Текст книги "Слепая любовь"

Автор книги: Кристина Аханова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Мать вздохнула и взяла его за руку.

– В церковь надо сходить, Андрюша. Помолиться. Брось пыжиться, хвастаться, людям глаза колоть своими деньгами! Вот и нажил врагов… Ненависть и зависть еще и не то могут сделать.

– А что может быть хуже, мама? – вскрикнул Андрей. – Я молодой, здоровый мужик, и меня за руку водят в туалет!

– Успокойся! – Не удержавшись, мать всхлипнула. – Раз в жизни послушай меня. Вернемся домой, сходим в церковь, а потом и подумаем, как жить дальше. Хуже ведь не будет…

– Да, – согласился Андрей. – Хуже уже не будет.

Вернувшись в Москву, они сходили в церковь. С помощью матери Андрей поставил свечку, помолился, и вроде бы ему полегчало, отпустило.

Они вышли из храма, и мать сказала, снимая косынку:

– Теперь по-новому надо жить, Андрюша.

Андрей поморщился, но сдержал раздражение и ответил спокойно, бесстрастным тоном:

– Нет, мама, я буду жить по-старому. По-прежнему. Я сделал все, что ты просила, но большего не требуй. У меня есть моя работа, друзья, любимая жена… И я ничего не собираюсь менять.

И он ничего не изменил.

Он просто сделал вид, что слепоты не существует. Начал работать с диктофоном, тренировать память и слух. Старался запомнить расположение мебели в квартире, в офисе, в тех домах, где ему приходилось бывать чаще всего. Андрей не носил темных очков и не пользовался тростью. Когда он стремительно шагал по коридорам своей фирмы с жесткой улыбкой, никому бы и в голову не пришло, что он слеп. Саша-телохранитель всегда находился на шаг позади шефа.

Одно время Андрей подумывал завести собаку-поводыря, но Саша воспротивился:

– Два пса в доме – многовато… Подеремся. Да и что от него толку? В бане с ним не попаришься, водочки не тяпнешь…

Андрей засмеялся и отказался от этой идеи.

Он много работал. Не забывал и светскую жизнь. Бывал на приемах, по-крупному играл в рулетку в модных казино (причем ему очень везло), ходил в баню с приятелями, иногда сопровождал жену в ее походах по магазинам и визитах к знакомым. Но это было внешнее благополучие. Жизнь дала трещину.

Почему-то многие считают, что если человек ослеп или оглох, то он и поглупел.

Однажды после долгого муторного дня он остался наконец один в своем кабинете и стал привычно потирать виски. Голова просто раскалывалась от ежедневной беспросветности. И вдруг вспомнил. Нажал кнопку, вызвал к себе секретаршу.

– Танечка, а ну-ка зачитай мне контракт с немцами. Заключительную часть.

Танечка проворно разложила бумаги и затараторила.

– Не так быстро! – рявкнул Андрей. – Повтори еще раз пункт седьмой.

Танечка шмыгнула носом и медленно, чуть ли не по слогам повторила пункт седьмой:

– “Поставка товара в течение недели, включая день подписания контракта”.

Андрей стукнул кулаком по столу и выругался:

– Как неделя?! Я же помню, мы все согласовали – в течение месяца! А дальше там что?!

– А дальше – про неустойку… – промямлила Танечка, и он почувствовал, что она отходит к двери.

Андрей глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться и привести в порядок мысли. Помолчал, потом приказал:

– Позови Сережу!

Танечка облегченно вздохнула и выскочила за дверь. Через пару минут он услышал легкие шаги Сергея, его первого заместителя. Школьный друг, весельчак Серега, которого он столько раз прикрывал, вытаскивал из глупейших ситуаций, взял к себе на работу, которому верил как себе самому.

Андрей указал на кресло – оно стояло по другую сторону стола, Андрей это помнил – и услышал, как Сергей уселся. Он ждал вопросов, но первый заместитель молчал, и Андрею пришлось начать разговор самому:

– Сергей! Тут какая-то чушь собачья. Разберись. Мы за неделю не успеем.

– Конечно не успеешь, – со странно-веселой интонацией сказал Сергей.

– Ты контракт читал?! – вскипел Андрей.

– Я-то читал! – с удовольствием подтвердил Сергей. – Я его и составлял…

– Не понял, – похолодев и перестав растирать виски, медленно произнес Андрей.

