Текст книги "Гламур"

Автор книги: Кристофер Прист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

6

На следующий день, в субботу, сразу после полудня Ричард Грей отправился к доктору Хардису, который в это время проводил плановые консультации. Хардис давал ему почувствовать, что он. Грей, – не просто пациент или «интересный клинический случай», а полноправная сторона, участвующая в решении проблемы. Их совместные обсуждения зачастую больше походили на дружескую беседу, чем на сеанс психоанализа, и хотя Грей прекрасно сознавай, что это всего лишь обычный психотерапевтический прием, все же он был признателен доктору. Прочие сотрудники клиники обращались с Греем совершенно иначе, видя в нем нечто среднее между постояльцем богатого отеля и тяжелобольным, понимающим лишь односложные указания и язык жестов.

В тот день Грей был настроен на общение, и не только потому, что ему не терпелось рассказать о случившемся: в нем неожиданно пробудился интерес к самому себе, совсем было пропавший.

Конечно, непродолжительный визит Сьюзен ничего не решил: амнезия оставалась столь же глубокой и непроницаемой, как раньше, и Хардис сразу же выяснил это. Важнее было другое: Сьюзен удалось, независимо от ее воли, окончательно убедить Грея, что он существовал во время провала. До ее визита он сам по-настоящему не верил в реальность своего прошлого. Это ощущение белого пятна, полной пустоты было настолько законченным, что как бы исключало его из прожитой им жизни. Но вот явилась Сью – живой свидетель его бытия в прошлом. Она помнила про это время, а он нет.

Теперь, после ее отъезда. Грей думал почти только о ней одной. Он погрузился в мечты о Сьюзен, жаждал ее общества, касания рук, поцелуев. Но больше всего ему хотелось просто смотреть на нее, разглядеть ее как следует. Главная проблема словно повторялась в миниатюре: Грей с трудом припоминал, как она выглядит. Он был способен зрительно представить несущественные детали: холщовую сумку, лодыжки в чулках и гольфах, цветастую юбку, распущенные волосы, вечно падавшие ей на лицо. Он помнил, как она посмотрела на него в упор, точно приоткрывая свою тайную сущность, но теперь убедился, что не в состоянии окинуть это лицо мысленным взором. Ом помнил ее неброскую внешность, правильные черты, но все это лишь сильнее скрывало ее истинный облик.

– Думаю. Сью – мой последний шанс – говорил он. – Она хорошо знает меня, она была рядом со мной в те несколько недель, которые стерлись из моей памяти. Уверен, что стоит ей сказать одно-единственное слово, которое подтолкнет память, и остальное всплывет само собой.

– Возможно, вы и правы, – сказал Хардис. Они сидели в кабинете, которым психиатр обычно пользовался, когда вел прием по выходным: глубокие кожаные кресла, деревянные панели по стенам, шкафы, набитые книгами по медицине, комфорт и уют. – И все же, в порядке предостережения: вы не должны слишком уж стараться. Может возникнуть состояние, известное как парамнезия, истерическая парамнезия.

– Я не склонен к истерии, доктор.

– Разумеется, не склонны – в обычном смысле слова. Но иногда люди, потерявшие память, хватаются за любую соломинку, за самый слабый намек на улучшение. Если вы не вполне уверены в том, что вроде бы вспомнили, может выстроиться целая цепочка ложных воспоминаний.

– Уверен, что Сью такого не допустит. Она будет подталкивать меня в верном направлении.

– Хорошо бы. Но если вы начнете фантазировать, то уже не сможете отличить правду от вымысла. А что думает доктор Вудбридж?

– Полагаю, он против моих разговоров с ней.

– Да-да, понятно.

После встречи со Сью у Грея появилось занятие: он перебирал в уме каждое произнесенное ею слово, надеясь ухватить хоть какой-нибудь обрывок воспоминаний и заставить свою память работать. Благодаря вспыхнувшему интересу к ней все – немногое – сказанное ею приобретало невероятную важность, и он пытался взглянуть на это с разных сторон. Он пересказывал все доктору Хардису, радуясь тому, что нашел внимательного слушателя, державшего сомнения при себе и вызывавшего его на беседу.

