, зараза.

– Касс, – сказал он неторопливо. – Я хочу тебе разъяснить кое-что. Наша фирма занимается паблик рилейшнз. Наш бизнес – это… в общем, мы продаем фиговые листки. Где неспокойно – мы распространяем спокойствие. Где шумно – мы устраиваем тишину. Из худшего мы делаем лучшее. По меньшей мере то, что кажется лучшим. Понимаешь, куда я клоню? Станут ли клиенты обращаться к нам за помощью, если будут знать, что параллельно мы агитируем людей бунтовать против правительства Соединенных Штатов? Позволь, я отвечу: не станут. И поэтому мы в «Коммуникативных стратегиях Таккера» такой агитации не ведем.

– Блог КАССАНДРА не имеет с КСТ ничего общего.

– Опять читала Анн Рэнд. Точно могу сказать.

– Айн Рэнд. И что в этом плохого?

– Да почти ничего. Только то, что всякий раз, когда я вижу у тебя на столе открытую книгу этой дуры, ты становишься похожа на чокнутую пророчицу.

– А кто мне говорил, когда мы познакомились: «Злость – лучшая мотивация»? Разве не твое поколение положило начало всем этим молодежным протестам? Как же так, Терри! Забыл, что значит быть молодым и злым?

Терри пожал плечами.

– Я средних лет и злой. Хорошее шотландское виски помогает мне справиться со второй частью.

– Значит, лозунг «Не доверяй тем, кому больше тридцати» ты заменяешь лозунгом «Не пей виски, которому меньше тридцати»? К этому свелась твоя революция?

– Лозунги моей революции уже превратились в фоновую музыку телерекламы таких вещей, как таблетки от холестерина, хеджевые фонды и навигационные системы для внедорожников, которые жгут бензин почем зря. Все продаются так или иначе. Бумеры просто сообразили, как превратить это в индустрию.

– Что ж, у тебя все шансы хорошо провести осень жизни. На твоих огороженных территориях, на твоих полях для гольфа. Тогда как мое поколение весенней порой жизни отстегивает ползарплаты на вашу медицину и выпивку.

– Я, между прочим, в гольф не играю. Ладно. Бог с тобой. Спасай мир. А я буду заниматься вонючими норками!

Терри в бешенстве вышел. По пути отшвырнул ногой эргономическое кресло «аэрон». Оно проехало через всю комнату совещаний и беспомощно стукнулось о шкафчик, где он хранил свои статуэтки «Оскар», присужденные Американской академией паблик рилейшнз.

Ух ты. Папка разъярился не на шутку, – подумала Касс. Но надо было делать дело.

Идея пришла ей в голову в 4.02 следующего утра.

Она почти не спала – налегала на «ноудоуз» и «ред булл». В более спокойное, солнечное время суток она не написала бы того, что написала. Но позади был тяжелый день. Через несколько часов после бодания с Терри она прочла в интернете, что ее отец, теперь уже, благодаря очередному своему калифорнийскому хайтековскому начинанию, колоссально богатый человек, только что пожертвовал десять миллионов долларов Йельскому университету.

Касс давно уже с ним не разговаривала и не хотела огорчать мать, которая неважно себя чувствовала. Она позвонила брату – у него какие-то отношения с отцом сохранились. Его рассказ не улучшил настроения Касс. У Лизы, которая давно уже была миссис Фрэнк Коуэн, имелся сын от предыдущего брака. Юноше стукнуло семнадцать, и он хотел поступить как раз-таки в Йель. Услышав об этом от брата, Касс вспомнила, как отец много лет назад пообещал ей построить для университета новый футбольный стадион.

Касс повесила трубку в каком-то оцепенении. И несомненно, этим неприятным эпизодом в какой-то мере объясняется ее пост от 4.02 утра с призывом к «действиям против огороженных территорий, где живут первые вышедшие на пенсию бэби-бумеры».

– Посмотри Си-эн-эн, – сказал ей Терри, когда она незадолго до полудня явилась на работу – усталая, но хорошей усталостью.

– Зачем? Что случилось?

– Да ничего такого особенного. Беспорядки на полях для гольфа во Флориде. Обычные молодежные дела.

Резко проснувшись, Касс побежала в свой кабинет и включила телевизор. Стала смотреть – и лишилась сил. Одно дело – в четыре утра в одиночестве печатать на компьютере призывы к бунту, чувствуя, как в жилах пульсирует амфетаминовый кураж. И совсем другое – в полдень у себя в офисе на Кей-стрит[34]34
  Кей-стрит – улица в Вашингтоне, которая считается средоточием лоббистских компаний.


[Закрыть] видеть результаты. По двусторонней связи позвонил Терри.

– Переключи на «Фокс ньюс». Там великолепные кадры идут. Снято с вертолета. Парень бросил бутылку с зажигательной смесью в полицейский спецавтомобиль. Они направили на него водомет. Он упал… Ух ты… М-да. Он долго теперь ничего не сможет бросать. Флоридская полиция шутить не любит. Кстати, ты рада будешь узнать, что губернатор подумывает привлечь Национальную гвардию… Прошу прощения. Мне звонят. Вероятно, наш самый выгодный клиент хочет аннулировать договор. Потолкуем позже.

