Текст книги "День бумеранга"
Автор книги: Кристофер Тэйлор Бакли
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Кристофер Тейлор Бакли
День бумеранга
Посвящается Мони Бегли
Когда поседеешь, когда постареешь
И в сон у камина потянет тебя,
Возьми эту книгу…
Блаженны юные, ибо они наследуют национальный долг.
Герберт Гувер
Пролог
– …Спасибо вам, Уэнди Уонг, за этот репортаж из Вашингтона об ухудшающейся экономической ситуации.
Во Флориде сегодня молодые люди, протестующие против недавнего повышения социального налога на заработную плату, совершили очередное нападение на огороженную территорию.
Рано утром несколько сотен погромщиков в возрасте от двадцати до тридцати лет ворвались на территорию поселка пенсионеров и напали на его обитателей, игравших в гольф. Протестующие захватывали гольф-кары и направляли их в водные преграды и песчаные ловушки. Другие с помощью распылителей краски и садовых приспособлений писали на траве лозунги.
Одна такая надпись, сделанная у восемнадцатой лунки, гласила: «День бумеранга настал!» Под выражением «День бумеранга» экономисты подразумевают исторический момент в нынешнем году, когда первые из семидесяти семи миллионов так называемых бэби-бумеров[1]1
Бэби-бумерами (или просто бумерами) в США называют людей, появившихся на свет в 1946–1964 гг. – в годы повышенной рождаемости. (Здесь и далее прим. перев.)
[Закрыть] страны начали выходить на пенсию с полным пакетом социальных выплат и льгот. Колоссальное бремя, которое ложится из-за возникшей ситуации на систему социального обеспечения, порождает, в свою очередь, ударные волны, сотрясающие всю американскую экономику.
Работник, обслуживающий поле для гольфа, сказал, что, цитирую, не одна неделя пройдет, прежде чем жители опять смогут играть в гольф.
О других сегодняшних новостях. Вице-президент застрелил еще одного адвоката, на этот раз, заявил он, в порядке самозащиты…
Глава 1
Кассандре Девайн еще не было тридцати, но она уже чертовски устала.
Приучение к СМИ – так это называется. Она занималась этим уже давно, но по-прежнему возникала ассоциация с приучением к горшку.
Сегодняшний приучаемый был старший администратор компании, которая ведала двадцатью восемью больницами на юго-востоке США. За прошлый год компания потеряла 285 миллионов долларов и треть своей биржевой стоимости. За тот же период администратор получил 3,8 миллиона в виде заработной платы плюс 1,4 миллиона «премиальных».
Расследовательская телепрограмма «Место преступления – корпорация», выходящая в прайм-тайм, затеяла разоблачение и попросила администратора дать интервью. Из переговоров с телевизионщиками Касс поняла, что у них есть кадры, где он садится в самолет компании (стоимость – 35 миллионов долларов) в кричаще яркой гавайской рубашке, и другие кадры, где он с сигарой в зубах, по форме и размеру напоминающей торпеду, берется за сумку с блестящими дорогим блеском клюшками для гольфа. И это, увы, были только цветочки. Видеоягодками был ролик о недавней ежегодной «корпоративной вылазке» на багамский курорт сомнительной репутации. Ролик показывал, как клиент – сегодняшний приучаемый, – отдыхая с «корпоративно вылезшими» сослуживцами после тяжких трудов по срезанию бюджета и жонглированию цифрами, пьет ромовый пунш, льющийся из грудей анатомически правильных ледяных женских скульптур под барабанные звуки местного «стального оркестра». Здесь же – планка для танца лимбо и малоодетые официантки, стилизованные – о, господи – под русалок. Все это сулило возмущенные комментарии в очередном телевыпуске МПК, особенно в сопоставлении с кадрами, где пациенты, забившие замусоренный больничный коридор, как машины в пробке лос-анджелесскую улицу, стонами пытаются привлечь к себе внимание медиков. Некоторые были примотаны к креслам-каталкам клейкой лентой.
– Чтобы не вываливались, – объяснил клиент, когда Касс поинтересовалась этой деталью.
