Текст книги "Шмотки"

Автор книги: Кристин Орбэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Платье, в котором можно отправиться на поиски ЕдинственногоМужчины

С мужчинами я комедиантка и лгунья. Сколько раз я говорила «люблю тебя», когда не испытывала любви, когда я действительно любила, я этого не говорила.

Поиск мужа начался с нескольких капель духов, нанесенных за ушами, и желания пробуждать желание, что и определило мой выбор.

Ансамбль, в котором я устремилась на поиск, составился как частицы головоломки. Меня ведет и влечет ткань... Мне случалось одеться и выйти из дому только потому, что какая-нибудь шаль желала продемонстрировать себя.

Все же досадно констатировать власть вещей. Есть платья, повлекшие за собой разрыв или же свадьбу. Некоторые люди своим появлением на свет обязаны какому-нибудь балкончику. Да, вечером на балконе собирается общество, и вот девять месяцев спустя рождается новенький младенец. Поди знай, где гнездится желание! Можно считать его вместилищем взгляд лавандово-голубых глаз – это более романтично, – но куда реалистичнее переместить непристойность на уровень прозрачных трусиков или черно-красных подвязок.

Одежда – вкупе со всем гардеробом – это, по существу, союзник. В зависимости от повестки дня я обращусь за советом к этому платью, а не к другому (так открывают душу подруге), и подсказанные ими решения будут различными. Есть определенная сложность, своеобразные трудности доступа: одни платья предназначены для вечера, утром они неуместны, другие твердят: «смотри на меня, но не трогай!», правда, это зачастую приводит прямо к противоположному призыву: «трогай меня, но не смотри!» – но, ни на моих вешалках, ни в ящиках таких вы не найдете.

Отказ от предложения, когда на тебе надето черное платье из «Comme des Gargons», может порой завести куда дальше, чем предложение выпить по стаканчику, когда ты в красном сатине от Аззаро. Это все тонкости гардероба Я говорю «гардероб», как сказала бы «сейф» или «часовой на посту», потому что платья – это телохранители, что дают советы и защищают меня. Я восседаю в своей гардеробной – она заменяет мне кабинет, место размышлений, – и разглядываю подолы юбок над своей головой.

Нет ничего прекраснее, чем юбочный небосвод; ни закат в Индийском океане, ни северная утренняя зорька не сравнятся с красотой купола платья – кружевной свод, его волюты, его волны, извивами, уходящие в бесконечность, как виражи горной дороги с ее расселинами и туннелями, ведущими к телу, к коже после первых ласкающе-нежных слоев ткани.

Прежде всего я думаю о верхе и только затем вспоминаю о нижнем слое. Белье – это легко, достаточно, чтобы оно всегда было на тон светлее, чем одежда (белье телесного цвета помогает разрешить массу проблем). Мой любимый бюстгальтер  приподнимающий грудь «balconette». И еще маленькие трусики с заниженной талией или боксерки, они могут быть нежно-розового цвета, украшенные пайетками тон-в-тон; от «Capucine Puerari» или «Антик батик», где их расшивают кружевом цвета слоновой кости с мотивом бабочки, к примеру. Я представляю себе своего будущего мужа, который поднимает пуловер или блузку, опьяняясь этой глянцевой фактурой. Маслянистая ткань – это оплавленная смазка, одновременно гламурная и чувственная. Костюм, в котором отправляются на поиски мужчины, состоит из множества предметов. Боди, пожалуй, еще более нежное, даже из микроволокна, следует исключить: на первый раз в поисках женского тела мужчина должен ощущать под тканью свободное дыхание, на разных уровнях его должны ждать маленькие награды (как кусочек сахара для любимого песика), никаких высоких воротничков или бус, открытая шея, взывающая к поцелуям, пояс не нужен, сверху топ, шелест юбки, притом не облегающей, а свободной, никакого стягивания, никаких пуговиц в районе пупка, плоть должна быть доступна руке, рука вольно снует по телу, оценивая свою награду, чтобы преодолеть первый страх, сорвать первые ласки.

Полоска кожи на талии знаменует остановку, так же как и округлые ягодицы, податливые, как глина на станке скульптора, – остановку перед спуском вниз, к юбке, сшитой из иной ткани, более плотной и шероховатой (тергаль или твид), закрывающей бедра и ноги до колен, – долгий путь, чтобы затем вновь открыть для себя нежную и теплую кожу, всегда обнаженную, готовую принять ласку руки, поглаживающей изгиб икры, пробирающейся между колен, чтобы вновь подняться к этому торжищу тканей, сплетению нитей – последнему редуту, уступающему власти мужчины, к расставанию с материей, которая служила лишь приманкой на пути ко мне.

