Текст книги "Гламур"

Автор книги: Кристофер Прист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Не досушив волосы, Сью натянула на себя тенниску, откинула покрывало и нырнула в постель. Я немного подвинулся, освобождая ей место. Она села, подложив себе под спину подушку, и пристально посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– Раздевайся и иди ко мне, – сказала она.

– Что-то не хочется.

– Ты злишься.

– На этот раз ты зашла слишком далеко. Между нами все кончено.

Она тяжело вздохнула.

– Ты простишь меня, если я скажу правду?

– Сомневаюсь.

– Не хочешь даже слушать?

– Почему ты не сказала мне правду утром?

– Потому что ты попытался бы меня остановить. Я должна была это сделать, а ты стал бы мешать. И знаешь, у тебя бы получилось.

– Тоже сомневаюсь.

– Ричард, послушай. Это Найалл. Он здесь, в Биаррице. Я провела с ним целый день. Но ты ведь и сам уже понял, верно?

Я кивнул. Несмотря ни на что, я был потрясен этой новостью, которая только подтверждала неизбежное.

– Он явился в номер сегодня утром, когда ты ушел сдавать машину, – продолжала она. – Сказал, что хочет поговорить со мной наедине. Я не могла ему отказать. Но теперь я больше никогда с ним не увижусь. Никогда! Это правда.

– Что ему было нужно? – спросил я.

– Он несчастен, он хочет, чтобы я вернулась.

– И как же ты его утешила?

– Я сказала, что приняла окончательное решение – остаться с тобой.

– И на это ушел целый день?

– Да.

Такая правда не способствовала примирению. Почему она действует вопреки собственным решениям? Вслух я воскликнул:

– Какого черта он поперся сюда за нами следом?

– Не знаю.

– А в Кольюре он тоже нас преследовал? Неужели он был и там?

– Надеюсь, нет. Но точно сказать не могу.

– Ясно.

Я умолк, понимая, насколько бесполезны эти речи. Лицо Сью вовсе лишилось красок: щеки и губы выглядели бледнее, чем обычно, даже глаза как-то поблекли. Ее волосы уже почти высохли, лицо больше не казалось таким худым и вытянутым, но она была расстроена не меньше меня. Теперь в моей голове вертелись все эти нелепые клише и дежурные фразы, которые люди обыкновенно произносят, пытаясь помириться. Я думал: хорошо бы перевести стрелки часов назад, забыть эту нелепую распрю и только обниматься, целоваться и любить друг друга. Увы, это было невозможно.

Той ночью мы еще долго не спали. Целиком погруженные в собственные переживания, мы злились друг на друга, окончательно запутавшись в своих отношениях и чувствах. В конце концов я разделся и забрался к ней под простыню. Мы лежали рядом без сна, даже не пытаясь заняться любовью. Ни один из нас не решался сделать первый шаг.

В какой-то момент, зная, что она не спит, я спросил:

– Когда сегодня я видел тебя на улице, ты там что делала?

– Пыталась разобраться, что к чему. А что?

– А где был твой Найалл?

– Ждал меня в другом месте. Я хотела немного пройтись, но тут появился ты.

– Ты вела себя так, будто с кем-то разговариваешь.

– Ну и что? А ты никогда не разговариваешь сам с собой на улице?

– Ты так размахивала руками, будто отчитывала кого-то.

– Не может быть.

Мы лежали в теплой темноте, сбросив с себя простыни. Открывая глаза, я различал очертания ее тела. Обычно она лежала очень тихо, не металась во сне, и в темноте мне всегда было трудно понять, спит она или бодрствует. Я спросил:

– Где сейчас Найалл?

– Где-то неподалеку.

– Я так и не понимаю, как ему удалось притащиться сюда следом за нами.

– Не стоит недооценивать его, Ричард. Он очень умен, и, когда чего-то хочет, его настойчивости нет предела.

