Текст книги "Воздушные пираты"

Автор книги: Крис Риддел

Соавторы: Пол Стюарт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Некоторое время спустя Прутик остановился у лотка с едой, где продавец, подобно несчастному гоблину, которого они видели раньше, торговал сосисками из тильдера и отбивными из лесной свиньи, шипевших и поджаривавшихся в подвесной печи. Прутик купил три отбивные и три ломтя древесного хлеба, раздал их друзьям, и они ели на ходу, продолжая свои поиски.

– Что-нибудь, чтобы утолить жажду?

Прутик задержался. Каулквейп и Шпулер остановились рядом с ним. К ним обращалась гэбтроллиха. Она была сутулой, с бородавчатой кожей, круглые зелёные глазные яблоки качались у неё на концах длинных стебельков, и она смачивала, облизывала и чистила их своим длинным языком. Бр-р-р! Она отвела глаза от своего дымящегося горшочка и стала пялиться на них.

– У меня лучшие чаи из трав на всём Рынке Рабов, – сказала она им, и глаза закачались на гибких стебельках. – Ты, – начала она, фокусируя взгляд на Каулквейпе, – тебе я бы порекомендовала выпить отвара из волосатой полевой горчицы и лесного яблока. Он укрепляет робкие сердца. И это отличное средство от головокружения. – Она улыбнулась Шпулеру, и её язык с шумом облизал глазные яблоки, глядящие на него. – Для тебя подойдёт лесной комфрей, я полагаю. Это хорошее средство для поднятия настроения. – Она снова улыбнулась и облизала глаза. – А ты как раз выглядишь так, будто тебя надо подбодрить.

Потом повернулась к Прутику. Её лицо передёрнулось от удивления, и глаза на стебельках запрыгали туда-сюда.

– Что? – спросил Прутик несколько ошеломленно. – Ты знаешь, что мне стоит выпить?

– Отлично знаю, – тихо сказала она. Её зрачки уставились прямо в глаза Прутика. – Траву щетинник.

– Щетинник, – повторил Прутик. Он повернулся к остальным и рассмеялся. – Вкусно звучит, ничего не скажешь.

Гэбтроллиха отдёрнула глаза.

– Имя у неё совершенно обычное, это правда, – объяснила она, – однако щетинник – это одна из самых редких трав в Дремучих Лесах. – Она понизила голос до приглушённого шёпота. – Эта трава растёт в пурпурных наростах, среди черепов и костей, у корней плотоядного дуба-кровососа. Собирать её – настоящий кошмар, – добавила она, и её глаза снова пристально уставились в лицо Прутика. – Я уверена, ты можешь себе это представить.

Прутик кивнул. Он на себе испытал, что такое этот чудовищный дуб. Гэбтроллиха, по-видимому, почувствовала это.

– Ты искатель, исследователь, – продолжала гэбтроллиха на одном дыхании. – Её гибкие брови нахмурились, она концентрировалась. – Ищешь других…

– Возможно, – заметил Прутик.

– … и ещё кое-кого, хотя не осознаёшь, что ищешь, – сказала она и улыбнулась. – А щетинник поможет тебе.

– Правда? – спросил Прутик. Гэбтроллиха кивнула. Она положила ложку измельчённой в порошок пурпурной травы в деревянную кружку, плеснула из чайника горячей воды и помешала всё это деревянной ложкой.

– Вот, – сказала она, – держи. Не жди эффекта сразу же, но со временем напиток поможет тебе найти того, кого ты ищешь. – Она помолчала, а потом добавила: – Самого себя.

– Найти самого себя, – разочарованно протянул Прутик. – Но я-то не потерялся.

Гэбтроллиха, которая занималась напитками для Каулквейпа и Шпулера, даже не взглянув на него, мягко спросила:

– Ты уверен? Разве ты не потерял нечто? Прутик оцепенел. Это странное существо было, конечно, право. Нечто он действительно потерял. Память о том времени, что он провёл на борту «Танцующего-на-Краю» в сердце атмосферного вихря. Её-то он и потерял. Что же произошло там с ним?

