Текст книги "Опасный рейс"

Автор книги: Крис Риддел

Соавторы: Пол Стюарт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

10. Церемония «Полпути-до-цели»

Она услышала мою песню и пришла. Маленькая девочка пришла ко мне. Не та маленькая девочка из дворцовых садов, а другая. В ее глазах были слезы.

Она дала мне белых лепестков, много сладких белых лепестков, и что-то мне шептала. Я не смог понять ее слов, но голос был добрым и ласковым. И мне не было грустно… некоторое время.

– Чуть-чуть помедленнее и чуть-чуть поосторожнее, – мрачно произнес капитан Бельведер, с трудом подымаясь на ноги.

– Извините, капитан, – сказала Корби, которая, выскочив из чулана, с разбегу налетела на капитана Бельведера.

Опустившись на четвереньки, Корби принялась собирать бумажки, выпавшие из путеводителя Хоффендинка. Там была карточка мистера Таймс-Ромэна, брошюрка, объясняющая, как правильно пользоваться раковиной для мытья ног в ее каюте, мятая фотография переправы Тамберлейн-Маркса, сделанная непосредственно перед тем, как она рухнула, и…

– Я думаю, что это тоже твое, девочка, – мрачно сказал капитан Бельведер, протягивая ей полуразорванную наклейку, прилипшую к его ботинку.

– Да, спасибо, – сказала Корби, беря наклейку, втайне благодаря капитана за то, что ему не пришло в голову ее прочитать.

Она раскрыла свой путеводитель Хоффендинка и поспешно прилепила наклейку на пустую страницу…

ПУТЕВОДИТЕЛЬ ХОФФЕНДИНКА

ЦЕРЕМОНИЯ «ПОЛПУТИ-Д0-ЦЕЛИ»

Происхождение церемонии «Полпути-до-цели» столь же загадочно, сколь и сама церемония. Основанная на борту корабля «Гармония» во время его первого плавания, церемония неукоснительно проводилась при каждом последующем пересечении океана, и эта традиция вскоре распространилась и на другие корабли. Считается, что в случае, если церемония не будет проведена, корабль никогда не сможет достигнуть пункта своего назначения и будет навеки обречен плавать в океане, на «полпути-до-цели».

Церемония подразумевает большую вечеринку, на которую команда и пассажиры приходят в маскарадных костюмах. По традиции все допоздна играют в такие игры, как «Буйвол слепой русалки» и «Музыкальные айсберги», для того чтобы умилостивить морского бога Нептуна и его жену Флотсэм Флорри, которых изображают капитан и его главный помощник.

ИДЕИ ДЛЯ МАСКАРАДНЫХ КОСТЮМОВ:

Федрунская Танцующая Свинья

Капитанская форма

Форма старшего помощника

Русалка (все, что угодно, кроме клоунского костюма, поскольку это, как считается, приводит к несчастью)

Затем Корби быстро захлопнула путеводитель и, придав лицу невинное выражение, улыбнулась капитану.

Наклейку она оторвала от деревянного ящика. Корби была уверена: если показать наклейку отцу и рассказать ему о запертом в ящике существе и о печальной песне, которую оно пело, отец сразу же поймет, что нужно делать.

И Корби устремилась к каюте родителей, находящейся на другом конце корабля.

– Не забудь про церемонию «Полпути-до-цели», – доносился до нее мрачный голос капитана. – Явка обязательна для всех без исключения – даже для меня. Хуже того…

Но Корби его уже не слышала, поскольку высматривала клоунов, чтобы случайно на них не наткнуться. Она без приключений добежала до коридора, ведущего к каютам, и уже было вздохнула с облегчением, когда дверь каюты, где была прачечная, с громким лязгом распахнулась.

Корби остановилась как вкопанная, в ужасе наблюдая за тем, как в коридор выходит мистер Таймс-Ромэн в сопровождений мистера Франклин-Готика, мистера Вембо, мистера Палатино и мистера Гарамонда, несущего в руке большой пакет пастилы. Все они были одеты в свежевыстиранные костюмы, которые в результате стирки сели на несколько размеров.

Мистер Таймс-Ромэн как-то одеревенело повернулся к Корби, и она увидела, что на шее у него большая медицинская шина. Он сделал шаг в сторону девочки. Зеленый котелок затрясся у него на голове, пальцы судорожно скрючились, а крайне тесный пиджак собрался на плечах в складки.

– Итак, мы снова встретились… – зловеще изрек он.