– Он имеет над тобой власть, что бы ты ни говорила. Хотел бы я понять, в чем тут дело.

– Да, у него есть власть надо мной.

Сью глубоко вздохнула, и выдох был больше похож на всхлип. Наступило долгое молчание. Потом она стала дышать ровнее, и я подумал, что она наконец уснула. Я тоже почти задремал, когда она вдруг спокойно сказала:

– Найалл гламурен. Он умеет очаровывать.

13

Большую часть следующего дня мы провели в дороге: такси до аэропорта, затем два перелета с долгим ожиданием пересадки в Бордо. Из аэропорта Гатвик мы поездом добрались до вокзала Виктория, а там взяли такси. У дома Сью я попросил водителя подождать и поднялся к ней. На столе в холле ее ждала небольшая кучка писем. Захватив их, она открыла дверь ключом. Комната меня приятно удивила. Я ожидал увидеть обычную для подобных студий тесноту и беспорядок, но жилище Сью было просторным и опрятным, даже мебель казалась тщательно подобранной. В углу стояла узкая кровать, рядом – книжные полки, забитые дорогими альбомами. Возле единственного окна – рабочий стол с чертежной доской, на нем – стаканчики с кистями, ручками и мастихинами, подставка для бумаги, большая настольная лампа на гибком кронштейне. Рядом на отдельном столике расположился «Макинтош». Телевизора не было, но я заметил стереопроигрыватель. У другой стены был рукомойник, небольшая газовая плита и огромный антикварный гардероб. Я обратил внимание, что она сразу же заперла дверь на две крепкие задвижки, одна из которых крепилась над головой, вторая – возле самого пола. Окно тоже было закрыто на все шпингалеты.

– Там таксист ждет, – сказал я.

– Понимаю.

Мы стояли лицом друг к другу, но избегали встречаться глазами. Я чувствовал себя совершенно измотанным. Она первая подошла ко мне, и мы внезапно обнялись гораздо нежнее, чем можно было ожидать.

– Значит, это конец? – спросил я.

– Только если ты сам этого хочешь.

– Ты же знаешь, что не хочу. Но я не в силах и дальше терпеть все эти штучки с Найаллом.

– Тогда тебе не о чем беспокоиться: Найалла больше не будет.

– Прекрасно. Только давай об этом не прямо сейчас.

– Хорошо. Я позвоню тебе вечером, – сказала я она.

Мы обменялись адресами и телефонами еще в самом начале нашего знакомства, но сейчас на всякий случай решили проверить, что записи не потерялись. Адрес Сью было легко запомнить, поэтому я не стал записывать его и на этот раз, однако номер телефона все же нацарапал на одной из последних, отрывных страниц записной книжки.

– Пообедаем вместе завтра? – спросил я.

– Давай решим позднее. Сейчас я бы отдохнула и просмотрела почту.

– Я тоже не прочь отдохнуть.

Мы снова обнялись. На сей раз поцелуй вышел долгим и снова напомнил мне вкус ее губ, жар наших ночей. Я уже сожалел о своем вчерашнем поведении и в безумном порыве едва не попросил у нее прощения, но, когда мы отстранились друг от друга, Сью улыбалась.

– Я позвоню вечером, – повторила она. Через пятнадцать минут такси остановилось возле моего дома. Войдя в прихожую, я опустил на пол багаж и взглянул на груду писем и газет, сваленных на коврике. Оставив их лежать на месте, я поднялся к себе.

