Текст книги "Клуб любителей фантастики, 2013"

Автор книги: Кристина Каримова

Соавторы: Тимур Алиев,Владимир Марышев,Сергей Звонарев,Вячеслав Лазурин,Яков Хотомлянский,Наталия Гонсалес-Сенина,Алексей Казаковский,Юрий Молчан,Оксана Устинова,Сергей Купрейченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Я вошёл, двигаясь мягко и осторожно. Реактивный лайнер с рёвом пролетел в небе, заставив мелко вибрировать стёкла. Я было ускорил шаг, но…

Выстрел в помещении здорово оглушает, даже при таком реактивном аккомпанементе.

Я подкрался к двери в освещённую комнату. Заглянул краем глаза.

Какой-то высокий человек в чёрном вынимал жёсткий диск из старого компьютера. При этом газетчика, сидящего рядом на офисном стуле, игнорировал совершенно.

Орудовал ловко, хотя и одной рукой, в другой руке у него был израильский «дезерт игл», массивный, хромированный, сорок четвёртого калибра.

Я затаил дыхание.

Лишь полный кретин пойдёт грудью на сорок четвёртый калибр. Я тихо отступил в тень, а затем и дальше по коридору, за угол.

Человек в чёрном вышел, неся в руке пакете жёстким диском. В правой он по-прежнему сжимал «дезерт игл».

Потом я услышал, как ночной посетитель скрипнул входной дверью. Шаги стихли.

Выждав минуту, я вошёл в комнату.

Рош сидел на стуле, но выглядел мёртвым. Каковым, собственно, и был. Рубашка залита кровью. Глаза распахнуты в изумлении. Сердце разорвано в клочья. Хоть умер сразу Лёгкая смерть.

Гильзы не видно. Гость забрал её с собой.

Тронув веки Роша, я с лёгким усилием сдвинул их вниз, опустил на стекленеющие глаза Больше ничем помочь не мог. Вряд ли мир содрогнётся, когда завтра утром станет известно о смерти газетчика.

Пора уходить.

Я припоминал, чего тут касался.

Ничего, почти. Лишь дверной ручки на входе. Я тщательно протёр её носовым платком.

Возвращался к машине, держась ближе к стенам домов.

Нелепого Роша было жалко.

Я скрипел зубами. И злился на себя. Нельзя позволять эмоциям брать верх. Но мальчишка..

Он там совсем один. Его тело станет вместилищем для интеллекта папы, экономического гения, выдающегося деятеля бизнеса.

Рош умер, никто не выручит Горанса-младшего, обречённого на заклание. Да и что Рош, какой с него спрос… Газетчик и при жизни был, если уж по совести… Ладно, хватит. Кто умер – тот умер.

А спрос только с живых.

Кто у нас живой?

Я у нас живой. Пока, во всяком случае. Такие мысли крутились в моей голове, когда я летел по ночным улицам к себе. В моём арсенале несколько пистолетов. Использую разные, в зависимости от конкретной ситуации.

Порой нет инструмента лучше «магнума». Настоящая, мужская вещь.

У «магнума» разрывные пули с мягкой свинцовой головкой, выстрел из него отбрасывает человека – словно удар мчащегося грузовика. Да и сам вид револьвера внушает уважение.

Я достал револьвер из оружейного сейфа, почистил и смазал.

Вставляя в барабан тяжёлые патроны, словно чувствовал смерть в каждом из них.

Похоже, и эту ночь я не буду спать. Но плату спросить не с кого.

Подготовка отняла больше времени, чем я рассчитывал. Некоторые меры я продумал уже по ходу.

Охранная система в особняке Леона Горанса быть для меня секретом перестала ещё в первый, столь памятный визит.

Поднимаясь по каменной лестнице вестибюля, среди пальм в кадках, я снял револьвер с предохранителя.

Из «магнума» стрелять не пришлось. Сигнализация была отключена. А вместе с ней и видеокамеры. Люди и собаки усыплены с помощью дротиков-шприцев, из специального, компактного ружья.

Не зря моя специализация на прежней работе – скрытое проникновение. Огромный дом, погружённый в сон, ослепший и оглохший, не заметил чужого.

Порой охватывало недоумение.

Зачем я здесь? Кто мне этот мальчишка– сынок миллиардера, наверняка избалованный? Я видел Роби только раз, спящим…

Вот и сейчас он спал, видно, под снотворным.

