Текст книги "Бог - не любовь: как религия все отравляет"

Автор книги: Кристофер Эрик Хитченс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

В который раз лезвие Оккама режет легко и решительно. Из двух доступных объяснений отвергнуть следует то, которое объясняет меньше или не объясняет вообще ничего, либо порождает больше вопросов, чем ответов.

То же относится к тем случаям, когда кажущееся нарушение законов природы не приносит ни радости, ни утешения. Стихийные бедствия, разумеется, не нарушают законы природы, но составляют часть неизбежных флуктуаций внутри этих законов. Однако они всегда использовались для того, чтобы запугать доверчивую паству размахом божьего недовольства. В тех районах Малой Азии, где нередки землетрясения, первые христиане собирали толпы всякий раз, когда рушился очередной языческий храм, и призывали всех принять истинную веру, пока не поздно. Извержение колоссального вулкана Кракатау в конце XIX века вызвало массовую исламизацию перепуганного населения Индонезии. Все священные книги с воодушевлением рассказывают о наводнениях, ураганах, молниях и других знаках гнева господня. И после ужасного азиатского цунами в 2005 году, и после затопления Нового Орлеана в 2006-м такие вполне серьезные ученые люди, как архиепископ Кентерберийский, опустившись до уровня чешущих затылки крестьян, публично и мучительно толковали божий промысел. Но стоит сделать одно простое допущение, основанное на абсолютно достоверных знаниях, а именно признать, что мы живем на планете, которая продолжает остывать, а также имеет расплавленное ядро и пустоты и трещины в коре, – как нужда в подобных мучениях отпадает. Всему уже есть объяснение. Я никак не могу понять, почему верующие отказываются признать этот факт. Он разом избавил бы их от тщетных гаданий, почему бог позволяет столько страданий. Очевидно, миф о божественном вмешательстве с лихвой искупает это неудобство.

Подозрение, что стихийные бедствия насылаются в наказание, полезно еще и тем, что оставляет широкий простор для интерпретаций. После Нового Орлеана, пораженного гибельным сочетанием застройки ниже уровня моря и равнодушия администрации Буша-младшего, я узнал от видного израильского раввина, что наводнение было наказанием за эвакуацию еврейских поселений из Сектора Газа. От мэра Нового Орлеана (который не слишком блистал при исполнении своих служебных обязанностей) я узнал, что оно было божьей карой за вторжение в Ирак. Выбирайте грех на свой вкус: именно так поступили «преподобные» Пэт Робертсон и Джерри Фолвелл после разрушения Всемирного торгового центра. В тот раз причину следовало искать в том, что Америка смирилась с гомосексуализмом и абортами. (Некоторые древние египтяне верили, что содомия вызывает землетрясения. Предвижу массовое возрождение таких взглядов, как только разлом Сан-Андреас в следующий раз вздрогнет под гоморрой по имени Сан-Франциско.) Когда развеялся дым на месте трагедии 11 сентября, оказалось, что из обломков торчат два куска искореженной арматуры в форме креста, и многие принялись гадать, что бы это значило. Учитывая, что поперечные перекладины всегда использовались в строительстве, было бы удивительно, если бы среди обломков не оказалось ни одного креста. Я, признаюсь, поразился бы, сложись обломки в звезду Давида или в звезду с полумесяцем, но такого пока не наблюдалось – даже там, где это впечатлило бы местное население. И потом, не стоит забывать, что чудеса, как нам говорят, случаются по велению всемогущего, всеведущего и вездесущего бога. Странно, что такой бог не смог устроить ничего пограндиознее.

В итоге все эти «доказательства» веры выставляют веру еще более слабой, чем она была бы сама по себе, безо всякой поддержки. Что безосновательно утверждается, бездоказательно и отвергается. Это особенно верно, когда «свидетельства» шиты жирными белыми нитками чьих-то интересов.

«Обращение к авторитету» – слабейший из аргументов. Он слаб, когда ссылаются на других («Писание говорит»), и еще слабей, когда говорящий ссылается на себя самого. Это подтвердит любой ребенок, слышавший от родителей: «Потому что я так сказал» (и любой родитель, ловивший себя на том, что невольно повторяет слова, которые сам когда-то находил крайне неубедительными). И все же требуется определенный «прыжок» иного рода, чтобы дойти до мысли, что вся религия придумана обыкновенными млекопитающими и не скрывает в себе никаких загадок. Неужели за ширмой волшебника Страны Оз действительно нет ничего, кроме блефа? Я всегда остро ощущал вес истории и культуры и потому не перестаю задавать себе этот вопрос. Неужели все это было зря – и титанические усилия богословов и книжников, и нечеловеческие старания художников, архитекторов, музыкантов отразить величие бога в чем-нибудь долговечном и прекрасном?

