Текст книги "Джек Абсолют"

Автор книги: Крис Хамфрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Глава 3Дуэль

«Мой юный друг требует удовлетворения за нанесенную обиду. Разве вы, королевский офицер, можете отказать ему?»

Через площадку для поединка Джек взглянул на графа фон Шлабена, слова которого, так тихо, но так значимо прозвучавшие прошлым вечером, до сих пор эхом отдавались в его голове. Немец безусловно стремился любыми средствами вынудить Джека драться и, вероятно, погибнуть. Но почему? Потому что он, Джек Абсолют, – офицер короля? Он давно уже не носит мундира. И все же... Разве генерал Бургойн не сообщил всем и каждому, что Джек Абсолют согласился вернуться в строй?

Джек сокрушенно покачал головой. Остаточное воздействие выпитого накануне коньяка еще сказывалось, затуманивая мысли, тогда как руки и ноги уже начинали неметь от холода. В конце концов Джек пришел к заключению, что строить на сей счет догадки бессмысленно и бесполезно. Если его в ближайшее время угробят, причина, по которой это сделают, уже не будет иметь для него никакого значения. Стало быть, ему следует не тянуть время и не терзаться раздумьями, а поскорее приступить к делу. Время на соображения и домыслы найдется потом.

Джек решительно предпочел бы сосредоточиться на собственных мыслях, предоставив формальную сторону дела другим. Однако, судя по нарастающему гулу голосов, секунданты никак не могли прийти к общему мнению. В конце концов Джек снова высморкался и подал голос:

– Джентльмены, если мы немедленно не приступим, я умру от холода. В чем причина задержки?

Все заговорили одновременно, однако голос привычного к сцене Шеридана перекрыл остальные:

– Джек, они настаивают на смертельном поединке. Чтобы гарантировать такой результат, они желают драться на этих штуковинах.

Драматург указал на слугу, стоявшего позади споривших джентльменов и державшего две тяжелые кривые кавалерийские сабли. В умелых руках это оружие действительно было смертоносным. А руки противника Джека выглядели более чем умелыми.

– Вы же сами кавалерист, сэр! Вам не кажется, что нам подобает отдать дань уважения своему роду войск?

Миловидное лицо Тарлтона исказилось от недобрых чувств, совладать с которыми у него не было сил.

«Похоже, паренек не умеет держать себя в руках, – подумал Джек. – Возьму на заметку: в ходе дуэли это может пригодиться».

– Подобает? – пожал плечами Абсолют. – У меня нет желания ни убивать, ни быть убитым только из «уважения» к чему бы то ни было.

Прежде чем кто-то успел отреагировать на его реплику, он добавил:

– Кроме того, джентльмены, в силу того, что вызов был брошен не мною, именно мне принадлежит право выбора условий. Точнее, выступающим от моего имени секундантам.

Шеридан шагнул вперед.

– Мой друг прав. А мы, его секунданты, настаиваем на легких шпагах, раз уж для пистолетов темновато. Кроме того, по нашему разумению, для получения сатисфакции вполне достаточно поединка до первой крови.

Собравшиеся поглазеть разочарованно загудели. Они хотели увидеть бой не на жизнь, а на смерть.

– Ладно. – Тарлтон шагнул вперед, вперив взгляд в глаза Джека. Голос его дрожал, но страха в нем не прозвучало. – Первая кровь может оказаться и последней.

Эти слова повисли в воздухе, но тут заговорил первый секундант Тарлтона, младший лейтенант Колдстримского полка. Его голос был неприятно тонок и гнусав.

– Ваши секунданты? Ирландец и... как там бишь его, этого малого? Впрочем, кому не известно, как низко пали нынче Абсолюты! Ваш отец, кажется, совсем свихнулся, не так ли? Однако даже при этом, неужели вы не могли найти секундантов получше, чем ирландский щелкопер да дикарь, не умеющий говорить по-английски?

Все это было произнесено тоном, исполненным глубочайшего презрения, и Джек почувствовал, как напрягся рядом с ним Ате. Могавк не испытывал почтения к дуэльному кодексу и мог запросто, без лишних раздумий проломить болтуну череп.

– Если вы имеете в виду присутствующего здесь Ате, то он знает наш язык, – торопливо промолвил Абсолют.

Офицер повернулся к зевакам и нарочито громко заявил:

– У моей невесты, леди Августы, есть попугай, который тоже умеет говорить. Любое животное можно научить разным трюкам.

Зеваки разразились грубым хохотом.

– Может, мне разбрызгать его мозги по земле, Дагановеда?

