Текст книги "Возвышенное (ЛП)"

Автор книги: Кристина Лорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Что-то вроде надежды стало зарождаться в Люси, когда она поняла, что между ними нет секретов, и каким-то образом Аделина Болдуин понимала, что Люси необычная ученица, сидевшая в ее кабинете. Люси начала теребить край рукава.

– Вы знаете, кто я? – она подозревает, что, задавая этот вопрос, она немного сгладит официальный тон этого разговора, уйдет от вопросов об ее зачислении, и ей удастся все скрыть.

– Ты была местной звездой, зачисленной в Гарвард, пока тебя не убили.

Люси проглатывает комок, боясь услышать ответ на следующий вопрос.

– И если вы знаете, что я умерла, почему вы не удивились, увидев меня тут?

Вместо ответа мисс Болдуин спрашивает:

– Когда ты вернулась в Св. Осанну?

– Пару недель назад, – Люси смотрит сквозь нее на детей, что покидают здание, идут в сторону площадки, общежития или в столовую. – Я хожу на занятия, где преподаватели не обращают на меня внимание.

– Зачем? – интересуется она

– Потому что они не смотрят.

– Они не должны видеть тебя, Люси.

– Не должны? Я не понимаю, – говорит Люси. Должен ли Колин ее видеть? И зачем? – Получается, есть и другие? Здесь, в школе? Джей что-то рассказывал про Ходоков?

– Да, некоторые так их называют. Они ходят по территории с какой-то определенной целью или просто не могут уйти. Для каждого она своя, – мисс Болдуин снова начинает собирать бумаги на столе и складывать в сумку. Похоже, разговор окончен.

Люси начинает накрывать паника.

– Я не знаю, почему я здесь, – быстро говорит она. Неужели мисс Болдуин доложит о ней? Или есть какие-то охотники на привидений, которые отошлют ее обратно? – Я чувствую, что должна быть тут.

– Понимаю.

– А Вы знаете? – спрашивает Люси.

– Нет, – отвечает она. – Ты не первая, кого я встречаю в своей жизни.

– Тогда где другие? Эти Ходоки. Они такие же, как я?

Мисс Болдуин не отвечает, только немного качает головой. Так, словно это не ее дело, и она никак не может помочь Люси в этом.

– А я могу тут остаться? В Св. Осанне?

Социальный работник кивает:

– Не думаю, что у нас есть выбор. Изгнание духов все равно не поможет. Ничего не работает. Нам только и остается, что ждать, пока ты не исчезнешь, – она отводит взгляд и бросает ручку в сумку. – К счастью, многие так и делают.

У Люси все сжимается в груди, она поворачивается к окну. Исчезнет? И куда она попадет? Как ей этого избежать?

Мисс Болдуин вырывает ее из собственных мыслей.

– У тебя есть деньги?

Люси они были не нужны, ведь она находилась на территории школы, не нуждаясь в еде и питье. А в прачечной никто и не заметил, как девочка-призрак взяла ботинки, носки и старую форму.

– Нет.

Мисс Болдуин роется в сумке, достает оттуда конверт и протягивает ей двадцать долларов.

– Я уверена, что еще никто не заметил, но я не хочу, чтобы тебя обнаружили. Где ты живешь?

– В сарае.

Мисс Болдуин кивает.

– О тебе еще кто-нибудь знает?

– Один мальчик.

Женщина смеется и закрывает глаза, но это был не довольный смех. Скорее ну-конечно-есть-мальчик смех. И зачем-я-только-спросила смех.

Мисс Болдуин опять кивает и встает:

– Береги себя, милая, – она перекидывает сумку через плечо.

– Спасибо.

Аделина Болдуин смотрит ей в лицо, улыбается и поворачивается к двери. Уже взявшись за дверную ручку, она останавливается и, убедившись, что Люси не видит ее лица, говорит:

– Другие дети, такие же, как ты, хотят кого-нибудь забрать с собой. Не делай так, Люси.

