Текст книги "О святых и тенях"

Автор книги: Кристофер Голден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Рядом с Питером Октавианом она чувствовала себя точно так же. Нет, она его не боялась, хотя, конечно, страх присутствовал. Но атмосфера вокруг него, сама комната, когда он по ней ходил, наполнялась, нет, ощетинивалась опасностью.

Теперь Меган чувствовала себя гораздо лучше и даже успокоилась, радуясь, что ей удалось дать имя тому, что она испытывала рядом с Питером Теперь можно подумать, каково это – быть с ним. Наконец она смогла расслабиться и уснуть и, точно капризный ребенок, заказала себе… сон про Питера.

Только когда настойчиво зазвонил звонок, Меган поняла, что действительно уснула. Она посмотрела на будильник, стоявший на тумбочке у кровати, цифры светились в темноте: два тридцать пять. Она проспала всего пятнадцать минут, но в голове у нее царила полная неразбериха. В дверь опять позвонили, кто-то хотел вытащить ее из постели в половине третьего ночи. Даже в обычных обстоятельствах Меган стало бы не по себе, сейчас же, когда пропала Дженет, она перепугалась по-настоящему.

Она встала и набросила халат. Она спала в старой мужской рубашке и носках, но, даже надев халат, мгновенно замерзла. Не успела она дойти до прихожей, в дверь опять позвонили, более настойчиво.

– Привет, – прохрипела Меган, еще не окончательно проснувшись и пытаясь найти кнопки на интеркоме.

Ничего.

– Эй? – повторила она.

Вот теперь она проснулась окончательно. Что происходит? И раньше бывало, что звонили по ошибке или желая пошутить, но сейчас была ночь, ее подруга пропала, и все, у кого есть хоть капля разума, уверены, что она погибла.

– Дерьмо!

Меган бросилась к телефону, решив, что рисковать она не собирается.

Девять-один-один.

И тут в дверь постучали.

– Господи, – прошептала Меган.

Ей уже казалось глупым, как: романтично она только что рассуждала про опасность. Телефон службы спасения – второй гудок.

– Отвечайте, ублюдки, – выругалась Меган.

Она задыхалась от ужаса.

– Вам же за это платят деньги.

Третий гудок телефона и второй стук в дверь раздались одновременно. Теперь стучали дольше, настойчивее, и ей показалось, что гудок в телефоне тоже был длиннее. В дверь уже колотили изо всех сил.

– Полицейский участок, вас записывают, – наконец ответил оператор службы спасения.

– Меган! – послышался крик.

За дверью был Питер.

– Извините, – сказала она полицейскому, не слишком спешившему ответить на ее звонок. – Я ошиблась номером.

Сообразив, что он либо разбудит весь дом (если еще не разбудил), либо выломает дверь, Меган бросилась в прихожую.

Вместе с Питером пришел чернокожий человек, в глазах их обоих она увидела удивление, а у детектива был такой вид, будто он собирался кричать опять.

– А потише нельзя? – возмутилась Меган, по-прежнему дрожа от страха. – У меня ведь есть соседи.

Они вошли.

– Почему ты не отвечала? – с невинным видом спросил Питер.

– Ногти красила, – ядовито ответила она, но тут же пошла на попятную. – Я спала, когда вы позвонили. А почему вы мне не ответили, когда я спрашивала?

– Какой-то тип собрался прогулять собаку, и мы вошли. Глупо, правда?

Невинное выражение на лице, чуть приподнятые брови успокоили ее, и она наконец расслабилась. Меган была только напугана, но не рассержена, а теперь, когда страх отступил, ее развеселило, что Питер явился к ней посреди ночи в сопровождении высокого темнокожего незнакомца Может быть, он хотел оградить себя от ее заигрываний?

«Это я так шучу», – сказала себе Меган.

– Пойду, поставлю чай, – проговорила она вслух и умчалась на кухню.

«Он не любит кофе».

Она тихонько фыркнула.

«Я меняю привычки ради мужчины, которого знаю всего два дня. Хм-м».

Пока вода нагревалась, Меган вернулась в гостиную.

– Я рад, что с тобой все в порядке, – с самым серьезным видом заявил Питер.

– Ты напугал меня до полусмерти.