По существу, она рассказала об их общем прошлом на удивление мало. Так что Хардис, пожалуй, мог бы расценить его настойчивые попытки свести воедино разрозненные фрагменты как признак развивающейся парамнезии. Все же с одной из загадок, хоть и не главной, ему удалось справиться самостоятельно. Размышляя о таинственных почтовых открытках, он сначала решил, что наткнулся на что-то, имеющее отношение к выпавшему куску жизни. Но потом воспоминание пришло само, и относилось оно к давнему прошлому.

Он работал тогда в Брадфорде. на севере Англии. Как-то раз, ближе к вечеру, решив побродить по боковым улочкам, он наткнулся на крохотный магазинчик, торговавший всевозможным старьем, и заглянул в надежде отыскать что-нибудь для своей коллекции старинного кинооборудования. Грей собирал ее уже много лет и никогда не упускал возможности пополнить новыми экспонатами. На прилавке среди прочего хлама он обнаружил потрепанную коробку из-под обуви, набитую старыми открытками. Некоторое время он просматривал их без особого интереса. Хозяйка сказала, что цены проставлены на обороте. Повинуясь внезапному порыву, он спросил, сколько она хочет за всю коробку. Почти сразу же они сговорились на десяти фунтах.

Вернувшись домой несколькими днями позже. Грей тут же просмотрел купленные им несколько сотен открыток. Некоторые из них в свое время, очевидно, тоже покупались для коллекции, остальные были исписаны. Он читал все эти сообщения, если удавалось разобрать почерк, – прозаические весточки из отпуска, небрежно нацарапанные химическим карандашом или авторучкой: «Чудесно проводим время; погода налаживается; вчера были у тети Сисси; изумительные виды; дождь льет целую неделю, но мы не хнычем; Теду не нравится здешняя еда, но погода восхитительная; в саду так спокойно, солнце разогнало всю мошкару; много купаемся и загораем». Погода, погода, погода.

Некоторые открытки были выпущены еще до Первой мировой войны, полупенсовые марки молчаливо говорили о том, как разительно выросли с тех пор цены. Многие – не меньше трети – были отправлены из-за границы: путешествия по Европе, поездки в вагончике канатной дороги, посещение казино, невыносимая жара… Сами видовые фото были еще занимательнее. Он разглядывал их как иллюстрации к старинному, давным-давно забытому отчету о путешествиях: беглый взгляд на города и местности, которые в определенной мере уже не существовали. Попалось ему несколько открыток с изображениями тех мест, где сам он не раз бывал: леди и джентльмены эпохи Эдуарда VII на прогулке по приморским эспланадам, ныне загроможденным высотными отелями, залами игровых автоматов и счетчиками платных стоянок; мирные сельские долины, ныне оглашаемые ревом машин; французские и итальянские церкви, теперь взятые в кольцо сувенирными киосками; сонные торговые городишки, обреченные сегодня задыхаться от уличного транспорта и сетевых магазинов-близнецов. Все это были воспоминания о прошлом – исчезнувшем, чуждом нам, но еще узнаваемом; недостижимом во всех смыслах.

Он рассортировал открытки по странам и сложил обратно в коробку. С тех пор открытки, присланные друзьями, он добавлял к этой случайно появившейся коллекции, полагая, что когда-нибудь запечатленные на них виды тоже станут достоянием истории.

Напоминание, сделанное Сью, удивило его, но открытки явились не из провала. В Брадфорде он был гораздо раньше, когда еще работал в агентстве. То есть никак не меньше чем за год до их знакомства. Однако сам факт ее осведомленности насчет коллекции говорил о многом. Значит, либо Сью бывала в его квартире, либо они были настолько близки, что он умудрился сообщить ей даже об этом незначительном обстоятельстве своей жизни.

