Текст книги "Возвышенное (ЛП)"
Автор книги: Кристина Лорен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Annotation
Это история двух подростков, Люси и Колина, которые влюблены друг в друга, но проблема в том, что... Люси – призрак. Постепенно она начинает вспоминать всё больше и больше о своей жизни и смерти, в то время как смельчак Колин приводит себя на край смерти, где их реальности совпадают до такой степени, что он может физически быть ближе к Люси. Люси начинает задаваться вопросом, является ли она спасением Колина или же причиной его смерти.
Кристина Лорен
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Глава 32
Глава 33
Глава 34
Глава 35
Эпилог
Кристина Лорен
Возвышенное
Sublime:
1. Трансцендентное, совершенное, абсолютное.
2. Переход из твердого состояния в парообразное.
Мой дух занес как снегом сон,
Гася сознанья свет, -
Казалось в памяти спасен,
Любимых черт портрет.
Мне мнилось прах любимой спит,
Без чувств, мирских забот...
Но и его травы и плит
Увлек круговорот.
Уильям Вордсворт. Перевод Максима Егорова.
Глава 1
ОНА
Девушка лежит, изогнувшись под странными углами, когда она просыпается. Не может быть, чтобы она могла тут спать, в одиночестве, на грязной земле, в окружении листьев, травы и облаков. У нее такое чувство, будто она упала с неба.
Она садится, грязная и полностью дезориентированная. За ее спиной узкая тропа, окруженная деревьями с броскими пылающими цветами осени, она извивается и исчезает из поля зрения. Перед ней озеро. Оно спокойное и синее, рябь на поверхности только по краям, где мелководье гладит камни. Она инстинктивно ползет к озеру и всматривается в него, чувствуя тяжелую жалость к девушке напротив, в замешательстве уставившейся на нее.
Только встав на ноги, она видит огромные здания, нависшие над парком по периметру. Сделанные из серого камня, они возвышаются над верхушками огненно-красных деревьев, глядя вниз на то место, где она приземлилась. Здания довлеют над ней одновременно приветливо и угрожающе, как будто она была где-то между бодрствованием и сном, когда мечты и реальность существуют вместе.
Вместо страха она чувствует прилив волнения, текущего сквозь нее. Волнение, какое бывает при звуке выстрела у готового к бегу спринтера.
Вперед.
Она скользит вниз по тропе через грунтовую дорогу, где резко начинается тротуар. Она не помнит, как на ней оказалось мягкое платье из нежного цветочного ситца, складками спадающего к ее коленям. Она смотрит на незнакомые ей ноги, одетые в новые плотно сидящие сандалии. Хотя она не замерзла, мимо прошли одетые в форму студенты, укутанные в толстую шерстяную, темно-синюю и серую одежду. Они отличаются друг от друга небольшими нюансами: сапоги, серьги, вспышки красного шарфа. Но мало кто потрудился заметить девушку, которая, шаркая и горбатясь, боролась с ветром.
Знакомо пахло влажной землей, каменные здания с четырех сторон захватили все звуки и удерживали их, надолго замедляя время и разговоры. От того, как ветер хлещет вокруг нее и от ее новых драгоценных воспоминаний о деревьях в лесу, она понимает, что сейчас осень.
Но ничто вокруг не выглядело так, как вчера. А вчера была весна.
Впереди маячит арка, украшенная медными, с сине-зеленой патиной, буквами, которые, казалось, были написаны такого же цвета краской, что и небо.
ПОДГОТОВИТЕЛЬНАЯ ШКОЛА ИМ. СВЯТОЙ ОСАННЫ ДЛЯ МАЛЬЧИКОВ И ДЕВОЧЕК.
КЛАССЫ К-12.
СЕВЕРОАМЕРИКАНСКОЕ ВОСТОЧНОЕ ВРЕМЯ 18:14.
Под ней широкая, раскачивающаяся на ветру железная табличка с надписью: «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше для него, чтобы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море. Марк 9:42».