Отступив на шаг, чтобы получить пространство для размаха, Ате положил руку на висевший у пояса томагавк. Он говорил по-ирокезски, и Джек ответил ему на том же языке:

– Сомневаюсь, Ате, чтобы там нашлось что разбрызгивать. Может быть, вместо этого тебе стоит процитировать ему что-нибудь из твоего инфернального «Гамлета»?

Взгляд могавка перебежал на Джека:

– А разве не мог бы это сделать попугай леди Августы?

Джек вздохнул, на миг обратив взор к небесам. Ему действительно не стоило брать с собой друга за океан. Так называемая цивилизация напитала его язвительной иронией. И в этот момент Джек узнал младшего лейтенанта. Его звали Сэвингтон, и Абсолюту довелось учиться в Вестминстерской школе с его старшим братом, таким же тупицей.

– Присутствующий здесь Ате может назвать всех своих предков до восьмого колена, и все они были великими вождями. А ваш дед, Сэвингтон, кажется, купил себе титул, разжившись на торговле углем.

Это было правдой, и все это знали. Смех заставил и без того уже покрасневшего виконта побагроветь. Нашаривая рукой рукоять шпаги, он шагнул вперед.

– Вы негодяй, Абсолют! Если мой друг не убьет вас, я сделаю это сам!

– Ну уж нет, – вмешался Тарлтон. – Я покончу с ним первый.

Все загомонили, перебивая друг друга. Распорядитель, полковник гвардейской пехоты, пытался, возвысив голос, восстановить порядок, но не слишком в том преуспел.

– Довольно.

Слово прозвучало негромко, но так властно, что тишина воцарилась почти мгновенно.

– Неужели дела чести улаживаются в этом королевстве столь недостойным образом? Мы здесь зачем – чтобы болтать или чтобы драться?

И вновь внимание Джека привлек второй секундант Тарлтона, блондин с бледным узким лицом и мягкими серыми глазами. Само его участие в этом деле вызывало недоумение. Все прочее напоминало Джеку о его собственной юности: все молодые английские джентльмены чрезвычайно щепетильны в вопросах чести. Но этот юноша, немец, воспринимался как чужеродный элемент, явно выбивающийся из канвы событий.

Однако прежде, чем Джек успел толком поразмыслить над этой странностью, вновь зазвучал резкий голос Сэвингтона:

– И впрямь довольно! Давайте начнем.

Друзья оттеснили Джека в сторону.

– Если что, – сказал Джек Шеридану, – мой адвокат Филпот из Внутреннего Темпла в курсе всех сделанных мною распоряжений. В сундуках Абсолютов осталось чертовски мало, мы заложили все, до последней пуговицы, отсюда и важность моей поездки в Индии. Правда, на то, чтобы сэр Джеймс в своей палате в Бедламе некоторое время не испытывал нехватки вина, денег хватит, но и только. Меня придется хоронить в могиле для бедных, а тебе, Ате, прости, и вовсе ничего не достанется.

– В таком случае могу порекомендовать тебе победу в данном поединке. От этого все только выиграют: ты сможешь поправить свои дела, а я – вернуться домой не с пустыми руками, как и подобает потомку вождей.

– Неужто в такой момент тебя волнует только это? – патетически воскликнул Джек. – Ты думаешь только о том, как не ударить в грязь лицом перед соплеменниками? И это – в то время, когда я, может быть, вот-вот погибну! Неужто тебе нечего изречь по сему поводу?

– Я скажу лишь пару фраз, Дагановеда. Во-первых, этот знаток попугаев переживет тебя только на несколько мгновений. Что же касается твоей возможной смерти, то лучше меня скажет Шекспир.

Выпрямившись, индеец торжественно простер руки, как будто собирался выступать перед советом своего племени, и на звучном ирокезском наречии продекламировал:

– "Если судьба этому сейчас, значит, не потом. Если не потом, значит – сейчас. Если же этому сейчас не бывать, то все равно оно неминуемо. Быть наготове, в этом все дело".

– Черт возьми! – пробормотал Джек. – Снова «Гамлет»! И угораздило же меня познакомить тебя с этой чертовой пьесой.

– Он – Мудрый. Мудрее тебя, Дагановеда. Ибо когда ему предстояло умереть, он знал почему. Он принял это как воин. Ты же до сих пор полагаешь, будто тебе предстоит погибнуть из-за женщины. Что, на мой взгляд, есть заблуждение.