Прутик поднёс кружку ко рту и залпом выпил сладкий ароматный чай. Остальные сделали то же самое, и, заплатив за напитки, они снова отправились бродить по трёхмерному лабиринту, подвешенному между деревьев.

– Ну и как твоё робкое сердце, Каулквейп? – со смехом спросил Прутик, когда они спустя какое-то время проходили по подвесным мосткам.

Каулквейп улыбнулся:

– Хочешь – верь, хочешь – нет, Прутик, но, признаться, чай действительно помог. – Он остановился, взялся за натянутую по бокам мостков верёвку и взглянул вниз. – Я уже не так боюсь высоты, как раньше.

Прутик кивнул. Гэбтролли были хорошо известны как знатоки кореньев и трав.

– А ты, Шпулер? – спросил Прутик у древесного эльфа, который шёл впереди них.

– Превосходно себя чувствую, капитан, – послышался радостный ответ.

Каулквейп на ходу повернулся к Прутику и спросил:

– А ты, капитан? Помог ли тебе чай из щетинника найти самого себя?

Прутик покачал головой.

– Нет ещё, Каулквейп, – ответил он. – Нет ещё…

Воздух стал ещё более удушающим, а шум усилился. Вой. Плач. Разговоры и пронзительные крики. Удары бича и звон цепей. Стоны безнадёжности, доносившиеся из группы вэй-фов, рэйфов и троллей поменьше, привязанных к специальным кольцам. Восторженный рёв победителей. Рыдания и крики побеждённых. И надо всей этой ужасной какофонией царили стаи хриплоголосых птиц, не умеющих летать, – шрайков, хозяев Рынка Рабов.

Они были самых разнообразных видов и размеров, от огромных начальниц патрулей до сухоньких, костлявых доносчиц и сплетниц, вечно сующих нос куда можно и куда нельзя. Все они являлись особями женского пола. Самцов шрайков, которых было не много, самих держали в загонах и обращались с ними как с рабами.

Расцветка перьев у шрайков тоже была разномастной: большинство охранниц были рыжевато-коричневыми; раздатчицы ярлыков – голубовато-серыми с металлическим отливом. Но были ещё и другие. Пёстрые, полосатые, пегие и пятнистые. Некоторые были ореховыми, другие серыми, как железное дерево, третьи белыми, как снег. А у некоторых вообще было оперение ярких цветов.

Те, что повыше ростом и выступали с некоторым величием, сёстры-наседки (так звали обладавших реальной властью), подчинялись лишь самой Матушке Ослиный Коготь. Несмотря на некоторую легкомысленность их увешанных безделушками нарядов, яркие фартуки, цветистые головные уборы, золотые кольца в клювах, сестёр-наседок очень боялись. Жестокие и беспощадные, они к тому же были на редкость непредсказуемы.

Прутик глянул вверх и увидел одну из таких, важно и надменно вышагивающую по многолюдному проходу. Её крылья раскачивались, клюв был гордо вздёрнут вверх, и она, ни на кого не глядя, раздавала на ходу удары хлыстом направо и налево. Прутик с отвращением отвернулся.

– Это проклятое место нужно срыть с лица земли, – сердито проговорил он. – Всё надо уничтожить! Дотла сжечь!

Лицо Каулквейпа помрачнело.

– Я уверен, так оно и будет, когда-нибудь. Но не раньше, чем те, кто живут за пределами рынка рабов, решат, что им больше не нужны животные, слуги и бесплатная рабочая сила. В Дремучих Лесах. В Нижнем Городе. Да и в Сан-ктафраксе тоже.

Прутик повернулся к своему юному подмастерью:

– Каулквейп, ты хочешь сказать, что в каком-то смысле это наша вина, что подобное место существует?

Каулквейп пожал плечами.

– Возможно, – ответил он. – У нас – спрос, у них – предложение. А как сказал Кобольд Мудрый…

– Ноги берегите! – раздался у них за спиной хор пронзительных голосов. – Дайте дорогу! Дайте дорогу!

