Текст книги "Гламур"

Автор книги: Кристофер Прист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

3

Проснувшись утром, Грей первым делом позвонил Сью домой. Она сама сняла трубку, но голос ее звучал сонно. Грей сказал, что съемки еще не закончены и что он вернется в Лондон не раньше чем через два дня. Это известие огорчило ее, но вопросов не последовало. Она сказала, что кое о чем подумала и ей не терпится поговорить с ним. Грей пообещал связаться с ней сразу по возвращении и повесил трубку.

После завтрака вся съемочная бригада собралась в вестибюле. Грей записал несколько номеров телефонов и даже предварительно договорился с продюсером о встрече в Лондоне на будущей неделе. Наконец все простились и начали расходиться. Грей не стал отказываться от приглашения помощника режиссера, который ехал в Манчестер и предложил подвезти его.

Когда они добрались до места, Грей попросил высадить его у ближайшей автобусной остановки и вскоре уже был в том самом пригороде Манчестера, где Сью родилась и провела детство. Он выяснил адрес по телефонному справочнику и отправился пешком через жилые кварталы на поиски дома ее родителей.

Это был небольшой дом довоенной постройки, стоявший особняком в самом конце короткого тупика.

Женщина, открывшая ему дверь, улыбалась, но смотрела настороженно.

– Простите за беспокойство. Вы, наверное, миссис Кьюли?

– Да. Чем могу служить?

– Меня зовут Ричард Грей. Я друг вашей дочери Сьюзен.

Улыбка исчезла с ее лица.

– Что-то случилось со Сьюзен? Плохие вести?

– Вовсе нет. Я работал неподалеку отсюда и вот решил заглянуть к вам, передать от нее привет. Конечно, мне надо было сперва позвонить. Простите, я вовсе не хотел вас напугать. У Сьюзен все в порядке, она шлет вам большой привет и поцелуи.

– Как, вы сказали, ваше имя?..

– Ричард Грей. Если я не вовремя…

– Нет-нет. Может быть, заглянете на минутку?

Сразу за дверью начинался коридор, в дальнем его конце располагалась кухня. Из холла на второй этаж вела покрытая ковром лестница. По стенам висели небольшие картины в рамках. Его провели в маленькую аккуратную гостиную. Все в этом помещении – мебель, кресла и украшения – было расставлено в идеальном порядке. Миссис Кьюли зажгла газ в камине, потом медленно выпрямилась.

– Чашечку чая, мистер Грей? Или предпочитаете кофе?

У нее был выговор, характерный для жителей севера страны, но шотландского акцента, вопреки ожиданиям, он не почувствовал.

– Спасибо, лучше чай. Простите, что заявился без предупреждения.

– Мне всегда интересно познакомиться с друзьями Сьюзен. Простите, я оставлю вас на пару минут.

На каминной полке стояла фотография Сью. Длинные волосы были убраны назад и схвачены лентой, она выглядела совсем юной, но неловкая поза, которую она принимала под чужими взглядами, была ему хорошо знакома. Фотография помещалась в рамке, в нижнем углу снимка золотом было оттиснуто название фотоателье. Грей предположил, что фото сделано незадолго до отъезда Сью из дома.

Стараясь ничего не задеть, Грей осторожно осматривал комнату, понимая, что пользуются ею нечасто. Из дальнего конца коридора до него доносились голоса и звон посуды. Он чувствовал себя самозванцем, незаконно проникшим в чужой дом. Он догадывался, как разъярится Сью, если ей станет известно о его самовольном вторжении. Голоса приближались. Он сел в кресло перед камином. Женский голос за дверью сказал:

– Ну, пока, Мэй. Завтра загляну снова.

– Пока, Одри.

Входная дверь открылась и закрылась, и мать Сью появилась в комнате с подносом в руках.

Оба они чувствовали себя неловко. Грей испытывал смущение, поскольку сам четко не понимал мотивов своего появления в этом доме. Миссис Кьюли тоже нервничала, по-видимому, из-за того, что он заранее не известил о визите. Она выглядела старше, чем он ожидал. Волосы у нее были совсем седые, и двигалась она с некоторым трудом, но сходство со Сью сразу бросалось в глаза. Ему было приятно узнавать знакомую мимику и жесты.

