Текст книги "Молчание мужчин. Последнее танго в Париже четверть века спустя"
Автор книги: Кристин Орбан
Жанр:
Эротика и секс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
37
E-mail Клементины Идиллии
Даже если мужчины изначально не склонны к молчанию, они становятся молчаливыми с возрастом. Мой муж открывает рот только затем, чтобы попросить поставить на стол хлеб и вино. Представляю, каким будет Жан в пятьдесят! Он у тебя даже соли не попросит! У меня такое впечатление, что все к тому идет. Раньше Мишель разговаривал со мной, я знала все о его детстве, о первом увлечении, о том, как он впервые переспал с девушкой, о его службе в армии – он ничего от меня не скрывал. А потом, в один прекрасный день, все прекратилось без всякой причины – как будто радио выключили.
Когда я смотрю на мужчин, которые окружают меня в рекламном агентстве, я спрашиваю себя – а какие они дома? Я смотрю на них так, как будто раньше никогда не видела. Мне кажется, для меня настал момент завести любовника. Надеюсь, это не из-за моих капсул с магнием и бета-каротином – кажется, слишком много витаминов порождают в головах женщин радужные мечты!
E-mail Идиллии Клементине
А может быть, те мужчины, которые изначально молчаливы, с возрастом становятся болтунами? За полгода Жан не произнес ни одной фразы, где было бы больше семидесяти пяти букв. Я считала. Я ничего не знаю ни о его прошлом, ни о настоящем – за исключением его визитов ко мне. Жаль, я люблю прошлое, даже свое; мои дни рождения меня радуют; годы помогают мне надежнее стоять на ногах, укореняться. Мне нравится оборачиваться назад и смотреть на пройденный путь, какими бы скромными ни были мои достижения.
E-mail Клементины Идиллии
Подожди еще лет сорок! Что касается тех, кто изначально молчалив – я думаю, они такими и остаются. От молчания не избавиться.
38 Способ развеяться
Возможно, наилучший способ – пойти в Body Shop. Ароматические эссенции, мятный шампунь, косметическое молочко для придания гладкости коже, помада с запахом земляники, крем для рук, смягчающий, удаляющий пигментные пятна и отмершие клетки, скраб для тела, ночной релакс-крем для тела, питательный крем для лица, эфирные масла с запахом амбры, розы, герани, может быть, помогут мне полюбить себя настолько, что я буду неуязвимой для его молчания. Если я буду любить себя, то в моей душе будет больше места для себя и меньше – для него. Логично. Если бы еще в любви было место логике!
Во всяком случае, идти в книжный магазин – способ не самый подходящий. Современные романы скорее усиливают тоску, чем развеивают. Остаются лишь книги по психоанализу и социологии, посвященные душевному равновесию, развитию личности, самоконтролю, самопознанию, аутотренингу – вроде «Восьмидесяти способов развивать самоуважение» и прочей чепухи.
Стать собой и следовать советам Карла-Густава Юнга.
Стать даоисткой, буддисткой.
Усвоив все эти познания, стану ли я другой?
Еще один способ – полистать женские журналы: в одном утверждается, что нельзя любить безоглядно, в другом – что можно управлять своей жизнью с помощью рассудка, в третьем, подростковом, всерьез говорится о мерах и степенях любви.
Рассудок, а не чувства, реальность, а не мечта, ты сама, а не кто-то другой. Эти женщины послали бы моего молчаливого влюбленного куда подальше после первого же вопроса, оставшегося без ответа.
Другие способы:
– Путешествия. Подъем на Гималаи, «к вершинам эмоций», подарит вам «картину неизведанного мира» и значительно расширит ваш кругозор.
– Занятия колдовством. Я помню, как Клементина рассыпала по всей квартире крупную соль, чтобы защититься от влияния мужчины, и как Жислен топтала ногами кусочки свинца, произнося при этом имя своего любовника – по совету какого-то восточного колдуна.
