Текст книги "О святых и тенях"

Автор книги: Кристофер Голден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Глава 3

Анри Жискар поднял воротник пальто. День выдался холодный, а кардинал был уже не молод. Он прошел сквозь турникет отеля «Парк-Плаза» и быстро зашагал в сторону Бикон-хилл¹1
  Престижный жилой район Бостона, неподалеку от реки Чарльз. Здесь вдоль улиц Маунт-Вернон и Кобблстоун-Акорн расположены старинные аристократические дома с внутренними двориками-садами. (Здесь и далее прим, перев.)


[Закрыть]. Он снова чувствовал свой возраст, но, не обращая на него внимания, прекрасно с ним справлялся. Время от времени он оглядывался через плечо, но, казалось, никто за ним не следил. Впрочем, он прекрасно понимал, что за ним может гнаться стадо слонов и он ничего не заметит.

Вздохнув, кардинал решил, что, скорее всего, зря беспокоится. Однако после того, что случилось в Риме, ему совсем не хотелось рисковать.

Он снова оглянулся.

Всю свою сознательную жизнь Анри посвятил церкви, он всегда был одним из уважаемых и честных служителей Бога. Теперь же, охваченный страхами, гневом и смущением, он прятался от той самой церкви, которой раньше отдавал всего себя.

С севера надвигалась буря, и Жискар чувствовал ее дыхание. Все так же быстро шагая, он заставил себя немного успокоиться, и услужливая память перенесла его в прошлое, минуя события, из-за которых он оказался именно здесь, минуя дни, когда он был приходским священником. Он думал о детстве, которое провел на Сицилии.

– Ты Жискар! – часто повторял его отец. – Ты должен уметь постоять за себя.

Его снова избили старшие мальчишки, и отец рассердился. В его жилах текла кровь одного из величайших воинов истории, как говорил его отец. Нормандец Робер Жискар и его сыновья в течение целого пека не давали покоя византийцам. Отец часто повторял, что Жискары и сейчас сражались бы с ними, если бы семья не пережила саму империю.

Это была прекрасная теория, но, когда доходило до дела, Анри совсем не чувствовал себя храбрым воином. Как раз наоборот. Ему казалось, что он сам, все его тело – это один огромный синяк. Ребенком Анри был слабым и болезненным, и, несмотря на то что изо всех сил старался гордиться своим именем и историей семьи, ему часто хотелось рассказать отцу о своих страхах. Но это было невозможно.

Благодаря словам отца он только напускал на себя гордый и пренебрежительный вид, из-за чего его еще чаще стали бить мальчишки.

– Осторожнее, святой отец.

Кто-то потянул его за рукав и, подняв голову, он увидел молодую женщину в деловом костюме. Прежде чем он успел спросить, что ей нужно, он увидел на ее лице беспокойство, а в следующее мгновение мимо него на безумной скорости промчалось несколько машин. Жискар чуть не оказался под колесами, пытаясь перейти улицу на красный свет.

Улыбнувшись, он поблагодарил женщину и тихо выругался себе под нос. Впервые с тех пор, как он был мальчишкой, он так нервничал и был так напуган. Но сейчас он был и разозлен. Обернувшись, Жискар посмотрел на свое отражение в окне ресторана. На вывеске было написано: «Беннигэн». В свои шестьдесят чётыре года он все еще был худощавым, при росте более шести футов, и относительно здоровым. Он уставился на свое бледное, суровое лицо с голубыми глазами и роскошной седой шевелюрой, отражение сердито хмурилось, и он подумал, что у него есть на это причины. Жискар не мог позволить себе роскошь быть рассеянным – слишком высоки были ставки.

Молодая пара сидела по другую сторону окна, они пришли сюда пообедать и сейчас смущенно поглядывали на священника, который сердито смотрел, как они едят свои чизбургеры. Он снова улыбнулся и хихикнул – сценка рассмешила его.

– Извините, – одними губами произнес он, пожал плечами и двинулся дальше.

