Текст книги "Туристы"

Автор книги: Кристин Валла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Отвернувшись к платяному шкафу, он смотрел в одну точку, пока не засыпал.

Юлианна почти все время просиживала в гостиной и писала. На столе перед ней лежали книжки с желтыми и розовыми закладками; работа подвигалась к концу. По утрам она теперь вставала одна, одна делала пробежку и завтракала. У Шона был плохой аппетит, он почти ничего не ел, ей приходилось чуть не насильно его кормить, и он нехотя запихивал в себя очередную тарелку фасоли или каши. Он так потел под одеялом, что смятые простыни становились насквозь мокрыми. Юлианна немедленно меняла ему белье. В этот период она была для него единственным близким человеком, она гладила его по голове и каждую ночь засыпала с ним рядом. Работа отодвинулась для нее на второе место, главным стало – быть рядом с Шоном, прислушиваясь к малейшему шороху, который он издавал, к каждому вздоху, нарушившему тишину. Эта близость наполняла Юлианну счастьем, доходившим до упоения, она даже стыдилась, что так счастлива от его страдания. Шон Хегарти стал совсем беспомощен; когда-то он был амбициозным мужчиной, теперь же у него не хватало энергии даже на то, чтобы умыться. Он стал кротким и послушным. Он невнятно бормотал, что любит ее. Слова эти были непривычны в его устах, но она все равно верила, слушала и бережно ловила каждое слово, собираясь потом, в тишине, проигрывать все это снова и снова, с разными скоростями, как старую пластинку, с годами приобретшую ценность и ставшую раритетом.

Однажды в ноябре, уже ближе к вечеру, он наконец поднялся с кровати. Юлианна занималась своей работой, когда вдруг он пришлепал в гостиную и уселся на диване. Он повертел в руке пульт управления, но так и не включил телевизор. Юлианна отложила ручку и подошла к нему. Он был весь сонный и скучный. Она опустила голову ему на плечо, глядя на молчащий экран. Он убрал ей за ухо выбившуюся прядку волос.

– Все кончено, – сказал он.

– О чем ты?

– Все кончено, и больше нечего делать. Я все получил, что хотел.

Он плотнее закутался в халат и подтянул под себя ноги. Голос звучал тускло, взгляд был угасший. Юлианна взяла плед с подлокотника и укрыла его. Вскоре он заснул и пролежал несколько часов, подремывая, как кошка.

Постепенно он начал возвращаться к жизни. В нем просыпался старый, энергичный Шон. Утром он вставал, принимал душ и одевался. Бродил по квартире. Стоял у окна и смотрел на улицу. Однажды утром он сидел в гостиной, глядя ей в спину. Она медленно обернулась, почувствовав легкое раздражение.

– В чем дело, Шон? – спросила она.

– Мне скучно.

Она не успела ничего предложить. Шон сам занялся мытьем посуды, потом вымыл холодильник и кухонные шкафчики. Он расставил по алфавиту компакт-диски и книги, сменил белье на кровати и перемыл полы во всей квартире. Была еще только осень, но он решил, что пора вырвать оставшиеся цветы из ящиков на балконе. Он навел порядок в шкафах и разложил одежду аккуратными стопками, как делала мама. Он часто веселился, находя забытые вещи, сувениры и почтовые открытки. В одном из ящичков ночной тумбочки он обнаружил письма от какого-то незнакомого мужчины и пришел в гостиную со всей пачкой в руке.

– Это кто такой? – спросил он, показывая ей письма.

– Себастьян Оливар, – сказала Юлианна. – Я тебе рассказывала о нем.

Шон пожал плечами и разложил письма по датам. Покончив с этим, занялся перестановкой мебели. Поднатужившись, он принялся двигать диван поближе к окну. Юлианна вскочила из-за стола.

– Не пора ли начать выходить на улицу? – спросила она.

– Может быть, – отозвался он.

Он глядел на нее и улыбался, насмешливо и легко. Затем устроился на диване и включил телевизор.

Дебют Шона Хегарти в качестве ведущего программы новостей состоялся в начале декабря. Он сидел в студии, одетый в блейзер с голубым галстуком, и уверенным голосом читал текст. Голова чуть-чуть наклонена набок. Никто не видел потных пятен у него на спине и трясущихся коленок под столом. Он не сделал ни одной ошибки. Можно было подумать, что он всю жизнь сидел на этом месте.