Касс отхлебнула от седьмой или восьмой за день порции энергетического напитка «ред булл» и подавила вздох, соединенный с желанием всадить шариковую ручку клиенту в сердце. Если оно вообще у него есть.
– Теперь было намного лучше, – сказала она. Они записали уже четыре пробных интервью, в которых Касс играла роль телерепортера. – Если у вас остались силы, давайте еще разок – последний. Я просила бы вас обратить особое внимание на улыбку и на то, чтобы смотреть прямо в камеру. Не отводите, пожалуйста, глаза, это придает вам вид… – последней сволочи, – …это противоречит общему впечатлению… м-м… прозрачности.
Прозрачен, как ведро с гудроном.
– Я, честно говоря, не понимаю, почему мы вообще согласились на это интервью.
Тон у него был раздосадованный, словно он по легкомыслию дал себя повести на «Женитьбу Фигаро», хотя гораздо охотнее сейчас трудился бы на благо человечества – разрабатывал бы, к примеру, новые, более экономичные способы приматывания тяжелобольных к каталкам, чтобы сидели себе в коридоре дни напролет.
– Терри считает, что это наилучшая линия поведения. В подобных случаях… – Клиент посмотрел на нее с вызовом: мол, «Хочешь назвать меня преступником? Назови, попробуй». – …когда другая сторона располагает сильным… м-м… видеорядом, самое правильное – так сказать, встретить противника в центре ринга. Мы должны создать образ полной… искренности.
Клиент фыркнул.
– Показать, что вы сильней, чем кто-либо, огорчены… – Она опустила глаза в свои записки, чтобы найти тот хитроумно-лживый термин, который они решили использовать; а, вот – …из-за финансовой неоптимальности. И что вы с другими членами руководства… – Она опять заглянула в записки, на этот раз чтобы не встречаться с ним глазами. – …работаете день и ночь напролет, принимая, м-м, трудные решения.
Например, куда организовать «корпоративную вылазку» в следующем году. В Вегас? В Макао? В Содом?
Клиент милостиво согласился на последнюю репетицию. Он перестал наконец бубнить о кампании преследования и о том, что был унижен необходимостью возвращаться в Мемфис обычным авиарейсом. Терри категорически запретил ему пользоваться самолетом фирмы. Завтра клиент проведет час в благотворительной столовой, где будет разливать по тарелкам мемфисским обездоленным фальшивую человечность. Этот акт показного сочувствия будет скрытно заснят на камеру одним из его помощников. Если «Место преступления – корпорация» откажется вставить это в передачу, фильм может пригодиться позднее – например, для смягчения приговора. Напоследок Касс дала клиенту DVD-диск с его тренировочными интервью. Авось выпрыгнет, как посмотрит, из окна своего офиса.
Касс хотелось домой, в квартиру около Дюпон-серкл.[2]2
Дюпон-серкл – престижное место в Вашингтоне.
[Закрыть] Разогреть в микроволновке замороженные макароны с сыром, налить себе бокал красного вина размером с чашу для золотых рыбок, надеть уютную пижаму, залезть под одеяло и смотреть повторы «Закона и порядка» или «Отчаянных домохозяек», а может быть, даже и новое реалити-шоу «Гринкарта», где смазливые нелегалы-мексиканцы должны пересечь границу США, минуя пограничников и добровольцев, и пройти до финишной черты пятьдесят миль раскаленной пустыни. Победитель получает вид на жительство и вожделенное право копать канавы в другой раскаленной – или, если повезет, очень холодной – части страны.
Да, это было бы здорово, подумала она, но потом с болью вспомнила, что с утра не писала ничего в свой блог. На сегодня было назначено важное голосование в сенате о социальном обеспечении. А у нее за весь день даже не нашлось времени посмотреть новости Си-эн-эн или Google, чтобы узнать итог.
В кабинете Терри горел свет. Она рухнула в кресло перед его столом и сдулась, как проколотая игрушка для бассейна.
Не отводя взгляда от монитора и не переставая печатать, Терри сказал:
– Попробую угадать. У тебя был замечательный, результативный рабочий день. Не так ли?