Жуткие события снова всплыли в его памяти, и он знал, что так будет до тех пор, пока ситуация так или иначе не разрешится.

Вечно зарабатывавший синяки маленький мальчишка, в чьих жилах текла кровь рыцарей Нормандии, постепенно превратился в робкого умного молодого человека. Воспитанный в жесткой католической вере, Анри мечтал получить более серьезное образование, чем те драгоценные крохи, которые выпали на его долю, и потому решил стать священником.

Они сейчас считал, что это било самое правильное и важное решение в его жизни.

Церковь дала ему образование, возложила на его плечи ответственность и необходимость исполнять божественную миссию. Став священником в маленькой церкви неподалеку от Палермо, он выучил французский, латынь, а затем и английский. В Париже получил сан епископа и в конце концов пять лет назад удостоился мантии кардинала.

Тогда он мечтал только об одном – оказаться в Риме. Его завораживала смена епископов и кардиналов, королей и королев, президентов и даже Пап. Годы, проведенные в Париже, открыли ему, что церковь точно так же подвержена коррупции, как и любая другая организация, управляемая людьми. Ему причинило боль открытие, что лишь немногие представители высших кругов католической церкви сохранили веру. Он знал, что вековая борьба за власть продолжается, только используются в ней более изощренные и тонкие приемы. Церковь пожертвовала благоговением и ощущением чуда ради земной, материальной власти, и порой Жискар испытывал физическое отвращение в присутствии тех, для кого сутана являлась всего лишь символом.

Однако в Риме каким-то непостижимым образом все обстояло иначе. Этот город успокаивал его и восхищал. Этот город вернул ему магию веры, придал ему сил и помог выстоять в борьбе с циничным миром, и Жискар, несмотря на возраст, с новым восторгом посвятил себя наукам. Днем он делился со своими братьями идеями современной теологии, а по ночам штудировал бесценные тома, имевшиеся в библиотеке Ватикана, все глубже и глубже погружаясь в ее богатства и узнавая совершенно поразительные вещи.

Сначала его не слишком беспокоило, что в библиотеке есть комната, в которую он не мог попасть, он обратил на нее внимание, лишь когда лихорадочно занялся целиком поглотившими все его мысли исследованиями таких сложных материй, как правда и реальность. Больше всего его огорчало, что он не знает, какие тайны скрыты от него. В это крыло библиотеки можно было войти только по особому разрешению Папы, но за время, проведенное в Риме, Жискар ни разу не слышал и не видел, чтобы кто-нибудь вошел в тайную комнату. Любопытство, как бы невинно ни звучало это слово, стало для него тяжелой ношей.

Однажды вечером Жискар, как обычно, читал в библиотеке, погруженный в свои исследования. Было довольно поздно, но он редко спал больше пяти часов в сутки и часто засиживался до ночи. Работа сегодня не шла, он почти ничего нового не узнал и страшно устал. Он снял очки и потер уже слипавшиеся глаза.

Освещение в этом самом старом из длинной череды старых помещений библиотеки было очень тусклым Жискар сидел за длинным дубовым столом на невероятно неудобном – впрочем, других здесь и не было – деревянном стуле с высокой спинкой. Все в этой комнате было мрачным, старым и неудобным, казалось, обстановка комнаты подтверждала, его давнюю догадку: церкви, провозгласившей своей целью поиски правды, нет до правды никакого дела, ее интересует лишь подобие истины, и она встает на пути у каждого, кто попытается заглянуть дальше постулатов современной веры.

«Не удивительно, что свитки Мертвого моря вот у же несколько десятилетий находятся в руках переводчиков», – подумал он.

Разумеется, Жискар никого за это не винил. Никто не хотел знать правду, люди желали верить в то, во что они «должны» верить, – не более того.

Но, сидя на неудобном стуле в тускло освещенной комнате, в окружении тысяч древних томов, Анри Жискар понял, что именно он хочет знать. Он хотел знать все, что можно узнать, даже если ему не удастся до конца понять древнюю мудрость.