– А чего тут непонятного? – засмеялся Сергей. – Ты ведь подписываешь, не глядя, фраер. Мне сначала смешно было, а теперь даже надоело. Ты вот вчера подписал мое заявление об уходе. Я у тебя больше не работаю, понял? Так что я тебя даже и слушать-то не обязан. По старой дружбе только…

Ярость, отвращение, обида захлестнули Андрея, кровь стучала в висках, во рту пересохло.

– Ах ты, гнида! За сколько продал?

Андрею казалось, что он чувствует на себе издевательски-спокойный взгляд Сергея.

– Коммерческая тайна, Дрюша, – лениво протянул он. – Недешево, успокойся, недешево. Ты пока еще высоко котируешься…

Прямо над его головой просвистело мраморное пресс-папье, ударилось о дверь и раскололось. Сергей бросился вон из кабинета. В спину ему полетел телефонный аппарат, выдранный со всеми шнурами. Трубка больно хлестнула Сергея по уху. Ухо тут же распухло.

– Больно же! – заорал он, уже распахнув дверь и обернувшись на пороге. – Дурак слепой! А жена у тебя ничего…

Андрей с грохотом рванул на себя ящик стола и нащупал пистолет. Снял с предохранителя. Сергей услышал щелчок передернутого затвора, пулей выскочил из кабинета и, как заяц, помчался по коридору, стукаясь о стены.

Андрей нажал на кнопку. Секретарша не отвечала. Нажал еще раз и долго не отпускал, слушая звонок в приемной. Никакой реакции, никто не вошел к нему, никого не удивил и не встревожил грохот в его кабинете.

– Тоже крыса… – пробормотал Андрей и вызвал Сашу по сотовому телефону.

Саша, как всегда, мотался по магазинам, выполняя многочисленные поручения Алисы.

Андрей ждал его в пустом кабинете. Ему было тошно, как никогда в жизни. В здании стояла тишина – как в склепе. Все ушли, бросили, продали…

– Что же мне делать, – бессмысленно повторял Андрей. И вдруг забрезжил луч надежды. Алиса! Девочка! Она же такая умница! Она сможет мне помочь. Андрей вздохнул с облегчением. Конечно, она не очень грамотна, не разбирается в компьютерах, да, честно говоря, ни в чем она не разбирается, кроме тряпок и драгоценностей. Зато родной человечек, свой, надежный! Пусть сидит тут со мной хоть пару часов в день… Да даже через день! Пусть будет рядом, читает самые важные документы, проверяет, что я подписываю… А то нервы ни к черту.

Пришел Саша, привел в порядок кабинет, причем все молча, без глупых вопросов типа: “А чего это телефон на пороге валяется?” Положили – вот и лежит. Значит, надо.

Андрей совершенно успокоился, ему показалось, что он нашел выход, нашел единственно правильное решение. Он даже развеселился и нетерпеливо скомандовал Саше:

– Домой!

Андрея так увлекла его идея, что он злился: Саша слишком медленно ехал, лифт полз как черепаха, ключ никак не открывал дверь…

– На цепочку закрыто, – сказал Саша и нажал кнопку звонка.

Андрей понимающе покивал:

– Спит, наверное, Алиска. Она вчера поздно вернулась, а сегодня с утра – по магазинам…

Наконец за дверью послышались шаги, и сонный голос спросил:

– Кто там?

– А кого ты ждешь, голубушка? – пошутил Андрей.

– Сейчас отопру, – отозвалась она и начала греметь цепочкой, при этом не переставая громко разговаривать с ним через дверь. – Что-то ты сегодня рано! Я и не ждала, прилегла с книжкой и задремала.

Андрей улыбнулся – сколько они с Алисой знакомы, никаких книг, кроме каталогов и журналов мод, он у нее в руках не видел.

Алиса возилась неприлично долго. К счастью, Андрей не видел, как Саша все больше мрачнеет.

Наконец Алиса открыла, Андрей обнял ее и быстро, возбужденно заговорил:

– Я весь день о тебе думал! Мне еще вчера хотелось обсудить с тобой кое-что, но ты пришла поздно… Я бы не стал тебя расстраивать, но у меня кое-какие проблемы…

Алиса куталась в свой верблюжий халат, лицо ее не выражало ничего. Она равнодушно слушала мужа.