Меган рассмеялась, тем самым желая показать, что не ждет от него ответа. Рядом с Питером на диване уже устроился высокий темнокожий парень, они все еще не были знакомы. Он улыбался, будто стараясь успокоить ее, и видно было, что необычная ситуация позабавила его.

– Извини, я не хотел, – немного смущенно проговорил Питер. – Меган, разреши представить тебе Теда Гардинера, одного из лучших парней в Бостоне.

– Питер, это замечательно, но я надеюсь, ты разбудил меня не затем, чтобы представить своему другу.

Она улыбнулась Теду.

– Кстати, приятно познакомиться.

Тед только кивнул, глядя, как Питер подскочил и принялся расхаживать по комнате. Казалось, Теда все это немного забавляло, и сама ситуация, и то, как нервничал Питер. Тед догадывался, что Питер беспокоится больше о Меган Галахер, нежели о прочих жителях города, по которому разгуливают обезумевшие священники.

Удивленно глядя на Питера, Меган выслушала его короткий рассказ про Роджера Мартина и Дэна Бенедикта. Питер сказал, что теперь он почти уверен, что Дженет мертва, и от всего этого Меган даже забыла, что Питер нравится ей. Ей хотелось задать только один вопрос: что, черт подери, происходит?

– Я попросил Теда меня подвезти, когда узнал про Бенедикта. Меган, возможно, нам обоим угрожает опасность. Мне очень жаль, что я впутал тебя в это дело.

Ну вот, это и произошло. Опасность, которую она чувствовала, превратилась в реальность, но ей каким-то непостижимым образом стало хорошо.

– Не говори глупостей. В эту историю втянул меня сам факт исчезновения Джен и убийца, уж не знаю, кто он на самом деле. Ты только пытался помочь.

– Да, но помог ли я тебе? Тоже мне помощь…

– Поживем – увидим, так ведь?

Впервые за этот вечер их взгляды встретились, и в его глазах Меган увидела такую глубину, какой не встречала до сих пор. Она почувствовала, что на душе у него лежит какое-то бремя, что он постоянно борется с чем-то, и это никак не связано с той опасностью, что им угрожает. Значит, и у него есть тайны, какие-то демоны живут в его душе.

«Какая дурацкая мысль», – упрекнула она себя.

Чайник засвистел на кухне. Только сейчас Меган заметила, что Тед смущен и обеспокоен.

«Бедняга», – подумала она.

Когда Меган вернулась с подносом, Тед поблагодарил ее с торжественным видом. Она почувствовала, что он, полицейский, так же, как и она, испытывает неловкость в присутствии Октавиана, хотя оба этого не осознают. Тед смотрел на Питера с огромным уважением на грани благоговения, и Меган видела это.

Питер каким-то образом объединял их с Тедом Гардинером Они как будто были. – слово, пришедшее ей на ум, звучало довольно странно – последователи. Меган не понравился ни образ Питера, возникавший при этом, ни сознание, что эта формулировка давала Питеру некую власть над ними. Она в сотый раз напомнила себе, что он всего лишь мужчина – и все тут.

Тут Меган сообразила, что, затаив дыхание, смотрит на Питера, тряхнула головой и, чтобы нарушить молчание, воцарившееся в комнате, произнесла;

– Итак. Кто-то хочет нас убить. И что же, черт подери, мы будем делать?

Питер взглянул на нее, и в его лице Меган не увидела и тени тревоги.

– Сегодня – ничего, – ответил он. – Завтра найдем человека, который всю эту кашу заварил, и зададим ему пару вопросов. А сегодня, если ты не возражаешь, я посплю у тебя на диване, на всякий случай.

Меган хотела было испугаться. Если все настолько серьезно, что Питер решил остаться, чтобы защитить ее, значит, ей действительно угрожает опасность. Но он был спокоен и уверен в себе, и она просто кивнула в ответ.

– Питер… – проговорил Тед.

Только сейчас Меган сообразила, что он почти все это время молчал.

– Ты уверен, что сможешь завтра выйти на улицу? Если хочешь, я сам попытаюсь найти этого типа, – продолжил полицейский, и в его голосе было слышно беспокойство.

