Текст книги "Сангвиний. Великий ангел (ЛП)"

Автор книги: Крис Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Я должен сказать правду.

– Тогда пишу правду! Напиши, как они сражаются, без страха, без колебаний. Напиши, как они завоевывают миры, чтобы наш вид мог выжить, какую огромную они платят цену. Напиши, как он принимает на себя ужасы пустоты, чтобы нам с тобой не пришлось этого делать. Он великолепен. Он образец.

– Я так и дела. Я все это делаю.

Она приблизилась ко мне, разглядывая меня, словно я был каким-то странным и разочаровывающим образцом.

– Тогда в чем твоя проблема? Почему ты не можешь просто описать его таким, какой он есть? Это… я все знаю… психический стресс? В этом проблема?

Я тоже не знал. Я не мог сформулировать это. Это было скорее ощущение, ужас, который нарастал каждый раз, когда я погружался в этот огромный корабль. Вход в ангар закрылся над нами, и темнота сменилась тусклым красным светом от люменов. Возникло такое ощущение, что нас заглатывают заживо, засасывают в пасть какого-то колоссального и хищного зверя. Теперь уже не оставалось никаких сомнений – источников моего недомогания был сам корабль. Возможно, любой из их кораблей произвел бы такой эффект. Был ли это запах, феромон, который каким-то образом попал ко мне? Может это аллергия на что-то на борту? На кого-то?

Лихтер пристыковался к зажимам, и конструкция издала гулкий звук. Скоро зажгутся лампы в трюмах, люки откроются, и слуги Легиона вытащит нас наружу. Я просто смотрел на лицо Видеры, видя в нем разочарование, непонятное раздражение.

– Ну, мы не будем здесь вечно, – произнесла Видера, устав ждать ответа. – Уже идут разговоры о переходе в Пояс Кайвас, так что вам нужно поскорее что-то им показать.

Она встала, и я услышал, как к нам спешат слуги.

– У тебя отличное название, – сказала она. – Напиши что-нибудь достойное его.

Глава 13

Я решил снова разыскать Аэлиона. Из всех членов Легиона, которых я встречал, включая самого Сангвиния, он стал единственным, кто заставил меня по-настоящему проникнуться его наследием. Он был активен, энергичен, в нем не ощущалось ни капли раздражения или уныния, которые, казалось, всегда сопровождали Бела Сепатуса. Если ему удастся выбить из моей головы некоторые из этих странных представлений, то возможно, я смог бы продолжить и закончить свою работу.

Как только я решился на это, то понял, как трудно это будет сделать. Для участия в операции были собраны десятки тысяч Астартес, которые постоянно высаживались на планету и проводили длительные миссии. Сама мысль о возвращении к Убийце вызвала у меня дрожь – я больше не чувствовал в себе сил, и сомневался, что смогу уговорить солдат отправиться со мной. Моя главная надежда заключалась в том, что его отозвали на флагманский корабль, что случалось регулярно – отряды часто менялись, чтобы отремонтировать оборудование, подлатать раненных и пополнить боезапас. Хотя на поверхности планеты и имелись постоянные передовые базы, большинство из них постоянно подвергались нападениям ксеносов и поэтому их обычно использовали как перевалочные пункты для запланированных сборов.

Я попытался получить доступ на командный мостик, но получил отказ – мой допуск летописца позволял мне попасть в большинство мест, но не туда. Я решил связаться с Бел Сепатусом, но мне не ответили. Херувимы практически все время находились в бою, вместе со своим примархом, так что это было неудивительно. После этого я не стал ничего предпринимать и вернулся в архив. Поговорив с несколькими служащими, я спустился на нижние ярусы стратегиума – места, где велось наблюдение за передвижением войск и материальных средств. Казалось, что этим помещений было сотни, некоторые сгруппированные вместе, другие разбросаны по разным палубам. Это были темные, тесные помещения, в тени которых мерцали линзы пиктеров. Над ними сгорбились служащие, записывая приказы, полученные через аугментические наушники, прежде чем передать их в нужное место. Из открытых линий связи доносилась непрерывная болтовня: отчеты о повреждениях, запросы на доставку грузов, результаты обследований – все разнообразие воюющего Легиона.