Все прочее было далеко не так ясно. Видимо, они все же были любовниками, хотя и очень недолго. Затем расстались. У нее был кто-то другой, она упоминала Найалла. Грей звал ее Сью, а не Сьюзен. И ко всему этому – какие-то странные подробности: особые обстоятельства их знакомства, загадочное облако. Что-то случилось между ними. Но что? Оба раза, когда они виделись в клинике, он сперва чувствовал враждебность. Не пробуждалось ли это чувство подсознательно? Если у нее был кто-то еще, не ревность ли разрушила их отношения?

В чем смысл этого облака – если вообще есть смысл? Подумаешь, облако! Почему она считала его настолько важным, что надеялась именно с его помощью пробудить воспоминания Грея?

Из всего этого было ясно одно: до сих пор она не сказала ничего, что хоть немного расшевелило бы его память. Ни открытки, которые он вспомнил, ни таинственное облако, смысла в котором он не находил, не давали ключа к забытому прошлому.

Доктор Хардис слушал, как обычно, с большим интересом, делал пометки в блокноте, но в конце рассказа отложил ручку и просто сидел, ничего не записывая.

– Мы могли бы попробовать кое-что еще, – произнес он наконец. – Приходилось вам бывать под гипнозом?

– Нет. Думаете, стоит попробовать?

– Полагаю, да. Иногда пациентам в состоянии гипнотического транса удается восстановить память. Но это метод несовершенный и не гарантирующий результата. Хотя в вашем случае имеет смысл попытаться.

– Почему же вы не предлагали раньше?

Хардис улыбнулся:

– Теперь у вас появилась мотивация. В следующий раз я буду в среду, тогда и начнем.

Вечером Грей целый час провел в бассейне, который располагался в цокольном этаже госпиталя. Он медленно плавал взад-вперед на спине, думая о Сью.

7

Сью позвонила во вторник вечером. Дежурный санитар прикатил его к установленному в коридоре таксофону. У Грея был телефон в палате, но ей, вероятно, дали другой номер. Едва услышав ее голос, он понял, что предстоит разочарование.

– Как вы, Ричард? – спросила она.

– Намного лучше, спасибо.

Наступила короткая пауза, затем она заговорила снова:

– Я звоню по таксофону, поэтому не смогу говорить долго.

– Повесьте трубку, и я перезвоню вам из палаты.

– Нет, за мной уже очередь. Я просто хочу сказать, что на этой неделе приехать не удастся. Может быть, на следующей…

– На следующей неделе'? – сказал он, с трудом скрывая глухо накатывающееся и неотвратимое ощущение досады. – Но вы же обещали на этой!

– Да-да. И я собиралась. Но не получается.

– В чем дело?

– У меня нет денег на билет и…

– Я же говорил, что все оплачу.

– Да, но я не могу отлучиться. На днях нужно сдавать заказ, поэтому я каждый день езжу в студию.

Два пациента, не занятые, увы, разговором, медленно приближались по коридору. Грей плотнее прижат трубку к уху, надеясь сохранить хотя бы иллюзию приватной беседы. Они скрылись в комнате отдыха, и Грей расслышал музыку, звучавшую из телевизора.

Когда дверь закрылась, он сказал:

– Неужели вы не понимаете, как это для меня важно?

На середине фразы он услышат, как связь оборвалась и снова восстановилась. Наверное, Сью опустила новую монетку.

– Я не слышала, что вы сказали…

– Сказал, что для меня важно вас видеть.

– Я знаю. И мне очень жать.

– Могу я быть уверен, что вы приедете на следующей неделе?

– Я попытаюсь.

– Вы попытаетесь? Вы же говорили, что хотите приехать.

– Хочу, правда! Очень хочу.

Снова пауза.

Затем Грей сказал:

– Откуда вы говорите? Есть кто-нибудь рядом с вами?

– Я у себя на этаже. Таксофон находится в холле.

– Есть рядом с вами кто-нибудь?

– Нет, и я не вижу…

– Вы правы, – быстро перебил он ее. – Прошу прощения.

– Я работаю дома. Надо закончить рисунок и завтра утром отнести его в студию.