Свое преуспевающее пиар-агентство «Коммуникативные стратегии Таккера» Терри Таккер построил на гипотезе, что лица с сомнительными моральными качествами готовы как следует тряхнуть мошной, чтобы выглядеть хоть немного приличней. Терри соглашался работать с кем угодно – с поставщиками норкового меха, с отравителями окружающей среды, с ловцами дельфинов, с развратными политиканами, с изготовителями безалкогольных напитков, способствующих ожирению, с отдельными представителями преступного мира, с махинаторами из пенсионных фондов. Терри приобрел квалификацию под началом у легендарного Ника Нейлора в упраздненном ныне Институте табака.[3]3
Отсылка к роману Бакли «Здесь курят». Роман можно скачать по ссылке: http://lib.rus.ec/b/107294(прим. ред. FB2)
[Закрыть] Касс работала в фирме уже восемь лет. Терри регулярно ее повышал, поднимал ей оклад, сделал ее партнершей. При этом ни разу не пытался с ней заигрывать – относился словно к младшей сестренке или племяннице.
– О, господи. Где только ты выискиваешь таких клиентов? В аду у Данте?
Он продолжал печатать.
– Что?
– Он, как бы сказать… Даже среди героев «Подлинных голливудских историй» на канале «Е!» попадаются более симпатичные персонажи.
Пальцы Терри беспрерывно бегали по клавишам. Он сказал:
– Этот «военный преступник», как ты его называешь, – клиент «Коммуникативных стратегий Таккера». Когда-нибудь, если та бредятина, какую нам вдалбливали в воскресной школе, окажется правдой, он будет отвечать перед высшим судом. Более высоким даже, чем суд высоконравственной двадцатидевятилетней дамочки из пиар-агентства. А до тех пор мы как разработчики коммуникативных стратегий должны…
– Конечно-конечно. Мне просто… хочется, чтобы по крайней мере изредка попадался клиент, который не был бы… не знаю…
– Подонком?
– Ну… в общем, да.
Терри перестал печатать, откинулся на спинку кожаного кресла, помассировал переносицу большим и указательным пальцами и задумчиво вздохнул. Не театральный вздох, но почти.
– Знаешь, над чем я прямо сейчас работаю? Над чем я работал, когда ты пришла экзистенциально разгрузиться?
– Видимо, собирал средства для детей, больных диабетом. «Про боно».[4]4
«Про боно» (Pro bono; лат.) – ради блага. Здесь: бесплатно.
[Закрыть] Угадала?
– Выражение «про боно», юная леди, ты в этом кабинете не услышишь. Разве только кто-нибудь выскажется об ирландской рок-звезде.[5]5
Имеется в виду Боно (Пол Дэвид Хьюсон) – ирландский рок-певец и общественный деятель.
[Закрыть] Нет, я пишу тезисы для нашего бразильского клиента.
– Который хочет переселить индейское племя, чтобы освободить место для золотых приисков?
– Именно. Тебе известно, что в тысяча девятьсот тринадцатом году люди из этого племени – не могу выговорить название – убили двоих мормонских миссионеров?
– В этом случае они, разумеется, заслужили все, что с ними произойдет.
Терри нахмурился, глядя на экран.
– Тут, конечно, нужно еще потрудиться. Сгустить краски. Скажем, они, к примеру, скормили их пираньям. Хочешь, пойдем глотнем чего-нибудь? Когда я клевещу на туземное население, у меня всегда горло пересыхает.
Обычно Касс нравилось посидеть с Терри в кафе, послушать его военные байки про то, как он защищал с Ником Нейлором табачную промышленность.
– Сегодня не могу. Надо домой – блоггингом позаниматься.
– Домой – блоггингом позаниматься… – Терри покачал головой. – Я предлагаю мартини и поучительную беседу. Но если ты предпочитаешь домой и блоггингом… – Он посмотрел на Касс с выражением доброго дядюшки. – Извини, что спрашиваю, но жизнь у тебя есть какая-нибудь?
– То, что я делаю, – важно.
– Я не говорю, что не важно.
Он напечатал несколько символов. На экране появилась главная страница блога:
Каждому
Американцу –
Социальную
Справедливость.