Как только передача закончилась, со всех сторон посыпались поздравления: от директора, от родителей, от старых товарищей по университету. Он встретился с друзьями в «Мермейде», зал был заказан за неделю до банкета. Под одной из гигантских картин, подписанных самим владельцем, был накрыт длинный стол на двенадцать персон. На столиках уже горели стеариновые свечи. Гости переступали порог с таким видом, словно пришли со своими ключами.

– Поздравляю, – громко воскликнула Сиобхан, обнимая брата. – Твое выступление было само совершенство! Иначе не скажешь – ты само совершенство!

Следом за ней подошли Эмма и Дерек. Юлианна незаметно забралась в уголок. Заказали шампанское и пирожки с крабами, рыбу и под конец на десерт фирменное блюдо заведения – пекан-пай. Тосты следовали один за другим каждые пятнадцать минут. В честь Шона, сидевшего во главе стола, гости поднимали бокалы. Его улыбка была на месте, веселая и легкая, рука лежала на бедре Юлианны. А Юлианна умирала от скуки над горьким коктейлем и молчала, потому что ей снова нечего было сказать, как в те бесчисленные вечера, которые она провела в «Ренардсе» и в «Лиллиз», с тоской считая часы и минуты, оставшиеся до того, когда можно будет встать и уйти. И рука его, как всегда, была тут, как всегда, нежно поглаживала ее, в то время как глаза смотрели куда-то в другую сторону.

Домой они шли под ручку. В последние дни заметно похолодало. На булыжной мостовой поблескивал иней. Юлианна закурила сигарету. На улицах было тихо и пусто. В свете уличных фонарей плясали падающие снежинки, словно мертвые мотыльки.

– Ты так притихла, – сказал он. – Скажи, о чем ты задумалась.

– Я вспомнила Себастьяна.

– Испанца? И почему же?

– Он пятнадцать лет прожил в Лондоне. Все началось с поездки на каникулы, но потом он взял и остался. Так и не вернулся домой.

– Неужели? И по какой причине?

– Не знаю, – сказала она. – Я не знаю. Почему люди вдруг решают остаться?

Мимо проехало такси с выключенными фарами. Шон сунул руки в карманы.

– Ну, а ты сама? – спросил он. – Почему ты со мной осталась?

Она улыбнулась во весь рот и загасила сигарету:

– Я никогда не говорила, что останусь.

В первый момент он удивился. Потом захохотал. Он обнял ее и погладил по плечу. Сверху открылось окно. Во тьму декабрьской ночи полилась песня: Is it going better? Or do you feel the same? Will it make it easier on you now you've got someone to blame? [17]17
  Тебе лучше? Или все осталось по-прежнему? Стало ли тебе легче, когда нашелся наконец виноватый? (англ.)


[Закрыть]Они опять помолчали, и она вспомнила слова, которые он говорил ей во время болезни, когда был слаб и у него ни на что не было сил. Этих слов он с тех пор ни разу не повторил. Они отменялись, изымались из обращения. You say one love, one life, when it's one need in the night. [18]18
  Ты говоришь: одна любовь, одна жизнь, когда это просто ночная тоска (англ.).


[Закрыть]«А иногда, – подумала она, – бывает, что, думая, будто любим человека, мы на самом деле любим этот миг, а человека только потому, что он или она как раз подвернулись в подходящий момент». One love. We get to share it. It leaves you baby if you don't care for it. [19]19
  Любовь одна. Одна на двоих. И она уйдет, если ты ею не дорожишь (англ.).


[Закрыть]«Якорь! – подумала она. – Тот, кто все связывает. Но не для меня. А я уплываю, прощай!»

* * *

«Номад» [20]20
  Nomad (англ.)– кочевник.


[Закрыть]находится за замком, немного в стороне от шоссе. Это единственный в Осло книжный магазин, специализирующийся на литературе по туризму и путешествиям. Войдя сюда, ты чувствуешь, что путешествие уже началось. В воздухе пахнет чужими странами. До самого потолка громоздятся штабеля путеводителей, рядом ты видишь снаряжение, о необходимости которого даже не догадывался. Водонепроницаемые пояса для хранения денег. Суперабсорбирующие полотенца. Дневники путешественника.

