Текст книги "Виртуозы лжи (СИ)"
Автор книги: Кристина Шоль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
– Билл, а тебя манерам учили?
– Учили, – незамедлительно отозвался брат.
Я же пожалел, что вообще спросил, потому что дальше начался показ этих самых манер. Билл расхаживал на некотором расстоянии от меня с высоко поднятой головой, продолжая надувать чёртовы пузыри и при этом активно изображая манерность в каждом движении. Я смотрел и только тихо поражался тому, как он совмещает бескультурье, жеманность, царскую надменность и спортивный костюм. Вспомнил, что держу в руках камеру. Объектив тут же был направлен на близнеца, который сделал вид, что не заметил. А потом резко повернулся и медленно пошёл вперёд, смотря исключительно на меня. Если хоть раз глянет в камеру, эффект будет не тот, он же типа никого и ничего не видит, один на планете.
– Ты убедился, что я воспитанный человек?
Я прыснул, рука дрогнула, и камеру пришлось отвести.
– В чём это проявлялось?
– Ты так ходить не умеешь.
Представляю, насколько комичное шоу получилось бы, если б мы вдвоём вот так ходили, жуя жвачку и абсолютно непринуждённо не замечая ни камеру, ни крутящийся вокруг нас – именно так – мир.
– Мне это не пойдёт точно.
– Ну, да, – Билл тепло улыбнулся, заставляя вмиг забыть о своём королевском предназначении.
Он поймал мою руку с камерой и сам навёл на себя объектив, начиная всячески дурачиться, строя глазки, подмигивая… В общем, захотелось, чтобы ему уделили такое механическое внимание, пощёлкав или просто поснимая. У нас не так много домашних видео, думаю, это будет одним из лучших.
– Вперёд пройди, – попросил я.
Билл сначала шёл спиной, а потом развернулся и бодро зашагал по тропинке, изредка оборачиваясь и улыбаясь то мне, то объективу. Пожалуй, в тот момент я позавидовал всем фотографам, которые его когда-либо снимали. С ним действительно интересно работать. Конечно, это фотографы должны завидовать мне, потому что я с братом постоянно. Но, надо сказать, не часто на меня находит настроение фотографировать, а близнец не всегда соглашается поработать взглядом.
Я сохранил видео и перешёл в режим фото, захотелось пощёлкать. Билл мой манёвр понял и стал поворачиваться чаще, меняя выражение лица с усиленной скоростью – от задорного до многообещающего.
– Мне надоело ходить, давай ещё где-нибудь.
– Ищи место, я к твоим услугам, – не часто такое говорю.
А я действительно был к его услугам, меня уже не волновало, что попросит Билл, казалось, сделаю всё, даже не задумываясь. А брат тем временем демонстрировал чудеса искренности у деревьев, в которые были вбиты качели. Я уже точно знал, какие фотографии распечатаю. Надо обязательно найти умопомрачительную рамку и вставить туда какое-нибудь сегодняшнее фото. К рамкам я всегда придирался, поэтому их покупки затягивались. Мне хотелось полного сочетания фотографии и её пристанища.
Когда Билл сел на качели, я уже понял, что сейчас будет что-то не очень оптимистичное, но промолчал, решив дать брату понаслаждаться щелчками, ставшими нам за долгие годы привычными и практически родными. Печаль на лице Билла не проявлялась, он решил сыграть в мечтателя.
– Всё, подъём, у нас плотный график.
Я поменял режим обратно на видео и вновь вырулил на дорожку.
– Ты что несёшь? А давай мы из тебя продюсера сделаем? Будешь меня проталкивать по карьерной лестнице, а?
– Ага, сейчас. Десять секунд до прямого эфира! – быстро проговорил я.
Билл растерялся, наверное, впервые в жизни, не понимая, что с ним сейчас будут делать перед камерой, и как надо себя вести.
– Эй, Том, ты что делать собрался?
– Пять, четыре, три, два, поехали, – началась съёмка. Билл тут же принял важный вид, чем напомнил мне делового попугая. – Сегодня нам представился удивительный случай взять интервью у самого Билла Каулитца, которого мы не видели на экранах около двух лет. Здравствуй, Билл.