Попав домой после долгого отсутствия, повидав множество разных мест, я испытывал странное ощущение узнавания и одновременно новизны. В комнатах стоял ощутимый запах сырости и плесени. Я открыл окна, чтобы проветрить помещение, включил водогрей и холодильник. Квартира у меня четырехкомнатная: помимо кухни и ванной, есть гостиная, спальня, комната для гостей и кабинет, где я храню свою коллекцию старинного кинооборудования, собранную за многие годы, а также копии некоторых телесюжетов, над которыми в свое время пришлось работать. Кроме того, есть у меня шестнадцатимиллиметровый проектор с экраном и установка для редактирования кинопленки. Все это были свидетельства моего робкого намерения выступить как-нибудь в роли независимого продюсера, хотя я прекрасно понимал, что, если дойдет до дела, большую часть моих раритетов предстоит заменить современным профессиональным оборудованием. И тогда уже придется арендовать подходящих размеров студию.

После зноя на курортах Франции квартира показалась мне холодной, и к тому же пошел дождь. Я бесцельно бродил по комнатам, чувствуя упадок сил и уже тоскуя по Сью. Отпуск закончился неудачно. Я еще не настолько хорошо ее знал, чтобы правильно судить о переменах в ее настроении, и мне пришлось уйти от нее как раз в тот момент, когда в наших отношениях наметился очередной подъем. Я подумал, не набрать ли ее номер, но она дважды повторила, что позвонит сама. Так или иначе, дел было полно: чемодан с грязной одеждой, требовавшей безотлагательной стирки, пустой холодильник. Но мне было лень за что-то браться, хотелось назад во Францию.

Я приготовил себе растворимый кофе и сел за почту. Письма всегда выглядят гораздо привлекательнее, пока конверты не вскрыты. Почта состояла в основном из счетов и рекламных проспектов, подписных журналов и безликих ответов знакомых на мои безликие письма, отправленные перед отъездом. Была и открытка из Канады:

«Ричард. – Возможно, мне придется остаться ещена несколько недель. Не мог бы ты позвонить Меган на работу (753 7362) и попросить ее переслать сюдамою почту? Адрес у нее есть. Скучаю по тебе. Люблю. – Анетта». После подписи она зачем-то поставила букву «X».

Только три послания из всей кучи оказались достойными внимания: два чека и записка недельной давности от одного продюсера, который просил меня безотлагательно с ним связаться.

Жизнь возвращалась в обычное русло. Да, Сью обладала поистине удивительной способностью отвлекать меня. Когда она была рядом, все остальное начисто вылетало из головы. Быть может, в Лондоне она покажется мне другой и наши отношения в обычной, повседневной обстановке продолжатся, но уже без прежнего пыла. Одно я, во всяком случае, знал наверняка: если связь становится длительной, то накал ее неизбежно падает.

Я позвонил продюсеру, приславшему записку. В офисе его уже не было, но автоответчик сообщил домашний телефон. Я позвонил туда – опять безуспешно. Затем я отправился в гараж, где обычно держу машину. К моему удивлению, мотор завелся с первой же попытки. Я подогнал «ниссан» к дому и оставил рядом с подъездом. Я собрал грязную одежду и, прихватив сумку, с которой хожу по магазинам, поехал в ближайшую прачечную, запихнул грязные вещи в стиральную машину и двинулся за продуктами. Покончив с хозяйственными делами, я вернулся домой.

За едой я пролистал утреннюю газету в надежде узнать, что произошло в мире, пока я был в отлучке. Работа наложила своеобразный отпечаток на мое восприятие новостей: либо я окунаюсь в сюжет с головой и пристально слежу за развитием событий, либо мгновенно теряю к ним всякий интерес. Однако за время этого отпуска вокруг меня образовался е полный информационный вакуум: в разряд событий, лишенных интереса, попадало абсолютно все. Газета лишь подтвердила, что я почти не ошибся. Сообщения были те же, что и всегда: рост напряженности на Ближнем Востоке; министр опровергает сообщение о супружеской неверности; авиакатастрофа в Южной Америке; слухи в связи с грядущими парламентскими выборами.