Как раз в этот момент послышался громкий смех. С гримасой боли мистер Таймс-Ромэн повернулся.

– О, прошу меня извинить, – еле выговорила миссис Флад. – Просто, господа, вы даже не представляете себе, до чего вы смешные!

Пройдя мимо клоунов и взяв Корби за руку, она тщетно пыталась унять свой смех.

– Вот ты где, дорогая! А я тебя обыскалась! Если мы не поторопимся, то опоздаем на церемонию «Полпути-до-цели», а это недопустимо – не правда ли, господа? – Она хихикнула.

Клоуны приподняли свои зеленые котелки, но улыбка мистера Таймс-Ромэна была тонкой, как бумага, когда он провожал глазами миссис Флад, увлекающую Корби за собой в каюту. Изнутри каюты до него донеслись не сдерживаемые более раскаты смеха.

Лицо мистера Таймс-Ромэна исказилось.

– Никто не смеется над Братством Клоунов, – прорычал он, – и это никому не сойдет с рук!

Граммофон завели вновь, и теплый вечерний воздух над носовой палубой в который уже раз наполнили звуки «Элегии Ромашки» в исполнении баронессы Оттолайн Ффард. Стоящее рядом крайне необычное существо, в зеленом парике, очень длинной юбке и с трезубцем в одной руке, протянуло свободную руку и подняло иголку с пластинки. Как только музыка прекратилась, сборище страннейших танцоров замерло на месте.

Толстячок, одетый в огромную картонную ракушку, покачнулся, пытаясь устоять на одной ноге.

– Ты шевельнулся! – сказал лейтенант Жон-Жолион Сластворт-Хруст, указывая своим трезубцем.

Мистер Гарамонд, который, как подразумевалось, был наряжен в костюм плюющегося труборога., глянул на лейтенанта и поплелся в сторону кресел.

– Нет, не вы! – сказал Сластворт-Хруст. – Ты!

Артур, неподвижный, как скала, и ужасно симпатичный в белоснежной форме старшего помощника, только пожал плечами.

– Как скажешь, Флотсэм Флорри! – рассмеялся он.

Артур уселся в кресло возле накрытого столика. На нем стояло большое блюдо с горкой бутербродов с сардинами, огромный кувшин кокосового молока, на котором красными буквами было написано «Нептуново пойло», и миска холодного рисового пудинга, в который был воткнут флажок с надписью «Бланманже Флорри».

– Для вас, третий механик, я – сэр, – произнес Жон-Жолион со всем достоинством, на какое только был способен. Поправив замысловатый зеленый парик, он вновь опустил граммофонную иглу на пластинку.

«Милый, милый Альфред, мое сердце разбито…» – несся из скрипучего граммофона голос баронессы Оттолайн Ффард.

«…А мои ноги натерты!» – думала Корби, пытаясь танцевать, что было совсем непросто, особенно учитывая надетый на нее костюм пчелы, который придумала ей мама. Вдобавок в ее сторону все время злобно косились клоуны, переодетые в Лемюэля Гиббонса и четырех плюющихся труборогов.

Музыка снова внезапно оборвалась.

– Вы, вы, вы и вы! – сказал Жон-Жолион, указывая на мистера Гарамонда, Корби, миссис Шляппенглоттер (которая, похоже, нарядилась заварочным чайником) и человека из каюты 21, который, как догадывалась Корби, был одет федруиской Танцующей Свиньей, хотя наверняка сказать было трудно.

Таким образом, оставалась лишь Серена, одетая в ослепительно белое платье, с серебряными молниями в волосах и лентой через плечо, на которой сверкающими буквами было написано: «Душа „Гармонии“».

– Ты выиграла, – мрачно сказал Нептун со своего кресла, изображающего трон. – Полагаю, Нептун и Флотсэм Флорри умилостивлены, но нам лучше еще разок сыграть в «Буйвола слепой русалки», просто для верности…

Корби застонала. Это была худшая вечеринка из тех, где ей доводилось бывать.

Начать с того, что никому не позволялось прикасаться к еде. «Еда – чисто символическая», – нагло заявил Жон-Жолион, хотя это ничего и не меняло, поскольку есть такое все равно никто бы не стал. Еще хуже было то, что играли только в две игры, и обе они были мучительно скучными, а приходилось играть в них снова и снова, чтобы «умилостивить Нептуна», о чем Жон-Жолион время от времени всем напоминал.