Мало кто в этих помещениях хотел говорить со мной, настолько они были заняты. Меня отсылали в другое место, захлопывали двери перед моим носом, или обещали дать ответы, но трусливые слуги убегали по другим делам, не давая ответов. В конце концов, мне удалось загнать в угол пожилого слугу, одного из немногих, на кого я мог надавить и настоять на том, чтобы мне помогли.

– Я имперский летописец, – сказал я ему, – Я получил разрешение на запись и документацию каждого действия Легиона от самого Примарха.

Слуга – бледнолицый мужчина в изъеденном молью колпаке и с поросшей щетиной челюстью – нехотя согласился выполнить для меня несколько запросов. Он подошел к консоли, подключил несколько проводов к разъемам на руке, активировал массивный когитатор и начал сбор информации.

– Аэлион, Тактический Десантник, – сказал я ему. – Седьмая рота, девятый отряд.

Механизм щелкал и тарахтел. В конце концов, слуга отсоединил свои разъемы и посмотрел на меня.

– Нет данных, – ответил он.

Я с удивлением посмотрел на него.

– Что ты имеешь в виду?

– Что нет данных. Я не могу сказать вам его местоположение.

– Но это же твоя работа.

– Там внизу десятки тысяч воинов. Сотни отрядов. Я не могу указать местоположение каждого из них.

Я сомневался в этом. Это был превосходно организованный Легион, который гордился своим вниманием к деталям.

– Рота все еще развернута на поверхности? А его отряд?

– Рота была отозвана для пополнения запасов два цикла назад. Ей предстоит развертывание в следующую смену. Но у меня нет информации о дислокации отряда.

Я посмотрел в глаза мужчине. Возможно, я мог бы надавить сильнее, но у меня возникло сильное чувство, что я зря трачу время. Я не напугал его. Либо он был просто бесполезен, либо ему приказала не помогать в моих изысканиях.

– Спасибо, – ответил я, кисло улыбнувшись, и оставил его.

Это раздражало. Чем дольше я бродил по этим длинным коридорам, отделанным бронзой и позолотой, и слабо пахнувшим ладаном, тем сильнее болела моя голова и скручивало внутренности. Усталость мешала мне сосредоточится – временами я даже терял фокус, и окружающее на короткое время растворялось в золотистой дымке.

Я вернулся в свои покои, налили себе выпить, лег на свою жесткую койку и попытался расслабиться. Не получилось. Голова гудела, а напиток оказался неприятен на вкус. Я продолжал видеть проплывающие надо мной размытые черты Яктона Круза и закрыл глаза, пытаясь избавиться от них. Я попытался сосредоточиться на том, что мне нужно сделать – очистить свой разум, закончить что-то, избавиться от всех странных представлений, которые я нахватался в этом долгом путешествии через пустоту.

Это был варп? О варп-путешествиях говорили всякое, что они сеют паранойю и сводят с ума. Но почему это коснулось только меня? Все остальные выглядели нормально.

Я услышал, что мое дыхание замедлилось. Мои пальцы разжались.

Я снова открыл глаза и увидел, что на потолке надо мной образовалось пятно. Мои глаза расширились. Пятно имело бледно-коричневый цвет, оно медленно разрасталось и становилось темно-красным. Я вскочил с кровати и увидел, как пятно крови внезапно превратилось в лицо, похожее на чернильную кляксу, лицо херувима из крови, которое становилось все больше и больше. А затем херувим постарел, быстро превратившись в золотую маску с драгоценными камнями, скулами и открытым ртом. Когтистая рука потянулась вниз, растягивая рокритовый потолок, за ней последовал кончик крыла, с которого капала кровь на простыни внизу.

Я проснулся, тяжело дыша.

Потолок надо мной был таким же, как и всегда. Опрокинутая кружка с напитком лежала на полу рядом со мной.

Я проверил свой хронограф. Прошло несколько часов, и на корабле уже началась ночная смена. Я не чувствовал себя отдохнувшим, а скорее липким и дезориентированным. Похоже, это было лучшее, на что я мог сейчас рассчитывать – погрузиться в бессознательное состояние, пока кошмар не вернет меня в сознание.

Я встал, уверенный, что более не смогу отдохнуть. Расправив мантию, я с неприязнью посмотрел на пятна пота, которых коснулись мои пальцы. На корабле, полном полубогов, я деградировал, становясь худшей версией самого себя.

