Текст книги "Берег нежности"

Автор книги: Кристина Лестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Спасибо! Для меня это очень важно, вы же знаете! – Мсье Гартье встал, с почтением поклонился дамам. – Встретимся вечером! Всего доброго! – И ушел.

– Это что? – Ивель переводил взгляд с одного на другого. – Это правда был ваш француз?

– Да…

– Ой, я дурак! – Он хлопнул себя по лбу.

– Это точно! – прошипела Жанет.

– Но почему вы мне сразу не сказали?

– Я хотел! – Стен возмущенно раздувал щеки. – Но ты даже не попытался вести себя вежливо! Бухнулся за стол и начал…

– Я, по правде сказать, его вообще сначала не заметил. Думал, кто-то, как обычно, клеится к моей жене. Ну и решил подойти просто так… Хорошо еще, что я ему с ходу не двинул!

Жанет закатила глаза. Сколько это может продолжаться?! Это называется «собака на сене». Ивель сам не мог и не хотел любить ее, но, как только в его поле зрения появлялся вероятный соперник, пусть даже просто воздыхатель Жанет, он вставал в боевую стойку.

А ведь он порой совершенно не умеет себя держать! – подумала Жанет. То он кажется всем чересчур интеллигентным, то он начинает говорить и вести себя так, словно вырос в трущобах, где мечты не поднимаются выше обычных физиологических удовольствий, а юмор обретает совсем плоский вид. И это при том, что его мамаша обычно многозначительно закатывает глазки, как только речь заходит о происхождении невестки. Пусть Жанет и не может похвастаться своим происхождением, но воспитанием уж точно превосходит ее сына!

Жанет прижала ладонь к губам, словно боялась произнести вслух что-то нехорошее. Нет. Так не пойдет. Надо даже мысленно держать себя в руках… Только с каждым годом это становится все труднее.

– Ну и как он тебе? – спросил ее Ивель, когда они, распрощавшись со Стеном и Оливией, шли к своей каюте.

– Нормально. Обычный француз. Сыпал комплиментами всему, что на каблуках.

– О. И тебе?

– Конечно.

Ивель усмехнулся:

– Ну да. Ты же это любишь.

– Не начинай.

– Нет, дорогая. Я не буду начинать. Я просто не дам тебе с ним продолжить.

– Ивель! – Жанет остановилась. – В чем дело? С каких пор ты стал таким ревнивым? Если я захочу с ним переспать, ты меня не остановишь.

– Да что ты!

Глаза его смотрели жестко. Ивель был взбешен. И это спокойный, послушный Ивель?

– Прошу тебя… Давай не будем. Я могу пообещать тебе, что не стану флиртовать с ним у тебя на глазах, а также вообще ни у кого на глазах, если тебе это так неприятно.

– То есть вы будете просто запираться у него в каюте и предаваться там…

– Ивель, чему предаваться?! Мы с ним едва знакомы! О чем ты?

– Не знаю. – Он вдруг устало провел рукой по лицу. – Наверное, правда… жара.

– Да. Жара.

– Ты иди пока в каюту, Жанет. А я немного посижу возле бассейна. Там прохладно. Что-нибудь выпью.

– Только не надирайся, как вчера. Не то я попрошу капитана сгрузить тебя на этой остановке и багажом отправить домой.

Ивель рассмеялся и ласково поцеловал ее в губы.

– Нет. Не стану. Но обещаю, что, если ты совсем не станешь уделять мне внимания по ночам, как весь предыдущий месяц, я буду пить. И сильно. А что мне еще делать?

Жанет снова помрачнела.

– Хорошо, я обещаю тебе… – И вдруг закричала: – Да черт возьми, ничего я тебе не обещаю! И обещать больше не хочу! Если я не захочу с тобой спать, то никакая сила на свете меня не заставит это сделать! И если я захочу переспать с этим французом, то никакая сила на свете меня не остановит, понял?

– Жанет, уймись. Я все понял.

– Не хочу я униматься! Пошел к черту!

Она развернулась, чтобы войти в каюту, но тут же лицом к лицу столкнулась с Филиппом Гартье. Он не мог не слышать ее последней фразы. Ее слышали все на корабле!