На пороге спальни появился мужчина. Он был полностью одет и только галстук держал в руках. Алиса поймала его тревожный взгляд, отразившийся в венецианском зеркале холла, обняла мужа и сказала ясным голосом:

– Устал, бедный ты мой? Ну, раздевайся, вот твои тапочки. – Ласково журча, она повела Андрея в столовую. – Обед сейчас подам. Выпьешь чего-нибудь для аппетита?

Мужчина с галстуком бесшумно двинулся к двери, но Саша загораживал выход. Он молчал, сжимая и разжимая кулаки.

Алиса оглянулась.

– Саша, ты все купил? – Взгляд ее был прям и безмятежен.

– Не помню, – хрипло отозвался телохранитель.

– Так неси из машины. Что ты стоишь столбом? – В голосе ее слышалось раздражение, а глаза смеялись: ничего ты не скажешь и ничего не сделаешь, пожалеешь своего слепого шефа, не станешь лишать калеку последней иллюзии…

Саша распахнул дверь и пропустил вперед господина с галстуком. Господин взял туфли и замешкался, не зная, куда девать галстук, потом сообразил, сунул в карман пиджака. А Саша тем временем снял с вешалки его дубленку и шапку, пропустил гостя вперед и тихо закрыл дверь.

На лестнице Саша молча подал господину дубленку, мягко взял его под локоток и, прижав палец к губам, повел вниз по лестнице. Господин покорно пошел за ним. Пройдя два пролета, Саша прислушался, решил, что довольно он терпел, прислонил господина к стене и, не говоря худого слова, нанес страшный удар в живот. Господин сполз по стене. Но Саша этим не удовлетворился.

– Вставай, гнида, – сказал он шепотом. – Вставай, а то галстуком задушу!

Галстук, очень дорогой и очень скромный, почему-то особенно взбесил Сашу. Господин приподнялся и тут же получил ногой в зубы. Что-то хрустнуло. У Саши ботинки были 45 размера, да еще с металлической накладкой спереди. Тут господин понял, что это не шутки, что этот дурак вздумал его убить, и господин заорал благим матом, захлебываясь собственной кровью.

– Не кричи, – шепотом сказал Саша и заткнул ему рот своей перчаткой. Перчатка тоже была большая. – Ты полежи, я скоро вернусь. Мы еще все обсудим.

Саша спустился вниз на лифте, взял из машины пакеты и сумки и вернулся обратно. На лестничной площадке стоял Андрей. В дверях маячила бледная Алиса со злыми, сузившимися глазами.

– Вот! Принес! – слишком бойко начал Саша. – Все по списку, уж если чего упустил, не обессудьте, господа хорошие, память девичья!

Андрей бережно взял у него пакет и, размахнувшись, хрястнул о стену.

– Помогите! – хрипел снизу любовник Алисы.

Андрей взял у Саши другой пакет, бросил на пол и стал топтать.

– Спасите! – неслось снизу. – Кто-нибудь…

– Саша, ты сколько лет у меня работаешь? – отрешенно спросил Андрей не переставая топтать яркий фирменный пакет, в котором что-то хрупало и чавкало.

– Четыре года и пять месяцев, – мрачно ответил Саша, стараясь не глядеть в глаза шефу, невидящие, неподвижные глаза…

– А так плохо меня знаешь! – Губы Андрея искривились в горькой усмешке, он протянул руку за сумкой.

Этого Алиса не выдержала.

– Что ты наделал, идиот! – взвизгнула она. – Тут же косметика, духи французские! Все по списку! – Она зарыдала в голос.

Андрей, не оборачиваясь, толкнул ее локтем. Алиса упала, захлебываясь слезами, и горестно, по-детски жалобно забормотала. Плакала она красиво, трогательно, ноги ее заголились, волосы разметались по ковру. Старалась она зря: слепой муж этого не видел.

– Кто это был? – хрипло спросил Андрей.

– Откуда я знаю? – удивился Саша. – Первый раз вижу.

– Оч-чень хорошо. Идем! – Андрей перешагнул через Алису и пошел в глубь квартиры.

Поколебавшись секунду, Саша тоже перешагнул.

Андрей открыл бар, достал бутылку водки и глотнул из горлышка.

– Собери там, что нужно на первое время, – сказал он между двумя глотками, как бы ни к кому не обращаясь.