Кампус был больше, чем она ожидала, но почему-то она знала, где искать – справа, а не слева – чтобы найти группку небольших кирпичных зданий, а на некотором расстоянии и деревянный домик. Она движется вперед с тем трепетом, с которым входишь в теплый дом, где тебя ждут на обед. Со знакомым трепетом. Вот только совсем не понятно, где она.
Или кто.
***
Из четырех основных зданий она выбрала то, что слева, на границе с пустырем. На ступенях толпятся студенты, но несмотря на это, никто не помогает ей с дверью, которая, похоже, решила собственным весом вытолкнуть ее обратно на улицу. Свинцовая ручка тускло бликовала в ее руке, и рядом с ней ее кожа казалась мерцающей.
– Закрой дверь, – сказал кто-то. – Морозит!
Девушка ныряет внутрь, отводя взгляд от своей покрытой звездной пылью кожи. Внутри тепло, витают знакомые ароматы бекона и кофе в зернах. Она парит рядом с дверью, но никто не поднимает голову. Словно она – обычная студентка и просто идет сквозь толпу; жизнь продолжает бурлить в шумном обеденном зале, а она стоит совершенно неподвижно в каком-то странном безумии. Она не невидима – ей видно ее отражение в окне справа – но она может также и быть такой.
Наконец, она идет через лабиринт столов и стульев к пожилой женщине с планшетом в руках, которая стоит у входа в кухню. Она что-то вычеркивает в списке, ее ручка так и порхает над метками. Каждая новая метка идентична другим. Один вопрос вертится у девушки на языке, и она замирает там, не двигаясь, ожидая, когда пожилая женщина заметит ее.
Девушка боится заговорить. Она даже не знает, кто она, не говоря уже о том, как задать вопрос, в ответе на который она так нуждается. Взглянув вниз, она видит, что ее кожа слабо мерцает под медовым светом ламп, и впервые у нее возникает беспокойство, что она выглядит не совсем… нормально. Что, если она откроет рот и распадется на тысячу осколков? Что, если она потеряла возможность говорить вместе со своим прошлым?
Попробуем.
– Простите, – говорит она, затем громче повторяет.
Женщина понимает голову, она явно удивлена, увидев незнакомку стоящей так близко. Она кажется немного смущенной, глядя на ее пыльную одежду и листья в спутанных волосах. Она внимательно оглядывает лицо девушки.
– Ты… Чем могу помочь?
Девушка хотела было спросить: «Вы знаете меня?» Но вместо этого:
– Какой сегодня день?
Брови женщины сошлись на переносице, когда она посмотрела на девушку. Это был явно странный вопрос, но почему-то она все равно решила на него ответить.
– Вторник.
– Но какой вторник?
Указывая на календарь сзади, женщина говорит:
– Вторник, четвертое октября.
Только теперь девушка поняла, что сам факт знания сегодняшней даты не помогает, потому что, хотя эти цифры кажутся незнакомыми и неправильными – она не знает, какой сейчас год. Она чувствует себя приклеенной к этому зданию, как будто здесь она должна быть найдена.
«Это ты, – скажет кто-то, – ты вернулась. Наконец-то».
Но никто этого не говорит. В течение следующего часа столовая пустеет, только небольшая группа хихикающих девочек-подростков остается сидеть за круглым столом в углу. Теперь девушка чувствует, что явно что-то не так: они несколько раз посмотрели в ее сторону. Даже по своим съеденным молью воспоминаниям она знает, как быстро глаза подростков находят кого-то не такого, как все.
Из кухни выходит парень, потянув пояс красного фартука и завязывая его на ходу. Пряди взъерошенных темных волос падают ему на лоб, и привычным движением головы он отбрасывает их назад.
В этот момент ее безмолвное сердце встрепенулось под пустыми стенками грудной клетки. И она понимает, что в отсутствие голода или жажды, дискомфорта или холода, – это первое ее физическое ощущение, которое она испытала, с тех пор как проснулась под полным падающих листьев небом.
