Текст книги "Жажда мести"
Автор книги: Крис Муни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)
Глава 7
Алан Линч, руководитель группы поддержки расследований, – отделения ФБР, которое занимается серийными убийцами, – расположился на заднем сиденье такси, которое мчалось по извилистым улочкам Ла-Хойи. Еще не было даже пяти утра, поэтому во всех домах, современных многомиллионных проектах из камня и стекла, царили темнота и тишина. Небо было бледно-лилового цвета.
Звонок поступил накануне вечером в шесть часов во время первого за более чем три недели семейного обеда. Пол ДеВитт, тридцатитрехлетний выпускник Массачусетского технологического института и администратор сетевой безопасности компьютерного комплекса ФБР, который располагается в сверхсекретном учреждении в графстве Харрис, штат Западная Виргиния, рассказал ему, что смог выяснить во время обычной проверки журнала системы документации.
Вот что он узнал. Доктор Дэвид Гарднер работал психиатром в программе изменения поведения, засекреченной исследовательской программе, которую обеспечивало ФБР. Гарднер вошел в исследовательское здание ФБР, которое тоже находилось в Ла-Хойе, и, используя специальное оборудование, подключался к базе данных пациентов третьего, четвертого и пятого июня, с пятницы по воскресенье. В каждый из этих дней доктор проводил в системе более пяти часов, что было ненормально, поскольку журнал показывал, что обычно он заходил в базу раз в неделю.
Но звонил Пол ДеВитт не по этому поводу. От Гарднера требовалось указать время отпуска. Он брал месяц отпуска – весь июнь и первую неделю июля, как было записано в журнале. Вернувшись, он должен был войти в систему.
Но прошли недели, а от доктора Гарднера не было ни слова.
Просмотр местных некрологов ничего не дал. Позвонили в дом Гарднера, в его частный офис, на мобильный телефон и пейджер. Ответа не было. Когда два агента наведались к нему домой, то обнаружили чистенький дом, в котором совсем недавно прибирались. В холодильнике не было скоропортящихся продуктов, а вот морозильник был забит едой. В отделение полиции с заявлением об исчезновении никто не обращался.
Поговорив с ДеВиттом, Алан позвонил Генри Манну, главе группы быстрого реагирования, и попросил разобраться. Осложнения с пациентами и обеспечение секретности программы находились в компетентности Манна.
Никогда раньше они не сталкивались со случаем исчезновения врача. Сбежавший пациент, который по какой-то причине сорвался, не был чем-то неожиданным, но доктор… Это было в новинку.
Такси свернуло направо. Сквозь лобовое стекло Алан Линч увидел несколько федеральных машин, стоящих на подъездной дорожке и вдоль улицы перед высоким домом из белого камня и стекла, который производил впечатление заведения для душевнобольных. Он постучал по перегородке, расплатился и вышел.
Сильный утренний ветер задул его галстук на плечо. Он вернул его на место, на небольшое брюшко, провел рукой по лысеющей голове и поправил на носу зеленые солнцезащитные очки. Сердце бешено стучало в груди. Это его беспокоило. Десять лет назад у него был первый инфаркт. Тогда ему было сорок два. Шестью годами позже второй инфаркт потребовал проведения шунтирования. Теперь каждое утро он сорок минут проводил на беговой дорожке. После этого таблетки, витамины, цыпленок, рыба и бесконечный поток фруктов и овощей. Несмотря на этот здоровый образ жизни, как его называли жена и диетолог, он время от времени украдкой пробирался в ближайший «Макдоналдс», чтобы умять парочку бигмаков. Кроме того, он не перестал пить шотландский виски и курить кубинские сигары.
Алан вошел в широкий просторный вестибюль с серым мраморным полом и картинами в рамах, похоже, написанными рукой сердитого ребенка. Внутри находилась небольшая группа агентов, которые стряхивали с документов пыль. Он, не сказав ни слова, прошел мимо них и повернул в коридор, который вывел его в большую, хорошо оснащенную кухню. Здесь было больше сотрудников ФБР. Они передвигались в помещении, рылись в ящиках, осматривали документы. Алан снял очки, запихнул их в нагрудный карман костюма от Кельвина Кляйна и сквозь гроздья горшков и сковородок увидел Генри Манна, который пересматривал какие-то бумаги.