– Спасибо, Тед. Я справлюсь. К тому же, если ты займешься этим делом, нам не избежать вмешательства управления, а их участие нам сейчас ни к чему.

– Ладно, если ты так уверен. Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится.

Меган ничего не могла понять, это было написано у нее на лице. Питер ответил на ее вопрос прежде, чем она успела спросить.

– Это из-за солнца, – с мрачным видом сказал он. – Я не могу долго находиться под прямыми солнечными лучами. Поэтому, как правило, я и работаю по ночам. Понимаю, это звучит как дурацкая шутка, но я страдаю редкой болезнью кожи, это похоже на альбинизм. Солнечные лучи не причиняют мне вреда, но вызывают сильную боль. Я бы с радостью объяснил тебе, в чем причина моей болезни, но я и сам толком не понимаю. К счастью, врачи в этом разбираются, так что у меня есть средство, уменьшающее боль. Поэтому завтра мы первым делом отправимся в Бостонскую городскую больницу.

– Господи, – проговорила Меган. – Наверное, это ужасно.

– Ну, я живу с этим, сколько я себя помню, так что все не так плохо, как может показаться. О моей болезни знают всего несколько человёк, потому что, честно говоря, я не люблю привлекать к себе внимание и не переношу жалости. И тебе рассказал только потому, что утром ты все равно узнала бы об этом.

Меган хотела знать больше, но Питер заговорил с Тедом. Очевидно, он предпочитал больше это не обсуждать.

– Я сразу позвоню тебе, – сказал он Теду, и они направились в прихожую.

– И еще, Тед, – проговорил Питер, закрывая дверь, – знаешь, не стоит привлекать к этому делу управление, во всяком случае пока. Это только повлечет за собой еще большие жертвы.

Тед кивнул и собрался уже уходить, но остановился, будто вспомнил что-то.

– Я болван.

Питер устало улыбнулся.

– Не стану спорить.

– Я забыл сказать тебе, что уборщик, тот, что видел убийцу Мартина, пришел в себя. Думаю, ты захочешь с ним поговорить. Я все устрою.

Меган лежала в кровати, слушая, как Питер устраивается в соседней комнате. Она и раньше была озадачена, а сейчас и вовсе не понимала, что происходит. Питер производил на нее необычное впечатление. Ей казалось, что опасность, которая сейчас его… нет, их обоих окружает, можно потрогать руками, что она осязаема. Она осознавала, что боится. И не только того, кто хотел причинить ей вред, убить ее, но и Питера, пусть немного, Она не смогла бы объяснить почему. Он ей очень нравился и одновременно пугал, но, несмотря на это, она чувствовала себя спокойнее рядом с ним. Меган замерзла. Она включила, отопление посильнее. Казалось, с тех пор, как Питер перешагнул порог ее квартиры, в комнате стало холоднее.

Меган замерзла, ей было страшно, мысли путались, и ей никак не удавалось заснуть. И, прежде чем сообразила, что делает, она встала с кровати, открыла дверь спальни и остановилась на пороге в ночной сорочке и в носках. Питер смотрел на нее. Меган отчаянно захотелось убежать, спрятаться под одеялом, но тут Питер заговорил, и она замерла на месте.

Он лежал на диване, положив голову на руку.

– Что случилось?

Его тихий голос, прозвучавший совершенно спокойно, заворожил Меган. Она подошла и опустилась на колени.

– Наверное, я немного напугана, – услышала она собственный голос, а ведь ей хотелось сказать, что с ней все в порядке.

Впрочем, она знала, что он поймет, а быть может, уже понял, что с ней происходит.

Питер улыбнулся ей, словно маленькой девочке, которая хочет укрыться в постели родителей от страшной грозы.

Он все понял.

– Бояться нечего.

Меган была уверена: он догадался о том, что ее пугают не только убийцы, понял, что она чувствует и как сильно страшится именно этого чувства. Это было невероятно, но она не могла, справиться с собой: ее нестерпимо влекло к человеку, которого она шала не больше тридцати часов.

– Верь мне, – сказал Питер. – Здесь, даже в темноте, тебе нечего бояться. Не стоит пугаться теней. Ужас живет при дневном свете.