Ее взгляд следует за ним, легкие жадно наполняются воздухом, и она не помнила, чтобы чувствовала такую потребность в каждом следующем вдохе. Он был высоким и худощавым, каким-то образом умудряющимся выглядеть широкоплечим. Белоснежные, но немного кривоватые зубы. У него было небольшое серебряное кольцо в центре полной нижней губы, и у нее зачесались кончики пальцев, чтобы дотянуться до него и потрогать. Его нос был сломан, по крайней мере, один раз. Но весь он был идеальным. И что-то такое было в его глазах, что ей до боли захотелось поделиться с ним. Но поделиться чем? Своим умом? Своим телом? Как она может поделиться тем, что ей и самой неизвестно?
Когда он приближается к другому столику, школьницы перестают говорить и смотрят на него глазами, полными ожидания, и с хитрыми улыбками на лицах.
– Эй, – он помахал им в знак приветствия, – успели на поздний завтрак?
Блондинка с крикливо-розовой лентой в волосах наклоняется вперед и медленно тянет его за свисающие завязки его фартука.
– Просто пришла съесть чего-нибудь сладкого.
Парень улыбается, но его улыбка неискренна – она скорее напоминает оскал и затрагивает только половину его лица – и он высвобождается из ее хватки, кивая в сторону буфета у дальней стены.
– Берите, что хотите. А мне нужно поскорей прибраться здесь.
– Джей сказал, что вы, ребята, придумали какие-то сумасшедшие трюки вчера в каменоломне, – говорит она.
– Да, – он медленно кивает и рукой откидывает прядь волос со лба. – Мы придумали несколько прыжков. Это было довольно безбашенно. – короткая пауза, а затем он продолжает: – Вы, девчонки, на самом деле хватайте побыстрее еду. Кухня закрывается через пять минут.
Инстинктивно девушка поворачивается в сторону кухни и видит стоящую и смотрящую на парня пожилую женщину. После чего она уставилась на нее, настороженно изучая и почти не моргая. Девушка первой отвела свой взгляд.
– Ты не можешь сесть и побыть тут с нами хотя бы немного? – спрашивает Розововолосая, ее голос хриплый, с надрывом.
– Извини, Аманда, мне нужно помочь Дот с уборкой на кухне.
За ним увлекательно наблюдать: его неспешная улыбка, красивая линия плеч, то, как он засовывает руки в карманы. Она наблюдает за бьющимся пульсом на его шее, и это, кажется, эхом отдается в ее собственном горле.
И тут он увидел ее, в легком весеннем платье в октябре, с голыми руками и ногами.
– Ты пришла на завтрак? – спрашивает он. Его голос проходит вибрацией сквозь нее. – Лови последний шанс.
Она открывает рот, и выдает не то, что ожидает; и при этом она не распадается на кусочки:
– Думаю, я пришла к тебе.
Глава 2
ОН
Неделю спустя.
Колин колеблется около двери, рассматривая свои пальцы. Они большие и неуклюжие. Его пальцы широкие, кожа в шрамах от порезов и царапин, они постепенно заживают сами собой. Сегодня его пальцы кажутся опухшими.
Когда ему, наконец, удалось открыть дверь, на него накинулась его босс.
– Колин, – с мрачным лицом сказала Дот. – мне позвонил Джо и сказал, что ты был в больнице все утро, – ей не нужно добавлять чего-то вроде: «не трудись придумывать оправдания» или «я знала, что это случится опять».
Он судорожно выдохнул, и в холодном воздухе поднялось облачко пара.
– Мне очень жаль, Дот, – ответил он, закрывая за собой дверь.
– Почему ты извиняешься передо мной? Это ведь твоя рука в гипсе, – она прочистила горло, выражение ее лица смягчилось, когда она коснулась гипса. – Недавно сломал? – он кивнул. – Тогда для чего ты появился на работе?
Её фартук был весь мокрый. Она опять мыла посуду, и Колин сделал в голове пометку надрать задницу Дейну за то, что он ушел, не закончив дела.
– Я пришел сказать, что не смогу работать в течение следующих двух недель, – слова обожгли его горло, как только он произнес их. Работа в столовой позволяла ему не чувствовать себя благотворителем.
– Только две? – она поднимает голову и смотрит на него, пытаясь понять, не врет ли он.