Вовсе нет. Мне не важно, сколько человек писало поэмы Гомера, и был ли Шекспир тайным католиком или тайным агностиком. Мой мир не рухнет, если в конце концов выяснится, что автором величайших трагедий, комедий и произведений о любви и морали все-таки был граф Оксфордский, хотя должен признать: мне важно единое авторство, и не хотелось бы, чтобы Шекспиром оказался Фрэнсис Бэкон. Как учитель нравственности, Шекспир гораздо выше Талмуда, Корана или любого другого рассказа о жутких сварах племен железного века. Но изучение религии приносит огромную пользу и нередко позволяет стоять на плечах выдающихся писателей и мыслителей, которые, безусловно, превосходили тебя в интеллекте, а иногда и в нравственности. Многие из них в свое время сбрасывали оковы идолопоклонства; многие даже рисковали жизнью, споря с единоверцами. Однако настало время, когда даже пигмей вроде меня, пользуясь плодами чужих трудов, знает больше, чем знали они, и видит, что оковы религии давно пора разорвать раз и навсегда. Текстология, археология, физика и молекулярная биология общими усилиями не только доказали лживость и человеческое авторство религиозных мифов, но и предложили более точное, более просвещенное понимание мира. Утрату веры могут компенсировать новые чудеса, гораздо более удивительные, и погружение в волшебные произведения Гомера, Шекспира, Мильтона, Толстого, Пруста. Их авторство тоже принадлежит человеку (хотя, бывает, слушаешь Моцарта и начинаешь сомневаться). Говорю это, как человек, переживший болезненный кризис и утрату собственной светской религии.

Когда я был марксистом, мои взгляды не были для меня предметом веры, однако я был убежден, что Марксу удалось сформулировать нечто вроде общей теории поля. Исторический и диалектический материализм был абсолютной истиной. В нем не было никаких элементов сверхъестественного, но был элемент мессианства (возможное наступление коммунистического царства на земле), и уж точно имелись свои великомученики, святые, догматики, а также (позднее) конкурирующие папские престолы, отлучающие друг друга от церкви. У него также были свои расколы, инквизиция и охота на еретиков. Я состоял в диссидентской секте, почитавшей Розу Люксембург и Льва Троцкого, и я готов подтвердить, что у нас были и свои пророки. Когда Роза Люксембург гневно вещала о последствиях Первой мировой войны, она казалась едва ли не смесью Кассандры и пророка Иеремии, а великолепная трехтомная биография Льва Троцкого, написанная Исааком Дойчером, так и называлась: «Пророк» (вооружающийся, разоружаемый и изгнанный). В молодости Дойчер учился на раввина, мог бы стать прекрасным талмудистом – как, собственно, и Троцкий. Вот как Троцкий предвосхищает гностическое Евангелие Иуды, описывая захват Сталиным власти в партии большевиков:

«Из двенадцати апостолов только Иуда оказался предателем. Но, окажись он у власти, он доказал бы, что предателями были остальные одиннадцать».

А вот жутковатый рассказ Дойчера о том, что произошло, когда силы, сочувствовавшие нацистам, вынудили норвежское правительство отказать Троцкому в политическом убежище и повторно его депортировать, обрекая на странствия и смерть. Во время встречи старика с норвежским министром иностранных дел Трюгве Лие и другими членами правительства происходит следующее:

Троцкий повысил голос настолько, что тот разносился по коридорам министерства:

«Это ваша первая уступка нацизму в собственной стране. Вы за это поплатитесь. Вы думаете, что вы свободны и вольны обращаться с политическим изгнанником, как вам заблагорассудится. Но грядет день – попомните мое слово! – грядет день, когда нацисты изгонят вас из вашей страны, всех вас…»

В ответ на это странное прорицание Трюгве Лие только пожал плечами. Но не прошло и четырех лет, как тому самому правительству действительно пришлось бежать из Норвегии от вторгшихся нацистов. И тогда, сгрудившись на морском берегу и нервничая в ожидании корабля, который должен 5ыл забрать их в Англию, министры и король Хааког с благоговейным ужасом вспоминали слова Троцкого, как сбывшееся проклятие пророка.

