Текст книги "Сангвиний. Великий ангел (ЛП)"

Автор книги: Крис Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава 7

Менее чем через час корабль снова сел, и меня выпустили. Бои продолжались, но недолго, по крайней мере в этом районе города. Я очутился в мире тумана и горького на вкус дыма, и тоскливым эхом, когда последние взрывы отзвучали вдали.

Я опустился на корточки, опасаясь, что меня вырвет. Что делать, если вас стошнило в одном из этих костюмов? Что делать, если ты находишься в токсичном облаке и не можешь снять шлем? К счастью, мне удалось сохранить контроль. Кровавый Ангел, который молча следил за мной, больше его это не интересовало. Опасность миновала. Они позаботились об этом.

Я отошел от места посадки, не зная, что делаю и куда идти. Я хотел понаблюдать, понять, как они сражаются, но преуспел только в том, что чуть не погиб, а потом пропустил большую часть боя. Теперь основная часть убийств закончилась – тлеющие улицы вокруг меня уже патрулировали разведгруппы легиона, выискивающие среди руин выживших.

Я решил попытаться получить хоть какой-то обзор, чтобы найти хоть что-то, что я смог бы использовать, когда начну записывать все это для потомков. Я хромал по широкой магистрали, основание которой оказалось завалено изломанными телами убитых и усеяно частями транспортных средств Илехов, пока не наткнулся на полуразрушенный остов большого здания, из которого открывался вид на то, что осталось от остальной части города. Найдя открытый дверной проем, я проскользнул внутрь, а затем поднялся по лестнице. Поднявшись на несколько этажей вверх я наконец оказался на самом верху – широком зале с разбитыми окнами. В углах лежало несколько тел, ни одно из них не двигалось. Судя по виду, это были не воины – просто жители этого злополучного места, попавшие под нежелательное освобождение.

Жертв космодесантников всегда можно узнать. Стандартный лазган оставляет довольно незаметную рану – дыру в том месте, где энергия прожигает ткань и кожу, но оружие, используемое легионерами, не такое. Болтеры – это разрывное оружие. Клинки, которыми они пользуются, гигантские, часто покрытые ужасающей энергией. Они уничтожают тела. Разрезают их на куски и разрывают на части, разбрасывая куски вокруг. Я не слишком присматривался к трупам, потому что знал, что увижу – многочисленные куски мяса, медленно стекающие в огромные пятна крови.

Я пробирался сквозь обломки, пока не оказался на самом краю зала, где до того, как его разнесло в щепки, находились окна. Я смахнул рукавом осколки стекла и уперся локтями в подоконник. Меня обдувал горячий, влажный ветер. Передо мной расстилался цветной пейзаж из грязевых пятен и почерневших руин. Казалось, что на город нахлынуло какое-то огромное и маслянистое море и растворило все вокруг. Несколько зданий все еще стояли, но большинство либо лежало в руинах, либо горело. Я почти смог разглядеть то огромное сооружение, на котором сражался Сангвиний – теперь его окутывал дым, изредка освещаемый вторичными взрывами. То тут, то там мелькали Кровавые Ангелы – тактические отряды, методично прокладывающие себе путь по проспектам, и ведя редкую стрельбу. Атмосферные суда жужжали над полем боя: одни зависали, чтобы оказать воздушную поддержку наземным подразделениям, другие обстреливали далекие цели. До рокота настоящего боя было еще далеко – лишь унылый треск и грохот, когда Ауксилия пробивалась через разрозненные северные укрепления.

Я не видел никаких признаков присутствия примарха. А также, куда делся спасший меня Кровавый Ангел. Его отряд исчез в лабиринтах зубчатых стен, охотясь за тем, что он обнаружил с воздуха.

Я даже не мог понять, что чувствую. С одной стороны зрелище, несомненно, было впечатляющим. Даже беспринципным. Каждый план, который они разработали, был реализован с тем же мастерством, с которым они подходили ко всем своим начинаниям. Они предупреждали обо всем, о чем только могли, сдерживаясь, пока не наступил момент, и сделали то, что обещали. Никакого обмана. Никаких уловок.