– Привет, – брат улыбнулся, он ещё не понял, что я его собирался доконать.
Мы спорили с журналистами нечасто, без такого, разумеется, не обходилось но душить их никогда не пробовали. Всё бывает в первый раз.
– Как ты себя чувствуешь после такого продолжительного отпуска?
Во взгляде Билла проскользнуло едва уловимая угроза моей персоне, но он не прекращал лучезарно лыбиться. Да, братишка, я тебя достану, и не надейся на пощаду.
– Замечательно. Я уже забыл, что такое по-настоящему уставать, проводя большую часть суток в работе, постоянно мечтая поспать и не идти на следующее мероприятие. Даже просыпаюсь раньше обеда, потому что потребности спать по шестнадцать часов больше нет. В принципе, моя жизнь отличается спокойствием, да.
Мне хотелось добавить, что также его жизнь отличается бездельем, но я не стал портить съёмки своими комментариями. Дам себе волю при просмотре, если не забуду, естественно.
– И тебе не хочется окунуться в то сумасшествие, что тебя окружало два года назад?
Эта тема была бы обязательной, если бы у нас вдруг решили взять интервью, что уже никому не надо. Мне самому данный вопрос не нравился, но я решил, что нечего обходить то, что при подобных встречах обязательно.
– Накатывают иногда воспоминания. То время оставило много отличных кадров, порою действительно хочется вновь оказаться на сцене, почувствовать тот драйв, ощутить кричащую толпу… Но это, наверное, простая ностальгия. Как бы грустно ни звучало, тот этап пройден, и с ним нужно суметь расстаться. Так некоторые хотят вернуться в школьные годы, на какой-то курорт, оставивший сильные воспоминания. Поэтому сейчас я стараюсь жить настоящим и оглядываться как можно реже.
Билл сказал всё ровным, недрогнувшим голосом. Мне даже показалось, что это правда, без утайки, что он так и думает. А может, это я любитель себя накручивать по поводу близнеца? Билл умеет проходить сложные уровни. Наверное, пройден ещё один.
– Отлично. А чем ты сейчас занимаешься?
– Мы всем составом открыли музыкальную школу, в которой обучаем детей. Разумеется, занимаемся не только мы.
Ну, пусть разглагольствует о детишках.
– Нравится работа с детьми?
Билл уже полностью вошёл в роль. Мы медленно шли вперёд, поэтому он не стоял столбом. Только вот я боялся упасть взад себя, потому что приходилось идти спиной, изредка оборачиваясь.
– Да, среди них есть настоящие таланты, у которых, я уверен, в будущем получится карьера. Мне бы хотелось многим из них в этом помочь. Очень важно то, что дети сами идут навстречу, это очень облегчает занятия музыкой.
Не всё так гладко. Правда, братишка?
– А как насчёт своих детей?
Билл широко улыбнулся и рассмеялся журчащим смехом. Не много я помню моментов, когда он позволял себе откровенно ржать перед камерой, это в основном старательно сдерживалось.
– Я ещё слишком молод, чтобы заводить семью, а тем более детей.
Биллу хотелось показать мне фак. Я даже представил, с каким выражением лица это было бы сделано. Нет, дорогой мой, на тебя, прежде всего, камера направлена.
– Но не настолько молод, чтобы не иметь подружки.
Его постоянно мучили этим вопросом, а Билл отвечал одно и то же. И его это очень раздражало, но виду он не показывал, поэтому я смело могу заявить, что выдержка у моего брата потрясающая.
– Ну… Я всё ещё один и…
– То есть любовь, которую ты искал с незапамятных времён, тебе ещё не встретилась? – я решил пустить немного сарказма.
Билл начал беситься. Я, собственно, именно этого и добивался. На единственное надеялся – что он всё-таки сумеет себя сдержать, мне жить хотелось, да и камере тоже.
– Не встретилась, но я продолжаю рассчитывать, что это случится в скором будущем. Отношения на одну ночь меня не привлекают, хочется постоянного… постоянную… Бл*дь.