С каждым новым приходом она видит, что ассортимент товаров оказывается все больше. На книжных стеллажах выставлены «Планета одиночества» и «Человеческий след», «Путеводитель для дикого туриста» и «Тайм-аут для больших городов». И литература меньшего формата на более прихотливый спрос. Вот стоит путеводитель для тех, кто хочет путешествовать по Южной Америке по следам Че Гевары. Или другой, для тех, кто хочет проехать по Сибири на велосипеде. Вот многостраничный труд про каменные буддийские храмы, про индейскую культуру в Америке и про скалолазание на Фолклендских островах. Есть даже специальный путеводитель по Антарктиде. Куда бы ты ни вздумал отправиться, ты всегда можешь ознакомиться с этими местами заранее по книжкам. Не думай, что будешь первым, кто посетит эти места. Всегда найдется кто-нибудь, кто побывал там еще до тебя и готов тебе об этом рассказать.

Она идет вдоль стеллажей, скользя взглядом по названиям. Звонит телефон. Это Баз.

– Мне скучно, – говорит он. – Я жду в аэропорту Франкфурта. Мой самолет задерживается на два часа.

– Что, там нет бутиков?

– В бутиках скучно.

Она улыбается. С Базом всегда так – кажется, что ты говоришь с ребенком.

– Возьми что-нибудь поесть.

– Я уже умял целый гамбургер, а теперь расправляюсь с коробкой «Афтер эйт». Юль, это просто трагедия! Мне не нравится даже «Афтер эйт»! Тьфу, меня уже тошнит! Сейчас вырвет!

– Поищи, где туалеты!

Ладно. Так я, по крайней мере, убью десять минут. Пока, Юль! Если я не позвоню, ты будешь знать, что со мной случилось.

– Да, Баз! Это значит, ты погиб от шоколада.

Она кладет трубку в сумочку. Задев ладонью брючный карман, ощущает внутри контуры ключа. Он про это не знает. Она ему не говорила. Потому что пока еще ничего не решила.

Она продолжает поиск на полках. Читает про города и страны: Боливия, Йоганнесбург, Нью-Йорк. Смотрит картинки.

Юлианне было пятнадцать, когда родители взяли ее с собой в Нью-Йорк. Семейство Бие отправилось в отпуск, это была первая поездка Юлианны в США. Она помнила, как они приехали, как она увидела желтые такси, как она смотрела из машины на улицу, прижавшись носом к стеклу.

На этом все кончилось.

Утром она проснулась с температурой. Голова гудела, как котел. Грудь заложило так, что не продохнуть. Она даже не могла подняться с постели. Андерс Бие вызвал доктора. Юлианне вставили градусник в попу. Тридцать девять градусов. Ни о каких экскурсиях не могло быть и речи. Пришлось лежать в номере. Это было не так уж и страшно. Номер был просторный. Кровать с четырьмя подушками и записная книжка. Каждый день, пока родители уходили осматривать город, она смотрела мультики и «мыльные» сериалы. Она заказывала себе еду в номер и уничтожила весь запас шоколада в мини-баре. Из окна видна была узкая улочка. Изредка на ней появлялись редкие прохожие. Они отличались по виду от норвежцев. В каком-то смысле этого было достаточно.

Потом она прочитала папин путеводитель по Нью-Йорку. Оттуда она узнала про все, что тогда пропустила: про статую Свободы и Центральный парк, про место, где был убит Джон Леннон, про гигантские скелеты в музее естествознания, эксклюзивные магазины и крендельки, которые продаются на улице. Она почувствовала себя обманутой. Юлианне стало обидно. С путеводителем в руках она могла увидеть, почувствовать, даже понюхать Нью-Йорк. Но она там так и не побывала. Не побывала по-настоящему.

И только после этого ее начала грызть обида.