«Пусть сами наслаждаются своей косностью», – подумал он тогда.

О, как все это старо и цинично. Он знал, что рано или поздно это случится.

Он устал, в нем росло раздражение, а глаза болели от чтения при тусклом свете. Жискар находился к самом старом крыле библиотеки, здесь хранились самые древние книги. Только дубовая дверь у него за спиной, дверь в ту самую комнату, существование которой доводило его до бешенства, казалась старше самих книг. Он на минуту опустил голову на стол и прикрыл глаза, давая им отдых и стараясь успокоиться. Лишь позже, когда все уже свершилось, Жискар понял, что тогда он уснул за столом.

Ни полиция, ни сигнализация не отреагировали на появление в Ватикане незваного гостя. Он прошел по длинным, темным галереям и коридорам, где разгуливало эхо, миновал личные покои кардиналов и священников, незамеченным спустился в самое сердце Ватикана Этот путь занял целых десять минут у того, кому не нужно было скрываться. Этот человек каким-то непостижимым образом проскользнул мимо трех служителей в первом зале библиотеки, неслышно прошел мимо спавшего Анри Жискара и наконец остановился перед запретной дверью. Если бы Жискар не спал, он поздравил бы его с успехом.

Он и по сей день не знает, что его разбудило, но, что бы это ни было, он проснулся. Он не поднял еще окутанную сном голову, не стал тереть глаза или зевать, но и не подскочил резко на своем месте.

Как обычно, не поднимая головы со скрещенных рук, Жискар легко вернулся в окружающий мир, словно и не покидал его.

Он несколько мгновений не шевелился, хотя не понимал еще, что произошло нечто необычное. Когда наконец он поднял голову, то быстро закрыл и открыл глаза.

Нет, сказал он себе, дело не в уставших глазах, просто плохое освещение.

Все же он снова потер глаза, надел очки, собрал свои вещи, книгу, которую читал, поставил на полку над столом, чтобы завтра легко найти ее. Он совсем уже собрался уходить и в последний раз взглянул на ненавистную, вечно запертую дверь.

Она была открыта. Широко распахнута. Жискар снова потер глаза и дважды моргнул, на этот раз совершенно сознательно. Дверь по-прежнему была открыта Он бессознательно направился в сторону одного из небольших альковов, расположенных по обеим сторонам двери. Ему пришло в голову, что те люди, кому разрешено входить в эту, комнату, если таковые существуют, наверняка бывают здесь очень поздно, чтобы не вызывать ненужного любопытства у остальных. Он спал за столом, и они не могли не заметить его. Почему они не ушли? Может быть, возникла какая-то непредвиденная ситуация, но тогда и Ватикане поднялся бы страшный шум И наконец, тот, кто открыл дверь, мог заявиться сюда без разрешения. Тогда следует позвать служителя.

Жискар решил не заходить в комнату и уже собрался отправиться на поиски служителя, когда вдруг заметил нечто, отблескивавшее металлом. Но ведь здесь нет ничего, кроме дерева, кожи и бумаги. Тусклый свет отразился от какого-то серебряного предмета, находившегося над дверью. Он столько раз смотрел на эту дверь, изучал ее с таким интересом и тщанием, так же как изучал книги, что знал наверняка, что на ней нет ничего металлического.

Еще не понимая, что собирается сделать, Жискар обнаружил себя стоящим в маленьком алькове, всего в нескольких дюймах от открытой двери, и изучающим металлическую полоску над ее верхней частью. Он увидел отверстие в дюйм высотой и примерно в два дюйма глубиной, а рядом – кусочек дерева, полностью закрывавший это отверстие. Внутри отверстия Жискар заметил множество разноцветных проводков, причем часть из них была перерезана, а также ряд помеченных цифрами кнопок, как на обычной панели системы сигнализации.

Они никому не доверяют!

