Текст книги "Возвышенное (ЛП)"

Автор книги: Кристина Лорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Миллер обвиняется по семи пунктам в убийствах первой степени. Штат настаивает на смертной казни в виду применения им жестоких пыток и нанесений увечий. 17-летняя мисс Грей была самой молодой из его жертв.

Конечно, это не первое трагическое событие в школе, построенной на месте захоронений переселенцев с запада, и в которой умерло два ребенка при пожаре в первые два дня после открытия в 1841г. Школа Св. Осанны регулярно сопровождалась трагическими событиями на протяжении нескольких лет в связи с близостью с лесом, ледниковым озером и суровыми погодными условиями, приведшими к смерти нескольких студентов и посетителей.

Колин остановился и быстро закрыл вкладку, чтобы никто не увидел, что он читает.

– Люсия Рейн Грей, – проговорил он. Он чувствовал всем телом биение своего сердца в груди, горле и ушах. Люси говорила правду.

Колин не видел ее целый день. Она не появилась на истории и даже на улице во время ланча.

Он не нашел ее на всей территории общежития, и становился все более отчаянным, обегая по кругу здания и заглядывая в пустые классы. Он говорил себе, что после предварительного поиска остановится, но все еще продолжал заглядывать в тренажерный зал, потом оделся, чтобы быстро осмотреть территорию леса.

Шли дни, и Джей сказал, что она не приходила на уроки английского. Парта, за которой она сидела, пустовала. Колин не мог понять, почему эти слова словно удар в живот. Если эта ситуация такая безумная, как ему кажется, тогда почему ему не все равно? Почему он поглаживал свою руку, пытаясь вспомнить ее прикосновения? И почему ему снова хочется к ней прикоснуться?

Он хотел это помнить: что ее кожа теплее, чем воздух, но не сильно. Ее глаза менялись, как рябь на пруду. Она не мерзла даже во время сильного ветра на улице. За исключением карандаша в первый день, он не видел, чтобы она еще к чему-нибудь прикасалась. И казалось, что ей с трудом удавалось удерживать даже его. Когда она спросила про Джо, цвет ее глаз сменился с темно-серого с примесью боли в чистый голубой.

Он хотел уйти из кампуса и найти ее, но даже не представлял, где она может быть. Не могла же она просто раствориться в воздухе?

К пятничной ночи у него уже было такое же чувство, когда он долго не садится на велик – нервозность, и словно в груди что-то растет и сдавливает внутренности. Он боялся, что Люси просто ушла, испарилась. Она открылась ему, а его отказ как-то прогнал ее. Он взял свой велосипед и поехал вдоль границы территории по знакомым тропам, что они с Джеем нашли пару лет назад. Он перепрыгивал камни и преграды, спускался по холмам. Ехал, пока не почувствовал боль и не получил ссадины. Он все бы сделал, чтобы проветрить голову, но ничего не помогало. Он ел, но не чувствовал вкуса. Стены его комнаты угнетали и вызывали клаустрофобию.

Колин сидит на кровати, читает журнал о велосипедах, потом швыряет его на пол и откидывается назад, закрыв глаза рукой.

В другом конце комнаты Джей перестает стучать теннисным мячом о стену и спрашивает:

– У тебя есть идеи, где она может быть?

– Нет, последний раз я видел ее… – его слова застревают в горле, да и какая разница, где он видел ее в последний раз. Хотя, может, важно, где все для нее началось.

– Колин?

– Кажется, я знаю. Поговорим позже.

Джей встревоженно вглядывается в темноту за окном, но решает не высказывать возражений.

– Просто будь осторожен, чувак.

Колин идет вниз по дороге к парку, направляясь к дырке в заборе, которую они с Джеем обнаружили, будучи первокурсниками, и о которой, по всей видимости, больше никто не знал. Как ему казалось, она точно прилегает к месту, где Люси впервые появилась у озера.

Дорога примерно в милю длиной, и к тому моменты, как добраться, Колин уже замерзает. Сейчас он знает, что, возможно, некоторые легенды правда, и немного вздрагивает от страха, когда приблизился к воде. Вокруг было тихо, тишину нарушает только звук его шагов. Мысль, что Люси может сидеть тут в одиночестве, заставляет его руки дрожать, и это никак не связано с холодом. А может, он просто боится, что ее тут нет.