Конквистадор

Амстердам, 1998

Первое место, на которое устроился Баз Лу, было в «Гранд-отеле Амстердам». Сначала он попал туда как внештатный работник, но потом сумел пробиться в подручные при «Кафе Ру». Баз чистил картошку, потрошил рыбу и зачищал свиные ножки. Но больше всего его тянуло на десерты. Он так и ходил хвостом за кондитером, словно малолетний сладкоежка, и внимательно присматривался, как метр покрывает шоколадной глазурью цукаты и кофейные зерна. Время от времени Баз совал палец в шоколадную массу и смотрел, как его кончик покрывается глазурью, превращаясь в кондитерское изделие из плоти и крови. Когда его наконец приставили помощником к кондитеру экстра-класса, художнику своего дела, Баз поклялся, что ни за что не бросит свою должность. Он проводил на работе восемнадцать часов в сутки, держась на сплошном энтузиазме и амфетаминах. Спал он в фургончике в конце парка Гаасперплас и утром вставал с окоченевшими пальцами. Официально он ни разу не болел. Не обращая внимания на раннюю язву желудка и постоянные мигрени, он каждое утро в белой форменной одежде был на рабочем посту. Он понимал, что на кухне «Кафе Ру», как, впрочем, и на любой другой кухне, представляет собой всего лишь рабочий инструмент, полезное приспособление, и только тело всегда готово было его подвести, нарушив заветные планы. Лишь безупречное выполнение самых банальных поручений приведет к тому, что он будет признан самостоятельной величиной, станет индивидуальностью. Несколько раз ему случалось падать в обморок в туалете для обслуживающего персонала, но он успевал вернуться прежде, чем кто-то замечал его отсутствие. Однажды он отчищал бочку от застывшей на стенках глазури и глубоко пропорол себе руку ножом. Баз побежал в медпункт, но через девяносто минут был уже снова на месте и продолжал работать одной рукой. Ту же руку он потом как-то ошпарил фритюрным жиром, причем так сильно, что кожа слезала струпьями, болтаясь, как сахарная стружка. Но База и это не остановило. Он продолжал работать и работать, хотя в голове гудело от обезболивающих таблеток и видений липкого кондитерского бреда.

Когда метр кондитерского цеха уехал, вернувшись на фамильную шоколадную фабрику в Граце, Баз тотчас же подал заявление на его место. Он почти стопроцентно был уверен, что его примус так как прошел у метра отличную выучку. Баз умел измельчать какао-бобы так, чтобы из них получилась нежнейшая нуга, и мог с помощью жасминовых лепестков и чайного листа придать тонкий аромат самой нежной начинке типа «ганаш». Но тут нежданно-негаданно из Франции прилетел соперник, младше его на два года, который привез с собой обновленные варианты шварцвальдского торта и конквистадора. Надежды База сразу рухнули, место было отдано французу. Впервые за все время жизни в Амстердаме Баз взял больничный. Язва болела постоянно. Мигрень не отпускала голову. Но главное, База одолела тоска. Он почувствовал себя старым, почти отжившим человеком. Он совсем извелся от обиды и презрения к самому себе. У него больше не было сил работать, он уволился из отеля и старался не показываться на людях. Ему ничего не хотелось, только бы сидеть в своем фургончике, уставясь пустыми глазами на цветастые занавески. В конце концов, отощавший и с воспаленными глазами, он вернулся в Англию.

Ему потребовалось полгода, чтобы оправиться и снова устроиться на работу. На этот раз в Лондоне в кафе общины Святой Троицы, где Баз готовил для прихожан, заходивших сюда после службы, печенье к чаю и лепешки. Никогда раньше Баз не видывал таких проявлений христианской набожности: люди вещали на непонятных языках, они рыдали, плясали, вопили «Аллилуйя» так громко, что не выдерживали микрофоны, д после пили чаек и закусывали лепешками. При виде такого рвения Базу трудно было не поддаться его воздействию. Сам он не был верующим, но подумал, что лепешки и чайное печенье выглядят бледновато на ярком фоне такого исступленного богослужения. Поэтому он начал потчевать членов общины десертными суфле, пирожными мокко, шоколадными трюфелями, блинчиками, яблоками в карамели и пирожными-птифурами. Община оценила их божественное совершенство и выразила свое признание в том, что отказывалась разрушать эти творения, их поедая. На что Баз сказал, что такова уж природа гастрономического искусства и отличительное свойство его творений – их крайняя недолговечность. Каждую неделю он закупал яйца и сливки, изюм и ванильные палочки, шоколад «Манджари» и грушевую водку, тратя на это свои кровные сбережения. Спустя месяц ему пришлось обратиться в совет общины с просьбой увеличить его бюджет, иначе ему лично грозит полное банкротство. Но члены совета уже и сами распробовали его сласти, поэтому и слышать не хотели о грядущем банкротстве своего кондитера. С этого дня было решено собирать еженедельно определенную сумму на закупку необходимых ингредиентов. Одно дело какая-то там умеренность или миссионерские проекты для Африки, но вот без листьев магнолии, приготовленных во фритюре, они просто уже не представляли себе дальнейшей жизни! База попросили выступить с лекцией о чуде, произошедшем на его кухне. Он заверил слушателей, что каждый рецепт – это Божья заповедь, и община встретила его слова сладостными возгласами «Аллилуйя!». Баз перед ними сплясал. Он пел. Он поговорил, как умел, по-голландски, поскольку что-то ему подсказывало, что по достижении определенного уровня божественного вдохновения требуется по крайней мере два языка. Закончил он, когда полностью выдохся. Он стоял перед микрофоном, тяжело дыша и отирая рукавом пот со лба. К нему поднялся один из слушателей в сером костюме и пожал ему руку. Незнакомец оказался служащим Би-би-си. Ему очень не хотелось сюда идти, и он пришел только потому, что надо было проводить на богослужение мать, и неожиданно обнаружил в этом христианском балагане безвестный талант. Увидев База, он решил предложить ему вести на телевидении кулинарную программу, но только при одном условии – обходиться в ней без участия Бога.