С другой стороны, если быть честным, масштаб разрушений оказался тошнотворным. Это были люди. Наш вид. Выжившие в самый мрачный период нашей долгой истории. Было ли наказание соразмерным? Сколько людей останется в живых, чтобы восстановить мир, когда Ангелы закончат свою работу?

Возможно, это и не имело значения. Несомненно, миллионы прибудут на место погибших. Важно то, что Крестовый поход продолжит свое расширение, чтобы охватить все последние остатки старых владений человечества и принести их с пинками и криками в новую эпоху Единства.

Я беспокойно сглотнул. Воздух уже начал приобретать неприятный привкус. В этом месте лежало много тел, а мусоросжигательные печи и команды биоочистки еще не приступили к работе. Я решил, что на сегодня увидел достаточно – где-то, каким-то образом, должна находиться посадочная площадка, с которой я смогу добраться до кораблей на орбите.

Я спустился обратно по пустым лестницам, пробираясь мимо мусора и ящиков со снарядами. Оказавшись на уровне земли, я бесцельно пошел на север, совершенно не обращая внимания на окружающую обстановку. В желудке было пусто, голова кружилась. Надо мной небо становилось все темнее, затененное собирающимися облаками, которые, казалось, были готовы разверзнуться. Дождь был желанным – он смоет всю грязь, чтобы кто-то другой смог начать все сначала.

Когда свет померк, а запах усилился, я сбился с пути. Конечно сбился. Все, что я делал, к чему прикасался, все казалось проклятым в этот день. Я попытался вернуться к транспорту и оказался в месте, которое выглядело еще более разрушенным, чем остальные. Ни один камень не лежал на своем месте. Земля представляла собой волнообразный морской пейзаж из обломков, некоторые из которых еще горели, и мои ботинки скользили и скребли, когда я пытался преодолеть волны.

Я уже почти добрался до дальнего берега, когда сильно поскользнулся и покатился вниз по длинному склону из обгоревшего камня, а потом рухнул в пыли. Протянув руку, чтобы устоять на месте, я уперся в что-то мягкое и податливое. Посмотрев вниз моему взору открылось тело, наполовину погребенное под обломками. Это был один из жителей города, солдат, облаченный в знакомые доспехи из темного металла, но со сбитым шлемом. В отличие от убитых, с которыми я столкнулся ранее, этот не получил катастрофических ранений. На самом деле, я вообще не видел никаких серьезных повреждений; бронепластины выглядели более или менее целыми. Однако, лицо мужчины было ужасным. Его кожа была бледной – белой, как испорченное молоко – и почти полупрозрачной. Под поверхностью виднелись сухожилия, увядшие и сухие. Его глаза выпирали из глазниц, щеки были втянуты и плотно прилегали к кости. Моя рука коснулась его открытого горла, и когда я одернул ее, отпечатки моих пальцев остались на нем.

Целое мгновение я смотрел на него. Я не мог понять, как умер этот человек. Какое-то химическое оружие? Возможно, хотя меня никто не предупреждал держаться подальше от воронок. Он напомнил мне старую видеокнигу, которую я когда-то смотрел, в ней паук высасывал из своей жертвы жизненные соки. Выражение на иссохшем лице выражало панику – статичный крик, который застыл навсегда.

Когда ко мне вернулась способность соображать, я оттолкнул тело и вскарабкался наверх. Мое тело трясло, когда я добрался до вершины. Тошнота вернулась с новой силой, и на этот раз я знал, что меня точно стошнит. Дрожащими пальцами я сумел расстегнуть шлем и вовремя откинул свой дыхательный аппарат. Затем я согнулся вдвое и опустился на грязную землю.

Закончив, я вытер рот, встал и попытался прийти в себя. Голова раскалывалась. Мне нужно было что-то выпить.