Я заржал. Вообще-то ничего страшного не случилось, такие казусы обычно вырезают, но в самом начале я сказал, что будет прямой эфир, так что Билл прокололся. Надо почаще ему практику устраивать.
– Так кого же тебе хочется: постоянного, постоянную или просто бл*дь? Раньше очень многих занимал вопрос о твоей ориентации. Неужели все подозрения, которые ты опровергал, оказались верными?
Я нацепил ошеломлённое выражение на лицо и картинно прикрыл рот ладонью в немом удивлении.
– У меня гетеросексуальная ориентация. Но, конечно, каждый может думать, как ему хочется.
Первый вопрос Билл предпочёл не заметить. Ну, что ж, ладно.
– Но ты утверждаешь, – как на допросе, блин. Собственно, я его и хотел устроить. – Что у тебя не было никаких отношений?
– Не было, – ответ односложный, значит, медленно его заполняет бешенство.
Я лучезарно улыбнулся Биллу, вновь ощутив прилив агрессии, исходящий от него.
– А онанизмом часто занимаешься?
– Чёрт!
Билл попытался сцапать камеру, но я вовремя отскочил. Быстро сохранил видео, чтобы такая прелесть не пропадала, и понёсся в дом. Брат ругался мне вслед, причём очень искусно и интересно, но догнать не пытался. На самом деле, Билл для проформы такую вспышку устроил, и он совсем не против того, чтобы я оставил этот компромат.
– Билл, ты так и будешь там стоять? – крикнул я, уже открыв дверь на кухню.
Близнец зачем-то посмотрел наверх и направился ко мне. Небо постепенно затягивали облака, видимо, мы выбрали очень правильное время, чтобы погулять. Билл не спешил, идя гордо, с расправленными плечами и взглядом победителя, несмотря ни на что. Мне порою хочется узнать, что действительно берёт его. Что способно так ошеломить, разозлить, что никакая маска на лице появиться не сможет. И сейчас был один из таких моментов. Я придержал ему дверь, впуская внутрь первым.
– Ты чего вообще добивался? – подал голос Билл.
Надменность снова куда-то делась, оставив просто вопросительное выражение. Безумно нравится наблюдать за такими его внешними переменами.
– Я развлекался, думал, ты тоже повеселишься. И в кого у меня брат? Куда подевалось чувство юмора?
Билл пнул меня коленкой по заду и деланно заржал.
– Смешно? Сейчас я, как звезда, буду требовать у тебя флэш-ку. Отдавай!
– Сначала посмотрим.
У меня в планах было всё это дело где-нибудь прокрутить. В конце концов, снимать – одно, а смотреть с экрана – совсем другое, интереснее. Сразу видны изъяны, моменты, которых не заметил. И они всплывут, даже если ты просто был сторонним наблюдателем.
– Ты взял камеру, плеер. Ноутбук тоже при тебе или собираешься так прогнать?
– Ты тоже взял плеер. Я взял ещё и ноутбук, да. Но камеру мы подключим к телевизору, экран больше.
Билл кашлянул, видимо, не поняв, зачем мне всё это надо. Я, если честно, тоже не знал, но во мне тлела надежда на что-нибудь весёлое, что поможет мне до конца хотя бы этого чёртового отдыха выжить.
– Иди, подключай. Я чего-нибудь выпить возьму.
Брат открыл холодильник, сразу залезая в него головой. Вот как так можно? Он вообще что-нибудь видит из продуктов или просто остужается?
Я порадовался своей сообразительности, когда обнаружил, что всё-таки взял провод от камеры, и подсоединил её к телевизору. Надежда на представление возросла. Меня, конечно, больше интересовал конец интервью, когда брат начал заливать привычными словами, а потом услышал неожиданный вопрос. Я умею быть оригинальным.
Как только брат появился в комнате, пауза была снята. А я, кажется, и рот приоткрыл, когда увидел, с какой жадностью Билл смотрит на экран. Может, поставить потом значок какого-нибудь канала для прикола?
Брат бегал взглядом по себе экранному, смотрел с такой тоской, что мне даже смеяться расхотелось. Да и не смешно всё начиналось. Близнец притащил молочные коктейли, протянул один мне. Я решил, что пора заканчивать издеваться над собой видом Билла и уставился в телевизор, где всё было гораздо оптимистичнее.