– Ну хорошо, четыре, – он ерзает, пытается почесать шею сломанной рукой, затем вздрагивает и пытается не прорычать ругательства перед Дот. Она была лучшей подругой его матери и за последние двенадцать лет стала ближе бабушки. И последнее, чего бы он хотел сделать – расстроить ее.
– И ты не был на баскетболе уже три недели, – сказала она. Его глаза округлились. – Да, я в курсе. Я говорила с тренером Такером неделю назад; он сказал, что отчисляет тебя из команды.
– Ну, хватит, Дот. Ты же знаешь, это не мое.
Дот прищурилась, изучая его.
– Тогда что твое? Бросать вызов смерти? Сходить выпить, а мы потом будем беспокоиться о тебе? Я всегда любила твой внутренний огонь, малыш. Но я больше не собираюсь терпеть это безумие.
– Это не безумие, – ответил Колин в защиту против лучшего аргумента Дот. – Это велосипедный спорт.
– Ну что за наглая ложь. Это трюки с реквизитом и прыжки с поезда на пути. Это катание по железнодорожным путям и через мосты над карьером, сделанные из каната, – его голова дернулась, и Дот решительно кивнула.
– О, да… Я знаю об этом. Ты мог умереть. Когда ты поймешь, что все это безрассудно, прежде чем это зайдет слишком далеко?
Колин выругался себе под нос:
– Джо знает?
– Нет. – он слышит предупреждение в ее голосе и не сказанное «еще нет». – Хватит. Трюки, гонки. Все это. Я слишком стара, чтобы не спать от беспокойства, – она делает паузу, обдумывая слова, перед тем как продолжить. – Я знаю, семнадцатилетние парни думают, что они непобедимы, но ты как никто другой знаешь, как быстро люди могут уйти от нас. Я не позволю случиться этому с тобой.
Он немного напрягается, и Дот дотрагивается до его руки.
– Просто пообещай, что будешь осторожней. Обещай, что подумаешь об этом, – когда он не отвечает, она прикрывает глаза и стоит некоторое время. – Я сокращаю твои расходы и запрещаю выходить за пределы парка. Ты можешь находиться только на школьной территории, пока я не изменю свое решение.
Она поглядывает на него, вероятно, ожидая, что он взорвется, но он знает: лучше этого не делать. Когда родители Колина умерли, Джо приютил его и помогал с оформлением скудного наследства, но за Дот всегда было последнее слово, хотя она не официальный опекун. Они оба помогали ему, когда он падал, поддерживали, когда он опускал руки. И так уже продолжается на протяжении долгого времени.
Он кивает, перекидывая сумку через плечо, прежде чем зайти на кухню и зачеркнуть свое имя в смене по столовой. Маркер визжит в тишине, с неким звуком завершенности, и он чувствует взгляд Дот на своей спине. Он ненавидит расстраивать ее. Он знает, как сильно она беспокоится о нем, это висит мертвой петлей у него на шее.
Вот почему он спрятался в своей комнате со сломанной рукой прошлой ночью, вместо того чтобы пойти в больницу. Вот почему Дот и Джо никогда не узнают и половину того дерьма, что он натворил.
***
Натянув капюшон, он взялся за поручень и поднялся по ступенькам Хенли-холла. Металл под его ладонью был таким знакомым и прохладным, холоднее даже, чем осенний воздух вокруг него. В некоторых местах белая краска начала отслаиваться от стен здания, отмеченного следами шин и скейтборда, большинство из которых оставил он сам. По краям поручня стала проглядываться ржавчина. Те немногие часы сна, что он украл у ночи, рассыпались из-за боли. Теперь он просто стал больным, усталым и не уверенным в том, что сможет справиться с сегодняшним днем.
Он толкнул дверь, и его встретила пустое пространство с тикающими по обоим концам коридора часами. Хотя обычно коридоры никогда долго не пустовали. Зазвенел звонок, он повернул за угол и увидел Джея, прижимающего к шкафчику девушку, запустившую руки с ярко-красными акриловыми ногтями в его темно-русую шевелюру.
Джей оглянулся, увидев приближающегося Колина, и ухмыльнулся ему через плечо.