Троцкий обладал навыками эффективного материалистического анализа, позволявшими ему предвидеть события – далеко не всегда но порой с поразительной точностью. Кроме тоге, он совершенно точно чувствовал (это чувство выражено в работе «Литература и революция») неутолимое стремление бедных и угнетенных подняться над строго материальным миром и коснуться чего-то трансцендентного. Значительную часть своей жизни я разделял это чувство и до сих пор не вполне с ним расстался. Но однажды наступил момент, когда я более не мог, да и не желал защищаться от натиска действительности. Я признал, что марксизм знавал интеллектуальные, философские и этические победы, но все они остались в прошлом. Какое-то наследие героического периода, возможно, стоило сохранить, но факт оставался фактом: никакой карты будущего больше не было. Помимо этого, сама идея универсального решения всех проблем привела к чудовищным человеческим жертвам и к попыткам их оправдать. Те из нас, кто искал рациональную альтернативу религии, зашли в тупик не менее догматичный. Да и чего еще можно было ожидать от идеологии, созданной близкими родственниками шимпанзе? Непогрешимости? А потому, дорогой читатель, если вы добрались до этого места и обнаружили, что ваша вера иссякает, – на что я очень надеюсь – знайте, что мне, в определенной степени знакомы ваши ощущения. Бывают дни, когда мне не хватает моих былых убеждений, как может не хватать ампутированной руки. Но в целом я чувствую себя лучше, моя радикальность ничуть не уменьшилась, и смею вас заверить: вы тоже почувствуете себя лучше, как только отбросите догмы и позволите вашему освобожденному разуму думать самостоятельно.

Глава одиннадцатая Мутные истоки религии

В вопросах религии люди идут на самый изощренный обман и интеллектуальный подлог.

Зигмунд Фрейд. Будущее одной иллюзии

Все многообразные культы, бытовавшие в Римской империи, народу представлялись в равной степени истинными, философу – в равной степени ложными, а правителю – в равной степени полезными.

Эдвард Гиббон. История упадка и разрушения Римской империи

Одна старая чикагская поговорка гласит: если хочешь сохранить уважение к городским олдерменам или любовь к колбасе, лучше не видеть, как олдерменов приводят в парадный вид и не ходить на колбасную фабрику. Энгельс писал, что ключ к анатомии обезьяны в анатомии человека. Иными словами, наблюдая процесс формирования религии, можно получить некоторое представление о происхождении религий, созданных в то время, когда большинство людей не умело читать. Из обширного ассортимента религиозной колбасы, состряпанной у нас на глазах, я отобрал меланезийский «культ карго», суперзвезду пятидесятников Марджо и Церковь Иисуса Христа Святых последних дней, более известную как мормоны.

Во все времена многим наверняка приходила в голову такая мысль: а что, если есть тот свет, а бога нет? Что, если есть бог, но нет того света? Насколько мне известно, наиболее ясно эту проблему изложил Томас Гоббс в своем шедевре «Левиафан», увидевшем свет в 1651 году. Настоятельно рекомендую вам прочитать главу 38 части третьей и главу 44 части четвертой, поскольку и Священным Писанием, и английским языком Гоббс владеет так, что дух захватывает. Кроме того, его труд лишний раз напоминает, что даже думать о таких вещах в то время – да и всегда – было весьма опасно. Красноречива уже разминка Гоббса, немногословная и ироничная. Комментируя абсурдную историю Адамова «Грехопадения» (первый пример сотворения свободного существа, тут же нагруженного запретами, которые невозможно соблюсти), Гоббс замечает (не забывая при этом боязливо добавить, что не претендует на истину «в сем, а равно и во всяком ином вопросе, коего разрешение дадено в Писании»): если Адам, согрешив, приговорил себя к смерти, то его смерть, видимо, была отложена, поскольку до нее он сумел наплодить немалое потомство.