Саша скрылся в спальне, долго гремел дверцами шкафов, доставал чемоданы, упаковывал, укладывал, потом прошел в кабинет. Андрей молча ждал. Алиса заперлась в ванной.

Саша вернулся с двумя чемоданами.

На лестнице слышались возбужденные голоса.

– Заграничный паспорт, оружие, кредитные карты, чековая книжка, нал из сейфа… – перечислял Андрей.

– Да взял я все, – обиделся Саша. – В первую очередь.

– Ей что-нибудь оставил?

– Оставил… – вздохнул Саша. – А то, не дай Бог, с голоду помрет!

– Хорошо. Пошли.

Они уже садились в машину, когда раздалась сирена “скорой помощи”. Саша аккуратно развернул машину, пропуская медиков к подъезду. К врачам кинулся пенсионер в тапочках, крича:

– Там! Там! Прямо у меня под дверью!

Саша даже не стал спрашивать, куда везти шефа, поехав к дому, где жила мать Андрея.

Андрей не мог видеть облупившиеся стены пятиэтажки, сломанные качели на детской площадке, старушек у подъезда, но, как только он вышел из машины, ноги сами понесли его к родному дому. Он с детства помнил здесь каждую щербину на тротуаре, каждую ступеньку. Андрей привычно толкнул скрипучую дверь подъезда, поднялся на третий этаж, достал ключи и открыл дверь. Он сделал все это машинально. Сзади пыхтел Саша с чемоданами.

Пахнуло с детства знакомыми запахами: борща, герани на подоконнике и чернил… Давно уже все перешли на шариковые ручки, но в доме его матери всегда стоял запах школы и первого сентября. Он судорожно глотнул воздух родного дома и упал, как был, в одежде, на свою постель, накрыл голову подушкой и заснул тяжело, без сновидений, точно провалился.

Саша поставил чемоданы, потом осторожно, словно нянька, снял с Андрея сапоги и дубленку и накрыл его пледом. Подумал, достал из своей сумки бутылку водки и поставил на столик. И пошел на кухню пить чай.

Андрей продолжал работать. И продолжал делать вид, что ничего не случилось. Но что-то в нем надломилось. Это уже был не тот человек – удачливый, неотразимый, который сорил деньгами, покорял женщин и мгновенно становился душой любой компании.

Он сумел выкрутиться из истории с немецким контрактом, но чего ему это стоило, знали только Саша и мать. Он просто закупил партию товара, не считаясь с расходами, лишь бы уложиться в сроки кабального договора, и отправил в Германию буквально за день до истечения времени икс, как он про себя с горькой иронией называл роковое воскресенье. Предатель Серега все рассчитал: праздники, никто не работает; на таможне – повальная рождественско-новогодняя гульба; поставщики, как всегда, тянут резину; налоговики точат кинжалы в своих узких пыльных пеналах, чтобы всадить их в спину мелкого и крупного бизнеса. Крупнорогатого, усмехался про себя Андрей. Слепой и рогатый…

К сожалению, ему пришлось обратиться за помощью к “друзьям детства”… Очень не хотелось, но выхода не было. “Друзья” помогли. С охотой, с шуточками, и денег не взяли. Просто обронили:

“Теперь за тобой должок”. А быть должником русской мафии – невеселое занятие. Ну ладно, выкрутился и выкрутился, там видно будет.

Мать заметила, что он начал пить. Немного, но каждый день. Она встревожилась. Но с ее узкопрофессиональным жизненным опытом она плохо разбиралась в реалиях базарного капитализма. Она не знала, чем помочь сыну, что посоветовать. Даже в церковь ей нелегко было пойти – учительнице с тридцатилетним стажем и партбилетом, который она и не собиралась выбрасывать. В это странное, непонятное время она упорно пыталась держаться своих убеждений – это была трогательная смесь кодекса строителя коммунизма, школьных прописей и робкой веры в то, что Бог не оставит.