Он оглядывается по сторонам и поворачивается по направлению ветра. Небо тяжелое и угнетающее, с настолько плотными облаками, что тяжело сказать, где заканчивается одно и начинается другое.

Тропа выводит на старый пирс. На нем не хватает пары досок, а древесина покрыта мхом и гнилью, но, несмотря на все это, летом хоть кто-то, но бегает по нему. Сейчас он покрыт тонким слоем снега, и Колин не удивлен, что видит Люси, сидящую на самом краю, на неровно сломанных и почти сгнивших досках. Длинные светлые волосы практически достают до талии, и ветер вокруг озера подхватывает и запутывает их.

Деревяшка скрипит под тяжестью его веса, когда он аккуратно на нее ступает. Она переоделась, ее ботинки стоят позади нее, а его толстовка у нее на коленях.

Сейчас он понимает, что потратил кучу времени, чтобы найти ее, но не придумал, как снова с ней заговорить. Уставившись на ее спину, он обдумывает все варианты. Ему нужно извиниться, признать, что он дурак, который не знает, как общаться с обычными девушками, не говоря уже о мертвых. Может быть, рассказать ей, что он сирота, и ему так же, как и ей, нужна опора.

Он медленно подходит к ней.

– Люси? – зовет он и смотрит перед собой.

Ее юбка поднята выше колен, ее кожа бледная и идеальная при таком освещении – ни шрама, ни царапины.

– Мне не холодно, – говорит она и смотрит на свои ноги, которые погружены в воду. На улице явно минусовая температура, и, оглядываясь на озеро, можно увидеть, что водорослей нет, и вода местами начинает замерзать. Колину становится холодно от одного взгляда на лед у ее ног. – Умом я понимаю, что она холодная, – продолжает Люси. – Но не чувствую этого. Чувствую прикосновение воды, но меня не волнует ее температура, хотя должна. Как думаешь, это странно?

Кажется, будто ветер поглотил его слова, и он не знает, что ответить. Поэтому он кладет руку ей на плечо. Ее глаза округляются от прикосновения, но она ничего не говорит.

– Я не знал, где ты была, – наконец говорит он. – Ты в порядке?

– Все хорошо, – шепчет она.

Колин изумленно смотрит на свои руки. Он чувствует тяжесть ее волос, когда они соприкасаются с его пальцами, текстуру ее кожи на шее, но она не была теплой, он чувствует легкое покалывание вперемешку с ветром. Как будто нечто, удерживающее ее здесь, держит вертикально ее тело, а движения ее рук и ног словно пульсируют под его пальцами.

Они долго смотрят друг на друга, и он, наконец, шепчет:

– Прости меня.

В уголках ее губ расцветает улыбка, потом появляются и ямочки на щеках.

– Не стоит.

Он не уверен, что ответить, ведь пусть ей и не нужны его извинения, он все равно чувствует себя придурком, потому что ушел той ночью.

– Не хочешь прогуляться? – спрашивает она.

Он улыбается и отходит в сторону, когда она вытащила ноги из воды, и он вытер их его толстовкой. Они были холодны, как лед. Ее взгляд опустились, и, твою мать, ему кажется, что она смотрит на его рот. Внезапно его голова оказывается забита совсем другим: каково будет, если он ее поцелует? Ее кожа везде так ощущается? А какая она на вкус?

– Когда ты это сделал? – обуваясь, спрашивает она.

Он выныривает из своих мыслей и инстинктивно облизывает губы, понимая, что она спрашивает про пирсинг.

– Ты про губу?

– Ага.

– Прошлым летом.

Она останавливается, и это позволяет ему наблюдать за ней какое-то мгновение, как ветер развевает ее волосы, будто они пушинки. Ей потребовалось время, чтобы сообразить, что сказать, а он наблюдал за ней, пока она думает.

– А разве в школе нет правил по этому поводу?