– Вы, наверное, тот самый ее друг, который работает фотографом? – спросила она.

– Да. Только я кинооператор.

– О да, конечно. Сьюзен рассказывала о вас. С вами произошел несчастный случай, верно?

Они немного поговорили о взрыве автомобиля-бомбы и его лечении в клинике. Найдя простую тему для разговора, Грей почувствовал облегчение. Он даже не предполагал, что Сью рассказывала о нем родителям, ему казалось, что она почти не общается со своим семейством. Прекрасно зная, что люди Ц, далеко не всегда сообщают родителям всю правду о себе, он был крайне осторожен во всем, что касалось настоящей жизни Сью. Правда, миссис Кьюли утверждала, что дочь пишет домой достаточно часто. О работе Сью ей было известно все. У нее даже хранилась подшивка газетных и журнальных вырезок, часть которых Грей никогда не видел. Оказывается, он многого не знал о Сью. С удивлением он обнаружил, как хороши и даже превосходны ее рисунки, как много работ она уже продала, как прочно утвердилась в своей области.

Когда просмотр вырезок был закончен и альбом отложили в сторону, миссис Кьюли спросила:

– Сьюзен по-прежнему встречается с Найаллом?

– Не уверен. Во всяком случае, не думаю. Для меня новость, что вы с ним знакомы.

– О, мы хорошо знаем Найалла. Сьюзен как-то привозила его на выходные. Приятный молодой человек, но очень уж тихий. Кажется, он писатель. Правда, сам он мало об этом распространялся. Вы с ним тоже друзья?

– Нет, мы никогда не встречались.

– Понимаю.

Тут миссис Кьюли нервно улыбнулась и отвела взгляд, как часто делала сама Сью, очевидно решив, что допустила бестактность. Но Грей тотчас заверил ее, что они со Сью просто друзья. Эта мелкая оплошность сломала последний лед, и миссис Кьюли разговорилась. Она рассказала ему о своей старшей замужней дочери, Розмари, которая жила в нескольких милях от них, в Стокпорте. Была еще внучка – Сью рассказывала о ней.

Он вспоминал, как сама Сью описывала ему свой приезд домой вместе с Найаллом. В ее изложении история выглядела несколько иначе. Ни слова не было сказано о снисходительно-одобрительном отношении родителей к ее спутнику, как это явствовало из слов миссис Кьюли. Более того, Сью уверяла, что этот приезд и послужил толчком к их первому разрыву. Как бы то ни было, миссис Кьюли, несомненно, встречалась с Найаллом и не нашла в нем ничего необычного, даже составила о нем благоприятное мнение.

– Скоро вернется муж, – сказала она. – Сейчас он работает неполный день. Надеюсь, вы его дождетесь?

– Был бы счастлив познакомиться, – сказал Грей. – Но я должен успеть на лондонский поезд, который уходит после полудня. Надеюсь, мне все же удастся повидаться с мистером Кьюли до отъезда.

Она стала задавать невинные вопросы о Сью и ее лондонской жизни: как выглядит ее комната, с какими людьми она работает, делает ли зарядку и множество других в том же роде. Грей отвечал, как мог складно, но его не покидало опасение, что он легко может споткнуться на каком-нибудь мелком несоответствии с версией Сью. Откровение насчет Найалла показало ему, как мало он в действительности знает и понимает ее. Чтобы избежать оплошности, он начал сам задавать вопросы, и вскоре миссис Кьюли предложила посмотреть семейный фотоальбом. Чувствуя себя настоящим шпионом, Грей с интересом разглядывал детские снимки Сью. Она была прелестным ребенком, ее нынешняя неприметность, которую он находил столь интригующей, появилась позднее. Но в подростковые годы Сью уже выглядела неловкой и замкнутой, она покорно позировала перед камерой, но старательно отворачивала лицо от объектива. Миссис Кьюли быстро пролистала эти страницы, очевидно вспоминая какие-то конкретные и не слишком приятные эпизоды.