Алиса не звонила и не появлялась. Андрей старался не думать о ней, но вспоминал каждую ночь. Саша вел себя так, будто шеф сроду не выезжал из этой хрущобы, выполнял мелкие поручения Анны Алексеевны, раскланивался с соседями и воспринимал нынешнее положение как очередное приключение в их бурной жизни. По вечерам Анна Алексеевна читала сыну документацию и даже стала привыкать к диким для нее словам: консалтинг, лизинг, маркетинг, брокер… В жизни наступило некое равновесие, иллюзорное спокойствие…

Однажды утром Андрей проспал и, не позавтракав, под крики матери помчался по лестнице, пропахшей кошками, и в который раз поразился, что кошек в подъезде никто не держит, а запах не выветривается. Он прыгал через две ступеньки, на первом этаже рывком дернул на себя дверь с тугой пружиной, шагнул… Кто-то пискнул и упал ему на грудь. Андрей машинально обнял прильнувшее к нему тело… Это была, судя по тугой груди, молодая женщина. И тут же в ушах у него зазвенело – первый раз в жизни он получил пощечину. И какую! Андрей засмеялся.

– Мерзавец! – испуганно вскрикнула женщина, и на Андрея пахнуло запахом простеньких, дешевых духов, знакомых с детства. Как же они назывались? “Красная Москва”, “Серебристый ландыш”, “Быть может”? – Вы что, слепой?

Андрей обнаружил, что все еще обнимает ее и они топчутся в узком пространстве между дверьми. Андрей шагнул вперед, и они оказались на улице.

– Извините, – сказал он, – я вас не заметил. Я и правда слепой. – Впервые после катастрофы он заметил, что говорит об этом легко и без горечи. «Привыкаю», – подумал он.

Наступило молчание. Потом теплая ладошка легла ему на щеку.

– Простите… Теперь я вижу. – Голос женщины прозвучал мягко и смущенно.

– Ну что ж, на будущее – не называйте меня мерзавцем. – Андрей не хотел, но прозвучало это насмешливо и чуть высокомерно.

– Я же извинилась, – сухо заметила женщина.

Саша хлопнул дверцей машины (он всегда так делал, чтобы незаметно для окружающих дать понять шефу, что он на месте), и Андрей пошел на звук.

А молодая женщина долго смотрела ему вслед: высокому красавцу со странно блестящими неподвижными глазами.

– Кто это? – негромко произнесла она в задумчивости, ни к кому, собственно, не обращаясь, просто размышляя вслух.

И тут же получила ответ. Старушки, сидевшие на лавочке у подъезда, немедленно и с большой охотой удовлетворили ее любопытство.

– Сын Анны Алексеевны, которая не третьем этаже живет, в пятьдесят восьмой квартире. Как ослеп, так к матери вернулся, а здоровый был – по полгода не видать было. Небось, и не вспоминал – как тут мать, жива ли…

– А богат! Страсть! Ужас! Миллионами ворочает! Банкир, что ли…

– Да не банкир, окорочками торгует. А заразу эту за границей получил, а Африке. На Саудовском побережье…

– Тут жена его и бросила! Ободрала, как липку, и выгнала! В чем был – в том и пришел к матери. Мать – она одна! Мать всегда примет!

Молодая женщина ошарашенно покачала головой и скрылась в подъезде. А разговор на лавочке принял иное направление.

– Это кто ж такая?

– Ну, к Анне Алексеевне ходит, врачиха, давление меряет, таблетки дает…

– Родня, что ли?

– Да нет, ученица бывшая.

– Вот ходют, ходют такие, тихие, скромные, а потом квартиру на себя и запишет… Я вот вчера в “Московском комсомольце” читала. Прямо на первой странице…

Андрей сидел в машине, задумавшись, не отвечая на деловые вопросы Саши. Запах простеньких духов не оставлял его. Мучительная тоска сжала сердце. Он вспомнил запах Алисы – тяжелый, пряный запах, очень стойкий и очень дорогой, запах ее любимых французских духов.

– Поворачивай! – хрипло сказал он. – Заедем… – И запнулся, не зная, как теперь говорить: домой, к жене, к Алисе…

Но Саша понял.

– А надо ли? – вздохнув, осторожно спросил он, хотя это было совсем не в его правилах – лезть к шефу со своими замечаниями.

