Текст книги "Воздушные пираты"

Автор книги: Крис Риддел

Соавторы: Пол Стюарт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Дремучие Леса большие, – объяснил Прутик. Он опять посмотрел в иллюминатор на нескончаемый зелёный ковёр листвы, простиравшийся под ними. – Бесконечные! А Великий Рынок Рабов постоянно переезжает с места на место.

– Так как же мы его найдём, если он перемещается с места на место?

Прутик улыбнулся. Великий Рынок Работорговли Шрайков остаётся на одном месте на несколько месяцев, иногда лет, потом неожиданно, за одну ночь, все пакуют вещи и шумной пёстрой толпой отправляются куда глаза глядят.

– Так как же?…

– Нет ничего, что невозможно было бы узнать, Каулквейп, – сказал Прутик. – Дело только в том, чтобы правильно прочитать знаки.

Каулквейп отбросил свои свитки и приподнялся на локтях:

– Знаки?

– А что, разве в твоих свитках ничего не написано о Великом Рынке Работорговли Шрайков?

Каулквейп залился румянцем.

– Ничего, на что бы я обратил внимание, – сказал он. – Но мой отец как-то рассказывал мне о страшных птицах, которые управляют этим местом и от которых пошло название, – о шрайках. Они не умеют летать. Злобные. С немигающими глазами…

– Таверной «Дуб-кровосос» в Нижнем Городе владеет такая птица, – сообщил Прутик. – Её зовут Мамаша Твердопух. – Он на минуту задумался, затем продолжил: – Тебе нужно понять, что Великий Рынок Работорговли Шрайков – это огромный живой организм, он перемещается по нескончаемым Дремучим Лесам в поисках новых пастбищ, чтобы «пастись». И когда рынок поглощает всё вокруг, то место, где он располагался, умирает. Тогда рынку приходится переезжать или самому умереть. Он оставляет за собой сгоревшие деревни, – это важные знаки для тех, кто в таких делах разбирается, они указывают на то место, куда двинулся рынок. Опытный торговец или внимательный воздушный пират может заметить мёртвые рощи и следовать по ним как по горячим следам и в конце концов прийти к самому Великому Рынку.

Каулквейп покачал головой:

– Слава небу, что мы на воздушном корабле. – Он плюхнулся в гамак и поправил повязки на руках.

В их первую ночь на борту Джервис потратил кучу времени, осторожно нанося на раны Каулквейпа мазь из хиленики и бинтуя их тонкой материей с ватными прокладками. С тех пор каждый вечер он приходил, чтобы переменить повязки, но почти не разговаривал с путешественниками. Прутик обратил внимание, что Каулквейп рассматривает свои руки.

– Ну как они? – спросил он.

– Зудят, – ответил Каулквейп.

– Значит, заживают. Ты не хочешь немного прогуляться? Ноги поразмять на палубе?

Каулквейп отрицательно покачал головой.

– Я лучше ещё почитаю, если ты не против, – ответил он, вновь обращаясь к своим свиткам.

– Ну как хочешь, Каулквейп. Однако, если древняя история тебе когда-нибудь наскучит, – добавил Прутик с улыбкой, – ты знаешь, где меня найти.

Когда дверь каюты захлопнулась, Каулквейп снова отложил свитки, скрестил руки на груди, лёг в гамак и закрыл глаза. Он не собирался читать. Единственное, что ему хотелось, – это избавиться от ужасного чувства тошноты, которое не отпускало его с того момента, как он впервые запрыгнул на борт «Бегущего-по-Небу». Вот уже девять дней и девять ночей он находился на корабле, а всё ещё не привык к качке.

Воздушный корабль летел вперёд, и свист ветра гулял по каюте. Бушприт поскрипывал. Паруса хлопали. Мягкий, гипнотический шум ветра в канатах и снастях. Каулквейп задремал и вскоре провалился в глубокий сон.

Ему снилось, что они приземлились где-то в Дремучих Лесах и они с Прутиком пошли одни.

Лес был таким зелёным и мрачным, какого он нигде и никогда не видел.

Воздух был наполнен криками и порханием невидимых, неизвестных существ. У них под ногами виднелись следы этих животных, или кто там они ещё…

– Добро пожаловать! – раздался голос.

Каулквейп поднял глаза. В тени двенадцати массивных сосен-гигантов стоял высокий человек в короне. На его плаще были вышиты трезубец и змея. Заплетённая в косички борода почти касалась земли.