Прутик обернулся и увидел, как полдюжины рыжевато-коричневых шрайков-охранниц, подняв кнуты и дубинки, маршируют по проходу, параллельно тому, на котором стояли они. Птицы двигались парами, и каждая из пар тащила сопротивляющихся пленников, по пути жестоко их избивая.

– Мы не заметили! – стонал один.

– Мы можем объяснить! – возмущался другой.

– Что происходит? – в тревоге спросил Каулквейп у Шпулера. – Что они сделали не так?

Шпулер кивнул в сторону пленников.

– Кокард нет, видишь? – объяснил он. – Они сгнили. И теперь им придётся понести наказание.

– Не хотел бы я оказаться на их месте, – заметил Прутик.

– И я бы не хотел, – согласился Каулквейп, нервно поправляя свою кокарду. Она была успокаивающе свежей. – Знаете, чего я хочу? Давайте-ка поторопимся и найдём побыстрее этот проклятый аукцион. Прутик огляделся.

– Я тоже этого хочу, Каулквейп, – сказал он. – Я тоже.

Они проходили по той части Рынка, где содержались самые удивительные и экзотические животные Дремучих Лесов. Здесь были свиноморды и крысолапы, которые визжали, сидя за решётками в деревьях с вынутой сердцевиной, и бритвокрылы, связанные и подвешенные за ноги на крюках, вниз головой, кричавшие от злости. Запихнутый в слишком маленькую клетку гнилосос пускал зелёную жёлчь из похожего на трубочку рта, и она, падая, шипела, испуская клубы зловонного пара; халитозная жаба в наморднике, скрючившись, пряталась в тумане собственного ядовитого дыхания.

– Здесь… здесь омерзительно! – сказал Каулквейп приглушённым голосом, зажимая нос и рот руками.

– Однако, несмотря на это, народ сюда идёт толпами, – устало вздохнув, заметил Прутик.

Он обратил внимание, что все это место было полно особо воодушевлённых покупателей. Звук их голосов доходил до лихорадочного визга, когда они торговались, пытаясь заключить сделки, которые в дальнейшем принесут им приличный доход.

– Вперёд, – сказал Прутик, ускоряя шаг, – давайте уже наконец найдём этот аукцион. Я не хочу оставаться в таком гнусном месте, кишащем паразитами, ни на минуту дольше, чем понадобится на наши поиски.

… Час спустя, когда друзья уже готовы были сдаться, они увидели то, что искали, – Большой Центральный Аукцион.

Расположенный на огромной платформе с террасами, аукцион состоял из длинного строения без окон, приподнятого над полом сцены, и трибуны ведущего торги. Всё это было освещено тяжёлыми подвесными стеклянными шарами, в каждом из которых сидел светляк, горевший, как свечка, и летавший по своей маленькой тюрьме в поисках выхода. Они так ярко освещали весь аукцион, что лёгкое свечение Прутика и Шпулера стало совсем незаметным.

– Двадцать пять? Кто даст двадцать пять? – Аукционист – высокая важная птица шрайк с красно-розовым оперением стукнула молотком из чёрного дерева и оглядела толпу. – Я прошу двадцать пять за этих плоскоголовых гоблинов. Товар молодой, здоровый, в расцвете сил. Идеальные охранники или солдаты. Двадцать пять? Спасибо. Тридцать? Кто даст тридцать?

Прутик уставился на сцену, у него бешено колотилось сердце. Есть ли здесь кто-нибудь из его команды? Трое потрёпанных плоскоголовых гоблинов, прикованных друг к другу цепями, мрачно стояли у переднего края сцены. Над ними возвышались четыре рыжевато-коричневые птицы-охранницы, подняв дубинки и хлысты, готовые наказать рабов за любое неповиновение. Аукционистка топталась слева от них на трибуне.

– Сорок, – произнесла она. – Кто даст сорок? – Она кивнула. – Сорок пять?