Питер погладил ее по волосам, и она уже не вслушивалась в то, что он говорит: тихий, ласковый голос успокаивал, приносил в душу умиротворение. Он поцеловал Меган в лоб, и ей стало невыносимо хорошо, когда она ощутила его губы на своей щеке. Потом, когда его губы коснулись ее щеки, ее губ, ее охватило желание. Меган чувствовала вкус его губ, удивительно холодных, прикосновение его языка… Никогда раньше, после той первой ночи с Дженет, она не хотела никого так сильно и так быстро. Питер целовал ее, его губы ласкали ее шею.

И вдруг все кончилось. Питер остановился.

Сделал глубокий вдох, медленно выдохнул. Не открывая глаз, он поднял голову, а Меган отчаянно хотелось, чтобы он продолжал.

– Думаю, – сказал он и открыл глаза, – тебе нужно отдохнуть. Уже почти утро, впереди нас ждет трудный день.

Меган улыбнулась, чтобы скрыть разочарование, как будто это было возможно. Он одумался. Он был с ней добр и пытался успокоить, ведь, в конце концов, он пришел, чтобы защитить ее от опасности. Но он от нее отказался, по крайней мере сегодня, и ей стало обидно. Меган чувствовала себя глупо, но все еще хотела его. И она дала себе слово, что следующий раз обязательно будет.

Когда Меган ушла в спальню, Питер глубоко вздохнул.

– Если бы еще немного… – прошептал он еле слышно.

Питер пообещал себе первым делом утром встретиться с Джорджем Маркопулосом. Он больше не может откладывать прием своего «лекарства».

Глава 8

Венеция… Несколькими часами раньше.

Они называли Венецию La Serenissima – Безмятежнейшая. Особенно спокойным этот город становился в зимние месяцы. Призрачный свет луны, звезды, лившие свое сияние на город в дымке, поднимавшейся над каналами. Даже голуби, что собираются обычно на площадях, сейчас улетели: холодный ночной воздух прогнал их оттуда, и они сидят на фасадах роскошных когда-то дворцов вместе с горгульями, взирающими на город.

Впрочем, до карнавала осталось совсем немного, и она чувствовала его приближение. Сердце города бьется чаще в ожидании праздника, будто кровь быстрее бежит по венам – аллеям, окутанным глубокими тенями нарастающей страсти, с ней даже холод справиться не в силах. Свет и шум вырываются из дверей бара, будто кто-то пытается разбудить город от зимней спячки. Однако по-настоящему он проснется лишь на несколько дней, когда начнется карнавал.

Александра Нуэва сидела верхом на позолоченной бронзовой лошади, одной из четырех, украшавших крышу базилики Святого Марка. Как и в день своей смерти, она была обнажена, и кожа ее сияла в призрачном свете. Александра смотрела на пару внизу, на площади Святого Марка. Они танцевали вальс в клубах струившегося тумана Ни оркестра, ни воплей радио не было слышно, лишь ритмичный шорох воды, облизывавшей камни, и гондол, стоявших у причала.

Алекс решила, что они танцевали именно под музыку воды, впрочем, вероятно, они и сами этого не сознавали. Они просто двигались под тот же мотив без слов, что вел ее собратьев сквозь ночь, указывал путь в темноте, и потому они ей понравились. Она закрыла глаза, прислушиваясь к тихой мелодии, прерываемой время от времени воплями веселящейся молодежи, но все равно поглощавшей все звуки, наделяя их ритмом и гармонией.

Она превратилась в туман и под звуки музыки поплыла вслед за молодой американской парой. Покинув площадь, они направились на север, и она потекла за ними, и ее, как морской туман, пронизывал свет. Она была всего лишь частью музыки. Александра любила базилику за историю, распутство и смерть, окутывавшие ее. Здесь в пятнадцатом веке священники подвергали людей страшному наказанию: заключали их в подвешенные над землей деревянные клетки и оставляли умирать от голода и непогоды, поддерживая их жизнь лишь для того, чтобы мучения продолжались несколько месяцев. Сейчас Александра без сожалений покинула базилику, оставив позади и ее, и лошадей, и дворец дожей, полный чудесных произведений искусства, созданных величайшими мастерами, оставив позади и подземелья, и пыточные камеры..

