Текст книги "О святых и тенях"

Автор книги: Кристофер Голден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Глава 10

– Никогда… никогда не желай чего-то слишком сильно, – шептала Меган.

Она лежала на кровати, свернувшись клубочком.

Первые десять минут она сидела, уставившись в стену и раскачиваясь из стороны в сторону. Когда Питер перестал стучать, прося открыть ему, она легла. Она то молчала, то начинала разговаривать сама с собой, прислушиваясь к тому, как он куда-то звонил, потом отправился в душ…

«Он в моем душе!»

Сейчас он делал что-то на кухне.

– Проклятье! – проворчала Меган.

Вскочив на ноги, она расхаживала по комнате из угла в угол.

Всю жизнь Меган ждала, что с ней что-нибудь произойдет, что-нибудь захватывающее и опасное. Она мечтала встретить необыкновенного парня и сбежать с ним в Европу.

О, она встретила необыкновенного парня! Очень необыкновенного. Красивого и невероятно привлекательного, мысли о нем лишают тебя сна. А думаешь о нем ты постоянно, даже когда моешься в душе. Он просто восхитительный парень.

Но он оказался поганым оборотнем!

Меган слышала, как засвистел чайник. Это ее доконало. «Лон Чейни готовит чай в моем доме!» Она открыла дверь, не имея понятия, что сейчас будет и что сама она скажет.

Она увидела в гостиной картину, которую меньше всего ожидала. Пожилой седобородый мужчина с добрым выражением лица спокойно ел венские сосиски и листал ее «Космо».

Заметив застегнутый на молнию мешок с телом, она замерла на месте. В этот момент Питер вошел в комнату, неся в руках поднос с тремя чайными чашками на нем.

Меган потеряла дар речи, она могла только смотреть, как Питер, не глядя на нее, поставил поднос на стол. Он хотел было сказать что-то, но старик покачал головой.

– Меган, – обратился он к ней.

Она вздохнула, только сейчас сообразив, что затаила дыхание.

В ней рухнул какой-то барьер, Меган чувствовала, что сейчас расплачется.

Однако она постаралась сдержаться.

– Боюсь, я сейчас не в самой лучшей форме, сэр.

– Прошу меня простить. Я – Джордж Маркопулос. Рад с вами познакомиться.

Он протянул ей руку.

Меган этот простой жест показался каким-то фантастическим: в ее комнате все еще пребывало чудовище. Чисто инстинктивно она ответила на рукопожатие. Он мягко задержал ее в своей.

– Я доктор и друг Питера.

Услышав эти слова, Меган отняла руку.

– Значит, вы… вы… о дерьмо, – едва слышно пролепетала она.

Меган была больше не в силах сдерживаться. Она отвернулась и тихонько всхлипнула.

«Прекрати, Галахер!»

Она взяла себя в руки и снова повернулась к доктору. Она изо всех сил старалась не смотреть на Питера, потому что, мимолетно взглянув на него, она увидела в его глазах страх и боль, которые тронули ее и на мгновение заставили забыть о том, что произошло.

– Нет, – ответил Джордж. – Я не принадлежу к числу собратьев Питера. Я такой же человек, как и вы. Поверьте, в тот день, когда он спас мне жизнь, так же как сегодня вам, я был напуган не меньше вашего.

– Но… – Меган всхлипнула, – он же оборотень или еще кто-то там. Господи, что я вообще здесь делаю?

Ей хотелось сказать себе, что происходящее нереально, но она уже понимала, что это не так.

– Нет, он не оборотень. И не чудовище. Просто он не человек.

– Ну, тогда мне понятно. Все встало на свои места, док! Спасибо, что просветили меня…

– Меган! – заговорил наконец Питер.

Ей захотелось закрыть уши руками, но она сдержалась.

– Нет! – выкрикнула она и впервые за все время посмотрела ему в глаза. – Ты просто заткнись на некоторое врелтя, приятель. Я не идиотка и не глупая красотка из фильмов про ужасы. Клянусь Богом, я не думала, что существа вроде тебя действительно живут на нашей земле. Сидя в кино, я всегда обещала себе, что, если встречу когда-нибудь марсианина, оборотня или, будь он проклят, снежного человека, я поведу себя как разумный человек. Именно так я и собираюсь себя вести!.. Как только успокоюсь, перестану бояться и забуду, что я страшно на тебя разозлилась.