Впервые я дышал не отфильтрованным воздухом этого мира. Пыль и химикаты оказались едкими, и я снова нащупал свой дыхательный аппарат. Но прежде чем достать его, я почувствовал, как сильно здесь воняло: люди, десятки тысяч людей, гнили в затхлом воздухе, их невидящие глаза смотрели в небо, словно бы в поисках избавления, что было иронично, потому что именно оттуда и пришла их проблема.

Я напряженно моргнул. Сглотнул желчь. Попытавшись взять себя в руки, я начал идти, спотыкаясь. Здесь я был в безопасности. Тут не осталось ни врагов, ни угроз моей личности. Мне просто нужно выбраться отсюда.

Но все, что я мог видеть, спотыкаясь в поисках чего-то, что могло вытащить меня из этого места, – это лицо, впалое лицо, застывшие глаза и втянутые щеки. И я знал, что никогда не смогу забыть его, и что куда бы я ни пошел после, то все равно увижу его.

Я подошел слишком близко. Слишком близко. И я уже чувствовал, что теперь мне будет трудно выбраться обратно.

* * *

Когда Бел Сепатус нашел меня, он выглядел недовольным. Его очевидное мнение – что мы, летописцы, в лучшем случае отвлекаем их, а в худшем представляем опасность – только укрепилось, когда я отважился отправить в одиночку. Он вовсе не хотел искать меня, я был уверен в этом; у него и без этого хватало дел поважнее, и ему не терпелось заняться ими.

Но он все равно нашел меня. Я не помню, куда попал к тому времени, но помню спуск его челнока. Он опустил его практически на меня, как бы наказывая за то, что я вызвал у него головную боль.

К тому времени я знал о Бел Сепатусе гораздо больше. Я знал, что он чрезвычайно влиятелен, амбициозен и опасен. На этот раз он был облачен в терминаторскую броню, что делало его еще более несуразно громоздким, чем раньше. Когда космодесантник спустился за мной из челнока, от его тяжелых шагов по камню пошли трещины. Сам воздух шипел от избыточного жара, выделяемого реактором на его спине. Казалось невозможным, что в сердце этого нагромождения керамита находится человек, а не только машины, трубы, вентиляционный отверстия, поршни и двигатели. Возможно, именно поэтому эти люди так тщательно украшали каждый боевой костюм – чтобы напомнить себе, что, в каком-то едва заметном смысле, это все еще вещи, которые носят люди.

– Ты ранен? – спросил он.

– Просто осматриваюсь, – ответил я, покачав головой.

– Тебя могли убить.

– Я выполнял свою работу.

Он фыркнул, прекрасно выразив то, что думает по этому поводу. Затем он грубо схватил меня за руку и потащил к шаттлу. Космодесантник подтолкнул меня к трапу, а я был не настолько глуп, чтобы пытаться сопротивляться. Мы взлетели, и вскоре снова летели над городом.

– Значит, все прошло успешно, – предположил я.

– По воле примарха, – ответил он.

Я все еще не привык к тому, как они говорили о нем. Видера, да и остальные, были достаточно почтительны, но космодесантники выходили за рамки. Они не поклонялись – этого никто бы не стерпел – но и оно не казалось чем-то от него далеким. Еще поражало полное отсутствие сомнений. Я разговаривал с армейскими офицерами, которые явно презирали своих начальников, даже когда выполняли их приказы, но я сомневался, что Бел Сепатус мог даже помыслить о том, чтобы сомневаться в своем примархе. Связь власти была настолько мощной, настолько полной, что каждый отдельный воин мог рассматриваться как дополнение к единой воле своего повелителя. В конце концов, они все были связаны генетически и воспитаны в культуре полного и беспрекословного повиновения.

Я мог видеть в этом преимущества. Но даже тогда я думал, что вижу и недостатки.

– Вы сражались рядом с ним? – спросил я.

Бел Сепатус раздраженно хмыкнул, но все же ответил. Возможно, ему приказали помогать мне.