– Понимание ситуации. Я должна понять, что проецирую свою душевную пустоту, вызванную смертью любимой кошки, на свои любовные переживания.
– Метод Куэ: каждое утро после пробуждения и каждый вечер перед сном повторять по двадцать раз, закрыв глаза, одну и ту же фразу: «Он – всего лишь средство»[15]15
Французский фармацевт Эмиль Куэ (1857-1926) был одним из основоположников так называемой аутогенной психотерапии. Разработал (1923) лечебную методику аутосуггестии (самовнушения) – систему Куэ, куэизм.
[Закрыть].
– Месть. Сказать ему, что он молчит, чтобы замаскировать свою глупость.
– Избавление любой ценой. «Ненависть привязывает к врагу», и я хочу от него отвязаться.
– Астрологи, ясновидящие, все эти оплачиваемые предсказатели, которые сообщат вам о неожиданной встрече и снова вселят надежду.
– Гимнастика, шейпинг, упражнения для упругости груди и ягодиц, степ-аэробика, растяжка, укрепление мышц – это помешает лишним мыслям закрадываться в голову.
– Религия: любить, не ожидая награды.
– Сублимация в искусстве, но я не творческий человек.
– Встречаться с другими мужчинами, но не влюбляться в них: результат тот же, что в пункте «Гимнастика».
– Новая любовь, которую можно включать и выключать по требованию, но я не знаю, как это сделать.
– Уроки пения, аргентинского танго – чтобы обрести уверенность в себе.
– Групповая психотерапия – фразы, произносимые хором вслух, чтобы освободиться от проблем.
– Клементина.
– Шоппинг.
– Время, которое проходит.
– Пирожные со свежей клубникой и взбитыми сливками.
– Случайности.
– Еще более несчастные люди, чем я: персонажи «Любви» Дино Буццати[16]16
Дино Буццати (1906-72) – итальянский писатель.
[Закрыть].
Бунт все еще застаивается. Он как глубокая лужа с мутной зеленой водой.
Я могла бы позвонить психоаналитику, восточному колдуну, прорицателю, пойти в церковь, устроить массовую скупку в Body Shop, заняться шейпингом, вспомнить все слова любви, которые я знала, процитировать себе начало бодлеровского «Чужестранца» или конец «Мартина Идена», разговор между Маленьким Принцем и Лисом, стихи Виктора Гюго на смерть Леопольдины, стихи Малларме, Верлена, Бодлера – но мне не удалось бы забыть о его молчании.
39
E-mail Клементины Идиллии
Мой начальник по несколько раз в день без всякого повода заглядывает в мой кабинет, говорит мне какой-нибудь комплимент и снова исчезает. Я вдруг вспомнила о коробке засахаренных каштанов, подаренной мне на Рождество, о цветах на день рождения и увидела его в другом свете. Странно, как можно годами находиться рядом с человеком и почти его не замечать, а потом вдруг, в один момент, на тебя как будто нисходит озарение; так и произошло со мной. Я это увидела. Моя секретарша утверждает, что он в меня влюблен, и, должна тебе сказать, это известие не оставило меня равнодушной. Интересно, не собирается ли он пригласить меня на свидание в какой-нибудь роскошный отель, «Риц» или что-то в этом роде?
Я стала тратить больше времени на себя и соблюдать режим; сделала стрижку, маникюр, педикюр, купила новое белье. Боюсь, он заметит, что перемен слишком много... Но, может быть, он и не думал ни о чем другом, кроме комплиментов?
E-mail Идиллии Клементине
При мысли об этом я чуть не умерла со смеху. Нет уж, лучше мой мрачный молчальник, чем твой не в меру деликатный воздыхатель!
Внебрачные связи расписаны по минутам, ограничены несколькими квадратными метрами: кровать в метр двадцать или диван, напоминающий сиденье в метро; никаких облицованных мрамором бассейнов или роскошных ванн; никаких просторных комнат, канделябров, гравюр на стенах, широких кроватей, утонченной обстановки, долгих разговоров...