Повторяю, я – не дура. Если бы ты хотел причинить мне вред, сожрать меня или выпить мою кровь, у тебя была для этого куча времени. Боже праведный, я сама предложила тебе себя несколько часов назад, но ты отправил меня спать. А я все не могла понять, почему ты меня прогнал.

Еще интереснее стало, когда появилась моя подруга, с которой я жила в одной квартире и которую любила, наверное, больше всех на свете. Она сначала куда-то пропала, ее не было целую неделю. И за это время она превратилась в зомби! Мало того что она собиралась сожрать меня, она хотела сделать это каким-то извращенным способом. Да! Тут на сцене появился ты.

– Мисс Галахер… – начал Джордж.

– Не думайте, что я про вас забыла, доктор Ван Хелсинг, или как там вас зовут. Я оказалась в самом сердце «Сумеречной зоны», одетая в ночную рубашку и нижнее белье, а вы имеете неосторожность утверждать, что ваш «друг» Питер – хорошее чудовище. Катитесь вы ко всем чертям с вашими объяснениями. Поскольку сегодня выдался такой день, когда реальность решила взять выходной, я могу сказать это вам, доброму и симпатичному пожилому джентльмену. Я могу признаться, что хотела переспать с вашим клыкастым дружком, что любила и спала с женщиной. Могу сказать это мужчине, которого никогда прежде не встречала и который, пожалуй, годится мне в дедушки. Я могу сказать все, что взбредет мне в голову, потому что ставки сделаны.

К концу своей речи Меган уже улыбалась, а Питер и Джордж не сводили с нее глаз, раскрыв рты от удивления. Меган видела, что они ожидали от нее совершенно иной реакции. Она улыбнулась еще лучезарнее и несколько раз вздохнула и выдохнула, чтобы успокоиться, – адреналин ревел в ее крови.

– Итак, – наконец спокойно проговорила она. – Вы сказали…

Тед Гардинер шагал мимо врачей и медсестер к палате Мэнни Сореса. Он был немного сердит и немного обеспокоен. Немного сердит, потому что не успел выспаться, потому что в который раз прибыл последним на место преступления. Немного обеспокоен, потому что расследовал дело, объяснить которое был не в состоянии. Серия странных убийств и никакой связи между жертвами, только несколько совпадений. Капитан скоро примется чистить всем морды, если в ближайшее время они не продвинутся в расследовании.

Тед поравнялся с семьями погибших. Парни в синей форме с трудом сдерживали их, не допуская на место преступления. Увидев их, Тед перестал жалеть себя, забыл и о том, что не выспался, и о гневе капитана.

«Что все-таки происходит, черт побери, и что я могу сделать?»

Он и сам удивился, когда частично смог ответить на свой вопрос. Он не имел представления о том, что происходит, зато знал человека, который, возможно, сумеет ему это объяснить… Октавиан! Подобные штуки как раз по его части. Он уважал Питера и девять раз из десяти мог бы сказать, что симпатизирует ему, то есть достаточно часто, чтобы называть его другом Одновременно Тед был вынужден признаться самому себе, что частный детектив иногда его пугал.

Кроме того, он знал о происходившем больше, чем рассказывал.

Сорес, видевший убийцу Роджера Мартина, сказал, что тот был одет как священник. Сосед Даниэля Бенедикта говорил то же самое про убийцу адвоката. Не нужно быть гением, чтобы увидеть связь между двумя убийствами. Дженет Харрис работала с Бенедиктом, и ее исчезновение, по всей вероятности, имеет отношение к его смерти. Тед был уверен, что ее труп могут найти в любой момент.

Одна проблема Октавиан, будучи значительно умнее среднего полицейского, постоянно опережал его на шаг. Теду следовало сообщить об этом капитану, но, будь он проклят, он обещал Питеру, а к своим обещаниям Тед относился очень серьезно. Кроме того, возможно, он быстрее найдет преступника с помощью Питера, чем заручившись поддержкой придурков в такой же форме, как и он сам.