Корби была не одинока в своих страданиях – ее братья скучали так же, как и она. Они были переодеты в своих спортивных кумиров. Седрик был Бычарой Мандрэйкому героем палубного крокета. Губерт нарядился Л. П. Смайтом из команды «Старых Горчичников». Эрнест оделся Шулером Эндрюсом, чемпионом настольного хоккея с мячом. А Тоби изображал Тедди Люскомба, который в последнем сезоне обошел всех соперников, первым допрыгав в мешке до финиша.

Серена, похоже, старательно избегала Артура. Мистер Флад, одетый в национальный далькрецианский костюм, с огромным «федруном» на голове, ни на что не реагировал, прислушиваясь к «загадочному стуку» и одновременно подсчитывая что-то у себя на тыльной стороне руки. Было похоже, что одна лишь миссис Флад наслаждается праздником. Она расхаживала в просторной юбке, покачивая гигантским лиссарианским тюрбаном, и поддразнивала клоунов, которые выглядели как никогда смешно в своих нелепых костюмах.

– Буйвол слепой русалки! – провозгласил Жон-Жолион, надевая бумажный пакет на голову мистера Палатино и раскручивая клоуна вокруг оси.

Всем остальным тем временем полагалось стоять на одной ноге. Мистер Палатино, украдкой глянув через дырку в пакете, на цыпочках стал приближаться к Корби, угрожающе бормоча. Корби уже собиралась заорать, когда мистер Палатино, поскользнувшись на упавшем со стола бутерброде с сардинкой, грохнулся на пол, а бутерброд при этом взмыл высоко в воздух.

– Атака с воздуха! – заорал Губерт, подпрыгнув и поймав бутерброд одной рукой.

– Отлично сыграно, сэр, – сказал Седрик.

– А давайте-ка… – начал Эрнест, и остальные братья одобрительно закивали.

– Еду к бою! – заорал Седрик.

Мальчишки принялись хватать бутерброды с сардинами и зачерпывать пригоршнями рисовый пудинг, а Артур завладел кувшином с кокосовым молоком.

– Послушайте! – протестующе закричал Жон-Жолион. – Эта еда…

В этот момент Артур опрокинул кувшин на голову Флотсэм Флорри.

– …чисто символическая! – со смехом докончил он за лейтенанта.

На участников церемонии неожиданного обрушился шквальный огонь из сардин и промасленного хлеба. Чайник и чашка – миссис и мистер Шляппенглоттер, – пытаясь убежать, врезались в федрунскую Танцующую Свинью. Миссис Флад просто согнулась от смеха, когда Братство Клоунов приняло на себя артиллерийский удар рисовым пудингом.

– Никто не смеется над…

Шлеп!Шматок пудинга залепил рот мистера Таймс-Ромэна.

Мистер Флад, похоже, и вовсе не замечал прилипшую к его федрунской шляпе сардинку, лихорадочно высчитывая передаточное отношение зубчатых колес Уибблера. Серена направилась к своей каюте в сопровождении насквозь промокшего Жон-Жолиона.

– Мальчишки остаются мальчишками! – хохотала миссис Флад. – Они просто выпускают пар. В конце концов, мы ведь собирались здесь именно повеселиться!

– Виффл-виффл, – сказала миссис Шляппенглоттер.

– Ммум-мумм, – согласился с ней мистер Шляппенглоттер.

Федрунекая Танцующая Свинья вновь надела свои темные очки и направилась к каюте 21.

– Нептун удовлетворен, – мрачно сказал капитан Бельведер, снимая свою картонную корону. – Объявляю церемонию «Полпути-до-цели» завершенной! – Он вытер пот со лба. – Хвала небесам – вот все, что я могу сказать…

Братья Флад и Артур одобрительно заулюлюкали.

– Пора спать, – сказала миссис Флад. – И тебе тоже, моя маленькая пчелка, – обратилась она к Корби. – Сегодня был длинный день.

– Но я только хотела показать папе… – начала Корби, раскрывая путеводитель Хоффендинка.

– Чтоб мне провалиться! Вот оно! – воскликнул ее отец, еще раз взглянул на уравнение у себя на запястье и подбежал к Артуру – Артур, дитя мое! – сказал он. – Скорее переодевайся. Нам предстоит долгая ночь!

Корби смотрела вслед удаляющейся парочке. Мама взяла ее за руку.

– Что бы это ни было, дорогая, – сказала она, – уверена, оно может подождать до завтра.

– Надеюсь, – сказала Корби, оглядывая опустевшую носовую палубу. – Я и вправду очень надеюсь.