– Правила настолько устарели, что они не касаются пирсинга, но могу тебя заверить: нельзя носить короткие штанишки во время занятий. Дот и Джо сказали, что я могу выглядеть как панк, пока я веду себя как джентльмен. А тебе что, не нравится?

– Почему, нравится, просто я…

– Звучит, словно ты в сама в шоке от этого, – он смеется и не сводит с нее глаз.

– Когда я училась, мало парней так делали. По крайней мере, не такие парни, как ты.

– Парни, как я?

– Да, милые. Обычно бунтари все в пирсинге и татуировках, да еще и буйные.

– Ой, я точно буйный.

Она улыбается.

– Ну, в этом уж я не сомневаюсь.

– А откуда тебе знать, что я милый? Может, я бунтарь и любитель призраков?

Она с удивлением смотрит на него, и ему тут же захотелось взять камень и разбить им свою голову. Но она откидывается назад и смеется таким дурацким громким хрюкающим смехом.

Колин быстро выдыхает – похоже, ей понравилась шутка про призрака.

Она снова ему улыбается.

– Ты милый, у тебя это на лице написано, и ты не можешь этого скрыть, – он видит, как ее глаза снова меняют цвет на серебристый, а ее губы стали похожи на так понравившуюся ему игривую ухмылку. Цвет ее волос и глаз теперь не имеют для него значения. – Ага, не можешь.

– Что, правда?

– По крайней мере, от меня.

Ее улыбка исчезает, но остается в глазах, даже когда она отворачивается.

– Это хорошо.

Что-то зашуршало в кустах рядом с тропинкой, и остатки опавших листьев хрустели под ногами, пока они шли в чащу леса. Их шаги были едва слышны, хотя шаги Люси были почти невесомы и намного тише, чем его.

И сейчас, когда он смотрит на нее более внимательно, он дополнительно убеждается: ее щеки не порозовели от холода, при ее выдохе нет пара, как у него.

Рядом с ним она оглядывается и, кажется, что она видит все малейшие детали в лунном свете, может, она словно кошка? Или у нее изумительное ночное видение. Хотя все-таки теперь они оба знают, что она мертва, и будет ли ей тема не приятна, если он спросит, каково это?

– Так ты мне веришь? – спрашивает она.

Сначала он хотел сказать то, что узнал он Джо, но потом решает просто ответить:

– Я поизучал рассказы. Нашел твою фотографию. Тебя убил директор школы недалеко от озера.

Она кивает, глядя на воду, словно ей совсем не интересно, о чем он говорит.

– А я все удивляюсь, почему я появилась именно тут. Теперь все стало понятно.

– Тебе не странно, что ты ничего не помнишь?

Она поднимает лист и разглядывает его.

– Наверное. Мне не кажется, что это странно. Просто немного пугающе. Например, я помню букет, который мне подарил папа на каникулах, но не могу вспомнить его лицо.

– Ого, – Колин чувствует себя беспомощным, но, в самом деле, что он может ответить на такое?

– Как-то я думала о тебе. Ты знаешь, есть такое телешоу, когда человек стоит в телефонной будке, снизу начинают появляться купюры, и ему нужно как можно больше собрать за минуту?

Он без понятия, о чем она говорит, но все равно отвечает:

– Конечно.

– Так вот, некоторые купюры – это двадцатки или, может быть, там будет пара сотен, но большинство из них – это долларовые. Кажется, что вокруг тебя куча денег, а это не так. И не важно, чем все закончится, ты счастлив только от того, что у тебя деньги в руках.

Она обходит большой камень посреди тропы, а он запрыгивает на него, а потом проходит по длинному гниющему бревну. Он чувствует на себе ее взгляд.

– В общем, у меня точно такое же чувство после смерти. Появляются обрывки воспоминаний, но у меня получается ухватиться и вспомнить только одно из них.

– Ты хочешь сказать, что рада, что есть хотя бы одно….

– Но все, что бы я не вспомнила, просто бесполезно, – немного улыбнувшись, подводит итог она.

– Вспоминаешь всякую ерунду, да? Но не то, кто ты или откуда родом?

Она смеется и с облегчением выдыхает:

– Точно.

Это облегчение убивает его, ведь он начинает верить, что единственный человек, который должен был понять ее с самого начала, – это он.