В конце концов Тед посмотрел на тело Сореса. Пожалуй, это было ошибкой. Он тут же бросился в ближайший туалет, но оказалось, что он там уже не первый.

Джордж улыбнулся. Да, Питер говорил ему, что у этой девушки сильный характер, говорил, что она умна и хороша собой, но тогда он не слишком задумывался над этими словами. Но это уже не просто характер – тут нечто большее.

Она не впала в истерику, она была в ярости – необычное поведение для человека, охваченного страхом и недоверием. Еще интереснее ему показалось, что по ее лицу он видел, как возбуждающе действует на нее ситуация.

– Так вот, я сказал, – продолжал Джордж, и они улыбнулись друг другу, словно вспомнили известную только им обоим, шутку, – что несколько лет назад я бы погиб, если бы не вмешался Питер. Практически он почти бессмертен, но той ночью, спасая меня, он чуть не умер. Он – мой лучший друг, и, будучи доктором, я снабжаю его необходимым ему питанием, чтобы он не отнимал его насильно у несклонных к этому доноров. У нас всех есть свои тайны, и своими секретами нужно делиться с друзьями. Иначе для чего же они нужны?

Глядя, как Меган пытается осознать значение его слов, Джордж решил, что она держится молодцом. Словно найдя в себе силы принять ситуацию как реальность, она посчитала логичным увидеть здравый смысл и в остальном.

– И он действительно детектив? – спросила она.

– Да, конечно, – ответил Джордж.

– Исследователь, – добавил Питер.

Это было первое слово, которое он произнес, поскольку Меган велела ему помолчать.

На этот раз она ничего ему не сказала. Джордж открыл свой чемоданчик и занялся ее рукой, и она улыбнулась Питеру. Джорджу показалось, что он увидел в ее глазах новое выражение и силу, которой у него никогда не было. Похоже, ему пора помолчать.

– Итак, кто же ты на самом деле? – спросила Меган у Питера.

Сначала показалось, что он не понял ее вопроса.

Он выпрямился и как-то весь сосредоточился, прежде чем ответить ей. Глаза его были очень серьезными.

– Думаю, после случившегося ты поверишь во все, что угодно. Поэтому я скажу правду. Я родился двадцать девятого мая 1420 года в Константинополе, столице Византийской империи, бывшей когда-то центром мира. При рождении меня назвали Никифор Драгазес, я внебрачный сын Константина Одиннадцатого Палеолога, последнего императора Византии. Так что технически я последний принц Византии. Но только технически.

Наконец он улыбнулся. Тогда как на лице Джорджа не было и тени улыбки.

– Ты мне этого никогда не рассказывал.

Он знал о прошлом Питера, знал даже его настоящее имя, но понятия не имел о его происхождении.

– А ты не спрашивал, – все так же улыбаясь, ответил Питер.

Джордж взглянул на Меган. Казалось, ее заворожило происходящее. Он видел это в ее глазах: она смогла признать существование живых мертвецов, чудовища и смерть ее больше не беспокоили, а вот живой принц из древней страны, сидевший на диване в ее доме… Джордж прекрасно понимал, что она чувствует. Его предки преклоняли колени перед Питером, поскольку они были византийцами.

– Ах, – с деланным отвращением заявил Джордж, – маленькая деталь, которую он припас, чтобы произвести впечатление на симпатичную девушку.

Кровавая бойня!

Малкеррин это обожал, он наслаждался полным уничтожением человеческой жизни. Его страсть к кровопролитию не могла сравниться ни с каким другим переживанием. В определенном смысле она компенсировала ему обет безбрачия.

Да, он обладал даром. К несчастью, те, кто стоял над ним, требовали, чтобы он отделял искусство от работы. Единственным критерием его деятельности был результат, их не интересовало качество. Но он не хотел быть низкопробным художником, малюющим дешевенькие пейзажи, Малкеррин мечтал стать настоящим мастером.

И у него действительно был талант.

Впрочем, иногда он ему мешал. Порой он слишком долго ждал, прежде чем нанести последний удар, ждал, когда свет упадет под нужным ему углом и пронзит тьму, которую он вынужден изображать. Порой он совершал ошибки.

