Текст книги "Виртуозы лжи (СИ)"

Автор книги: Кристина Шоль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

А может, и совесть у нас присутствовала? В любом случае, мне сейчас не так уж радостно от всей этой истории и собственного непонимания. Оно распространялось только на нашу пару. Меняются люди, происходит переоценка ценностей, и вот она-то завершает очередной этап.

Я отвлёкся.

– Может, мы и не провинились? Зависит от того, с какой стороны смотреть.

Я обнял брата за талию, и мы направились на следующее испытание – разговор с консервативным Шефером.

– Надо с Густавом как-то покороче всё оформить, я не собираюсь пересказывать в том же объёме, что передал Георгу.

– Естественно. Я твоего трёпа в таком количестве ещё раз не переживу. Ты не мог бы для разнообразия другие слова использовать?

– А больше тебе ничего не надо? – я узнавал своего брата.

Он так часто задавал мне этот вопрос, что сейчас я остро ощутил, как мне его не хватало. Вопроса, в смысле.

– Надо. Я хочу новую машину, – Билл закатил глаза и пристегнулся. – Я хочу, чтобы мы полетели на острова, слышишь? Билл, скажи, что мы полетим на острова! – потребовал я.

Мне надоело кататься. Дом – центр – школа – дом – центр – чужие дома, дома, дома – Густав. До Густава ещё доехать нужно. Где моё терпение?

– Я не знаю, – Билл повёл плечами, сто процентов, специально измываясь надо мной. – Посмотрим.

– В общем, желание насчёт островов снимается, потому что мы полетим и точка.

Билл заржал, вызывая у меня недоумение. Может, сдать его в психушку на пару дней? Хотя нет, обратно я получу конченого психа, а так у него стадия не завершилась, угрозу обществу не представляет.

– Да, да, да, всё, что пожелаешь, – заверил меня брат. – Ты побыстрее можешь ехать?

– Как? Видишь поток? Это машины, Билл, это отвратительное городское движение, и быстрее здесь ехать невозможно.

Билл отстегнулся – по ходу, ремень сегодня его конкретно достал – и откинул спинку сидения, устраиваясь в лежачем положении.

– А ты не оборзел? Я, видите ли, везу его, как шофёр, а он лежит и ни х*ра не делает!

Билл с трудом сполз ниже по сидению и дотянулся рукой до руля.

– Давай рулить буду, – с улыбочкой предложил Билл.

– Не, я жить хочу. У меня большие планы насчёт порабощения мира.

Я скинул руку Билла и вперил взгляд в дорогу. Меня одолевала безумная скука, я нуждался в какой-то встряске. А какую встряску можно устроить на дороге? Врезаться в первый же столб, около которого людей нет? Не катит, рисковать Биллом не было никакого желания, он мне ещё пригодится.

Минут через тридцать мы доехали до дома Густава. Билл суетливо покинул салон и пошёл к подъезду, не дождавшись меня. Похоже, у кого-то шило в одном месте.

– Густ, это мы, – оповестил брат домофон.

Дверь запищала, и мы вошли.

– О чём говорим?

Недавнее веселье Билла резко стало казаться напускным, сейчас он выглядел даже каким-то подавленным, волновался, по всей видимости, очень нехило.

– Мне не хочется в разъяснения пускаться. Давай покороче как-нибудь.

Если совсем уж по-хорошему, то неплохо бы отчитаться мне.

Густав ждал на лестничной площадке, точно и не собирался приглашать нас к себе. Но потом я заметил в его руках сигарету. Значит, будет дымить в подъезде, какая замечательная идея.

– Привет.

– Привет.

Мы пожали друг другу руки и встали кружком, словно собирались выполнять некий ритуал. Наверное, смотрелось это не просто комично, а наидебильнейше, особенно если учитывать сигарету во рту Шефера.

Билл старался держаться непринуждённо и хотя бы в видимом приподнятом настроении, что у него довольно неплохо получалось. Я тоже притворился весёлым и полез в карман за сигаретами, сейчас раздымимся и будет у нас не ритуальный кружок, а новейший курс «Три паровозика».

– Так и собираетесь молчать? – отмер Густав.

– Нет. Билл, курить будешь?

Брат молча вытянул из пачки сигарету, прикуривать которую пришлось мне. Теперь Билл походил на куклу с дикой улыбочкой, правда, без самой улыбочки, но сути это не меняло.