Мне тоскливо не становилось, но со мной, определённо, что-то происходило. Я сто лет не видел кого-то из нас на экране, пусть даже в варианте домашней съёмки. А телевизор ведь действительно передаёт все действия, движения совершенно иначе, заставляет обращать внимание на те моменты, которые в реальности ты пропускаешь, так как они кажутся неинтересными, совершенно непримечательными. А тут мой взгляд приковали. Билл смотрел тогда не в камеру, а на меня, чему я, надо сказать, был безумно рад, потому что вкупе со всем, что мне виделось, его прямого взгляда я бы просто не пережил. Брат казался кем-то запредельным, точно не сидел рядом со мной на диване. Я ловил его движения, следил за умеренной, забавной жестикуляцией. Вот только смешно почему-то не становилось. А он говорил, с серьёзным видом отвечал на мои вопросы, которые задавались исключительно в шутку. Я покосился на близнеца, сидящего рядом. Кстати, говорю, как о разных людях. Грусть с него слетела, точно и не бывало, он легко улыбался, наблюдая за собой экранным. Вопросы о школе перешли к вопросам о любви, так ненавидимым братом. Я ещё раз посмотрел на него, улыбался Билл уже широко и открыто. Наверное, самому стало смешно от такого неискусного вранья, уже не смотрящегося на его устах.
Я был действительно рад, что замутил эту чушь. Меня притягивал экран, а внутри что-то шевелилось, царапалось, заставляя размышлять о причине, истоке вызванных во мне эмоций. Мне нравилось. Билл даже позабыл о принесённых коктейлях, уставившись в мерцающий телевизор. Давно не видел его таким искренне-увлечённым каким-то просмотром. Пожалуй, это занятнее фильма будет.
В камере я начал ржать, перешёл к весёлой части. Стало как-то свободнее, волнительное чувство внутри отпускало, оставляя место для простого смеха. Билл поначалу хотел нацепить обиженную маску, я видел, но у него ничего не вышло, и близнец присоединился к моему хохоту.
«А онанизмом часто занимаешь?» – прозвучал последний вопрос, после которого брат с каким-то диким смехом покатился по дивану. Я смотрел на всё это безобразие, не прекращая ржать, перематывал по сто раз на вопрос, мы слушали смачное «чёрт!» и заливались смехом с новой силой. А потом стали говорить это «чёрт!» синхронно, втроём: я, Билл и Билл с экрана.
– Том, ну, как ты вообще мог такое спросить? Это не компетентно.
– Зато… – я пытался успокоиться. – Зато, если бы ты ответил, у меня бы это видео с руками оторвали за приличную сумму.
– Только попробуй!
Билл слабо ударил меня по плечу и отнял камеру. Он сам перемотал на вопрос об онанизме, и мы продолжили продлевать себе жизнь.
***
С того дня что-то изменилось. Изменилось невероятно, но произошло это во мне, на поверхность ничего не выносилось, и вроде бы всё шло, как обычно. А я чувствовал сумасшедший переворот, который совершило моё существо. Было чувство, что меня хорошенько тряхнули на особо крутых американских горках. И это чувство сводило с ума, поэтому я часто ловил себя на том, что по телу пронося мурашки от одних только мыслей, что я стал чаще волноваться, и что трепетное состояние охватывает практически каждый день. И хорошо, если один раз. Сдавалось мне, не только я был виноват в переменах, со мной происходивших. Вечер того дня мы с братом провели валяясь на диване, переключая каналы и разговаривая о каких-то глупостях. А ещё он мне сказал, что онанизмом всё-таки грешит иногда, по утрам обыкновенно. Сидели долго, разложили диван, на нём и уснули.
Билл стал регулярно приходить ко мне минут через десять после нашего отбоя, и спали мы вместе. Все эти дни.