Уборщик остался в живых после первого нападения. Юрист, девушка и детектив оказались втянутыми в это дело. Впрочем, он знал, что сможет все исправить. Может, он слишком тянет, откладывая высший момент наслаждения, теряет время, а давно пора заставить Жискара сказать, где книга. Но никто еще не высказывал ему своего возмущения. Сначала он подвяжет все концы, а Малкеррин не сомневался, что так и будет, а потом найдет книгу и вернется в Рим, чтобы подготовиться к Священнодействию.

Нет. Ничего из этого не выйдет. Гарбарино в очередной раз скажет ему, что он прекрасно выполнил работу.

Это было бы слишком просто. Детектив принадлежит к числу Непокорных, а женщина, скорее всего, лишь телец, приготовленный им на заклание. Если бы он знал заранее, он бы легко уничтожил его, но даже сейчас, когда Непокорный уже знает об опасности, Малкеррин почти наверняка с ним справится. Однако время истекает. Гораздо важнее, чтобы он не добрался до книги.

Это приведет к катастрофе.

Впрочем, Малкеррин успокаивал себя тем, что уже начал расчищать себе дорогу. Выйдя из здания больницы, он понял, что произошло в квартире Галахер. С трупом у него была энергетическая связь, а потому он испытал сильную физическую боль во время ее вторичной гибели. После этого он сразу же принялся за дело. Лиам Малкеррин решил, что тянуть больше нельзя.

Побывав в офисе Даниэля Бенедикта, он обнаружил, что здесь уже побывала полиция. Ничего интересного они не нашли, поскольку, вероятно, просто не знали, что искать. Они оставили все, как было. Даже ежедневник по-прежнему лежал на столе. Малкеррина такое легкомыслие поражало и одновременно возмущало. Его подчиненные никогда не позволили бы себе ничего подобного, но теперь он уже почти не удивлялся,‘когда сталкивался с неспособностью других людей хорошо выполнять свою работу. Коррупция, глупость и самая обычная лень стали привычным явлением. Улики, которые они могли бы обнаружить в офисе Венедикта, обнаружить было трудно, а полиция и не старалась.

Однако Непокорный Октавиан будет искать как следует, и Малкеррин не мог этого допустить.

«Сверкающий жук», которого он сотворил, прекрасно справился с задачей. Самый обычный демон, простое заклинание, но такое эффективное. Пошевелив пальцами и прошептав несколько слов, он заставил его появиться в офисе Бенедикта. Еще одно слово, и существо исчезло, вместе с ним взорвался и офис, и целая половина здания. Полиции понадобится несколько дней, чтобы разобраться в причинах пожара, а Малкеррин к тому времени будет уже далеко. Впрочем, они никогда не сообразят, что это дело его рук. Впрочем, даже если сообразят, им его не поймать.

Никогда Однако Малкеррин все равно заметал следы. Он с удовольствием расправится с Октавианом и Галахер, но для этого ему нужно вернуться. Сейчас главное – книга. Если он еще немного протянет, он может поставить под удар Священнодействие, а это уже серьезное преступление.

Он должен вернуть книгу в Рим в течение сорока восьми часов, значит, у него есть всего один день и одна ночь, чтобы справиться со своей задачей.

А Жискар должен умереть.

Тед Гардинер медленно погружался в сон, отчаянно надеясь, что ему не приснится то, что он видел в больнице. Он был доволен собой. Всего несколько минут назад он позвонил в контору и узнал 6 взрыве в офисе Дэна Бенедикта. Он в последний раз открыл глаза и сонно ухмыльнулся, взглянув на квадратный кусок картона на тумбочке у кровати.

Вот Питер удивится. В Шерлока Холмса могут играть двое, сообщит он своему другу, когда они встретятся в полдень, чтобы приступить к охоте.

«Игра началась», – скажет он и помашет карточкой перед носом Питера.

Его короткий визит в офис Бенедикта, может быть, позволит им избежать многих часов метания по городу.

Его коллеги ничего не тронули в офисе, но Тед успел незаметно положить в карман этот самый кусочек картона После разговора с Питером ему все стало ясно. Взрыв в офисе показал Теду, что они, возможно, ближе к развязке, чем предполагали.