– Да, рядом с ним.

– И каково это?

Он не понимающе посмотрел на меня. С минуту он не отвечал. Я подумал, что, возможно, я обидел его, или что он как-то не понял, что я имел в виду. Когда Бел Сепатус заговорил, я получил более полный ответ, чем ожидал.

– Мне сказали, что у тебя есть какие-то способности к искусству, – начал он. – У тебя они должны быть, раз ты оказался на том месте, которое занимаешь. Ты ведь именно так и думаешь, не так ли? А теперь представь, что каждый раз, как ты берешь в руки перо, то оказываешь в присутствии величайшего писателя, который когда-либо жил. Творца настолько несравненного и безупречного, что все, что ты созидаешь, в сравнении с ним кажется тебе убогим и недостойным. И каждый раз, когда ты пытаешься подражать этому искусству, имитировать его, ты всегда оказываешься не на высоте, потому что лишь одна душа во всем творении может быть настолько совершенной. А затем представь, что ты не можешь скрыться от этого призвания, заняться чем-то другим, потому ты был создан, до последней молекулы, только для этой единственной цели. Ты оказался в ловушке, преследуя свою цель, зная, что ты потерпишь неудачу, и каждый раз, что бы ты ни делал, доказательства твоего недостатка будут всегда перед тобой. Но ты все равно преклоняешься перед мастерством. Более того – ты любишь его. И поэтому ты разрываешься. Чувствуешь стыд, потому что ты никогда не сможешь подняться на вершину. Обожание, потому что ты видишь его таким, какой он есть. Своего рода нереальность. Разрешенную магию.

Я просто не сводил с него глаз, пока он говорил. Его голос оставался таким же бесстрастным, как и всегда, и, конечно, я не видел его лица.

– Вот так, – закончил Бел Сепатус.

– Так он… причиняет вам боль?

– Из-за возможностей, который он раскрывает.

– Я не понимаю этого, – ответил я ему честно. – Я не понимаю вас. Все, что вы делаете, все, кем вы являетесь. У вас есть все дары, но это кажется… мучительным.

– Преображение приходит только через страдания.

Я подумал, не было ли это одним из выражением Баалийцев. Вполне возможно, учитывая их историю. А может, он придумал его сам. Бел Сепатус был удивительно сильной душой – возможно, они все.

Челнок начал замедляться, и я понял, что мы снова заходим на посадку. Несомненно, у моего сопровождающего были более важные дела, раз меня отправили обратно в безопасное место.

– Тот, кто пришел за мной, – сказал я, понимая, что мое время истекает. – Я не узнал его отличительных знаков. Глаз внутри пламени. Что это было?

Салон вздрогнул, когда мы опустились на землю. Бел Сепатус посмотрел на меня своей безэмоциональной маской-шлемом, столь же прекрасной, сколь и грозной.

– Есть множество обозначений, – ответил он.

– Но какое из них это было?

Шасси ударились, и мы оба покачнулись от удара. Он встал, открыл дверь и приготовился уходить. Я увидел, что снаружи движутся другие члены Легиона, а также другие корабли, ожидающие взлета.

– Возвращайся на флот, летописец, – произнес он, тяжело спускаясь по трапу и не оглядываясь. – Как мне сказали, у тебя есть доступ к архивам, так что если у тебя есть вопросы, то там ты сможешь найти на них ответы.

Глава 8

Для полного выполнения требований потребовалось несколько недель. Разбить основные оборонительные сооружения противника было проще простого, теперь начиналась более сложная работа. Несмотря на мои худшие опасения во время блужданий по городу, это не было актом сознательного геноцида – большая часть многочисленного населения планеты пережила жестокую бомбардировку и теперь должна будет служить новым хозяевам. При всем этом независимые институты – армии, правительство, административные классы – оказались полностью уничтожены.