Я снова набрал номер продюсера. На этот раз он был на месте и очень обрадовался звонку. Оказалось, что один из американских телеканалов заказал документальный киноматериал о вооруженном вмешательстве США во внутренние дела Центральной Америки. Не имея возможности – по вполне понятным политическим соображениям – воспользоваться услугами американской съемочной бригады, они обратились к нему, и вот уже целую неделю он пытается найти кинооператора, но никто не желает браться за такую опасную работу. Еще в ходе беседы я успел взвесить все «за» и «против» и в конце сказал, что готов принять предложение.

Время близилось к ночи, и я испытывал растущее беспокойство, причина которого была мне знакома – пожалуй, даже слишком хорошо. Я почти свыкся с этим состоянием: я снова ждал звонка от Сью. Конечно, я выходил из дома часа на полтора, и нельзя исключить, что она звонила именно в это время, но она вполне могла бы попытаться еще раз. На самом деле ничто не мешало мне самому набрать ее номер, но она дважды повторила, что позвонит сама, и это прозвучало как некое неписаное правило эмоционального этикета. По существу, мы ведь были едва знакомы, поэтому такие тонкости поведения, как проявление инициативы или уступка первого шага, выбор времени и места и тому подобные мелочи, все еще имели значение.

Я ждал ее звонка, но в то же время мне смертельно хотелось спать, и к десяти вечера я уже просто не находил себе места. Я нутром чуял в этом молчании телефона знакомую угрозу – новое вторжение Найалла в наши отношения. Если он умудрился с помощью каких-то чар выследить нас в Биаррице, ему тем более ничего не стоит последовать за нами домой.

Я лег в постель, продолжая злиться на нее, но вскоре уснул. Спал я беспокойно, несколько раз за ночь просыпался и в один из таких моментов – в глубокой темноте перед рассветом – твердо решил вычеркнуть ее из своей жизни. Решению не суждено было дожить до утра, поскольку разбудил меня ее звонок. Я схватил трубку, еще не вполне проснувшись.

– Ричард? Это я, Сью.

– Привет.

– Я тебя разбудила?

– Это неважно. Ты же собиралась позвонить вчера. Я прождал весь вечер!

– Я звонила спустя час или два после твоего ухода, но никто не ответил. Я хотела перезвонить позже, но уснула.

– Я уже решил, что с тобой что-то случилось.

Мгновение она помолчала.

– Нет, но я должна сходить сегодня в студию, узнать насчет работы. Я совершенно на мели.

– Может, все-таки встретимся вечером? Я хочу тебя видеть.

Мы обсудили детали предстоящего свидания, будто договаривались о деловой встрече. Сью казалась чем-то озабоченной и далекой, и я прилагал немалые усилия, чтобы не сорваться на скандальный тон. Меня мучили подозрения относительно истинных причин, помешавших ей позвонить.

– Между прочим, – сказала она, – ты посылал мне открытку? Я нашла ее среди почты.

– Открытку?

– Это ведь ты послал мне почтовую открытку из Франции? Думаю, это ты. Она не подписана. По-моему, ее отправили…

– Да, это я, – поспешил я перебить ее. – Я отправил ее из Сен-Тропеза.

Довоенный снимок Сен-Тропеза: рыбаки, сети и склад – не слишком приятное напоминание о моем одиночестве, пока она была с Найаллом, а заодно и о том, что произошло между нами с тех пор. И все из-за Найалла.

– Я не узнала твоего почерка, – сказала она. – Ну ладно, пока. До встречи.

– Пока.

Весь день я старался не думать о ней, но она так меня опутала, что выкинуть ее из головы никак не удавалось. По-прежнему все мои мысли и действия были наполнены ею. Меня не радовало, как она на меня влияла, но нельзя было отрицать и той простой истины, что я все еще безнадежно и по уши в нее влюблен. Притом в наших отношениях было всего два коротких светлых периода: день-два до того, как она отправилась к Найаллу, и еще пара дней после. Я любил ее, но мое чувство было основано на каких-то мимолетных впечатлениях. По существу, мне так и не удалось разглядеть, какая она на самом деле.