У её лап сидела, ссутулившись, учётчица с голубовато-серым оперением, зажав в когтях блокнот.

Время от времени она облизывала карандаш и записывала туда возрастающую цену. Каулквейп подтолкнул Прутика локтем.

– Узнал кого-нибудь? – спросил он. Прутик отрицательно покачал головой:

– Нет.

Он снова стал вглядываться во тьму в глубине сцены, где стояла толпа всевозможных созданий из Дремучих Лесов в ожидании своей очереди пойти с молотка. Там были глыботроги, городские гномы, крохгоблинша с детёнышем на руках, бандитского вида тролль-несун и пара незнакомых Прутику жилистых троллей, с косматыми гривами, из каких-то дальних уголков Дремучих Лесов, куда он никогда не заглядывал.

– Никого, – разочарованно протянул Прутик.

– Сорок пять, раз, – закричала ведущая аукцион. – Сорок пять, два… Продано! – объявила она, и молоток из чёрного дерева тяжело опустился на трибуну.

– Продано плоскоголовому гоблину в малиновом камзоле.

Прутик фыркнул. Плоскоголовые гоблины покупают себе подобных! Что же это за место такое, где свободные граждане и рабы отличаются только тем, что у одних есть кокарды, а у других нет? Он повернулся к Каулквейпу и Шпулеру.

– Идёмте, – сказал он. – Стоило попробовать, но мы явно теряем здесь время. Вперёд!

Каулквейп уже повернулся, чтобы уйти. Он был разочарован, как и остальные. На самом деле, чем дольше он оставался на Рынке Рабов, тем неуютнее себя чувствовал. По нему, так стоило сократить потери и немедленно покинуть это место.

– Номер девятый, – выкрикнула птица-аукционист. – Водный вэйф.

Прутик уже пошёл прочь. Водный вэйф? Он не видел там водного вэйфа. Прутик повернулся и снова глянул на сцену. Ну конечно, еле видная за толпой глыботрогов, стояла маленькая чешуйчатая фигура с большими, как крылья, ушами и выстреливающим изо рта, как у змеи, язычком. Одна из рыжевато-ко-ричневых птиц шрайков грубо подтолкнула маленького раба в спину. Водный вэйф застонал и устало прошлёпал на авансцену.

– Я думал, мы уже уходим, – заметил Каулквейп.

– Подожди, – сказал Прутик.

Он всматривался в стоящего перед ним водного вэйфа, потом взглянул на Шпулера, снова на водного вэйфа, снова на Шпулера.

– Ну? – спросил он.

– Я… я не уверен, – ответил древесный эльф. В его голосе не было воодушевления. – Может быть…

– Может быть что? – осведомился Каулквейп.

– Не что, а кто, – поправил Прутик. – Это может быть Лесорыб.

– Из твоей команды? – спросил Каулквейп. Прутик кивнул.

В этот момент начался торг.

– Десять! – объявила птица-аукционист. – Кто даст за него десять?

Прутик поднял руку. Птица взглянула на него, кивнула и снова отвернулась.

– Пятнадцать, – сказала она. – Кто даст пятнадцать?

– Пятнадцать, – донёсся хриплый голос.

– Двадцать? – спросила птица, поворачиваясь к Прутику.

Прутик обернулся и взглянул на того, кто набавлял цену. Это был некто крайне злобного вида, с металлической пластиной на одном глазу, он плотоядно смотрел на водного вэйфа вторым, здоровым глазом и зловеще облизывался. По чеканной эмблеме, вставленной в тяжёлое кожаное пальто, Прутик понял, что тот был членом Лиги, хотя символ он не узнал. Он поднял руку во второй раз. Птица-аукционист снова кивнула.

– Двадцать пять? – спросила она. – Кто даст двадцать пять?

Прутик снова огляделся. На этот раз он встретился взглядом с одноглазым членом Лиги, который в ярости смотрел на него.

– Двадцать пять! – выкрикнул член Лиги.

– Тридцать! – крикнул Прутик.