– Мое почтение. – Он приподнял соломенную шляпу, пожирая Жанет взглядом. – Я буду очень рад, если вы так и сделаете, мадемуазель!

3

Когда они с Ивелем только начали встречаться, Жанет составляла про него списки, которые так и назывались: «Списки про Ивеля». Она намеренно искажала правильность языка: это выражение, резавшее слух и глаз, напоминало стиль общения его семьи – не очень академичный и совсем не литературный, несмотря на всю их претенциозность.

«Списки про Ивеля» представляли собой длинные полотна, разделенные пополам, в левую графу заносились все достоинства испытуемого, а в правую – недостатки.

Среди его достоинств были такие черты, как вежливость, доброта, щедрость, обходительность, воспитанность и джентльменство, граничащее с рыцарством… Там присутствовала даже пылкость (о, как редко это проявлялось и как быстро сошло на нет!), а также искренность и открытость… Там было много всего, о чем в наше время можно лишь мечтать.

Список недостатков был куда короче. Правда, уже тогда среди прочего, на первый взгляд незначительного, присутствовал один тревожный сигнал: иногда бывает рассеянным и равнодушным. Если бы Жанет не была ослеплена любовью, она бы не забыла одно золотое правило: иногда один-единственный минус способен перевесить тысячу плюсов. Но эти истины открылись ей позже…

Когда после свадьбы Жанет показала ради смеха эти записи школьной подруге по имени Эйрин, та ответила, что с таким аналитическим умом Жанет нужно было идти работать в ФБР.

Однако никакой аналитический ум не помог ей избежать самой большой ошибки в жизни. Впрочем, тут виновата ее семья.

Но лучше обо всем по порядку.

Жанет выросла в небогатой семье – ее отец занимался перепродажей старых авто, а мать работала на фабрике в пригороде Нью-Йорка. Американец Билл Хорнел и француженка Шарлотта Амьен создали семью довольно поздно и без особого на то желания, просто потому, что «уже было пора».

По рассказам матери, во время знакомства, когда добрые друзья решили свести этих двух одиноких людей, которым было уже за тридцать, во время первого свидания Билл даже не удосужился выйти из машины. Их знакомство и первый диалог состоялся на передних сиденьях старенького «шевроле» небесно-голубого цвета, и уже через час Билл деловито и совсем прозаично сказал:

– Ну, я думаю, пышной свадьбы нам не надо. А все необходимое я подготовлю.

Раннее детство Жанет провела, как и все соседские дети, на улице, почерпнув там весь спектр первых жизненных радостей. Когда девочке исполнилось восемь, родители задумались, в какую школу ее отдавать. Чернокожее население, преобладавшее в их квартале, сильно не любило белых и всячески притесняло. Законы улицы здесь были суровыми, даже чересчур, подростки рано, лет с двенадцати сбивались в агрессивные стайки и потихоньку громили окрестности. И тогда родители решили вылезти из кожи вон, но дать девочке хорошее образование, заодно и улучшить условия жизни.

Собрав все накопления, чета Хорнел переехала в район, где жили в основном представители среднего класса. Для маленькой Жанет этот переезд показался чуть ли не долгожданным вознесением в страну эльфов, о которой она всегда мечтала: до того разителен был контраст двух уровней жизни. Из тесной квартиры в грязном подъезде она переехала в дом, где у каждого из жильцов была своя парадная! А соседи не орали и не били чужие окна! А под окнами в палисаднике росли цветы!

Это было ее первое столкновение с классовым неравенством. Восьмилетняя Жанет поняла, что мир делится не только на черных и белых, но главное – на богатых и бедных.

Бизнес отца в те годы стабилизировался, и несколько лет семья жила очень даже неплохо. Жанет подросла и стала настоящей красавицей: грациозной, гибкой, словно пантера, с копной кудрявых темных волос, которые всю жизнь безжалостно пыталась распрямить. Помимо учебы и рисования она занималась танцами, поэтому к четырнадцати годам обрела шикарную фигуру и умение крепко стоять на ногах в любых обстоятельствах.