– Кстати о том, во сколько ты сюда заявился, бездельник, – сказал он. – Ты пропустил самый невыносимый в мире урок математики. Я практически ощущал, как мой мозг истекает кровью.
Колин кивнул подбородком в знак приветствия и поднял свою загипсованную руку.
– Я бы лучше предпочел математику этому.
– Я бы не стал так уверенно об этом заявлять.
Недавний трофей Джея неохотно оставляет его, когда они с Колином входят в класс. Студенты отмечаются, что присутствуют, и Колин, бросив свою сумку под стол, наклоняется, чтобы выудить оттуда задание.
– Хотя ты был прав, – сказал Джей, указывая на гипс. – Сломал?
– Ага, – так быстро, как это вообще возможно с только одной функционирующей рукой, Колин находит бумагу и ручки на дне сумки.
– Джо или Дот прочитали тебе нотацию? – Джей был в Святой Осанне так же долго, как и Колин – начиная с детского сада – и прекрасно знал, что Дот никогда бы не оценила особенную жажду двух парней к приключениям.
Колин посмотрел на него многозначительно.
– Дот прочитала.
Джей выпрямился.
– Она закопала твои деньги?
– Типа того. И она ограничила возможность пользоваться школьным имуществом на неопределенный срок. Слава богу, вчера ты забрал мой велосипед в дом твоих родителей, а то бы она и его забрала.
– Жестоко.
Колин промычал в знак согласия и передал задание учителю. Больше всего его убивало то, что этот трюк даже не был опасным. Неделю назад он прыгнул с края карьера на валун в него центре и вернулся домой без единой царапины. Но вчера он не смог приземлиться даже после простого прыжка для новичков.
– Сними капюшон, Колин, – сказала миссис Пользвески. Наклоняясь вперед, он снял капюшон, отчего его волосы упали ему на глаза, и он смахнул их.
Как гром среди ясного дня вошла она. Девушка из столовой. Колин не видел ее целую неделю, и он не был в состоянии перестать думать о ее словах, что она сказала, прежде чем выбежать за дверь.
«Думаю, я здесь из-за тебя».
Что это вообще за хрень? Он попытался окликнуть ее, но она прошла мимо, до того как он смог сформулировать хотя бы слово.
Скользнув сквозь шумное помещение, она занимает место через ряд от него, посмотрев сначала на него, а затем быстро в сторону. Ее руки были пустые: никаких книг или бумаг, никакого рюкзака. Несколько человек проследили за тем, когда она садилась – ее движения были такими плавными, будто она слилась с атмосферой и ритмом помещения.
– Если ты не сможешь кататься весь месяц, то нам нужен план, – прошептал Джей. – И ни в коем случае ты не можешь застрять надолго. Ты спятишь.
Колин утвердительно хмыкнул, отвлекаясь. Это безумие; казалось, что девушка из другого мира. Как будто слабый блеск света окружал участки ее оголенной кожи рук. Ее светло-русые волосы были матовыми и полными листьев, и у нее были крутые высокие черные ботинки со шнуровкой и голубая блузка, заправленная в синюю форменную юбку. Ее губы полные и красные, глаза обрамлены густыми ресницами. Она выглядит так, будто от одного ее непристойного слова шерстяная ткань его брюк разорвется в клочья. Она, словно чувствуя, что он наблюдает за ней, вытянула ноги дальше под стол, и положила руки ближе к телу.
Джей тычет Колина в бок.
– Ты не собираешься из-за одного маленького перелома отказываться от веселья, не так ли?
Он отводит взгляд от девушки, чтобы посмотреть на Джея.
– Ты издеваешься? Есть миллионы других способов получить неприятности за задницу, не выходя за грань.
Джей усмехается и ударяет по кулаку Колина.
Миссис Пользвески делает стопку из бумаг на своем столе, не обращая внимания на тихий шум в процессе работы: книги открываются, страницы перелистываются, студенты перешептываются, кто-то случайно кашляет, кто-то точит карандаш. Девушка сидит, уставившись вперед, похоже, она пытается изо всех сил остаться незамеченной.