Красота, боль и жизнь, словно обоюдоострый меч, приведший Александру Нуэва к смерти и управлявший теперь ее не-жизнью, не отвлекали сейчас ее от сладостного ощущения полета.

Они остановились на мостике и смотрели на юг, туда, где за домами над узким каналом повис мост Вздохов. Они целовались. Поцелуй все длился к длился, и кровь застучала у них в сердцах, забурлила и наконец превратилась в желание…

И музыка теней прервалась, заглушенная новой мелодией, что пульсировала в жилах влюбленных… В глазах у них уже клубился тот же призрачный свет, что кружился над городом. Алекс по-прежнему была туманной дымкой, но вместе со стоявшими на мосту влюбленными она почувствовала плотское желание, пусть и не такое сильное, как у них.

Она и прошлой ночью смотрела на них, но ничего не произошло. Глядя на них сейчас, слыша и чувствуя их, она знала, что сегодня все будет иначе. Они миновали мост и вошли в отель «Атлантико». Алекс знала, где находится их комната: первый этаж, окно в шести футах над водой канала. Проплывавшие мимо гондольеры могли в него заглянуть и, громко распевая песни, отправиться дальше, чтобы, заслышав их, все знали об их приближении. Их фонари ритмично стучали в темноте.

В это время года гондольеров было мало, ведь если кто отваживался садиться в гондолу, ему приходилось одеваться потеплее. Никого не было сейчас вокруг, и никто не мог видеть, как Алекс, почувствовав желание, вновь обрела форму и устроилась на уступе под окном влюбленных. Стоя в тени, она наблюдала, как они…

Негромко смеясь, вошли в номер. Алекс их слышала. Они улыбались друг другу, в глазах читалась страсть, и веселье готово было вот-вот сорваться с их плотно сжатых губ. Потом стали слышны стоны, влюбленные упали на постель, неясные прикосновения и объятия не прекращались, пока каким-то чудесным образом одежда не оказалась на полу возле кровати. Окно было чуть приоткрыто, занавески раздвинуты, а включить свет они не поспешили. Их могла видеть половина Венеции, но они то ли ничего не заметили, то ли их это не волновало. Он наклонился, его голова была между ее ног, и она громко вскрикнула. Потом она встала на колени, а он – за ней. Алекс увидела, как молодой человек…

Вошел в девушку, медленно и ритмично двигался. Алекс чувствовала, как в безумном танце мчится по их жилам кровь, слышала, как бьются их сердца, слышала их тяжелое дыхание. Ей казалось, она ощущает аромат крови, пульсирующей в их чреслах. Она чувствовала, как кровь прилила и к ее чреслам, по ногам потекла влага, и, глядя на молодую пару, наслаждавшуюся друг другом, Алекс не удержалась и принялась ласкать себя рукой. Она вся горела и не замечала ни холода, ни того, что лунный свет отражается от ее темно-бордовых сосков. Раскачиваясь, влюбленные вскрикивали под музыку ночи, и Алекс была уже не в состоянии сдерживаться. Одной рукой она распахнула окно, другой быстро довела себя до оргазма и громко застонала вместе с женщиной. Все еще дрожа, она глубоко вздохнула и…

Вошла в комнату, точнее, поплыла к полу. Мужчина увидел ее первым и замер от изумления. Женщина открыла глаза и хотела было сказать что-то, но Алекс поднесла палец к губам.

– Ш-ш-ш-ш, – прошептала она.

Да и что они могли сказать прекрасной обнаженной африканке, появившейся перед ними из холодной итальянской ночи?

– Позвольте мне любить вас обоих, – тихо сказала она.

Они не ответили ей, понимая, что выбора у них нет.

В конце концов, они сами хотели этого.

Венеция похожа на многие европейские города. Туристы, приезжающие сюда, движимы жаждой исследования. И магазины, и история так же им интересны, но сильнее всего их тянет в этот город приключение.