Я попытался поработать. Достав свои записи, я начал чиркать на листах. Ничего не приходило. Снова встав, я прошелся по комнате. Потом вспомнил об Аэлионе. Я жаждал поговорить с ним. По какой-то причине я вбил себе в голову, что от встречи с ним мне станет легче. Он был здоров. Достоин восхищения.

Я смогу найти его. Если он находился на корабле, то мне удастся отыскать его комнату. Почему я не подумал об этом раньше? Почему пытался сделать все по официальным каналам? Это была блестящая идея. Ко мне возвращались силы.

Я сделав все, что мог, чтобы привести себя в порядок – счистил с пиджака грязь, пригладил волосы. Когда я посмотрел в зеркало, то увидел, что мои глаза слезятся. А каждый открытый участок кожи покрывал пот. Это обеспокоило меня на мгновение или два, но я не мог оставаться здесь, чтобы разобраться с этим – мне нужно было уйти. Нужно что-то делать, иначе все, чего я добьюсь – это еще большее промедление и еще большее количество плохих снов.

Корабль во время ночных часов странное место. Конечно, здесь не существовало настоящего разделения на день и ночь, но стандартная практика вносить определенные изменения, чтобы поддержать номинальный суточный цикл. Большая часть экипажа проживала на корабле всю жизнь, если бы у них не было какого-то временного цикла, к которому можно было бы ориентировать, они бы сошли с ума. Поэтому они приглушают свет на несколько часов в глубине ложной ночи, сокращают некоторые некритические функции, чтобы создать смутное ощущение разницы. Интерьер «Красной Слезы» всегда отличался мрачностью, со всеми этими статуями и произведениями искусства, скрывающимися в мягком полумраке при свечах, но в ночное время она становился прямо таки могильным.

Я шел так уверено, как только мог. Слуги все еще сновали рядом, тихо переходя от станции к станции, и я кивнул им, проходя миом. Я некоторое время не ел, и у меня закружилась голова. В ушах стоял звон, который никак не проходил, хотя, возможно, это лишь бы гул двигателей.

Смогу ли я вспомнить дорогу?

Комната Аэлиона находилось в километрах от меня, глубоко затерянная в лабиринте залов, палуб и шахт. Мне придется проехать некоторое расстояние на магнитном поезде, и найти нужные лифты, чтобы добраться до места назначения. Я не сильно беспокоился о том, что меня могут остановить, в конце концов, примарх дал мне свободу перемещения, но я все еще мог заблудиться. Мне нужно было сосредоточится, но это оказалось трудно, потому что боль в голове не проходила.

Я упорно шел вперед, пробираясь сквозь мрак и пытаясь вспомнить, где нужные повороты. Мимо меня проплывали полуосвещенные картины, на которых мелькали лица, леса и мифические звери. Мраморные полы сверкали, и ночные звуки полусонного корабля, доносящиеся из-за далека эхом, как и бормотание сонного экипажа, резонировали в затхлом воздухе.

Я не знаю, сколько мне понадобилось времени, чтобы снова отыскать ее. Возможно, мне просто повезло, и я выбрал прямой путь, а может, я блуждал несколько часов. Я не могу точно сказать. Но в конце концов мне удалось добраться туда, и я увидел, что двери открыты. Это было странно. Независимо от того, находился он на борту или нет, так не должно быть. Я посмотрел по коридору в обоих направлениях – пусто. Вдалеке горела свеча, от которой плясали тени.

– Аэлион, – позвал я, подходя ближе к открытой двери.

Никакого ответа. Я подошел к порогу и заглянул внутрь. Было трудно что-либо разобрать, поэтому я дал глазам привыкнуть. В дальнем угле главной комнаты я заметил бронзовый бюст, который смотрел прямо на меня. Я подошел к нему.

– Аэлион, – повторил я, хотя уже стало ясно, что тут никого нет. Я не заметил ни одежды, ни оружия. Комната выглядела так, словно ее наполовину очистили, остались только различные произведения искусства и неподвижная фурнитура.

Я взглянул на внутренний дверной проем, тот самый, через который Аэлион не позволили мне пройти. Возможно, он находился по ту сторону. Возможно, так и находился ключ к разгадке его местонахождения.