Это была карточка из ежедневника Бенедикта. С именем, номером и названием отеля.

Сюрприз ждет не только Октавиана.

Глава 11

– А как все началось? – спросила Meган, в ее голосе было и напряжение, U удивление, – Как ты впервые встретился с фон Рейнманом?

Джордж посмотрел на Питера, потом на Меган. Она не переставала удивлять его: за столь короткое время она сумела принять такие необыкновенные вещи.

– Память для моих собратьев – штука странная, – сказал Питер и сделал глоток чая. – Люди многое теряют в дымке времени, мы же забываем недели, месяцы, даже годы. Возвращение воспоминаний происходит активно, это своего рода упражнение. Но то, что я помню, осталось со мной так, словно все произошло несколько мгновений назад, К счастью, я не забыл о своей первой встрече с Карлом.

– Вроде как на видео, – сказала Меган, вызвав у Джорджа улыбку.

– Не совсем, – тоже улыбнувшись, ответил Питер, – но если тебе так легче представить, это довольно близко.

На несколько мгновений он замолчал, расслабился, и на его губах заиграла улыбка, он заглянул в очень далекое прошлое.

– Расскажи, – попросил Джордж.

Только сейчас он понял, как мало знает про Питера.

– Был четверг, двадцать четвертое мая тысяча четыреста пятьдесят третьего года от Рождества Христова. Турки подошли к самым стенам. Нам казалось, что они уже очень давно там стоят. Нам – это мне, Грегори, юному Андронику и итальянскому моряку по имени Карло.

– Это твои друзья? – спросил Джордж.

– Да, – ответил Питер и сделал еще один глоток чая. – Мои старые друзья.

Видно было, что их ему очень не хватало.

– Мы сражались под началом Лукаса Нотараса, нам приказали помогать немцу Йоханнесу Гранту. В нашу задачу входило помешать туркам прорыть тоннели под городскими стенами. Мы прикрывали стену, которую должны были охранять отряды венецианца Минотто Боккиарди. В городе было много итальянцев, в основном моряков, были и другие христиане. Мы и сами рыли тоннели около Калигарианских ворот, нападая на турок и сербов – добытчиков серебра, – которых они заставили служить себе.

Армия султана окружила городские стены, а ведь их длина была четырнадцать миль. Его армия насчитывала восемьдесят тысяч человек, а нас, внутри крепости, было меньше семи тысяч. Наши потери нельзя было назвать серьезными, но раненых было много, а запасы продовольствия и оружия подходили к концу. Мы могли бы продержаться только до прихода подкрепления. Венецианский капитан Тревисано удерживал турок в Босфорском проливе и на Мраморном море. Мы построили бон, закрывший наш залив Золотой Рог. Они не должны были его миновать. Но турки совершили невозможное: они провели свои корабли к Золотому Рогу по суше.

Нам приходилось рыть все новые и новые тоннели и защищать осаждаемую стену, борясь за каждую пядь земли. Впрочем, мы знали, что судьба города решена. Тот день, двадцать четвертое, выдался очень необычным. Мимо нас прошла процессия, они несли самую главную нашу святыню – статую Богоматери, ей был посвящен город. Все, кто мог, если только не были заняты работой на стенах, все мужчины, женщины, дети шли в этой процессии.

– И они ее уронили, – сказала Меган. – Я про это читала, но поверить не могу, что ты там был.

Джордж молчал.

– О, я там был, – продолжал Питер. – Они ее не только уронили, они не могли ее потом поднять. Не могли, и все. И точка. Восемь человек старались сделать это. Вокруг заговорили о том, что Богоматерь нас оставила. Статуя упала на ногу одного из тех, кто ее нес. Ногу ему раздробило. Вытащить его тоже долго не получалось. Несколько минут никто вообще не мог сдвинуть статую с места, а потом она вдруг вновь обрела прежний вес, и носилки легко водрузили на плечи четырех мужчин.

Думаю, не стоит говорить, что процессия дальше не пошла. Когда все разбежались, стало еще хуже. Небо в буквальном смысле разверзлось, и с него полились могучие потоки воды, я таких никогда ни до, ни после не видел. Вода пронеслась по городу и убила несколько человек. Нас спасло то, что дождь лил и на турок тоже. Иначе все закончилось бы прямо тогда.