В самом конце альбома между страницами был вложен еще один цветной снимок. Он не был прикреплен подобно другим фотографиям и, когда миссис Кьюли убирала альбом, случайно выскользнул и упал на пол. Грей поднял его. Это была сравнительно недавняя фотография, на которой Сью выглядела почти такой, какой он ее знал. Она стояла в саду возле цветочной клумбы. Ее обнимал за плечи молодой человек.

– Кто это с ней? – спросил Грей.

– Найалл, друг Сью.

– Найалл?

–  Ну конечно, Найалл. Вы ведь должны его знать. Снимок сделан в саду, когда они были здесь в последний раз.

– О да. Теперь я узнаю.

Грей пристально разглядывал фотографию. Вплоть до сего момента невидимый Найалл представлялся грозным соперником, но стоило Грею увидеть его на этом слегка размытом моментальном снимке, как тот сразу сделался куда менее устрашающим. Он выглядел совсем мальчишкой: стройный, худощавый, с копной густых волос над высоким лбом. Выражение лица было одновременно заносчивым и угрюмым. Он хмурился с обиженным видом, глядя исподлобья, уголки губ были презрительно опущены. То, как он стоял – поза, разворот головы, – выдавало недовольство миром, но и снисходительность к нему. Он выглядел амбициозным интеллектуалом, нетерпимым к людским недостаткам. Одежда на нем была подчеркнуто яркой, даже цветастой, во рту торчала сигарета. Он поворачивался лицом к Сью и обнимал ее с видом собственника, она же держалась напряженно, видимо чувствуя себя не в своей тарелке.

Грей вернул фото миссис Кьюли, и та засунула его обратно в альбом. Не замечая, какое впечатление снимок произвел на Грея, она принялась болтать о Сью – о ее детских годах, о том, как дочь росла и взрослела. Грей помалкивал и слушал, однако ее слова никак не вязались ни с только что виденными фотографиями, ни с рассказами самой Сью. Если верить миссис Кьюли, Сью была просто замечательным ребенком. В школе ее считали умницей, она дружила с другими детьми, очень хорошо рисовала. Она была прекрасной дочерью, любящей сестрой, внимательно относилась к родителям. Учителя хорошо отзывались о ней, друзья, живущие по соседству, до сих пор спрашивают, как там Сью. Пока девочки не выросли и не покинули родительский кров, они были счастливой и дружной семьей, всем делились друг с другом, имели общие интересы и взгляды на жизнь. Теперь родители по праву гордятся младшей дочерью, ведь она оправдала их ожидания. Единственное, что огорчает миссис и мистера Кьюли, – слишком редкие приезды дочери, но они понимают, как она занята.

Что-то в этом рассказе было не так. Чего-то недоставало, и скоро Грей сообразил, чего именно. Родители, которые гордятся своими детьми, обычно рассказывают о них множество забавных историй: вспоминают невинные детские шалости, смешные оплошности, маленькие слабости, чтобы нарисовать законченный портрет. Миссис Кьюли, напротив, говоря о дочери, произносила только общие, банальные фразы и мягко избегала подробностей, но ее энтузиазм был искренним, и она часто улыбалась своим воспоминаниям. Такая милая добрая женщина, любящая мать.

Вскоре после полудня домой вернулся мистер Кьюли. Грей первым заметил его через окно. Он шел по дорожке к дому, и миссис Кьюли вышла его встречать. Он появился в комнате почти сразу и поздоровался с Греем за руку.

– Я собираюсь накрывать на стол, – сказала миссис Кьюли. – Надеюсь, вы останетесь с нами на ленч?

– Благодарю. Увы, я вынужден отказаться. Мне пора.

Мужчины ненадолго остались вдвоем. Некоторое время они стояли друг против друга в неловком молчании.

– Может быть, выпьете рюмочку на дорогу? – заговорил наконец мистер Кьюли, по-прежнему не выпуская из рук принесенную с собой утреннюю газету.

– Спасибо, не откажусь.