– Прости, что повел себя, как хрен.

– Ты не хрен, – фыркает она. – Боже, я уже и забыла, как любила употреблять это слово. А, еще «говнюк».

– Ага, и это тоже. Ты типа: «Привет, а я умерла», а я такой: «Ого, это хреново, ну ладно, я отчалил».

Она снова смеется, и на этот раз так громко, что появляется эхо. Ему нравится это слышать, нравится, что она может так шуметь.

– Хорошо, как тогда ты должен был отреагировать? И меня больше бы беспокоило, что ты остался бы спокойным, и тогда у меня точно возникли бы мысли: «Эй, а может этот парень любитель призраков?»

Теперь очередь Колина смеяться, но он почти сразу перестает.

– Моя мама начала видеть странные вещи. Именно так… – он останавливается и смотрит на ее лицо. – Понимаешь, спустя пару недель, как мы сюда переехали, мою старшую сестру Каролину сбил грузовик школьной доставки. Она была на велосипеде. Наверное, просто не заметила. Мама была убита этим, ушла в себя. Потом через месяц она начала утверждать, что пару раз видела Каролину на дороге. Однажды вечером она усадила нас в машину, сказав, что мы едем в город поесть мороженого, а сама съехала с моста.

– Колин, – шепчет Люси, – это ужасно.

– Родители умерли, а я выжил. Поэтому, когда ты сказала, что ты мертва, думаю, теперь ты понимаешь, почему я так отреагировал.

– Господи, да, – она убирает волосы с лица, открывая каждый дюйм гладкой бледной кожи. Она такая красивая, и ему не терпится прикоснуться своей щекой к ее. – Мне так жаль.

Он отмахивается от нее, не желая задерживаться на этой теме.

– А где ты была все это время?

– Я не помню, чем занималась, но уверена, что была где-то рядом. Здесь или в окрестностях. Я не могу покидать территорию.

– Что, совсем?

Она качает головой и наблюдает за ним минутку, пока раскидывает листву на пути. Та сразу же смешивается с грязью. Сейчас его очередь смотреть на нее, пока она повернулась в сторону воды.

– Люси?

Повернувшись к нему, она улыбается:

– Знаешь, а мне нравится, как ты произносишь мое имя.

Колин улыбается в ответ, но улыбка сползает с его лица:

– А ты знаешь, зачем ты здесь?

Она отрицательно качает головой:

– Ты меня боишься?

– Нет, – хотя явно должен был. Он хочет все ей рассказать, побольше поведать про истории о школе и округе, о Ходоках, о том, что она может быть одной из них, и правда ли они все здесь, как в ловушке? Он точно должен быть напуган. Но сейчас, когда он рядом с ней, достаточно близко, чтобы прикоснуться, он чувствует облегчение и странное мучающее желание.

Неожиданно просто идти рядом ему не достаточно.

– Возьмешь меня за руку? – спрашивает он.

Она переплетает свои длинные пальцы с его, они одновременно холодные и теплые, уверенные и легкие. От прикосновения он чувствует покалывание на коже, но они такие мимолетные. Когда он сжимает руку, через его пальцы проходит ток, и мышцы сразу же расслабляются. Она как видение, но живая в его руках.

Когда он смотрит на нее, ее глаза оказываются закрыты, и она прикусила нижнюю губу.

– Что такое? – спрашивает он. – Тебе больно?

Она открывает свои зеленые с рыжиной глаза, и в них мелькают сплетенные голод и радость.

– Ты когда-нибудь из прохладного бассейна нырял сразу в горячую ванну?

Он смеется. Он прекрасно знает то чувство, что она описала, горячее и невероятное, такое сильное изменение, которое чувствуешь каждой нервной клеткой.

– Ага, это как приятно: согревающее тепло вместо интенсивного о-мой-бог-как горячо.

Она кивает:

– Я все жду, когда это закончится, – она снова закрывает глаза. – Но не заканчивается. Каждый раз, когда ты ко мне прикасаешься, это похоже на тот первый момент погружения, всегда. А потом облегчение становится настолько подавляющим, что захватывает дух.