Жискар наивно полагал, что приказ, в особенности отданный человеком, занимающим самую высокую ступень в церковной иерархии, – достаточное основание, чтобы остановить любого. Даже в самые дикие моменты, когда его терзало любопытство, он не смог бы нарушить волю Папы. Впрочем, он уже понял, что таких, как он, осталось совсем немного.

Оказалось, что внутри дверь сделана из металла и дерево только прикрывает его. Иными словами, перед ним была солидная, механизированная система со сложным замком.

Жискар вздрогнул и на мгновение перестал дышать.

Да, очень сложный замок. Но кто мог взломать его? Неужели этот кто-то все еще внутри?

Он едва мог дышать, но старался делать это как можно тише, весь охваченный желанием знать, охваченный любопытством, а ведь именно любопытство и убило кошку²2
  Curiosity killed the cat – любопытство убило кошку (амер. поговорка).


[Закрыть].

Жискар тихонько толкнул дверь, и, совершенно беззвучно, она раскрылась еще шире. В полнейшей темноте он шагнул через порог и замер на месте, чувствуя, как отчаянно колотится в груди сердце, как оно толкает его вперед, тогда как здравый смысл удерживает, требует вернуться назад.

Стена справа от двери тянулась примерно на двадцать футов и дальше терялась в темноте, а вот та, что находилась слева, почти сразу же исчезала в таинственном мраке. В этот момент Жискар совершенно сознательно принял решение, которое изменило и его жизнь, и жизнь многих других людей.

Он сделал шаг в глубину комнаты.

Перед ним было помещение примерно двадцать на пятнадцать метров, без единого окна Рядом с единственным предметом мебели – невысокой стеклянной витриной – здесь горела лишь маленькая лампа, больше похожая на ночной светильник в его ванной комнате. На полу лежали какие-то инструменты, а перед открытой крышкой витрины стоял грабитель.

Подозрения превратились в уверенность, а потом и страх и сожаление, и Жискару страстно захотелось исчезнуть отсюда как можно скорее. Стремясь как можно быстрее уйти, он повернулся слишком быстро, ботинки скользнули по полу, зашуршали брюки.

Вор резко повернулся, будто его голову сильно дернули за веревочку, а кардинал все смотрел на него, не в силах сдвинуться с места, словно находясь под гипнозом. Ожидая нападения, Жискар собрался уже спасаться бегством, но в этот момент грабитель покачнулся, схватился за грудь и беззвучно повалился лицом вниз на мраморный пол.

Прежде чем кардинал осмелился осторожно приблизиться к телу незнакомца, прошло несколько минут. Пульса у грабителя он не обнаружил. Это был далеко не первый труп, который довелось видеть Жискару. Кардинал перевернул тяжелое тело, перед ним был старый уже человек. Жискар понимал, что должен кого-нибудь позвать, но он столкнулся с загадкой, а точнее, сразу с несколькими загадками. Знание и информация уже давно стали его близкими друзьями, но в глубине души он мечтал встретиться лицом к лицу с настоящей тайной. Его охватило почти непристойное удовольствие, и он постарался его прогнать – по его представлениям такая реакция оскорбляла погибшего незнакомца.

Что же хотел украсть этот человек? Жискару очень хотелось знать это. Он подошел к витрине и достал переплетенную в кожу книгу. Книга была в прекрасном состоянии, но кардинал сразу понял, что она древнее самых старых книг, имеющихся в библиотеке. Открыв ее, он прочитал название на латинском языке: «Евангелие теней». Сразу было видно, что это латинское название написано значительно позднее, чем сам текст, и стиль показался Жискару современным. Он начал читать, и его охватило незнакомое, невероятно сильное, не поддававшееся контролю чувство, осознать которое он сможет лишь через несколько недель.

Ужас.