Но, как это часто бывает, самые страшные недуги точат людей изнутри. Билл Хорнел внезапно разорился, то ли не выплатив кому-то долг, то ли не рассчитавшись с кредиторами… В общем, автомобильной фирмы не стало. Некоторое время Шарлотта работала за двоих, пока не подорвала здоровье, и в конце концов семье стало тяжело оплачивать дорогую школу.

Они едва дотянули до окончания учебного года, а потом пятнадцатилетняя Жанет ушла доучиваться в экономический колледж.

Ей было обидно до слез, она совсем не хотела быть экономистом! Тем более в школе к ней относились хорошо и учителя, и одноклассники. Девочка обладала живым, незаурядным умом, была хорошо воспитана, умела шить, вязать и отлично рисовала.

Рисование вообще стало ее страстью, она увлеклась им, когда еще была совсем маленькой, и из всего существующего на свете художественного материала ей был доступен только кусок мела и асфальт. А в средних классах школы рисунки Жанет украшали коридоры и студии, она постоянно принимала участие в каких-то выставках и конкурсах. Ей прочили хорошее будущее, в школе работали добрые люди, которые желали помочь девушке из небогатой семьи проложить себе дорогу в жизни, но…

В пятнадцать лет Жанет оказалась в колледже, и это был полный крах. Отец, который к тому моменту начал пить, уже не спрашивал у дочери, куда она хочет пойти учиться. Он сам выбрал для нее учебное заведение и отнес туда документы. Сколько Шарлотта и Жанет ни умоляли его отменить свое решение, сколько ни плакали, Билл оставался тверд. Жанет станет экономистом и точка. Тут образование дешевле, а бухгалтеры всегда и везде пригодятся.

– Вот если бы я знал, как вести эту дурацкую бухгалтерию, – говорил он, сощурив на дочери полупьяный взгляд, – я бы не разорился! А ты осталась бы в своей дурацкой школе! Но не судьба. Будешь экономистом. А что? Это хорошо. Выучишься, и мы снова откроем фирму!

Жанет тошнило от этих разговоров. Она никогда не понимала родителей. Не понимала долготерпения матери рядом с нелюбимым и подчас неприятным человеком. Не понимала и отца, для которого не было на свете ничего милее его автомобилей и рыбалки.

Но больше всего она не понимала себя: как у этих чужих друг другу людей, не только не любящих, но испытывающих открытую неприязнь друг к другу, озлобленных на мир, могла вырасти такая дочь, которая видит и жаждет совсем иной жизни? Многие из ее подруг по колледжу не поднимались в своих мечтах выше обычного желания выжить в большом городе, причем способы их «выживания» иногда вызывали мурашки по коже.

Жанет было страшно. Ей было больно и страшно, она чувствовала себя инородным предметом в этом потоке жизни. Эти законы не для нее. Эта жизнь не для нее. Не для ее ранимого, чувствительного сердца, не для ее глубокой и всепонимающей души.

Словно ее настоящие родители были вовсе не Билл и Шарлотта Хорнел, а чудесные эльфы из мира сказок. Они летели по небу и случайно обронили ее на грешную землю. И теперь она, в чьих жилах течет голубая эльфийская кровь, вынуждена жить тут, на грязной земле, вынуждена называть папой и мамой этих двух посторонних людей, которые то спасают ее, то сами же топят…

Была еще бабушка во Франции, которую Жанет видела всего дважды в жизни и которая за эти короткие встречи успела произвести на нее гораздо более приятное впечатление, чем каждый день производили отец и мать. Но бабушка жила далеко, и денег на путешествие к ней не было.

К матери у Жанет всегда было сложное чувство. Она любила мать, была к ней привязана, но… Глядя на эту уставшую от жизни, разочарованную и сломленную пятидесятилетнюю женщину, говорила себе: «Я никогда не буду такой! Господи, как угодно, только не так!»

Но в тот год у нее не было выбора, и Жанет приступила к учебе в колледже, переехав в общежитие. Она поклялась себе, что изменит свою жизнь, исправит все ошибки, не только свои, но и своих родителей. И тогда, может быть, случится чудо: она вернется в свою волшебную страну эльфов, из которой случайно попала на землю.