11. Каюта 21

Она пришла, когда я пел. Маленькая девочка пришла и дала мне сладких белых лепестков, и она шептала мне…

Но вот она ушла, и моя печаль возвратилась. Может, если я запою снова…

Когда Корби вернулась в свою каюту, Серена все ещё была одета Душой «Гармонии», хотя ее серебряные молнии лежали на полу, а распущенные волосы спадали на плечи. Было видно, что она плакала.

– Что стряслось, Серена? – спросила Корби, аккуратно присаживаясь на кровать сестры. Она до сих пор еще не слишком доверяла кроватям в каюте, несмотря на то, что мистер Флад уже давно всё починил.

– Душа «Гармонии», – горько усмехнулась Серена. Сорвав с себя ленту, она бросила ее на пол рядом с молниями. – Со смеху помереть.

Корби взяла ее за руку.

– Артур меня любит, – продолжила Серена, сжав руку Корби. – Но еще больше он любит это ржавое корыто, как верно сказал Жон-Жолион…

– Жон-Жолион? – загорячилась Корби. – Да что он вообще знает?!

– Больше, чем тебе кажется, Корби, – сказала Серена, и в ее глазах заблестели слезы. – Однажды он станет капитаном какого-нибудь нормального корабля, не то что Артур…

Корби обняла сестру.

– Может быть, однажды он тоже… – начала она.

– Нет! – в сердцах воскликнула Серена, отстраняясь от Корби. – Он никогда не покинет «Гармонию». Он сказал мне об этом сегодня вечером. Какая бы она ни была ржавая и разбитая и сколько бы ему ни приходилось здесь работать из-за того, что вся остальная команда разбежалась, он сказал, что никогда не покинет «Гармонию». Даже ради… – Серена всхлипнула и спрятала лицо в белоснежном платке, который дал ей человек из каюты 21. – Даже ради меня!

– Никогда нельзя знать наверняка, – сказала Корби. – Может, однажды он передумает…

Серена повернулась к Корби, ее глаза сверкали гневом.

– Ну, теперь-то уже поздно! – сказала она. – Потому что между нами все кончено! – Она шмыгнула носом. – Зато у Жон-Жолиона есть теперь настоящие перспективы. Он-то, по крайней мере, действительно меня любит, он мне сам говорил. Представляю себе лицо Артура, когда я ему об этом скажу! Дурацкие Рыбы Любви! Что они-то в этом смыслят?!

– Послушай, Серена, – запротестовала Корби, – только не Жон-Жолион! Он такой приторный, и он жульничает, играя в регби, и он…

– Мне все равно, – отрезала Серена, залезая в постель и натягивая на голову одеяло. – Пускай теперь Артур пеняет на себя!

И она снова расплакалась, на этот раз явно не собираясь прекращать. В конце концов Корби взяла свой путеводитель Хоффендинка и тихонько выскользнула из каюты.

«В этом-то и беда Серены, – думала Корби. – Она слишком романтична – верит всему, о чем читает в этих своих дурацких книжках».

Корби направилась прямиком на нос корабля. Зазубренные очертания Далькрецианского полуострова выделялись на горизонте черным на фоне темного неба. Оконечность полуострова мерцала огнями, напоминая пирог со свечками. Огней было сотни, и их свет отражался в ряби на морской воде. Зрелище было волшебным. Корби могла бы стоять и смотреть на это всю ночь – и она именно так бы и поступила, если бы…

Если бы не печальная песня.

Да, это была она – очень тихая и очень далекая, но, без сомнения, именно она. Существо в ящике звало ее, в этом Корби не сомневалась, и надо было спешить.

Она пошла вдоль палубы, направляясь к лестнице, ведущей в грузовой трюм, стараясь как можно меньше шуметь. Хотя не шуметь, как выяснилось, было крайне трудно, учитывая надетый на Корби костюм пчелы, крылья которого при каждом шаге громко шуршали. Откуда-то из глубины корабля доносилось клацанье и лязганье – это Артур и мистер Флад работали в моторном отсеке.

Завтра она расскажет обо всем отцу. Уж он-то сразу поймет, что делать. Но сейчас нужно сходить к этому несчастному существу и успокоить его. Как, наверное, оно страдает, сидя взаперти в этом кошмарном деревянном ящике! Корби уже чувствовала, как ее кровь закипает от праведного гнева.