Посеяв крамольную мысль о том, что запрещать Адаму вкушать плоды с одного древа под страхом смерти, а с другого – под страхом вечной жизни нелепо и нелогично, Гоббс был вынужден вообразить не только альтернативные библии, но и альтернативные наказания, и альтернативные вечности. Он хотел доказать, что люди, возможно, не стали бы следовать человеческим законам, если бы опасались божьего возмездия больше, чем страшной смерти здесь и сейчас. При этом, однако, он признал, что люди всегда вольны придумать религию, которая устраивает их или льстит им. Сэмюэл Батлер позднее обыграл эту идею в своей книге «Возвращение в Едгин». В «Едгине», первой книге, господин Хиггс попадает в далекую страну, из которой затем сбегает на воздушном шаре. Вернувшись через двадцать лет, он обнаруживает, что за время своего отсутствия стал богом по имени «Сын Солнца» и что день его вознесения на небо – религиозный праздник. Празднеством руководят два первосвященника. Когда Хиггс грозится их разоблачить и рассказать народу, что он простой смертный, ему отвечают:

«Не делай этого. На этом мифе покоится вся мораль нашей страны, и если они узнают, что ты не вознесся на небо, они все погрязнут в грехе».

В 19()4 году на экраны вышел знаменитый документальный фильм под названием «Mondo Сапе», или «Собачий мир», запечатлевший многочисленные примеры человеческой жестокости и заблуждений. Впервые можно было увидеть своими глазами на кинопленке, как складывается новая религия. В течение многих веков обитатели островов Тихого океана были отрезаны от регионов с более развитой экономикой, но стоило произойти фатальному контакту, как многие из них сообразили, что к чему. Перед ними были огромные корабли с раздутыми парусами, везущие сокровища, оружие и невиданные приспособления. Некоторые простодушные островитяне сделали то, что часто делают люди: попытались перевести новое явление на язык известных им понятий (как те испуганные ацтеки, увидевшие первых испанских всадников в Центральной Америке и заключившие, что в противники им достались кентавры). Эти бедолаги решили, что пришельцы с запада – их давние предки, наконец вернувшиеся с дарами из загробного мира. Это заблуждение вряд ли надолго пережило первый опыт общения с колонистами, но позднее, в нескольких местах сразу, более смышленые островитяне придумали кое-что получше. Они заметили, что сначала строятся причалы и склады, после чего приходят новые корабли и привозят новые грузы. Действуя по аналогии, туземцы построили собственные причалы и принялись ждать, когда их постройки тоже приманят какие-нибудь корабли. Г 1ри всей своей несерьезности эта практика долго тормозила деятельность более поздних христианских миссионеров. Когда они появлялись, их просили предъявить дары (и вскоре они возвращались с разными безделушками).

В XX веке «карго-культы», или «культы груза», возродились в форме еще более впечатляющей и трогательной. Подразделения вооруженных сил США, посланные в Океанию строить аэродромы для войны с Японией, вскоре обнаружили, что стали объектами слепого подражания. Местные энтузиасты забросили свое декоративное христианство и всецело посвятили себя строительству взлетно-посадочных полос в надежде приманить самолеты, полные грузов. Они делали муляжи антенн из бамбука. Они разжигали костры, подражая сигнальным огням, которые указывали американским самолетам место посадки. Печальней всего в «Mondo Сапе» то, что все это продолжается до сих пор. На острове Тана рядового американской армии провозгласили Спасителем. Его имя – Джон Фрум – похоже, с самого начала было выдумкой. Но даже после 1945 года, когда улетели и уплыли последние военнослужащие, на острове звучали проповеди и предсказания о его неминуемом возвращении, а ежегодная церемония в его честь проводится до сих пор. Еще более поразительное дежавю вызывает культ, возникший на острове Новая Британия, прилегающем к Папуа – Новой Гвинее. В нем можно найти десять заповедей («Десять Законов»), троицу, имеющую одного представителя на небесах и одного на земле, и систему ритуальных подношений, призванных умилостивить эти силы. Как верят последователи культа, если ритуал исполнять с требуемой точностью и пылом, он приведет к наступлению царства молока и меда. Это светлое будущее, увы, именуется «Периодом Компаний», и процветать в нем Новая Британия будет по образу и подобию транснациональной корпорации.

Кого-то может оскорбить даже малейший намек на аналогию, но разве священные книги официального монотеизма не полны жажды материальных благ и восхищенных – пальчики оближешь – описаний копей Соломона, тучных стад правоверных, райского вознаграждения для добрых мусульман, не говоря уже о великом множестве смачных описаний грабежа и разбоя? Иисус, правда, не проявляет интереса к обогащению, однако и он сулит последователям небесные сокровища и «обители». Далее, разве все религии во все времена не стремились к накоплению материальных богатств в этом мире?