Ночью нас распустили отдохнуть, мы с друзьями сидели в роще, пили и разговаривали, делились своими страхами. Странности продолжались… той ночью я встретил Карла фон Рейнмана.

Было тепло, и горькое вино на вкус было словно бычья моча, во всяком случае так думал Никифор. Но другого не было. Четверо мужчин сидели, погрузившись в свои мысли, и молча передавали вино друг другу. И мужчины, и женщины, и дети восстанавливали то, что разрушил пушечный обстрел в течение дня, Свет полной луны пробивался сквозь ветви деревьев, слышно было пение соловьев.

– Странно, правда? – послышался незнакомый голос.

Все четверо дружно повернулись к подошедшему незнакомцу.

– Что странно, если не считать вас? – спросил Никифор.

Незнакомец приподнял бровь и как будто фыркнул, словно ему вдруг стало весело. Он прислонился к стволу дерева. Он снова заговорил, и на этот раз они сообразили, что у него немецкий акцент. Это был о несложно, ведь, они уже много дней работали с Йоханнесом.

– Соловьи. Если подумать, что здесь должно произойти, им следовало бы улететь вместе с остальными птицами. Однако они остались. И все еще поют.

– А почему бы им не петь? – спросил Грегори. – Может, вы думаете, они остались, потому что считают себя, обязанными перед императором? Они остались, потому что захотели… кто знает, что у птицы в голове? А поют они, потому что птицы, должны петь.

– Возможно, – сказал незнакомец.

На его лице появилась грустная улыбка.

– Кроме того, – проговорил Андроник, – почему вы так уверены, что город падет?

Все четверо посмотрели на него усталыми глазами. Андроник знал достаточно, чтобы не говорить этого.

– Знаете, что еще? – продолжал незнакомец так, словно не слышал этих слов. – Розы. Я удивлен: они цветут.

– Розы? – переспросил Никифор.

– Да, розы, разве вы не чувствуете запаха?

– Я чувствую только запах скота и дерьма, – ответил Карло.

– Тем хуже для тебя, – сказал незнакомец и впервые посмотрел на них. Остановил взгляд на Никифоре.

– Могу я к вам присоединиться?

– Вино почти кончилось, – заявил Андроник.

Все знали, что это не так.

– Я не пью вина, – сказал незнакомец.

Наступило неловкое молчание, и особенно не по себе стало Никифору: незнакомец бросал на него пристальные, изучающие взгляды.

– Ну, хорошо, – проговорил наконец Грегори, – садитесь и назовите свое имя.

Незнакомец принял его приглашение.

– Я Карл из Баварии, – представился он.

Остальные по очереди назвали свои имена.

– А как вы оказались приговоренным умереть вместе с Константинополем? – спросил Нгасифор.

– Не по собственной воле, уверяю вас. Я был пассажиром на венецианском корабле, направлявшемся из Черного моря в Эгейское. Это было в ноябре, тогда султан впервые сказал, что будет топить все корабли в проливе. Разумеется, ему никто не поверил.

– Корабль Риццо? – спросил Карло.

– Совершенно верно. Корабль потопили. Всех, кто остался в живых, но не смог добраться до города, обезглавили. Капитана, естественно, зарубили саблями.

– Да, самая тяжелая судьба в этой осаде выпала простым матросам, – произнес Карло.

– Может, и так… – выпалил Андроник, – но мы им отплатили. Авести шестьдесят турок были казнены за сорок членов команды, за христиан, служивших на корабле Риццо. В любом сражении такая расстановка считается честной.

– Нет, Аронкус.

Грегори покачал головой.

– Это не торговля. Триста жизней отданы за жадность и жажду власти.

– За жизнь! За свободу! За Бога!

Никифор разозлился.

– Я не желаю слышать ни слова, Грегори. Ты мой друг, Грегори, но мы сражаемся во славу Божью, мы отдаем свои жизни, и я надеюсь, мы уничтожим этих дьяволов, отказавшихся от небес. Всех до одного. Мы сражаемся за самих себя. Если так суждено, я с радостью приму свою судьбу! Пусть придут, пусть увидят, что сделали с нами их дьявольские желания.