Весной 1998 года Баз Лу приехал в Амстердам уже совершенно другим человеком. Единственное, что напоминало о тех днях, когда он был у кондитера мальчиком на побегушках, это шрам на костяшках правой кисти. Баз казался выше ростом и накачал себе солидные грудные мускулы. Волосы у него были золотисто-желтого цвета, кожа по-летнему смуглая. У База, как и у пирожных, появился теперь собственный стилист. Сияя яркой киношной улыбкой, проснулся он в апартаментах класса люкс «Гранд-отеля Амстердам». Был час дня. Горничная уже стучалась к нему в номер, но он этого не слыхал. Он жил не по тому расписанию, которое подчиняется кошмарному трезвону будильника, а вдобавок накануне вечером так разгорячился, что ему потребовалась на ночь двойная доза снотворного. Сейчас он встал хорошо выспавшимся. Счастливым. Им владело ощущение душевной сытости, как будто он до отвала наелся эмоций. Вокруг него царила обстановка уюта и порядка. Окна были занавешены гобеленовыми шторами. На полу – мягкие ковры. На столе – букет тюльпанов. Баз вскочил с постели с довольным вздохом. В шкафу висел халат, белый, с золотой эмблемой. Баз обожал халаты. В халате он чувствовал себя этаким бароном и готов был проходить в халате весь день. Довольный, он подошел к окну и раздвинул шторы. Погода не гармонировала с его победоносным настроением, но на это плевать! Он плюхнулся на пол и проделал пятьдесят отжиманий, а затем сто упражнений для брюшного пресса. Затем полюбовался на себя в большом зеркале. Под душем он так громко распелся, что горничная в соседней комнате замерла, прислушиваясь к его пению. Сегодня был его день! День его триумфа!

Ровно в два он вошел в «Кафе Ру». В костюме от Ива Сен-Лорана и оливковой рубашке от Гельмута Ланга. Волосы уложены небрежно. Метрдотель кивнул ему, не заглянув предварительно в заказы. В ресторане не было видно ни одного из прежних коллег, ни единого человека из числа давних знакомых. Разумеется, его тут все узнавали, но по другой причине. Они же смотрят телевизор! Персонал провожал его взглядами, в которых отражался восторг, смешанный с любопытством, и эти взгляды означали для База признание, которого он так жаждал. Сидя за столиком, он мог видеть улицу Аудезейдс-Форбургвал. Вокруг него, словно камердинеры, хлопотали три официанта. Халат остался лежать в номере, но Баз по-прежнему ощущал себя бароном. «Вот что значит действительно вернуться победителем!» – подумал он, по-барски развалясь в кресле.