Он становился все сильнее, захватывал все его существо одновременно с благоговением и гневом Шли минуты, и он все больше погружался в текст, содержавший запретное знание. Как мог Папа хранить такую книгу на святой земле? Неужели он верит в то, что здесь написано? Может быть, книга была спрятана именно потому, что Папа Римский считает, что она рассказывает правду? А как насчет него самого, верит ли он в то, о чем повествует книга?

Боже правый, а если все это правда, что он должен делать?

В предрассветной тишине города, хранящего древние тайны, кардинал не услышал божественного ответа. Достаточно. Он принял решение. До восхода солнца оставалось около полутора, часов, и он знал, что не имеет права тратить время попусту. Держа книгу в руках, он осторожно прикрыл дверь. Затем спрятал книгу среди своих вещей, с которыми пришел в библиотеку, поднялся по лестнице, миновал двор и, никем не замеченный, вернулся в свои апартаменты. Быстро собрал вещи, взял документы, все деньги, что у него были, и книгу.

Когда он выходил, никто не задал ему ни одного вопроса. Когда кража была обнаружена, кардинал Лири Жискар находился на борту самолета, направлявшегося в Нью-Йорк. Его привычный мир перестал существовать, и сам он безрассудно катился в пропасть.

Неделю спустя он оказался в Бостоне, и сейчас, через три недели, уже инициировал несколько процессов и событий, которые, как он надеялся, позволит ему совершить невозможное. Анри Жискар намеревался уничтожить католическую церковь, хотя бес конечно повторял сам себе, что глупо надеяться, будто один вероотступник сможет нанести столь серьезный урон миру, где люди верят лишь в то, во что хотят верить.

Мимо него, держась за руки, прошли две девушки, и он молча пожелал им счастья. Тучный мужчина с гордостью демонстрировал всем огромный крест, украшавший его грудь, и Анри, жалея его, покачал головой. По улицам тоскующего по солнцу города брели бездомные, которых теперь было слишком много, но только им удалось избежать обмана церкви и государства. Время от времени навстречу кардиналу попадались люди в деловых костюмах, твердо верившие в свою собственную свободу, однако кардинал был уверен, что ими так же манипулирует правительство, лжет им вот уже многие десятки лет.

Кто бы говорил?

Жискар с радостью принимал обман и веру, точно волшебный эликсир, который в действительности лишь укрепляет болезнь, требуя новых порций зелья.

– И кто же в таком случае глупец? – прошептал он, обращаясь к самому себе.

Самый большой глупец тот, кто видит правду, но все равно верит в то, что обладает свободой воли и возможностью действовать.

Впрочем, он-то как раз действует. Жискар не сомневался, что его деятельность не останется незамеченной. Хранители книги, вероятно, уже бросились в погоню, возможно, сейчас они за ним следят. Время от времени он оглядывался через плечо, но ничего необычного не замечал.

Как будто бы он, старик, видевший так много фильмов Альфреда Хичкока, смог бы понять, что за ним следят. Он улыбнулся собственным мыслям. Все равно необходимо соблюдать осторожность. Анри Жискар прекрасно знал, что щупальца Ватикана опутывают весь мир.

Он миновал еще один квартал отелей и ресторанов, пронзительных гудков автомобилей и кричащих водителей. Тормоза визжали, проклиная обладателей темных костюмов, спешащих на деловые ленчи, до Жискара долетали обрывки ничего не значащих разговоров, когда эти люди проходили мимо него.

В аллеях между домами разгуливал ледяной ветер, сердито толкавший прохожих в спины. Глаза Анри слезились, и он сжал зубы, дрожа от холода, убрал с лица выбившуюся прядь волос. Мрачное, свинцовое небо у него над головой предупреждало о надвигавшемся снегопаде.

Он прошел еще один Квартал, повернул за угол и зашагал в сторону «Парк-Плаза». Он сделал громадный круг, направляясь к Бикон-хилл, затем двинулся назад, в неумелой попытке запутать возможных преследователей.