Все замолчали. Несколько минут они сидели молча, глядя в землю, мрачные, злые и немного напуганные. Все, кроме одного. Карл смотрел на Никифора и широко улыбался. В его глазах горело восхищение.

– Хорошо сказано.

Никифор решил, что незнакомец ему нравится, не важно, правду он рассказал о себе или нет.

– Только вера может спасти нас, – настаивал на своем Грегори, – сила Христа и Святой Матери. И добрая воля Константина Великого.

– В таком случае мы мертвецы, – сказал Никифор.

И прошлую ночь, и весь день он был в мрачном настроении.

– Само Небо отвернулось от Константинополя. Грег, ты помнишь пророчества? Андроник, а ты?

– Последний христианский император Византии будет носить то же имя, что и первый, Константин, сын Елены, – ответил Андроник, опустив глаза.

Он был самым молодым из четверых, и ему не было стыдно показать свой страх.

– Там еще было что-то про луну, – напомнил Карло с надеждой в голосе.

– Город не падет при ущербной луне, – сказал Андроник, поддавшись его настроению.

– Луна прошлой ночью была полная сердито возразил ему Никифор. – Нам больше не на что надеяться.

Они все разговаривали. Необычный для этого времени года, очень густой туман прокатился над городом и также быстро исчез. Никифор и его приятели услышали вопли горожан у стены. Они кричали, что в тумане скрывается Святой дух, покинувший Константинополь.

– Чушь, – сказал он друзьям.

– Но они в это верят, – возразил ему Андроник.

– Они много во что верят, – заявил Никифор. – В основном в разные глупости. Я у стал от предрассудков.

– Бог – это не предрассудок! – резко сказал Грегори.

– Ты же знаешь, что я совсем не это имел в виду, Грег.

– Ну, туман рассеялся, на небе полная и ясная луна, – проговорил Карло.

Все подняли головы.

– Смотрите! Там, наверху, – услышали они громкий крик часового.

– Что случилось, Георг? – крикнул Андроник.

– Огни! – услышали они в ответ.

Они бросились к лестнице.

Как только они взобрались наверх, необходимость в словах отпала. Часовой просто показал на восток, за Золотой Рог, где на равнине, далеко за лагерем турок, в нескольких местах горел странный зеленый свет.

– Как вы думаете, – сказал Георг, – может, к нам на помощь пришел принц Хуньяди из Трансильвании?

В его словах прозвучала такая надежда, что Никифор неохотно ответил:

– Может быть.

– Только я почему-то думаю, что это не он, – сказал из-за его спины Карло.

Они стояли на стене и смотрели на странные огни. Никифор отошел в сторону.

– Друг мой, – услышал он шепот Карла. – Мне кажется, нам нужно поговорить.

– О чем?

– О мести. И о будущем.

– Здесь у нас нет будущего, – без колебаний сказал Никифор.

– Я тоже так считаю, – проговорил Карл.

Заглянув ему в глаза, Никифор увидел боль и ненависть, увидел ум, который заметил и раньше.

– Идемте.

Они вместе спустились по лестнице и все полмили до Петры, где тогда жил Никифор, молчали. За зданием раскинулась маленькая рощица, в ней они и разговаривали в первый раз по-настоящему.

– Ты хочешь умереть? – начал Карл.

– Никто не хочет.

– Ты хочешь убивать?

– Турок. Султана.

– Ты хочешь покинуть эти места?

– Если я не встречу смерть и не отличусь на войне, я так и поступлю. Да, я бы хотел посмотреть мир, – ответил Никифор.

Он посмотрел на своего собеседника повнимательнее, его вопросы начали беспокоить.

– Если я пообещаю тебе что ты не умрешь, что убьешь множество турок и увидишь весь мир… Если я пообещаю тебе все, что пожелаешь? Уедешь ли ты со мной отсюда завтра?

– Как вы можете пообещать мне все это?

– Отвечай на мои вопросы, – сказал Карл весело.

В его голосе не было ни капли раздражения.