Глава 12

ОН

Ох уж эта девушка… Она без слов подпевает песням, которые, как она говорит, не помнит. Она делает совершенно сумасшедшие вещи со своими волосами и школьной формой, вплетает листья и ленты в свою длинную косу. Она громко хохочет над его шутками, когда они вместе идут по коридору, и, кажется, не важно, что ее никто никогда не замечает. Колин задумывается, почему это так. Ее видит Джей и кое-кто из учителей. И все. Словно для всех остальных ее лицо сливается с фоном. Обычная. Типичная.

Но Колин замечает все.

И эти маленькие детали – ее откровенное доверие, кокетливые улыбки и заразительный смех – не дают ему возможности остановиться и перестать касаться ее так, как он того хочет. Ей легко дается эта близость: когда ее рука лежит в его, и она сидит рядом с ним на скамейке. Но он настолько очарован ею, ее мыслями, руками и губами, что эти легкие штрихи делают его все более и более голодным, чувствуя своей кожей, что ему мало.

Она просит его прогуляться с ним по кампусу и в лесу, и рассказать, каково это – расти в маленьком городе, где практически каждый учился в престижной школе-интернате.

– Люди думают, что у меня было полное травм детство – так оно и было, я думаю – но на самом деле я был городским сумасшедшим и творил всякие дикие выходки, какие только мог. Здесь всегда было много людей, кто обо мне заботился, и чувствовать себя одиноким или потерянным было просто невозможно.

Она улыбается ему, но в ее глазах цвета индиго провокация и сочувствие. Он путешествует своим исступленным внимательным взглядом по всему ее лицу, замечая каждое ее выражение. Какая-то непонятная жажда заставляет его хотеть рычать, швыряться камнями и валить бревна, чтобы каким-то образом претендовать на нее.

– Так значит, для окружающих ты всегда Парень, Чьи Родители Умерли? – спрашивает она.

Он смеется, что ее интуитивная память говорит ей, что у всех в этом городке есть свое прозвище.

– Думаю, был когда-то. Теперь я Парень, Который Прыгнул С Пятнадцати Футов (прим.пер. – 4,5 метра) На Платформу В Карьере И Не Погиб. Об этом даже Дот знает.

Качая головой, она говорит:

– Ты спятил, если сделал это, – но глаза ее становятся карими с металлическими вкраплениями.

– Ты преувеличиваешь.

– Колин. Объективно, это был сумасшедший шаг.

– Это не сумасшествие, – говорит он. – Речь о страхе. У каждого человека есть те же физические возможности, что и у всех. По крайней мере, каждый может их иметь. Мое отличие в том, что я не боюсь попытаться.

Колин помнит, что это упрямство лучше, чем что-либо: он приземлился на велосипеде на выступ, глубоко дыша, держал баланс – взгляд сфокусирован, мышцы напряжены – и вдруг опора под ним дрогнула, и он свалился вниз. Велосипед понесся вниз, словно разрезающая воздух бритва, прямо на валун. Оттолкнувшись от него обоими колесами, он летит дальше, прямо на дно скалистого карьера. Колин приземлился рядом. Тело: в синяках. Рука: сломана.

– На следующий день я встретил тебя, – добавляет он. Колин все еще чувствовал тот кайф от прыжка, а потом была она – самая красивая из всех, кого он когда-либо видел. Это второе воспоминание было таким же четким.

Она произносит понимающее «Хм-м-м», потирая его пальцы своими, и по его руке вверх проносится щекотка. Он хочет большего. Ему почти больно от ее прикосновений. Это больше, чем просто гормоны. Его словно физически затягивает в ее пространство, и он вынужден прилагать усилия, чтобы держаться на приемлемом расстоянии. Он медленно отстраняется, сжимая руку в кулак.

– Интересно, какое прозвище было у тебя, – говорит он, отвлекая сам себя от внезапного порыва оттащить в сторону с тропы и накрыть своим телом. – Девушка С Хриплым Смехом?

Она фыркает и шлепает его по руке, как если он зря это сказал:

– Может быть.

– Девушка С Грешным Взглядом?

– Только для тебя, – на ее щеках на секунду появились ямочки.

– Точно, – смеется он, – Девушка, Которая Надирает Задницу Всем Парням На Уроках Химии?

Улыбаясь, она начинает отвечать и даже почти выпятила челюсть от гордости, но тут обращает внимание на его руки, сжатые в кулаках у его бедер, и ее выражение лица меняется.