Грей сообразил, что не знает даже, где она живет. Капли пота катились по его лицу, заливая глаза. Какой-то частью рассудка он понимал, насколько нелепо ведет себя. Когда же он успел до такой степени привязаться к этой девушке, что пытается контролировать ее даже на расстоянии?! Сейчас он особенно остро чувствовал свое одиночество и беспомощность, особенно тяжело переживал унизительную зависимость от других людей, неспособность свободно передвигаться и спокойно мыслить.

– Послушайте, – сказал он, – связь сейчас снова оборвется. Есть у вас еще мелочь?

– Нет. Я собиралась повесить трубку.

– Пожалуйста, найдите сколько-то монет и перезвоните снова, чтобы поговорить подольше. Или дайте свой номер, и я позвоню сам.

Он приводил свои доводы, а время неумолимо истекало.

– Я попытаюсь освободиться к выходным.

– Что вы имеете в виду? Было бы…

Но тут послышатся щелчок, и все замолкло. У Грея вырвался невольный стон разочарования. Потом раздался длинный гудок, трубку пришлось повесить. Казалось, все здание охвачено мертвой тишиной, нарочно для того, чтобы их разговор слышат все окружающие. Слава богу, только казалось. Напрягая слух, он смутно улавливал звуки телевизора за дверью комнаты отдыха, где-то внизу привычно шумел бойлер центрального отопления. Из дальнего конца коридора доносились голоса.

Грей продолжал неподвижно сидеть в коляске.

Телефон, прикрытый кожухом, висел прямо над его головой. Он пытался успокоиться, привести в порядок свои чувства. Он понимал, что вел себя безрассудно, разговаривал с ней так, будто она обязана отчитываться перед ним во всех своих действиях и даже мыслях, будто он имеет право обвинять се в нарушении какой-то клятвы.

Прошло десять минут, и телефон зазвонил снова. Грей схватил трубку.

– Мне удалось одолжить только пару монет, – сказала Сью. – Мы сможем поговорить всего три-четыре минуты.

– Отлично. Для начала, об уикенде…

– Пожалуйста! Позвольте, сначала я. Знаю, вы считаете, будто я попусту вас обнадежила. Но ведь я примчалась к вам в Девон, даже не подумав толком, что делаю, не соображая, что будет с нами. Я не представляла, что почувствую, когда увижу вас снова. Вы ждете моих объяснений, хотите знать, что между нами произошло. Но именно это и заведет нас в прежний тупик, как раньше, когда вес шло наперекосяк, когда все уже было так плохо, что хуже некуда. И мне стало страшно. Я испугалась, что снова потеряю вас, и на сей раз окончательно. Понимаете?

– Значит, мы должны встретиться как можно скорее.

– Да, но я не могу сбежать от своей нынешней жизни. Я приеду в ближайшие выходные. Обещаю. Но вам придется прислать мне немного денег.

– Я не знаю вашего адреса.

– Найдется у вас бумага? Или вы запомните? – Она скороговоркой продиктовала адрес в северном Лондоне. – Записали?

– Завтра же вышлю чек.

– Я верну деньги при первой возможности.

– Вам незачем…

– Теперь вот еще что, – начала она, и эти слова прозвучали так, будто до сих пор она все время сдерживала дыхание. – Не перебивайте, монетка последняя. Я совершенно запуталась с вами. Трудно поверить, что вы действительно неспособны меня узнать, и мне не дает покоя все то, что произошло между нами раньше. Но это, признаюсь, мой единственный шанс. Я по-прежнему люблю вас, Ричард. Я все еще хочу вас.

– Все еще?

– Я всегда вас любила, с самой первой встречи. Еще до того, как вы впервые заговорили со мной.

На губах Грея расплылась улыбка. Он едва верил услышанному.

– Я не задержусь здесь надолго, – сказал он. – Возможно, еще неделю-другую. Мне уже намного лучше.

– Так ужасно видеть вас в этой коляске. Вы всегда были полны энергии. Рядом с вами я выглядела просто лентяйкой.

– Сегодня я много ходил, целых пять раз обошел палату по кругу. И так ежедневно, с каждым днем я прохожу все больше.

Он понимал, что расхвастался как ребенок, но от чувства подавленности, которое он испытывал в начале разговора, не осталось и следа.