– Густав, а у тебя вообще время есть? – близнец очень хотел, чтобы он ответил отрицательно, но тот только кивнул. – Ну… Мы сначала хотели лететь на Ибицу, и это правда, – пустился во все тяжкие Билл. – А потом что-то в голову ударило…

В общем, он вещал чушь минут пять. Густав вставлял нетипичные для него замечания, посмеивался, и, в конце концов, я окончательно убедился в том, что он выпил. Этот человек при подобном разговоре не станет так себя вести. Хотя что за разговор? Детский оправдательный лепет, кажущийся настоящим бредом, Билл ещё и прошлые наши промахи приплести умудрился. Пора сворачиваться.

– Может, ты выпивкой поделишься? – поинтересовался я у Густава, переваривающего полученную информацию.

До Билла дошло, что он, в принципе, мог бы пропустить большую часть своего душещипательного рассказа, поэтому к нему явилось столь любимое мною недовольство. Как же оно меня пленит-то порою! А Густаву, правда, было на всё плевать.

– Том, а вы пешком до меня пришли, на такси или снизошли аж до метро?

Вот чёрт. Я совсем забыл, что за рулём. Гениальная идея выпить в компании любимого друга и закадычного брата – да, именно так – провалилась.

– Если бы ты не напомнил, мы бы отлично провели время.

– Проводи! – Густав заржал, разве что пополам от смеха не сгибаясь.

Билл успокоился, прекратил заниматься самобичеванием и теперь просто улыбался, наблюдая за датым Густом. И всё-таки он рано набрался.

– А по какому случаю праздник? – осведомился близнец.

– День Рождения моего прадедушки.

Я подавил смешок и протянул еле различимое «ммм».

– А День Рождения… Нет, не так. А поминки своих гениальных когда-то мозгов ты давно отмечал?

Густав толкнул меня в плечо и принялся переводить взгляд с меня на Билла. Наверное, надо было либо распрощаться, либо начать что-то говорить. А мне, если честно, хотелось завалиться к Густаву в квартиру и посмотреть на разведённый там бардак. Бесспорно, у этого чистюли сегодня на полу валялась куча хлама, а само жилище видом напоминало последний день Помпеи.

– Ну, ты не сердишься?

– Не-а, – Густав покачал головой, лишая брата хлеба – доставания меня с этим вопросом.

– Тогда мы покатили, – сказал я и, отсалютовав Густаву, потащил брата по лестнице.

Есть лифт. Есть лестница. Лезть в замкнутую кабинку желания не было, я чувствовал, что сегодня у меня могла развиться клаустрофобия на фоне всех событий.

Из дома мы с Биллом вышли уже в обнимку, будто всё-таки посетили захламлённую берлогу Густава. Я ощущал внутренний подъём. Всё-таки странно то, как быстро сменялись мои настроения в тот день, я подозревал, что они как-то по-особенному зависели от настроений брата, а мы были примерно на одной волне с некоторыми опозданиями.

– А давай к Ан заедем?

Идея была хорошая, перед девушкой тоже надо извиниться. О, чёрт, мы никогда в жизни за один день не говорил столько раз слово «извини». Это вообще не в нашей компетенции, мы как бы по другим вопросам.

– Надо позвонить ей, пускай куда-нибудь подвалит, мы же не знаем её адреса.

Суматошно, как же всё это было суматошно. Причём я прекрасно знал, что ещё далеко не конец и дурацкие извинения полностью картину не исправляли. Мы всего лишь оправдывали своё честное имя. Точнее пытались сделать его честным.

Мне нравилось находиться хоть в какой-то деятельности рядом с Биллом, всё-таки те дни, что мы провели порознь, надо было чем-то заполнить, чтобы они окончательно стёрлись из памяти за ненадобностью. Мы вместе, и эта формула не поддаётся изменению, вот такое вот гадливое вещество, пытающееся не быть ядом для общества.

Аннет заставила подъехать к её дому, дала адрес. Она ждала нас в кафе на углу. Поговорили мы быстро и без лишних церемоний, девушка казалась открытой, подробностей не выспрашивала и практически в начале объяснения Билла сказала, что всё хорошо, ничего страшного не случилось. Надо заметить, с ней было в сто раз легче, чем с Густавом, и в тысячу раз легче, чем с Георгом. С последним, наверное, ещё придётся повоевать, но пока наши похождения счастливо закончились. Сомнительным, но хэппи-эндом.