Экспедиционный флот обладал всеми ресурсами, чтобы создать новую систему управления. Корабли-фабрики Механикус сбрасывали вниз целые мануфактуры, упакованные, модульные и готовые к сборке по стандартным схемам. Офицеры с политическим образованием отправлялись вниз батальонами, каждый из которых будет готов излагать и распространять Имперскую Истину среди вновь покоренных граждан. В штате нового губернаторского департамента будет множество приезжих, каждый их которых прекрасно знал, как работает огромная межпланетная бюрократия, как реквизировать необходимые ресурсы и как создать базу рекрутов, что, если быть честным, и являлось главным требованием Империума. Им предстояли месяцы работы, по налаживанию работы, но поразительно, как быстро могли работать эти люди. Они делали это множество раз, на сотнях других миров, и к настоящему моменту рутина глубоко укоренилась. Пройдет десяток-другой лет, и Илех станет еще одной точкой на картограммах, еще одним узлом в сверкающей паутине доменов, которая неуклонно распространялась по всей галактике.

Я вернулся на «Красную Слезу» и планировал остаться там до тех пор, пока все не закончится. Города еще некоторое время будут смердеть смертью, даже после того, как по ним пройдут команды по очистке, поэтому я не хотел совершать второе путешествие. Я сделал несколько записей – заметок о том, как мне представлялись сражения. Я не думал, что многим будет интересно их читать, в основном потому, что такие рассказы и так были распространены по Империуме, который находился в состоянии войны столько, сколько он существовал. Конечно же, я писал о нем. Об одном его виде. Настолько, насколько я мог вспомнить.

Я продолжал изучать записи о военных операциях Кровавых Ангелов. Я наблюдал издалека, через прицелы, ауспексы и картолитовые проекции, как примарх ведет свои войска против все более слабых противников. Это оказался захватывающий опыт. Если правильно настроить приборы и тщательно сфокусировать линзы, то можно было увидеть всю операцию, разворачивающуюся в реальном времени. Получалось различить отдельные отряды, бронетанковую поддержку, воздушное прикрытие – все они двигались вместе в этом безупречно поставленном хореографическом балете, которому так трудно противостоять.

Чем дольше я наблюдал за этими точками света, позиционными рунами и векторными линиями, тем больше замечал закономерностей. Все отряды, будь то десятки, сотни или тысячи, двигались относительно одной точки в центре – примарха, который ими руководил. Я начал понимать, что это было нечто большее, чем просто следование приказам. Они становились единым организмом, живым существом с конечностями, легкими и сердцем. Точки света двигались естественно, спонтанно. Я знал, что там, внизу, происходили ощутимые коммуникации, но я видел, что это нечто большее. Реакция казалась слишком мгновенной, слишком бессознательной. Он был частью их, а они его, связывающая их связь, была крепче, чем я даже мог предположить.

Однако я не мог изучать эти записи вечно. Более того, некоторые результаты внутренней связи, которую я использовал в своих исследованиях, были странными – некоторые корабли уже покинули Илех, хотя я знал, что передислокация не планировалась в течении нескольких недель. Я не мог определить, кто или что находилось на этих кораблях, и никто не мог или не хотел, рассказать мне об этом. Я записал все эти и пообещал, что обязательно все разузнаю. У меня появилось неприятное чувство, что, несмотря на все приглашения получить информацию, под поверхностью происходило много такого, о чем люди либо не знали, либо не хотели говорить. Я начинал понимать, что они оказались скрытными людьми, как по склонности и характеру, так и по всему остальному. Они предпочитали жить под землей, вдали от солнечного тепла и болезней. Они изготавливали маски и с любовью украшали их.

Возможно, мне следовало сильнее поддаться этому чувству, но к тому времени я уже с трудом мог снова работать. Я более не мог писать больше, чем короткими заметками, и мое краткое знакомство с реальностью сражений расшатало мои нервы. Сон был таким же неуловимым, как и раньше. Я начал бродить по бесконечным коридорам флагманского корабля во время ночных смех, теряясь в тумане усталости и с гудящей головой. Мои сны стали слишком яркими, не принося отдыха, и они более не вдохновляли меня, а скорее заставляли чувствовать себя странно жалким. Примарх все еще присутствовал в них, но уже не с безмятежным взглядом. Теперь он скорее был мстительным, погрязшим в грязи и крови. Я попытался выбросить эти образы из головы – они не помогали.