Я вынес его на плече И уложил на заднее сидение. Рот залеплять не стал.

Если Горанс обратится ко мне, с просьбой вернуть сына, как было недавно, – я возьмусь, конечно.

Почему нет?

Я буду старательно искать. Буду готовить отчёты и документировать расходы. Жаль, что не сумею найти Роби.

Такой удар по репутации… ^ТМ

Владимир Марышев
УТРАТА

3'2013

Эта ночь ничем не отличалась от тысяч предыдущих. Все они, слившись воедино, казались Викентьеву одним невыносимо долго затянувшимся кошмаром.

Чернильная темнота, просачиваясь сквозь оконные стёкла, вливалась в комнату и наполняла всё вокруг почти неуловимым, но назойливым шорохом. Казалось, огромный невидимый кот бродит вдоль стен, задевая пушистым хвостом стулья, спинку кровати, ночную лампу на столике… А может, это просто кровь стучала у Викентьева в висках? Он повернулся на другой бок и натянул одеяло на голову. Не помогло – шорох продолжался. Бессонница мучила его уже несколько лет. Викентьев обращался к докторам, обошёл всех местных народных целителей, перепробовал чёртову уйму когда-то кому-то помогших средств. Бесполезно!

У него была одна странность. Что-нибудь, увиденное в течение дня, глубоко врезалось в память. А когда наступала ночь, яркий красочный образ вставал перед глазами, заставляя думать только о нём и начисто лишая сна. Это могла быть повстречавшаяся на улице колоритная личность, броский рекламный щит с цепляющим слоганом, захватывающий эпизод из фильма… Никогда не угадаешь, какая картинка или сценка в очередной раз застрянет в мозгу! Сегодня Викентьеву не давал спать коварный пришелец Лет Гвифф из только что вышедших на экраны «Людей в чёрном-4». Он явился откуда-то из системы Альдебарана и, как положено всем голливудским злодеям, не был писаным красавцем. Огромная малиновая жаба с противной слизистой кожей, зелёными глазами на стебельках и широкой мокрогубой пастью… Бр-р!

Как правило, Гвифф обходился без оружия. Да и зачем оно существу, которое умеет гипнотизировать взглядом, источает из бородавок яд, запросто ходит по потолку, а врагов поражает, выбрасывая пятиметровый язык с жалом на конце? На Землю альдебаранец прилетел, чтобы выкопать драгоценный клад – его полмиллиона лет назад припрятала у нас какая-то древняя цивилизация. И выкопал бы, но по следам космического авантюриста ринулись бравые молодцы в чёрном. Нечего разевать свой слюнявый рот на наше достояние!

И вот это-то страшилище, стоило Викентьеву закрыть глаза, выскакивало откуда-то, словно чёртик из табакерки. Фильм, казалось, продолжайся. Несмотря на приметную наружность, Гвиффа никак не могли поймать. Он мастерски удирал от погони, пользуясь путаницей ночных улочек, карабкался по стенам домов, прятался в канализационных люках. Порой инопланетянин оказывался настолько близко, что Викентьев мог пересчитать бугорки на его коже. Весь этот вздор длился уже больше двух часов.

Викентьев стиснул подушку. Боже, за что ему такое наказание? Поворочавшись ещё какое-то время, он встал и подошёл к окну.

На ясном, словно вымытом, небе холодно мерцали звёзды. Викентьев открыл форточку и несколько раз глубоко вдохнул прохладный ночной воздух. «Надо успокоиться. Нервы совсем ни к чёрту», – подумал он и вдруг почувствовал, что сзади на него кто-то смотрит.

Это было невероятно, но Викентьев научился доверять своим ощущениям, чрезвычайно обострившимся за время бессонницы. Он резко обернулся.

Прямо перед ним на полу как ни в чём не бывало сидел… Лет Гвифф. Но не тот, киношный, созданный с помощью компьютерных супер-пупер-технологий, а самый настоящий, живой! Малиновые бока раздувались, а изумрудные глаза, покачиваясь на длинных стебельках, смотрели изучающе.

Викентьев отшатнулся назад, больно стукнулся головой об открытую форточку и чертыхнулся. После такого удара любая галлюцинация должна была мгновенно развеяться. Но пришелец не исчез.