У меня пересохло во рту. Я знал, что это глупость. Знал, что мне не следует здесь находиться, что дальнейшие действия приведут только плохим последствиям, но к тому времени я двигался почти инстинктивно, прокладывая путь, который, как мне казалось, был предначертан мне с того момента, как я вышел из своей комнаты. Я дотянулся до замка, нажал рычаг.

Двери открылись, и зажегся ряд мягких янтарных ламп. За ней показалась небольшая комната, практически без украшений. В ее центре стояли восемь каменных колонн, каждая из которых доходила до уровня груди. На квадратных капителях стояли бронзовые бюсты, такие же, как и в основной комнате. Я прошел вдоль ряда, осматривая их.

Каждый из них изображала Аэлиона. Я узнал тяжелую мускулатуру Астартес, те же черты лица. Я догадался, что он сделал их все, как и тот, снаружи. Их было несколько. Первая была похожа на ту, что я уже видел, но с другим выражением лица – гневом. Я восхитился. Оно напомнило мне лицо примарха во время боя.

Затем оно сменилось. Гнев усилился, губы искривились, а глаза выпучились. Это было больше, чем боевая ярость – скорее что-то вроде бешенства. У пятого бюста были красиво изображены пузырьки пены в углу открытого рта. У шестого появились обнаженные клыки, глаза без зрачков, зияющая линия челюсти со свисающими нитями слюны. Как ему удалось сделать это в бронзе? Это поразительное достижение, но очень пугающее. Я едва узнал вид, не говоря уже о изначальном предмете.

На последнего было почти невозможно смотреть. Он выглядел ужасающе. То немногое, что осталось от человеческого лица, было полностью изменено, скорее походило на лицо «берсерка». Клыки были полностью обнажены – огромные острые резцы, которых я не видел не у одного живого Кровавого Ангела. Глаза практически полностью выпучились из глазниц, кожа вытянулась и засохла. Это был не человек, даже в том смысле, в котором были космодесантники: это была одна из разновидностей кошмара, который поглотил скульптора и довел его до безумия.

Я сделал шаг назад, тяжело дыша. Мне здесь не нравилось. Мне казалось, что все головы смотрят на меня. В любую минуту они могли ожить и закричать. Нужно было уходить. Я не мог дышать. Головная боль переросла в пульсирующие биение за глазами, словно что-то пыталось вырвать наружу.

Спотыкаясь, я побежал по коридору. Я добрался до ниши, где стояла более спокойная статуя Легиона, и прижался к ней, и, дрожа, опустился на корточки.

Должно быть, их все сделал Аэлион. Это все автопортреты. Случилось ли все это с ним на самом деле? Или он их придумал? Если да, то зачем? И где он сейчас? Почему никто не говорит о нем? Я вспомнил найденные записи – корабли, отправляющиеся на Баал, без каких-либо объяснений, согласований с военными. Неужели они забрали его? Он сошел с ума?

Я услышал голоса и сильнее вжался в нишу, оставаясь абсолютно неподвижным, и едва осмеливаясь дышать.

В дальнем конце коридора мелькнул свет фонаря. В его покачивающемся свете я заметил Видеру и человека, похожего на того, с кем я разговаривал на станции когитаторов. Они оба подошли к комнате Аэлиона и заглянули внутрь.

– Там никого нет? – спросила Видера.

– Пусто.

– Но он спрашивал об этом космодесантнике, так ведь?

– Весьма настойчиво.

– Зачем?

– Он мне не сказал.

Я увидел, как Видера прислонилась к дверному проему, словно устала.

– Ему не стоило этого делать. Он болен. Я думаю, облучен радиацией. Теперь я думаю, не было ли это все ошибкой. Возможно, его следует поместить в темницу, оценить его состояние, прежде чем мы решим, что делать. В конце концов, у него есть доступ к примарху.

– Примарх должен вернуться в следующем цикле.

– Тогда это нужно сделать до его возвращения. Ты позаботишься об этом?

– Я могу поручить это сопровождению.

Видера печально покачала головой.

– Я надеялась, что он справиться с задачей. Боюсь, это моя ошибка.