– Что-то не так?

Он трясет своими руками, нервно посмеиваясь:

– Ничего.

– Ты расстроен?

Колин снова начинает идти, головой показывая, чтобы она присоединилась к нему. Он не знает, как это сделать, как это вообще когда-либо сделать. Она ему нравится. Он хочет, чтобы Люси была его девушкой во всех смыслах этого слова. Желание касаться ее и целовать почти удушающе.

– Колин?

Останавливаясь, он оборачивается:

– Что?

Она смеется над тем, как резко он остановился, и идет к нему:

– Что с тобой?

– Ты мне нравишься, – выпаливает он. – Сильно.

Его сердце сжимается, после чего стучит сильно и быстро, и он наполовину хочет развернуться и убежать. Вместо этого он смотрит, как на ее лице удивление сменяется восторгом.

– Вот как?

– И мне трудно быть так близко и не касаться тебя, – тихо признается он.

– Мне тоже, – вставая на цыпочки, шепчет она. – Но я хочу попробовать.

Он скользит языком по своему пирсингу.

– Я думаю об этом, – говорит она. Ее дыхание пахнет дождем и лепестками цветов. – Я хочу целовать тебя до тех пор, пока у тебя голова тоже не закружится от желания.

Только с четвертой попытки Колин смог заставить зазвучать собственный голос:

– Ты имеешь в виду, что у тебя кружится голова от желания меня?

Она снова приподнимается на носочках, и он чувствует свои губы на ее щеке. Он поворачивает голову и встречается не с ее ртом, а с ее быстро нырнувшей вниз головой, когда она снова встала на всю стопу. Прежде чем он смог отступить, немного растерянный и смущенный, ее рука прижалась к рубашке на его груди.

– Подожди, – произносит она. – Просто не торопись.

Сначала его щека, а потом нос едва коснулись ее губ, и он пододвигается ближе, надеясь, что она дрожит от предвкушения, а не от чего-то менее приятного. Она наклоняет голову, и он слегка касается ее губ своими, по-прежнему удерживая свои кулаки по бокам. Это иначе; ее кожа ощущается как-то иначе. Энергия вибрирует, и у него появляется чувство, что если он нажмет слишком сильно, она испарится. Он смотрит на ее губы, полные, улыбающиеся и теперь влажные от него. Когда он наклоняется снова и пробует ее, она испускает крошечные вздох облегчения. Это звук похоти, воздуха и огня, и Колин почти теряет голову: хочет крепко схватить ее. Но вместо этого он отклоняется и смотрит на нее, прерывисто дыша.

– Что ж, это было хорошее начало.

– Хорошее начало? – посмеиваясь, спрашивает она. – В моей голове сейчас ветер, но я уверена, это был лучший первый поцелуй в истории этого города.

Он нежно берет ее под локоть, осторожно зовя ее продолжит прогулку. Поцелуй был огромным шагом в верном направлении и это все еще только часть того, что он хотел от нее. Внутри его груди словно все завязано веревками, сильно изношенными на узлах.

С руки Колина два дня назад сняли гипс, и он был благодарен, как никогда, за возможность мыть посуду. Они с Дот закончили уборку, но он медлил и не уходил, чтобы остаться в ее компании. Она сегодня была тихой. Ни посвистывания во время готовки, ни пошлепывания лопаткой. Просто задумчивая, тихая Дот, ему странно видеть ее такой.

– Длинный день? – спрашивает он.

Она пожимает плечами:

– Знаешь, как это бывает, когда у тебя на пути гроза.

– Твои колени-барометр пошаливают?

Она хмуро смотрит на него через плечо:

– Очень смешно, умник, – она возвращается к раковине, и ему видно ее отражение, когда она смотрит в окно с видом на заднюю сторону квадратной площади. Она выглядит обеспокоенной. – Это что-то вроде, – начинает она, подыскивая слова. – Какое-то нехорошее чувство. Я не уверена.

Колин сглатывает и занимает себя раскладыванием тарелок.

– Эй, Дот, ты помнишь девушку по имени Люси Грей?

Она замирает, развязывая фартук.

– Конечно. Здесь все помнят ее имя.