«Как люди могут быть так жестоки? – спрашивала она себя. – Дайте мне только рассказать обо всем отцу! Эти клоуны еще пожалеют о том, что они сделали!»

Внезапно Корби застыла на месте: она увидела, что дверь каюты 21 приоткрыта.

Корби не могла пройти мимо. Подкравшись на цыпочках к двери, она осторожно заглянула внутрь.

Внутри каюта была просто великолепна. С потолка свисала огромная люстра, а сам потолок был разукрашен замысловатым орнаментом, посреди которого нарисованные Рыбы Любви плескались среди нарисованных морских волн. Книжные стеллажи вдоль стен перемежались с прекрасными мозаичными панелями. Нептун и Флотсэм Флорри, искусно вырезанные из дерева, с обеих сторон охраняли внушительную двустворчатую дверь.

Там были столики и застекленные шкафы, изобилующие удивительными вещами, среди которых Корби заметила конические шапки федрунских рыбаков, огромные вазы, разрисованные замысловатыми сюжетами со смеющимися козами и считающими быками, рулоны роскошной материи и круглые бутыли со сладкими огурцами и медом, заткнутые пробками.

Посреди всего этого в кресле с высокой спинкой, тихонько похрапывая, сидел человек в костюме свиньи. Возле него на столике стояла полупустая бутылка, на этикетке которой было написано «Лучший столовый херес Доралакии», а рядом в серебряной рамке стояла фотография красивой женщины с черными глазами.

Корби уже собралась уходить, когда заметила нечто еще более странное. Книжные полки были заставлены одинаковыми книгами в кожаных переплетах, которые Корби тотчас же узнала.

– Путеводители Хоффендинка, – прошептала она. – Сотни путеводителей Хоффендинка.

12. Полночь в грузовом трюме

Кто это? Маленькая девочка? Это она пришла, у слышав мою песню?

Я ничего не вижу. В лесу слишком темно, и я не могу пошевелиться в этом пустом дереве…

– Что это было? – прошептал мистер Гарамонд.

– Что именно? – злобно прошипел мистер Франклин-Готик.

– Какой-то звук, – сказал Гарамонд. – Будто бы кто-то чихнул. Похоже, где-то вон там… – Он приподнял свою лампу, указывая в сторону штабеля ящиков в дальнем углу трюма.

– Лично я ничего не слышал. – Франклин-Готик усмехнулся и покачал головой. – Вижу, эта работенка действует тебе на нервы, – я прав, старина Гэри?

– Ничего не могу с собой поделать, Фрэнк, – сказал Гарамонд, пиная ногой стоящий перед ним деревянный ящик, – Все из-за этого пения. Оно и вправду нервирует, не выходит из головы… Из-за него мне так печально…

– Тебе станет еще печальнее, если старик Роми услышит эти твои слова. Ладно, засунь ему эти пастилки, и валим отсюда, – сказал Франклин-Готик.

Мистер Гарамонд нагнулся и поднял лежащий возле ящика бумажный пакет.

– Странно, – сказал он. – Предыдущий пакет был дырявым, а теперь и этот почти что пуст. – Гарамонд огляделся. – Должно быть, крысы. Я знал, что не надо было его здесь оставлять…

– Наплюй, оборвал его Франклин-Готик. – Давай заканчивать. Мне самому уже здесь становится не по себе.

– Одна… две… – считал Гарамонд, стоя на четвереньках и проталкивая пастилки в щель между деревянных реек, – три… четыре…

– Хорош, Гэри! Хватит, сказал Франклин-Готик. – Ты же помнишь, шеф сказал – не больше трех зараз.

Он наклонился, забрал у мистера Гарамонда четвертую пастилку, поднес ее к лампе и присвистнул.

– В каждой из этих малышек достаточно снотворного порошка, чтобы ты проспал добрую неделю, братуха Гэри, так что будь спок.

Мистер Гарамонд поднялся на ноги и еще раз пнул ящик.

– По крайней мере, хоть больше не поет, – сказал он.

В этот момент со стороны двери до них донеслось позвякивание ключей.

– Пора делать ноги, Фрэнк, – прошептал мистер Гарамонд.

– Читаешь мои мысли, Гэри, – ответил мистер Франклин-Готик, выключая, лампу. – Главное, опять не споткнись о какие-нибудь швабры, когда будем выходить. И перестань ты скрипеть своими башмаками!