Адюльтерщик – не болтун и не материалист.
Самое важное ограничено.
Самое важное молчаливо.
Самое важное происходит.
E-mail Клементины
Идиллии Отлично! Прямо в точку!
E-mail Идиллии Клементине
Если уж я не могу разорвать нашу связь, мне бы хотелось по крайней мере освободиться от зависимости. Не знаешь ли хорошего способа? Я помню, как ты рассыпала по квартире соль.
E-mail Клементины Идиллии
Расслабься! Вся география нашего тела и души отражается на подошвах наших ног. Устрой себе массаж левого пальца ноги, чтобы перестать о нем думать. Это работает!
40 Разные способы читать карту Страны Нежности
Есть разные способы читать карту Страны Нежности.
Бывают сумрачные дни, когда я не вижу на ней ничего хорошего, как на стершейся стороне монеты. В течение последних дней выражения его лица, приходившие мне на память, означали следующее: «Повернись», «Я сделал это нарочно», «Тс-с», «Хм», «Не нужно».
Но есть и другая дорога в Страну Нежности, идя по которой, я забрела в непроходимый лес чувств, – дорога, на которой спасительным убежищем становится молчание, где существуют лишь его вздохи, ласки, поцелуи, язык тела, которое не лжет, моя покорность и тайные мольбы. Как правильно истолковать этого таинственного человека? Любит ли он меня, не любит или просто развлекается? Все зависит от момента, от того, как смотреть на вещи, от импульса, от собственного восприятия других людей. Мое восприятие может быть неполным, я могу ошибаться. Мой страх может воздействовать на него.
Снаружи продолжает светить беспощадное солнце, и Жан, как всегда, ничего мне не говорит. Бабье лето – последние дни, когда еще можно носить муслиновые юбки и босоножки и не носить чулки; но вскоре орхидеи придут на смену гортензиям. Мировой круговорот продолжается, а Жан по-прежнему молчит; нужно, чтобы старые любови умерли и родились новые, чтобы цветы увяли, а бутоны раскрылись; чтобы мужчины объяснились или ушли.
Осень благоприятна для снятия урожая и принятия решений, весна – для любви; жизнь подчиняется определенному ритму, и никто его не нарушает.
Расставание и конец, к которым стремятся все существа и явления, внушают мне непреодолимый ужас. Во что превратилась бы наша жизнь, если бы мы не старались забыть, что связи ослабевают, тела устают, истощаются и наконец угасают?
Итак, я живу в молчании, чтобы удержать этого человека. Я погружаю в это молчание все свои надежды снова его увидеть и уже не знаю, слышу ли его или эхо собственных мыслей.
Если бы я верила в него, то ни за что не стала бы все это время ждать, пока он объяснится. Иначе это было бы лишь фанфаронством, хвастовством, пустым самодовольством...
Я услышала его, потому что я его любила.
В сомнении я его теряю.
41
E-mail Клементины Идиллии
Как ты думаешь, человек, который читает мне стихи Малларме и сравнивает меня с картиной Бёрн-Джонса, зайдет дальше[17]17
Для поэзии Стефана Малларме (1842-98) характерно стремление к передаче «сверхчувственного». Английский живописец и рисовальщик Эдуард Бёрн-Джонс (1833-98) писал лирические картины на темы легенд, прибегая к вычурной стилизации итальянской живописи XV в.
[Закрыть]?
E-mail Идиллии Клементине
Нет.
Но ведь ты умная женщина, что-нибудь придумаешь. Не объект создает желание, а желание – объекты.
E-mail Клементины Идиллии
Опять твои лекции?
Проблема в том, что у меня нет склонности ни к поэзии, ни к молчанию, ни тем более к философии.