Абсолютное
Нет –
Долговой
Разнузданности
Администрации.
– Сколько часов тебе понадобилось, чтобы изобрести этот акроним? – спросил Терри.
– Знаю, тяжеловато получилось.
– Она богиня, что ли, была?
– Дочь троянского царя. Предупреждала, что греки захватят город. Но троянцы ее не слушали.
– И чем все кончилось?
– Да брось ты, неужели не знаешь?
– Нет, просвети меня.
– Троя пала. Это было вчера в новостях. Кассандру обесчестили. Это сделал «малый Аякс».
– И потому другого Аякса назвали «большим»? За то, что он не бесчестил женщин?
– Не знаю. Агамемнон – слыхал про такого? – увез ее в Грецию и сделал наложницей. Их обоих потом убила его жена Клитемнестра. В отместку за то, что он принес в жертву их дочь Ифигению.
– Греющая душу история. Теперь понятно, почему у греков такой унылый вид.
– Кассандра метафорически означает – предсказательница беды. Я тоже ее предсказываю. В свободное от работы время. Когда не приучаю к СМИ наших чудесных клиентов.
– Это не мое дело, конечно, но…
– Когда ты произносишь эти слова, я знаю, что предстоит пятиминутная лекция.
– Послушай меня. Ваше поколение – вы не способны слушать. Все оттого, что выросли с айподами в ушах. Я хотел тебе сказать: дитя мое, ведь ты привлекательна – очень привлекательна. Ты должна встречаться с людьми, должна… ну…
– Трахаться? Спасибо. Очень ценный совет.
– Ты выглядишь такой, не знаю, угнетенной, что ли. Вкалываешь без отдыха – вот, например, я выписал тебе премию за японских китобоев, отличная работа, продажа китового мяса в Токио выросла на шесть процентов, а ты после этого идешь домой и всю ночь занимаешься блоггингом с людьми, похожими на Унабомбера.[6]6
Унабомбер – прозвище, данное ФБР Теодору Качиньскому (род. в 1942 г.), американскому анархисту и террористу.
[Закрыть] Здорового в этом ничего нет.
– Кончил?
– Нет. Вместо того, чтобы ночь напролет пялиться на экран, ругать правительство и кричать, что небо падает, тебе следовало бы обмениваться телесными соками и вирусами с другими представителями твоего поколения.
– Терри, я земля. Как слышимость? Небо действительно падает. Слыхал про Токийский банк?
– Нет. Я с головой ушел в бразильскую тему.
– Это сообщение шло первым в утренних новостях. Впервые в истории Токийский банк отказался покупать новые американские казначейские векселя. Понимаешь, что это значит?
– Что им надоело брать на себя наши долги?
– Вот именно. Тебе понятен смысл этого события? Крупнейший покупатель американских долговых обязательств больше не хочет нас финансировать. Между тем, и это не случайное совпадение, первые представители твоего поколения, поколения бумеров, начали выходить на пенсию. Знаешь, как это называют?
– Радостный час?
– День бумеранга.
– Остроумно.
– Чудовищный долг, хиреющая экономика, и семьдесят семь миллионов человек выходят на пенсию. Надвигается настоящий экономический шторм. – Неплохо, подумала Касс. Пригодится для блога. – И что же конгресс? Повышает налоги, которые платить моему поколению. Которые пойдут, среди прочего, на монорельсовую систему на Аляске.
До Касс вдруг дошло, что она стоит, наклонившись над его столом, и кричит на него. Терри смотрел на нее с некоторой тревогой.
– Прости, – сказала она. – Я не хотела… Денек был тот еще.
– Послушай, дружок, – сказал Терри. – Этот курорт на Багамах, где наш клиент Альберт Швейцер развлекался с ледяными скульптурами… Хочешь съездить туда и проверить все на месте? Назовем исследовательской командировкой, заставим Альберта платить. А что, справедливенько будет. И не торопись. Поживи там несколько дней. Захвати купальник, крем для загара и легкое чтиво какое-нибудь. Расслабься. Можешь даже… знаешь…
Он пошевелил пальцами в воздухе.