Единственным алкогольным напитком, который нашелся в доме, был сладкий херес. Грей терпеть его не мог, но делать было нечего. Он взял стаканчик и пригубил с видом удовольствия. Вскоре вернулась миссис Кьюли, и они втроем сели кружком в маленькой комнатке. Разговор зашел о фирме, в которой работал мистер Кьюли. Грей постарался побыстрее проглотить херес и сказал, что ему и в самом деле пора на вокзал. Родители Сью выслушали его с явным облегчением, но не преминули повторить приглашение на ленч и получили вежливый отказ. Грей еще раз обменялся рукопожатием с отцом Сью, а миссис Кьюли проводила его до порога.

Едва он успел отойти от дома, как услышал скрип двери.

– Мистер Грей! – Мать Сью быстро шла к нему. При солнечном свете она вдруг показалась ему значительно моложе и еще больше похожей на Сью. – Мне нужно еще кое-что вам сказать!

– Что случилось? – спросил он мягко, пытаясь успокоить ее, поскольку вид у нее был какой-то встревоженный и несчастный.

– Я не хочу задерживать вас, – она оглянулась назад, на дом, словно ожидая, что муж бросится следом за ней, – но меня беспокоит Сьюзен. Скажите мне правду! Как она?

– С ней все в порядке, можете мне поверить.

– Не обманывайте меня, пожалуйста! Скажите, как она живет на самом деле. Чем она занимается? Здорова ли она? Счастлива ли?

– Конечно же, у нее все в порядке! Она здорова и счастлива, радуется жизни. Прекрасно себя чувствует и довольна работой. Кажется, все хорошо.

– Но вы видите ее?

– Время от времени. Раз или два в неделю. – Заметив, что выражение ее лица не изменилось, Грей добавил: – Да, я вижу ее. Действительно, вижу.

Миссис Кьюли была готова расплакаться. Она сказала:

– Мой муж и я, в общем, мы не знаем теперь о Сьюзен почти ничего. Она была нашей младшей, и сначала мы много с ней возились, но потом Розмари, ее сестра, начала так часто болеть, и нам стало не до Сьюзен. Думаю, она никогда не простит нас. Она никогда не поймет, почему мы как будто отвернулись от нее. На самом деле все было не так, но у нас тогда не было другого выхода, а теперь уж ничего не поделать… Я так хочу видеть ее снова.

Пожалуйста, скажите ей это. Вот именно эти слова: видеть ее снова.

Она всхлипнула, но быстро справилась с собой и отвернулась, чтобы скрыть слезы. Ее грудь тяжело вздымалась.

– Я передам ей ваши слова при первой же встрече.

Миссис Кьюли кивнула с благодарностью и поспешила обратно. Дверь бесшумно закрылась за ней, а Грей остался задумчиво стоять на улице. Рассказ Сью неожиданным образом подтвердился. Он уже жалел, что ему взбрело в голову заглянуть в этот дом.

4

Грей обещал позвонить Сью сразу, как только появится в Лондоне, но он чувствовал себя слишком усталым и, вернувшись из Манчестера, тут же рухнул в постель. Утром он подумал, что впереди еще целый день, и решил связаться с ней ближе к вечеру.

Он сожалел о том, что навестил ее родителей. Эта поездка ничего ему не дала. Теперь, когда дело было сделано, он признавался себе, что истинным его мотивом было любопытство, стремление докопаться до правды, какой бы она ни была. То, что он узнал, не прибавило ясности: трудный подростковый период, о котором ее родители вспоминали не слишком охотно, их явные попытки что-то утаить, убедить его и себя, что с дочерью все было всегда в полном порядке. Если она и была для них невидимой, вероятнее всего, речь шла о хорошо всем известном феномене – вполне обычном дефекте родительского зрения, проистекавшем из их неспособности или нежелания смириться с простым фактом, что их ребенок созревает и меняется, что он ищет независимости, пытается обрести индивидуальность, отвергает окружение и весь образ жизни своих родителей.

Сразу по приезде на Грея навалились домашние дела. Возвращение из рабочей командировки влечет за собой неизбежную хозяйственную рутину: необходимо разобрать почту, заняться стиркой, закупить продукты. Он рано вышел из дома и посвятил этому почти всю первую половину дня. Бегая по магазинам, он заглянул и в газетный киоск, который каждое утро доставлял ему скандальную газетку. Газетенка эта, ненавистная ему по многим причинам, кроме всего прочего, служила постоянным напоминанием об увечьях и долгом пребывании в клинике. В киоске Грею сказали, что газету ему продолжают доставлять по указанию редакции, но он заявил киоскеру, что не желает больше ее видеть.