– Простите за все, что я тогда наговорил вам. Я отрезан от внешнего мира и с головой ушел в собственные проблемы. В следующий раз вы найдете меня совершенно другим.

Они продолжали еще говорить, обмениваясь незначащими, но теплыми фразами, пока не кончилось оплаченное время. Грей повесил трубку. Он покатился по коридору, изо всех сил набегая на колеса. В конце коридора он развернул кресло и помчался обратно к лифту. Будь у него свободной хотя бы одна рука, он принялся бы размахивать сжатым кулаком, победно рассекая на ходу воздух.

Возвратившись в палату, он тут же извлек коробку с личными документами, присланными в клинику полицией, и принялся искать чековую книжку. Бумаги внезапно заставили его осознать себя все той же личностью – собою прежним: водительские права, кредитные карточки, гарантийный талон (с истекшим сроком), членский билет Британского института кино, билет профсоюза работников радиовещания, телевидения, театра и кино, удостоверение Клуба Би-би-си, страховой полис на машину, банковский баланс, членская карточка общества «Национальный кредит»…

Наконец он нашел чековую книжку и выписал на имя Сью чек на сто фунтов. Черкнув короткую записку на фирменном листке клиники, он вложил ее в конверт вместе с чеком. Потом заклеил конверт, надписал адрес, продиктованный Сью. и положил письмо на видное место, чтобы отправить с утренней почтой.

Некоторое время он продолжал сидеть в кресле, с удовольствием перебирая в памяти теплые слова, которыми они обменялись в конце разговора. Он закрыл глаза и попытался вспомнить ее лицо.

Чуть позже Грей вернулся к изучению рассыпанных на столе документов. Хотя все они уже давно были в полном его распоряжении – с тех пор, как его перевезли в Девон, – еще ни разу он не удосужился на них взглянуть. До сих пор ему казалось, что рыться в этой коробке – самое никчемное из занятий. Любыми подобными делами теперь занимался поверенный, нанятый газетой. Этот чек на имя Сью был первым и единственным со времени катастрофы, который он выписал сам.

Вспышка интереса к собственной персоне заставила его открыть чековую книжку и просмотреть корешки. Использована была почти половина чеков, и все даты на корешках предшествовали взрыву. Надеясь найти какой-нибудь ключ к разгадке, он тщательно изучил каждый корешок, но ничего интересного не обнаружил. Все это были рядовые выплаты различным компаниям: два чека по сто фунтов, остальные по пятьдесят. Один был выписан компании «Бритиш Телеком», один – какому-то магазину грамзаписей, еще один – плата за электричество, два или три – заправочным станциям. Один чек на сумму двадцать семь фунтов был предназначен некоей миссис Уильяме. Только его происхождение оставалось загадкой, но едва ли это имело существенное значение.

Там же, в коробке, лежала и записная книжка с адресами в пластиковой обложке. Хотя он знал, что большая часть ее пуста, поскольку он вечно ленился записывать адреса, но все же открыл страничку с именами на букву «К». Адреса Сью Кьюли там не оказалось; это нисколько его не удивило, но ощутимо разочаровало. Такая запись была бы своего рода доказательством их знакомства, ниточкой из забытого прошлого.

Он внимательно пролистал книжку. Большая часть адресов принадлежала людям, которых он отлично помнил: коллеги по работе, бывшие подружки, родная тетка из Австралии. Напротив нескольких имен! были только номера телефонов. Все выглядело хорошо знакомым, погружало в известное ему прошлое. Просмотр записей не дат ничего нового. Не нашел он и миссис Уильяме. Грей уже отложил записную книжку в сторону, когда ему пришла идея: заглянуть на последние отрывные страницы, предназначенные для срочных пометок. Там-то он и нашел то, что искал: между обрывками каких-то расчетов, записью о времени посещения зубного врача и парой машинально выведенных каракулей было написано «Сью». И телефонный номер, на 0181.