– С кем-нибудь переспать?
– Вроде того. По барабану.
– Ты чаще используешь этот оборот, чем я. Хотя он в ходу в основном у моего поколения.
– Полезный оборот. Главный пока что вклад твоего поколения в нашу лексику. Ни дать ни взять тефлон.
– Что такое тефлон?
– Чем покрывают сковороды, чтобы не пригорало. Побочный продукт космической программы. Как и танг.[7]7
Танг – безалкогольный напиток, ставший популярным после использования американскими астронавтами 60-х годов.
[Закрыть]
– Танг?
– Не важно. Слушай, езжай домой. А потом на Багамы. А на блоге повесь табличку: «Ушла обедать».
Не успела она дойти до двери, как он опять принялся печатать. Вдогонку крикнул:
– Если у тебя вдруг случится мозговой штурм насчет как изобразить моих бразильских индейцев кровожадными дикарями, дай знать по электронной почте!
В темной квартире ее встретил мерцанием экран компьютера. Предыдущее поколение назвало бы этот переменчивый узор психоделическим, для нее же это был просто режим экономии электроэнергии.
Она приняла душ, надела пижаму, съела «энергетический батончик» с арахисовым маслом и запила его «ред буллом». Отвинтила крышечку от банки со взбадривающими таблетками «ноудоуз» и задумалась. Если принять, заснуть не удастся по крайней мере до четырех. Разве только в три выпить тайленол ПМ. Каковы, интересно, дальние последствия этого катания по фармакологическим горкам? Не исключен ранний Альцгеймер. Или мгновенная смерть от инфаркта, как у японских «белых воротничков»: шел человек по тротуару – и упал. Она выпила «ноудоуз». Завтра можно будет поспать подольше. Терри не ждет ее на работе. Хотелось покурить, но она бросила (не далее как сегодня утром). Она кинула в рот никотиновую жвачку и почувствовала подъем, покалывание в капиллярах. Блицкриг! «Шок и трепет».[8]8
Так называется военная доктрина, примененная США в Ираке.
[Закрыть] Она размяла пальцы. В бой.
Она вошла в блог. Ее дожидались 573 послания. Вдобавок Google автоматически разыскал и прислал сообщения о голосовании в сенате. Она стала читать. Сенаторы проголосовали за «модификацию» ставок социального налога на заработную плату. Гады. Не осмелились даже прямо назвать это увеличением налога. Она почувствовала, что кровь у нее закипает (то ли из-за политики, то ли из-за таблетки). Еще чуть-чуть – и по жилам будет носиться чистая энергия пополам с возмущением. Пальцы забегали по клавишам, как у Алисии де Ларроча, исполняющей партиту Баха.
Она напечатала: Ложка, чтобы расхлебывать, передана новому поколению – нам с вами!
Потом посмотрела, как это выглядит на экране, поигралась с цветом и размером шрифта. Ей пришло в голову, что мало кто из читателей, в основном людей молодых, свяжет эти слова с фразой из речи Кеннеди при вступлении в должность президента: «Факел передан новому поколению». Еще меньшее число людей уловит другую отсылку – к девизу Трумэна: «Последствия готов расхлебывать лично». Ладно, не важно. По барабану. Она уже начала получать сообщения и от людей постарше. Ее заметили и мейнстримовские СМИ. «Вашингтон пост» назвала ее сайт «доской объявлений для озлобленных образованных представителей побарабанного поколения». Зашли, изображая интерес, даже два-три рекламодателя.
В минуту слабости она поместила на главной странице свою фотографию – понадеялась, что это привлечет кого-нибудь из бродящих по интернету мужчин. И не ошиблась. Третья часть из 573 посланий пришла от желающих с ней переспать. Она, как верно заметил Терри, была женщина привлекательная, или, говоря языком ее поколения, «бабца ничего так»: натуральная блондинка с блестящими живыми глазами, с губами, всегда, казалось, сложенными для поцелуя. Ум и чувственность в одном флаконе. Фигура такая, что, появись она на багамском курорте в бикини или тонгах, ни один мужчина не останется равнодушным. В общем, меньше всего можно было ожидать, что такая будет сидеть за компьютером в три часа ночи, подхлестнув себя расхожим аптечным стимулятором, и поносить правительство за… фискальную безответственность. Подруга, подумала она, иди проветрись.