Кожа доминирует надо всем.

Невозможно переоценить роль платья, когда речь идет о том, чтобы очаровать мужчину; платье – это душа, основа, постамент для статуи. Оно усиливает ощущение скромности и тайны. Ткань следует выбирать скорее с гладким рисунком, без броских элементов, без цветов, клеточек или полосок; она очерчивает изгиб спины, подчеркивает тонкость талии, вызов бедер; при этом она как бы самоустраняется, лишь поддерживая силуэт. Она столь же скрывает тело, сколь и, расщедрившись, открывает. Ее назначение – демонстрировать.

Платье с застежкой – молния просто незаменимо, когда у вас мало времени. Оно годится для объятий за прикрытой дверью кабинета, в туалетной кабинке, в чужой комнате. Такое платье подходит, если ты привыкла к мужчине.

Во всяком случае, брюки исключаются.

На свое первое свидание с мужем номер 1 я надела замшевые сапоги со шнуровкой, облегающие и тонкие, как перчатки. Было необходимо усложнить дело, потому что в любви ни в чем нельзя быть уверенным, даже если внешне все обстоит прекрасно. Сапоги с высокой шнуровкой помогают контролировать время или, напротив, терять его, помогают сдержать бурный прилив чувств, охладить пыл мужчины в тот момент, когда твердеет член, руки неумело мечутся, а взгляд вопрошает: отчего вдруг столь жестокое промедление?

А еще они необходимы, чтобы сдержать нежеланный порыв, обеспечить безупречное алиби или возможность неожиданного бегства, они незаменимы для игры, когда сердце твое уже безучастна Шнурки – это указательный палец, укрощающий разыгравшихся детей.

Он взял меня прямо у стенки, так и не сняв с меня сапожек, просто задрав юбку: таков был первый раз с мужем номер 1.

Платье как высказывание

Стоит ли бояться быть непонятой и покрывать платье знаками, как Бен свои картины?

Если твое послание может быть сформулировано словами и оно важно для тебя, размышляла я, лучше написать его на ткани. Когда речь заходит о языке шмоток, люди непроницаемы. Слишком часто они погружаются в раздумья над клочком ткани, охватывающим мою талию, иначе ни он, ни я не привлекли бы столько знаков внимания.

Если нужно дать выход самовыражению, предпочтите полотно, белое, как писчая бумага. На нем удобнее писать пером: плотные нити, из которых соткана полотняная ткань, легче окрашиваются, чем слишком тонкие скользящие шелковые волокна.

Белые хлопчатобумажные платья легко линяют. На любой барахолке вы можете наткнуться на плетеный короб с надписью «все по 5 евро», где свалены стопки льняных салфеток, перетянутые лентой, нейлоновые комбинации, разрозненные комплекты постельного белья, мятые юбки, короткие платьица, напоминающие ночные рубашки, или подлиннее, из гипюра, – в них можно отлично спать или бродить по полям в резиновых сапогах защитного цвета. У меня масса таких – выстиранные, надушенные, они сложены на столике у изголовья кровати, как дневник. Часто я накрываю ткань волной слов, как морской прилив – песок.

Нынче утром десятичасовой прилив принес всего три слова: Секрет, Бриллиант и Корни. Этого оказалось достаточно, чтобы немое и инертное платье, подаренное мне мужем номер 1, обрело дар речи.

Да, всего три слова, перед тем как чашка кофе помогла рассеять туман в голове. Три слова, начертанные смывающимся черным фломастером Crayola, – это лучше, чем белый маркер, оставляющий более широкие расплывчатые штрихи. Кто знает, почему из всех закусок, расставленных на буфете, выбираешь какого-нибудь морского окуня? Растянув тупое и невыразительное платье с лямочками, я начертала одно слово на левой груди, другое – на пупке. Там, где сердце, я написала слово СЕКРЕТ. Невозможно жить без тайны, без запасного выхода. Кстати, было бы неплохо напомнить об этом моему будущему мужу.

Что такое тайна? Шкаф, куда никому нет доступа. Шкаф с одним-единственным ключом. Тайна жизненно необходима, хоть запертые в шкафу платья почти ни о чем не смогут рассказать. Достаточно того единственного, в котором мне нравилось принимать его ласки.