У Манна было сложение профессионального борца, и одежда всегда выглядела на нем слишком тесной. Со своими коротко остриженными волосами, мощными ручищами и широкой, бочкообразной грудью он скорее напоминал вышибалу из Флориды, чем главу группы быстрого реагирования программы.
– Я так понимаю, тебе не дали покемарить, – заметил Манн, не поднимая глаз. Его голос был сухим от усталости и хриплым от многих лет постоянного курения. Вокруг глаз у него были круги. – На стойке есть кофе «мокко-взрыв», «мокко-прыжок». На вкус похоже на «мокко-дерьмо», так что угощайся.
Алан сразу перешел к делу.
– Нашли Гарднера?
– Еще нет.
– Но есть предположения, где он?
Манн большим пальцем почесал щеку. У него было абсолютно невозмутимое лицо и прищуренные зеленые глаза, в которых всегда читалось беспокойство, заинтересованность или азарт.
– Когда вы в последний раз говорили с ДеВиттом? – спросил он.
ДеВитт был Полом ДеВиттом, тем самым, который занимался поддержанием огромной базы данных, размещенной в графстве Харрис, штат Западная Виргиния.
– Вчера вечером, – ответил Алан Линч.
– ДеВитт считает, что Гарднер не просто просмотрел файлы некоторых пациентов. Возможно, он добрался до какой-то засекреченной информации из базы данных. Вотчина ЦРУ, программа военных исследований Пентагона. В основном схемы.
– Это невозможно. У Гарднера нет доступа. Там стоит случайный генератор паролей, это во-первых. И даже если бы он его и прошел, то не смог бы преодолеть чертову кучу биометрических средств, которые там установлены.
– ДеВитт думает, что он прошел.
– Но это бессмысленно! Зачем Гарднеру военные разработки?
– Не Гарднеру. Человеку, выдающему себя за Гарднера.
Алан почувствовал, как сжалось сердце. Он сглотнул, подошел поближе и услышал запах одеколона Манна, смешанный с запахом талька и никотина. Лицо Манна ничего не выражало.
– То есть вы хотите сказать, что посторонний вошел… Нет, это невозможно! Безопасность сети помешала бы ему. Даже если кто-то знал пароли Гарднера, он не мог пройти сканирование сетчатки глаза. Это надежная система.
– Именно поэтому это не было вторжение снаружи.
– Кто-то постарался изнутри?
– Есть наводка. Эта программа проверки, которую кодировал ДеВитт, не только показывает количество времени, проведенное каждым психиатром в системе, но также фиксирует скорость набора каждого пользователя. За последние девять лет Гарднер, которому шестьдесят один, печатал где-то восемь слов в минуту, то есть долго искал на клавиатуре нужное место и тыкал в него пальцем, так? А в эти три дня Гарднер печатал со скоростью девяносто шесть слов в минуту. Что касается сетевой безопасности, паролей, сканирование сетчатки, случайного генератора – везде есть подтверждение. Поэтому мы знаем, что Гарднер был в помещении с ноутбуком…
– В то время как кто-то другой работал на клавиатуре.
– Правильно. Так что это должен быть кто-то, у кого не только есть доступ в кабинет Гарднера, но кто еще и ходил с ним.
Страх родил мысль, которая пронзила Алана.
– Например пациент, – предположил он.
– Это единственное объяснение.
Все вокруг завертелось. Алан не мог поверить собственным мыслям.
Манн набрал побольше воздуха и продолжил:
– Пациент заходит туда с доком, держит его там, чтобы пройти сканирование сетчатки. Пациент входит в систему, загружает информацию…
– Загружает? В таких ноутбуках нет жестких дисков.
– Правильно, но если кто-то достаточно шарит в компьютерах, то сможет разобрать ноутбук, переделать проводку и прицепить внешний жесткий диск, что-нибудь вроде флешки, и спокойно качать. Или может послать файлы через Интернет на какой-нибудь защищенный сервер.
– Если бы он послал файлы через Интернет, остались бы следы.
– Правильно, и ДеВитт не может их найти. А если этот парень был достаточно умным, чтобы все их стереть? ДеВитт думает, что да. Хорошая новость состоит в том, что нарушитель снова пытается войти в систему. Мы сможем выследить его в течение нескольких секунд.