Принято описывать этим места, эти огромные корабли, как города в космосе. «Красная Слеза» выходила за эти рамки – это был целый мир, полностью замкнутый железно-стальной планетоид со своей историей, нациями и культурами. Десятки тысяч людей – по меньшей мере, десятки тысяч – составляли экипаж его верхних уровней. Еще столько же обитало в его промозглых и гулких трюмах. Некоторые части экипажа корабля посещались так редко, что, как я подозревал, большинство членов экипажа не знали об их существования. Переход мог оказаться резким – в один момент вы оказывались на светлых палубах с офицерским составом, где команда отдавала честь, когда вы проходили мимо них, и все выглядело разумно и эффектно. В следующий миг вы оказывались в мире теней и неработающих люменов, с липкими палубами от пролитых масел, гулом двигателей угнетающим и всепоглощающим. Большинство дверей в переборках открывались, но многие оказывались заклинившими или запертыми. Можно было быстро заблудиться и оказаться в мрачных нишах со старыми картинами, облупившимися со стен. Обитатели этих помещений не смотрели вам в глаза, а разбегались, словно крысы. Некоторые выглядели такими же больными, как и я. Некоторые выглядели еще хуже.

Я полагал, что это было неизбежно. Невозможно везде поддерживать великолепную картинку, и ничто не может быть безупречным на всем пути вниз. Тем не менее, я был разочарован тем, что так много залов было закрыто, и оказался поражен угнетающей атмосферой глубоких мест. Временами я ловил на себе чьи-то взгляды, прежде чем они исчезали во тьме. Они не были враждебными, не совсем, но и не выглядели приветливыми. Мне казалось, что они боятся. Возможно, даже сильно, и я не мог понять почему, потому что здесь не могло существовать никаких угроз для них, не в собственном пустотном дворце Ангела.

Я не мог задержаться там слишком надолго, что, возможно, было и к лучшему. Мне нужно было оставаться в местах с постоянным освещением и чистым воздухом. Я не знал, что из этого оказалось следствием моего обычного недомогания, а что – похмельем от того, что я видел на поверхности планеты. Я постоянно задавался вопросом, не оказалась ли Видера права, и яды Баала все же повлияли на меня. Я принял все контрмеры, но что-то могло просочиться. Приняв еще лекарств, я стал надеяться, что они помогут.

Чтобы занять себя, я делал то, что предложил Бел Сепатус, и посетил корабельный архив. Главный архивный зал оказался великолепным местом, оборудованным не хуже любой библиотеки цивилизованного мира. Это было помещение с высоким куполом, около пятидесяти метров в высоту, у стен стояли полки, простирающиеся до потолка. Многочисленные террасы были из полированного дерева, винтовые лестницы из мрамора, а изящная фурнитура из бронзы и золота. Подвески парили в теплой дымке, словно драгоценные камни. Слуги сновали из стороны в сторону, собирая книги для ученых. Здесь никогда не было многолюдно, и длинные полированные столы в основном пустовали, когда я приходил сюда. Иногда здесь присутствовали члены легиона, возможно, один из их новоиспеченных библиариев, размышляющих над каким-нибудь трактатом. Изредка я видел других офицеров, которые изучали историю или анализировали тактические отчеты с других театров.

Ничто из того, что я нашел, не приблизило меня к расшифровке значения знака глаза. То, как Кровавые Ангелы украшали свои доспехи, в большинстве случаев оказывалось очень индивидуальным – я подозревал, что лишь часть знаков, видимых на боевых пластинах, являлась частью официальных схем, а большинство отражала личный эстетический или культурный выбор. Все мои попытки узнать о загадочном символе ни к чему не привели. Я начал думать, не привиделся ли он мне – ведь там, внизу, все было запутано.