Какое-то мгновение он испытывал соблазн схватить трубку и немедленно позвонить Сью, чтобы вместе порадоваться ее доказанному существованию в собственном прошлом. Но он сдержался. Он был слишком доволен тем, что уже произошло между ними, особенно финалом их телефонного разговора. Кто знает, может, после звонка ее намерения опять изменятся. Впереди у него масса времени. Он еще успеет проверить, ее ли это номер, найдет способ проверить надежность этой связи с забытым прошлым.

8

На следующее утро, входя в кабинет доктора Харлиса, Грей все еще хранил оптимистический настрой.

Он прекрасно выспался даже без болеутоляющих.

Психиатр уже ожидал его и представил стоявшей чуть поодаль молодой женщине.

– Ричард, это моя аспирантка, мисс Александра Гоуэрс. Мистер Ричард Грей.

– Добрый день.

Они обменялись вежливым рукопожатием. Грей, ожидавший увидеть одного Хардиса, пришел в некоторое замешательство. Девушка дружески улыбалась, как и следовало, вероятно, в подобных обстоятельствах. В целом она производила довольно приятное впечатление. Грей отметил ее красную юбку и черный шерстяной пуловер. Очки и длинные черные волосы дополняли картину, придавая ей вид прилежной ученицы. Хардис сказал:

– С вашего позволения, Ричард, я попросил бы мисс Гоуэрс присутствовать во время сеанса. Надеюсь, вы не против?

– В общем, нет. Но не могли бы вы объяснить, с какой целью?

– Тема исследовательской работы мисс Гоуэрс – спонтанная амнезия и ее связь с гипнотическим трансом. Полагаю, что ваш случай представляет для нее особый интерес. Конечно, если вы предпочитаете не…

– Нет-нет, – не дал ему договорить Грей. – Я не возражаю.

Он провел в больницах и специализированных клиниках столько времени, что давно уже оставил всякие попытки сопротивляться пожеланиям докторов.

– Должен предупредить, что это всего лишь пробный сеанс. Я просто введу вас в состояние гипноза и посмотрю на вашу реакцию. Если все пойдет гладко, попробуем транс немного углубить.

Хардис с ассистенткой помогли Грею выбраться из инвалидной коляски. Поддерживаемый Харлисом, он опустился в кожаное кресло и устроился поудобнее.

– Быть может, Ричард, у вас есть вопросы?

– Расскажите, доктор, что именно должно произойти. Похоже ли это на потерю сознания?

– Нет, ни в коей мере. Вы будете бодрствовать на протяжении всего сеанса. Гипноз – это просто один из способов расслабления.

– Мне неприятна сама мысль о потере сознания, – сказал Грей.

– Напротив, я хочу, чтобы вы постарались тесно сотрудничать со мной, поскольку в определенном смысле субъект гипнотизирует себя сам. Вы будете сохранять контроль над собой все время, так что беспокоиться совершенно не о чем. Вы сможете разговаривать, дышать руками, даже открывать глаза – это не прервет состояние транса. Еще один важный с клинической точки зрения момент. Я должен предупредить, что мы вполне можем не получить результата прямо сейчас. Если такое случится, не переживайте.

– К этому я давно готов, – сказал Грей, вспоминая бесчисленные ситуации из недавнего прошлого, когда он безрезультатно надеялся на какой-то прорыв.

– Хорошо. Начнем, если вы готовы.

Хардис встал сбоку и поднял настольную лампу так, чтобы светильник оказался над головой Грея.

– Видите лампу?

– Да.

Хардис подвинул ее еще немного назад.

– А так?

– Только краем глаза.