Я не понимал, что происходит, почему меня это так волнует, и что думает Билл. Не хотелось копаться, поэтому я его не спрашивал, хотя один мой вопрос мог бы прояснить многое, исчезла бы львиная доля сомнений. Но…
Билл вёл себя привычно, не занимался ничем из ряда вон выходящим. Или занимался, просто я не замечал ввиду того, что сам этим же промышлял. Жизнь делала поворот. У некоторых людей бывают предчувствия чего-то грандиозного, интуиция подсказывает о приближающихся переменах. Сколько себя помню, не страдал посылами шестого чувства, отчего отказывался верить, что что-то может круто поменяться, мне не хотелось шока. В те дни я как никогда ощущал, насколько ценю то спокойствие, в котором мы вращались. Нас окружало умиротворение, уверенность в завтрашнем дне, отсутствие резких переходов и стрессов. Мы варились в этой скучной жизни, разбавляя её мелкими, несущественными байками, в которые зачастую погружались с головой, верили сами или исполняли. И я боялся того, что равновесие может нарушиться, что изменится хоть какая-то ничтожная часть моего существования. Во мне поселился странный, трепетный отчего-то страх. Я уже ненавидел его, он просто возникал из ниоткуда и в никуда исчезал. Слишком много появилось моментов, которые я не умел объяснять и оттого мучился.
Мне ведь даже не было известно, что именно изменится. Наверное, имелись намёки, но я их виртуозно обходил. Виртуозно лгал, убеждая самого себя, что это всё чушь, а я больной человек с богатой фантазией. Тем не менее, сегодня ночью попросил Билла уйти. Я боялся себя, боялся его, боялся нас обоих, боялся нашей жизни. Впервые чувствовал себя настоящим трусом, скрывающимся перед чем-то неизбежным, прибегающим к самообману, лишь бы только спрятаться от нежелательного. Но было плевать. И сегодня я спал один. Нет, не так. И сегодня я не спал один.
Билл не обиделся, пожал плечами, пробормотал что-то на тему, что он почти заснул, а кровать у него холодная, и если мне было с ним жарко, то я мог бы сказать об этом раньше. От всей этой чуши становилось смешно, появлялись мысли, что я чокнутый, что, правда, сошёл с ума, и дорога мне уже прописана. А потом подумал, решил, что, действительно, спать с братом слишком жарко. У него кожа такая горячая.
Будни проходили под знаком «скучно». Бесполезное хождение по участку, копание на полках, просмотр телевизора, поездки до магазина. Дня три назад мы обнаружили небольшой подвал, дверь которого была отлично замаскирована под стену, не участвуя в общем интерьере. Там нашли всякую ерунду типа гамаков, шезлонгов и прочей летней дребедени. Но Билл выудил на свет и полезные вещи – теннис, корта для которого на участке, конечно же, не было, мяч и корзину. С последней я намучился. Именно я, потому что Билл гонял меня по всему заднему двору, заставляя найти приемлемое место, чтобы её прибить. В итоге установили на деревянный с какой-то радости столб без проводов у забора. Можно было бы на забор, удобнее, но высота оказалась недостаточной. Теннис мы использовали в качестве бадминтона, посылая по воздуху салатовый мячик вместо воланчика.
После этой находки дни немного разбавились. Мы хотя бы выматывались на улице и ничего больше не хотели, поэтому ни одному из нас не приходило в голову жаловаться на отсутствие занятий, ибо мы желали просто посидеть.
– Том, а ты чего тут делаешь?
Брат с удивлённым видом застыл в дверях своей комнаты. Да, для мыслительного процесса я почему-то выбрал именно её. Надо сказать, правильно, нашёл новую песню.
– А что ты мне текст новый не показал?
Я помахал исписанным листом. Сегодня сотворил, наверняка. Строчки неровные, видно, писал у окна, не включая свет. Да и вообще он только сегодня без меня спал, а днём брат всегда на виду. Мучился Билл с этой песней сильно, в каждой строке было много исправлений, припев переписывал чёрт знает сколько раз. Но результат меня просто убил. Чистый вариант был написан с обратной стороны листа.
– Не успел. Да я тебе и не всегда показываю сразу.
Билл закусил губу и покрутил ракетку в руке. Похоже, решил вытащить меня на улицу.