Стены в «Кафе Ру» по-прежнему были отделаны под мрамор. Над пепельницей высились по стойке смирно спички, и на масле была отпечатана эмблема ресторана. Взгляд База медленно двигался по строчкам меню, словно он уже несколько лет не притрагивался к еде. Ему хотелось перепробовать все, так что пришлось довольно долго поразмышлять, что бы такое выбрать. В конце концов он выбрал молодого барашка с винными ягодами и закуску из винных ягод. Выбор напитков он предоставил одетому в ливрею заведующему винным погребом, который подносил бутылку так торжественно, словно это был археологический раритет, извлеченный им из-под паркета во время раскопок. Бокал был величиной с абажур подвесной лампы. Баз довольно хмыкнул и поболтал вино в бокале. Он закурил сигарету, разглядывая пришвартованные к набережной баржи и катера. Сегодня в кои-то веки ему не надо никуда торопиться. Принесли винные ягоды. Они напоминали маленькие кошелечки. Наконец Баз принялся за еду; он ел за троих, как победитель после тяжелой и длительной голодовки.

После главного блюда пришло раскаяние. Он ждал его, как запоздалого гостя. Однако на этот раз Баз не желал с ним мириться: только не тут, в «Кафе Ру», и только не в этот момент! Ты имеешь право насладиться этим удовольствием, внушал он себе, ты это заслужил и можешь себе не отказывать. Затем он принялся разглядывать других посетителей кафе. Справа от него сидели Две немолодые пары: дамы в цветных платьях, мужчины в твидовых костюмах. Слева сидела девушка приблизительно его возраста. Она была одна. Девушка ела утиную грудку и время от времени делала заметки в блокноте. «Кулинарный критик», – решил Баз, подумав, что девушка очень привлекательна. Не настолько хороша, чтобы красоваться на журнальных обложках, но черты лица правильные и темные волосы, заплетенные в две косы. Особенно он обратил внимание на ее крупный рот. Он долго разглядывал его, пока она жевала. Его наблюдения были прерваны, так как принесли десерт. Баз откинулся на спинку стула. На тарелочке лежала шоколадная слезинка, начиненная белым муссом и ягодами. Баз смотрел и не верил своим глазам. Десерт смотрел на него и ухмылялся! У База губы тоже вот-вот готовы были растянуться в улыбке. И тут вдруг в памяти что-то щелкнуло. Он вынул ложечку изо рта, взглянул на девушку и произнес:

– Юлианна? Юлианна Бие?

Девушка вскинула недоуменный взгляд:

– Откуда ты знаешь, как меня зовут? – спросила она.

– Неужели ты меня не узнала?

– Узнала. Ты Баз Лу. Кондитер с Би-би-си.

– Нет, – возразил Баз и весело помотал головой. – Не угадала!

Он вздохнул и посмотрел прямо в ее растерянное лицо.

– Юлианна, – сказал он. – Это же я! Гаррет из Севильи!

Юлианна медленно опустила бокал– с вином, который держала в руке:

– Не может быть!

Баз захохотал. Ему хотелось зааплодировать самому себе. Даже она, перецеловавшая каждый сантиметр на его лице, не смогла его узнать!

– Ты стал совсем другой, – только и вымолвила она.

– Иначе не скажешь, правда? – кивнул довольный Баз. – Причем все это не бесплатно!

Юлианна осторожно улыбнулась. Улыбка была подавленной. Баз видел, как изменилось ее тело, как оно вытянулось, талия стала узкой, как за прошедшие тринадцать лет она превратилась во взрослую даму. Но взгляд у нее был погасший, иногда уголки губ забывчиво опускались вниз, как у задумавшейся старушки.

– Что ты делаешь в Амстердаме? – спросил он, придвинувшись ближе.

– Работаю на папу, – ответила она. – Обновляю его путеводители.

– Надо же! – сказал Баз. – И вот мы встречаемся здесь! Мир очень уменьшился, правда же?

– Вообще-то нет, – возразила она. – Мир остался таким же, каким и был. Только карты стали подробнее.

Она попросила принести счет. Они заплатили, каждый за себя. Затем вышли на улицу. Дождь перестал. Песок на дорожках уже немного подсох.

– Как насчет чашки кофе? – предложил Баз.

– Можно! – согласилась она.

Баз кивнул в сторону «Гринхауса», расположенного в соседнем доме. Они вошли, у окна нашелся свободный столик. На прилавке в стеклянных аквариумных шарах лежала марихуана. Сидящий за кассой парень в полотняной кепке свертывал самокрутки. Стена в глубине была выложена стеклянной плиткой, на ней горело огромное солнце, вокруг которого пламенело разноцветное сияние.

– Пару лет назад я сюда часто захаживал, – сказал Баз. – В то время я работал в «Кафе Ру».