В холодное время гостей в Венеции, в этом городе лабиринтов, значительно меньше. Лишь накануне карнавала туристы приезжают сюда, с нетерпением ожидая начала одного из самых великолепных праздников в мире. Он мог бы поспорить с великолепием Марди-Гра⁷7
  Последний день перед началом Великого поста у католиков называется «Грешный Вторник», прихожане исповедуются, каются в своих грехах (по-французски Марди-Гра). Во время поста необходимо воздерживаться от продуктов животного происхождения, и Марди-Гра – последние дни, когда излишества позволительны. Многие фестивали и карнавалы мира, проводимые в эти же дни, получили французское название «Марди-Гра». Самые известные среди них – карнавалы в Рио-де-Жанейро и в Новом Орлеане.


[Закрыть] в Орлеане, с карнавалом в Рио и со многими другими по всему свету. Каждый год, с пятницы и до раннего утра Пепельной среды⁸8
  Пепельная среда – День покаяния (первый день Великого поста у католиков и протестантов).


[Закрыть], горожане и приезжие веселятся, будто став частью традиции и легенды, они словно теряют на время сами себя, надевая маски и костюмы.

В этом году они были не одни. За масками и костюмами, за праздничным весельем, за традициями и легендами прятались и другие гости карнавала Одни из них были людьми, другие – нет. Люди выдавали себя за туристов, останавливались в гостиницах, ходили днем по магазинам, пока их хозяева спали в подвалах и подземельях, в затемненных гостиничных апартаментах или в роскошных частных долгах. Они приехали вовсе не на карнавал. Люди прибыли на другой праздник, спрятанный за венецианским фестивалем, на встречу своих темных хозяев – Непокорных.

Как часто бывает во время таких грандиозных событий, должен был состояться пир.

Однако, если бы все Непокорные, собравшиеся на этот праздник, принялись бы лакомиться людьми, результаты немедленно привлекли бы внимание международных средств информации, пролив тем самым на них неприятный, болезненный свет, погасить который невозможно даже при помощи политических интриг.

Чтобы избежать ненужного внимания, жители тени создали систему жесткого международного контроля и разработали план, в соответствии с которым они привозили с собой под видом туристов людей, принимавших участие в их встречах.

Эти люди добровольно следовали за своими хозяевами и богами, стремясь только к одному – служить им. Можете ли вы представить себе договор, заключенный совершенно сознательно между человеком и животным? Идея одновременно и нелепая, и возвышенная. Но такова природа добровольцев. Более преданные, чем последователи любого культа, они не доживали иногда и до конца года. А те счастливчики, кому удалось выжить, обращали в свою веру новых сторонников. И цикл начинался заново.

Казалось бы, скрыть это невозможно. Вернее, было бы невозможно, не будь одного «но»…

Люди никогда не видят того, чего видеть не хотят.

Коррупцию, заговоры, смерть.

Под прикрытием царящего на карнавале веселья, в тени, рожденной слишком ярким светом, пряталась смерть, на которую никто не обращал внимания. Горожане и гости чувствовали ее присутствие и были осторожны, как никогда в остальное время года Они не выходили на улицу по ночам, тем более в одиночку. Пытаясь быть выше той опасности, что поджидала их среди теней, они отворачивались или закрывали глаза, даже если тень вдруг освещал луч солнца. Они отказывались видеть. Венеция была в этом году. В году минувшем – Новый Орлеан. До этого – Милан, Рио и множество других городов.

Власти Венеции, как всякие другие власти, пережившие встречу Непокорных, были вынуждены подчиниться обстоятельствам и закрывали глаза на массовые исчезновения людей. Они с облегчением обнаруживали, что на эти исчезновения обращали внимание лишь владельцы отелей, чьи постояльцы так и не покинули номера Запросы от представителей правительств или членов семей приходили лишь в исключительных случаях.

Для добровольцев, мечтавших умереть в Венеции, карнавал стал религиозным событием, временем поклонения, своего рода паломничеством в Мекку. Ах, как это прекрасно стать избранным, войти в число немногих, кому выпала честь служить Непокорным… Впрочем, конечно, далеко не все из исчезнувших людей были добровольцами…

– Я проделал долгий путь в эту проклятую Италию вовсе не за тем, чтобы у меня под ногами путались вонючие косоглазые, – слишком громко заявил дородный мужчина.

В клубе было очень шумно, вопила европейская танцевальная музыка, американские блюзы, здесь была целая толпа молодых венецианцев и гостей со всех концов света. Было очень шумно.

Однако этот придурок говорил слишком громко, так что Ши-эр Жи-Шенг его все равно услышал.