У него были добрые, но невыразимо грустные глаза. Казалось, всё его тело светится. Каулквейп ахнул и опустился на колени.

– Кобольд Мудрый, выдохнул он. – О господин, вы н… не представляете себе, к… какое это удовольствие… к… какая честь… – Его дрожащий голос перешёл в шёпот.

– Тебе, кажется, холодно, – сказал Кобольд, выступая вперёд. – Возьми мою мантию. – И с этими словами он накинул её на плечи Каулквейпа.

– Но… – возразил Каулквейп.

– Забери её, – сказал Кобольд. – Теперь она твоя. – И, повернувшись, исчез в тени.

– Но, господин, – прокричал ему вслед Каулквейп, – я не могу!.. Я бы не мог… Я недостоин…

Его слова потонули в настойчивом стуке дятла, долбившего кору сосен-гигантов.

– Господин! – снова закричал Каулквейп. Бум! Бум! Бум!

Глаза Каулквейпа внезапно распахнулись. В каюте было темно. Он невидящими глазами огляделся вокруг.

Бум! Бум! Бум! Бах!

– Да? – крикнул Каулквейп.

Дверь каюты распахнулась, и растрёпанная физиономия Джервиса возникла на пороге.

– Ну-ка посмотрим на твои бинты, – сказал он.

– А, да, – отозвался Каулквейп. – Я и не думал, что уже так поздно.

Джервис закрыл за собой дверь и подошёл к Каулквейпу. Он поставил на сундук маленькую коробочку, закрыл иллюминатор, зажёг лампу.

Каулквейп сел в своём гамаке и спустил ноги на пол. Джервис, стоя перед ним, начал разматывать первый бинт. Острый запах мази из хиленики разлился по каюте.

– Я думаю, они почти зажили, – заметил Каулквейп. Вместе с последним витком бинта с ладони сошла короста. Под ней оказалась гладкая и мягкая кожа.

Джервис критически осмотрел руку при свете лампы, а затем сказал:

– Как новенькая.

– Мы уже подлетаем к Великому Рынку Работорговли Шрайков? – спросил Каулквейп, когда Джервис начал разматывать бинт на второй руке.

– Нет, нет ещё, – ответил Джервис, вдруг разговорившийся ни с того ни с сего. – Но мы летим по следу, это точно. Наблюдатель заметил на закате остатки сгоревшего рынка, всё верно. Знаки указывают, что новый Великий Рынок передвинулся на северо-северо-запад. Вот туда-то мы и направляемся.

Джервис удостоверился, что левая рука больного зажила так же хорошо, как и правая. Он провёл когтистым пальцем по мягкой бледной коже.

Воздушный корабль вдруг резко накренился на другой борт, и луч лунного света проник в иллюминатор. Он скользнул по вытянутым рукам Каулквейпа.

– А ты счастливчик, так-то, – сказал Джервис. – Луна перечеркнула твою ладонь серебром. Там, откуда я родом, говорят, это значит, тебе суждена долгая жизнь в богатстве… – Потом замолчал, и Каулквейпу показалось, что он заметил печаль на лице старого гоблина. Да что печаль, в его глазах был откровенный ужас, как будто он едва не проговорился о чём-то важном. Внезапно гоблин засобирался и ушёл.

Каулквейп обратил внимание, как нервно тот захлопнул за собой дверь. Почему Джервис казался таким испуганным? Что он побоялся сказать?

Мягкий свет масляной лампы омывал каюту оранжевыми бликами. Каулквейп встал, подошёл к иллюминатору и снова распахнул его. Тёплый ароматный воздух, тяжёлый от тумана, с запахом сосновой смолы и колыбельного дерева, хлынул внутрь. Каулквейп глубоко вздохнул и высунул голову в круглое окошечко.

Под ним, как прежде, расстилался ковёр из деревьев, похожий на широкое мерцающее море, залитое ярким лунным светом. Каулквейп не знал, как далеко они уже забрались, и сколько им ещё осталось лететь. Он знал только, что если слова Джервиса правда, то скоро он окажется внизу в удушающей темноте под этими зелёными кронами, в месте, о котором он никогда и не думал прежде. Дрожь страха и волнения пробежала по телу. Сон всё ещё отчётливо стоял у него в памяти.

– Не могу дождаться, когда же сойду с этого качающегося воздушного корабля, – пробормотал Каулквейп, – и встану наконец на твёрдую землю, это… – Он замолчал и стал приглядываться.