Глава 2
А двенадцать лет назад…
– Я поступила! Я поступила!
Семнадцатилетняя Кассандра Коуэн сияла от восторга – и неудивительно. На толстом конверте, которым она размахивала, как счастливым лотерейным билетом, красовался темно-синий герб Йельского университета с латинским девизом Lux Et Veritas. Обратный адрес – Нью-Хейвен, штат Коннектикут. Изнуряющие занятия, подготовка к приемным тестам, чтение до мучительной боли в глазах, подготовительные курсы, летние месяцы, проведенные за подтягиванием неблагополучных детей, одно лето адской археологии, когда она участвовала в раскопках массовых захоронений 80-х годов в Гватемале («Это будет очень выигрышно смотреться при поступлении», – сказал ей школьный консультант по профориентации)… Она вспомнила, как без конца перерабатывала вступительное сочинение, как натаскивала себя для трудного собеседования, как потом ждала… И вот ее приняли. «Я поступила!» – повторила она еще раз, веря и не веря.
Отец, как всегда, вернулся поздно. Она ждала его на кухне. Он пришел в одиннадцатом часу. Она вскочила, протягивая ему письмо.
– Дочура моя, я так тобой горжусь, что сейчас лопну, – сказал Фрэнк Коуэн.
Он окончил вполне приличный инженерный колледж в Калифорнии, но первый готов был признать, что Йельский университет – это другой уровень.
– Йель! – сказал он. – Мать честная. Йель. Кто бы мог подумать.
Два дня спустя служба срочной доставки привезла большую коробку всякой всячины с символикой Йеля. Автомобильные наклейки, кофейные кружки, футболки, спортивные брючки, кепка, карандашная точилка с йельским бульдогом, ручки, блокноты, пресс-папье, коврик для компьютерной мыши и спортивная куртка с надписью «Йельский папаша». На карточке было написано: «Горжусь. Люблю. Твой отец». Он налепил на окна машины так много йельских наклеек, что мама стала жаловаться на плохой задний обзор. Соседи останавливались поздравить Касс.
Через несколько месяцев, вернувшись из школы, она увидела конверт с той же синей эмблемой, лежащий распечатанным на обеденном столе. Секретариат университета обращался к ее родителям:
«Мы все еще не получили первый взнос за обучение Кассандры. Пожалуйста, свяжитесь с нами как можно скорее».
Матери не было дома. Она позвонила отцу. Он ответил, как обычно, не жалея отцовских чувств, но, узнав причину звонка, смущенно приумолк.
– Золотко, – сказал он наконец (зловещее начало: это слово он – возможно, бессознательно, – как правило, употреблял, когда надо было позолотить пилюлю). – Я сам как раз хочу с тобой об этом поговорить. Но сейчас, родная, никак не могу. У меня в кабинете четыре человека. Побеседуем дома. Пока, милая.
Когда вернулась мать, Касс предстала перед ней. Мать недоуменно прочла письмо.
– Папа говорил, что он это урегулирует…
Она позвонила ему на работу. Касс слушала в дверях, мысли ее неслись вскачь.
Коуэны были вообще-то люди не нищие. Жили в районе хоть и не роскошном, но респектабельном. Мать преподавала экономику в школе, где училась Касс. Детей в семье было четверо. Отец, насколько Касс знала, зарабатывал неплохо. В прошлом он работал системным проектировщиком в компании «Электрик боут», которая в эпоху холодной войны строила подводные лодки. О работе он дома особенно не распространялся, поскольку она была секретная. К тому же, по его словам, скучная и сухая. Однажды младший брат Касс сумел без ключа отпереть замок отцовского чемоданчика и исследовал содержимое. Он сказал, что, судя по всему, дело шло о системах запуска и наведения баллистических ракет на подлодках. Нет, не скучная работа, хотя мокрой ее и правда вряд ли можно назвать.