Сердце Колина бьется в груди чаще. Дрожащими пальцами она прикасается и мягко проводит по кольцу в его губе.

– А это больно?

– Немного.

– Метал, наверное, холодный, – шепчет она, и он замечает, что наклоняется к ней. – Интересно, как он ощущается?

– Для тебя или для меня? – улыбаясь, интересуется он.

Глава 11

ОНА

– Для меня, – отвечает она и слегка нажимает на металл.

– Возьмите в руку трубу, – сказал учитель. – Тепло и холод вместе создают эффект ожога. Люси прикоснулась к трубе и слегка зашипела, глядя на учителя.

– Одни рецепторы кожи чувствуют тепло, а другие жар. Все посылается в мозг, но тот воспринимает эти смешанные сигналы как интенсивное тепло. Это сильное восприятие называют парадоксальное тепло.

От такого яркого воспоминания Люси вскрикивает и инстинктивно убирает руку.

Кольцо в губе Колина холодное от ветра, а кожа теплая, и, как к трубе, прикосновения к его губам вызывают ожог в пальцах. Она полностью понимает весь смысл того эксперимента с трубами, но сейчас никак не может объяснить происходящее между ними. Легкий контакт – всего пара секунд – и воздух между ними просто обжигает.

Колин сглатывает, его глаза смотрят только на ее рот. Пару раз он моргает. Он хочет ее поцеловать? От этой мысли ее кожа нагревается, а когда он наклоняется чуть ближе, она ощущает странное опьяняющее облегчение. Это все сокрушает ее, словно сильное головокружение.

Люси знает, что уже целовалась раньше, она не такая уж и невинная, но сейчас все по-другому. Воспоминания тех одноцветных прикосновений блекнут по сравнению с ощущаемой вибрацией от кожи Колина. Эта реакция ее пугает, и она колеблется. Если простое прикосновение его губ к ее пальцам было таким интенсивным, что же будет, когда он поцелует ее по-настоящему? Она боится, что не выдержит таких мощных ощущений. Поэтому она возвращается на тропу, закрыв глаза на минутку, чтобы сохранить в воспоминаниях холод металлического кольца и его теплое дыхание прямо на кончиках ее пальцев.

Она сделала пару шагов, перед тем как услышать, что Колин пошел за ней. Если он и был удивлен ее реакцией, то этого не показал, и они продолжали путь в тишине. При каждом шаге рука Колина касалась ее. Немного погодя, он перестал притворяться и сцепил их пальцы вместе. Так же бережно, как в первый раз.

Он наклоняется, чтобы встретиться с ней взглядом:

– Ты все еще в порядке? – он сказал это так восхитительно, как-то умудряясь выглядеть сильным, но в тоже время неуверенным в себе. Она смогла только кивнуть, переполненная чувствами от простого прикосновения. Его кожа такая живая и горячая, кажется, что она может ощутить, как при каждом сердечном сокращении кровь бежит по венам.

Он широко улыбается:

– Так если ты не можешь покидать кампус, где же ты живешь?

Люси отвела его к себе домой и была впечатлена, когда его совсем не удивило, что она живет в заброшенном сарае за школой. Она зажигает небольшую керосиновую лампу в углу и, вытянув перед собой руку, почти касается противоположной стены.

– Вот он, мой дом.

Он садится на старую скамейку, а она устраивается на другой стороне и рассказывает ему о своих воспоминаниях. Эти фрагменты непоследовательные и бесполезные, но он слушает, будто это какая-то захватывающая история. Когда она начала рассказывать свои воспоминания с момента появления тут, то заметила легкое разочарование на его лице, словно ему было жаль, что ее реальная жизнь здесь так быстро оборвалась. Он смотрел и слушал, облокотившись на стену сарая.

Она рассказывает, как сидела на улице и наблюдала ежедневную монотонную студенческую жизнь, и она им даже нисколько не завидовала, только было чувство, что она чего-то ждет. Люси говорит, что у нее не было желания найти своих родителей, хотя они все еще могут быть живы, и это ее немного беспокоит. Почему девушка не хочет присоединиться к своим сверстникам? Или почему нет желания найти свою семью?