Затем они пошли обратно тем же путем, что и пришли, и свет фонаря ушел вместе с ними, постепенно поглощенный темнотой.

Прошло много времени, прежде чем я осмелился вздохнуть. Мои ладони покрылись потом. Они хотели запереть меня, чтобы я не мешался. Это все потому, что я приблизился к некоторым истинам, странным и тревожным истинам. Видера всегда точила на меня зуб. Всегда. Возможно, она с самого начала все подстроила так, чтобы я потерпел неудачу. Мои книги были слишком хороши. Моя гениальность затмила ее.

Возможно, так оно и было.

Что мне делать дальше? Я не мог вернуться в свои покои, раз они хотят запереть меня. Здесь у меня не было союзников. Я сам по себе. Меня посетила мысль вернуться в ангары, попытаться передать послание на «Мстительный Дух», но я быстро отбросил эту мысль. Там я буду так же уязвим, даже если бы добрался.

Мне нужно скрываться. Стоит затаиться. Примарх скоро вернется. Я могу пойти к нему. Мы поговорим откровенно. Он сможет вмешаться, пресечь весь этот бред в зародыше. Я не безумец. Я просто вижу то, что не могут другие. Он это уважает.

Сделав глубокий вдох, я высунулся из своего укрытия и похромал по коридору. Вниз. Нижние палубы. Это единственный путь.

У меня не было какого-то определенного маршрута – я просто знал, что Астартес с меньшей вероятностью будут спускаться туда, а значит, я останусь незамеченным и буду дожидаться своего часа, чтобы найти примарха. Я передвигался в тени, внимательно прислушиваясь, нет ли за мной преследования. Эти места были малонаселенными, так как многие воины все еще оставались на поверхности, и если я буду осторожен, то смогу незаметно спуститься по лестничным пролетам и шахтам лифтов. Чем дальше я продвигался, тем мрачнее и пустыннее становились места, хотя рокот двигателей наоборот усиливался.

Теперь я постоянно хрипел. Казалось, будто мои легкие выскребли ржавым лезвием. Все стало нечетким – края дверных проемов, ореолы тусклых светильников.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я заметил другую живую душу. Я догадался, что эти палубы никогда не были хорошо освещены, а стены более походили на лужи смолы. Мои ботинки шлепали по лужам жидкости – возможно солоноватой воды, или вытекающего масла. Пахло затхлостью и унынием. Я прищурился, вглядываясь в темноту. Я заметил пары глаз, которые моргали мне в ответ, отражаясь в тусклом свете мерцающих натриевых ламп.

Я с делал шаг навстречу глазам и увидел, как сгрудившиеся тела разворачиваются, вскакивают на ноги, хватаются за тряпки и бегут в кромешную тьму. Они боялись меня. Я понятия не имел, кто или что это были, но это точно не команда корабля. Возможно, они находились здесь с момента постройки великого корпуса, ведя скрытое от посторонних глаз существование. Они могли находиться здесь уже сто лет, а может, и больше.

Я задался вопросом, почему их терпят. Так же ко мне пришла мысль, не были ли они похищены из Баала. Очарованный, я похромал за ними, несмотря на недомогание. Я сомневался, что кто-то изучал их раньше, и надеялся, что стану первым. Возможно, это даже станет частью моей великой работы.

Я перелез через открытый люк, оцарапав руки о ржавый проем, и оказался в очень длинной галерее. Она была с высокой сводчатой крышей в форме готической арки, и практически не освещенной. Пол был жирным и блестящим, а стены украшали пилястры. Пахло чем-то металлическим, с примесью чего-то более жирного и биологического.

Я не мог понять, куда убежали люди. Я почти ничего не мог разглядеть. Пошарив дрожащими руками в пальто, я достал ручной фонарик. После нескольких неуклюжих попыток мне удалось сфокусировать луч и провести им вверх и вокруг. Архитектура оказалась странной – извилистые фризы и панели из сложной каменной кладки, все черное и блестящее, без какого-либо легко различимого рисунка. Как и все, что делал Легион, она была невероятно детализирована, но формы оказались неузнаваемыми, более змеевидными.