– Ночью написал?
Брат кивнул, подтверждая мои догадки. Странная песня. Красивая, интересная, но мне не понятная. Я не хотел её понимать.
– Отдай, а?
Что это с ним? Билл подошёл и протянул руку. Близнец впервые в жизни так себя вёл, всегда демонстрировал мне свои труды. Да, порою не сразу, а когда приходил к окончательному варианту, но даже сырую работу не отнимал, если я находил.
– Да зачем? Не нравится текст?
– Не нравится, – немного подумав, выпалил близнец. – Отдай, пожалуйста.
Я протянул ему лист и встал. Стало как-то не очень приятно, и во мне зародилась мысль, что сам теперь со стола Билла вообще ничего брать не буду. В конце концов, у каждого человека есть своя территория, и он имеет право отделять её от всех.
– Том, ну, не будь ребёнком! Глупо обижаться на пустом месте.
Он был абсолютно прав. Просто дети переживают такие моменты в жизни гораздо раньше, а я привык, что Билл от меня вообще ничего не скрывал.
– Да я не обижаюсь. Просто не понимаю, что там такого сверхъестественного, что мне нельзя показать. К тому же я прочитал.
Билл пожал плечами, кинул ракетку на кресло и обнял меня. Действительно, вёл я себя, как ребёнок, вот меня уже и успокаивать начали.
– Я тебе обязательно потом её спою. Ты музыку напишешь. Только не сейчас, хорошо? Некоторые моменты мне, правда, не нравятся, да и смысл…
– Что смысл?
– Неясный, – Билл отлепился от меня и снова взял ракетку. – Пойдём, поиграем?
Я улыбнулся, притянул брата обратно к себе и поволок из комнаты. Бывает у нас всякая дрянь, а я ещё дерьмо какое-то развожу. Пришло волнение, тянущее и слегка досаждающее мне. Можно было бы и привыкнуть уже к нему, но оно вновь и вновь вводило меня в дурацкое состояние, а я мечтал от этого всего избавиться. Ладно, спорт спасает от многих вещей в настроении.
Разумеется, профессионализмом наши игры не отличались, так, баловались, постоянно бегая за скачущим мячиком. В принципе, то же самое можно было бы создать, просто бегая по участку, но… Очередная приятная прихоть. Неплохо бы, конечно, воланчик найти, жаль, не светит.
– Дальше вставай! – крикнул Билл, когда я отошёл от него на приличное расстояние.
У мяча есть один нюанс – он летит далеко, а при хорошем ударе вообще благодать. Вот только Билл всегда легче определял расстояние на глаз. Отбежав ещё метра на два, я приготовился отбивать подачу.
– Там и стой!
– Да я понял.
Орать через весь участок было муторно, и меня не отпускало чувство, что со стороны мы выглядим жутко по-идиотски. Стоят два парня в разных концах огромного двора, замахиваются ракетками и что-то кричат друг другу.
Билл подкинул мячик и с успехом его отбил, причём успех был довольно сильный и косил влево. До цели я не добежал, что вполне ожидаемо.
– А ты ещё кривее не мог?
– Мог.
Билл лучезарно улыбался, видимо, своим миролюбивым выражением лица стремясь загладить несуществующую вину с песней. Я уже не беспокоился по этому поводу, всё равно покажет, нужно всего лишь подождать. Мы никогда не отличались терпением, но постараться можно.
Моя подача, на мой взгляд, выглядела более красиво, и мяч летел ровно, так, что Билл даже умудрился отбить. С этого момента обычно начиналась моя любимая часть, потому что рука привыкала к ракетке, и отбивалось легче. Мы играли, не ведя счёт, махаясь тут чисто из интереса, чтобы скоротать свободные часы. Через какое-то время мяч стал реже падать на землю, а я уже весь взмок, за ним гоняясь, да и Билл тоже.
– Может, передохнём? – на этот вопрос мне понадобился весь остаток сил.
Брат, измученный, кивнул и кинул ракетку на землю, сам направившись к веранде. Я последовал его примеру и дотащился до ступенек, на которые тут же и рухнул.
– Что-то мы заигрались, – сказал Билл.