Последние события она рассказывает вкратце:

– Я сказала, что мертва. Ты испугался. Я ходила по территории, заставляя себя держаться подальше от школы и потом… Ты пришел и нашел меня. Вот и все.

Он смеется.

– Я и не думал, что ты такая разговорчивая.

– А у меня не было желания с кем-то говорить.

Его улыбка меркнет, когда он по-настоящему оглядывает сарай.

– А ты не хочешь жить в более удобном месте? Так странно, что ты тут совсем одна.

– Мне здесь нравится. Это только мое место. Здесь чисто и тепло, и никто сюда не приходит.

Замявшись, он смотрит на телефон.

– Мне пора идти, – она наблюдает, как он стряхивает листву с колен. Он взглянул на нее, наклонив голову, и подмигнул. – Но я не могу оставить тебя тут.

– Я живу здесь почти три недели.

– Пойдем со мной, хотя бы сегодня, – он чувствует ее замешательство и готов надавить. – Пока мы не найдем тебе пару покрывал и не сделаем это место менее…

– Деревенским? – предлагает она.

– Я хотел сказать ужасным. Но можем и остановится на деревенском.

Она шла за ним, не смотря на свою легкость, не успевая за его шагом. Все сказанное как-то повисло между ними, и они шли в тишине, пока в лунном свете над верхушками деревьев не появилось очертание здания Св. Осанны. Мысль о комнате, уюте и ковре казались просто нереальными.

Комната Колина буквально кричала «здесь живет парень». Приглушенные тона, журналы о велосипедах и грязное белье. Маслянистые запчасти на столе, банка содовой, несколько наград. Под всем этим можно было увидеть архитектурный замысел: оконные рамы из темного дерева, отполированные в ручную. Встроенный в стену шкаф был забит газетами, запчастями и небольшой стопкой фотографий.

– Типичное мужское логово, – говорит она.

Колин садится на кровать, издав расслабленно-довольный рык, но Люси остается стоять. Ей хочется разглядеть его вещи. У нее было всего две школьные формы, пара ботинок и сарай. Она зачарована всеми его вещами.

– Коричневый матрас? И как это понимать? – улыбаясь, она проводит рукой по кровати.

– А мне нравится представлять, что я сплю в грязи, – шутит он. Она чувствует, что он наблюдает, как она изучает его одежду в шкафу. Закрыв лицо руками, он бормочет: – Джей и я… Мы не особые чистюли.

– Ну да, – она убирает пару носков, чтобы прочитать название лежащей на полке книги.

– Зато у меня простыни чистые, – он тут же откашливается, но она продолжает изучать его книги. Комнату густо наполняет неловкость. – Я не это имел в виду. Конечно, у меня чистые простыни, но для сна. О господи, забудь.

Люси тут же смеется:

– Я не сплю.

– Точно, точно, – немного помолчав, он спрашивает: – А ты не будешь скучать?

– Нет, мне приятно быть рядом с кем-то. И обещаю, что не нарисую тебе усы, пока ты спишь.

Колин широко улыбается:

– Но если соберешься, то рисуй, как у Фу Манчу. Если делать, то делать по-настоящему, – он встает и потягивается, и под задранной рубашкой виднеется часть живота. Сквозь нее проходит тепло, и ей становится интересно, он вообще понимает, как она реагирует на его тело. Подняв палец, он показывает, что идет чистить зубы.

Пока Колин за ней не наблюдал, она решила немного оглядеться. Конечно, она не полезла в его шкаф или под кровать, но поближе рассмотрела фотографии на столе и кубки на полках. Он выиграл несколько гонок. Занимался сноубордом и играл в хоккей. Ленточек и наград было столько, что она даже перестала читать, что написано на каждой.

На столе стояла фотография маленького мальчика и мужчины, похожего на Колина лет в тридцать: большой, с темными волосами и яркими глазами. Еще на столе валялись газеты, вырезки и пара купонов, как она поняла, для столовой. Под клавиатурой и разлитой содовой была фотография Колина с невысокой брюнеткой на школьных танцах. Его руки лежали на ее бедрах, она немного откинулась, и они не просто улыбались – они смеялись.