– Но он не входил в систему последние два месяца.
– Не обязательно так. ДеВитт думает, что он мог оставить какой-нибудь код, может быть, вирус, или как он это назвал – программу-лазейку. Эта лазейка позволит ему проскользнуть мимо системы безопасности и войти в систему, и никто не узнает. ДеВитт проверяет.
– То есть мы не знаем, насколько заражена база данных пациентов.
Манн кивнул.
– Прямо сейчас ДеВитт со своей командой смотрят всю систему, чтобы понять, чего не хватает, что заражено, подвергались ли опасности другие секретные системы… Это займет какое-то время, Алан.
Алан чувствовал себя боксером-новичком, который еле дотянул до конца первого раунда с профессионалом. Тело ныло, словно было покрыто синяками, голова кружилась и гудела – знакомые признаки давления.
– Расскажи мне еще об этих загрузках. – Это пугало Алана больше всего.
– Когда мы найдем ноутбук, будем знать больше. Если его подделали, мы будем знать наверняка.
– Ноутбука здесь нет?
– Нет. Он может быть в кабинете Гарднера, где он вел частную практику. Я послал ребят, чтобы они все там перевернули.
Алан снова почувствовал, что его мир накренился. Если Манн прав, – а у Алана были все причины верить, что это так, – то велика вероятность, что где-то бродил один из пациентов с документированными свидетельствами, связывающими ФБР с секретной правительственной исследовательской программой.
Потом он представил тошнотворную картинку того, что будет дальше: однажды он проснется утром и увидит программу в виде передовицы в газете, исчерпывающий отчет CNN… Боже, твою мать!
– Мы хоть приблизительно знаем, куда подевался Гарднер?
– Никто не заявлял о его исчезновении. Он старик, жил один Я только что начал разгребать его финансовые дела, – ответил Манн, махнув в сторону кучи бумаг. – И есть один интересный момент… Седьмого декабря он снял все деньги со сберегательного счета, а это более полутора миллионов долларов, и отправил их банковским переводом…
– Куда?
– В один банк на Каймановых островах. Мы пытаемся отследить операцию. Сдается мне, что на Кайманах денег уже нет. А что касается Гарднера… Похоже, что он уже не жилец.
Алан уставился на него. Возникла реальная возможность национального скандала, а Манн относится к этому с энтузиазмом толстяка, который собрался умять тарелку овсяных хлопьев! Но такой подход Манн использовал во всех случаях, и это напомнило Алану рождественскую вечеринку три года назад, когда жена Манна Анна, с которой они теперь в разводе, сказала мужу, что они скоро станут бабушкой и дедушкой. На лице Манна никогда не отражались чувства. Когда коллега в шутку спросил, способен ли Генри на сильные переживания, жена Манна, горько рассмеявшись, заметила, что Генри с таким же выражением лица занимается с ней сексом и что она узнает о том, что он кончил, только тогда, когда он прекращает двигаться.
Зазвонил мобильный телефон на столе. Манн собрался ответить на звонок, но Алан схватил его за руку.
– Возможно, мы с тобой сидим на скандале национального масштаба, который может уничтожить ФБР, – сказал Алан. – Ты это понимаешь?
– Ясное дело, понимаю.
– Мне нужны ответы, Генри. И побыстрее, черт побери!
Алан отпустил руку Манна и вышел. Кошмарные мысли преследовали его, словно пантеры раненую жертву.
Глава 8
Слова Манна огнем горели в мозгу Алана. Он не мог их забыть. Движение всегда позволяло ему рассортировать мысли, помогало думать ясно и рационально, поэтому он едва не бежал по коридору. Он никак не мог забыть об этом пациенте. Он представил, как этот человек передает пачку дисков репортеру. Такому, как Том Престон из «Нью-Йорк таймс». Если этот мудак, обладатель Пулитцеровской премии, получит такие данные…
«Прекрати! Так ты ни к чему не придешь!»
Конечно же, это было не так. Он попытался сосредоточиться, но мысль о разоблачении программы не покидала его, не переставала мучить до такой степени, что Алану начало казаться, что невидимые руки сжимают ему горло.