Меня охватило дурное предчувствие, но я пополз дальше по длинной галерее, полагаясь на меленький лучик света от моего фонарика, чтобы осветить путь впереди. Я направил его вниз и увидел один след в грязи у своих ног – след ботинка, гораздо большего, чем человеческий. Я смотрел на него целое мгновение. Значит, Астартес спускались сюда.

Затем, я услышал далекий треск в тени и вздрогнул. Возможно, звук доносился из далека – вал двигатели, поршень или клапан, – но мое сердце бешено заколотилось. Я продолжал идти, охваченный страхом и любопытством.

Потом я увидел его. Алтарь. Он появился из темноты, словно корабль, выскользнувший из пустоты. Он был сделали из цельной плиты какого-то темного камня, красиво украшен, высотой в метр и длинной в три. Его окружала траншея, из которой сочилась маслянистая жидкость. Над алтарем, на внушительных стенах виднелась резьба. Ни одна из них походила на то, что видел раньше на Имперском корабле. Насколько я понял, они не походили и на Баалитские. Глядя на них, мне показалось, что вокруг меня разносится мрачный голос Яктона Круза.

Несмертный Легион.

Я подошел ближе, моя голова раскалывалась, а в горле пересохло. На алтаре лежало тело мужчины, он лежал на спине, ноги вместе, а руки вытянуты. Труп был обнаженным, а его плоть белой, как алебастр. Его кожа была иссохшей, плотно прилегала к кости и, казалось, отслаивалась, словно ее высушили. Горло оказалось разорвано, как будто его перегрызло животное. От раны по неглубоким каналам вокруг распростертого трупа отходили вырезанные в алтаре каналы, а затем они уходили к двум золотым чашам. Они были поистине впечатляющими: золотые сосуды, инкрустированные яшмой и нефритом, мягко мерцавшим в глубокой темноте. Я заглянул за край одно из них, чаша оказалась слишком большой, чтобы я смог поднять ее двумя руками. До самых ее краев стекали черные пятна.

Я в ужасе отпрянул. Под моими каблуками что-то хрустнуло, и посмотрев вниз, я увидел сломанную кость. Направив луч фонаря в темноту, мне удалось осветить еще больше костей, разбросанных по липкому полу. В нишах по обеим сторонами лежали целые скелеты, некоторые валялись в куче, другие висели на цепях.

Я побежал. Поскользнувшись на окровавленном полу, я продолжил бежать. Мое недомогание потонуло в ужасе. Труп на Илехе был таким же – обескровленным, высосанным дочиста, с разорванной плотью, чтобы удовлетворить какое-то неестественное желание, и теперь я точно знал, что это сделали они. Сомнений не осталось. Что-то было не так, что-то, что они сохранили в себе еще со времен великих перемен, что-то, что гноилось, затягивалось и не было искоренено.

Я споткнулся, опустился на колени и заскользил по грязной палубе. До меня донесся тяжелый грохот, эхом отдававший в длинном зале. Пошатываясь, я поднялся на ноги. Меня охватила паника, дыхание участилось, а в глазах все плыло. Я быстро бежал моя влажная одежда развевалась вокруг меня.

Чуть впереди я увидел узкий проем, кусочек бледного света среди кромешной тьмы. Я помчался к нему, мои легкие горели. Все вокруг плыло, проносилось и выглядело разрушено, шум мотора превратился в рев, но я все еще слышал их – шаги, приближающиеся ко мне, не торопливые, но тяжелые, целеустремленные.

Я почти добрался до прохода. Я увидел открытый дверной проем, возможно, ведущий в новые коридоры, а может, еще дальше в этот мрачный лабиринт древнего безумия. Я знал, что это не спасло бы меня, но все равно продолжал бежать, вплоть до того момента, когда на моем плече сомкнулась перчатка и потащила назад.

Все происходило точно так же, как и на Илехе. Мне повалили с ног, скрутили, без труда удерживая одной рукой, как связку тряпья. Я увидел, что смотрю прямо на тот же шлем-маску, с той же гравировкой и тем же рисунком горящих глаз.

– Я под защитой! – нелепо пропищал я, охваченный ужасом.

Линзы шлема Астартес ничего не выражал. Он смотрел на меня с минут, и все, что я смог подумать, это то, что он решает, как лучше меня убить.

– Тебе не следует здесь находиться, – прорычал он наконец, снова начиная идти. – Сейчас это все закончится.