Внизу, как белеющая язва в густом чёрно-зеленом лесном ковре, лежал участок земли, на котором всё было мертво. Каулквейп задрожал. Он никогда не видел такого разорения и опустошения.

Когда «Бегущий-по-Небу» подлетел ближе, Громоподобный Грифозуб приказал опуститься ниже. Паруса были спущены, балласт перемещён, и воздушный корабль поплыл медленно, как черепаха.

Все деревья, куда ни кинешь взгляд, были мертвы. Некоторые сгорели, из других вынули сердцевину, а кое-какие выглядели так, будто они в одночасье умерли и теперь стояли с бессильно повисшими на ветвях иссохшими листьями. До самой земли зияли широкие просеки. Здесь никто не жил, ничего не росло.

«Бегущий-по-Небу» подлетел ближе к изуродованному, побелевшему лесу; площадь мёртвой земли казалась невероятно огромной. Вокруг, насколько хватало глаз, царило ужасное запустение.

– Так всё это сделал Великий Рынок Работорговли Шрайков?! – с дрожью в голосе прошептал Каулквейп.

Когда воздушный корабль пролетал над остатками лесного поселения, капитан скомандовал, чтобы они подобрались как можно ближе, потому что именно такие сожжённые деревни, горы камней и пепелища подсказывали, где можно искать следующее место расположения рынка.

Каулквейп дрожал от ужаса. Все деревья были повалены, колодцы разорены, здания начисто срыты. Что касается тех, кто здесь когда-то жил: крохгоблинов, гномов, лесных троллей или кого-то ещё, – все они исчезли, их захватили птицы шрайки и продали в рабство. Теперь лишь кучи мусора и груды обуглившегося дерева указывали на то, что здесь некогда была процветающая деревня: это да ещё паутина тропинок, расходившихся из прежнего центра деревни.

И там, в самом центре, высовываясь из сожжённой земли, как какое-то огромное чёрное насекомое, торчала обгоревшая деревянная виселица и к её поперечной балке был привязан белеющий в темноте скелет. Костяной палец указывал на луну, низко висевшую над горизонтом.

И тут раздался крик:

– Северо-северо-восток!

– Северо-северо-восток! – повторял капитан, а «Бегущий-по-Небу» внезапно накренился на левый борт и взмыл обратно в небо.

По мере того как корабль набирал высоту, мёртвая зона леса уменьшалась и в конце концов осталась позади. Каулквейп содрогнулся в тоске. После всего увиденного ему совершенно расхотелось лететь на Великий Рынок Работорговли Шрайков.

– Похоже, я бы лучше остался на борту «Бегущего-по-Небу», – пробормотал он. И тут корабль попал в воздушную яму и резко нырнул, раскачиваясь из стороны в сторону. Каулквейп застонал. В желудке у него зловеще забурчало. – Ну вот опять… – прошептал он, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту. Буж! Буж!

Два тяжёлых удара в дверь прозвучали так, будто кто-то пытался сорвать её с петель. Каулквейп подскочил на месте и, вспомнив выражение глаз Джервиса, вытащил кинжал.

– К… кто эт… это? – спросил он.

Дверь распахнулась. На пороге стоял огромный страшила брогтролль.

– А, это ты, – облегчённо вздохнул Каулквейп.

– Страшезлоб мы, – ответил тот, низко нагибаясь, чтобы зайти в каюту. Он держал в руках поднос, на котором стояли глиняный кувшин и два бокала, и поднос выглядел совсем малюсеньким в его массивных лапах. Брогтролль оглядел каюту. – Где другой?

– Ноги пошёл поразмять, – ответил Каулквейп, пряча нож за спину, но не убирая его в ножны. – Он скоро вернётся.

Страшезлоб кивнул.

– Есть хорошо, – пробормотал он. – Хозяин сказал, это быть для вас обоих. – Он протянул Каулквейпу поднос. – Лучший древесный грог, который можно купить за золото. Поможет вам хорошо спать ночью, говорить он.

– С… спасибо, – выговорил Каулквейп, с подозрением оглядывая тёмную жидкость. Впервые Громоподобный Грифозуб озаботился тем, как они будут спать ночью. – Если тебе не трудно, поставь вон туда, на полку. Когда Прутик вернётся, я ему скажу. Как я тебе говорил, он скоро…

В это мгновение Прутик сам появился в дверях.