– Не бойтесь меня, – произнёс он квакающим голосом – точь-в-точь таким же, как у Гвиффа из кино.

Викентьев не сразу обрёл дар речи.

– Вы… кто? – выдавил он наконец. – Откуда?..

– Из иного мира. – Отвечая, гость сильно растягивал слова. – В одной системе координат – практически совпадающего с вашим, в другой – бесконечно далёкого.

– Параллельного, что ли?

– Это очень сложно объяснить, у вас нет таких терминов.

– А как же… – Викентьев хотел спросить, почему гость как две капли воды похож на пупырчатого земноводного главгада, но никак не мог сформулировать вопрос. В голове всё смешалось. Подумалось даже, что каким-то чудом он всё же заснул – внезапно, прямо в кинозале. Надо лишь сделать над собой усилие, вернуться в явь – и жаба-переросток упрыгает обратно на экран.

Но у пришельца была другая трактовка событий.

– Вас удивляет мой вид? – Он поднят перепончатую лапу и принялся с явным отвращением её разглядывать. – Меня тоже. На самом деле мы, омгры, из-за особенностей энергетической структуры для вас совершенно невидимы.

– Невидимы… – машинально повторил Викентьев, опускаясь на стул. – Не понимаю.

– Сейчас поймёте, – вновь заквакай пришелец. – Наша экспедиция подошла к концу, а длилась она около десяти ваших дней. Сначала был послан аппарат, создавший канал между двумя мирами. По этому каналу отправились мы – исследователи. Каждый нашёл себе для изучения какой-то любопытный объект. Я выбрал вас.

– Меня?! – от удивления Викентьев привстал со стула.

– Да, и вот по какой причине. У вас есть странная особенность. Во время бессонницы ваш мозг начинает рождать необыкновенно яркие и отчётливые образы. Меня это явление чрезвычайно заинтересовало. Невидимый, я все десять дней был рядом и с помощью тонких методов исследовал ваше сознание. Всё шло хорошо – до одного момента. Последний образ, завладевший вашим сознанием, вызвал настолько сильное психополе, что оно полностью перестроило мою энергетическую структуру. И вот результат… – Зелёные глаза чудовища слегка поблёкли, а малиновая кожа покрылась фиолетовыми пятнами. Похоже, омгру было стыдно за то, что он не сохранил свою благородную сущность и угодил в столь уродливую оболочку. Викентьеву тоже стало неловко.

– И что же теперь? – растерянно спросил он. – Надеюсь, это не навсегда?

– Нет. – Викентьеву показалось, что в глазах пришельца вспыхнули озорные искорки. – Как я уже говорил, моя миссия подходит к концу. Через семь-восемь минут наш аппарат пошлёт импульс, возвращающий мне нормальную структуру. Затем он вновь откроет канал между мирами, чтобы все омгры смогли вернуться домой. А вы… После того как я уйду, наша встреча исчезнет из вашей памяти.

– К-как? – Викентьев вскочил. Голос его дрожал от обиды. – Резать мою память? Да кто вам дал право?.. И зачем тогда наш разговор? К чему он, если я вот-вот всё забуду?

– Пожалуйста, успокойтесь. Понимаю ваши чувства, но время контактов ещё не пришло. Разные уровни цивилизаций… И всё же вы зря считаете наш разговор ненужным. Возможно, он полностью перевернёт вашу жизнь. Хочу открыть одну тайну. Вы невероятно талантливы. Нет, не то слово – гениальны!

– Что? – не понял Викентьев. – Издеваетесь?!

– Гениальны, – не обращая внимания на его тон, повторил пришелец. – Вы можете стать великим писателем. Я наблюдал за вами сутками, и сомнений не осталось. Вы цепко схватываете образы и события. Ваша бессонница – это следствие того, что неведомые силы – созидательные, творческие – рвутся наружу из тайников сознания. И я могу в этом помочь. Нужен всего лишь небольшой толчок, чтобы ваш литературный дар проявился. У меня есть две возможности. Я могу дать вашему мозгу этот дополнительный импульс, разрушить преграду, и вы сможете творить. Однако при этом, увы, бессонница сохранится. И другой путь. Мне ничего не стоит победить бессонницу, но тогда ваш уникальный дар будет погребён навеки. Выбирайте. Что вам дороже?