Андрей промолчал и почувствовал, что машина поворачивает. Он вдруг понял, что был не прав, кругом не прав. Ведь не поговорил, не разобрался, не дал ей шанса объясниться. А что было-то? Может, ничего и не было! Да и какая разница, в конце концов. Всякое в жизни бывает… Она молодая, глупая, детей нет, я все время на работе… Он торопился, придумывая аргументы в пользу Алисы, оправдывая ее и обвиняя себя. Я гордый, она самолюбивая, вот и мучаемся, дураки… Боже, обнять ее, поцеловать… Он вспомнил ее тело, волосы, кружевное белье. И ту безумную ночь в Хелуане. Кровь ударила ему в голову. И он подумал в горячке: какая бы она ни была, плохая или хорошая, это моя жена, я за нее отвечаю.

Они подъехали. В лифте Андрей ощупью нажал кнопку, развязал шарф, распахнул дубленку – ему стало жарко. Эх, цветы бы сейчас!

Он открыл дверь и вбежал в квартиру.

– Алиса! Киска, это я!

Голос его прозвучал неожиданно гулко, эхо прокатилось по комнатам. Андрей остановился как вкопанный. Пахло пылью и запустением. Он протянул руку направо, где всегда висело старинное венецианское зеркало. Пустота. Ботинки непривычно громко стучали по паркету – ковры исчезли.

Он прошел по огромной пустой квартире, ощупывая стены. Исчезло почти все – антикварная мебель, ковры, картины, аппаратура… Но когда вошел в туалет и обнаружил, что французского унитаза нет на месте, на него напал безумный смех. Он прислонился к стене и хохотал, пока не устал. И понял, что долго теперь не будет смеяться.

Опустошенный, Андрей приехал на работу и с головой окунулся в дела. Как бы ни было ему тошно, он не мог остановить эту хорошо налаженную машину. Жизнь продолжается.

Он включил диктофон, прослушал сообщения. Оказалось, что трижды звонил адвокат Иванов. Фамилия ничего не говорила Андрею, и он не обратил внимания на эту информацию. Андрей соединился с секретаршей и велел пригласить начальников отделов. Танечка доложила, что опять звонит адвокат. Андрей раздраженно процедил:

– Узнай, в чем дело, потом мне доложишь.

– Я спрашивала, – объяснила Танечка, – но он не хочет со мной разговаривать, твердит, что это личное, и хочет говорить только с вами.

– Черт с ним! Соединяй! – скомандовал Андрей.

Танечка переключила господина Иванова на кабинет шефа, и в трубке раздался рокочущий самодовольный басок юриста.

– Э-э, наконец-то! Многоуважаемый Андрей Владимирович! У меня для вас пренеприятнейшее известие…

– Короче! У вас две минуты, Иванов! – оборвал его Андрей.

– Ну зачем же так! Я все понимаю, хо-хо… Да ведь не вы первый, не вы последний. Нам давно пора встретиться и все обсудить тет, так сказать, а-тет!

Андрей положил трубку и включил диктофон. Снова зазвонил телефон. Андрей не обращал на него внимания. Скрипнула дверь, заглянула Танечка и обреченно сообщила:

– Опять адвокат Иванов. Говорит, разъединили. Я переключаю.

Андрей взял трубку. На этот раз адвокат зачастил:

– Василиса Петровна является моей клиенткой, и я уполномочен вести процесс от ее лица; документы я уже подготовил. Но я, как опытный человек и старый адвокат, не советую доводить дело ДО суда…

– Какая Василиса Петровна?! – не понял Андрей. – Вы меня с кем-то путаете…

– Жена ваша! – заорал адвокат, выведенный из себя тупостью клиента. – Василиса Петровна Орлова, в девичестве Совушкина!

– А-а… – сообразил Андрей. – Алиса, что ли?

– Не знаю уж, как вы ее там называете. – Чувствовалось, что адвокат усмехается, но ирония тут же была заглушена сухим, официальным тоном. – По паспорту она Василиса Петровна. Я держу в руках ее заявление о разводе и разделе совместно нажитого имущества.

– Вот как. Совместно нажитого. Я все понял. Переключаю вас на секретаршу, она запишет ваши координаты. В дальнейшем прошу меня не беспокоить, мои юристы с вами свяжутся. Вас найдут, если в этом возникнет необходимость, – отрезал Андрей и нажал на кнопку селектора. А по сотовому телефону набрал номер Гольдблюма.

– Фима! Это я!

– Ты, как всегда, вовремя! – засмеялся доктор и крикнул кому-то. – Одевайтесь! Снимки на столе! Пока никого в смотровую не пускать!