– Каулквейп, – задыхаясь, объявил он, – нам надо поговорить…

– Прутик! – прервал его Каулквейп. – Тебя-то я и хотел видеть. Здесь Страшезлоб. – Он махнул рукой в сторону стоящей в тени фигуры. – Только что принёс нам кувшин лучшего грога от капитана. – Прутик благодарно кивнул брогтроллю и улыбнулся.

– Это чтобы мы лучше спали ночью, – многозначительно добавил Каулквейп.

– Я уверен, это поможет, – спокойно сказал Прутик.

– Страшезлоб налить вам? – с надеждой спросил громила.

– Нет, – ответил Прутик. – Нет, я думаю, стоит, пожалуй, выпить это перед сном. Спасибо, что предложил, Страшезлоб. – Он пересёк каюту, подошёл к кувшину и понюхал его содержимое. – М-м, жду с нетерпением, когда попробую наконец этот чудесный напиток, – сказал он и взглянул на брогтролля. – Капитан слишком добр.

Страшезлоб угрюмо затряс головой.

– Ой нет, – возразил он, – хозяин не добрый. Не он. Он морит Страшезлоба голодом, да, да. Не даёт ему съесть груз, даже маленьких.

Прутик с недоверием посмотрел на стоящую перед ним гору мускулов.

– Изморённым ты не выглядишь, – заметил он. – Может, разве что, приодеть надо…

– Страшезлобу всегда холодно, – пожаловался брогтролль. – Хозяин продаёт всю одежду груза.

У Каулквейпа даже рот раскрылся от услышанного. Он повернулся к Прутику, который кивнул и нахмурился: надо было помолчать и послушать.

– Страшезлобу их никогда не дают, – продолжал брогтролль. – Страшезлоб любить красивую одежду, да. Хорошенькую одежду. Чтобы Страшезлобу было тепло. Страшезлобу нравится ваша одежда.

Он протянул мясистую лапу к Прутику и погладил его накидку из ежеобраза. Она тут же оборонительно ощетинилась.

– Ой! – взвыл Страшезлоб и зажал палец в том месте, где колючка проткнула его до крови.

– Нехорошая! – воскликнул он.

– Да, – подтвердил Прутик, приглаживая встопорщившийся мех. – Она бы тебе совсем не подошла. На самом деле, я думаю, красивый вышитый кафтан и шляпа с пером смотрелись бы на тебе гораздо лучше.

– Да, да! – в восторге закричал брогтролль.

– Страшезлоб! – проорал сверху капитан.

– Груз опять шумит. Пойди разберись!

– Страшезлоб голодает, – сказал брогтролль. – Страшезлобу холодно. Страшезлоб хотел бы шляпу с пером. Красивую.

– Тебе, наверное, пора идти, – напомнил Прутик. – Поблагодари капитана за древесный грог.

Брогтролль, шаркая ногами, вышел из каюты. Дверь закрылась. Каулквейп тут же повернулся к Прутику.

– Одежда! – воскликнул он. – Он говорил об одежде груза. Сколько ежеобразов ты видел, которые бы носили одежду?

Ничего не ответив, Прутик взял тяжёлый глиняный кувшин и вылил его содержимое в бокалы. Затем он выплеснул содержимое из бокалов в иллюминатор.

– Там измельчённая в порошок кора сонной ивы, – объяснил он. – Каулквейп, мы в серьёзной опасности…

Прутик поставил пустой кувшин обратно на полку.

– Я подслушал разговор между Ворсом, тем городским гномом, и Стайлом, – продолжал он. – В мёртвой роще, над которой мы только что пролетали, стояла чёрная виселица с привязанным к поперечной балке скелетом. Это может значить только одно: нашей следующей остановкой будет Великий Рынок Работорговли Шрайков.

– Н… но это ведь хорошо, а? – неуверенно спросил Каулквейп.

Прутик вздохнул:

– Теоретически, да, но… – и задумался. – Каулквейп, слушай, мне жаль, что я втянул тебя во всё это.

– Что ты имеешь в виду? – с беспокойством поинтересовался Каулквейп. – Что ещё ты подслушал?

– Я глупец. Глупец и слепец, – продолжал Прутик. – Всё, о чём я думал, – это о том, как найти мою потерянную команду, а теперь… – Он схватил юношу за плечо. – Ты был абсолютно прав, Каулквейп. Груз, который они везут, не ежеобразы. Это действительно рабы.

Каулквейп судорожно вздохнул:

– Я так и знал.

Прутик вздохнул тоже.