Викентьев слушал, затаив дыхание. Он – писатель! Не один из той безликой массы, что штампует боевики, клонирует звёздные оперы, выдаёт на-гора бесконечную и однообразную детективную жвачку, а подлинный творец. Обладатель божественного дара, любимец муз, инженер человеческих душ… Тот, чьё призвание – глаголом жечь сердца людей!

У него кружилась голова Всемирное признание, баснословные тиражи, масса восторженных поклонников, престижнейшие премии, вплоть до Нобелевской… Вот это жизнь! Яркая, фееричная, как и подобает светилу такой величины! Викентьев уже представил себя в ослепительных лучах славы, и тут его обдала холодом поганая мыслишка. Чему обрадовался, новоиспечённый гений? Думаешь, бессмертные строки польются сами собой, словно вода, из душа? Как бы не так! Каждую фразу, чтобы довести до совершенства, добиться образности и глубины, предстоит рождать в муках, изводя себя, превращаясь в тень. А потом ты будешь сатанеть, наблюдая, как народ словно горячие пирожки, расхватывает…дцатый роман из бесконечной эпопеи очередного Василия Пупкина. В то время как твой шедевр пылится на полках, так и не понятый «тупой бессмысленной толпой»… Слава, признание… На вручении премии несколько литературоведов-старичков сдержанно похлопают, остальные участники церемонии будут стоять с постными лицами, ожидая начала фуршета!

И вот ради этих терзаний, ради вдребезги разбитых надежд после чудовищного, рабского труда остаться наедине с бессонницей, грызущей тебя, как маленький, но ненасытный зверь? До конца дней лишиться сна – блаженства, которое начинаешь ценить, лишь потеряв?

Пришелец терпеливо ждал. Викентьев физически ощущал, как истекают отпущенные ему минуты. Больше медлить было нельзя.

– Мне хотелось бы… – начал он и умолк. Какие подобрать слова, чтобы гость понял и не осудил?

Но пришелец выручил его.

– Я понял, – сказал он. – Ваше желание будет исполнено. А теперь прощайте. Воздух заколебался, и малиновая жаба, искажаясь, как в кривом зеркале, стала растворяться в темноте. Как только она исчезла, Викентьев ощутил слабое дуновение невесть откуда взявшегося ветерка. А затем, добравшись до кровати, провалился в сон.

Как немного нужно человеку, чтобы сделать утро волшебным! Всего лишь впервые за несколько мучительных лет выспаться всласть… Проснувшись, Викентьев испытал ни с чем не сравнимое чувство полноты бытия. Отдохнувшее тело было пружинистым и гибким. Викентьев приподнялся в постели, и тут же в мозгу лёгкой тенью мелькнуло беспокойство. Ни с того ни с сего подумалось, что вчера он лишился очень важной вещи. Такой, без которой жизнь будет напоминать радугу обедневшую на одну из самых ярких красок. Ощущение утраты всё нарастало, и в какой-то моменту Викентьева защемило сердце. Что за чёрт, ведь он вчера определённо ничего не терял! Откуда же это чувство, неожиданно всколыхнувшее душу, назойливое, неотвязчивое, как уколы совести?

Ответа не было. ^ТМ

Константин Чихунов
ВЗГЛЯД

3'2013

Он жил в бесконечной пустоте, вне пространства и времени, в окружении мириадов прозрачных пузырей. Время от времени он брал один из них в руки и подносил к глазам.

И тогда пространство внутри пузыря раздвигалось, представляя его взору целую вселенную. Туманности и галактики, звёзды и планеты, всё двигалось и жило по своим законам. Он видел самого маленького обитателя внутри мира и мог проникнуться его чувствами и переживаниями. Он был смотрителем. Какими жалкими и убогими выглядели обитатели пузырей! Погрязли в мелких страстишках, насквозь пропитавшись завистью и злобой. Всю жизнь лгали окружающим и, что самое страшное, самим себе. Веками искали смысл того, что лежало прямо на поверхности. Вместо того чтобы сделать всего один шаг навстречу, они бесконечно воевали, миллионами истребляя себе подобных. Когда смотрителю казалось, что мир внутри пузыря превысил лимит этики и морали, он уничтожал его, сжимая между пальцев. То, что оставалось, он бросал в огромный котёл, где бурлила серая масса.