Андрей дождался, пока Гольдблюм освободится, и сразу прервал поток приветствий, анекдотов и сплетен:

– Фима! Я по делу. У тебя нет хорошего адвоката по разводам? Но настоящего! Ну, из тех, что роются в грязном белье и делят “совместно нажитое” на неравные части.

– Конечно, есть, – проворчал Гольдблюм. – А кто разводится?

– Да я надумал, – нарочито небрежно, будто для него это самое обычное дело, ответил Андрей.

– Это ты врешь. Про тебя все известно. Из квартиры она все вывезла, неделю трудилась. Окопалась на даче, пардон, на вилле. Да не одна… – деловито сообщил Фима. – Адвокат у меня есть, мой двоюродный брат, мужик надежный. Она кого наняла?

– Иванова.

Гольдблюм расхохотался.

– Какая экзотическая фамилия для адвоката! Не знаю, но узнаю. Или он не Иванов, или не адвокат.

– Какая разница! Один черт! – отмахнулся Андрей, чувствуя, как возвращается привычная головная боль. – Завтра созвонимся.

– Может, лучше встретимся? – предложил Гольдблюм, потом замялся и осторожно спросил: – Ну, а вообще, ты как?

– Лучше некуда. Слепота отступает, наступает прозрение, но поздно, – пошутил Андрей и вдруг понял, что нечаянно сказал горькую правду.

Но Гольдблюм с ходу подхватил:

– Бог всегда дает штаны тем, у кого нет задницы. До завтра!

Андрей провел совещание, надиктовал несколько писем и уложил документы в “дипломат”, чтобы подписать дома (после того, как мать прочитает ему). Танечку такое недоверие оскорбляло, но она тоже понимала: на тонущем корабле законы суровые – женщины первые летят за борт как балласт. Сейчас положение в фирме было сложным: каждый сам решал свою судьбу – остаться, сбежать или выжидать… Андрей чувствовал это и тихо злился, но контролировать ситуацию не мог. Поэтому ко всем своим сотрудникам он относился с недоверием, чтобы не обжечься снова.

Вечером Саша отвез его домой. Андрей понимал, что теперь это его единственный дом, а та пустая квартира – уже спорная жилплощадь. Раздел совместно нажитого…

– Ох, Василиса, Василиса! – сказал он и покачал головой. – Разве я бы тебя не отпустил? Разве сам все не отдал бы?

Саша молча вел машину. Андрей мысленно продолжал воображаемый разговор с Алисой: “Все у тебя было. Ну, какого еще рожна? Не импотент же! Вот если бы ты ослепла, я бы тебя, дуру, никогда не бросил… А ты, месяца не прошло – и раздел совместно нажитого! Какое у нас может быть вообще совместно нажитое? Даже не пришла, не позвонила, сука! Иванова на меня напустила! Ну, хочешь войны – ты ее получишь!”

Мысли его ходили по кругу, и обида, и жалость к себе, и жажда мести смешались в воспаленном мозгу.

– Ты меня плохо знаешь, – прошептал он. – Я сам себя до сих пор не знал…

Машина мягко остановилась. Спор с Алисой, с судьбой, с самим собой так захватил Андрея, что он не помнил и не чувствовал, как поднялся по лестнице и вошел в квартиру.

Мать обняла его и поцеловала. Андрей напрягся. Она никогда не отличалась особой сентиментальностью и даже в детстве редко бывала с ним нежна. Первая мысль, которая мелькнула у него, была: мать все знает – про Алису, про развод… Но как, откуда? Может, Саша проболтался? Или уж действительно: материнское сердце – вещун?

– У нас сегодня гости! – радостно сообщила Анна Алексеевна. – А то сидим с тобой все одни да одни. Смени сорочку…

– Нормальная у меня рубашка! – мрачно ответил Андрей, сдерживая раздражение.

– Ну, как хочешь, – покладисто отозвалась мать. Прокашлялась и зашла с другой стороны: – А какая к нам сегодня девушка придет!

Тут Андрей не выдержал.

– Мама! Сколько раз тебе говорить – никаких гостей! Тем более девушек! Это твой дом, делай в нем, что хочешь, приглашай, кого хочешь, я лично ухожу!

– Куда ты пойдешь?! Саша уже уехал, – начиная закипать, сказала мать и ухватила его за пиджак. – И вообще, это не девушка.