– Ты здесь работал? – переспросила Юлианна.

– Ты, кажется, удивлена.

– Ты же собирался стать певцом.

– Верно, – согласился Баз. – Но иногда люди меняют свои планы.

Он сходил к бару и взял две чашки кофе, в придачу пакетик травы. Они уселись, переглянулись. Юлианна вынула из сумочки пачку «Кэмел» и закурила сигарету. Баз скрутил себе косяк, разгладил пальцами, выкинул пару лишних травинок, затем прикурил.

– У тебя стали светлые волосы, – заметила Юлианна.

Баз кончиками пальцев провел по косяку:

– Стилисты. Парикмахеры. Персональные тренеры. Скульпторы нашего времени трудятся над живым материалом. В каком-то смысле мы ведь все – скульпторы. Не так ли?

Она пожала плечами и вместо ответа спросила:

– Почему ты взял имя Баз Лу?

– Потому что Гаррет никогда не позволил бы так над собой изгаляться. Хочешь курнуть?

– Нет, спасибо.

Она посмотрела на него, прищурившись. И ему вдруг захотелось разобрать, что там за выражение з этих глазах.

– Ну а ты? – спросила она. – Ты-то что делаешь в Амстердаме?

– У меня турне, – сказал Баз, – я сделал коллекцию шоколадных фигур, которые должны выставляться в одной здешней галерее. Это моя первая попытка такого рода, но в Лондоне ее приняли хорошо, можно сказать, на ура, так что теперь очередь за остальным миром. За исключением разве что тропиков, сама понимаешь, там все растаяло бы. Плюс раздача автографов в книжных магазинах, несколько интервью газетам, послезавтра – выступление в утренней телепередаче, ну вот, кажется, и все. Свободного времени почти нет, можешь мне поверить.

– Ты никогда не ездишь в отпуск? – спросила она.

– Как же! – воскликнул Баз. – Но только меня и тут не оставляют в покое. Всегда кто-нибудь увяжется.

– Утомительная у тебя жизнь, как послушаешь.

– Ну что ты! Единственно только, что все требует определенной подготовки. Короче говоря, я никогда не выхожу из гостиницы в бермудах. Разве только если они подписаны Жан-Полем Готье и по его личному требованию.

– Ты его знаешь?

– Шапочное знакомство. Мы не часто встречаемся. Да что там объяснять, сама понимаешь.

Баз выпустил в сторону длинную струю дыма. Парень с прической из мелких косичек кивнул ему. Баз тоже наклонил голову. Он вдруг успокоился.

– Ты видишься с Оливаром? – спросил он. Она кивнула, глядя в чашку, и слегка улыбнулась.

– Раз в год, – сказала она. – Он приезжает в Норвегию навестить Нурию. Кроме того, мы переписываемся. Между прочим, довольно часто.

– По е-мейлу?

– Нет, пишем письма.

– Вы поставили на почтовое ведомство? Вот это да! – Баз устремил взгляд на портреты королевы Беатрикс и Фиделя Кастро. – Представляешь, один раз смотрю, он стоит перед моим домом. Себастьян, ты понимаешь? Это было во время моего первого сезона. Ну, что ты на это скажешь? Я же пел на свадьбе его сестры, а тут вдруг он стоит перед моим домом, нацелив камеру.

– Об этом он мне не говорил. Он хоть узнал тебя?

Баз помотал головой:

– И даже не поверил, когда я сказал ему. Хотя потом мы с ним оба хорошо посмеялись и от души поболтали. Такая вот странная штука у нас приключилась. Он стоял перед домом и ждал вместе с остальными. Меня ждал! Признаюсь, приятно было встретиться вот так. Потом он ни разу больше не приходил, что, в общем, понятно, а коллеги его по-прежнему приходят. Каждый день ждут с утра пораньше. Регулярнее счета за телефон и газеты «Гардиан».

– Тебя фотографируют каждый день?

– Почти что, – сказал он. – Но как я уже говорил, к этому привыкаешь. Иногда я подшучиваю над ними, специально заманиваю подальше – я же знаю, что они увяжутся за мной хвостом. Вот и устраиваю им поездки в никуда, заставляю кататься кругами. Однажды я прокатился так до Бирмингема и обратно, а они все время за мной. Я оставил их без единого снимка. Единственное, что они получили, так это шестичасовую автомобильную прогулку. Потом я усовестился и на следующий день сделал им подарок – прогулялся раздетый по пояс в парке. В виде, так сказать, компенсации.