Касс оглушенно смотрела. Когда в нижней части экрана Си-эн-эн появилась надпись: «День бумеранга – бунт и бешенство», в животе у нее стало нехорошо. Пошли телефонные звонки. Один за другим без перерыва.

Когда она говорила с продюсером одного из каналов, позвонила секретарша с известием, что с ней хотят встретиться два сотрудника ФБР. Моментально Терри, который уже был в курсе, связался с ней и сказал, чтобы она держала язык за зубами до прихода его адвоката.

Собираясь с мыслями, Касс подумала: тут, вероятно, самое лучшее место, чтобы встретить бурю. Как любил (в частном порядке) говорить Терри, «бедствия – наша профессия».

Когда она находилась в процессе неотвечания на третий или четвертый вопрос крайне неулыбчивых агентов ФБР, в ее кабинет вошел Терри. Агенты попросили его выйти, но он вежливо ответил, что это его компания и, если им не по душе его общество, они могут выйти сами. Или они могут остаться и дождаться мистера Аллена Снайдера. Да-да, того самого. Из фирмы «Хоган и Хартсон». Это имя им, может быть, знакомо? Снайдер, друг директора ФБР. Друг, хе-хе, много кого. Человек-достопримечательность. Входящий, по слухам, в шорт-лист претендентов на место в Апелляционном суде округа Ко…

– Хорошо, мистер Таккер, – устало сказал один из агентов. – Мы поняли. Мистер Снайдер – человек известный.

Вчетвером они сидели в неловкой тишине («Кофе не хотите?» – «Нет, спасибо». – «А воды?» – «Нет-нет…») и ожидали прибытия великого человека. Он явился минут через двадцать – к огромному облегчению всех, особенно Касс, старавшейся дышать не слишком глубоко. Иначе как бы это выглядело – обморок при начальнике и фэбээровцах!

Никто не любит адвокатов, пока они не становятся нужны. В этот момент они облекаются в рыцарские одеяния. Несмотря на раздражение из-за бравурной вступительной темы, прозвучавшей в исполнении Терри, агенты нутром почуяли, что им и правда предстоит иметь дело со львом юриспруденции. Мистер Снайдер, между тем, был человек спокойный, вежливый, с негромким голосом и манерами профессионала. Никаких фразочек типа: «Как я сказал вчера вечером вашему начальнику, когда мы плескались голышом в бассейне Белого дома – я, он, президент и председатель Верховного суда…» Никакого обычного вашингтонского выпячивания грудных мышц и прочих мужских атрибутов. Сразу к делу, и лишь чуть-чуть громче шепота:

– Итак, господа, как мы могли бы разрешить ситуацию?

Блестяще, подумала Касс. Уже в зачин он вкладывает оптимизм. Просто-напросто «ситуация», которую надо «разрешить». Ничего столь серьезного, как, например, преступное подстрекательство к насилию и вандализму. Такого и близко не может быть.

Один из агентов протянул мистеру Снайдеру распечатку стремительно становящегося знаменитым поста Касс от 4.02 утра: автор напрямую побуждает разгневанных и якобы бесправных юных американцев к вандализму в отношении… полей для гольфа. Что ж, сказал мистер Снайдер, текст, конечно, интересный и достойный пристального изучения, но разве это установленный факт, что его написала мисс Девайн? Он не специалист по компьютерам, но, насколько он понимает, любой хакер, мало-мальски разбирающийся в интернете, способен отправить пост от имени его клиентки. И помимо этого, принимая во внимание ряд юридических норм, из формулировок поста не так-то легко сделать вывод, что сочинившее его лицо действительно подстрекало к чему-то противоправному. «Действия», о которых идет речь, можно понимать, гм, по-разному: например, как мирные демонстрации, право на которые обеспечено Первой поправкой к конституции.

У агентов не было готового ответа на этот плотный дымовой залп законничества. Касс открыла было рот, но Терри устремил на нее взгляд, означавший: Я плачу ему семьсот в час, так что – цыц!

Агенты, решив, видимо, что на данный момент уступают в вооружении и должны вернуться в свою штаб-квартиру за стволами помощнее, дали мистеру Снайдеру визитные карточки и, бросив на его слегка оробевшую клиентку жесткие косые взгляды, строго предупредили ее, что до конца расследования она не должна покидать Вашингтона.

Они уже выходили за дверь, когда Касс их окликнула. Все головы повернулись к ней. Она сказала:

– Мистер Снайдер, спасибо вам. Это было просто замечательно, и я очень-очень вам благодарна. Но дело в том, что это действительно я написала. Мне хотелось, чтобы люди, ну… поднялись. Мне очень неприятно было узнать про зажигательную смесь. Этого делать я не просила. В смысле – этого конкретно…

Предания юридического Вашингтона гласят, что это был единственный раз, когда Аллен Снайдер, воплощение адвокатской невозмутимости, издал явственный стон. Терри же просто-напросто потерял дар речи.

Когда агенты уводили Касс, она невольно подумала: Вот, значит, какое ощущение от наручников. Забавные вещи приходят в голову в этакие минуты. К счастью, клиентов в приемной не было.