– Оч-чень интересно! – Андрей остановился. – Час от часу не легче! Ты хоть знаешь, кого ты у себя принимаешь – девушек или не девушек? Надо как-то определиться, мать, а потом уже и меня втягивать в ваши игры.

Он хотел задеть мать своими рискованными шуточками и, конечно, этого добился.

– Я пожилой человек! – вспыхнула Анна Алексеевна. – Как ты со мной разговариваешь! Верочка придет! Она училась у меня в начальных классах, а теперь врачом стала. Очень хорошим специалистом, ее уважают на работе!

– И сколько она берет за визит? – желчно поинтересовался Андрей.

Мать взвилась, будто на нее плеснули кипятком.

– Да нисколько она не берет! Это у вас там все за деньги! Потому и живете не по-людски! А жили бы по-божески, и все бы у вас было – и друзья, и жены нормальные, и дети. И мать бы уважали!

– Ты-то по-божески прожила жизнь, – съязвил Андрей. – Креститься на пенсии научилась…

– А это уж тебя не касается, милый мой! – вскрикнула Анна Алексеевна голосом, предвещающим бурю. Известный всем орловский темперамент давал себя знать.

И тут раздался звонок в дверь.

Скандал оборвался, едва начавшись. Мать ткнула сухим острым кулачком Андрея в бок и прошипела:

– Иди в комнату и сядь прилично! И веди себя хорошо! Раз в жизни! Ради матери! В могилу ты меня вгонишь…

Она с улыбкой открыла дверь.

– Наконец-то, Верочка! А я уже волноваться начала. Мы и чай без тебя не стали пить.

Из комнаты раздался шум, звон разбитой тарелки и отчетливый мат – это Андрей наткнулся на расставленный посреди комнаты стол.

В прихожую вошла молодая женщина. В руках у нее был старый докторский саквояж – потертый, с латунными застежками, причем, видно, очень тяжелый – ее тонкая фигурка кренилась набок. Саквояж достался по наследству от отца – известного педиатра.

Верочку нельзя было назвать красавицей. Обыкновенное лицо, добрые серые глаза, пучок русых волос на затылке. Среднего роста, неяркая, неброская. У нее была прелестная фигурка, красивые руки и очень гордая посадка головы на точеной лебединой шейке. Но Верочка мало заботилась о своей внешности и совершенно не умела подать себя. Да и не важно больному, как выглядит доктор. Врач – он и есть врач. Всегда в белом халате.

– Простите, Анна Алексеевна, задержалась… – как школьница, покраснев, извинилась Вера, будто на урок опоздала.

– Проходи, проходи! Будь как дома! Ты ведь часто меня навещаешь, не забываешь старого человека, – громко, театрально произнесла Анна Алексеевна, провожая ее в комнату.

Андрей напряженно сидел на диване и улыбался так, что скулы сводило. Улыбка эта многое говорила матери.

– Ну, садись где хочешь, – ворковала Анна Алексеевна. – Да вот хоть рядом с Андрюшей.

Верочка присела рядом, саквояж, звякнув, звучно шлепнулся на пол. Андрей вдруг почувствовал знакомый запах простеньких духов.

– Мы, кажется, уже знакомы, – уверенно сказал он. – А что за духи у вас? Я весь день пытался вспомнить название…

Вера засмеялась, и он невольно отметил, что смех у нее хороший – искренний, без тени кокетливости.

– Это запах “Детского” мыла, – ответила Вера, и Андрей почувствовал, что она улыбается, узнал ее голос – серебристый и нежный.

– Точно! – сказал Андрей и, наклонившись в ее сторону, невольно уткнулся в ямку между шеей и плечом и глубоко вдохнул… И на мгновение запах чистоты и безмятежного счастья окружил его, и он всем своим существом вспомнил ванночку, сверкающую мыльную пену и теплые надежные руки матери. Как все было просто тогда, понятно и хорошо…

Вера не смутилась и не покраснела, она повернулась и заглянула ему в лицо. Потом твердыми уверенными пальцами врача развернула его голову в удобное для себя положение и заглянула в странно и напряженно блестевшие глаза. Андрей не сопротивлялся.

Мать на кухне звякала посудой.

– Давно у вас этот шрам на виске? – спросила Вера.

– Дед-сифилитик в детстве о печку ударил, – задушевно ответил Андрей. – А давно вы начальную школу у моей матери закончили?