Изредка, из кипящей жижи, вместе с густым паром поднимался новый пузырь. Через секунду, на один короткий миг, в нём вспыхивало ослепительное пламя. Так рождалась новая вселенная.

«Интересно, а они хотя бы догадываются, что за ними наблюдают?», – думал он, окидывая взором похожее на радужную крупнопузырчатую мыльную пену скопление. Смотритель обратил внимание на обособленную группу пузырей. Здесь находились вселенные, которые он хотел уничтожить, но по какой-то причине отсрочил своё решение. Взяв одну из сфер, он приблизил её к лицу. «Ничего нового», – сказал он сам себе, – «пора в котёл».

Но тут смотритель заметил, что среди пустых и бездумных идей этого мира, сквозь бесполезное и бесцельное суетливое копошение, среди ненависти и равнодушия виднеется ещё что-то. Редкие и едва заметные искры света, несущие спокойствие и доброту. И самое неожиданное и удивительное – зарождение таких чувств, как любовь и сострадание. Смотритель немного подумал и отправил пузырь в общую пену. «Пусть живут», – решил он, – «дам им шанс, а там посмотрим».

И тут ему, всего на одно короткое мгновенье, показалось, что кто-то большой и ощутимо сильный взглянул на него. А потом он опять вернулся к своим мирам. Смотритель не спешил, впереди у него была целая вечность.

«Ну что ж, тогда живи и ты пока», – сказал себе кто-то большой и сильный и отправил пузырь со смотрителем из карантина в общую массу. А затем задумчиво посмотрел вверх, словно пытался разглядеть кого-то в бесконечной пустоте. ^ТМ

Оксана Устинова
ПРОСТАЯ МАТЕМАТИКА

4'2013

Рвануло так, что заложило уши. Меня-швырнуло на пол, потом наступила темнота. Я схватился за глаза, не сразу сообразив, что просто вылетело освещение. Взвыла сирена, и зазвучал лишённый интонаций голос корабельного автодиспетчера:

– Внимание, тревога! В столовой авария уровня К-14!

Через несколько секунд включилось тускло синеватое аварийное освещение.

Я ощупал ноги и руки. Ныло ушибленное плечо, но в остальном – порядок. Поднявшись, я кинулся к Маше. Она сидела на полу рядом с перевёрнутой тарелкой спагетти и потирала голову:

– Со мной всё хорошо. Что это было?

Я осмотрелся: капитан жив и уже поднимается на ноги. Старпом стоит на четвереньках, мотая головой. Семёныч без движения лежит на полу.

– Мария, окажи помощь пострадавшим, – скомандовал капитан, но Маша уже извлекала из ниши в перегородке свой докторский чемоданчик.

– Нужно выяснить, что произошло. Проверьте всё, – добавил кэп.

Старпом чертыхнулся и заковылял к пульту, его руки закружили над светящимися разноцветными точками. Вспыхнул голографический дисплей.

Я снял с шеи цепочку с прибором для химическою анализа. Вообще-то я ношу ею из упрямства. Сейчас это ни к чему – на кораблях стоят мощные фильтры, которые защищают от любых химических или нуклеарных проникновений. И настраиваются они централизованно.

Но я люблю всё контролировать сам, хоть ребята и посмеиваются надо мной. Я протёр прибор рукавом, глянул на цифры и оторопел. Состав воздуха отличался от стандартного, но «примесь» была прибору не известна. Я повернулся к капитану:

– Кэп, у нас проблемы. Судя по всему, фильтры корабля что-то пропустили.

– Капитан, аналитическая система корабля зафиксировала направленный взрыв, – сказал старпом.

– Кэп, – раздался голос Маши. – Семёныч серьёзно ранен!

Наш старенький специалист по контактам лежал на полу и тяжело дышал. Мы кинулись к нему. Маша поправила медицинский куб, лежащий у него на груди. Она подняла на нас глаза, и стало ясно – дело плохо.

Инъекции подействовали, и Семёныч открыл глаза.

– Это линерсы. Они всегда так… так действуют, – сказал он, с трудом выговаривая слова, и закашлялся.

– Стимуляторов хватит минут на пятнадцать, – тихо сказала Маша капитану.

– Проведём совещание прямо тут, – скомандовал кэп, и мы уселись на пол.