Жанет работала как проклятая, чтобы скопить денег на дальнейшее образование. Она рисовала на заказ днем, продавая рисунки за гроши, а по вечерам работала в пабе официанткой. Она падала от усталости и едва переползала от семестра к семестру, уже опасаясь за сохранность своего здоровья. Ей нужно было окончить этот чертов колледж, чтобы поступить в университет…

Почему она все не бросила и не уехала куда-нибудь? Уже потом, много лет спустя, вспоминая, через какой ад прошла, Жанет поняла: если бы она ушла из колледжа, ей пришлось бы вернуться в семью. Снимать квартиру было для нее недоступной роскошью, а в общежитии брали символическую плату…

– Только не домой! – твердила она как заклинание. – Я все перетерплю, только не домой!

Когда она изредка навещала родителей, отец любил повторять:

– Ничего! Вот выучится, откроем с ней свое дело! Я буду продавать, а она считать!

Жанет в ужасе убегала от этих разговоров, сославшись на занятость.

Так прошло три года. А в восемнадцать лет на горизонте Жанет забрезжило долгожданное солнце. Внеся необходимую сумму за обучение, она без всякого труда поступила на первый курс университета.

В тот же год умер отец, и мать, вдруг разом ожившая и даже помолодевшая, словно освободившаяся от тяжкого груза, собрала вещи и уехала во Францию.

И вот тогда…

И вот тогда жизнь хлынула на Жанет мощным разноцветным потоком. Были деньги, свобода, первая любовь и первые слезы, были первые выставки (настоящие, а не детские!), первые заработки…

Любила ли она за эти годы кого-то по-настоящему? Вряд ли. Жанет не могла похвастаться длинным списком любовных побед: отношения были длительными, а посему партнеры менялись нечасто. Но, окончив университет, поступив на работу в солидную студию дизайна, получив и отвергнув два предложения руки и сердца, Жанет все равно понимала, что любовь, настоящая любовь, о которой она читала в книжках, еще ни разу не посещала ее сердце.

Она твердо решила ждать. Ждать того самого главного, единственного, самого-самого. Девочка-эльф хотела дождаться своего эльфийского принца, который непременно заметит ее, когда полетит над грешной землей. Заметит и заберет обратно в сказочную страну…

И вот появился Ивель и сказал, что мечтает забрать ее в свою сказочную страну, страну, которую они собирались придумать вместе. Жанет задохнулась: вот оно!!!

Он, конечно, не был похож на эльфа: Ивель носил очки, и из-за этого у него был постоянно ускользающий взгляд, но лицо очень приятное, даже красивое, с правильными, немного мелковатыми чертами… Подумаешь, какой-то там взгляд! Жанет была счастлива!

Жанет была счастлива, а их первую совместную весну, сумасбродную и шалую, до сих пор вспоминала с замиранием сердца. Даже сейчас, шесть лет спустя, когда вопрос о разводе был практически решен. Иногда ей казалось, что только воспоминания об этой весне, до сих пор жившие в душе, удерживают ее возле мужа.

Ведь Ивель был первым, кто заставил ее сердце по-настоящему запеть.

Ивель был первым, кто вывез ее в Калифорнию. В Калифорнию! На океанское побережье, о котором девочка, выросшая в бедной семье, могла только мечтать.

Ивель был первым, рядом с кем она почувствовала себя по-настоящему защищенной от всех жизненных невзгод.

Это было новое, сильное чувство, которое поначалу ее просто ошеломило. Она – и под чьей-то защитой? Она – и под чьей-то заботой?

Шли дни, недели, месяцы, Ивель представил ее своим родителям, немного странным и замкнутым людям, а потом познакомил с братом – напротив, живым и, как показалось Жанет, очень наблюдательным подростком, который, увидев ее, сказал:

– О, Жанет, вы просто чудо! Мой брат, наверное, совсем спятил, если решил, что сможет украсить вашу жизнь. Он же рядом с вами – просто бледная тень.

Ох, вот тогда бы ей прислушаться! Но Жанет ничего не знала и знать не хотела. Она хотела только одного: быть всегда, всегда под защитой этого человека. Она добежала до своего финиша, сорвала ленточку и упала обессиленная, не в состоянии больше заботиться сама о себе. Теперь это – задача Ивеля.