Когда Грей подходил к дому, нагруженный пакетами с чистой одеждой из прачечной и двумя хозяйственными сумками, полными продуктов, он заметил незнакомую женщину, спускавшуюся с крыльца, – эффектную молодую особу с короткими темными волосами. Увидев его, она остановилась и с улыбкой ждала его приближения.

– Мистер Грей? Я решила, что вас уже не будет, и собралась уходить.

– Я занимался покупками, – зачем-то сообщил он.

– Вчера я весь вечер пыталась до вас дозвониться, но никто не брал трубку. – Она заметила, что он хмурится, и добавила: – Наверное, вы меня не помните. Я – Александра Гоуэрс, аспирантка доктора Хардиса.

– Мисс Гоуэрс! Сожалею, что я не… Прошу вас, заходите.

– Доктор Хардис дал мне ваш адрес. Надеюсь, я вас не слишком обременяю?

– Конечно нет.

Он открыл дверь и вошел первым со своими сумками, потом отступил в сторону, чтобы пропустить ее вперед. Протискиваясь мимо него в узкий холл, она наклонилась и подобрала с пола клочок бумаги.

– Я оставила вам записку, – объяснила она, комкая листок.

Она двинулась вверх по лестнице, Грей следовал за ней своим обычным медленным шагом, пытаясь вспомнить, как она выглядела тогда в клинике. Она запомнилась ему совсем другой: строгое лицо, бесформенная одежда из плотной ткани, очки, длинные волосы. Видно, с тех пор она основательно поработала над своей внешностью, и не напрасно. Эффект был потрясающий.

Грей проводил ее в гостиную.

– Сначала я должен разобраться с покупками, – сказал он. – Приготовить кофе?

– Да, благодарю.

Он хозяйничал в кухне: достал кофеварку, включил чайник, засунул полуфабрикаты в морозильник. Он вспомнил, что Александра присутствовала на первом сеансе гипноза и с тех пор он больше ни разу ее не видел. После выписки он не общался и с самим доктором Хардисом.

Когда Грей вошел в комнату с подносом, она сидела на его стареньком диване. Грей налил кофе, затем устроился в кресле напротив нее.

– Я звонила вам, чтобы договориться о деловой встрече, – сказала она. – Мне хотелось бы взять у вас интервью.

– Надеюсь, это не отнимет много времени? Если вас устроит, сегодня я до вечера свободен.

– Беседа может занять целый день. Речь идет о материале для моей диссертации. Я учусь в аспирантуре Эксетерского университета и выполняю исследование под руководством доктора Хардиса. Тема моей работы – субъективный гипнотический опыт. – Она взглянула на Грея в расчете на ответную реакцию, но, не дождавшись, добавила: – За последнее время появилась масса работ по использованию гипноза в лечебных целях, а субъективными ощущениями пациента при гипнозе почти никто не занимается.

– Боюсь, что не смогу быть вам полезен, – сказал Грей после краткого раздумья.

Его отвлекал вид ее скрещенных ног, от которых было не отвести взгляда.

– По правде говоря, – продолжил он, – я стараюсь поменьше вспоминать обо всем этом. И потом, я ведь почти ничего не запомнил.

– Именно это меня, собственно, и интересует, – сказала она. – Мы могли бы встретиться в любой удобный для вас день и час, конечно, если вы согласитесь уделить мне время.

– Право, не знаю. Не уверен, что хочу говорить об этом.

Она молчала, продолжая помешивать кофе и глядя на него приветливо и открыто. Грей испытывал двойственное чувство по отношению к этой ученой даме. Выходит, если ты однажды стал «интересным случаем», то они уже не оставят тебя в покое. Она напоминала ему о том печальном времени, когда он лежал в больнице: каково это – быть прикованным к инвалидной коляске, постоянно испытывать боль, полностью зависеть от посторонних в самых элементарных нуждах. Он-то полагал, что стоит покинуть клинику, и все это навсегда останется позади.