Откуда она?
Боковым зрением Колин видит, как ее тонкие пальцы тянутся за карандашом, кем-то оставленным на столе. Она вертит его снова и снова в руке, будто ей недостает практики в этом деле, рассматривает его, подозревая, вероятно, что это волшебная палочка.
Колин подумал, что раньше никогда не видел таких светлых волос. Когда она наклоняет голову немного в сторону, осматривая карандаш, волосы ловят солнечный луч, который делает их прозрачными. Волнистые пряди разливаются по плечам, сгорбившимися вперед, одетыми в рубашку и слишком громоздкими для кого-то столь нежного. Она выглядит как тень. Тень, которая носит шапочку из солнечного света.
Как будто почувствовав его взгляд, она поворачивается, и невольно улыбается, приподняв уголки ее губ. Ее ямочки заставляют его думать о забавных просьбах, озорных обещаниях, о ее сладком вкусе на его языке. Бронзовые глаза встречаются с его, и живой цвет, наполняя, как разъяренный океан, затягивает его.
Он позволяет себе поддаться.
Глава 3
ОНА
Единственный, кто смотрит на нее – это тот парень, чье лицо преследовало ее всю неделю, с черными растрепанными волосами, которые не мешало бы подстричь, с рукой в гипсе и с янтарными глазами, которые жестко пронзали ее при каждом взгляде.
– Привет, – прохрипела она, пряча свою улыбку. Ее голос был немного грубоват, потому что она заговорила впервые за шесть дней.
Впервые с тех пор, как она заговорила с ним, а он выбежал из столовой, намереваясь добраться до города и просить помощи у полиции для нее. Она могла находиться только на территории, окруженной металлом ворот кампуса, и в полумиле вниз по дороге из гравия. Каждый раз, а их было три, она пыталась сбежать, но всего один шаг за ворота кампуса возвращал ее обратно – на тропу, где она впервые проснулась, и это было похоже на то, как если бы ты закольцевал песню на плеере, и она повторялась снова и снова.
Парень прищурился и скользнул взглядом по ее щекам, носу, остановился на губах. Он моргнул один раз, очень медленно, потом еще раз.
– Куда ты ушла?
Никуда, подумала она, представляя пустой сарай, который она нашла в центре заброшенного пустыря недалеко от школы. Там было пустынно, как и в ее памяти – идеальный дом для девушки без имени и прошлого. После того как необъяснимым образом она каждое утро в течение недели появлялась у здания школы, она, наконец, набралась храбрости, чтобы украсть форму, зайти внутрь и сесть.
– Ты исчезла, – говорит он.
Она ерзает в кресле, глядя на его рот.
– Я знаю. Не знала, как еще произвести впечатление.
Смеясь, он говорит:
– Вот, – и толкает его открытый учебник ближе к ней.
Она моргает, ее пульс учащается и поднимается к горлу, когда его взгляд гуляет по ее лицу, и он слегка сжимает губы, прежде чем улыбнуться.
– Спасибо, – говорит она. – Все порядке. Я могу и послушать.
Он пожимает плечами, но не отодвигается.
– Думаю, что мы сегодня изучаем историю отношений между работниками и администрацией. Не хотелось бы, чтобы ты все пропустила.
Девушка не знает, что делать с его вниманием. Она подозревает, что хочет до боли в коже приблизиться к нему, что он – причина ее прихода сюда каждое утро, том числе и в тот первый день, когда она оказалась в столовой. Но он кажется таким милым, слишком открытым, а она как полоска бумаги, которую окунули в отравленный мед, и этот невинно-идеальный парень парит вокруг. Как хорошо было бы, когда не нужно есть, спать и каждый раз оказываться на территории школы, когда она пытается уйти? Он продолжает пристально смотреть на нее, и она перебрасывает волосы через плечо, опуская их между ними, как занавес.
– Колин? – это женский голос, ясный и авторитетный. Она прожигает взглядом их обоих.
– Извините, миссис Ползвески, – говорит он.
Теперь, когда девушка знает его имя, она хочет шептать его снова и снова.