– Тридцать пять.

– Пятьдесят.

Член Лиги на миг заколебался, а потом, когда Прутик обернулся, открыл рот, так что в свете заключённых в шары светляков блеснули его золотые зубы, и ухмыльнулся.

– Он весь ваш.

– Продано за пятьдесят человеку в накидке из ежеобраза, – объявила птица. – Подойдите заплатите учётчице – и номер девять ваш.

Прутик поднялся на сцену. Каулквейп затаил дыхание. Был ли водный вэйф одним из членов команды Прутика или нет? И тут воздух зазвенел от удивлённого крика.

– Что, что вы хотите? – громким и недоуменным голосом вопила учётчица. – Вы хотите купить ему кокарду?

У Каулквейпа отчаянно стукнуло сердце. Значит, это всё-таки был Лесорыб! Каулквейп подошёл поближе к сцене, чтобы лучше расслышать, что там происходит.

– Я полагаю, плата верна, – говорил Прутик, вручая птице золотые монеты. – Пятьдесят за покупку и ещё две монеты за белую кокарду.

Учётчица вопросительно взглянула на ведущую торги.

– Раз уж он хочет потратить деньги на красивые жесты… – усмехнулась она и презрительно щёлкнула клювом.

Учётчица пожала плечами. В конце концов, пятьдесят две золотые монеты были пятьдесят две золотые монеты. Она бросила деньги в сундук, покопалась в своей сумке и вытащила белую кокарду.

– Вот, – сказала она.

Прутик взял кокарду и отдал её водному вэйфу.

– Это тебе, свободный гражданин, – с улыбкой сказал он.

– С… спасибо, – неуверенно ответил водный вэйф.

– Хотя ты и не тот, кого я надеялся найти, – тихо произнёс Прутик.

Каулквейп ахнул:

– Не тот? Что ты имеешь в виду?

Водный вэйф нахмурился и прислушался к мыслям Прутика.

– А, понимаю, – сказал он. – Ты думал, я один из пропавших членов твоей команды, Лесорыб. – Его похожие на крылья уши затрепетали. – Извини, что разочаровал тебя.

Прутик пожал плечами.

– Ты не виноват, – ответил он. Потом, уныло улыбнувшись, он пожал чешуйчатую руку водного вэйфа.

– Номер десять! – прокричала птица-аукционист, заглушая возраставший гул недовольных голосов в толпе. Она нетерпеливо глянула вниз. – У частников предыдущей продажи попрошу покинуть сцену.

Каулквейп и Шпулер помогли снять всё ещё ошеломлённого водного вэйфа с платформы. Прутик спрыгнул вслед за ним. И все четверо стали пробираться через толпу. Когда они оказались на другой стороне, Прутик повернулся к водному вэйфу.

– В любом случае, – сказал он, – рад был помочь. Удачи тебе и прощай! – торжественно произнёс он и, повернувшись, увидел перед собой разъярённое лицо упрямого члена Лиги, который смотрел на него в упор.

– Что это за игры, в которые ты тут играешь? – спросил незнакомец.

– Игры? – переспросил Прутик.

Член Лиги схватил его за плечо и подтащил ближе к себе.

– Ты слышал, что я сказал. – Он сплюнул и прошипел в ухо Прутику: – Ты хоть понимаешь, как долго я искал водного вэйфа? – У него было жаркое дыхание, зловонное от гнилого мяса, застрявшего в золотых зубах. – За тридцать шесть кокард! – говорил он. – Всего за каких-то вшивых тридцать шесть кокард! Это был первый водный вэйф, которого я нашёл. И тут влезаешь ты!

Сказав это, он вытащил кинжал. Прутик замешкался. Блеснуло лезвие. И вдруг водный вэйф с криком бросился между ними. Нож вонзился ему в грудь. Странное выражение безмятежности появилось на лице водного вэйфа, когда он упал на деревянную платформу. Всё произошло очень быстро, но он успел за один миг прочитать все чёрные мысли члена Лиги. Его глаза затуманились, уши перестали двигаться.