– Итак, вы категорически отказываетесь? – спросила она наконец.

– Есть ведь, наверное, и другие пациенты, которых можно расспросить.

Он заметил, что она положила блокнот обратно в сумку.

– Проблема в том, что доктор Хардис позволяет мне обращаться к своим пациентам только при условии, что я лично присутствовала во время сеанса, причем с их добровольного согласия. Все остальные, с кем я могу поговорить, – это аспиранты, такие же участники эксперимента, как и я, а мое исследование без реальных клинических случаев лишено всякого смысла. К тому же ваша история представляет особый интерес.

– Почему?

– Потому, во-первых, что вы способны четко формулировать свои ощущения. Во-вторых, из-за того, что произошло во время сеанса, в-третьих, обстоятельства…

– Что вы хотите этим сказать? Что, собственно, такое произошло?

Она пожала плечами, взяла чашку и сделала глоток кофе.

– Ну, это как раз и должно было стать отправной точкой нашей беседы.

Грей уже сожалел о своей молчаливой враждебности. Он даже получал удовольствие, наблюдая, как откровенно и решительно она пытается завоевать его интерес. Он понимал, что сейчас она сознательно играет на его любопытстве и что ее стройные ноги в элегантных черных чулках отвлекают его мысли в ином направлении тоже вполне целенаправленно.

– Хорошо, – сказал он. – Давайте поговорим, если вам так уж необходимо. Но, видите ли, я как раз собирался пойти перекусить. Мы могли бы допить кофе и вместе отправиться в какой-нибудь паб.

Несколько минут спустя, когда они неторопливо шагали по улице, Грей неожиданно сообразил, что именно не давало ему покоя с самого начала. Это было какое-то впечатление, связанное с нею, но только не внешность. Нет, не внешний вид этой жен-шины произвел на него тогда столь неизгладимое впечатление, а, напротив, ее исчезновение из виду – мнимое исчезновение. Это случилось во время первого сеанса гипноза – того самого, на котором она присутствовала: доктор Хардис скомандовал Грею посмотреть на нее, а он, твердо зная, что она рядом, в той же комнате, был не в состоянии ее увидеть. Будто это был некий зловещий отголосок или, наоборот, предупреждение, предвосхищение всего того, о чем потом толковала Сью!

Паб оказался наполовину пустым, и они сидели за столиком одни. Пока они ели, Александра рассказала кое-что о себе. Она – выпускница Эксетерского университета. Не сумев сразу найти работу, она решила остаться в аспирантуре, полагая, что с более высокой квалификацией легче будет сделать карьеру. Жили они втроем в Лондоне – она, брат и его жена – очень скромно, едва сводя концы с концами. В Эксетере Александра обычно останавливалась в обшарпанном аспирантском общежитии. Через несколько месяцев она рассчитывала закончить исследования и снова взяться за поиски работы, подумывала и об отъезде за границу.

Александра рассказала ему в общих чертах о своем исследовании. Более всего ее интересовал феномен, связанный с гипнотическим трансом и известный как спонтанная амнезия. Суть его в том, что некоторые пациенты по окончании сеанса гипноза совершенно произвольно, без специальной команды, забывают все, что происходило с ними во время транса. Природа этой произвольной потери памяти не вполне ясна, хотя само явление встречается довольно часто. До сих пор оно не привлекало к себе должного внимания со стороны медиков, однако сейчас, когда гипноз пытаются использовать в клинической практике для лечения потери памяти, понимание сущности этого феномена приобретает особую важность.

– Ваш случай представляет для меня крайний интерес. Судя по всему, во время первого сеанса память частично к вам вернулась, но потом, выйдя из транса, вы снова забыли все то, что вам удалось вспомнить под гипнозом.

– Похоже на то, – сказал Грей. – Вот поэтому я и не смогу быть вам полезен.

– Но доктор Хардис сказал, что ваша память почти полностью восстановилась.

– Далеко не полностью.

Она открыла сумку и достала блокнот.

– Вы не против?

Грей кивнул и улыбнулся, глядя, как она надевает очки и быстро перелистывает страницы блокнота.