– Ага, – Колин напряженно дышит. – Так ты была здесь, когда… Когда это случилось с ней?

– Почему ты меня спрашиваешь о чем-то подобном?

Он пожимает плечами, принимает из ее рук тяжелый мешок с мукой и кладет его на стол.

– Просто так. Кто-то из ребят был на берегу озера, и начал говорить об этом за обедом.

Она пристально смотрит на него с серьезным выражением лица.

– Лучше бы тебе не появляться там.

– Конечно, нет, – это ложь, а он, как правило, не врет Дот. Но он всегда бывает на озере, и полагает, что так как это одна и та же ложь, что он говорил ей снова и снова на протяжении многих лет, то это можно считать одноразовым обманом.

– Ее убили, – наконец говорит Дот, наблюдая, как Колин начинает раскладывать вымытое столовое серебро. Краем глаза он видит, как она уперла кулак в свое бедро, и он почти слышит, как тикает ее работающий мозг. – Ты ничего не помнишь из этого? – спрашивает она.

Он показывает на себя охапкой вилок:

– Я? – она кивает. – Что? Нет.

– Ее убили, когда тебе было шесть лет.

Тогда он жил на территории кампуса, и он только что потерял своих родителей. Он помнит так мало из того времени, кроме странного постоянного стремления раствориться и уплыть.

– Я ничего не помню об этом.

Она кивает, поворачивается и, опираясь на руки, смотрит в окно.

– Нет, я и не думала, что ты помнишь. Вокруг тебя и так слишком много всего происходило, – она опускает голову и покачивает ею. – Просто ужасно.

Ему не хочется слышать ее версию истории, но какая-то нездоровая его часть хочет знать все.

– Твои родители погибли, и ты жил с Джо. Думаю, ты не мог заснуть в ту ночь, а Джо был на встрече с директором общежития. Ты был на крыльце и один играл со своими солдатиками, – она поворачивается и смотрит на него, улыбаясь. – Ты видел, как он уносил девочку в лес. Ты побежал и нашел меня. Это не спасло ее, но благодаря тебе парня поймали. Мы и понятия не имели, что этот монстр жил у нас под боком. И он убивал… Боже, я думаю, он убил еще семерых детей.

Колин стоит, пораженный, и чувствует, что его ужин уже просится наружу.

Глава 13

ОН

Кроме расплывчатых воспоминаний их похорон, у Колина было несколько ясных, связанных с его родителями и с автокатастрофой, которая унесла их жизни и странным образом оставила его самого целым и невредимым. Их гробы были расположены в передней части церкви, и аромат лилий был настолько сильным, что в животе ныло. Грудь его отца была раздавлена приборной панелью, и специалисты из похоронного бюро были вынуждены ее восстановить: они заменили мышцы и кости металлическими прутьями и воском.

Колин помнит только фиолетовый синяк, выглядывающий из-под манжеты накрахмаленной рубашки своего отца. Рука его матери была вырвана из тела ремнем безопасности – об этом он узнал годы спустя – и рукав ее любимого розового платья был пуст. Будто они думали, что никто ничего не заметит.

Он задается вопросом, почему кто-то хочет видеть своих любимых вот так, с неправильным цветом кожи и с навсегда закрытыми глазами.

Это не то, что он хочет помнить.

Ему хочется открыть свой мозг, вырвать оттуда уродливые страницы и заменить их новыми, более счастливыми. Такими, где мамы и папы не умирают, а монстры в полночь не уносят девушек в лес.

Колин никогда не чувствовал себя так плохо, пока не встретил Люси. Он думал, что если узнает чуть больше о ее истории, то это станет облегчением, недостающим кусочком мозаики, который прекрасно впишется в общую картину. Вместо этого он узнал, что был последним, кто видел ее живой, и это страницы, написанные ужасом и кровью.

Но она сейчас здесь, живая или нет, переступает порог, когда он открывает дверь. Благодаря ее улыбке многие вещи легче забыть. По крайней мере, на несколько часов. Прошло три дня с тех пор, когда Дот рассказала ему о его роли в событиях, связанных с убийством Люси. Каждый вечер он пытался рассказать ей об этом, и каждый раз чувствовал, будто его рот был на замке, а в горле ком.