– Том, знаешь, чего я хочу?

Внутри пустилось расцветать что-то яркое и тёплое, я невольно заулыбался и наклонился ближе к брату. Мы сидели в машине.

– У меня удивительный талант угадывать. Угадать?

Билл отрицательно мотнул головой и тоже заулыбался, шкодливо глядя на меня.

– В парк аттракционов, – выдал он.

Я не знал, радоваться мне дальше или прекратить немедленно. Что это вообще значит? Какой, к чёрту, парк? Билл мне ясно дал понять когда-то, что со мной он туда больше не сунется, что я его там затащу ещё куда-нибудь, и, в конце концов, от нас останутся два истощившихся морально психа. А ещё он точно меня убьёт, а потом и себя заодно, потому что согласился.

– Не пугай меня.

– Я не пугаю. Заводи машину, – да, Билл умеет смотреть так, что все мысли скручиваются в тугой жгут, и ты безвольно делаешь то, что он приказывает, маскируя этот самый приказ под просьбу.

Чем больше я думал о том, куда мы едем, тем больше убеждался, что это всё-таки хороший знак. Я ведь, правда, был уверен, что со мной брат никогда не подойдёт ни к чему экстремальному. Наверное, и есть доверие, когда хочется чего-то необычного, того, что заставит кровь бежать по венам быстрее, но в одиночку в этом сумасшествии обыкновенно не участвуют. То был отличный пример того, как человек справляется со своей скукой, забывает старые, пускай и действенные способы и начинает жизнь с чистого листа, никого об этом не предупреждая.

Я чувствовал перемену в Билле, чувствовал подъём, который он сумел передать всего одной фразой. Такая глупость, а внутри зарождались колоритные, какие-то возвышенные ощущения, и я сам себе казался лучше. Как будто было невыносимо жарко, но пришёл кто-то добрый и вылил на меня пару литров ледяной воды.

Билл сидел, стараясь контролировать себя, но на лице всё равно рисовалась счастливая улыбка. Я заражался его позитивным настроением, ловил разряды эмоций, летавших по салону, и понимал, что наша миссия, собственно, подошла к концу.

Здорово, когда человек умеет прощать. Такие люди несут в себе что-то светлое, они не таят обиду, которая поселяет злобу и раздражение, с ними всегда легко общаться, к ним тянешься. Я очень надеялся, что в нашем окружении других нет, и в будущем мы не столкнёмся со злостным напоминанием о нашей лжи. С каждым километром заполняла лёгкость, казалось, открылось второе дыхание, заставлявшее трепетно замирать. Мы жили.

– Том, мы идём на ту чёртову катапульту, а ты сейчас не говоришь ни слова против.

Катапульта? Мама, забери меня!

– Билл, ты хорошо подумал? Я, конечно, понимаю, что всё безопасно и так далее, но моя хрупкая психика вряд ли переживёт ещё одно неудачное самоубийство.

– В прошлый раз ты меня затащил туда и ничего. Переживёшь, дорогой, – с насмешкой произнёс Билл и потянул меня к кассам.

Брат взял управление операцией в свои руки, я только покорно шёл за ним, уговаривая своё мужское начало очнуться и продемонстрировать силу духа. Демонстрация почему-то затягивалось.

– Билл?

– А?

Близнец обернулся, и я, наконец-то, подловил в его глазах боязливое волнение. Мы идиоты, идиоты, идиоты. Я проклинал всё на свете, когда садился в эту кошмарную капсулу, камеру пыток. Пока нас пристёгивали, мы пытались ухватиться поудобнее для хоть какого-то успокоения. Билл покраснел до кончиков ушей, а я пытался справиться с долбящимся пульсом и сумасшедше прыгающим сердцем в груди. Мне и хотелось за какие-то секунды оказаться высоко над землёй, хотелось заорать, чтобы меня отсюда выпихнули, а внутри всё дрожало в предвкушении и каком-то радостном трепете.

Потом что-то зашумело, оповещая, что сейчас нас не будет на земле. Брат резко протянул мне руку, и только я успел подумать, что ладонь у него холодная и мокрая, как мы молниеносно взлетели вверх. Билл немедленно закричал, кажется, заглушая все остальные звуки, впился в мою руку ногтями. Душа ушла в пятки – это чушь, душа осталась визжать на земле, а я не понимал, что тоже ору, как ненормальный, наплевав на все свои принципы. Дышать было невозможно, грудную клетку перехватило, и мне всё чудилось, что я сейчас потеряю сознание.