E-mail Идиллии Клементине
Дорогуша, так выясни, приводит ли поэзия в постель! (Хи-хи!) О, чуть не забыла тебе рассказать! Вчера вечером я пошла на ужин к друзьям. Ни с того ни с сего разговор зашел на уже немодную тему скандал с Моникой Левински. «Могло ли в самом деле такое быть? – спросил мой сосед слева, имея в виду платьице от Оар. – Ни одна женщина на такое не способна! Если бы подобная история появилась в каком-нибудь романе, никто бы в нее не поверил! Вот вы могли бы такое придумать, если бы писали роман?»
Рискуя полностью шокировать моего соседа, я хладнокровно возразила: «Я вполне могла бы сохранить на память платье, на котором была бы сперма моего любовника – что может быть более естественным?» Он взглянул на меня с недоверием, не лишенным некоторого интереса.
E-mail Клементины Идиллии
Да ты с ума сошла – говорить подобные вещи!
E-mail Идиллии Клементине
Говорить или делать?
E-mail Клементины Идиллии
И то и другое.
E-mail Идиллии Клементине
Я сказала это, потому что я это сделала.
Я сказала об этом, потому что желание говорить было сильнее стыда.
Я должна была об этом рассказать, чтобы отдалить его, прогнать от себя, превратить его всего лишь в предмет разговора, в тему обсуждения, не хуже и не лучше любой другой: последний любовник, последний увиденный фильм, прочитанный роман, рецепт пирожных. Преобразить его в куклу, в марионетку, в Барби и Кена, в музыку, в грохот барабана, в военные марши, в похоронное шествие, в стихи, в шарады, в загадки, в папье-маше. Сказать.
E-mail Клементины Идиллии
Не сердись, я все поняла. Говори, если тебе так больше нравится, кто же запрещает?
Мой муж не обращается ко мне даже затем, чтобы попросить соль.
E-mail Идиллии Клементине
Существует ли молчание нелюбви?
E-mail Клементины Идиллии
Боюсь, что да. И напротив, я не верю в молчание влюбленных – разве что на несколько секунд, совсем недолгое время, которого хватает на один взгляд. В молчание Жана или кого бы то ни было. Я с самого начала не доверяла этому человеку. А когда я чего-то не понимаю, то предпочитаю сбежать!
42 Другое время года
Шесть месяцев слились в один. Я была замурована в его молчании без всякой надежды на избавление.
Время шло, в витринах «Эр» появились бикини кислотных расцветок; в парках дети играли в мяч, в «резиночку», в классики; я шесть раз сделала эпиляцию на ногах, и это обошлось мне довольно дешево; моя стрижка потеряла форму – волосы отрасли по крайней мере на восемь сантиметров, и за все это время я не услышала от него ни одной значительной фразы. Я тысячу раз повторяла про себя наблюдение Пруста: «Несомненно, даже обаяние человека гораздо реже становится причиной любви, чем фраза вроде: «Сегодня вечером я занят»». Если бы я осмелилась применить подобную фразу на практике, возможно, это спровоцировало бы Жана. Наедине с собой я научилась, сложив губки бантиком, с легкостью произносить: «Нет».
Услышать высказывание Пруста и не обратить на него внимания – значит быть современным или склонным к саморазрушению – что, впрочем, одно и то же.
Но стоило Жану позвонить, как я забывала о Прусте.
Пруст опоздал на целый век.
Бесполезно копировать жизнь с литературы.
Жизнь – не роман.
Пруст ничего не знал о женщинах.
Одетта и госпожа Вердюрен не похожи на меня[18]18
Одетта де Креси и госпожа Вердюрен – персонажи первых двух романов из цикла «В поисках утраченного времени» французского писателя Марселя Пруста (1871-1927).
[Закрыть].
Я уникальна.
Я современна.
Никто не может решать за меня.
Я предпочитаю платить за мои собственные ошибки, чем за ошибки других – пусть даже Марселя Пруста.
Жан звонит, когда у него есть свободное время, я хочу его увидеть – зачем же отказываться?