Именно в этот момент, когда я занимался этим, окруженный грудами тяжелых книг, рассказывающих о геральдике древних кланов на Баал Секундус, вернулась Видера. Когда она села напротив меня, я понял, как давно мы не разговаривали. Она выглядела прекрасно. Прямо сияла.

– Продолжаешь работать? – спросила она.

– Именно. А ты?

Она достала портативный проектор, настроила его и создала двухметровую проекцию. Это был ее последний проект, незаконченный портрет примарха во время войны.

Он был хорош. Очень хорош. Впечатляющее сходство, превосходная композиция. Но это был не он. Это оказался не то воплощение разрушения, который я видел на поверхности, тогда его крылья рыдали, а глаза пылали. А это было безмятежное чучело из золота и серебра, парящее, как казалось, без усилий над полем битвы неуклонно наступающих Кровавых Ангелов. Я не заметил и следов смерти и обломков, которые загромождали руины, лишь почти бескровный штурм, в результате которого башни остались более или менее целыми.

– Что ты думаешь? – спросила она.

Я попытался найти что-нибудь приятное.

– Это… прекрасная работа.

– Ты ненавидишь это, – ответила она, засмеявшись.

– Нет, я…

– Я знаю почему, – она наклонилась ближе, ухмыляясь. – Твоя приверженность правде. Твой характер. Ты не любишь, когда все выглядит красиво.

– Ну, я…

– Но что, по-твоему мнению, мы здесь делаем? Как ты думаешь, почему наши хозяева вообще нас терпят? Чтобы мы говорили все, что хотим? Ха. Ты меня забавляешь.

Я понял, что сейчас последует лекция и позволил ей говорить.

– Они должны быть успешными. Должны быть так. И это удастся только потому, что есть сотня миров, снабжающих этот флот, и все они производят пушки, корабли и полки поддержки. На каждой линии мануфактуры висят копии этих изображений, и эти копии должны стать тем, что помогает им штамповать гильзы и пришивать погоны. Им не нужна твоя грязь и нюансы. Им нужно что-то, что заставит их встать утром и отправиться на первую смену.

– Я просто думаю… ну, он уже достаточно впечатляющ.

– Правда? Возможно. Но образ должен быть простым. Безупречным. Чем-то, что можно повторить, дословно, одинаково на каждом мире, где он будет найдет.

– Я понимаю.

– Но ты будешь другим, верно? Ты напишешь все так, как оно есть на самом деле.

Я пожал плечами.

– Я имею в виду, что это ты выбрала меня. Ты знала, что я делал раньше.

– Твое имя известно. Оно принесет тебе читателей. И когда они увидят, что ты – ты смирился со всем этим, увидел свет в Крестовом Походе, это будет иметь значение.

Я невесело улыбнулся.

– Так вот что это было. Не мой талант.

– У тебя его тоже предостаточно. Тебе просто нужно его сейчас использовать.

Я кивнул. Я думал об этом.

– Дело в том, что мне придется сорвать этот нарыв. Мне придется приподнять его и посмотреть, что под ним. Я ничего не могу с собой поделать. – Я поднял на нее глаза. – Не волнуйся. Он удивительный. Я могу рассказать об этом всем, и в этом не будет ни толики лжи. Но ты должна была кое-что заметить. Все они. – Я огляделся вокруг, проверяя, не наблюдают ли за нами. – Что-то… не так.

– Что ты имеешь в виду? – она нахмурила брови.

– Я не знаю. Я не могу ответить. Они самонадеянны. Они феноменальны. Что это было – пять дней, чтобы покорить этот мир? Это безумие. Но они не машут руками. Они ходят так, словно их собственные тени пытаются подставить им подножку. – Я поднял брови, развел руками. – Возможно, ничего нет. Я не знаю. Я не очень хорошо себя чувствую. Я просто чувствую что-то. Не только от них. От него тоже.