Он поймал себя на том, что топчется по бумагам, рассыпанным по полу в кабинете с высоким потолком. Кроме него здесь были три агента. Один изучал светло-желтые папки, расставленные в шкафу, другой рылся в выдвижных ящиках массивного стола цвета красного дерева. Третий агент, который перед этим рассматривал книги, теперь изучал содержимое настенного сейфа. Они одновременно взглянули на Алана, но, увидев выражение его лица, с прежним рвением вернулись к работе.
К библиотеке примыкал каменный балкон. Стеклянная дверь, ведущая на него, была открыта. Он вышел наружу и захлопнул за собой дверь. Воздух все еще был прохладным. Тонкие лучи солнца загорались на верхушках окрестных домов. Алан постепенно терял контроль над ситуацией и ничего не мог с этим поделать. Ему приходилось ждать и искать улики, в то время кто-то обладает силой уничтожить его. А он, черт подери, никак не может этому помешать! Ярость клокотала у него внутри, сердце бешено стучало.
«Надо взять себя в руки, Алан, иначе заработаешь инфаркт номер три. Если ты вырубишься, то будешь вести расследование с больничной койки. Ты хочешь, чтобы такое случилось?»
Нет. Конечно, нет! Ему следовало подумать. Он не мог ясно мыслить, когда злился.
«Реши эту проблему».
Правильно. Реши проблему. Он собаку съел на умении выпутываться из подобных ситуаций. Вся его жизнь, да что там жизнь, вся его карьера была основана на умелом маневрировании.
Прохаживаясь на балконе, Алан постарался восстановить дыхание и сконцентрировал внимание на шуме прибоя. Через несколько мгновений сердце успокоилось, он пришел в себя и принялся обдумывать происходящее.
Программа изменения поведения была его идеей. Мысль о ее создании пришла ему в голову раньше, до того как в департаменте создали группу по изучению поведения. Четыре агента, которые входили в нее, разъезжали по стране, беседуя с серийными убийцами, которых упекли за решетку.
Он обнаружил, что все преступники были из проблемных семей. Отца почти во всех случаях не было, только случайные «доноры спермы». А если отец и задерживался на более-менее продолжительное время, его любовь к сыну обычно выражалась в побоях, психологическом подавлении и очень часто – в сексуальном надругательстве. Мать в этой ситуации, как правило, ничего не предпринимала. Как и отца, ее большую часть времени не было дома. Обычно это оказывалась алкоголичка или проститутка, а если она и работала, то чаще прислугой или официанткой.
На начальных стадиях облегчение наступало в результате насилия над мелкими животными и возбуждения во время драки. Но оно было непродолжительным. Годы психологической боли порождали сложную фантазию, которая обещала облегчение, созданное кровью и криками жертвы. После обезображенное тело будет отброшено с чувством потери и вины, как пустая упаковка от продукта питания. На какое-то время убийца вернется в общество, будет поступать нормально, чувствовать себя обновленным и уверенным в завтрашнем дне. Но потом болезненная фантазия снова ввергнет его в депрессию и отчаяние, вернет к потокам невинной крови, омывающим кожу.
Как только начинаются убийства, пути назад уже нет. Специалисты ФБР, которые будут работать над этими делами, – всего лишь чистильщики. И их подход – реакция на действие, а не упреждающий маневр.
В рамках программы изменения поведения проблемные дети забирались из узкого мира существования в трейлере и передавались приемным родителям, которые будут любить их. Перед ними открывалась дорога к образованию вплоть до высшего, частное лечение у психолога, уход и доступ к новейшим методам лечения. Позже появлялась работа, отдельное жилье и возможность стать полезным членом общества – полный пакет, который был возможен благодаря объединенным усилиям ФБР и федерального правительства.
Возникали ли проблемы? Конечно, некоторых детей было сложнее перевоспитывать. Их пребывание в тюрьмах для малолетних преступников и психиатрических больницах, уровень сексуального и физического надругательства, которому они подвергались в период формирования, оставляли психологические шрамы, которые невозможно было нивелировать интенсивной терапией. Они были настолько глубоко спрятаны в психике, что ничего поделать с ними было уже невозможно. А еще были очень редкие случаи биологических отклонений, которые по неизвестным причинам еще в утробе матери настраивали человека на насилие. Никакая эмоциональная стабильность, никакое лечение или медикаменты не могли успешно удалить темные наклонности. Проще говоря, такие люди были злыми.