Лишь только оба клоуна исчезли в чулане, дверь в грузовой трюм, на которой было написано «Каюты 22–40», открылась и капитан Бельведер прошаркал внутрь помещения. Вслед за ним зашли два огромного роста человека в мешковатых штанах и потертых рубахах. У каждого из них были большие черные усы и красная шапка с кисточкой на конце.

– Давайте поторапливайтесь, – мрачно сказал капитан Бельведер. – У нас мало времени. Остановка здесь вообще не положена.

Не то чтобы замедление хода корабля для выгрузки нескольких ящиков можно было назвать «остановкой». Но подобное все равно не слишком понравилось бы владельцам «Гармонии», как бы это ни называлось. И все же то, о чем хозяева корабля не узнают, не сможет им и повредить – так рассудил капитан Бельведер. Вдобавок Мама Месаполики неплохо заплатила ему за эту «не совсем остановку», чтобы ее сыновья смогли подплыть к кораблю на своей лодке и забрать ее товар.

– Багаж пассажиров четко помечен, – медленно и внятно произнес капитан Бельведер, словно бы разговаривая с детьми. Он указал на наклейку сбоку одного из ящиков. – Так что оставьте те, что с наклейками, там, где они стоят. Это понятно?

Братья одновременно кивнули, так что кисточки на их шапках заплясали вверх и вниз.

– Ваши ящики там, – продолжил капитан Бельведер, – в той части трюма, которая когда-то была ванной с гидромассажем в тридцать седьмой каюте… – Выражение лица капитана стало задумчивым. Он потянул себя за ус. – Чудо морской сантехники – вот что это было. Королева Рита, собственной персоной, купала здесь своего спаниеля – Мичи, так его звали. Как сейчас помню, она купала его в кокосовом молоке…

Братья озадаченно переглянулись.

– Без наклеек – берем, – сказал один.

– С наклейками – оставляем, – сказал другой.

– Простите? – переспросил капитан, глядя в темноту и словно бы возвращаясь откуда-то издалека.

– Все в порядке, – хором сказали оба брата. – Мы поняли.

Корби открыла один глаз. «Патентованная печеная фасоль с гиполатскими сосисками Миллигана», – прочла она. Корби открыла другой глаз. Прямо перед ее лицом, закопанная в солому, лежала древняя и порядком заржавевшая консервная банка. Этикетка выцвела, но все еще читалась.

Что-то упиралось ей в спину. Она перевернулась, вытащила из соломы еще одну ржавую банку и стала изучать этикетку. «Макаронные циферки», – прочла она.

Где она? Корби попыталась сесть и ударилась толовой о крышку ящика. Ну конечно же! Внезапно она все вспомнила.

Пройдя на цыпочках мимо каюты 21, она направилась прямиком к чулану. В чулане Корби на всякий случай положила швабру поперек двери и через следующую дверь проникла в грузовой трюм. Существо прекратило петь, как только Корби заговорила с ним, и тогда Корби скормила ему несколько пастилок, которые нашла в бумажном пакете возле ящика.

Затем, облизав пальцы от сахарной пудры, которой были обсыпаны пастилки, она взяла карандаш и уже собралась записать кое-что в путеводителе Хоффендинка, как из чулана донесся грохот, как если бы кто-то споткнулся о швабру.

Корби молниеносно забралась в первый же ящик, с которого ей удалось снять крышку. То, что ящик, по-видимому, оказался наполненным обычной соломой, Корби ничуть не смутило. Гораздо больше Она беспокоилась о том, что ее могут обнаружить эти кошмарные клоуны. Солома щекотала ей нос, так что один раз она даже чихнула, но, к счастью, ее не услышали.

Клоуны очень долго о чем-то шептались, но Корби не смогла разобрать ни слова. Вдобавок она внезапно почувствовала такую сонливость, что едва могла удерживать глаза открытыми. На самом деле она, похоже, не смогла удержать их открытыми, поскольку, по-видимому, заснула прямо там, в набитом соломой ящике.

Вот только он оказался набит не только соломой. Он оказался набит еще и ржавыми консервными банками. Корби пошуровала вокруг и извлекла еще пару банок.

«Сливы с кремом Мамаши Леонарде», – прочла Корби, – и «Лучший свиной рулет в соусе Колдуэлла».

Тут Корби решила, что не очень-то разумно будет пролежать тут весь день, читая этикетки на ржавых банках. Ей нужно немедленно найти своего отца.

Она сдвинула крышку ящика в сторону и выглянула наружу – и тут до нее начало понемногу доходить…

Она была уже не в грузовом трюме корабля «Гармония».

Но если не там, то где?