Пошли разговоры о помолвке и свадьбе. Мать Ивеля попыталась было навести справки о семье невестки, и, вполне возможно, все расстроилось бы, узнай она правду, но… Как-то странно все сложилось, наверное, и правда эльфы вмешались. Однажды Анна – высокомерная и прямая, чрезмерно гордящаяся своим аристократическим происхождением, встретила в кафе свою старую подругу Марту. Подруга оказалась преподавательницей из той самой школы, где когда-то училась Жанет. Узнав, на ком собирается жениться Ивель, Марта принялась нахваливать бывшую ученицу, рассказала все, что видела и знала, и еще добавила от себя. Анна осталась довольна, особенно ей польстило то, что семья Жанет смогла оплачивать образование дочери в хорошей школе. О том, что девочка ушла из школы в пятнадцать лет от бедности, Марта разумно умолчала, надеясь, что и у Жанет хватит ума об этом не говорить. Зато она не пренебрегла дошедшими до нее слухами, что Жанет с отличием окончила университет.

Анна была почти в восторге. На тот момент для нее выбор сына был вполне оправдан, оставалось только вызвать из Франции мать Жанет и отпраздновать свадьбу. Но тут произошла одна странность: Жанет вдруг засомневалась, хочет ли она замуж. Это было настолько неожиданно, что ошеломило ее саму. Когда до свадьбы оставался всего месяц и уже было разослано полторы сотни приглашений, Жанет вдруг снова испугалась и сказала матери, что, кажется, не хочет выходить замуж.

Шарлотта, услышав такое, была в шоке. Все осложнялось еще и тем, что сама она не вызвала доверия у миссис Броквилл. Анна еще на помолвке наметанным глазом оценила внешность своей будущей родственницы и увидела отчетливые следы тяжелой жизни на ее лице. Она мгновенно поняла, что будущая невестка не совсем та, за кого себя выдает.

В тот же вечер она изложила свои сомнения мужу. Но отец Ивеля, человек чрезвычайно занятой, вечно витающий мыслями где-то высоко, на уровне нефтяных вышек, вообще самоустранился от ведения домашних дел, всецело предоставив это жене, поэтому и на этот раз отделался задумчивым мычанием.

– Говорю тебе, она либо алкоголичка, либо вышла из трущоб! Причем вышла совсем недавно!

– Мм… может быть…

Ситуация осложнилась. Анне очень хотелось вывести Жанет на чистую воду, но, с другой стороны, не хотелось отменять свадьбу и позориться перед родственниками и знакомыми.

В конце концов она нашла одну старую подругу Жанет, которая за хорошие деньги рассказала правду о семье Хорнел. Анна пришла в ужас. Она не могла даже мысли допустить, что эта оборванка, выросшая на помойке, будет ходить по комнатам ее фешенебельного особняка. Анна металась между желанием все отменить и страхом оскандалиться в обществе.

С Жанет тоже творилось что-то невообразимое. Она с каждым днем все яснее и отчетливее понимала, что не хочет этой свадьбы. И в то же время она совершенно не понимала себя. Она разлюбила Ивеля? Или он оказался не тем эльфом? А может, он вообще не эльф? А ее эльф кружит пока там, в небе, или смотрит на нее и горько качает головой…

Как-то поздним вечером она расплакалась и, высказав все это матери, почувствовала огромное облегчение. Сейчас они что-нибудь придумают и уберегут Жанет от неправильного поступка. Они, может, даже вместе уедут к бабушке в Нормандию, Жанет поживет там немного, отдохнет от Ивеля. Ей так хотелось остаться одной и во всем разобраться!

Но реакция Шарлотты была странной:

– А ты уверена, что это у тебя не предсвадебный синдром?

Жанет опешила, глядя на мать.

– То есть как?

– То есть так! Прекрати эти глупости!

Надежда на помощь постепенно растворялась, уступая место привычным досаде и обреченности, которые Жанет всегда испытывала рядом с родителями:

– Мама, ты опять за свое?

– Знаешь, – не слушала ее Шарлота, – многие невесты и не такое вытворяют перед свадьбой. А все потому, что у них крыша едет от волнения.