Внутри служащие и клиенты, представители всевозможных конфессий, демонстрировали ему почтение, которое прежде ею завораживало, а теперь казалось отвратительным. Он знал, что дело в его белом воротничке; когда-то сутана имела для него огромное значение, а для этих людей символизировала существование некоей силы или плана, а следовательно, существа или даже существ, его придумавших.

Ну что же, у него для них есть две новости: хорошая и плохая. Хорошая заключается в том, что они правы. Плохая – в том, что они правы. Жискар так много раз слышал, что нельзя слишком сильно чего-то хотеть: может так случиться, что ты это получишь. Только сейчас он понял, иронию этого утверждения.

Он прошел через вестибюль и оказался в ресторане, где подавали морепродукты. Метрдотель провела его по дорожке, извивавшейся среди столиков, за которыми сидели деловые люди за деловыми ленчами, туда, где его ждал Даниэль Бенедикт. Адвокат пришел достаточно рано, чтобы занять столик в популярном ресторане, и Анри с удовольствием опустился на стул. Впрочем, пора заняться делом. На лице Даниэля застыло мрачное выражение.

– Официантка подойдет через пару минут, – прощебетала метрдотель и упорхнула.

– Добрый день, ваше преосвященство.

– Прошу тебя, Дэн. Я ценю твое уважение и манеры, но в этом нет необходимости. Называй меня Анри или отец Жискар, если тебе так хочется.

– Конечно, святой отец, извините. Итак, к нашим делам?

– Именно, – не стал спорить Жискар, но осекся, когда заметил, что Бенедикт рассеян. – Что-то случилось, Даниэль? Что-то не так с нашим планом? – спросил он, хотя видел, что тут нечто более серьезное.

– Нет, святой отец, здесь все в порядке.

Он медленно, тяжело вздохнул.

– Моя подруга, вы ее встречали – Дженет Харрис, – она работает со мной, так вот, она пропала. Исчезла. И никто не знает, где ее искать.

– Это ужасно.

– Извините, святой отец, полагаю, ваша сутана заставляет нас, мальчишек из католической школы, открывать свои тайны.

Снова проклятая сутана!

– Мы с ней не то чтобы встречались и все такое, но она мне очень нравится. Извините, мне, пожалуй, лучше помолчать.

– Нет, Даниэль, – искренне перебил его Жискар. – Не стоит из-за меня молчать о своих проблемах. Это действительно ужасно.

– Ладно, давайте займемся делом. Может быть, это поможет мне перестать о ней думать.

Пришла официантка, и у Анри появилась возможность внимательно взглянуть на своего друга. Он явно слишком много работал и был расстроен, но это и мешало ему оставаться хорошим человеком. Неожиданно Жискар подумал, что его проблемы могут доставить Даниэлю массу неприятностей, но он не мог без него обойтись. В конце концов, какой может быть вред в создании церковной организации, не приносящей прибыли? Разумеется, все зависит от того, что она проповедует… или публикует.

– Что вам заказать, святой отец?

– Хм-м-м…

Жискар улыбнулся официантке.

– Принесите мне то же, что и ему.

Метрдотель провела Лиама Малкеррина к столику, расположенному неподалеку от того, за которым сидели вероотступник Жискар и адвокат Бенедикт. Он сел спиной к ним.

Потягивая вино, он решил, что внешность Бенедикта обманчива – среднего роста, всего лишь пять фунтов восемь или девять дюймов, не больше, приземистый, с хорошо развитой мускулатурой (видимо, занимается в спортивном зале), светлые волосы подстрижены коротко, почти на военный манер. Гладкая кожа делала бы его похожим на мальчишку, если бы не выступающий квадратный подбородок и очень серьезные глаза.

«Похоже, он человек дела», – подумал Малкеррин.

Впрочем, внешность часто бывает обманчивой. Он следит за ним вот уже несколько дней, в суде, в барах, слушает выступления и самые обычные разговоры. У Бенедикта острый ум, его можно назвать генералом среди простых солдат.

А значит, его нужно убить как можно скорее.