– Прекрасно. Теперь смотрите на лампу и слушайте меня. Я хочу, чтобы вы не переставая следить за лампой и слушать меня, в то же время начали про себя обратный счет; начинайте считать про себя, считайте от трехсот в обратном порядке, начинайте прямо сейчас, считайте и слушайте, что я говорю: считайте медленно, двести девяносто девять, только про себя, и дышите ровно, двести девяносто восемь, ровно и осторожно; считайте медленно и не думайте, двести девяносто семь, не думайте ни о чем и продолжайте смотреть вверх на лампу, и считайте, двести девяносто шесть, медленно в обратном порядке, не переставая слушать, двести девяносто пять; слушая, что я говорю, вы ощущаете свое тело расслабленным, двести девяносто четыре, ваша поза удобна, вы чувствуете себя очень уютно; ваши ноги, двести девяносто три, они стали тяжелыми, ваши руки стали тяжелыми, двести девяносто два, теперь вы чувствуете, что ваши глаза, двести девяносто один, начинают уставать, вам хочется их закрыть, можете закрыть глаза; позвольте своим глазам закрыться, но продолжайте, двести девяносто, медленно считать и слушать; ваше тело расслаблено, двести восемьдесят девять, и ваши глаза теперь закрыты, но вы, двести восемьдесят восемь, двести восемьдесят семь, все еще медленно считаете и одновременно чувствуете, что плавно движетесь назад; вы полностью расслаблены, вы медленно и плавно продолжаете плыть назад, и теперь, двести восемьдесят шесть, вы чувствуете, что засыпаете, что вам очень уютно, вы наслаждаетесь плавным движением назад, ощущая сонливость, слушая, что я говорю; вы ощущаете вес большую сонливость; теперь вы погружаетесь в сон все глубже и глубже, но продолжаете слушать, что я говорю…

Грею действительно стало очень уютно. Закрыв глаза, не переставая слушать Хардиса, он прекрасно воспринимал все происходящее. Его ощущения сделались даже острее. Без напряжения он улавливай движение и шум не только внутри помещения, но и за его пределами. Двое, негромко беседуя, прошли по коридору мимо дверей кабинета. Ворчал лифт. В самом кабинете, откуда-то со стороны мисс Гоуэрс, донесся щелчок: кажется, она приготовила шариковую ручку и начала что-то записывать в блокнот. Грей ясно различал слабый звук от движения ручки по бумаге и, внимательно прислушиваясь к этому легкому шелесту, показавшемуся ему таким деликатным, таким размеренным и даже осмысленным, внезапно осознал, что может различать написанное ею. Он почувствовал, как она написала его имя заглавными буквами, затем подчеркнула написанное. Рядом поставила дату. Интересно, почему она перечеркнула ножку у цифры «7»?.. В соседней комнате зазвонил телефон, и это отвлекло его. Кто-то прочистил горло, прежде чем поднять трубку. Грей мог слышать каждое слово, но не стал прислушиваться. Внезапно он понял, что не чувствует боли. Впервые за много недель у него совершенно ничего не болело. Оказывается, если верить Хардису. это и есть ощущение транса…

– … и вы плавно движетесь назад, ощущая сонливость и слушая меня; ваше тело расслаблено, вы спите. Прекрасно, Ричард, все идет превосходно. Вы продолжаете ровно дышать, но теперь я хочу, чтобы вы сосредоточили внимание на своей правой руке, думайте только о правой руке, о том, как вы ее ощущаете, сконцентрируйтесь на ней. Вероятно, сейчас вы чувствуете, что она покоится на чем-то очень мягком, на чем-то легком, очень легком, на чем-то таком, что поддерживает ее, осторожно давит на вашу руку снизу, поднимает ее вверх, поднимает вашу руку, поднимает вашу руку все выше…

Едва Хардис произнес эти слова, Грей почувствовал, что ладонь его правой руки внезапно оторвалась от колена и начала подниматься вверх. Рука взмыла вверх сама собой, быстро и плавно, пока не вытянулась почти вертикально.

Александра Гоуэрс еще раз чем-то щелкнула, и Грей понял, что она включила секундомер. Он чувствовал, как она записывает: правая рука – 1 мин. 57 сек. Секундомер щелкнул во второй раз.

– Отлично! Просто замечательно, – сказал Хардис – Теперь ощутите свою руку в воздухе, почувствуйте, как воздух окружает ее, осторожно поддерживает вашу руку. Воздух охватил ее, он держит вашу руку поднятой, держит вашу руку, и теперь вы не можете опустить ее вниз, воздух не отпускает руку…

Пока он послушно пытался тянуть руку вниз, чтобы снова положить на колено, Александра Гоуэрс опять засекла время и сделала запись в блокноте. Грей понял, что прекрасно поддается внушению. Его даже начинало радовать это ощущение раздвоенности: разум и тело были полностью разделены и могли действовать независимо друг от друга.