Мужчина одной ночи. Потому что лучший из моих дней скрывается, ускользая в ночь.

БРИЛЛИАНТ.

Для Мэрилин и «Luci in the sky» – разумеется, но не только поэтому. Бриллиант – это прозрачное сияние.

Бриллиант – идеал, которого не достичь никакими наслоениями муслина.

Бриллиант как цель жизни. Мне хочется быть сверкающей и прозрачной, хочется пропускать сквозь себя свет и в то же время хранить свою тайну. Да, мне хочется быть непроницаемой, одетой в ночь, тень, туман. Но вокруг не должно быть ни свечения, ни просвета. Я могла бы называть себя Бриллиантом.

КОРНИ.

Потому что это скрытый лик деревьев и всех разумных существ; корни – потому что невозможно выстоять без корней. Даже деревце бонсай умудряется расти и выпрямляться, хоть у него совсем короткие корни. Мне мало что известно о моих, знаю только, что долго мне не выстоять, несмотря на то, что у меня есть комоды в стиле Людовика XV, набитые беретами, – материнское наследство.

Секрет, Бриллиант и Корни – вот что принес прилив нынешнего утра. Странно.

Я так увлеклась этим, что разоткровенничалась, как в школе.

Я слишком лихо завернула. С в слове Секрет, оно свистит, извивается и ускользает; С дает толчок первому слову, которое закрывается, как дверца сейфа, задвинутая на задвижку Т. Разве мне ведомы мои секреты? Мне, разумеется, знакомо платье – Первого Поцелуя, но есть еще другие платья с секретом, спрятанные в моем шкафу, в моей памяти, их еще предстоит открыть. Есть секреты с часовым механизмом, как забытые бомбы, что взрываются спустя годы.

Когда я повстречала незнакомца номер 2, на мне был пиджак «Lee» с заклепками и мягкая, льющаяся юбка, размер S, стопроцентный ацетат, впереди короче, чем сзади, от «Comme des Gargons». Наши взгляды медленно скрестились, возможно, руки тоже. Он положил свою на мое запястье. Потом наступил час. Час чего? Час расставания, поскольку прозвенел звонок, возвещавший о конце перерыва, ему нужно было идти на деловую встречу, мне – отправляться на поиски черно-белого обруча для волос, обтянутого тканью в елочку, придуманного ночью. Я знала, что придет день и мы с незнакомцем номер 2 встретимся; да, мы пропустим несколько свадеб и встретимся и обретем друг друга. Он отменит ради меня несколько встреч, я куплю трусики и бюстгальтер, чтобы он снял их с меня; и таким образом пиджак «Lee» и юбка от «Comme des Gargons», купленная в стоке Сен-Фрускена, станут секретной частью целого. Большое чувство подобно приключению, растянувшемуся на тысячу дней и девятьсот девяносто девять ночей.

Мое Б в слове Бриллиант огромно, на глазок – каратов тридцать. Оно округленное, импозантное, пузатенькое. В бриллианте я предпочитаю грани кристалла – они всегда больше по размеру, более цветные, не такие резкие. Я написала Бриллиант с заглавной буквы, поскольку это редкость. Ведь каждая жизнь уникальна; как драгоценному камню, ей нужна особая огранка. Со вниманием и особым подходом. Создать из своей жизни бриллиант. Веселый, искрящийся гардероб.

Две согласные, рождение и смерть, открывают и закрывают слово «Бриллиант», внутри которого прогуливаются буквы. Жизнь – это когда согласные разгуливают как гласные, трудны только начало и конец. В этом слове заключена его собственная история. Оно начинается с заглавного Б, с нажимом выписанного на отбеленном полотне, а заканчивается строчным «т». Совсем мелким, потому что, когда жизнь истрачена без остатка, вмешивается смерть. Когда ты не можешь ни сказать, ни надеть ничего нового, приходит маленькое «т» и мягко провожает нас к выходу.

КОРНИ. Р в этом слове – злая буква. Ребекка одевалась у Ворта, и она была злой.

Ничего приятного не начинается с Р. Наши корни всегда сплетены. Кому бы понравилось смотреть на совокупление собственных родителей?

Мой будущий муж номер 1 вошел в комнату и сказал:

– Дарлинг, зачем ты исчиркала прекрасное подвенечное платье, которое я тебе подарил?

Я ответила:

– Потому что белое не способно говорить, а у меня было что сказать тебе.

– Здесь написано «Бриллиант». Хочешь, чтобы я тебе подарил кольцо?