А я, блин, не заметил. Дыхание сбилось, и я молился, чтобы пульс побыстрее выровнялся, надоело хватать воздух, как загнанной собаке.
– И почему ракетки есть, а теннисного корта нет?
Билл посмотрел на меня, взглядом выражая всё, что он думает о моих умственных способностях. Я тоже умею так глазами стрелять, но не использую в таких целях, ещё помня о том, что этот человек – мой близнец.
Мы играли раздетые до футболок, поэтому сейчас ветер обдувал разгорячённое тело вроде и приятно, а вроде не очень. Становилось холодно, но надевать толстовку не было никакого желания.
– Сегодня неплохо сыграли, – язык у меня, наконец, развязался. – Лучше, чем в прошлый раз, во всяком случае.
– Ага. Я же говорил, что это отличное место для отдыха. Натаскаем тебя.
– Что? – возмутился я. – Сейчас мы тебя натаскаем.
Билл посмотрел на меня как-то странно, отчего мне стало не по себе. Он умеет так смотреть. Один взгляд, и тебе уже кажется, что ты говоришь что-то не то, возможно, где-то ошибся или просто не попал в тему разговора.
– Вряд ли у тебя что-то выйдет.
– Хочешь сказать, ты безнадёжен в этом спорте?
Билл засмеялся и выдавил что-то, похожее на «почему только в этом?». Ну, да, пловец, футболист, боксёр из него никудышный получится. Дальше можно и не перечислять, результат на данном этапе не изменится.
– Пить хочу.
– Пойдём в дом.
На кухне мы прямиком двинулись к графину с водой, и я благоразумно уступил его Биллу, дабы избежать криков и упрёков. В общении с ним порою проще промолчать или сделать так, как хочет брат. Он своего всё равно добьётся, а ты хотя бы нервы не потратишь.
Я зацепился взглядом за его шею и почему-то сглотнул. Довольно нервозно, кстати. Видимо, ошибочка вышла, и нервы расходуются при общении с Биллом в любом случае. Он никакой перемены во мне не заметил и спокойно пошёл вон из кухни, на ходу стягивая футболку.
– Может, фильм посмотрим? – обернулся близнец.
Билл, по ходу, уловил, что со мной происходит, и остановился в дверном проёме, вопросительно изогнув бровь. Я оглядывал его обнажённый торс, кажется, даже не дыша. Внутри происходили настоящие перевороты, а успокоившееся дыхание снова стало прерывистым. Эти скачки пульса меня уже начинали пугать. Брат внимательно следил за моей реакцией, а весь его вид точно говорил об ожидании, вопросе – подойду или нет. Я не знал, чего мне хотелось. Это созерцание Билла на небольшом расстоянии доставляло удовольствие, но в то же время во мне крутилась какая-то не оформившаяся до конца мысль. А потом Билл уронил футболку. Уронил и отлепился от косяка, с ещё непонятной уверенностью заглядывая мне в глаза. У меня возникло ощущение, что брат голый, совсем не к месту вспомнились дурацкие сцены из фильмов, когда кто-то скидывает с себя шелковый халатик. Впечатления были похожие.
– Том…
Противоречия словно перетаскивали с чёрной стороны на белую и обратно. И какая победила? Что в таком положении является чёрным, а что – белым? Кто поставил эти критерии, каковы они? Но сравнение пришло, а я в два широких шага оказался возле Билла, немедленно заключив его в объятия. Просто обнял. Он уткнулся мне в шею, не предпринимая никаких попыток делать что-то дальше – доверился. Незаметно управление ситуацией перешло в мои руки, и я был обязан если не близнецу, то себе. Вот только в чём?
Мы стояли так минуты две. В голове роились незначительные мысли, какие-то замечания по поводу обстановки. Всё оборвалось, когда я почувствовал, что Билл принялся целовать мою шею, поднимаясь к губам – будто бы ожил. Меня накрыла удивительная волна ощущений, они варьировались от сумасшедшей нервозности до неземного умиротворения. И в этот момент мысли резко выключились, оставив лишь пространственные, совершенно неясные образы. Я повернул голову и увлёк Билла в прерывистый поцелуй. Он сильно вжимался в меня, с жаром отвечая на каждое хаотичное движение, а я уже не контролировал ничего. Все крепления сорвало в одно мгновение.