Баз захохотал. Юлианна улыбнулась и спрятала сигареты в сумочку. Она сняла со стула пиджак и оделась. Стоял уже сентябрь, и было прохладно.

– Ну, мне пора идти, – сказала она.

– Ты пешком?

– Нет, у меня с собой велосипед.

Она встала и протянула руку, чтобы попрощаться.

– Приятно было встретить тебя, – сказала она. – Столько лет не видались.

– И мне тоже, – ответил Баз. – Может быть, повидаемся как-нибудь еще на днях?

– Ну, я-то тебя наверняка увижу! – улыбнулась она.

Она удалилась, лавируя между столиками на тротуаре. Баз посидел еще немного. Он скрутил себе еще один косяк, стал смотреть на покачивающиеся баржи. В раскрытую дверь залетел порыв холодного ветра. Он сунул косяк в рот и торопливо закурил.

Юлианна остановилась в велоотеле «Ван Остаде» на улице дер Пийп к востоку от музейного квартала. В витрине, приветствуя посетителей, красовались гигантский кактус и водопроводная труба. У тротуара выстроились велосипеды. Юлианна спала на самом верху, выше деревьев и уличных фонарей, из окна перед ней открывался вид на мансардные крыши домов напротив. Лестница была длинная и крутая, словно покрытая ковровой дорожкой стремянка. Комната обставлена просто: ничего заманчивого, чтобы хотелось побыть там дольше необходимого. На стене перед кроватью висел на кронштейне телевизор. Его экран светился всю ночь напролет, словно топка, в которой горят ярким пламенем все ужасы и все тщеславие мира. Юлианна приучала себя спать одна в комнате. Вот уже почти год, как она начала приучаться.

Позавтракав утром внизу в столовой, она отпирала свой велосипед и уезжала. Она катила по мокрым от дождя булыжным мостовым, вдоль тихих каналов, где покачивались пришвартованные баржи, на которых, как в домах, жили люди. По вечерам она сидела с записной книжкой наготове посреди шумного многолюдья. Вокруг царило веселье, люди пили коньяк и глинтвейн и курили травку, прижимаясь под столом ногами друг к другу. Юлианна же сидела сама по себе, словно отделенная от остального мира затемненным стеклом. Она не страдала от одиночества – напротив, подобного рода отъединенность от других людей составляла неотъемлемую часть профессии гида. Смотреть на туристов ей было приятно – как-никак она ведь была здесь ради них. Она была их проводницей, их знаменосцем, она была здесь для того, чтобы вывести их на правильную дорогу, в обход всего посредственного. И вот она вечер за вечером в одиночестве сидела с бокалом пива, вкушая изысканные блюда, а стул напротив оставался свободным. Потом она укладывалась спать выше уличных фонарей и рассылала CMC-сообщения людям в других городах. Время от времени она ходила в кино.

У нее не было желания еще раз видеться с Базом. Такая встреча – это как прочистка засорившейся трубы: только тронь – и оттуда хлынет всякая дрянь. Хватит с нее всяких сложностей. Она и без того плохо спит по ночам. Ей хотелось как можно скорей оставить встречу с Базом позади, но он, конечно же, как назло, то и дело маячил перед глазами. То это было интервью на целую страницу в «Телеграфе». То плакат в витрине книжного магазина «Уотерстоун». То он мелькал в телевизоре. Однажды утром, проходя по улице Фердинанд-Больстрат, она увидела его лицо в дверях одной из галерей. Внутри виднелись шоколадные скульптуры. Это были изображения мужчин и женщин, сделанные из масла и какао, украшенные разноцветными сахарными шариками и сахарной пудрой. Они стояли на постаментах, кто с запрокинутой головой, кто отвернувшись в сторону. Юлианна приблизила лицо к стеклу и заслонилась от света ладонями. Мужчины были красивы и мускулисты. В женщинах же ей почудилось что-то странное. Не сразу она поняла, в чем дело. Оказалось, что они вообще не похожи на женщин. Скорее, они выглядели как мальчики. Женские фигуры без талии, без бедер, без груди. Оставались одни глаза.