– Мама, но как же так?.. Я хочу подумать, все отсрочить…

– Нечего думать! Тебе вон какой вариант предлагается. Где ты лучше найдешь? А то провыбираешь и останешься с носом. Тебе уже двадцать шесть, между прочим. Берут замуж – быстрее соглашайся! Будь я на твоем месте, я бы ни секунды не думала.

– Да ты и на своем ни секунды не думала.

– Правильно! Мне в тридцать думать было уже поздно. Быстрее вышла замуж за Билла, и хорошо. Главное – одной не остаться!

– Это как раз не главное, – сумрачно ответила Жанет. – Разве ты была счастлива?

– Это тоже не главное…

– Как же так?

– Вот так! Ну а подруги твои что скажут, ты подумала? – перешла в контрнаступление Шарлотта. – Они ведь все решат, что Ивель тебя бросил, а не ты его!

– Да какая разница, что кто решит! – закричала Жанет. – Мама, я хочу подумать! По-ду-мать! Понимаешь? Я хочу, чтобы у меня не оставалось никаких сомнений в том, что я делаю.

– А у тебя и так не должно быть никаких сомнений. Тебе пора замуж, чтобы не выходить так поздно, как я. Еще дети пойдут, спасибо мне скажешь.

Жанет была в отчаянии. Она так не может! Она снова одна! Она снова одинока в этом бушующем, грубом мире, а ее эльф никак не прилетит. Ивель – теперь она точно знала это – совсем не ее эльф.

Но последние слова матери запали Жанет в душу: а и правда, что скажут подруги? Особенно Эйрин – девушка из хорошей семьи, ее школьная подруга? Узнав о помолвке, Эйрин была просто взбешена! Она-то думала, что первая выйдет замуж, а Жанет ее опередила.

Жанет решила, что ради всех сплетниц она во что бы то ни стало выдержит это испытание (ей не впервой выдерживать испытания) и выйдет замуж. Ведь потом, если что, можно и развестись.

В последний вечер перед свадьбой ей стало хуже. Она металась по дому и не могла найти себе места. Наконец, набрав номер Ивеля, со слезами принялась уговаривать его все отменить. Она рыдала в трубку и стояла на коленях, как будто жених мог это увидеть по телефону. Ивель, не на шутку перепуганный, приехал к ней и провел всю ночь рядом, держа за руку, а Шарлотта точно так же на коленях умоляла Жанет не отменять решения…

На следующий день свадьба состоялась.

4

– Смотри-смотри, сейчас они начнут целоваться! – Оливия толкнула мужа в бок, отчего тот расплескал вино на белые брюки и начал чертыхаться.

– Ну прости, прости, милый! Стенни, почему ты на все вечеринки ходишь исключительно в белых брюках? Ведь это же чревато вот такими казусами, и вещи портятся…

– Ладно, разберусь. – Стен раздраженно отошел от жены и поставил бокал на стол. – Пойду прогуляюсь, а ты потом расскажешь, что было.

– Ну-у-у! – капризно протянула Оливия. – Я так не хочу!

– Пожалуйста, дорогая, не надо начинать.

Оливия вздохнула и села в соломенное кресло. Таково было распределение ролей в их семье: Стен где-то гулял, а она терпеливо его дожидалась. Правда, на этот раз скучать ей, похоже, не придется. Вечеринка загадочного француза Гартье с каждой минутой набирала обороты.

Час назад все сошли на берег в городке Марш-Харбор на острове Абако, где их теплоход, неуклюже громоздившийся возле маленьких яхт, казался огромным чудовищем. Он не смог подойти слишком близко к берегу и пришвартовался к длинному пирсу, на несколько десятков метров уходившему в океан, из-за чего гостям пришлось довольно долго идти пешком. Однако эта экзотика никого не обидела, даже напротив – взбодрила и развеселила.