С другой стороны, кардинал должен оставаться в живых ровно столько, сколько понадобится, чтобы узнать, где он спрятал книгу. Несмотря на то что Малкеррин поклялся в верности Ватикану, вовсе не желания начальства питали его стремление добиться успеха. Вперед его толкали собственные планы и сила. Он был единственным существом на земле, которому удалось освоить знания и обрести умения, описываемые в книге. Он запомнил наизусть все, что там говорится. Разумеется, есть и другие, кто приступил к обучению, те, кого он начал тренировать, но им еще нужно пройти длинный путь, а старые мастера мертвы.

Его ученики и последователи (он позволит себе такой небольшой грех) должны закончить эту школу. Он не может в одиночку управлять силами, о которых говорится в книге. Но он поведет за собой своих учеников, а они, в свою очередь, получат власть над тьмой, и он обретет огромное могущество. Истинное могущество.

Священнодействие, организовать которое он так старательно убеждал своего начальника, Гарбарино, всего лишь первый этап его плана. Прелюдия к нему уже началась в самых разных уголках мира. Но прежде, чем наступит чудесный день, он должен вернуть книгу.

Дожидаясь, когда подойдет официантка, чтобы взять заказ, он принялся тихонько постукивать пальцами по столу. Любой из посетителей ресторана, взглянувший на него, решил бы, что видит человека, погрузившегося в размышления. Малкеррин действительно был сосредоточен, но занят он был отнюдь не размышлениями. Он внимательно прислушивался к разговору, который вели мужчины через два столика от него.

Большую часть из того, что он слышал, он уже знал, но по-прежнему с трудом сдерживал гнев. Жискар действовал быстрее, чем предполагал Малкеррин. Частично виновен в этом был Бенедикт, в стране идиотов Жискару удалось найти компетентного юриста. Малкеррин снова напомнил себе, что нужно как можно скорее его убрать.

Возможно, стоит прибегнуть к помощи духов тумана, подумал он и улыбнулся про себя. Прежде это называли колдовством – во времена, когда мир верил в такие вещи.

Когда Малкеррин покончил с ленчем из креветок и салата, разговор за соседним столиком перешел на личные темы. Когда Жискар и Бенедикт принялись обсуждать родных и друзей, а потом политику и погоду, ему стало совсем неинтересно. Порадовало его только то, что Бенедикт живет один.

Малкеррин заметил, что в разговоре они не касались вопросов религии.

Он уже оплатил счет и пил кофе, совсем не чувствуя его вкуса, когда Жискар и Бенедикт встали и надели пальто. Когда они направились к выходу, он поставил чашку и поспешил за ними.

За одним из столиков мать ругала сына за то, что он не доел омара, мальчишка ей улыбнулся, и она тут же успокоилась и замолчала. Симпатичная официантка мило улыбалась паре, которая жаловалась, что их слишком долго не обслуживают, а когда он проходил мимо, она довольно грубо посоветовала им заткнуться.

Едва обратив на нее внимание, он вышел и, стоя в фойе, наблюдал, как Жискар и Бенедикт попрощались, кардинал направился к лифту, а Бенедикт – к выходу из отеля. Лиам пошел за ним.

Оказавшись на улице, он обнаружил, что ветер немного стих, и снег, медленно кружа, падает на землю. За час его набралось совсем немного, но небо посветлело и стало почти белым, значит, скоро начнется настоящий снегопад. Бенедикт направлялся в сторону правительственных зданий, в свою фирму «Клермонт, Миллер и Мур», и святой отец Лиам Малкеррин последовал за ним, не привлекая к себе внимания.