– Кто ты, дорогая? – спрашивает учитель.
Пространство вокруг – как огромный пузырь, с пульсирующей ожидающей тишиной, и девушка понимает, что миссис Ползвески обращается к ней. Но в то время, как вопрос повис в воздухе, мужской голос говорит у девушки в голове: «Бьюсь об заклад, ты не знала, что твое имя означает «свет», – прошептал он, держа губы слишком близко к ее уху. «Я знала», – хотела она сказать, но из-за руки на горле было трудно даже вздохнуть.
– Люция, – со вздохом вспоминает она. – Меня зовут Люси.
Учитель кивает.
– Люси, ты новенькая?
Внутри Люси становится неуютно, когда она слышит, как кто-то другой произносит ее имя. В этот тяжелый момент она чувствует себя реальной, как если бы она была воздушным шаром, и кто-то, наконец, вернул ее на землю. Может быть, девушка, у которой есть имя, не будет парить в небе. Люси кивает и чувствует жар, прожигающий ее щеку, в том месте, где остановился взгляд Колина.
– Ты не в моем классе, Люси. Не могла бы ты сходить в канцелярию и уточнить?
– Извините, – говорит Люси, борясь с паникой. – У меня сегодня первый день.
Миссис Пользвески улыбается.
– Тебе необходимо убедиться, чтобы забрать свою карточку. И я подпишу ее.
Люси снова кивает и ускользает, желая исчезнуть, как тени в темноте.
Люси знает, что ей скажут идти, но она даже не знает, где находится канцелярия, и она не совсем готова к сильным ветрам на открытом воздухе, которые весят больше нее. А ноги кажутся прикованными к земле в любом случае, заставляя ее двигаться. Она сидит в конце коридора, прижав колени к груди, ожидая следующего инстинктивного порыва, который вытащит ее и заставит пойти вперед.
Дверь открывается и с тихим щелчком закрывается.
– Люси? – это второй по счету голос в этом мире, который контактировал с ее именем – он принадлежит Колину – и его голос глубокий, тихий и нерешительный. Она идет прямо по коридору, и его худощавая фигура плавно движется прямо в ее сторону.
– Эй, тебе нужна помощь найти канцелярию?
Она качает головой, желая быть более собранной, взять себя в руки, чтобы выглядеть более целенаправленной и менее потерянной, сидя на полу. Вместо этого она останавливается и оборачивается, вглядываясь в линии на деревянном полу, что причудливо переплетаются ей вслед. Она знает, он будет идти в любом случае: он будет идти за ней, обращая внимание на то, как она борется с ветром, спросит, все ли в порядке. И как она будет реагировать? Не известно. Она вспомнила свое имя только пять минут назад.
– Эй, подожди.
Она доходит до двери и дергает за ручку, но та заперта. Она трогает другую рядом. Тоже заблокирована.
– Люси, подожди, – говорит Колин. – Что ты ищешь? Ты не можете войти туда. Это шкафчик уборщика.
Она останавливается, поворачивается к нему лицом, а он смотрит на нее. С таким нетерпением, будто хочет запечатлеть у себя в памяти каждую деталь. Когда их глаза встречаются, он издает сдавленный звук и, прищурившись, наклоняется ближе. Ее глаза темного зелено-коричневого оттенка; она смотрела на них в течение нескольких часов в старое зеркало, в надежде вспомнить девушку за ними.
– Что? – спрашивает она. – Почему ты так смотришь на меня?
Он качает головой.
– Ты…
– Я что? – что он скажет? Что он видит?
Он снова медленно моргает, и она понимает, что это все, что он делает: раскованный, неторопливо моргающий, как будто он пытается захватить ее образ и сохранить его, даже когда глаза будут закрыты.
– Ты напряжена, – бормочет он.
Вместе с этими словами в голове снова появляется голос другого человека, как навязчивое эхо воспоминаний: «Ты должна знать, как это напряженно для меня».
Споткнувшись, она отходит назад, широко раскрыв глаза.
– Ты в порядке? – Колин тянется к ее руке, но она уже повернулась и заспешила прочь.