– Надо же нам было нарваться на самого подлого капитана воздушных пиратов из всех, что когда-либо поднимались в воздух. Там, в трюме корабля, у него цепями приковано около полусотни или больше несчастных созданий, – продолжал он. – Городские гномы, плоскоголовые гоблины, глыботроги… Все предназначены для рынка, где их продадут по самой высокой цене.

– А мы? – спросил Каулквейп. – Почему капитан просто не бросил нас в трюм и не заковал в цепи, как остальных?

Прутик посмотрел в сторону.

– Мы для этого слишком ценны, – тихо сказал он. – Он не хотел, чтобы мы себе что-нибудь повредили. Как только он нас увидел, у него в голове, должно быть, зародился план. Он изобретателен, в этом ему не откажешь… – Прутик снова взглянул на Каулквейпа. – Нас продадут самой матушке-наседке.

– Матушке-наседке?

– Это главная птица среди тех существ, что правят рынком, – ответил Прутик. – Она известна под именем Матушка Ослиный Коготь. Очевидно, она готова хорошо заплатить, очень хорошо, за такие экземпляры, как мы с тобой. Не каждый день на рынке рабов продают учёных из Санктафракса!

– Так вот почему он так интересовался нашим благополучием! – воскликнул Каулквейп. Он мрачно уставился на новую бледную кожу на ладонях. – И вот почему так хотел, чтобы мои раны зажили…

Прутик кивнул.

– И вот почему нас так превосходно кормили, – закончил он за Каулквейпа и невольно содрогнулся. – Он нас откармливал!

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. МЯТЕЖ

Прутик наблюдал в иллюминатор, как «Бегущий-по-Небу» кренится набок и устремляется вперёд, поворачивая против ветра в направлении северо-северо-восток, куда им указал ужасный знак. Поднялся лёгкий бриз. Луна висела уже низко над горизонтом, и от её уходящего света мерцал лесной ковёр, когда ветер шевелил его лиственную поверхность. Рынка рабов ещё не было видно.

Прутик слышал лишь голоса воздушного корабля. Шёпот парусов. Ритмичное похлопывание тросов. Поскрипывание корпуса. Шорох оснастки. Писк и порхание летучих мышей где-то в трюме судна. И кое-что ещё… Глубокий звучный гул…

– Послушай! – позвал Прутик, отворачиваясь от иллюминатора.

Каулквейп взглянул на него из гамака:

– Что?

– Этот шум.

– Какой шум?

Прутик приложил палец к губам. Он встал на колени и прижал ухо к полу, звуки сразу стали отчётливее. Кто-то стонал, выл, рыдал от безнадёжности.

– Груз? – вопросительно прошептал Каулквейп.

– Груз, – подтвердил Прутик. – Городские гномы, плоскоголовые гоблины, глыботроги… это звук печали и отчаяния, звук рабства. Надо благодарить небо, что мы предупреждены и знаем о планах капитана…

Его слова прервал чей-то негромкий стук в дверь.

– Быстро! – сказал Прутик. – В гамак. Притворись спящим.

Через мгновение Прутик и Каулквейп уже свернулись в гамаках, закрыв глаза и приоткрыв рты, тихо себе посапывая. Стук в дверь не замедлил повториться.

– Мы спим, идиоты, – еле слышно пробормотал Каулквейп. – Просто войдите.

– Шшш, – прошипел Прутик. Скрипнула и медленно повернулась дверная ручка. Потом взвизгнули петли и дверь распахнулась. Прутик с ворчанием перевернулся на другой бок и продолжил храпеть, однако при этом он успел украдкой оглядеть каюту.

В дверь просунулись две головы. Одна из них принадлежала Ворсу, другая кому-то, кого Прутик раньше не видел: мрачному глыботрогу. Оба они застыли на месте и, не мигая, пытались разобрать, а не проснулся ли Прутик. Тот очень правдоподобно всхрапнул и улёгся на спину.

«Глыботрог», – безрадостно отметил он.

– Я думаю, они, наверное, выпили, – сказал Ворс, проходя в каюту и заглядывая в кувшин. Потом рассмотрел и обнюхал бокалы.

– Да, всё выпито.

– Потом заглянул в гамаки. – Спят как младенцы, право слово, – хихикнул он. – Значит, так, Корб, ты вяжешь маленького. А я займусь вот этим.

Они вытащили из-за спины верёвки и пригнулись к гамакам. Каулквейп задрожал, когда вонючий глыботрог дыхнул ему прямо в лицо. А потом почувствовал, как верёвка осторожно опутывает его ноги… Вот так и свяжут тебя прямо в гамаке! Одеревенев от страха, парнишка лежал, чувствуя, как кусается верёвка, которую слишком туго затянули у него на лодыжке.