Жизнь коротка.
Баланс № 1: Извинения – грубости = ноль грубостей, сплошные извинения.
Баланс № 2: Продолжительность жизни – часы сна + часы раздражения + дантист + налоговый инспектор + могильщик = зачем отказывать себе в приятных моментах?
Логика Идиллии: с ним и без того трудно, зачем создавать лишние проблемы?
Совет Клементины – хирургия: отрезать, отделить, ампутировать...
Медицинское заключение: Жан может страдать от длительного перерыва в словесном общении, но без нарушения, речи, разве что с некоторым замедлением.
Ритуальная фраза: «Я зайду на чашку кофе».
Без сахара, без повода.
Обычная реакция на этот голос в вечерней обстановке, возле камина – на его обволакивающую мягкость и нежность, на его приглашение: я уступаю.
Он приближается ко мне по коридору широкими мужскими шагами, я выхожу ему навстречу мелкими шажками женщины, чья походка стеснена узкой юбкой и слишком высокими каблуками. Он подходит, обнимает меня, а потом, когда я замираю от удовольствия, он отстраняется и начинает бродить по комнате, не говоря ни слова.
Он не оставляет мне времени стать другой.
Возможно, я боюсь потерять нечто гораздо более важное, чем он: чувство.
Чувство, которое позволяет мне оставаться начеку, одержимость, которая поддерживает мои силы, делает незначительными все мировые проблемы, вплоть до того, что оставляет меня совершенно слепой и глухой к ним, защитный гипноз, восхитительный сон...
Я боюсь возвращения к нормальной жизни – банальной, безмятежной. Боюсь потерять мечтательность, погрязнуть в материальности и в пустяковых заботах. Жан тоже станет реальным, если заговорит, и я увижу его таким, как он есть. Состоящим из слов. Слов, нагроможденных, словно камни в пирамиде, которые ограничат его. Может так случиться, что сон развеется и я увижу обычного человека – не сверхчеловека. Заурядного типа, не красавца и не гения. Обычного бабника, а не романтического влюбленного. С глазами орехового цвета, а не черными. Молчаливыми, а не загадочными. Может быть, даже выяснится, что Жан молчит, потому что ему нечего сказать. Потому что его внутренний мир совсем не похож на мир Цвейга, и он слушает собеседника совсем не так, как слушал бы Фрейд.
Он не сказал мне, может ли тайная любовь быть настоящей.
Не сказал, верит ли он в тайну.
Не сказал, почему он не разговаривает.
Не сказал, как назвать то, что с нами происходит.
Вещи, люди, отношения имеют имена и названия. У всего есть название. Цветы, духи, бабочки, вирусы – все как-то называется. Энциклопедии перегружены определениями. Почему наши отношения, какими бы странными они ни были, не имеют названия? При мысли об этом я испытываю возмущение, похожее на то, которое могла бы испытать в детстве против своего отца, который не сознавался бы в отцовстве. Нечто скрытое, напряженное, мучительное заслуживает того, чтобы быть названным, как дети заслуживают фамилии отца, а мертвые – погребения. Я могу смириться даже с прекращением наших отношений, но не с тем, чтобы их никак не определять. Что мы пережили? Как назвать эту состоявшую из отдельных эпизодов связь? Зависимостью? Величайшей нежностью? Привязанностью, склонностью, страстью? Флиртом? Нет, не флиртом – мы занимались любовью. Благодеянием?
Может быть, и в самом деле благодеянием? Несмотря на улыбку, которую вызвала у меня мысль об этом, такая гипотеза меня не устраивала.
Я больше всего похожа – и это еще печальнее – на женщину, которую мужчина постоянно ограничивает во всем – может быть, потому, что дорожит ею.