Да, проблемы были. Их ожидали. Но были и удачи. Выживали не только сами пациенты, но и сохранялись жизни их потенциальных жертв.
Но публику не интересуют истории об успехах. Покажите ей статистику и личные дела, покажите им свидетельства мужчин, которые превратились в образованных, спокойных взрослых людей, и что же она будет делать? Она будет зевать. Публика хочет слышать о провалах – и чем оглушительнее, тем лучше. Бросьте ей кусочек с надписью «пациент из сверхсекретной правительственной программы» – и скоро эта новость во всех СМИ, а вся страна судачит о теории заговора. Почему? Потому что публика тупа. Потому что она слушает и смотрит бульварные шоу, Оливера Стоуна и телесериалы, а на правду внимания не обращает. Очень печальное положение вещей, но такие вот дела.
«И не забывай об Интернете. Если Манн прав и этот пациент захочет опубликовать скачанные документы, через несколько секунд весь мир будет знать о них».
Алан услышал за спиной шаги.
– Что там, Генри? – спросил он, не поворачиваясь.
Манн подошел, оперся об ограждение и, зажав в зубах деревянную палочку для кофе, посмотрел на воду. Утреннее солнце било ему в глаза.
– Гарднер купил билет на самолет в Россию на десятое июня, расплатился карточкой «Америкэн Экспресс». Если верить записям авиакомпании, он был на борту.
Ярость, которая совсем недавно буквально сжигала Алана, испарилась.
– Значит, мы должны поверить, что Гарднер вошел в базу данных, скачал файлы пациентов, сверхсекретные правительственные документы, а потом покинул страну, чтобы продать эти данные Советам?
– Он хочет, чтобы именно в это мы поверили. Версия с Советами неудачна. Они уже не супердержава. Может, китайцы, но не Советы.
– Боже…
– Возможно, этот вариант выглядел бы убедительным, если бы не некоторые странности. Он снял только сбережения. А если прикинуть его индивидуальный пенсионный счет и ценные бумаги, то он стоит под девять лимонов. И это без учета дома и тех дерьмовых картин, которые он развешал по стенам.
«То есть, если он действительно продался, имело смысл превратить в наличность все активы. Если человек собирается сбежать, понадобится каждый чертов цент. Бессмысленно оставлять столько денег».
– Кроме того, у него не было причин продаваться, – продолжал Манн. – Даже если Гарднер попал в точку, ни одна страна в мире не заплатит ему большие деньги одним куском.
– И он бы не воспользовался карточкой «Америкэн Экспресс», чтобы заказать билет на самолет.
– И не купил бы его на свое имя. Более того, он оставил здесь паспорт. Мы нашли его в сейфе. – Манн потер пальцем щеку. – Кто-то хочет, чтобы мы искали в другом месте.
Алан вздохнул.
– Похоже, да.
– Еще одно. Мои парни только что закончили осматривать кабинет, где Гарднер занимался частной практикой. Ноутбук они не нашли, здесь его тоже нет. Осталось единственное место, где можно поискать.
Манн имел в виду исследовательское здание ФБР в Ла-Холе.
– Мои ребята могут добраться туда за пятнадцать минут, – сообщил Манн. – Хотите, чтобы я послал их?
– Это место закрыто лучше блошиной задницы. Понадобятся карточки с ключами и коды доступа. И еще там система распознавания личности по тепловому образу. Это просто чертов форт Нокс! Придется подумать, как попасть туда, не тревожа наше начальство.
Манн повернулся к нему.
– Ты говорил Пэрису, что происходит? – Пэрис был директором ФБР.
Алан уставился на него.
– Ты что, с ума сошел?
Манн кивнул, его лицо оставалось бесстрастным.
– Считаешь, что это мудро? У него больше возможностей, чем у нас.
– Пэрис ищет повод, чтобы выпереть меня. Кроме того, если мы ему расскажем, он запортачит все дело. Он без инструкции даже подрочить не может.
Манн хохотнул.
– Мы найдем его, Алан. Мы всегда находим.
Алан не ответил. По лбу скатилась струйка пота и упала на ладонь. Что-то подсказывало ему, что на этот раз все будет иначе.