– Полегче там, – предупредил городской гном. – Капитан сказал, никаких следов. А ты знаешь, что бывает, если рассердить капитана…

Глыботрог почесал в затылке:

– Я не хочу, чтобы он выпутался, если вдруг проснётся.

– Не беспокойся, – уверил его городской гном, закрепляя верёвку вокруг шеи Прутика. – Он пробудет в отключке, пока… а-а-а! – взвыл он, потому что крепкий локоть с ужасающим треском ударил его в нос. Кровь хлынула ручьём. Гном прижал руки к лицу и отшатнулся.

Прутик резко приподнялся, развернулся и прыгнул вперёд, вытащив меч.

– Сначала положи нож, – приказал он глыботрогу, – а потом абордажную саблю!

Глыботрог в удивлении отступил назад. Городской гном всё ещё стоял на коленях и баюкал свой нос. Каулквейп развязал верёвку на ногах, вылез из гамака и встал рядом с Прутиком.

– Оружие, Каулквейп! – коротко приказал Прутик, кивнув на кинжал молоткоголового гоблина. Каулквейп трясущимися руками вытянул его из-за пояса. – А ты, – продолжал Прутик, обращаясь к глыботрогу, – держи нож только большим и указательным пальцами.

– Вот, большой и указательный, – согласился тот.

Прутик смотрел, как лезвие ножа медленно ползёт из ножен.

– Теперь бросай, – велел он.

Глыботрог помедлил.

– Бросай! – прикрикнул Прутик.

– Хорошо, хорошо, – прошипел глыботрог. Костяшки пальцев у него побелели. – Я только… – И, не договорив, он коротко, сильно взмахнул рукой, и нож просвистел в воздухе.

Прутик отшатнулся в сторону. Но слишком поздно!

– А-а! – вскрикнул он, когда нож своим острым как бритва лезвием задел его сбоку. Меч выпал из его рук.

Глыботрог вытащил свою злодейскую саблю и устремился вперёд. Прутик упал, ударившись затылком об пол.

– Прутик! – закричал Каулквейп, прыгнув глыботрогу на спину.

Тяжёлая сабля вонзилась в стену всего на несколько дюймов выше головы Прутика, так что щепки полетели.

– Слезь с меня! – завопил глыботрог, пытаясь освободиться от Каулквейпа, и отбросил его в сторону.

Каулквейп пролетел по каюте и рухнул на всё ещё стоявшего на коленях Ворса. Городской гном упал без сознания.

Глыботрог ухмыльнулся.

– Мне до фонаря, что там скажет капитан, – начал он, – а вы получите то, что вам причитается! – Он занёс саблю над головой и…

Бабах!

Каулквейп со всей силы огрел его тяжёлым глиняным кувшином по затылку. Глыботрог выпучил глаза, наклонился вперёд, тяжело рухнул на пол и затих.

– Вот это я называю снотворное! – с кривой улыбкой прокомментировал Каулквейп.

– Ну ты даёшь, парень, – сказал Прутик, с трудом поднимаясь на ноги.

Хотя его накидка из ежеобраза и сдержала нож, так что тот проник не очень глубоко, рана тем не менее кровоточила и пульсировала от боли. Прутик, шатаясь, добрался до своего меча, подобрал его и вернулся к Каулквейпу.

– Пойдём, Каулквейп, у нас ещё встреча с этим Громоподобным Грифозубом.

Осторожно, чтобы не наделать шума, Прутик и Каулквейп пробирались по закоулкам воздушного корабля. Они проскользнули мимо кладовых и шкафов с припасами, по галерее и мимо кают. У каждой двери и в каждом коридоре они останавливались, украдкой оглядывались и прислушивались. Кроме зверского храпа из кубрика – там спали Джервис и Стайл, – ничего не было слышно.

Они уже собрались пойти на палубу, как вдруг Каулквейп заметил узкую, чёрную с золотом, покрытую лаком лесенку в какой-то глубокой нише. Он вопросительно глянул на Прутика.

Прутик кивнул и полез вверх по лестнице.

– Так, так, так! – воскликнул он минуту спустя, входя в каюту на самом верху. – Нам повезло.

Каулквейп присоединился к нему. Он с удивлением рассматривал разукрашенную комнату с золотым балдахином, роскошным пушистым ковром и инкрустированной деревянной мебелью, огромными зеркалами, хрустальными люстрами и широкой пышной кроватью с пологом на четырёх столбиках.