– Нет.

– В таком случае мне неясно твое послание.

Тогда я повернулась к нему спиной, и муж номер 1 смог прочитать то, что было написано ниже талии смывающимся черным фломастером:

ТЕМ ХУЖЕ, ТАКОВА ЖИЗНЬ.

Подвенечное платье

Самое скверное то, что такому платью должна сопутствовать любовь, без любви оно утрачивает смысл.

В такой день следовало бы надевать нечто, содержащее хоть крупицу истины, но именно с истинными вещами – наготой, молчанием – у меня сложные отношения. Если я люблю ткани и слова, то потому, что и те и другие окутывают истину. Истина – не слишком воспитанная особа, она резка и ограниченна.

Я задаю себе вопрос: что, если я не способна выразить себя иначе, я прячусь за красивым бельем, вместо того чтобы обнажаться, демонстрируя себя? Но ведь необходимо, чтобы тот, кому я это демонстрирую, был в состоянии понять язык шмоток.

Подвенечное платье всегда белое – поскольку оно кодифицировано, социализировано, репертуаризировано, банализировано, вульгаризировано – как поваренные книги; подвенечные платья можно купить в супермаркете, как картошку, – это ничто, меньше, чем ничто. Белое платье – это униформа любви. Белое платье предназначено для бракосочетания в первый и последний раз с Боженькой или с мужчиной,– но я не верю ни в того, ни в другого.

В один прекрасный день кто-нибудь должен был бы провозгласить, что белый – цвет голубиной чистоты и свежевыпавшего снега – является цветом любви.

Я обнажена, мне пришлось надеть платье, которого я не выбирала, которое не говорит ни о чем личном, я обнажена перед лицом моего мужа, смолкнувшего, чтобы получше разглядеть меня, потому что для него любовь – это жесты, доказательства, а не слова.

Любовь это нагота тела в молчании или крике. Такая любовь нагоняет на меня страх, я не желаю, чтобы мужчина любил меня иначе, чем втайне, я не хочу, чтобы он любил меня в боли, в моем истинном «я», потому что именно это мне хотелось бы забыть.

Меж тем на вопрос: «Вы выйдете за меня замуж?» – я ответила «да». Мне следовало бы презирать себя: мужчина, который женился на мне, выглядел как друг, а не как любовник. Теперь-то я отлично различаю эти разновидности. Друг пригож, приветлив, как тот тип из автомата. Улыбка бывшего любовника окрашена мужской признательностью, счастливыми воспоминаниями, которые не выцветают с годами. Бывший любовник движется ко мне, раскрыв объятия, а на его лице играет улыбка. У моего мужа номер 1 с первого дня нашего знакомства на лице застыло выражение человека, которого я могла бы полюбить – когда-то, но это время давно прошло.

Я влезла в громоздкое подвенечное платье в надежде обрести нечто – быть может, любовь, готовую к употреблению? Я хотела бы наткнуться там, под нижними юбками, на секрет влюбленных пар, дружных семей, на магическую формулу, сливающую воедино образцовую супругу, внимательную мать семейства, утонченную любовницу – словом, на квинтэссенцию женщины. Символ белизны и непорочности был на редкость мощным! И в результате – ничего. Никогда еще такой внушительный объем, столь громадная поверхность почвы не приносили мне такой скудный урожай.

Меня предало подвенечное платье, но не любовь.

Ну что ж, я хотя бы попробовала. Женщина ведь обязана жить с мужчиной, не так ли? Повсюду вокруг меня люди живут парам мне тоже следовало попытаться.

Как узнают, что любят? Как узнают, прошла ли любовь или же и вовсе не начиналась? Я была бы счастлива пережить великую любовь, но, увы, сердцем я сознавала, что не испытала ничего подобного. Я не уехала немедленно, нет. Прибыв в пункт назначения, я осталась там, предоставив себя в распоряжение окружающих. Мне ненавистен тюль, традиционные снимки в пластиковой рамочке: чета новобрачных на вершине лестницы, расфуфыренные по случаю торжества родственники, розовое боа вокруг тетушкиной шеи.

Он был обманут, как и все, поскольку мужчины тоже обманываются. После они осваивают, каким образом можно успешно сочетать мечту и реальность. Я никогда не могла понять, как мой муж мог полюбить такую женщину, как я. Бывают на свете мужчины, которые воздерживаются от того, чтобы потребовать то, чего ты им дать не в состоянии. Может, ему и нравилось это мое сопротивление.