Последнее замечание заслуживало того, чтобы обдумать его, но увы, времени на это уже не оставалось. Тарлтон занял место на одном конце вытоптанного в снегу прямоугольника и, стоя там в одной лишь полотняной сорочке, со свистом рассекал воздух клинком, примеряясь к весу шпаги.

– Давай камзол, Джек, – сказал Шеридан, протягивая руку.

– Вот уж нет, – хмыкнул Абсолют. – С тем, что меня угробят, я еще могу смириться, но подхватить вдобавок простуду – это, черт побери, уже слишком.

Он подошел к своей отметке. Противники отсалютовали клинками распорядителю дуэли, секундантам противника и друг другу. Потом их клинки поднялись и скрестились с едва слышным, мелодичным звоном. Звук, походивший на звон отдаленного колокольчика, оказал на сознание Джека магическое воздействие, мигом очистив его от остатков навеянного коньячными парами тумана.

План Джека был прост. Исходя из предыдущего опыта общения с Тарлтоном, он предположил, что его противник будет небрежен в защите, но неистов в атаке и обрушится как буря, в надежде смять и сокрушить сопротивление стремительным натиском. В конце концов, чего же, кроме огня и ярости, следует ждать от юнца? Рассудительность и невозмутимость – привилегия возраста и опыта.

Однако первый же обмен выпадами показал, что предположения Джека не соответствуют действительности. Юный офицер не терял головы, не бросался опрометью в атаку и не поддавался на уловки, когда Джек притворно открывался, задерживая клинок в третьей позиции. Тарлтон парировал, осторожно атаковал и парировал снова, экономно и трезво расходуя силы.

«Черт его подери, – подумал Джек, переводя дыхание. – Этот мерзавец ведет себя как на уроке фехтования».

Избранная Тарлтоном манера ведения боя полностью соответствовала стилю, который преподавал маэстро Анджело с Хеймаркет. Джек и сам в свое время принадлежал к числу лучших учеников итальянского мастера. Но с тех пор, как он в последний раз поднимался по крутым ступеням этого заведения, минуло уже пятнадцать лет. А шпага требует тонкости ума, силы, гибкости запястья и, главное, непрерывной практики.

Что Джеку сейчас требовалось в последнюю очередь, так это поединок, выстроенный по всем правилам фехтовального искусства.

Бойцы разошлись; кончики их клинков разделял дюйм. Противники закончили присматриваться и примеряться: каждый уже составил о другом определенное представление. Джек, набрав дыхания, попытался сосредоточиться на своем плане. Ему требовалось одно: пустить чуточку крови, чтобы условия поединка считались выполненными и он получил бы законное право убраться восвояси. Раз уж раззадорить Тарлтона так, чтобы он атаковал без оглядки, не удается, придется действовать иначе. В конце концов, ему только и нужно, что нанести сопернику царапину.

Однако пока Джек размышлял о своей тактике, Тарлтон сам повел бой энергичнее и изощреннее. После дюжины стремительных пассов он искушающе приоткрыл бок, и Джек, поддавшись на эту уловку, сделал слишком грубый и, разумеется, не достигший цели выпад. Чтобы восстановить утраченное равновесие, ему потребовалась лишняя секунда, которой Тарлтону как раз хватило для того, чтобы обвести его клинок справа. Джек еще не успел вернуть шпагу в оборонительную позицию, и его бедро оказалось открытым – не притворно, а по-настоящему. Зрители, знавшие толк в фехтовании, затаили дыхание, ожидая стремительного выпада и укола, который сулил как минимум тяжелую рану, а если будет задета артерия, мог оказаться и смертельным.

Однако опасный момент миновал. Тарлтон укола не нанес, а Джек, восстановив равновесие, рубанул сплеча. Поскольку шпага – оружие не рубящее, все восприняли это как акт отчаяния, а вот тот факт, что Тарлтон не использовал возможность закончить поединок, большинством был понят однозначно: молодой офицер не желал ограничиться кровопусканием.

Джек, переведя дух, стал действовать осмотрительнее. Выдыхаемый им пар клубился в морозном воздухе. Он разгорячился и теперь жалел, что не снял камзол, однако сделать это сейчас означало признать, что противник одерживает верх. Достаточно было и того размашистого удара, вызванного отчаянием.

– Что, Абсолют, жарко? – осведомился Тарлтон голосом столь ровным, словно ему вовсе не приходилось махать шпагой. – Вы раскраснелись, сэр. Точь-в-точь как в тот миг, когда я застал вас верхом на шлюхе.

Догадавшись, что его хотят вывести из себя, Джек вздохнул поглубже и улыбнулся.