14

Полный дурных предчувствий, я шел к станции подземки на Финчли-роуд. Сью уже стояла там и, заметив меня, бросилась со всех ног мне навстречу, крепко обняла и поцеловала. Мои подозрения мгновенно рассеялись. Она сказала:

– Давай пойдем к тебе.

– Я уже заказал столик в ресторане.

– Ничего страшного. Мы можем позвонить и сказать, что придем позднее.

Я остолбенел от неожиданности и послушно позволил увести себя. Едва мы переступили порог моей квартиры, она принялась целовать меня так горячо и страстно, как никогда раньше. Сам я при этом не ощущал почти ничего. Моим эмоциям было не так-то просто вырваться из укреплений, выстроенных за день. Между тем было понятно, чего она хочет, и вскоре мы оказались в постели. Затем она вышла из спальни и принялась расхаживать по квартире, осматривая комнаты. Она вернулась назад, полная воодушевления, прежде я ее такой никогда не видел. В руках у нее были две банки пива, извлеченные из холодильника. Передав одну из них мне, она уселась, скрестив ноги, нагишом поверх одеяла. Я полулежал, опираясь на спинку кровати, и вяло разглядывал ее.

– Я намерена держать речь, – сказала она, открывая банку. Она вырвала кольцо из крышки и швырнула его через всю комнату в угол. – Хочу, чтобы ты внимательно выслушал.

– Не люблю речей. Лучше возвращайся под одеяло.

– Моя тебе понравится. Не зря же я работала над ней целый день.

– Надеюсь, ты сохранишь ее для потомства?

– Итак, слушай. Во-первых, я сожалею, что виделась с Найаллом, предварительно не сказав тебе. Прости, если причинила тебе боль, больше такое никогда не повторится. Во-вторых, Найалл может вернуться в Лондон в любой день, и, если он захочет встретиться, я не сумею его остановить. Он знает, где я живу, где работаю. Я хочу сказать, что если снова увижусь с Найаллом, то не по своей воле. В-третьих…

– И все начнется сначала. И после каждой вашей встречи все будет повторяться снова и снова.

– Нет, ничего подобного. Ты не дал мне договорить. Есть еще и третье: ты – единственный, кого я люблю. Я хочу быть только с тобой, и мы не должны позволить Найаллу вмешиваться в наши отношения.

После занятий любовью я чувствовал себя умиротворенным, я испытывал к ней нежность, ощущал теплоту, идущую от нее, но между нами уже пролегла трещина. Еще сегодня утром мне казалось, что события диктуют окончательное расставание, и ют – новый поворот. Сейчас она произносила именно те слова, которых я ждал. Но было что-то, чего она не понимала, да и сам я только начинал осознавать: в этих внезапных переменах как раз и крылось главное зло. Всякий раз, когда я пытайся приноровиться к очередному витку нашего романа, безвозвратно терялось что-то из прошлого. Разрывы и примирения чередовались столь стремительно, что я едва мог припомнить светлые времена.

– Почему бы нам не встретиться и не поговорить с Найаллом вместе? – спросил я. – Мне тошно становится от одной мысли, что ты можешь оказаться с ним один на один. Откуда мне знать, что он снова тебя не поколотит?

Она отрицательно покачала головой.

– Ты никогда не сможешь увидеть его, Ричард.

– Но если мы будем вместе, он волей-неволей признает, что теперь все по-другому.

– Нет. Ты не понимаешь, в чем дело.

– Так объясни.

– Я боюсь его.

И тут я внезапно вспомнил о звонке продюсеру и о новом контракте. Через пару дней мне придется уехать. Теперь я сожалел, что накануне имел неосторожность принять это предложение. В голову сразу полезли недобрые мысли: Найалл непременно вернется, когда меня не будет в Лондоне, и обязательно заявится к Сью. Воображение уже рисовало самое худшее. Но я не имел права так думать. Как я мог усомниться в ее искренности, в ее праве поступать по своему разумению? Я должен был ей доверять.