– Вы были во Франции незадолго до несчастного случая? – спросила она.

– Не совсем так. Я помню, что был во Франции, но не думаю, что был там на самом деле.

– Но доктор Хардис говорил, что вы были твердо в этом уверены. Вы даже говорили по-французски.

– Именно так. И на последующих сеансах повторялось то же самое. Думаю, я просто пытался на скорую руку залатать пробел в собственной памяти: собрал кое-какие обрывки и бессознательно соорудил из них нечто более-менее правдоподобное – этакий суррогат, фальшивые воспоминания. В то время для меня было важно вспомнить хоть что-нибудь, все равно что.

– Парамнезия.

– Да. Хардис упоминал о ней.

– А это вы помните? – Она достала из сумки листок бумаги, загнутый по краям и изрядно потертый, как будто его много раз перечитывали: разворачивали и снова складывали. – Доктор Хардис просил вернуть его вам.

Грей узнал эту страничку сразу. Он сделал эту запись во время первого сеанса гипноза, того самого, на котором присутствовала Александра: аэропорт Гатвик, зал ожидания, толпы пассажиров, ждущих посадки. Ровно ничего нового. Едва взглянув, он снова сложил листок и сунул его в карман куртки.

– Что, не интересно? – спросила Александра.

– Уже нет.

Он направился к бару за новой порцией спиртного, и тут в голове его всплыл другой эпизод их первой встречи. Когда они расставались, она с невинным видом сделала замечание по поводу эстрадных гипнотизеров, упомянув их излюбленный трюк: заставить человека, находящегося под гипнозом, видеть людей другого пола без одежды. В то время он мог думать только о Сью, и все же на какое-то мгновение бесстыдное поддразнивание Александры задело его. Сейчас общество этой женщины действовало на него освежающе. Со Сью постоянно приходилось быть начеку, думать о том, что можно сказать, а что нет. Александра, напротив, казалась ему простой и открытой. Разумеется, они были едва знакомы, но на первый взгляд она производила именно такое впечатление. Ему нравились ее серьезность и прямодушие, и то, как она явилась к нему, не скрывая своих намерений, и даже то, как она, сама того не замечая, старалась держать его на расстоянии. Перед ним была зрелая женщина, уверенная в себе, несомненно, обладающая незаурядным умом.

Грей украдкой оглянулся на нее и быстро отвел взгляд, но успел заметить, что она тоже разглядывает его. При этом она делала вид, что листает свой блокнот. Ее короткие темные волосы были убраны за ухо – привычка, очевидно приобретенная в то время, когда волосы были слишком длинными и падали на глаза всякий раз при наклоне головы.

Вернувшись к столу, Грей спросил:

– Что-нибудь еще случилось в тот день?

– Вы сказали доктору Хардису, что не можете вспомнить, что происходило во время транса.

– Кое-что я потом вспомнил, но определенная брешь осталась. Хорошо я помню только то, как он дал мне команду погрузиться глубже в транс и как после разбудил.

– Думаю, правильно будет сказать, что этот сеанс несколько вышел из-под контроля. Я никогда не сталкивалась ни с чем подобным. Полагаю, доктор Хардис тоже не был к этому готов. Все началось, когда вы заговорили по-французски. Вы бормотали что-то себе под нос, совсем неразборчиво. Мы оба подошли ближе и стояли, не сводя глаз с вашего лица. Трудно понять, что случилось дальше. Необъяснимым образом наше внимание вдруг рассеялось, как будто что-то нас отвлекло. У нас появилось ощущение, будто сеанс подошел к концу и вы покинули кабинет по какой-то уважительной причине… Мы выпрямились, посмотрели друг на друга, и доктор Хардис сказал: «После ленча я собираюсь в Эксетер. Подвезти вас?» Я точно запомнила эти слова. Я поблагодарила его, убрала блокнот и стала надевать пальто. Доктор Хардис сказал, что должен поговорить кое с кем из коллег, и предложил встретиться через пару минут в вестибюле. Мы вышли из кабинета вместе. Я шла сзади и перед уходом оглядела помещение, как это обычно делают, проверяя, все ли в порядке, не забыто ли что-нибудь. Все было в порядке. И кресло, в котором вы сидели, было пусто. Я совершенно уверена, что вас в комнате больше не было… Я закрыла дверь, догнала доктора Хардиса, и мы вместе пошли по коридору к лестнице. Внезапно доктор Хардис остановился как вкопанный. Он сказал: «Что, черт возьми, мы с вами делаем?!» Я сначала даже не поняла, о чем речь. Он резко щелкнул пальцами перед моими глазами, и я пришла в себя. Это было похоже на внезапное пробуждение. Какое-то мгновение я не соображала, где нахожусь. Доктор Хардис сказал: «Мисс Гоуэрс, мы с вами не закончили сеанс!» Мы поспешили обратно в кабинет. Вы были на прежнем месте, в кресле, все так же находились в трансе и что-то бормотали.