– Должно быть, это каюта Грифозуба! – воскликнул он. – Это… великолепно!

Юноша стал открывать зеркальные двери многочисленных шкафов, стоявших вдоль стен, и принялся рассматривать цветистые одеяния, которыми они были набиты. Из третьего по счёту шкафа он вытащил особенно аляповатый кафтан. Длинный, простроченный, ярко-алого цвета, с синей отделкой и золотой вышивкой. По воротнику и на манжетах он был отделан перьями. Полудрагоценные камни, вставленные в вышивку, соблазнительно поблёскивали. Прутик прикинул кафтан на себя.

– Как тебе? – спросил он.

– Ну, он… – начал Каулквейп. Потом покачал головой. – Я не понимаю, что мы здесь делаем.

Прутик рассмеялся:

– Ты прав, Каулквейп, пора уходить. Пошли. – Он вернулся к дверям и вышел на лестницу. Каулквейп двинулся вслед за ним.

Выбравшись наконец на палубу, Прутик вдохнул хрустящий холодный воздух. Широкая улыбка расплылась у него по лицу.

– Ах, Каулквейп, – сказал он, – свежий воздух. Попутный ветер. Какое это счастье лететь вот так, по бесконечным небесным просторам!

Каулквейп тронул Прутика за руку и указал на деревянный трап, ведущий к штурвалу. Тёмные силуэты капитана и брогтролля Страшезлоба виднелись на фоне серого неба. Прутик кивнул и поднёс палец к губам.

Они пошли вперёд, держась в тени левого борта. Обогнули капитанский мостик, поднялись вверх по трапу. Медленно. Осторожно. И вдруг весь корабль озарился пурпурным светом.

– А-а-а! – закричал Страшезлоб.

Прутик и Каулквейп замерли на месте.

– Пожар! – вопил брогтролль. – Страшезлоб видеть огонь!

– Тише ты, дурак! – одёрнул его капитан.

– Это не пожар. Это сигнальные огни.

– Сигнальные огни? – тупо переспросил Страшезлоб.

Капитан застонал.

– Ох, Страшезлоб, Страшезлоб, котелок-то с трудом варит, а? – поинтересовался он, взмахнув кружевным платком в сторону брогтролля.

– Сигнальные огни предупреждают охранников рынка, что на борту рабы! – Он потёр свои пухлые розовенькие ручки. – И что у нас много рабов. Матушка Ослиный Коготь будет мною довольна.

– Матушка Ослиный Коготь! – взвыл Страшезлоб. Он очень хорошо её помнил. Она его побила. Побила бедного Страшезлоба, когда однажды он отошёл от корабля.

– Да, сама матушка-наседка, – подтвердил Грифозуб. – Именно ей пойдут эти двое молодых господ, – хихикнул он. – Интересно, проживут ли они дольше, чем предыдущие?

Глаза Прутика остановились на богатой одежде капитана, на элегантном, вышитом шёлком камзоле, густо усеянном дорогими драгоценными камнями из Топей и болотными жемчужинами, на отполированных до зеркального блеска сапогах до колен, рюшах на воротнике и манжетах, пышном пурпурном пере грифозуба на треуголке. Капитан был настоящим модником. Щеголем. Прутик никогда ещё не видел подобного капитана воздушных пиратов, и у него внутри всё переворачивалось от возмущения, когда он думал о том, каким путём этот мерзкий тип достиг такого богатства.

– Так когда по вашим расчётам мы прибываем на рынок рабов? – спросил Прутик, выходя из тени.

Грифозуб обернулся, на лице его были написаны удивление и ужас.

– Ты! – выпалил он. – Что ты здесь делаешь? Где Ворс и Корб?

– Они спят без задних ног, – ответил с улыбкой Прутик.

– Но это возмутительно! – завопил капитан. Глаза его выпучились, а сам он побагровел в пурпурном свете сигнальных огней. – Вы должны быть…

– … в каюте и спать? – спросил Прутик и вытащил меч. – Связанные и с кляпом во рту. Упакованные на продажу. – Он медленно обошёл вокруг капитана.

– Я… Ты… это… – взревел Громоподобный Грифозуб. – Да на нём мой кафтан! – закричал он. – Страшезлоб! Схватить их!

Страшезлоб неуклюже двинулся вперёд. Прутик спокойно провёл рукой по груди, поглаживая драгоценные камни.