В шокирующей истории Марджо Гортнера, «вундеркинда» американского евангелического вымогательства, пристрастие к деньгам и земным благам – лишь фон. Маленького Гортнера, получившего от родителей гротескное имя «Марджо» (дурное скрещение имен «Мария» и «Джозеф» – Иосиф), сделали проповедником в возрасте четырех лет. Его наряжали в омерзительный костюм маленького лорда Фаунтлероя и учили говорить, что он получил наказ от бога. Когда он жаловался или плакал, мать совала его голову под кран или зажимала ему лицо подушкой, при этом, по его словам, всегда стараясь не оставлять следов. Выдрессированный не хуже тюленя, Марджо быстро привлек внимание телевидения и к шести годам уже венчал взрослых. Его слава росла, и толпы людей приезжали посмотреть на чудо-ребенка. По собственной оценке, он собрал «пожертвований» на сумму в три миллиона долларов, ни один из которых не был отложен на его образование или будущее. В семнадцать лет он взбунтовался против своих безжалостных циничных родителей и окунулся в мир калифорнийской контр культуры ранних шестидесятых.

В пьесе «Питер Пэн», бессмертной рождественской истории для детей, есть волнующий момент, когда кажется, что маленькая фея Динь-Динь погибает. Огонек, изображающий ее на сцене, начинает меркнуть, и есть только один способ поправить дело. Вперед выступает актер и спрашивает детей: «Вы верите в фей?» Если они снова и снова дружно отвечают «ДА!», крошечный огонек начинает разгораться. Кому это может не понравиться? Зачем разрушать детскую веру в волшебство? Они еще успеют разочароваться, да и на выходе их не поджидает охрипший проповедник и не просит пожертвовать копилки в фонд Церкви Спасения Динь-Динь. Мероприятия, ради которых использовали Марджо, гнусно совмещали интеллектуальный уровень описанной выше сцены с моралью капитана Крюка.

Еще лет через десять Марджо Гортнер как нельзя лучше отомстил за свое украденное, опустошенное детство. Он решил помочь обществу и тем самым искупить свое мошенничество. Объявив о «возвращении» на стезю проповедника, он взял с собой съемочную группу и подробно объяснил ей секрет каждого трюка. Вот так играют на материнском инстинкте женщин (парень он был видный), чтобы заставить их расстаться со своими сбережениями. Вот так вызывают экстаз при помощи музыки. На этом месте нужно рассказать, как тебе лично являлся Иисус. Вот так надо рисовать невидимыми чернилами крест на лбу, который внезапно проявится, как только начнешь потеть. Вот самое время «добить» публику. Он не дает пустых обещаний: заранее рассказав режиссеру, что собирается сделать, он выходит к публике и убедительно выполняет обещанное. Люди вопят и плачут, люди в судорогах валятся на пол, выкрикивая имя своего спасителя. Немолодые мужчины и женщины, циничные, закаленные и хищные, ждут психологически благоприятного момента для сбора денег, и начинают подсчитывать их еще до окончания так называемой «службы». Иногда показывается несчастное лицо ребенка: его приволокли в шатер проповедника, и теперь он мучается, глядя на то, как его родители бьются в конвульсиях, стонут и отдают заработанные тяжелым трудом деньги. Конечно, и раньше было известно, что вся эта евангелическая банда есть не что иное, как безжалостное жульничество, осуществляемое второстепенными персонажами из «Продавца индульгенций» Чосера. (Можете оставить себе свою веру, простофили. Мы возьмем только деньги.) Наверное, то же самое творилось и в те времена, когда в Риме открыто торговали индульгенциями, а на любом блошином рынке в христианских землях можно было выручить кругленькую сумму за гвоздь или щепку с Голгофы. Тем не менее даже закоренелого скептика шокирует зрелище, где в роли разоблачителя выступает жертва и мошенник одновременно. О каком прощении можно говорить после такого? В 1972 году документальный фильм «Марджо» получил «Оскар», и при этом абсолютно ничего не изменил. Жернова телепроповедников по-прежнему перемалывают чужие деньги, и бедные по-прежнему оплачивают счета богатых. Так и сверкающие дворцы и храмы Лас-Вегаса были построены на деньги проигравших, а не выигравших.