Она сделала паузу, чтобы отпить из кружки. Грей сидел в глубокой задумчивости и бесцельно разглядывал поверхность стола.

– Вы, вероятно, ничего этого не помните? – спросила Александра.

– Значит, я будто бы исчез? Я правильно понял?

– Да. Во всяком случае, нам обоим так показалось. Всего на мгновение.

– Но этого оказалось довольно, чтобы вы оба сочли сеанс завершенным, – заметил Грей. – Не кажется ли все это крайне необычным?

– Конечно! Мы полагаем, что существует возможное объяснение, но позвольте рассказать историю до конца. Итак, мы вернулись в кабинет. Доктор Хардис был явно потрясен и впал в крайнее раздражение. Когда он в гневе, то становится просто невыносимым. Он начал ругаться на меня, будто я одна была виновата. Я снова достала блокнот и подошла поближе, пытаясь разобрать, что вы говорите, но он оттолкнул меня в сторону и сам обратился к вам, требуя рассказать вслух, что с вами происходит. В ответ вы попросили что-нибудь, на чем можно писать. Доктор Хардис выхватил у меня блокнот и ручку и передал вам, и тогда вы написали вот это. Она указала на карман, куда он положил клочок исписанной бумаги.

– Пока вы писали, доктор Хардис отвел меня в сторону и сказал: «Когда пациент выйдет из транса, мы не должны ничего говорить ему об этом происшествии». Я спросила, что все-таки произошло, но он заявил, что мы обсудим этот случай позже. Он еще раз повторил, что ни при каких обстоятельствах нельзя говорить об этом в вашем присутствии. Вы продолжали писать, а доктор Хардис по-прежнему находился в замешательстве и, кажется, злился на вас не меньше, чем на меня. Он грубо отобрал у вас ручку и вернул мне блокнот. Вы попросили разрешения продолжать, каким-то несчастным голосом. Доктор Хардис сказал, что намерен вывести вас из транса, и снова призвал меня к молчанию. Он с трудом успокоил вас, потом начал будить. Остальное вы, вероятно, помните.

– Когда я открыл глаза, то сразу понял, что не все в порядке. Но я, конечно, не знал, в чем дело.

– Теперь знаете. Мы на какое-то время вас потеряли.

– Вы говорили, что этому есть объяснение?

– Всего лишь догадка. Доктор Хардис полагает, что могла возникнуть некая форма негативной галлюцинации. В отдельных случаях процесс гипноза воздействует не только на пациента, но и на врача. Монотонное повторение одних и тех же слов, успокаивающие интонации, тишина в помещении – иногда это убаюкивает самого гипнотизера: приводит в состояние легкого транса, делает чувствительным к самовнушению. Это происходит сплошь и рядом, хотя профессионалы обычно соблюдают меры предосторожности. Именно это, на наш взгляд, и случилось: и доктор Хардис, и я – мы оба поддались гипнозу. Можно предположить, что у нас обоих возникла одна и та же негативная галлюцинация: на время мы лишились способности вас видеть. Крайне редко, но такое случается, Мне удалось отыскать кое-что похожее в литературе. И все же наша история по-своему уникальна. Если верить опубликованным отчетам, во всех известных случаях врачи проводили свои сеансы в одиночку, и только здесь сразу два человека – сам врач и его помощник – испытали негативную галлюцинацию одновременно.