Я отлепился от брата и стянул с себя футболку, отправив её в недалёкое путешествие по полу. Мною двигало дикое желание, и вся реальность казалась ненормально смазанной, словно я чего-то обкурился. Мы не отрывались от губ друг друга, изредка кусая, продвигались к комнатам, постоянно на что-то натыкаясь. Где находилась кнопка включения этого безумного механизма, я до сих пор не понимаю.
Толкнув Билла в спальню, я с силой захлопнул дверь, но звук хлопка до моего затуманенного сознания не донёсся. Взгляд брата я не забуду, наверное, никогда. Раньше во мне жила уверенность, что, балансируя на грани, мы полностью следили за происходящим, владели ситуацией, и ничего не могло из этой системы выйти. Всё оказалось совсем иначе, и мои прежние устои, определения и формулы в этот раз не сыграли ровно никакой роли.
Смазалось то, как мы срывали друг с друга одежду, как Билл прерывисто выдыхал от каждого движения. Единственное, что сохранилось ясно, необыкновенно ярко и чётко – его глаза и бесконечное доверие в них. Тогда стало абсолютно ясно, что ближе у меня никогда и никого не будет. Невозможно настолько приблизить к себе постороннего человека.
Действиями руководили порывы, и они охватили всё существо, с треском летали вокруг, ослепляя яркостью вспышек.
Брат отдавался с каким-то отчаяньем, которое тоже было на грани, как наши отношения этого дня. Но что за грань, я так и не смог для себя определить. Стоны, совсем не пошлые, им не было определения, звучали внутри, заполняли меня всего, а перед глазами проносились кадры нашей жизни. В книгах такое бывает перед смертью, но мы-то жили. Все события стали логичны, я собрал головоломку, о присутствии которой даже не подозревал раньше. Несущественные когда-то мелочи, детали приобрели небывалое значение.
Мы кончили одновременно, синхронно выдохнув имена друг друга, а от стен отразился синхронный же стон. Наваждение слетало, обнажая нашу реальность, которую мы сами сотворили, в которой нужно жить дальше. Я ещё не понимал, моя это реальность или нет.
Я обнял Билла, уткнувшись ему в ложбинку между шеей и плечом. Снова начали одолевать мысли, теперь накрывали не порывы, а осознание произошедшего. Сегодня утром я чувствовал себя трусом, потому что меня не отпускало чувство, что бегу от неизвестного. Маски сброшены, убегать я прекратил. Осталось только слово «трус», бьющееся в голове.
Мне хотелось что-то сказать, но все приходящие на ум фразы казались пустыми и глупыми. Было желание попросить прощения, но я не понимал, за что. Мы молчали, не отстраняясь ни на миллиметр. Билл первым обрёл возможность двигаться, провёл подушечками пальцев по моей щеке. Уверен, это был тот редкий момент, когда каждое слово наших размышлений совпадало. Меня охватило чувство небывалого единения, общности мыслей и нашей неразрывности.
– Билл, я говорить хочу, – шёпотом.
Мне было плевать, какой бред нести, главное – заткнуть досаждающее молчание.
– Говори, – тоже шёпотом ответил Билл. – Наверное, надо решить, почему так случилось.
Наверное, надо было. И я бы не против узнать об этом направлении, вот только объяснения тогда приходили какие-то глупые, но в них хотелось верить.
– Почему?
– Наверное, потому, что меня все хотят.
Брат засмеялся тихим журчащим смехом, и я тут же к нему присоединился. Мы хохотали, не разрывая зрительного контакта, и становилось отчего-то легко, точно все вопросы резвенько исчезли.
– Получается, действительно все, раз уж даже я покусился.
– Ты не просто покусился.
Ко мне пришло ещё одно воспоминание. Такое интересное и довольно забавное теперь. Я вроде уже упоминал, что некоторую нашу ложь мы переводим в правду, иногда случайно, иногда намеренно.