Когда ужас, в котором мы находились, стал свободно опускаться вниз, меня охватила настоящая паника. Не знаю, как там было в прошлый раз, но в этот все ощущения обострились минимум раз в пять.

– Том?

– Что?

Я повернул голову к Биллу, подмечая, какими огромными стали карие глаза. С ума сойти.

– Том, я люблю тебя!

Я изумлённо застыл, прекратив свои попытки возобновить крики, с которыми дышалось вроде бы легче. Билл заливисто засмеялся, а я с удивлением заметил, что его глаза задорно блестят. Капсула «прыгала», останавливалась, а близнец всё смеялся и смеялся, безумно и как-то свободно, словно его уже никакие оковы не держали, точно он не сидел заключённый в эту конструкцию, а сам свободно летел, оглушая своим смехом, даря потрясающие эмоции. В сознании билась мысль о том, что такого не было никогда: ни на концертах перед многотысячной толпой, ни когда я упоённо лгал, купаясь в, как мне тогда казалось, оригинальности своих слов, ни разу в жизни. Билл – моё всё, и я им обладаю сполна, он от меня никуда не денется, он моё. Моё, моё, моё.

Аттракцион остановился. Билл прекратил смеяться в тот же момент, когда конструкция замерла. Нас выпустили, и я почувствовал под ногами твёрдую опору, чувствовать которую мне хотелось меньше всего. Меня нещадно шатало, и не отпускало ощущение полёта. Так, наверное, до вечера будет. Во всяком случае, в прошлый раз это состояние сохранялось долго. Вот только сейчас я был абсолютно опьянён коктейлем счастья, который мгновенно вскружил голову.

Когда мы относительно выровнялись, Билл уцепился за мои плечи, а я поймал его руки. И это было нужно, чтобы не упасть в следующую секунду – моя единственная опора, чтобы не потерять ту самую следующую секунду удивительной жизни, совершенно безумной, полной и такой насыщенной. Билл внимательно вглядывался в мои глаза, а на его лице снова появлялась улыбка, открытая и искренняя. Мне так хотелось его поцеловать, тело охватил какой-то зуд от невозможности это сделать.

– Я тебя тоже люблю.

Я притянул его к себе, постаравшись сделать это так, чтобы со стороны казалось, будто ноги меня держать отказываются. Кто-то посмеивался над моим состоянием, кто-то смотрел с сочувствием. А я просто ловил все эти взгляды, впитывал в себя окружающую жизнь, настоящую, без ужасных масок, которые когда-то сковывали наш мир, без цепей. Во мне бушевала яркими красками сама Свобода.

– Может, ты от меня отлепишься? На нас смотрят, – прошептал Билл и с некоторым усилием отстранил меня от себя.

Знаете, как выглядит моё счастье? Оно лучится тёплым солнечным светом осени, моё счастье красочное, его нельзя затмить, потому что я нахожусь рядом с моим солнцем, и между нами никакие облака проплыть не могут, мы слишком близко.

***

Ни в чём нельзя быть уверенным? И это ерунда когда-то посещала мои мысли? Разорвите эти кадры, чёрт возьми.

– Эта песня тогда действительно была недоработана.

Билл рылся среди своих листов, выискивая ту самую песню, которую когда-то вырвал из моих рук, так и не дав вдуматься в её смысл. Сегодня я считал себя самым ярким представителем глупцов, которые не врубаются, что живут в соседстве с чем-то весьма и весьма заметным.

– Я всё равно не догоняю, как так вышло.

Я обращался к этой фразе разными словами уже около получаса. А Билл терпеливо придумывал ответы, иногда откровенно надо мной издеваясь.

– Том, смотри, у меня есть мышцы на руках?

Брат согнул руку в локте, демонстрируя мне что-то щупленькое.

– Ты мне песню обещал показать.

– Смотри!

– Ну…

– А у тебя?

– Да-а-а! – я немедленно выставил на обозрение правую руку.

– А тебе, случаем, не знакомо выражение «сила есть, ума не надо»?

Билл поспешил съехать с кровати, но я его поймал за ногу, принимаясь затягивать обратно. Он смеялся и изворачивался, потряхивая в воздухе листом с текстом.