Безутешный герой и рассказчик дивного романа Иэна Макьюэна «Дитя во времени» в результате страшного горя впадает в почти вегетативное состояние и целыми днями бездумно смотрит телевизор. Наблюдая, как другие человеческие существа добровольно становятся жертвами манипуляций и унижения, он придумывает название для процесса просмотра этого действа: «порнография для демократа». Не нужно быть снобом, чтобы заметить людское легковерие, стадный инстинкт и желание – а может быть и потребность – быть одураченными. Проблема стара как мир. Можно считать легковерие разновидностью невинности, которая сама по себе безобидна. Однако легковерие без конца провоцирует порочных и хитрых на обман, и потому является одним из самых уязвимых мест человечества. Пока мы не признаем этот настырный факт, мы не сможем правильно объяснить ни рост и живучесть религии, ни веру в чудеса и откровения.

Последователи пророка Мухаммеда, надеявшиеся при помощи непорочно зачатого Корана положить конец всем будущим «откровениям», не учли основателя одной из наиболее быстрорастущих религий современности. Не могли они предугадать (откуда им, млекопитающим?) и того, что пророк этого нелепого культа возьмет пример с Мухаммеда. Основателем Церкви Иисуса Христа Святых последних дней, далее именуемой «мормоны», был талантливый оппортунист, поместивший свое сочинение в откровенно списанную у христианства систему координат, но при этом объявивший, что «сему поколению я буду новый Мухаммед», и сделавший своим боевым кличем слова, которые он, по собственному убеждению, взял у ислама: «Или Аль-Коран, или меч». Арабского он не знал, но с Мухаммедом его роднило то, что он умел лишь копировать чужие библии.

В марте 1826 года суд города Бенбридж в штате Нью-Йорк признал мужчину двадцати одного года от роду «нарушителем общественного порядка и мошенником». Этим и должна была ограничиться слава Джозефа Смита, на суде сознавшегося в сознательном обмане граждан: он организовывал безумные золотоискательские экспедиции и утверждал, что обладает темной или «некромантской» силой. Однако через четыре года он снова попал в местные газеты (которые можно прочитать и сегодня) как человек, нашедший «Книгу Мормона». Место действия давало ему два громадных преимущества, которых лишено большинство шарлатанов и аферистов. Во-первых, он действовал в том же самом горячечно религиозном округе, который подарил нам шейкеров, уже помянутого Джорджа Миллера, неоднократно сулившего скорый конец света, и еще несколько самопровозглашенных американских пророков. Готовность местного населения отдаваться одному религиозному безумию за другим даже принесла округу прозвище «Выжженная земля». Во-вторых, Смит действовал в регионе, где, в отличие от значительной части новых территорий Северной Америки, действительно имелись следы древней истории.

Исчезнувшая индейская цивилизация оставила после себя немало могильных курганов. Наугад осквернив несколько из них, кладоискатели обнаружили не только кости, но и довольно сложные изделия из камня, меди и кованого серебра. В радиусе двенадцати миль от не слишком процветавшей фермы семейства Смит находились восемь курганов. Раскопками курганов увлекались два вида дураков: к первому относились золотоискатели и заклинатели сокровищ, искавшие наживы при помощи волшебных посохов, кристаллов и жабьих чучел; ко второму – те, кто надеялся найти потерянное колено Израиля. Находчивый Смит принадлежал сразу к обоим видам и объединил алчность с антропологическими потугами.

Историю его мошенничества как-то даже неловко читать и до неприличия легко разоблачить. (Лучше всего ее рассказал д-р Фон Броуди в книге «Никто не знает моей истории», вышедшей в 1945 году. В ней профессиональный историк добросовестную попытался предложить по возможности великодушную интерпретацию соответствующих «событий».) Вкратце дело было так. Джон Смит объявил, что ему явился (трижды, как положено) ангел по имени Морони. Явившийся ангел известил его о существовании книги, «написанной на златых табличках» и объяснявшей происхождение жителей Северной Америки, а также евангельские истины. Два волшебных ветхозаветных камня урим и туммим, продолжал ангел, помогут Смиту самостоятельно перевести вышеупомянутую книгу. После многих испытаний Смит откопал это устройство и принес его домой 21 сентября 1827 года, примерно через восемнадцать месяцев после того, как его признали виновным в мошенничестве. Затем он принялся за перевод.