В груди и горле застрял огромный ком. Из-за того, как его руки лежали на ее бедрах, казалось, что она его опора, а он ее. Люси не знала, будут ли когда-нибудь его прикосновения казаться нормальными, и станет ли она ему так же близка, как и девушка на фото.

Она чувствует его возвращение в комнату и быстро убирает фото на место. Ей кажется, что он заметил, но не подал вида. Еще слишком рано задавать вопрос, кто они друг другу, и тем более расспрашивать про эту девушку. Однако Люси никак не может унять ревность, возникшую от мысли, что Колин может быть с кем-то еще.

– Я понимаю, что это звучит фигово, но я действительно устал.

На часах два ночи.

– Конечно, ты устал. Боже, ты только посмотри на время. Прости…

С легкой улыбкой он залезает под одеяло, похлопав по матрасу рядом с ним. Люси осторожно ставит ногу на кровать, так чтобы быть на одеяле и сесть, скрестив ноги, лицом к нему.

– Будешь за мной наблюдать?

– Пока ты не уснешь, потом найду на столе несмывающийся маркер.

Он улыбается и переворачивается на другой бок.

– Хорошо. Спокойной ночи, Люси.

В голове сразу же появляется куча вопросов, на которые хочется немедленно получить ответы. О нем, о ней. Зачем вселенная вернула ее обратно, и почему он так важен для нее.

– Спокойной ночи, Колин.

– О, привет, новенькая, – улыбается Джей и выдвигает соседний стул, показывая, что она может сесть. Колин не обращает на него внимание и выдвигает стул напротив, подальше от друга.

– Люси, это Джей. И ее зовут Люси.

– Люси, конечно, милое имя, но Новенькая мне нравится больше. Так загадочней. Ты можешь быть кем угодно, – наклонившись ближе, Джей одаривает ее самой соблазнительной улыбкой. – Так кем ты хочешь быть, Новенькая?

Пожав плечами, Люси молчит. Она не задумывалась о том, что она новенькая и что ее никто не знает. Она делала все рефлекторно. Люси оглядывает столовую, где ели большинство студентов. Все девочки похожи, одеты в одинаковую форму.

– Я играю на бас-гитаре в девчачьей группе «Бешеные Гусыни», без ума от математики и могу открыть пивную бутылку зубами, – улыбается она ему. – Кстати, одно из этого – правда.

Глаза Джея округлились:

– Пожалуйста, скажи, что про группу.

– Я голосую за зубы, – говорит Колин.

– Простите, парни, – с сочувствием говорит она. – Математика.

Джей пожимает плечами и откусывает бекон.

– Все равно это было горячо. Я имею в виду, даже если ты и не играешь в группе с кучкой гусынь, ты любишь озера. Это делает тебя интересной.

– А что такого в интересе к озеру? – Люси поворачивается к Колину, ища ответ в его глазах. – Его не все любят?

– Я просто обожаю, – говорит с легкой улыбкой Колин, несомненно, наслаждаясь беседой. – Много велосипедных дорожек, и там мало кто бывает, – подмигнув, он добавляет: – И я не боюсь тех, кто там живет.

– Да плевать на эти рассказы, – замечает Джей. – Это все только выглядит устрашающе. Летом так жарко и влажно, что все погружается в туман. А зимой вода замерзает, и кажется голубой, – Джей говорит и ест одновременно и, показывая вилкой на Люси, спрашивает: – Ты же слышала про Ходоков?

Люси качает головой, и чувствует, как по ее рукам пробегает холодок. Она машинально прижимается к Колину.

– Люди говорят, что в Св. Осанне их немало. И никто не ходит к озеру; кто-то говорит, что видел девушку, ходящую недалеко от воды. Черт, похоже, они преследуют это место.

Люси вздрагивает, но только Колин это замечает. Он нежно кладет под столом руку ей на бедро.

– Но если хотите знать мое мнение, – начинает Джей, и кусок яичницы с легким шлепком падает обратно на тарелку, – народ не гуляет потому, что они кучка ленивых задниц, которые предпочитают посидеть дома и попить пивка.

– Ясно, – говорит Люси, и Джей смотрит на нее с нечитаемым выражением лица.