Как всегда, Люси стягивает свои ботинки и направляется к его окну и отодвигает занавески. Сегодня снег пытался идти весь день, и в свете фонаря трепещут небольшие хлопья и медленно падают на землю. Несмотря на темноту, небо кажется ярким, почти светящимся, заполненным облаками, которые кажутся подсвеченными сзади.

– Сегодня нет звезд.

– Зато все небо в снегу, – говорит Люси, носом прижимаясь к стеклу. Нет ни пятнышка конденсата там, где ее кожа касается окна. – Моя бабушка говорила, что это выглядит так, будто кто-то оставил телевизор на небесах, – ее смех замирает, и она поворачивается к нему. – Почему я это помню?

– Я не знаю. Может, ты как жертва амнезии. Когда некоторые вещи вызывают определенные воспоминания.

– Ага, наверное.

Она поворачивается к небу, а он закрывает глаза, пытаясь отгородиться от картины, которая будет всегда его сжигать. Он хочет рассказать ей нечто большее о ее смерти, о своей роли во всем этом. Но есть что-то еще, какой-то голос в его голове, который повторяет снова и снова, говоря ему, что это плохая идея.

Дот сказала, что призраки здесь, потому что у них есть незаконченные дела. Возможно, поэтому и Люси здесь. Он знает, что это что-то значит для него, это предупреждение отнестись к этому более серьезно. Колин сильно сомневается, что кто-то из мертвых возвращается, потому что потеряли книгу в библиотеке или потому что скучают по школьным занятиям. Должно быть, есть нечто большее. Свести счеты? Отомстить? Его бросает в дрожь; Люси никогда не причинит ему боль. Он знает это. Но если уж у кого и есть незавершенное дело, так это точно Люси. Что может быть более незавершенное, нежели ваше сердце, вырезанное из груди человеком, кому ваши родители доверили вашу безопасность?

Когда Люси поворачивается к нему лицом, он дрожит.

– Холодно? – спрашивает она.

– Не-а. Просто судорога.

Люси сокращает расстояние между ними, останавливаясь только тогда, когда своими пальцами ног касается его. Он борется с чувством, как каждая частичка его тела хочет приблизиться к ней. Он хочет поцеловать ее снова.

Сейчас так тихо, что трудно поверить, что много людей находятся в комнатах этажами выше и ниже, а так же снаружи. И Люси сейчас такая тихая. Она не ерзает, не покашливает, не контролирует все постоянно, как и другие девушки. Ему кажется, что он почти слышит, как на улице падает снег.

Но при отсутствии всех этих отвлекающих факторов, есть что-то еще, повисшее в воздухе между ними и превращающее все его чувства в какие-то сверхъестественные. Когда она тянется и дотрагивается до его нижней губы, поглаживая по кольцу, это ощущается так, будто весь воздух вокруг движется вместе с ней.

Он обезумел от того, что он хочет от нее. Цвет ее глаз становится насыщенно янтарным.

– Поцелуй меня, – произносит она. – Все хорошо.

Он наклоняется к ней, едва касаясь ее губами. Каждый его поцелуй короткий, осторожный, перемежающийся взглядами и тихим бормотанием:

– Так нормально?

И она отвечает:

– Да.

Ему кажется, что он фокусируется слишком сильно, еще даже не касаясь ее. Физически, ее поцелуи гораздо невиннее, нежели все, что у него были до этого, но внутри он ощущал, что близок к взрыву. Его руки нашли ее талию, ее бедра, притягивая ее ближе.

Она дрожит, морщась. Это чересчур для нее.

– Блин. Извини, – говорит он.

Но она тянется к его рубашке и смотрит на него так решительно, что он наклоняется, посмеиваясь, и слегка целует ее рот.

Он не хочет быть таким парнем, который подталкивает все к большему и большему, потому что знает, что каждое прикосновение переполняет и почти сокрушает ее. Но умирает, как сильно хочет знать, как ощущается ее кожа, как выглядят ее бедра, прижатые к его. Он чувствует себя жадным.

– Я хочу, чтобы ты осталась.

Он смотрит на ее рот, прежде чем с легкой нервозностью поднять взгляд и встретиться с ее.