Получившиеся в итоге «книги» оказались записками древних пророков, начиная с Нефи, сына Лефи, около 600 года до н. э. бежавшего из Иерусалима в Америку. Странствия этих пророков и их многочисленного потомства сопровождались многими битвами, проклятиями и бедствиями. Как у Смита получились такие книги? Золотые таблички он никому не показывал, утверждая, что для любого другого человека увидеть их означает верную смерть. Однако у него возникло затруднение, уже знакомое историкам ислама. По свидетельству многих, Смит был чрезвычайно изворотлив в спорах и мог быстро сплести любую историю. Но он был неграмотен – по крайней мере, немного умея читать, он не умел писать. Поэтому писать под его боговдохновенную диктовку должен был кто-то другой. Сначала это делала его жена Эмма, а затем, когда понадобились дополнительные руки, его бедняга-сосед по имени Мартин Хэррис. Услышав из уст Смита цитату из Исайи 29:11–12 с неоднократным приказанием «прочитать» «запечатанную книгу», Хэррис заложил ради такого дела свою ферму и переехал к Смитам. Он садился по одну сторону одеяла, повешенного поперек кухни, а Смит сидел с другой стороны со своими переводческими камнями и вещал сквозь одеяло. Для полноты идиллии Харрис получил предупреждение, что, стоит ему попытаться взглянуть на таблички или на пророка, как он тут же рухнет замертво.

Миссис Хэррис, разъяренная бесхребетностью мужа, не собиралась с этим мириться. Она похитила первые сто шестнадцать страниц и предложила Смиту их воспроизвести, что, учитывая его пророческий дар, не должно было составить никакого труда. (В истории религии явно не хватает таких решительных женщин.) После кризиса длиной в несколько недель Смит парировал другим откровением. Он не мог воспроизвести оригинал, поскольку тот, возможно, уже попал в руки дьявола и мог оказаться «сатанинскими стихами». Но всеведущий Господь предоставил ему другие таблички, поменьше размером и написанные самим Нефи. Они рассказывали довольно похожую историю. Кропотливый перевод возобновился с новыми писцами за одеялом. По окончании перевода все золотые таблички вознеслись на небеса, где они, очевидно, пребывают и поныне.

Как и мусульмане, мормоны иногда настаивают, что подделка здесь невозможна, поскольку один неграмотный бедняк не способен провернуть обман такого масштаба. В пользу мусульман говорят два довода: у нас нет никаких свидетельств того, что Мухаммеда публично признавали виновным в мошенничестве и покушении на некромантию, а арабский язык не всегда прозрачен даже для тех иноземцев, которые неплохо его знают. Однако мы знаем, что Коран частично составлен из более ранних книг и мифов. То же и в случае Смита: простой, пусть и утомительный, анализ показывает, что двадцать пять тысяч слов из «Книги Мормона» напрямую заимствованы из Ветхого Завета. В основном, это слова из тех глав Исайи, которые попали в книгу Этана Смита «Взгляд на евреев: десять колен Израиля в Америке». Это произведение набожного сумасшедшего утверждало, что американские индейцы родом с Ближнего Востока; похоже, именно оно подвигло другого Смита на золотоискательство. Еще две тысячи слов «Книги Мормона» заимствованы из Нового Завета. Из трехсот пятидесяти «имен» более сотни напрямую взяты из Библии, и еще сто украдены с самыми незначительными изменениями. (Широко известно, что Марк Твен назвал «Книгу Мормона» «хлороформом в печатном виде», но, по-моему, эта шутка слишком уж лежит на поверхности – «Книга Мормона» и на самом деле содержит «Книгу Эфира».) Оборот «and it came to pass»[13] встречается как минимум две тысячи раз, что, надо признать, действительно нагоняет сон. Совсем недавние исследования показали, что абсолютно все «документы» мормонов – в лучшем случае неуклюжие компиляции, а в худшем – жалкие подделки, что не смогла не отметить д-р Броуди в новом, дополненном издании своей замечательной книги в 1973 году.

Как и Мухаммед, Смит мог выдавать божественные откровения оперативно и зачастую для собственных нужд (особенно – опять же, как и Мухаммед, – когда ему хотелось новую девочку, и он желал сделать ее одной из своих жен). В итоге он перестарался и умер насильственной смертью, прежде успев проклясть почти всех несчастных, что некогда были его первыми последователями и, поддавшись его напору, писали под диктовку. Тем не менее история Смита поднимает ряд интереснейших вопросов о том, как откровенный рэкет на наших глазах превращается в серьезную религию.