Ошеломление Прутика мгновенно перешло в ярость, и он вытащил собственный меч. Но когда он уже сделал шаг вперёд, полдюжины рыжевато-коричневых шрайков-охранниц отбросили его в сторону и напали на члена Лиги.

Крича от бешенства, с горящими глазами и встопорщенными перьями, они сорвали с его лацкана белую кокарду и схватили за плечи своими страшными когтями. Напрасно член Лиги пытался высвободиться, его связали.

– Это всё он! – кричал член Лиги. – Отпустите меня!

– Ну конечно, сейчас мы тебя и пустим! – весело ответили ему шрайки. – С молотка мы тебя сейчас пустим, на аукционе.

– Нет, только не рабом! – завопил член Лиги и затрепыхался ещё отчаяннее. – Вы не можете продать меня как раба. Вы понимаете, кто я?… – Его голос потонул во взрыве презрительного хохота, и его утащили прочь.

Прутик неуверенным шагом приблизился к умирающему водному вэйфу и склонился над ним.

– Прости меня, мне так жаль, – сказал он со слезами на глазах. – Стать рабом было бы лучше, чем… чем это.

Уши водного вэйфа слегка вздрогнули.

– Нет, – прошептал он. – Нет ничего хуже рабства. Ты спас мою свободу, и я счастлив, что смог спасти твою жизнь… – Его глаза внезапно расширились, потому что спазм боли пробежал по всему его телу. – И ещё кое-что, последнее, что я могу для тебя сделать…

Каулквейп и Шпулер увидели, как Прутик наклоняет голову и внимательно слушает.

– Ты ищешь пропавших членов команды «Танцующего-на-Краю», – хрипло прошептал водный вэйф. – Я прочитал это в твоих мыслях.

– Да, – подтвердил Прутик.

Водный вэйф слабо уцепился за него:

– Один из тех, кого ты помнишь в своих мыслях… ну… я видел его здесь… на рынке.

– Ты видел? – воскликнул Прутик. – Кто это? Где мне его найти?

– Он… он… – донёсся булькающий звук. Прутик приподнял водного вэйфа и приблизил ухо к его губам. – Вжик-вжики… Арена, – прошептал он, и тело его содрогнулось. Он глотнул воздуха. Всхлипнул. Свет в его глазах блеснул и погас.

Прутик положил водного вэйфа на землю и закрыл ему глаза. Каулквейп и Шпулер склонились над телом рядом с ним.

– Это не твоя вина, – страдая от жалости, произнёс Каулквейп.

– Но он всё равно умер, – вздохнул Прутик. – А что нам делать с телом?

– Шрайки о нём позаботятся, – ответил Шпулер. – Пойдём, капитан. Ты здесь ничего уже не сможешь сделать.

С тяжёлым сердцем они отправились дальше. Каулквейп, который последним проходил по ближайшим подвесным мосткам, обернулся и увидел, что рыжевато-коричневые птицы вернулись. Трое из них взвалили на покрытые перьями плечи мёртвое тело, и все шрайки удалились. Каулквейп отвернулся.

На дальнем конце подвесных мостков Прутик остановился и оглянулся. Сильнее, чем когда-либо, он чувствовал, что Великий Рынок Работорговли Шрайков – это зловредный древесный гриб-паразит, который высасывает жизнь из своего хозяина – Дремучих Лесов и из всех, кто живёт здесь. Он с нетерпением ждал, когда же они покинут это место.

Он взглянул на Каулквейпа и Шпулера и понял, что они чувствуют то же самое. Но они не могли уйти. Пока ещё не могли.

– Арена Вжик-вжиков, – сказал Прутик Шпулеру. – Это название тебе о чём-нибудь говорит?

Глаза древесного эльфа широко распахнулись от неподдельного ужаса.

– Да, капитан, – сказал он дрожащим голосом. – Конечно говорит. Я знаю всё об Арене Вжик-вжиков. – Он содрогнулся. – Но хотел бы не знать.