– Песня! Том, песня!

– Фас, Билл! Фас! – в тон ему крикнул я, до колен стягивая и без того слабо висящие на бёдрах джинсы.

– Том!

Брат дёрнулся, и я позволил ему скатиться на пол.

– Ты бы себя видел.

Я зашёлся в хохоте, наслаждаясь растрёпанным видом брата. Он начал поправлять волосы, потом схватился за норовящие окончательно свалиться штаны. Вот я осёл!

Пока Билл стоял в раздумьях на тему того, за что ему взяться в первую очередь, я схватил камеру, валявшуюся рядом в кресле. Всё-таки не зря мы дурью маялись, вот и пригодилась эта игрушка. Близнец вскрикнул, увидев, что объектив направлен на него, и стал натягивать джинсы.

– Секси-Билл, – пропел я, с удовольствием наблюдая за братом. – Разденься, детка!

– Да пошёл ты!

Билл справился с джинсами и отвернулся, перейдя к волосам. Да уж, нелегко ему с дрэдами приходится.

– Сниму их к чёртовой матери! – ругался Билл, распутывая волосы. – Том, помоги!

– Снять дрэды?

Билл фыркал и дёргал себя за свободные прядки, а я тихо посмеивался над ним, уже планируя, при каком случае буду шантажировать близнеца этим видео.

– Знаешь, кто ты, Том? – возопил Билл, собрав дрэды в ужасный по своему виду хвост.

– Самый лучший, самый красивый, самый понимающий, самый важный, самый…

Билл вырвал из моих рук камеру и повалил меня на кровать. Я смею надеяться, что он целовал меня не с целью заткнуть. Брат ласкал языком мои губы, полностью взяв инициативу на себя. Я же не предпринимал никаких попыток ответить, только позволял ему вылизывать мой рот, стуча пирсингом по зубам и постоянно задевая мой язык своим, вызывая стайку мурашек, непременно пробегающих по всему телу. В конце концов, он добился от меня действий, раздразнив окончательно. Я бродил руками по спине брата, вжимал его в себя, засасывая губы, последнее время не знающие никакого блеска с его приторной сладостью.

– Песню читать будешь? – спросил Билл, оторвавшись.

– Ага.

Я выполз из-под Билла и дотянулся до листа. Текст практически не изменился с моего первого беглого чтения, были сделаны кое-какие добавления, от чего смысл становился ясным, как день.

– А ты уверен, что строчка «я люблю своего брата» не слишком откровенная?

– А ты уверен, что я добивался не откровения?

***

Мы сидели на высоких стульях у барной стойки. На танцполе развлекались Георг, Аннет и Густав, подцепивший какую-то девушку. Картина была самой обычной, напоминающей те моменты жизни, когда не требовалось ничего исправлять.

Недалеко крутился Ник, который заметил нас минут десять назад, но подходил почему-то только сейчас.

– Снова не ловится рыбка?

Билл игриво посмотрел на меня, предупреждая этим взглядом о нашем уговоре. Не лгать вообще – невозможно. Есть такое понятие, как ложь во спасение, а также несущественное изменение подробностей, чтобы рассказывать было поменьше, когда спешишь… Есть много чего, но неповторимое умение избегать этого очень ценно.

– Да рыбка как бы давно поймалась. И надолго.

Ник удивлённо поднял брови, не ожидая от меня такого ответа. А в моей жизни вообще были серьёзные отношения?

– И где же рыбка?

Мы с братом синхронно принялись крутить головами в поисках «рыбки».

– Да совсем рядом, – легко произнёс Билл.

Ник улыбнулся, быстро обведя глазами танцпол.

– Тогда я отваливаю, – парень ничуть не разочаровано улыбнулся. – Бывайте!

– Не врать легче, – задумчиво сказал Билл и скользнул рукой по моему запястью.

Какой бы ни была ложь, от неё можно избавиться. Пусть это будет резко, пусть это многое разделит, разобьёт. Но избавиться от вранья реально. Такой цели хочется добиваться, если ты способен оценить все открывающиеся перспективы, если ты хочешь, чтобы внутри царили светлые чувства, а чаша ощущений всегда была полна.

***

– Том! – в комнату входит Билл.

– Чего?

– А я песню написал, называется «Виртуозы»…

10.08.09.-21.10.09.