В конце концов мы оделись и отправились в ресторан. Только там я сообщил Сью о предстоящей командировке в Коста-Рику. Я не обмолвился о своих страхах, но она догадалась о них и сказала:

– Плохо только то, что мы долго не увидимся. Остальное не важно.

Она провела со мной два дня, и мы были счастливы. Потом я простился с ней и отправился зарабатывать на жизнь.

15

Я вернулся через пятнадцать дней с красными от недосыпа глазами, совершенно измученный тринадцатичасовым перелетом. Все эти две недели что-нибудь мешало съемке: проволочки с разрешениями от властей, вечные проблемы с организацией нужных встреч и интервью. Плюс ко всему невыносимая жара и влажность. Каждый раз, когда нам приходилось снимать на новом месте, следовало сначала заручиться одобрением местных чиновников или военных, и все косились на нас подозрительно, а то и враждебно. Я с трудом выдержал до конца съемок. Когда наконец материал был отснят, деньги лежали в кармане и я в полной безопасности возвращался домой, то с трудом верилось, что весь этот кошмар уже позади.

Я добрался до дома, но, несмотря на жуткую усталость, меня терзали досада и тревога. Я чувствовал раздражение и досаду. Лондон встретил, как I, всегда, холодом и сыростью. Моросил дождь, однако после хибар и трущоб Центральной Америки город выглядел чистым, благополучным и современным. Я пробыл дома ровно столько, сколько потребовалось для беглого просмотра почты, затем вывел из гаража машину и поехал к Сью.

Открыла мне ее соседка. Я направился прямо в комнату Сью и, подойдя к двери, постучал. Ответа не последовало, но изнутри послышалось движение. Потом дверь открылась, и я увидел Сью. На ней был пеньюар, наброшенный прямо на голое тело, который она запахнула и придерживала рукой. Несколько секунд мы пристально смотрели друг другу в глаза. Затем она сказала:

– Может, войдешь?

При этом она оглянулась через плечо так, словно в комнате был кто-то еще. Переступая порог, я уже напрягся в ожидании стычки. Меня переполнял страх.

В комнате было душно, стоял полумрак, сквозь задернутые занавески слабо сочился дневной свет. Сью раздвинула шторы. Ее комната находилась ниже уровня земли. Окно выходило на заднюю сторону дома. Невысокая кирпичная стена сточного колодца и площадка, заросшая кустарником и нестриженой травой, заслоняли солнечный свет. Мне показалось, что в воздухе висит какая-то легкая голубоватая дымка, как если бы в комнате недавно курили, но я не чувствовал запаха табачного дыма.

Видимо, когда я постучал, она была в постели: покрывало было снято, одеяло скомкано, и одежда ее висела на спинке стула. Я заметил стоявшую на столике возле кровати тарелку с тремя сигаретными окурками, обгоревшими спичками и горкой пепла.

Я подозрительно оглядывал комнату, разыскивая Найалла.

Сью закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, плотнее запахнув пеньюар. Она не смотрела на меня, неприбранные спутанные волосы скрывали ее лицо, тем не менее я не мог не заметить ее необычно красные губы и порозовевший подбородок.

– Где он? – спросил я.

– Где кто?

– Найалл, разумеется.

– Ты видишь его здесь?

– Ты прекрасно знаешь, что нет. Ну, и как же он ушел? Через окно?

– Это смешно!

– А чем еще ты могла заниматься в постели среди бела дня? – сорвался я на крик.

Тут я внезапно потерял уверенность в своей правоте и взглянул на часы. Они все еще показывали центральноамериканское время. Самолет приземлился в Хитроу на рассвете, и, стало быть, время едва перевалило за полдень.