Снег пошел сильнее, и огромные снежинки устремились к земле В двух кварталах от здания, где находилась юридическая контора Бенедикта, Малкеррин начал творить заклинание. Его руки тихонько подрагивали, пальцы сгибались и разгибались, рисуя в воздухе круги. Едва слышно он пробормотал несколько гортанных звуков. Несмотря на сложность заклинания, он легко с ним справлялся, и в квартале от нужного здания оно было завершено; когда Даниэль Бенедикт вошел внутрь, Малкеррин был уже там Часть его сознания по-прежнему оставалась с телом, замершим с закрытыми глазами на углу улицы, на случай, если кто-нибудь потревожит его телесную оболочку. Другая же часть поднималась вместе с Бенедиктом в лифте, предельно сосредоточившись на том, что ему предстояло сделать.

Глядя, на мир глазами Даниэля Бенедикта, Лиам Малкеррин увидел, что к нему направляется симпатичная женщина, услышал, как она поздоровалась. Больше всего в этом заклинании Малкеррину нравилось то, что человек, в которого он вселялся, не подозревал о его присутствии. Он мог разделять его жизнь на протяжении нескольких часов, но только тот, кто обладал высшей духовной организацией, мог его почувствовать. Огорчало только, что он не мог читать мысли человека, в чье сознание проник.

Проникнув в сознание Бенедикта, Малкеррин наконец расслабился. Он искал какую-нибудь информацию, пусть даже неполную и обрывочную, которая поможет ему отыскать книгу.

Женщине было лет тридцать или чуть больше, черные волосы и серые глаза.

– Мартина.

Бенедикт помахал рукой.

– Что случилось?

– Я тебя ищу, Дэнни.

– Если у нас проблемы, я не хочу о них слышать. Я решил сегодня уйти пораньше. Хочу немного отдохнуть.

– Это про Дженет, – сказала женщина.

Малкеррин почувствовал, как; вздрогнул Бенедикт.

– Есть новости? – спросил он с надеждой в голосе.

– Ну, все довольно странно. Похоже, ее отец нанял частного детектива, и он обратился к Меган за помощью. Она приходила сегодня, попросила данные о последних делах Дженет. Я кое-что ей дала – записки, файлы, календарь Дженет. Но сказала, что вел большинство этих дел ты, и, если нужны подробности, ей следует поговорить с тобой. Она оставила номер своего рабочего телефона у тебя на столе.

Даниэль несколько минут молчал.

– Надеюсь, я поступила правильно, – добавила Мартина. – Она сказала, что вернет все в понедельник.

– Хм-м-м. Да-да. Все в порядке. Спасибо.

Малкеррин рассердился. Его миссия начала осложняться, а он этого не выносил. Когда Бенедикт направился к своему рабочему столу, священник принялся обдумывать следующий шаг.

На столе Дэн обнаружил номер телефона Меган и, взяв телефонную трубку, опустился на обитый кожей стул. Малкеррин мгновенно запомнил номер. Бенедикт нервничал, слишком быстро нажимал на кнопки, ошибся. Со второй попытки у него получилось.

– Чейкин и О’Нейл.

– Позовите, пожалуйста, Меган Галахер.

– Извините, Меган уже ушла Да и мы закрываемся из-за снегопада. Может быть, вам сможет помочь кто-нибудь другой?

– Нет-нет, я попытаюсь связаться с ней завтра.

Бенедикт повесил трубку и принялся листать свой ежедневник. Он остановился на записи: Дженет Харрис, 685-2033. Малкеррин запомнил и этот номер, а на лице стоявшего на улице священника, чью голову укрывала шапка снега, появилась насмешливая улыбка.

Бенедикт записал номер на листке бумаги и положил в правый карман. Затем взял портфель и вышел из конторы. Пальто он таки не снял.

Малкеррин покинул сознание Бенедикта и вынужден был несколько раз моргнуть, чтобы сфокусировать глаза. Открыв их, он увидел, что на него смотрит молодой человек с сигаретой во рту. Теперь ему придется избавиться от этого наблюдателя, кем бы он там ни был, а еще от женщины по имени Галахер.

Он проследил за тем, как Бенедикт скрылся за белой пеленой снега, и улыбнулся, подавив раздражение от мысли о том, что ждет юриста сегодня вечером.