Существуют мужчины, нечувствительные к боли и равнодушные к той боли, которую причиняют сами. Существуют мужчины, неспособные к малейшему усилию. Есть мужчины, неспособные понять разницу между протяженностью дня и месяца, потому что их жизнь летит слишком быстро и они не могут себе представить, что у кого-то она может протекать иначе. Есть мужчины, не поддающиеся ничьему влиянию. Не подчиняющиеся определениям, описаниям, уточнениям, потому что определять – это почти одно и то же, что осуждать. Жан относится именно к этому типу.
Он позвонил.
Я дала ритуальный ответ на ритуальный вопрос:
– Да.
Слова помогают, а не мешают.
Тело тоже обладает памятью.
– Я приду между половиной второго и без четверти три.
Я вернулась из лицея к полудню, нагруженная книгами и домашними работами, я не купила по дороге ни цветов, ни пирожных, я даже не раскрыла «Кулинарную книгу для детей» на странице «Шоколадный мусс», хотя практиковалась в кулинарии последние три месяца. К чему? Все равно он уйдет, так ничего и не попробовав. Обойдемся без эстетики. Я сжала кулаки, словно кошка, втягивающая когти, чтобы спрятать ненакрашенные ногти.
Моя манера держаться ни в коем случае не должна выглядеть показной.
Если мои слова не могут его оттолкнуть, то, по крайней мере, моя одежда его обескуражит.
Ничто из того, что на мне надето, не должно выдавать моей привязанности. Никакой юбки с разрезом, никакого соблазнительного нижнего белья, ничего из того, что легко расстегивается. Преграды, которые создает моя одежда, влияют на мою доступность.
Сохранять равновесие.
Не терять головы.
Я восхищаюсь им, когда он появляется передо мной, всегда в одном и том же костюме (или очень похожих), без особых изысков. Да, я могу восхищаться такой дурацкой вещью, как ничем непоколебимая уверенность, способность нравиться таким, как есть, без риска изменить себе.
Что до последовательности событий, я о ней знала. Он может сказать, что зашел «по-дружески»; потом на смену дружбе постепенно придет желание; последуют долгие или не слишком долгие объятия; желание будет удовлетворено; вернется чувство вины, и не останется места даже для дружбы, только для злости и отчуждения.
Приятные вещи принадлежат миру молчания – потому что я сама их изобретаю? Они происходят, а не произносятся.
Жизнь идет, жизнь уходит. Он идет и уходит, как жизнь.
Я удовлетворяю его фантазии, он удовлетворяет мои мечты.
Он придет и снова окружит меня молчанием. Словно пироман, щелкающий зажигалкой.
Он преступник.
Он хочет убить любовь.
И я не знаю, как ему помешать. Можно помешать грабителю, насильнику, убийце, самоубийце – но не тому, кто разочаровался во всем сам и разочаровывает других.
Я знаю, как будут разворачиваться события, я знаю о его затруднениях, как знаю и то, что он может успешно бороться с собой. Я могу ускорить ход событий.
Жизнь повторяется.
Но зачем повторять историю, возникшую из неудовлетворенности?
Сейчас половина первого, я уже дома и жду его, я отменила лекцию по Вовенаргу[19]19
Люк де Клапье Вовенарг (1715-47) – французский писатель, моралист.
[Закрыть] – тем лучше: Вовенарг обманывается, когда утверждает, что «страсти не могут погубить человека, потому что по натуре он не зол».
Неправда. Страсти, как и дурные натуры, существуют и могут быть очень прочными. Из них можно составить целые каталоги, как из сортов роз: холодоустойчивые, вьющиеся, ползучие, утыканные шипами...
Страсть продолжает жить, пока встречает сопротивление, и угасает, когда становится разделенной. Моя жизнь – буги-вуги, рок-н-ролл без партнера. Я кручусь совершенно одна.
Из проигрывателя компакт-дисков доносятся звуки соул, музыки души... Почему я раньше не вслушивалась в слова Эллы и Сары[20]20
Имеются в виду «первая леди джаза» американская певица Элла Фицджеральд (1918-96) и Сара Воэн.