– Слушай, Страшезлоб, – сказал он.

Страшезлоб остановился на полпути.

– Хорошенькая одежда, – буркнул он, и его глаза засверкали.

– Страшезлоб! – в бешенстве гаркнул капитан.

Но Страшезлоб его не слышал. Зачарованный ослепительной красотой чудесного кафтана, он что-то бормотал себе под нос.

– Он мог бы стать твоим, Страшезлоб, – продолжал Прутик. – Совсем твоим. – И, вытащив руку из рукава, спустил кафтан с плеча. – Хочешь его, Страшезлоб? Отдать тебе этот хорошенький кафтан? Отдать?

У Страшезлоба глаза широко распахнулись от недоумения. Он взглянул на капитана. Потом на кафтан. Насупил брови. Прутик снял второй рукав и стоял, держа кафтан в левой руке.

– Страшезлоб, выполняй приказ! – вопил Грифозуб. – Делай, что тебе говорят!

Тут улыбка расползлась по грубому лицу Страшезлоба. Он сделал шаг вперёд. Прутик протянул ему кафтан.

– Вот, возьми, – сказал он.

Страшезлоб протянул руку, схватил кафтан и сунул руки в рукава.

– Хорошенький кафтан! – протянул он, расплываясь в улыбке до ушей. – Страшезлоб хорошенький!

Прутик мечом указал на Грифозуба.

– Так мало надо, чтобы завоевать верность твоего экипажа, – заметил он. – А у тебя всего так много! – И с отвращением отвернулся. – Каулквейп, сними с него ключи и свяжи.

– Пожалуйста, пожалуйста, – взмолился капитан. – Нет, не надо, умоляю вас. Я не хотел. Правда… Вы меня не так поняли… Пожалуйста!

Прутик скривился и попросил:

– И вставь ему кляп, Каулквейп! Я больше не могу слышать нытьё этого бесхребетного создания.

Пока Каулквейп связывал бывшего капитана «Бегущего-по-Небу» и вставлял ему в рот кляп, Прутик взялся за штурвал и поднёс к глазам подзорную трубу. Вдалеке по правому борту некое пятно среди безбрежных Дремучих Лесов, казалось, горело маслянисто-жёлтым светом. Он навёл трубу на резкость.

– Я нашёл его, Каулквейп! – выдохнул он. – Мы нашли Великий Рынок Работорговли Шрайков.

Огромный воздушный корабль начал тихо поворачиваться, пока слабое, но постепенно усиливающееся жёлтое свечение не оказалось прямо перед ними. «Бегущий-по-Небу» лёг на нужный галс.

Каулквейп присоединился к Прутику у штурвала, и, когда корабль подлетел к рынку поближе, их обоих ошеломили звуки, запахи, исходившие от этого странного скопления жизни, простиравшегося кругом сколько хватало глаз. Если места, которые рынок покинул, были мертвы, то это, новое, этот шумный, пряный, копошащийся, энергичный муравейник был живей всего, что они когда-либо встречали. Тысячи запахов наполняли воздух: сосновый дым и духи из полярной ласки, камфарные шарики, древесный грог и ежеобразы, которых жарили в кипящем масле на ревущем огне. Однако подо всем этим, заметная лишь тогда, когда потоки воздуха относили более приятные запахи в сторону, царила вездесущая вонь: запах гниения, разложения, запах смерти. Каулквейп невольно поморщился.

Прутик обернулся к нему.

– Ты правильно почувствовал, – сказал он, – подо всем этим блеском и великолепием скрывается ужасное место. Великий Рынок Работорговли Шрайков притягивает к себе неосторожных и глупцов… – Он ободряюще положил Каулквейпу руку на плечо. – Но не нас, Каулквейп, – продолжил он. – Мы не попадём в его лапы.

– Тысяча шагов, мы приближаемся! – прокричал с верхушки мачты вперёдсмотрящий.

Прутик поменял положение балласта и немного передвинул рычажки, управляющие парусами. Воздушный корабль легко заскользил вниз.

– Пятьсот шагов! – объявил вперёдсмотрящий. – Посадочная площадка впереди, слева по борту.

Каулквейп увидел воздушный пирс, расположенный на вершине дерева с обрубленными ветвями. На краю пирса, ближе к ним, топталась одна из птиц шрайков: толстая самка с растрёпанными перьями, её когти и клюв поблёскивали в свете сигнальных огней, она махала крылом, указывая им путь. Каулквейп судорожно сглотнул.