– Мне сегодня не надо на работу, и я решила поваляться. – Оттолкнув меня, она прошла мимо и уселась на постель. – Почему ты не предупредил, что приедешь?

– Почему? Я только что вернулся, и мне не терпелось тебя увидеть!

– Я думала, что ты сначала позвонишь.

– Сью, ты же обещала, что этого больше не будет никогда.

– Это совсем не то, что ты думаешь.

– По-моему, как раз то! – Я ткнул в сторону превращенной в пепельницу тарелки. – Ты считаешь меня полным тупицей? Не лги мне, пожалуйста, никогда больше не лги!

Ее глаза наполнились слезами, но она выдержала мой взгляд и сказала спокойно:

– Ричард, мне очень жаль. Найалл нашел меня. Однажды вечером он выследил меня, преследовал до самого дома. И у меня не было сил с ним спорить.

– Как давно это случилось?

– Пару недель назад. Послушай, я знаю, что это значит для нас обоих. Только, пожалуйста, не надо делать все еще хуже, нам это все равно не поможет. Найалл не собирается оставлять меня в покое, что бы мы ни делали, какие бы обещания я ни давала.

– Я никогда не вырывал у тебя обещаний, – возразил я.

– Ладно, пусть так, но теперь с этим покончено.

– Ты чертовски права – с этим покончено!

– Давай оставим все как есть.

Я едва расслышал ее слова. Она вся сжалась: обхватила руками колени и опустила голову так низко, что мне оставались видны только ее макушка и плечи. Лицо ее было обращено к столику у кровати. Я заметил, что тарелки с окурками уже нет. Видно, она как-то незаметно спрятала ее. Эти ее торопливые попытки замести следы, как и виноватый вид, только подтверждали мои подозрения. Найалл был здесь прямо передо мной. Я понял это сразу, как только постучал в ее дверь.

– Мне остается только уйти, – сказал я. – Но все-таки скажи напоследок: что это за крючок, на котором Найалл тебя держит? Почему ты позволяешь ему так с собой поступать?

– Он умеет зачаровывать, Ричард, – ответила она.

– Это я уже слышал. Умеет так, что крутит тобою, как хочет?

– Нет, правда. Это гламур. Найалл гламурен.

– А если серьезно?

– Куда уж серьезнее! Это – главное, что есть в моей жизни. И в твоей тоже.

Сказав это, она подняла взгляд. Худая, поникшая фигурка среди перекрученного мятого постельного белья, кучей лежавшего на матраце. Она заплакала, молча и безнадежно.

– Я ухожу, – сказал я. – И больше не пытайся со мной связаться.

Она спустила ноги с кровати, с трудом распрямилась, словно испытывала боль, и встала.

– Я люблю тебя, Ричард, именно за твой гламур, – сказала она. – Это он влечет меня к тебе.

– Мерзкое слово!

– Этого ты не изменишь. Твой гламур никуда от тебя не денется. Вот потому-то Найалл и не дает мне уйти. Я чарую его точно так же, как он меня. И ты тоже. Если уж ты окутан гламуром, ты никогда не позволишь уйти…

В этот момент в комнате где-то за моей спиной послышался явственный смешок. Смеялся мужчина. Этакое презрительное фырканье, когда у человека нет уже больше сил сдерживать веселье на ваш счет. Я резко обернулся, с ужасом понимая, что Найалл все это время был здесь, в комнате. Но никого не увидел. И только теперь я обратил внимание на дверцу гардероба, которая все время была открыта. Это было единственное подходящее место! Там достаточно просторно, чтобы спрятаться. Значит, Найалл все время стоял в шкафу!