Год назад Фрэнк и несколько его сослуживцев предусмотрительно покинули «Электрик боут», справедливо полагая, что с окончанием холодной войны спрос на подлодки, способные разом уничтожить полсотни городов, рано или поздно уменьшится, как бы ни старались конгрессмены от Коннектикута поддержать веру в их необходимость.[9]9
Имеется в виду прежде всего деятельность сенатора Джо Либермана.
[Закрыть] Теперь Фрэнк с коллегами занялись разработкой программного обеспечения для интернета. В 1990-е годы Уоллстрит раздавал деньги на любые начинания с символами. com быстрей, чем банкомат. Идея Фрэнка касалась отслеживания – но не баллистических ракет, а почтовых отправлений. Если все пойдет по плану, они предполагали выйти на фондовый рынок в течение года. Уже соображали, какой самолет лучше купить для нужд компании. Фрэнк с партнерами работали от зари до зари, иногда даже ночевали в помещении старой фабрики, которое сняли под офис. Он приходил домой выжатый как лимон, но глаза сверкали. Едва только, предсказывал он, пройдет первичное размещение акций, «мы станем богаче Тутанхамона».
Касс слушала, как мать говорит по телефону:
– Как это? Ты же сказал, что положил деньги на ее счет пятьсот двадцать девять! Боже мой, Фрэнк, – как ты мог?
Касс не знала, что такое счет 529, но другие слова, которые произносила мама, быстро набирали нехорошую критическую массу: «не могу поверить»… «возмущена»… «непростительно»… и наконец:
– Нет уж, сам ей скажи. Садись прямо сейчас в свой «бумер» за сорок тысяч – мне безразлично, сколько человек у тебя сейчас в кабинете, – приезжай домой и говори с ней сам. – Она повесила трубку.
Как и в тот вечер, когда Касс пришло письмо, что ее приняли, она ждала его на кухне. Когда он наконец явился, у него на лице была улыбка, которую обычно называют храброй.
– Что такое счет пятьсот двадцать девять? – спросила Касс.
– Мама тебе… не объяснила?
– Нет. Сказала, что это сделаешь ты. Потом залилась слезами и закрылась в спальне.
– Гм… да. Видишь ли, это такой специальный образовательный счет. Кладешь туда деньги, и с них не берутся налоги.
– И у меня есть такой счет?
– Понимаешь, золотко… мне пришлось вложить эти деньги в компанию. Без начального капитала, родная моя, ничего не сделаешь. Но после ай-пи-о… Знаешь, что это такое?
– Ай, пи-пи охота?
– Ха-ха, остроумно. Первичное публичное предложение. После него мы так разбогатеем, что… Ух!
– В общем, папа, ты хочешь сказать, что потратил деньги, отложенные на мое обучение, на свой. com?
– На наш .com. Но ты, золотко, не волнуйся, я добуду деньги. Если надо… Я их достану. Вот увидишь.
Почти все последующие вечера отец проводил на работе. Тем временем мать Касс поехала в Нью-Хейвен в попытке уладить дело. Вернулась удрученная: Коуэны не могли претендовать на образовательную субсидию, поскольку находились выше черты, отделявшей обеспеченных от нуждающихся. Одна из причин, сказала мать с потемневшим лицом, – отцовский «БМВ». Модель хоть и не самая последняя, но все же не такая, какую можно было бы снимать в римейке «Гроздьев гнева». Другая причина – лицо матери сделалось пунцовым – его долевое владение двухмоторной «сессной».
Когда отец наконец-то пришел домой к ужину, мать Касс, раскладывая картофельное пюре, спросила:
– Фрэнк, в заявке на субсидию надо было ответить на вопрос: «Сколько самолетов находится в вашей собственности? Если необходимо, перечислите на отдельной странице». Сколько их у тебя в настоящий момент?
Разговор между супругами за уютным семейным столом на этом и кончился. Отец рванул в ночь, бормоча, что убивается ради семьи, и какая ему за это благодарность? Несколько часов спустя Касс получила от него электронное письмо, где он мужественно объяснял, что использует «сессну» исключительно для полетов на деловые встречи. Это необлагаемая налогом деловая трата. Он изобразил ситуацию так, что продажа его доли в самолете равносильна экономическому самоубийству. Семья будет выброшена на улицу, будет питаться картошкой, упавшей с грузовиков. Ирландское происхождение – надежный источник метафор, описывающих бедность.