Она снова рассмеялась, с недоверием.

– Твои стандарты довольно высоки.

– Да. Но не пойми меня неправильно. Я видел его там внизу. Внушает благоговение. В буквальном смысле. Но ты когда-нибудь… – Я запнулся. Я даже не знал, что хотел сказать. – Я так много не могу понять. То, что они не хотят мне говорить. Корабль вернулись на Баал – ты знаешь это? У них не было никаких меток, ничего в расписании. Я узнал об этом только потому, что его засекли на боевом канале, с которым я возился. И меня спас этот воин, и никто, похоже, даже не знает о его существовании, но я уверен, что он существует. Они не откровенны со мной. Возможно, и ты тоже.

Я думал, что она будет насмехаться над этим. Это звучало жалко, и это говорил я.

Но она не насмехалась.

– Ты же знаешь, что можешь поговорить с ним, – произнесла она. – У тебя есть такая возможность.

– Я не знаю, осмелюсь ли я на это.

– Ты должен. Именно поэтому ты здесь.

Мне не нравилась сама мысль об этом. Просто находиться в его присутствии уже было достаточно пугающее. Какая-то часть меня хотела лишь вернуться в каюту, попытаться отдохнуть, возможно, даже стереть все записи в дневнике.

Однако его крылья были в крови.

– Я подумаю об этом, – ответил я.

* * *

Он посмотрел на меня такими проникновенными глазами. Они более не пылали яростью. Глядя на них, я с трудом мог восстановить в памяти его прежнее выражение. Я не мог себе это представить. Он выглядел так, словно никогда не сердился, как одно из высеченных изображение в его обширном саду со статуями или, возможно, один из портретов Видеры. Холодный, спокойный, неподвижный.

– Теперь мало кто спрашивает меня о тех днях, – произнес Сангвиний. – Сейчас они мне уже кажутся другой эпохой.

Мы были одни, в одной из его многочисленных личных комнат. К тому времени я уже видел несколько из них. Все они были изысканными. Не строгими, как можно было бы ожидать от воина-генерала, а в высшей степени роскошные, заставленные предметами, которые одновременно считались изысканными и редкими. Их расположение, цветовая гамма и форма – все было безупречно. Он был коллекционером, но не жадным или безвкусным. Я видел его родной мир – его богатые оттенками пустыни и отравленные небеса – и догадался, что его выбор обусловлен засушливой эстетикой. Он вырос в крайней нищете, а теперь наслаждался богатством. Конечно, ему можно было это позволить.

– Я уверен, что ваша память безупречна, – ответил я.

Мы сидели в полумраке, освещенные лишь полудюжиной драгоценных подвесок. Сангвиний держал в руке кубок с вином, но не предложил его мне. Я подумал, не та ли это вещь, о которой мне говорила Эрис – караш.

Он не был облачен в броню. На нем были белые одежды и красный плащ, искусно вырезанный так, чтобы можно было расправить крылья. Он восседал на троне, сделанном специально для него. Я же сидел на стуле стандартного размера, хотя и приподнятом на небольшой платформе, чтобы не казаться совсем уж карликом.

Я не записывал разговор. Он сказал мне, что не возражает, но мне никогда не нравилось это делать – это влияло на то, что говорили люди, если они знали, что все это время их записывали на диктофон. Тем не менее, он знал, почему я нахожусь на флоте. Он знал, что я пишу заключительный труд о нем, тот, который, как надеялась Видера, вдохновит еще больше штамповщиков пуль и швецов мундиров. Возможно он подбирал свои слова, но я так не думаю. Среди многих его качеств была способность заставить вас думать, что он не только говорит вам лишь правду, но и не может поступить иначе. Вы верите ему. И я даже тогда думал, что эта сила, возможно, была его самым большим преимуществом. Оружие и сила могут поднять вас далеко вперед, но то, что вам верят, в эту самую лживую из эпох, сулило возможность увлечь за собой всю галактику.