– А я говорю тебе, Марко, – настаивал он, обращаясь к своему собеседнику, парню из местных, – разница есть. Сейчас столько самых разных видов. Таитяне всякие, вьетнамцы… еще из Камбоджи… корейцы, филиппинцы. Эскимосы. Или Гавайи – все, кто там живет, считаются американцами, представляешь? Ну еще есть настоящие японцы и китайцы. Короче, вонючие косоглазые. Вся эта ложь про экономический террор… их главная цель – уничтожение Америки. Господи, а я ведь думал когда-то, что хуже черный и латиноамериканцев нет никого. Штаты были бы райским уголком, если бы нам приходилось беспокоиться только из-за них! Так что забудь о том, чтобы перебраться в Америку, приятель. Знаешь, меня не удивит, если в конце концов вся твоя семья вернется обратно.

Поборник чистоты Америки замолчал, чтобы перевести дух, и посмотрел на Шенга, которому, собственно, и предназначалась эта речь.

– Ясное дело, если вы будете совершать те же ошибки, что и мы, скоро Италия будет кишеть желтыми ублюдками. Тогда нам всем будет некуда деваться.

Да. Ши-эр Жи-Шенг слышал каждое слово, произнесенное болваном по имени Ричи. Для Ричи это было огромной ошибкой. Вернее, самой серьезной ошибкой за всю его жизнь.

Ричи не нужна была даже фамилия: он был ростом больше шести футов (Шенг не был уверен, поскольку придурок сидел) и весил около двухсот семидесяти фунтов. Наверное, он когда-то занимался тяжелой атлетикой, и, хотя не был толстым, его мускулы сейчас могли только напугать, не более.

Шенг не мог похвастаться высоким ростом, всего около пяти футов пяти дюймов, и могучим телосложением, к тому же у него давно поседели виски. Однако сейчас ему с трудом удавалось усидеть на месте, так отчаянно хотелось подскочить и оторвать придурку голову.

Дело было не только в невежестве и нетерпимости Ричи: Шенгу было тяжело сейчас – недавно погиб его наставник и отец по крови. Так что сдерживали Шенга не люди, сидевшие в этом зале. Он понимал, что следует думать об остальных. Через несколько дней сюда приедут тысячи Непокорных, он не может и ну желает становиться причиной их гибели.

С другой стороны, Шенг не мог просто сидеть и ничего не делать. Ему нужно поесть. Услышав рассуждения американского быка, он решил, что Ричи станет его ужином сегодня. Ему не нужно было утолять голод, он сделает это ради удовольствия. Шенг решил сделать это, чтобы испытать радость, которую испытает, убив его.

Проклятье! Даже итальянцы видели фильмы с хромым Брюсом Ли в «Театре кун-фу», или как они там еще называют их. Или дурацкие телепрограммы Дэвида Каррадайна. Он мог получить массу удовольствия, а учитывая, что он «косоглазый», это никого не удивит. Пусть Александра скорбит по Карлу так, как ей хочется, Шенг придумал свой способ.

– Эй, приятель! – крикнул Шенг, без намека на акцент.

Ричи повернулся к нему, вылупив от удивления глаза, его поразило, что к нему обратился тот, над кем он только что издевался.

– Ричи, правильно? – спросил Шенг, глупо улыбаясь и протягивая руку.

Ричи пожал руку, он был слишком удивлен, чтобы что-нибудь ответить.

– Поскольку ты знаешь все, что полагается знать про нас, косоглазых… – он помолчал немного, – я позволю тебе покинуть это заведение в целости и сохранности.

Ричи еще не совсем пришел в себя, ухмыльнулся и ответ. Эта была отвратительная улыбка человека, получающего удовольствие от насилия.

– Ты должен с трех раз угадать, что я за «желтый ублюдок». Если не угадаешь… по правилам, с которыми ты прекрасно знаком, в этом я не сомневаюсь, я сделаю из тебя отбивную.

Танцевавшие рядом с ними пары замерли, вокруг начала собираться толпа Ричи не мог поверить, что хилый азиат бросил ему вызов. Он не любил начинать драк, но, если этот тощий ублюдок хочет умереть, он с удовольствием ему поможет. Он почувствовал, как закипел в крови адреналин в предчувствии насилия – мышцы на спине напряглись, он встал, выпрямившись в полный рост. Он весь дрожал от приятного предчувствия.