Городок, по крайней мере его ракурс с воды, чрезвычайно понравился Жанет. Обычный курортный вид, словно с рекламного проспекта туристической фирмы. Длинные полукруглые террасы, открывавшие ряды красивейших вилл, прибрежные плавучие ресторанчики, хижины с соломенными шляпками крыш рядом с шикарными белыми особняками… Все это манило к себе, утопая в лохматых верхушках пальм, и Жанет вдруг подумала: а не остаться ли тут? Пусть Ивель отдыхает без нее. А она отдохнет от него…

Гартье выбрал ровную площадочку возле городских пляжей, где прислуга буквально за считанные секунды словно по мановению волшебной палочки накрыла праздничные столы. Потом приготовили место для оркестра, по поляне раскидали шезлонги и пуфики, чтобы гости могли отдохнуть в любом свободном уголке.

– Отлично работают! – одобрил Ивель, залпом выпивая третий коктейль. – Пикник в стиле моего дедушки. Тот тоже любил устраивать такие вот спонтанные привалы на природе.

– Это же не природа. Это окраина города, – сказала Оливия.

– На Багамах понятия «окраина» не существует, – важно пояснил Стен, который внимательно следил за тем, как Ивель поглощает коктейли, но пока не решался присоединиться к нему.

– Это точно! – Ивель взял следующий бокал.

– Не понимаю, для чего это ему надо так срочно?! – возмущалась Жанет, и Оливия решила, что это она про мужа, а не про Гартье.

– Да еще когда день рождения у тебя в декабре! – весело добавил Ивель, осушая четвертый бокал, на этот раз с виски.

– Может, хватит? – заботливо спросила его Оливия.

– Нет… хватит с меня не виски, а наставлений жены.

– Но ведь жарко! Жанет права, а я…

– Да все в порядке, Оливия. Это мое личное дело и тебя не касается.

Повисло угрожающее молчание. Стен, еще пять минут назад мечтавший покинуть жену, вдруг подошел к ней и обнял за талию. Жанет поняла, что скандала сегодня не избежать. Но пусть уж лучше Ивель поругается с кем-нибудь еще, но не с четой Манисти!

– Думаю, Ивель сильно раскаивается в своих словах и просит извинения у Оливии, – с нажимом произнесла она.

– Да! – воскликнул Ивель как ни в чем не бывало. – Да, разумеется!.. Жанет, не хочешь прогуляться по острову? Так приятно чувствовать почву под ногами вместо этой проклятой палубы!.. А что вы на меня так смотрите? Я что-то не то сказал?

Он пожал плечами и пошел от них, так и не дождавшись от жены ответа на свое приглашение. Это было вполне в его стиле, когда Ивель «витал в облаках».

Жанет закатила глаза и отвернулась.

– Еще немного, и я бы ему вмазал! – заявил Стен, крепче прижимая к себе жену, и Жанет почувствовала невольное уважение к этой паре. Может, Оливия с ним не только из-за денег?..

– Извините, мне очень стыдно, – сказала она. – Но поделать с этим уже ничего нельзя.

– И так всегда? – осторожно спросила Оливия.

– Часто. Последний год почти всегда.

– Но… А вы не пробовали завести детей? – начал Стен с видом знатока и тут же получил от жены толчок под ребро. – Может, это его как-то… Да что ты толкаешься-то?

– Нам не до детей, – мертвым голосом ответила Жанет.

– Глупости! Я бы…

Отвесив мужу третий удар в бок, Оливия громко воскликнула:

– Ну все! Кажется, вечеринка в самом разгаре! Смотрите, как народ веселится! Пойдемте хотя бы поплаваем.

– Я уже сегодня плавала.

– В бассейне! В искусственной подкрашенной воде! Фу! А тут океанский пляж, нежная водичка… смотри, какая красота – дно видно, наверное, на целый километр!

– Перестань! Я не хочу.

– Да пойдем уже! Полегчает, вот увидишь!

Оливия потащила подругу за собой. Она уже забыла, что только что была обижена на мужа, который хотел провести праздник без нее, она уже забыла, что хотела понаблюдать за толпой, а потом посплетничать… Сейчас ее сердце переполняла жалость: бедная Жанет! Кто бы мог подумать в прошлом году, что у них с Ивелем все так безнадежно плохо. А ведь Оливия почти завидовала им!

Бедная Жанет! Но почему она так мучается, почему не уйдет от Ивеля? Ведь он почти издевается над ней, при этом все считают его тихим, спокойным и выдержанным, а ее – взбалмошной, темпераментной, чуть ли не истеричкой!