Влажными губами кто-то прижимается к ее уху и спрашивает: «Ты боишься смерти?»
– Люси!
Она резко вспоминает свое отражение в твердом серебристом лезвии. Дыхание, пропитанное запахом кофе с сахаром, сигарет и восхищения. Прохладная вода около ее головы. Нож, утопающий в ее крови, ощущение пореза.
Она выбегает через боковой выход, делая огромный вздох и вдыхая режущий осенний воздух.
Так вот, кто она. Девушка, которая больше не жива.
Глава 4
ОН
– Там та новенькая, – с полным ртом говорит Джей, жуя бутерброд. Колин проследовал за его взглядом и неопределенно хмыкнул, увидев, как Люси скользит по футбольному полю. Когда она одна, она статная, с изящными линиями и тонким профилем. Когда же она подходит ближе к другим студентам, она пытается стать невидимой: втягивает плечи и опускает голову.
Она напоминает ему самого себя после смерти родителей, когда его печаль и вина ощущались так, словно все ребра стали сломаны. И было неизвестно, как он должен был все это выдерживать. Когда люди пытались первыми с ним заговорить, ему хотелось превратиться в воздух и разлететься в миллионы разных направлений. И Люси выглядит сейчас так же: растерянной и хрупкой.
Прошло три дня, с тех пор как она показалась в его классе, улыбнулась самой болезненной и уязвимой улыбкой, какую он когда-либо видел, а затем снова убежала. С ней никто не разговаривает. Никто не смотрит в ее сторону. У нее нет ни книг, ни рюкзака. Она осматривает каждое здание, будто пытаясь разглядеть сквозь стены, что же спрятано внутри. Каждый раз она касается протянутой руки статуи Святой Осанны Андреаси, идет по темному углу квадрата и тянется назад, чувствуя, что сгорит на месте, если снова осторожно не прикоснется к ее руке. Кроме Люси, никто и никогда не касается статуи: говорят, ее посещают привидения. Колин никогда и ни с кем ее не видел. Люси даже не ходит на одни и те же уроки каждый день. Она своего рода призрак около университетского городка.
Он чувствует себя настоящим сталкером, зная все эти вещи, в то время как все склонны не придавать ей особого значения. Большинство новичков получили расписания занятий и следуют им. Люси, похоже, решила остаться в неведенье.
По крайней мере, сегодня она выглядит более умиротворенной, как если бы она наслаждалась погодой, прежде чем начнет морозить. Сегодня все еще немного прохладно, но девушка никогда не надевает куртку. Тонкая голубая ткань блузки обволакивает руки по всей длине. И как ей может быть тепло? Она должна жить за пределами кампуса, – рассуждает он. Может, она оставила свое пальто дома?
– Она кажется странной, – говорит Джей.
Его слова привлекают внимание Колина, и он смотрит на Джея, заинтересовавшись, что он имеет в виду. Две ночи Колин не спал, размышляя о необычном оттенке глаз Люси. Заметил ли Джей?
– В смысле?
Джей пожимает плечами и снова откусывает сэндвич, облокотившись ногами о стену здания искусств. Его грязные кроссовки хорошо гармонируют с серым бетоном.
– Она была лишь на паре уроков английского. Мало говорила.
– А еще ее глаза.
Взглянув на Колина Джей спросил:
– Глаза?
– Не важно. Они... Я не знаю. Какие-то другие.
– Другие? Разве они не карие или что-то в этом роде?
С бешено стучащим сердцем Колин пробормотал:
– Возможно, серые.
Он практически уверен, что если скажет, будто ее глаза были похожи на расплавленный металл, Джей обязательно подарит ему футболку с надписью «Я УТОНЧЕННЫЙ ПОЭТ» на груди.
– Каштановые волосы, серые глаза, – говорит Джей, будто перечисляя среднестатистические приметы.
Колин останавливается, наполовину поднеся к губам сэндвич. Он поворачивается к Джею и следует за его взглядом, убеждаясь, что они оба смотрят на ту же девушку. Так и есть.
– Каштановые? – спрашивает Колин, показывая на край поля. – Это та девушка там?