– Думаю, что линерс один, они всегда работают поодиночке. Он… мог проникнуть в систему вентиляционных шахт… в виде разрозненных молекул. Похоже, это произошло на последней стоящее в Антарике. Иначе он попытался бы взорвать нас… раньше, – заговорил Семёныч, веки его полуприкрытых глаз подрагивали.

– Чушь! – воскликнул я и наткнулся на осуждающий взгляд Маши. Взяв себя в руки, я тихо пояснил:

– Защитные системы нашей посудины почуяли бы молекулы поганца. А сейчас мы имеем дело с пыльцой, которой даже в каталоге моего анализатора нет.

– Допустим, Семёныч прав, – задумчиво сказал капитан. – Линерс пробрался на корабль прямо в вентиляцию в виде облака молекул, притащив «в стае» вредоносную пыльцу, доселе нам неизвестную. Он устроил взрыв, но что-то пошло не так, раз мы всё ещё живы. Что он сделает дальше?

– Я не химик, – хрипло сказал Семёныч. Видно было, как тяжело ему говорить.

– Но я знаю психологию линерсов. Каждая их молекула как… процессор, логика рационального… Точный удар… быстро решить. Если не получилось… это значит… первая попытка нового. Он повторит. И уже не ошибётся.

Наступила тишина. Даже старпом отвернулся от пульта в нашу сторону.

– Н-да, – протянул он. – Хорошенькая вырисовывается перспективка.

Меня охватило нехорошее предчувствие, и я углубился в изучение данных на своём приборе. Но увидев их, я чуть не уронил анализатор:

– Кэп, эта дрянь мутирует.

Я смотрел на формулы. Пыльца будто медленно «готовилась», меняясь каждую минуту, как брикет пищевой биомассы на глазах превращается в жаркое или студень.

– Возьмём за основу версию о взрывчатке. Сколько нужно времени системе очистки корабля, чтобы убрать примесь?

– Около трёх часов, – ответил я.

– Минус десять минут. Столько уже работают системы очистки, – отозвался старпом.

– Он успеет… осуществить, – Семёныч говорил совсем слабо и хрипло, и моё сердце сжалось.

– Значит, придётся его остановить, – голос кэпа звучал чётко и ровно, это придавало уверенности.

Семёныч обвёл каюту мутным взглядом, но мне показалось, что он ничего.

– Долго в молекулах… он не может. Восемь часов… и надо в тело…

– Мы отчалили почти восемь часов назад, – отозвался старпом. – И если линерс проник на судно в порту Антарики, то время пришло.

Маша приложила ладони к губам и тихо спросила:

– Значит, мы умрём прямо сейчас?

– Нет, – с трудом протянул Семёныч. – Он не захочет погибнуть… распад на молекулы можно через час… иначе смерть… ему надо переждать час в теле…

– Это нам на руку, – сказал капитан.

– Необходимо вступить с ним в контакт и предотвратить теракт.

Он повернулся ко мне:

– Концентрация молекул пыльцы одинакова на всём корабле?

– Нет, – ответил я. – В рубке управления должна быть немного ниже. Там отдельная система снабжения.

– Вместо Семёныча контактировать будет Николай, – сказал кэп, глядя на меня. – Остальным укрыться в рубке.

Я почувствовал, как вспотели ладони.

– Кэп, я понятия не имею, как это делается.

– Отставить, – отчеканил он. – По уставу задачу выполняет тот, чья специальность ближе к проблеме. Ты не специалист по контактам, но ты химик.

Я рухнул к Семёнычу:

– Семёныч! Что мне делать?

Он с трудом открыл глаза:

– Самое главное… с эволюционными формами жизни… используй базовые предметы…

– Какие это базовые? – я почувствовал, как страх липкой массой сковывает ноги.

– Ещё важно… не ври ему… просчитает. И помни… твоё оружие… логическая дилемма…

– Семёныч, я ни хрена не понимаю! Что мне делать, что говорить?!

Он вздрогнул, и взгляд его остекленел. Маша заплакала.

– Ты справишься, я верю, – сказал капитан и похлопал меня по плечу.

Маша подошла ко мне, и я обнял её.

– Дилемма – это отсутствие выхода, – прошептала она. Её взгляд бродил по моему лицу, как будто она хотела запомнить меня.

– Эй, ты это. Перестань! – встряхнул я ее за плечи.