Через несколько дней Фрэнк Коуэн встретил Касс, когда она выходила из школы. Он сидел в своем «бимере». Это тоже, объяснил он застенчиво, «необлагаемая деловая трата». Он повез ее в кафе «Старбакс», которое, согласно недавнему исследованию, выбирают сейчас для важных разговоров 92 % американцев.
– Золотко, – спросил он, – а ты не думала когда-нибудь о…
– Об уходе в монастырь? Нет, папа.
– О военной службе.
Она уставилась на него. О чем, о чем, а об этом она не думала. Она считала себя не менее патриотичной, чем любая другая семнадцатилетняя американка. Она выросла по соседству с одним из крупнейших оборонных предприятий. Все здесь были патриотами. Но вообще-то она довольно долго была сосредоточена на экзаменах повышенного уровня по английскому, французскому, истории и на приемных тестах, где, между прочим, только высочайшие баллы могли гарантировать поступление в Йель. Может быть, ты и сам, папа, это заметил?
– Послушай меня теперь, – сказал он, внезапно воодушевившись, как будто только что успешно осуществил мозговой штурм высшей категории. – Я тут навел кое-какие справки. Выясняется, что если ты пройдешь офицерскую подготовку – а тебя с твоими отметками возьмут стопроцентно – и определенный срок прослужишь, они, черт их дери, заплатят за твое обучение.
Звучало так, словно это была сделка века.
Он что, действительно это предлагает? «Навел кое-какие справки»? Звонил по своему шикарному новому мобильному? Из «БМВ»? Или залез в необлагаемую «сессну» и полетел прямо в Пентагон лично говорить с заместителем помощника министра, отвечающим за набор молодых людей, чьи отцы просадили учебные деньги? Нет, это не может быть серьезно.
– Какой срок?
– Три года. И вот еще учти: если шесть лет – они заплатят практически за все. Получишь все мыслимые льготы. – Он наклонился к ней. – Я и в Йель звонил. Они сначала сказали, что ждут тебя именно сейчас, и погнали волну по этому поводу, но я им говорю: «Стоп, стоп! Вы что хотите сказать – что пойдете на попятный и откажетесь принимать патриотически настроенную американку, которая решила послужить родине?» – Он улыбнулся. Улыбка у него была обаятельная. – Они сразу прикусили язык. Так что, видишь, я все уладил. Они просто отложили прием до твоего увольнения из армии. Или флота. Оттуда, где…
– Значит, ты им сказал, йельским, что я не поступаю этой осенью? Хотя я четыре года ради этого убивалась? Прямо так и сказал?
– Видишь ли, принимая во внимание денежный вопрос… Золотко, это ведь больше тридцати тысяч, не считая питания.
– Я могла бы, типа, и не поесть четыре года… – У нее кружилась голова. – А с мамой ты… обсуждал это?
– Нет. Нет. Я хотел сначала с тобой. Само собой, золотко, после ай-пи-о я Йельскому университету целый новый стадион футбольный отгрохаю.
Фрэнк Коуэн продолжал говорить, но Касс уже не слушала. Она пыталась подсчитать, скольким людям уже сообщила, что поступила в Йельский. Пятидесяти? Ста? Значит, так: всем в электронной адресной книге Yahoo!.. всем в адресной книге Hotmail… всем одноклассникам… родственникам… еще в Центре Мартина Лютера Кинга, где она последним знойным летом занималась с детьми. Все ее обнимали, все говорили, как ею гордятся. Человек двести в общей сложности?
До Касс дошло, что отец все еще разглагольствует.
– …сам я никогда в армии не служил. И жалею об этом, честно говоря. Нет, не то чтобы я хотел во Вьетнам. О, господи, во Вьетнам никто в моем поколении не хотел. Там была полная дрянь. Так или иначе, сейчас мы ни с кем не воюем, поэтому подумай: армия может дать тебе полезный опыт.