Позднее у моего мужа номер 1 возникла резко отрицательная реакция на платья, поначалу он относился к ним как к друзьям, пока до него однажды не дошло, что это соперники. Я не выбирала платья, преследуя определенную цель – очаровать мужа, я выбрала мужчину, стремясь, соответствовать определению элегантной женщины, которое сформулировал Ив Сен-Л оран: черный пуловер, черная юбка, рядом мужчина, на которого она опирается. Меня забавляли эти брачные доспехи из шерсти. Никогда еще мне не доводилось вырядиться подобным образом. Муж настоял, чтобы я облачилась в один из тех бесцветных костюмов, в которых некоторые женщины выглядят шикарно, – так сказать, и в пир, и в мир, и в добрые люди. И вот, в тот самый момент, когда я уступила его воле и надела пресловутый костюм, меня пронзило ощущение, что между мной, Дарлинг, и другими людьми возникло противоречие. Этот мой поступок породил расхождение между тем, что мне хотелось сообщить, и тем, что воспринимают окружающие, между манией заметать следы и внутренним раздражением, неким самоумалением. Я вновь задумалась о слышанной накануне вечером фразе: «Ни в коем случае не следует плохо отзываться о себе самой, люди повторят ваши слова, уже не сознавая, от кого они это слышали». Прогуливаясь в день свадьбы в длинной черной накидке с капюшоном, я пыталась выделиться, я отзывалась о себе плохо, и люди передавали это дальше, забывая о том, что источником была я сама.

Не ищу себе оправданий, но могла ли я быть самой собой в наряде, созданном нарочно, чтобы эпатировать общественное мнение? Могла ли я сохранить себе верность, видя расплывающуюся улыбку свекрови? Разве я не имела права на жест противления? Это платье было задумано для единственного мужчины, это был выбор, жертвоприношение, исполнение долга. Это было платье в честь расставания. Расставания с другими мужчинами, с постыдными взглядами, брошенными на вздувшуюся ширинку джинсов или серых фланелевых брюк. Но нет, не тут-то было, фокус не удался!

На меня накатывал приступ аллергии.

Платье для жизни с мужьями

Я говорю «с мужьями», потому что все они на одно лицо: подпав под влияние с того момента, когда ими произнесено слово «да», эти мужчины немедленно обретают вид притесняемых жертв, жертв, в общем-то, совершенно спокойных, они выглядят как те, кто вернулся в строй, это счастливые домоседы, наконец-то облачившиеся в халат и тапочки.

Разумеется, встречаются и упрямцы, беглецы – как в собачьей своре, эти смываются, чтобы с тем большей охотой вернуться или же не вернуться.

Тому, что я стала женой одного из этих домашних животных, я обязана его матери, которая еще с младенчества приучила его жить с женщиной, не проводя особого различия между матерью и супругой – супругой, обреченной стать матерью.

Говоря о нем, я никогда не произносила «мой муж». Мужчину нельзя сделать своей собственностью, как домик в деревне, даже если бы я не мечтала ни о чем ином, как только заловить одного из них лишь затем, чтобы сменить свое обличье на официальный наряд идеальной законной супруги: свитер из верблюжьей шерсти с круглым воротником-стойкой, твидовый пиджак и брюки с выточками. Возможны варианты: пресловутый костюм, вышедший из моды уже в момент покупки, с воротником и манжетами, отделанными бордовым или бутылочно-зеленым бархатом, фасон «Инес» – но без Инее де ля Фрессанж. Провал гарантирован. А еще есть короткое платье с набивным рисунком, обретшее популярность благодаря Диане де Фюрстенберг. Его не нужно расстегивать. Успех гарантирован.

День замужней женщины соответствует гардеробу – не бог весть что, а вечер и того хуже. В час коктейля неизбежное черное платье будущей вдовы, прискорбно не выходящее из моды – форма, отлитая навеки. Не возбуждающее никаких ожиданий, сведенное к банальности до такой степени, что стало бесцветным, не поддающееся классификации, оно на глазах растворяется в пространстве. Безусловно, такие платья можно надеть на крестины, на похороны и, с соответствующими аксессуарами, на званый ужин и даже на бал.

Со времени аллергического приступа в бутике Шанель я просто не могу находиться в обществе, если одета как все. У меня возникает такое ощущение, будто я истаиваю, как сливочное масло в картофельном пюре или как плитка шоколада на полуденном солнце, и я начинаю задыхаться под комьями сыплющейся на меня земли.