[Закрыть] с таким вниманием? Почему я позволила замуровать себя в молчании? Потому что ни одна мелодия не совершенна, только в молчании Жана нет ни одной фальшивой ноты. «Совершенство нуждается в несовершенстве», ты слышишь, Жан? Это не мои слова. Мне нравится недостаток вкуса, неуклюжесть, ошибки в правописании, ударении, синтаксисе. Мне нравятся люди, которые говорят и не боятся ошибиться – все ошибаются, в том числе и те, кто молчит.
Растяпы меня умиляют; бокалы с красным вином, опрокинутые на белую льняную скатерть, нечаянно перевернутые тарелки вызывают у меня смех. Я люблю оплошности, неловкие комплименты, ошибки, промахи, бестактности.
Из-за того, что Жан не позволяет себе говорить, его голос изменится. Начнет ломаться. Его голосовые связки будут издавать какие-то другие звуки, как у новорожденных или подростков.
Я жду, когда он заговорит. Все на свете чего-то ждут. Кому-то всегда не хватает сестры, друга, бабушки, мамы, денег, дома, страны, тепла, признания, собаки, жениха, ребенка, отца, брата, работы, пространства. Мне не хватает его голоса. Мужчина, которого я люблю, был бы идеальным, совершенным, если бы у него было больше слов. Ему не хватает слов, как другим не хватает кальция или фосфора.
Жан страдает от дефицита слов.
Когда занятия окончились и я собиралась уходить, Поль предложил проводить меня. Я чуть не подпрыгнула, когда он заговорил со мной – начал произносить слова, множество слов, которые сцеплялись друг с другом, образовывали единое целое, имели цель и значение. Он произносил одни фразы за другими, сложные, выстроенные по всем правилам, с подлежащим и сказуемым на своих местах. Это было так странно – слова, собранные вместе, фразы, произносимые, чтобы заинтересовать и соблазнить меня. Поль говорил. Это было почти невероятно – мужчина, который говорит!
Даже если бы он был голым, он бы не смутил меня сильнее.
Он говорил, и слова как будто раздевали его, вместо того, чтобы одеть.
Мужчина, который говорит, не боится, что его осудят. Он подходит к вам без маски – потому что даже самые загадочные слова не так загадочны, как молчание.
Поль высокий, и я поднимаю голову, когда разговариваю с ним. Он красивый, но это неважно – самое невероятное то, что он произносит слова, и я отвечаю на них. Это как забытая и снова вернувшаяся привычка, как спортивное упражнение, которое я, вопреки ожиданиям, не разучилась выполнять, вроде катания на велосипеде или на лыжах – я кручу педали, я еду, я отвечаю.
У меня есть некоторый опыт в любовной болтовне, и сейчас я об этом вспоминаю, хотя раньше мне казалось, что я напрочь его утратила.
– Страсти – это источник наиболее благородных поступков и самых прекрасных добродетелей, – говорит он.
– Страсти могут разрушать, – отвечаю я.
– Они обогащают тех, кто способен ими жить, – говорит он.
– Вы так думаете? – отвечаю я.
– Такие стоические взгляды у вас появились благодаря мужчине? – снова спрашивает он.
Я смеюсь. Я так давно не смеялась!
– Что вы об этом знаете? – спрашиваю я.
– Я наблюдал за вами... – отвечает он.
– И вы все поняли? Да вы провидец! – восклицаю я.
– Я очень хотел бы вас понять... – шепчет он.
Он знает все правила игры.
– Я ваша коллега, – напоминаю я.
– Вы женщина.
Он действительно знает.
Я уклоняюсь от ответа и перехожу к другой теме. Как профессионал слова, я могу управлять беседой.
– О чем вы сейчас пишете? – интересуюсь я.
Он отвечает, мы продолжаем говорить, мы оба умеем спрашивать, отвечать, восклицать, возмущаться, смеяться, развивать, ускорять или замедлять течение разговора.