– … удерживает ее наверху, но теперь я хочу, чтобы вы опустили руку, как только я досчитаю до пяти; я сосчитаю от одного до пяти, и ваша рука упадет обратно, но не раньше, чем я дойду до пяти. Ричард, один… два… ваша рука все еще наверху… три… четыре… теперь вы начинаете чувствовать, что воздух отпускает руку… пять… ваша рука свободна…

Словно по собственной воле, его рука медленно опустилась обратно на колени.

– … замечательно, Ричард, просто превосходно!

Я хочу, чтобы вы продолжали медленно и ровно дышать, все мышцы вашего тела расслаблены, когда я скажу, чтобы вы открыли глаза, по не раньше, чем я скажу, вы можете открыть глаза и оглядеть комнату. И когда вы откроете глаза и оглядитесь, я хочу, чтобы вы посмотрели – но только когда я скажу, – посмотрели на мисс Гоуэрс, поискали глазами мисс Гоуэрс, и, хотя вы знаете, что она здесь, вы не сможете увидеть се; она по-прежнему здесь, в этой комнате, однако вы не в состоянии видеть ее, но не открывайте глаза, пока я не досчитаю до пяти. Когда я сосчитаю от одного до пяти, я хочу, чтобы вы открыли глаза…

Хардис все бубнил и бубнил. Внимательно слушавший Грей чувствовал, что этому негромкому голосу противиться невозможно. Он сосредоточился на Александре Гоуэрс, сидевшей в нескольких шагах от него. Она положила ногу на ногу и чуть ждалась вперед, с блокнотом на коленях, ручкой в одной руке и секундомером в другой. Он мог слышать се дыхание, различал едва слышный шелестящий звук, производимый ее чулками, когда она меняла положение ног.

– … вы откроете глаза, но не раньше, чем я досчитаю до пяти… Один… два… три… четыре… А теперь открывайте глаза… Пять…

Грей открыл глаза и увидел доктора Хардиса, стоящего рядом с ним, чуть сбоку, который смотрел на него с дружеским видом и улыбался.

– Вы не можете видеть мисс Гоуэрс, Ричард, но я хочу, чтобы вы поискали ее глазами. Внимательно оглядите комнату, но вы не сможете увидеть ее. Теперь смотрите…

Грей немедленно повернулся в ее сторону, ожидая увидеть ее сидящей в той самой позе, которую он так отчетливо себе представлял с закрытыми глазами. Но ее там не было. Полагая, что она могла перейти на другое место. Грей быстро оглядел комнату, но никого не увидел. Он снова посмотрел на ее стул, зная, что она находится именно там, и опять не увидел ничего. Слабый солнечный свет, проникавший через окно, падал на противоположную стену, однако даже тени ее там не было.

– Если хотите, Ричард, можете говорить.

– Где она? Она вышла?

– Нет, она по-прежнему здесь. Теперь сядьте, пожалуйста, поудобнее, откиньтесь на спинку и закройте глаза. Дышите ровно, позвольте своим конечностям расслабиться. Сейчас вы опять ощущаете сонливость.

Грей закрыл глаза. Он услышал щелчок секундомера, шорох шелковых чулок. Раздался звук шариковой ручки, бегущей по бумаге.

– Превосходно, – не умолкал Хардис, – все идет превосходно. Вы снова чувствуете, что медленно плывете в кресле, вы начинаете плавно двигаться назад; вы ощущаете сонливость, вы действительно чувствуете себя очень сонным и продолжаете плыть, заплываете глубже и глубже, так, очень хорошо, все глубже и глубже, и теперь я начну считать от одного до десяти, и вы будете уноситься все глубже и глубже, с каждым новым счетом вы уноситесь все глубже и чувствуете себя все более сонным, один… очень глубоко… два… вы уноситесь дальше и дальше… три…

Но дальше был провал.