– А я могу? – спрашивает она. – Джей ушел на всю ночь?

– Думаю, да.

Она ложится на его кровать, и он наклоняется над ней, прослеживая невидимую линию от ее горла, через ключицы, до расстегнутой третьей пуговицы ее блузки. На ее коже нет ни одного шрама. Ни одного сердечного удара под кончиками его пальцев, но кажется, что эхом все еще гудит в том месте.

Ее короткие поцелуи таят, как сахар, на его языке, и резко, как порыв ветра, она переворачивает его на спину. Он чувствует ее вес на своих бедрах, как ее формы прижимаются к нему. Она теплая, но не совсем. Это самая прекрасная пытка: тень смущения ушла, прежде чем он успел прочувствовать это.

Все происходит, словно во сне. Много образов и никакого облегчения его ноющей боли, что он ощущает рядом с ней.

– Колин…

– Да?

– Сними рубашку.

Он пристально смотрит на нее и, не видя никаких следов колебаний, мгновенно снимает ее через голову. Ее руки, иллюзия ее веса, то, как она прижимается к его груди, – все эти ощущения дразнят до мурашек.

Но каждое чувство исчезает слишком быстро, как только он садится под ней, не решаясь прикоснуться, опасаясь, что это для нее слишком много за один раз.

Она шепчет ему в шею, уши, у его челюсти:

– Мне нравится вкус твоей кожи. Ты пахнешь мылом, травой и океаном.

Ее зубы, дразня, покусывают, тянут за кольцо в его нижней губе; ее руки повсюду.

Его собственные руки отчаянно тянутся вверх, стягивают ее блузку с плеч, касаясь ее живота, груди, захватывая и желая запомнить каждый изгиб.

– Слишком грубо, – задыхается она.

Он боялся, что она попытается скрыть, что он причиняет ей боль.

– Прости, прости, – говорит он, погружаясь пальцами в собственные волосы. Он закрывает глаза и тянет за них, благодарный твердой форме и знакомым ощущениям. Он несколько дней не ездил на велосипеде, не бегал, вообще ничего не делал, и внезапно он чувствует себя медведем, пытающимся нести в лапах кристалл; его мышцы вот-вот порвут кожу, чтобы снять это напряжение. Он задается вопросом, это ли имеют в виду люди, когда говорят, что лучше иметь хотя бы что-то, нежели ничего.

Ее ладонь, вибрируя, скользит по его щеке.

– Посмотри на меня.

Он смотрит в глаза цвета крови и ночного неба. Оттенки глубокого красного со штрихами индиго.

– Тебе стоит… Коснуться себя, если… – она даже не моргает. Не делает ни одного из этих движений робкой девочки, типа теребить свои волосы или закрыть лицо. Она просто ждет, наблюдая.

– Ты имеешь в виду… – он чувствует, как его брови ползут вверх по лбу. – Себя?

– Да, – улыбается она. Сладкой, с ямочками на щеках улыбкой, благодаря которой она кажется ему уязвимой и требовательной. Это заставляет абсурдную скрытность исчезнуть.

Он делает то, о чем она его просит, грубо стаскивая свои джинсы вниз по бедрам, закрывая глаза только тогда, когда она шепчет его имя. Это быстро и знакомо, и тепло прокатывается по его коже, когда он пытается восстановить свое дыхание. Но это не совсем то, чего он хотел. Она смотрела на него, и ее волнующий взгляд ни на секунду не отрывался от его тела. И хотя в ее глазах горит увлеченность, он мог сказать, что для нее это тоже не то, чего она хотела.

Колин убеждает ее укрыться одеялом вместе с ним, ложась на бок, и притягивая ее к своей груди. Ее вес то ощутимый, то нет, то прижимается, а то отступает, как ветер, дующий в окно.

Они желают друг другу спокойной ночи, но словно не хотят, чтобы ночь закончилась.

Он понимает, что она дышит. Ее дыхание соответствует ритму его собственного, и это ощущается правильно и комфортно. Глубоко в его груди ноет сладко-горькая боль. И как только его начинает затягивать в сон, он не может бороться со страхом, что чем больше он нуждается в ней, тем меньше шансов, что она останется.