Новая волна бессильной злобы захлестнула меня. Я желал только одного – немедленно бежать отсюда. Я бросился к двери, с силой рванул ее, заметив, как блеснули стальные петли, пересек коридор и стремглав выскочил на улицу, захлопнув за собой входную дверь. Я был слишком зол, чтобы садиться за руль. Я помчался пешком по улице, торопясь уйти как можно дальше от этого места. Ослепленный гневом, я шел и шел по направлению к дому, с единственным желанием – освободиться от нее и забыть. Я поднялся вверх до Арчуэя, затем по виадуку вышел в Хайгейт, потом спустился к Хэмпстед-Хит. Гнев одурманивал меня, мысли кружились нескончаемым водоворотом: я вспоминал все незаслуженно нанесенные мне обиды. Я понимал, что устал от долгого перелета, что нарушен нормальный суточный ритм, что в таком состоянии трудно мыслить рационально и вряд ли я смогу здраво разобраться в том, что произошло. Вероятно, в тот момент я воспринимал окружающее скорее как галлюцинацию, чем как реальность: высотные здания за бывшей пустошью к югу от низины, ряды старинных красно-кирпичных домов; я мчался, едва обращая внимание на прохожих и шум транспорта. Я срезал путь, пройдя боковыми переулками через жилой район, застроенный виллами викторианской эпохи. Улицы густо заросли старыми деревьями – платанами, декоративными вишнями и дикими яблонями, утратившими к концу лета былую свежесть; по обеим сторонам дороги стояли машины, припаркованные колесами на тротуар. Я проталкивался мимо людей, едва замечая их, бегом пересек Финчли-роуд, лавируя в потоке машин. Впереди меня ждал спуск с холма в западную часть Хэмпстеда – длинные прямые улицы с несущимися по ним легковыми автомобилями и грузовиками, множество людей на тротуарах, ожидающих автобуса или спешащих по магазинам. Я протискивался в толпе, думая только о том, как бы поскорее добраться до дома, залезть в постель, попытаться уснуть и забыть во сне свою злобу, а заодно и восстановить жизненный ритм.

Я свернул к Вест-Энду и почувствовал себя почти дома. Уже осталась позади станция подземки Уэст-Хэмпстед, я прошел мимо круглосуточного супермаркета и приближался к полицейскому участку. Все это были хорошо знакомые ориентиры моей лондонской жизни до появления в ней Сью. Я уже начинал строить планы на будущее, думать о работе. Во время долгого перелета домой продюсер рассказывал о новом проекте – серии документальных фильмов для Четвертого канала. Речь шла о солидной программе, требовавшей многочисленных командировок. Как только отосплюсь и полностью восстановлю силы, немедленно позвоню ему – уеду на некоторое время из страны, займусь привычным делом, поразвлекусь на досуге с зарубежными красотками.

Долгая прогулка пешком прояснила мой разум. Больше никакой Сью, никакого Найалла, никаких воскресающих надежд и нарушенных обещаний, ни уверток, ни лжи. Кому нужен секс вечером, если сожалеешь об этом той же ночью? Я ненавидел Сью за все, что она мне сделала. Я сожалел о доверительных признаниях, о ночах любви. Вспомнить только, как она разглагольствовала сама с собой! С тех пор как я это увидел, я не раз спрашивал себя, вполне ли она в своем уме. Теперь я был твердо уверен в том, что Сью полубезумна. А Найалл! Могло быть одно-единственное рациональное объяснение тому факту, что я ни разу его не видел. Этот человек – не более чем фантом, плод ее поврежденного рассудка! Найалла не существует/ Что-то ударило меня в спину и швырнуло вперед. Я ничего не слышал, но понял, что падаю внутрь витрины. Толстое стекло разбилось и осыпало меня градом осколков. Какой-то частью сознания я еще воспринимал происходящее. Я понимал, что качусь по земле, изгибая спину, в то время как немыслимый жар палит мне шею, ноги, руки и волосы. Когда тело прекратило движение, единственным звуком был треск ломавшейся витрины и звон разбитого стекла. Осколки все падали, поливая меня бесконечным дождем боли, а откуда-то снаружи ко мне со всех сторон подступала необъятная и полная тишина. И мрак.