* * *

– Вы все умрёте, – низкий, почти лишённый интонаций голос зазвучал из ниоткуда. Оттого ли, что нотки вибрации невидимых пока молекул создавали неприятные для человеческого уха обертоны, или же просто потому что голос был чужеродным, я почувствовал себя неуютно и поёжился в кресле.

– Я встречал много вашей братии… И знаешь что? Все они начинали угрозы с этой фразы, – сразу соврал я.

Светлая мутная капля, стекающая из вентиляционного отверстия под потолком, постепенно увеличивалась, обрастая очертаниями. Вскоре существо, похожее на человека, плавно и изящно опустилось в кресло с другой стороны стола. Он сидел напротив меня, бледный и неподвижный, как туман со старинной картины нашего старпома.

Я осторожно опустил руку под стол и ощупал бластер, прикреплённый к столешнице клейкой паутиной. Потом поднял руки ладонями вверх и продолжил врать:

– Тогда я сразу открываю карты. Я – специалист по контактам с эволюционными формами жизни. Откровенность за откровенность?

– Я никогда не искажаю действительность, – сказал линерс. – Спрашивай.

– Как ты попал на корабль?

– Специалисту должно быть известно, что каждая моя молекула какое-то время может существовать отдельно и обладает информацией для слияния с матрицей.

– Да, знаю. Но на корабле есть фильтры против нуклеарного проникновения.

– Ваши технологии устаревают слишком быстро.

– Ещё мне известно, что распад вам не в кайф, и вы используете это лишь в крайних случаях. Так зачем пожаловал?

– Вы все умрёте, – повторил линерс, равнодушно глядя на звёзды в иллюминатор. – Ровно в 21.00 по корабельному времени сработает детонатор кварковой пыльцы, распылённой по кораблю, и всё живое разлетится на молекулы. Да, мне будет больно. Но я вернусь в устойчивое состояние. В отличие от вас.

Я сглотнул и покосился на часы, вмонтированные в стену каюты. Большие красные цифры показывали 20.10. Как там говорил Семёныч? Линерсы могут распадаться на молекулы не раньше чем через час после предыдущего распада. Иначе – смерть. Всё рассчитали, твари. Холодная испарина покрыла лоб. Приборы очистки работают на полную. Но нужно время.

Я потянулся к сигаретам и, вложив одну из них в рот, чиркнул зажигалкой.

– Где детонатор?

Линерс усмехнулся, копируя мои эмоции:

– Я сталкивался со специалистами по контактам и раньше. Все они мертвы. И каждый из них задавал этот вопрос. Время исходных форм жизни закончилось. Люди должны убраться из этого сектора галактики.

Бластер заманчиво висел под столешницей. Я почти физически его ощущал. Аннигилятор, «выпускающий» конус антиматерии, способен стереть маячившее бледное пятно в доли секунды. Я с наслаждением бы уничтожил каждую молекулу, способную собираться в это расчётливое тело.

Словно прочитав мои мысли, линерс сказал:

– Детонатор – это я. Пыльца всюду, её молекулы замкнуты на мне. Если я исчезну или распадусь – цепочка разорвётся и взрыв произойдёт немедленно. Я сжал зубы. Последняя надежда истлевала так же быстро, как сигарета в моих зубах.

Часы безжалостно светились красными цифрами: 20.20.

– Чем же вы лучше нас?

Линерс впервые за всё время пошевелился, медленно откинувшись на спинку кресла.

– Ты хочешь сравнения с идеальной формой жизни? Как могут сравниться существа, способные мыслить в узком диапазоне чисел с созданиями, легко обращающимися с бесконечно большими и малыми величинами? Как могут сравниться существа обладающие одноразовым несовершенным телом с созданиями, каждая молекула которых мощнее любой вашей вычислительной машины? Мы мгновенно расшифровываем любые языки, мы не нуждаемся в специальном обучении. Как, в конце концов, ничтожества с лёгкостью искажающие действительность, могут сравниться с созданиями, которые не приемлют лжи? Точность. Вот чего вам не хватает. И это делает вас примитивными до предела.

– Точность, – процедил я. – А как же красота?

– А что для тебя красота?