Его веки отяжелели, мышцы расслабились, и он почувствовал, что засыпает.

Колину приснилась Люси, в платье в цветочек и белых босоножках, со сложенными руками на животе и окруженная лилиями.

Глава 14

ОНА

Она пытается лежать смирно, пока он засыпает, слушая его размеренное дыхание. Колин несколько дней уже не ездил на велосипеде, не попадал в аварии и не рисковал собой, как делал обычно. Люси привыкла видеть его всегда в движении, почти вибрирующим от еле сдерживаемого энтузиазма. Но сейчас, засыпая, он казался странно тихим. Это доставляет ей легкое беспокойство, даже ощущая, как его руки плотно и сильно прижимали ее спину к его широкой груди.

Колин вздыхает и бормочет что-то во сне, когда его тело словно оседает, расслабляется и каким-то образом даже становится теплее. Она скучает по этому освобождению, что дает сон.

Люси здесь уже больше двух месяцев. Шестьдесят пять закатов, и именно сегодня она впервые прочувствовала это ощущение ухода в темноту. Она предполагает, люди, которые говорят, что любят спать, имеют в виду, что любят именно это: спокойное разъединение с реальностью.

Когда она расслабляется, ей кажется, что на снова попала на тропу, но в этот раз только мысленно и как-то по-другому. Она словно под водой. При каждом выдохе появляются пузырьки, и когда она смотрит вверх, они превращаются в серебристые звезды на фиолетовом небе. Ветки кустарников тянутся, и кажется, что стараются коснуться каждого крошечного светового пятнышка. Для нее это все та же пыльная тропа, но сейчас в темноте она выглядит коричнево-черной. И ее поверхность кажется покрытой странной смесью ила и коры деревьев из какой-то другой вселенной.

Эта тропа не тянется бесконечно, как это иногда бывает в сновидениях. Она резко обрывается в неизвестности, без каких-либо поворотов и возвышенностей. Мягкая тьма. В мире, где девочка-призрак может ходить, общаться и смеяться, темнота не означает ничего пугающего, это просто оборотная сторона света.

Она продолжает идти до тех пор, пока уже не может; она просто двигается на месте. Поворачивает налево, направо, потом снова налево, пока не возвращается на свою тропу, ожидая. Инстинктивно она чувствует, как всем телом прижалась к Колину еще раз, прежде чем провалиться во тьму.

Глава 15

ОН

Он никогда не оставался ночевать у девушки, и поэтому, возможно, у него было странное ощущение вторжения, которого он раньше не испытывал. Конечно, бывало так, что к нему прокрадывались девушки и оставались на ночь, но ни одна из них не уходила, пока он спал. Когда он проснулся, Люси не было, и это, вероятно, потому, что она заскучала, но все же он ощущал себя немного брошенным.

В окно он увидел, что за ночь выпал снег. Много снега. Небо было тяжелым и серым, и было невозможно сказать, где оно заканчивалось и начиналась земля. Он стонет, когда видит сад Дот. Он сломал руку ровно за день до того, как должен был его убрать. Там все еще оставалось несколько тыкв и кустов томатов, уже завядших, коричневых и прижатых к земле шапкой снега. Их неубранные плоды переплетались с виноградными лозами, выделяясь на морозе и напоминая маленькие сморщенные сердечки, укутанные белым одеялом.

Он спускается по лестнице помочь очистить и посыпать солью дорогу к кухне, задумываясь, вернулась ли Люси к себе в сарай. Он не представляет себе, как кто-то такой воздушный мог пройти по этому тяжелому мокрому снегу. Колин старается не думать, что она могла где-то застрять, глубоко провалиться или из-за своего небольшого веса не смогла удержать баланс и поскользнулась. Уже в сотый раз он хочет понять, что же, черт возьми, она из себя представляет. Но сейчас он вспотел, а руки были холодны, как лед. Он старается избегать этого: страха, что Люси могла уйти из его жизни также быстро, как и появилась, – но страх был и давил на него.

– Привет, незнакомец, – говорит Дот.

– Привет, – рассеянно отвечает он.

– У тебя все в порядке? – спрашивает она, отряхивая снег с ботинок. Заглянув в один из нижних ящиков, она достает пару больших прихваток.