– Мы с Джеем не боимся призраков, – признается Колин.

Джей смеется и отодвигает тарелку.

– Нет приятель, я просто не верю в них.

Когда Люси поднимает взгляд на Колина, она видит, как он улыбается, и в глазах читается их общий секрет.

Люси составила расписание занятий у тех преподавателей, которые никогда не отмечают присутствующих. И единственный общий урок с Колином – это история, но в середине дня она понимает, что ей очень нужно увидеть его улыбку, его пальцы, нервно отбивающие ритм по столу, зная, что ему не терпится к ней прикоснуться. И она не думала, что будет так тяжело.

Она внимательно всех изучала, может, какая-нибудь фраза или жест вызовет вспышку воспоминаний о том, кто она и как она может остаться тут и когда-нибудь уйти из школы с Колином.

Она поймала себя на мысли, что стала задумываться над словами Джея про Ходоков и историях, окутывающих школу. Она знала, что надо задать больше вопросов, но внутреннее желание быть рядом с Колином затмевало все вокруг. Ее вопросы, сомнения, ее цели отошли на второй план по сравнению с постоянной вибрацией, которую она чувствовала, находясь в близи него. Уход от Колина за ворота просто физически ее погубит.

– Люси? – она приходит в себя, услышав свое имя, и мысли о Ходоках тут исчезают. Ей потребовалась минута, чтобы вспомнить, что она на уроке французского, у мадам Барбар, которая, похоже, раньше ее совсем не замечала. Как и большинство учителей в Св. Осанне, мадам Барбар думала, что раз ты учишься на втором курсе и одета в их форму, то, очевидно, ты учишься в одном из классов, даже если не принадлежишь к их потоку.

Ее голос эхом звучит у Люси в ушах и застревает в голове. Это первый раз, когда к ней кто-то обращается по имени, кроме Колина.

– Д-да? – и только сейчас Люси понимает, что все внимание учителя сосредоточено на ней, и она назвала ее имя, потому что плохо знает его обладательницу.

– У меня тут записка, чтобы ты пришла в кабинет консультанта? – ее фраза звучит больше как вопрос и, кажется, что она ждет подтверждения Люси. Та встает, болезненно ощущая на себе взгляды всех присутствующих, и берет записку.

Наверное, кто-то заметил пропавшую форму и поэтому отправил ее в офис мисс Проктор.

Люси уже видела мисс Проктор в коридорах, разговаривающую с учениками или успокаивающую шумных парней в зале. Она молодая и красивая, и парни разглядывали ее сзади, когда она проходила мимо. Но женщина, которая сидела в кабинете консультанта, была не мисс Проктор.

Эта женщина была невысокой и коренастой, сидевшая на стуле сбоку от стола, и смотрела на листок перед собой. Ее голубой костюм цвета весеннего неба, как помнила Люси, и он смотрелся нелепо в темном кабинете на этой большой бесформенной фигуре.

– Здравствуйте, – наконец говорит она. – Я Люси.

– Я Аделина Болдуин, – голос у нее мягкий и более глубокий, что мало сочетается с ее внешностью.

– Привет, – снова говорит Люси.

– Я руководитель консультационного отдела в Св. Осанне, – мисс Болдуин кладет бумаги на стол и опускает руки себе на колени. – Похоже, ты попала под наше наблюдение, – она делает паузу. Когда Люси ничего не отвечает, она продолжает: – Я люблю все проверять каждые два месяца и выяснять, не появился ли у нас кто-то из новеньких. Сегодня утром мисс Ползвески упомянула, что видела в школе девушку, и она не помнит, чтобы ее к нам зачисляли. Мы стараемся побыстрее решать такие вопросы, пока они не получили огласку.

Люси чувствует, словно ее схватили за горло.

– Ой, – шепчет она.

– Где твои родители?

У Люси нет ответа на этот вопрос. Она чувствует на себе взгляд мисс Болдуин, пока та крутит перед собой скрепку по столу. Так странно быть рядом с кем-то, кроме Колина, и чувствовать себя объектом наблюдения.

– Люси, посмотри на меня, – Люси смотрит на женщину, и в ее взгляде читает сосредоточенность – Ох, милая.