Карл не мог знать, что Никифор Драгазес много раз покидал Константинополь. Он побывал в Сербии, Валахии, Венеции, Риме и даже в России. У него не было правильного образования, но он обладал острым у мои. Ему не трудно было понять, кто перед ним.

– Вриколак, – уверенно сказал Никифор.

– Да ладно тебе, – успокоительно проговорил Карл. – Я слышал, как ты сказал, что устал от предрассудков.

– Я не для вас говорил.

– Нет, конечно. Однако я знаю разницу между предрассудком и легендой, знаю, что легенды существуют не просто так, а с определенной целью, они о чем-то рассказывают нам. Вот и все, – с хитрым видом ответил Карл.

– Ты вриколак, – совершенно уверенно повторил Никифор.

– Следуя твоей логике, я один из тех, кто послужил рождению легенды.

– Ну, мы знаем, кто ты такой и что мне предлагаешь. Почему ты заговорил именно со мной и какую цену мне придется заплатить?

– Ты и сам знаешь цену. Ты умрешь, не умирая. Солнце станет твоим врагом. Католическая церковь тоже. Тебе будет трудно есть, но турок много, и ты получишь их кровь. И ты лишишься своего имени.

– Я не понимаю, что значит «умрешь, не умирая», – ответил Никифор. – Я и без того предпочитаю ночь, а церковь уже стала моим врагом. Я не могу себе представить, что когда-нибудь не буду нуждаться в пище, но мысль о возможности пролить кровь турок мне нравится. А мое имя… оно – ничто. Но я хочу знать, почему ты обратился именно ко мне? Здесь полно солдат, которые с радостью согласятся убивать турок вместе с тобой, вриколак.

– Да, но сколько среди них сыновей Константина? Сколько родилось воинами, как ты? Многие ли осмелятся добровольно умереть, чтобы вернуться на поле боя в обличье самой смерти?

Оба молчали, свет полной луны пробивался сквозь ветви деревьев. Они стояли, глядя друг другу в глаза. Всю жизнь Никифор лелеял гнев, скрывая его от друзей. Всякий раз, возвращаясь в Константинополь, он хотел тут же его покинуть. Он искал нечто, чего нигде в мире не мог найти, нечто, чему не знал имени. Храбрость, знание, власть, ответы на вопросы, роившиеся у него в голове, цель и возможность освободиться от кипевшего в нем гнева… Он уже решил, что скажет Карлу.

– Многие ли на такое осмелятся? – снова спросил Карл.

– Только один.

– Вот так все началось, – сказал Питер, допивая чай. Джордж и Меган расслабились и дружно вздохнули.

– Но ведь случилось еще очень многое… – начала Меган.

– Это подождет, – ответил Питер. – Сейчас у нас масса забот. В другой раз я расскажу тебе, что произошло потом, расскажу про клан.

– А как же солнце? И чай, и крест, вся эта чушь? – спросила Меган.

– Ну, насколько мне известно…

– Ха, вот мы и вернулись к тому, с чего начали. Это в каком же смысле «насколько мне известно»?

– Если ты позволишь… – Питер приподнял одну бровь, – я тебе объясню.

Меган смущенно извинилась и добродушно пожала плечами.

– Я не ем. Я могу, но потом меня всегда тошнит. Какой-то сложный метаболизм. Могу пить почти все, но только если жидкость не слишком крепкая или густая. Джордж уже сказал, что он снабжает меня…

– Как вам это удается? Разве сейчас запасы не контролируются строжайшим образом?

«Она безоговорочно приняла ситуацию», – удивленно улыбнувшись, подумал Джордж.

Девушка вызывала у него восхищение.

– Это проще, чем вы думаете. Питер может… вы уверены, что хотите знать?

Она кивнула. Джордж посмотрел на Питера, тот не был против.

– Если человек умер не слишком давно, я всегда могу взять часть крови. Особенно если несчастный потерял крови много, недостатка никто не заметит. Я держу ее в холодильнике. Если мои помощники спрашивают, я говорю, что она нужна мне для сравнительного анализа. К тому же Питер может использовать и зараженную кровь. Алкоголь и наркотики не годятся, а вот инфекционные болезни ему не страшны. Когда доноры оказываются ВИЧ-инфицированными, кровь уничтожается, а я прибираю ее к рукам.