– Конечно, – в кухне Колин открывает и закрывает шкафы. Он чувствует себя немного скованно, руки-ноги не хотели двигаться. Вообще, ему не нужно было сегодня работать, но почему-то он хочет находится в окружении шума утреннего хаоса и ворчания работников, нежели в тишине своей комнаты.

– Выглядишь немного встревоженным.

– Я в порядке.

Она скептически смотрит на него.

Отвернувшись, он начинает закладывать хлеб в большой тостер.

– Просто думаю, можно ли еще больше все посыпать солью, – он машет рукой в сторону окна, где белым покрывалом укутаны трава, дорожки, каждый куст и дерево.

– Оставь дворнику его работу, – Дот шагает к нему сзади и поглаживает его плечо, чтобы смягчить свои слова. – Ты очень милый мальчик, ты знаешь об этом? – говорит она, пытаясь пригладить его волосы. – В последнее время ты был таким спокойным. И больше месяца не появлялся в лазарете.

– Ха-ха, очень смешно, – он садится и откусывает тост. Он сам и не понял, что прошло столько времени.

– Так что либо твоей велик, скейтборд или каяк сломаны, либо ты встретил новую девушку, – немного замешкавшись, она отходит от него, не дождавшись ответа. Конечно, он знает причину, а вот интересно, как отреагирует Дот, увидев его с Люси.

Она занимается утренними делами, а он, ковыряясь в своей тарелке, прислушивается к знакомому поскрипыванию ее туфель. Если он не позавтракает, Дот позовет кавалерию. Но сейчас ему и кусок в горло не лезет.

Закончив, он решает, что надо пойти найти Люси. Может и правда, что она пришла за ним, но также правда, что он чувствует странное изменение в своем мире, словно эта невесомая девушка забрала с собой весь воздух, когда покинула его посреди ночи.

Первое, что замечает Колин, когда идет к Люси, что снег нетронут. Он говорит себе, что это нормально, ведь он не знает, оставляет ли Люси следы. Но все же он понимает, что она не возвращалась к себе.

Запыхавшись, он добирается до ее сарая и врывается внутрь. Покрывало на старом матрасе было гладким и не тронутым. Ее книга, заложенная высушенной лавандой, ровно лежит на столе.

Он ощутил выброс адреналина, когда понял, что, ухватившись за перила, он бежит по лестнице Итан Холла. Звонок уже прозвенел, в коридорах пусто, и у него появилось странное чувство дежавю.

Он заглядывает в каждый класс на первом этаже, прежде чем отправиться наверх. В библиотеке проверяет все потайные уголки, где она любила прятаться, ожидая, когда он закончит работу.

Ее здесь нет.

Колин проверяет ванные комнаты на втором этаже, проверяя каждый класс на втором этаже, столовую, даже заглядывает в кладовку. Ничего.

Он пишет смс Джею, что встретится с ним возле аудитории. Джей идет по коридору, посвистывая, но когда видит Колина, его лицо меняется.

– Ого, что случилось?

– Ты Люси видел?

– Последний раз вчера.

Колин прижимается лбом к окну.

– Кол, что…

– Она ушла, – его голос звучит таким пустым и странным, словно он принадлежит другому человеку; на стекле остается пар от его дыхания. – Она была со мной вчера, а когда я проснулся… она уже ушла.

– Успокойся. Возможно, она с…

– У нее здесь больше никого нет, – он ловит взгляд Джея, ожидая и желая, чтобы тот понял, о чем он говорит, хотя на самом деле ему нечего сказать.

– Ладно, что мы имеем? – говорит Джей, пытаясь облегчить страдания Колина. Это срабатывает, и тот почти улыбается. Затем более серьезно Джей добавляет: – Она вроде шустрая девчонка.

– Эм-м, ну да.

– Все в порядке, чувак. Давай найдем твою Люси.

Но они ее не нашли. Пока плелись по тропе, Джей не говорил ни слова. Когда они обошли озеро кругом, он просто шел вслед за Колином. Когда они пробрались по заснеженным сугробам к ее маленькому сарайчику, но никого там не найдя, он не задал Колину больше никаких вопросов.