– Вонючий япошка, – тихо проговорил он.

На лице у него гуляла плотоядная улыбка.

Кулак Ричи пронесся по воздуху со скоростью молнии. Он уже не раз проделывал это и был уверен в успехе… Кулак угодил в… пивную кружку.

Она разбилась. Впрочем, если бы она не разбилась от этого, она разлетелась бы вдребезги от его дикого крика.

Его противник выставил кружку навстречу кулаку таким коротким движением, что Ричи не заметил этого. Он метал в лицо японцу, а тот очень быстро сделал шаг в сторону.

– Ошибочка, – тихо проговорил Шенг.

Вокруг собирались зрители.

Большинство из них не говорили по-английски, но жалобные стоны Ричи, принявшегося трясти окровавленной рукой, в перевода не нуждались.

– Я не япошка У тебя осталось две попытки.

И он улыбнулся. Именно его улыбка доконала Ричи.

– Китаёза! – завопил Ричи.

Пролетев несколько футов, отделявших его от жертвы, он рухнул на живот на деревянный пол клуба, задыхаясь от ярости.

– Нет, – ответил Шенг, спокойно усевшись на табуретку у стойки бара. – Я не китаёза Осталась одна попытка.

Ричи встал, пытаясь набрать побольше воздуха в легкие. Больше, чем скорость и реакция, его потрясло спокойствие и уверенность азиата Нужно быть очень смелым человеком, чтобы повернуться спиной к такому громиле, как он.

Это было унизительно. Не только то, что подонок с ним сделал, но и то, что он посмел повернуться к нему спиной! Такого, черт подери, просто не бывает. Это не могло случиться дома, потому что дома ни у кого нет такой выдержки.

Громко топая, он подошел к козявке сзади, ожидая, что тот обернется. Но он не пошевелился! Он все так же не обращал на Ричи никакого внимания, словно его там и не было. Словно он умер.

– Вьетнамский вонючий член! – выкрикнул Ричи.

Он потянулся к голове Шенга… только в следующее мгновение он понял, что его собственный лоб ритмично бодает деревянный пол.

Ричи распластался на полу и несколько минут лежал, не шевелясь. В глазах у него плясали черные точки, и он ничего не видел перед собой. Он оглядел толпу: красотки, танцоры, Эм-ти-ви на экранах, окутанных дымом, спиртное на столах. Над всем этим ему виделся, будто дурной сон, самый худший в его жизни, этот проклятый азиат, тот, кому не составило труда надрать ему задницу.

Ши-эр Жи-Шенг наклонился над лежащим на полу задирой и прошептал ему на ухо:

– Ты снова ошибся, дружок Ричард.

Длинным ногтем он провел по его щеке, оставив на ней глубокую царапину. Потекла кровь.

У Ричи снова все поплыло перед глазами, он видел только, как толпа расступилась перед Шенгом, как мужчины держались от него подальше. Парочки снова танцевали, и Ричи охватила дикая ненависть, но его враг исчез в толпе. Ему хотелось встать, позвать назад этого ублюдка и разорвать его на куски.

Конечно, он не осмелился.

Примерно через час кровь запеклась на голове у Ричи, толпа к тому времени разошлась. Ричи выпил последний, шестой по счету, стакан, как поднялся с пола Рассвет был не за горами, и единственный ночной клуб в Венеции закрывался. Этот клуб работал только одну неделю в году – во время праздников.

Ричи соскользнул с табурета, постоял несколько мгновений и, натягивая на ходу пальто, направился к двери.

На улице было холодно. Говорят, в Италии тепло всегда, но это все чушь собачья, ее придумали специально, чтобы привлекать туристов. Зимой в Венеции так же холодно, как в Нью-Йорке. Да еще и темно, хоть глаз выколи, а ведь скоро должно выйти солнце. Темно… как бы там ни было. Он ничего не видел, едва различал названия улочек, шел, с трудом переставляя ноги. На город опустился туман. Он клубился в темноте, окутывая редкие фонари, скрывая ближайшие углы и повороты.