Но при близком рассмотрении становится ясно, что все как раз наоборот: Жанет давно и безнадежно терпит, а Ивель закатывает истерики…

Вода была теплая. Краешек солнечного неба еще согревал воздух и кусок пляжа, но над головами отдыхающих уже проносились редкие потоки холодного воздуха – явные предвестники грозы.

Жанет хотелось уплыть далеко-далеко. Оливия кричала ей с берега, что пора возвращаться, а она все плыла и плыла, пока не оказалась возле соседнего пирса, так же далеко вдававшегося в океан, как и тот, возле которого пришвартовался их теплоход. Жанет медленно взобралась на пирс и пошла к берегу.

Да, тут хорошо. А почему не послать все к черту, не уехать путешествовать?

Если она отберет у Анны свои деньги, то ей хватит на пару лет непрерывных путешествий. А если ездить не по дорогим странам или жить в отелях среднего класса, то и на все пять лет! Жаль, что она уже привыкла к роскоши и не сможет жить в дешевой обстановке. Впрочем, ее свекровь так не считает…

Ощутив в сердце привычную ноющую боль, Жанет обняла себя за плечи и зашагала чуть быстрее.

– Неужели холодно? – раздался откуда-то снизу голос, показавшийся Жанет знакомым.

Жанет вздрогнула, увидев, как прямо у ее ног из воды вылез утренний незнакомец, поймавший ее во время падения.

– О, это вы?

– Неужели вы наконец-то рады меня видеть? – Он провел рукой по своим светлым волосам.

– А почему мне не радоваться, увидев знакомое лицо?

– Не знаю. Сегодня утром я понял, что вы умеете только рычать.

– Нет. Не только.

Жанет криво улыбнулась: ей до сих пор было стыдно за утреннюю выходку. Человек спас ее от падения и, может быть, от серьезных переломов, а она лишь нагрубила ему в ответ.

– По-моему, вечеринка нашего француза обречена на провал! – Мужчина указал на небо, где висела свинцовая туча.

– Мне тоже так кажется.

– Вас зовут Жанет?

– Да. А вас?

– Алекс. Будем дружить? – Он широко улыбнулся.

– Ну… будем.

Они пошли к берегу.

– Что вы делаете так далеко?

– Где? На корабле или в океане?

– Ну… И там, и там.

– Плаваю.

– Отлично! – Алекс расхохотался. – А вы путешествуете с мужем?

– К сожалению, да.

– К сожалению?

Жанет лишь вздохнула.

– Значит, мне нельзя будет сегодня пригласить вас потанцевать без риска нарваться на скандал?

– Вы совершенно правы.

– Он обожает вас и ни с кем не хочет делить?

– Не то чтобы… – Жанет так и подмывало сказать: «Он пьет и никак не может остановиться».

– Ну ладно, не беда. Ведь я уже держал сегодня вас в руках, а значит, ничего нового во время танца не обнаружу.

Жанет разозлилась:

– Да в общем-то вы и так не обнаружили бы ничего нового! У меня все то же, что и у других женщин: две руки, две ноги, плечи, талия…

– Не надо злиться. – Алекс вдруг провел ладонью по ее спине. – Просто вы мне очень нравитесь, но я абсолютно не знаю, с какой стороны к вам подойти. Мне кажется, вы не из тех, кто легко знакомится на курортах.

– А мне кажется, – Жанет высвободилась из его руки, заметив, с какой жадностью ловит с берега каждое их движение Оливия, – что вы не из тех, кто задумывается, хочет женщина знакомиться или нет. Вы просто без спроса берете что хотите.

– Вы острая на язык.

– Не только!

– Да? Как интересно!

– Не думаю, что вам это будет интересно. Всего хорошего.

Она ушла от него, даже не обернувшись, и через несколько секунд услышала смех за спиной.

На берегу было значительно теплее и почти не чувствовалось ветра. Разогретые алкоголем гости, разместившиеся под тентами, кажется, даже не замечали, что праздник под угрозой. Оглянувшись, Жанет увидела, что Алекс уже воркует с какой-то девушкой.