– Я пишу о наших страстях. Существуют ли они отдельно от нас самих?
Мы оба – нормальные люди.
– И каков ваш ответ?
– Так просто не ответишь... Я могу пригласить свою коллегу поужинать?
Он – нормальный человек.
– Мне нужно быть дома.
Я – нормальная женщина, без всякого сомнения.
– Вы отменили лекцию? Почему?
– У меня голова болит.
– Я вам не верю. Вам сейчас на все наплевать. Надеюсь, так будет не всегда, и мы когда-нибудь поужинаем вместе.
Он спросил, я ответила, все было замечательно.
Я разложила на низком столике свои папки, книгу «Введение в познание человеческой души» и журнал с интервью актрисы, которая утверждала, что «никогда не сожалела ни об одном принятом решении». У меня слабость к интервью – я всегда извлекаю из них что-то полезное, как из путешествий или разговоров с подругами. Я еще не знала, какое решение приму, но чувствовала, как что-то во мне меняется, что-то, присущее мне, исчезает.
Или точнее будет сказать: я что-то теряю? Что меня, к сожалению, покидает способность переживать, отличать одного мужчину от другого, любить, в конце концов?
Самое главное – не сожалеть о принятом решении, как та актриса. Почему они такие сильные, эти женщины, которые поверяют свои секреты журналам? Хранят ли они что-то на дне души? Безукоризненный внешний вид, надменность, и всегда – сила... Что до меня, я часто испытываю сожаление. Как если бы множество дорог закрылось для меня навсегда.
Нет, хватит самоанализа; настало время действовать. На сей раз я скажу ему, что устала от этого немого языка, который связывает, а не освобождает, от этих самых необходимых слов, как будто взятых из каталога товаров: «кофе», «туфли», от того, что в его скупых фразах никогда не отражался хотя бы проблеск какой-то эмоции.
Я устала встречаться с типом, который не пьет ничего, кроме кофе, – ни вина, ни апельсинового сока, никогда не ест ни пирожных, ни спагетти, никаких деликатесов. У нас нет никакой близости, кроме сексуальной. Никаких проблем, никаких состояний души, никаких историй. Никакой головной боли или боли в спине, никаких посещений туалета перед уходом. Может быть, ты робот, запрограммированный на занятия любовью два-три раза в день, а молчание – одна из твоих опций? Но ты не очень оригинален, Жан. Молчание – не то свойство, которое обеспечит первый приз за оригинальность. Бог создал немало людей твоего образца. И на данный момент у тебя хватает клонов. Ты даже не отдаешь себе отчета, как быстро они размножаются, молчаливые дурачки.
Априори мне нравится такой вариант! Робот не ворчит, не злится, не критикует, ни во что не вмешивается, не говорит ни о футболе, ни о налогах, ни о политике, и он лучше, чем собака, потому что не линяет и не начинает лаять, когда кто-то позвонит в дверь.
Еще немного – и я сочту эту идею вполне приемлемой!
На моем автоответчике обнаружилась запись: «Идиллия, это Поль. Завтра в восемь тридцать вечера в «Куполь». Я не оставляю вам свой номер телефона, чтобы вы не позвонили и не отказались. Надеюсь, вы придете! Выше голову! Жизнь прекрасна!»
Я открываю окно; с тех пор как я стала рассыпать хлебные крошки на балконе, птицы слетаются сюда с самого утра. «Жизнь прекрасна!» – сказал он.
Счастье уходит с важными событиями и возвращается с малыми?
Счастье возвращается со словами – словами, которые распускаются, как цветы, и поют, как птицы.
Этот человек умеет произносить слова нежности, желания, нетерпения, возбуждения.
Раньше я не знала, что говорить о любви так же важно, как заниматься ею.
У меня на ногах снова отросли волосы, и выход только один – депилляционныи крем. Мой стилист уверяет меня, что влияние этого крема столь же пагубно, как и влияние бритвы. Ах, эта тирания волос!