Я встал и подошёл к иллюминатору. Звёзды такие красивые, но такие мёртвые. Почему-то вспомнилось прошлая осень. Маша бросает охапки листьев и смеётся. А сейчас она сидит вместе с остальной командой в рубке и, наверное, пьёт горький чай, пытаясь взбодриться. Прячет глаза, полные страха, разглядывая чаинки в янтарной жидкости, и отвечает на натужные шутки ребят, которые тоже ждут и верят, что я что-то сделаю.

Я посмотрел на часы. Их красный свет казался слишком ярким и обжигающе холодным. Вздрогнув, я повернулся к линерсу.

– Красота – это осенний лес, шуршащий золотыми листьями, что танцуют на лесной тропе в янтарных лучах. Или ночная гладь моря, посеребрённая лунной дорожкой. Она гладит твои ноги мягкой пеной, и…

– Это хаос, – оборвал меня линерс.

– Точность – вот настоящая стройная красота, совершенней которой нет.

– А случай? Игра, например? Ведь это тоже в каком-то смысле математика, – аккуратно начал я.

– О, да. Распутать сплетение вероятностей, просчитать случай – это искусство.

Надежда вспыхнула тёплой искрой, прокатилась от груди вниз и застыла.

– Предлагаю игру в задачи. Докажи, что ты такой совершенный, как говоришь.

Линерс помолчал, а потом сказал:

– Не вижу в этом смысла.

– Есть целых два. Первое: это развлечение. Зачем отказывать себе в удовольствии?

– А второе?

Я опустил руку под стол, стиснул оружие и рывком вытащил его наружу, нацелив на линерса:

– Я готов пожертвовать получасом своей жизни, чтобы и тебя прихватить на тот свет!

Линерс посмотрел на оружие и поднял на меня белёсые глаза.

– Весомо. Ставки?

Я шумно выдохнул. Помедлил, выбирая слова:

– Если выиграю я – ты откладываешь взрыв на три часа. Идёт?

– Ставка слишком высока. Я давно почувствовал утечку пыльцы. За три часа концентрация пыльцы сильно упадёт. При взрыве люди, которые заперлись в рубке управления, не пострадают. Погибнешь только ты, а я провалю задание.

– Но зато успеешь убраться тем путём, что прибыл. Это лучше, чем сдохнуть.

– Это равнозначно, – ответил он.

– Поэтому будет справедливо, если и я назначу высокую ставку. В случае моего выигрыша ты отключишь очистку корабля, химик. Ведь ты химик?

Я ожидал чего-то подобного, но отчаяние всё равно захлестнуло меня. Я встал и прошёлся по каюте. Шанс очень маленький. А если не рискнуть, то мы погибнем точно. И я, и Маша, и ребята. Сжав зубы, я сказал:

– Идёт, но я хожу первым!

– Задавай задачу.

Я плюхнулся в кресло и вытер пот со лба. Нервишки сдают. Вот выберемся, заберу Машку и на отдых. Хватит с меня войны за ценные уголки галактики.

Денег мы заработали достаточно, и пользы отечеству принесли выше крыши. Хочу в осенний лес и на берег моря…

Я облизнул губы, рывком открыл ящик стола, который принадлежал Семёнычу. Теперь понятно, зачем он хранил эти старинные вещи. Кубики, металлический нож, карандаши, бумага и даже спички в картонном коробке беспорядочно наполняли ящик. Базовые вещи?

Часы горели красным оттиском: 20.45. Идея больше напоминала аферу, но других у меня не было. Немного подумав, я извлёк лист бумаги и карандаш. Линерс молча, смотрел, как я разрываю листок на две части. Аккуратно закрыв рукой с пистолетом клочки, я написал на каждом из них слово «проигрыш», затем быстро скатал оба огрызка в шарики.

– Вот, – я расположил бумажные шарики в центре стола. – На одном клочке я написал «проигрыш», а на другом «выигрыш». Ты просто выберешь один из шариков, пусть решает случай.

Ни одна лукавая искра не сверкнула в моих, полных честности глазах. Да и вряд ли линерс умеет читать по лицу. Надеюсь, в одном Семёныч не прав. Должно же быть хоть какое-то преимущество в том, что я умею врать, а он – нет. Я выдохнул и скрестил пальцы свободной руки. Линерс переводил взгляд с одного шарика на другой, потом внимательно посмотрел на меня. Что уставился, говорилка процессорная? Вот тебе дилемма. Давай, шагай к своей судьбе.