– Сэр, вы позволяете себе неуважительно отзываться о леди лишь потому, что она предпочла мужчину мальчишке. Хотя, если быть точным, то, что она отвергла вас, в большей степени связано с длиной, э, вашего клинка. Помнится, она называла этот предмет не иначе как зубочисткой.

– Ради бога, Абсолют! – донеслось до его слуха бормотание Шеридана.

Действительно, шуточка явно предназначалась не для Вестминстера, но зато возымела такой поразительный эффект, что Джек поневоле подумал: должно быть, нет дыма без огня.

– Мой клинок? Ты сейчас узнаешь, длинный ли у меня клинок, пес!

Джек не мог не подивиться тому, как изменился в лице его противник. С бешеным ревом юнец нанес удар, целя Абсолюту в правый бок. Тот отступил на шаг и, отбив вражеское острие вниз, в свою очередь нацелился неприятелю в грудь. Тарлтон отвел шпагу, чтобы с силой отбить укол, но его парирующий удар пришелся в пустоту: выпад Джека оказался ложным.

Молодой человек не успел вернуть клинок в защитную позицию, а Абсолют после финта направил колющий удар ему в левое плечо. Чтобы избежать ранения, Тарлтону пришлось перенести вес на выставленную вперед ногу и переступить отставленной назад, совершив пол-оборота.

Джек наседал, стремительно орудуя шпагой. Пожалуй, возможность нанести укол у него имелась, но он решил посмаковать свою маленькую победу – с тем, чтобы и Тарлтон прочувствовал ее получше. Как только молодой офицер выровнял оборонительную позицию, Абсолют ослабил натиск и отступил.

Зеваки разразились бранью, каковую надлежало воспринимать как знак одобрения или негодования – все зависело от того, кто кого поддерживал.

Впрочем, Тарлтон быстро извлек урок из случившегося, и Джек, не успев поздравить себя с успехом своей провокации, уже вынужден был защищаться от ее последствий. Его противник вновь перешел в наступление, но уже не теряя головы.

Кварта, секунда, терция... Джек успевал лишь парировать удары, впрочем, не сдавая позиций. Тарлтону приходилось «колоть в стену», как называли в фехтовальной школе упражнение, позволявшее удостовериться, что парирующий удар не является обманным трюком противника, но считавшееся недостойным настоящего фехтовальщика. Это делалось неспроста: Джек рассчитывал на то, что, раз уж река гнева Тарлтона разлилась, она не скоро вернется в свои берега.

Еще один выпад, еще один шаг вправо, и шпага противника отбита с наклоном клинка вниз. Джек чуть присел на отодвинутую назад ногу за миг до того, как Тарлтон, которым снова начинала овладевать ярость, полоснул клинком снизу вверх, целя врагу в лицо. Джек, однако, уловил почти незаметное подготовительное движение и ушел от вражеского клинка опережающим нырком, переместив вес на другую ногу.

Инерция собственного удара вывела молодого человека из равновесия, а почти припавший к земле Джек, воспользовавшись этим, сделал длинный прямой выпад. Тарлтон отшатнулся вправо, едва успев отвести кончиком своей шпаги острие, чуть не пронзившее его насквозь.

Противники сблизились вплотную, их руки почти соприкоснулись, и молодой офицер попытался ударить Джека в лицо эфесом. Тот отклонился и отбил этот удар левой рукой.

Противники снова разделились, а вот два облачка выдыхаемого ими пара, наоборот, встретились в воздухе и слились в одно.

– Ты не можешь прикончить его сейчас, Дагановеда, – произнес могавк по-английски, но с сильным ирокезским акцентом. – Твое имя говорит, кто ты такой, а его прозвище ни о чем не рассказывает.

– Кстати, Ате, – обратился к индейцу Шеридан. – Я давно хотел спросить, что означает его ирокезское имя?

– "Неутомимый", – ответил индеец и, подмигнув ирландцу, добавил: – Это имя он получил от своей первой жены.

Джек, вопреки прозвищу, тяжело дышал. Он уже не был таким неутомимым, как некогда, а вот его противник располагал куда большим запасом сил. Время работало на Тарлтона, и потому Джек вновь перешел в атаку. Он приметил место, где они протоптали снег до самой травы, и решил, что теперь нужно лишь спровоцировать Тарлтона на дальний выпад.

Однако вышло не так, как было задумано. Вместо парирования Тарлтон произвел уклон с отскоком, за чем последовал укол слева. Джеку для уверенного парирования следовало лишь сместиться вправо. Он так и сделал... угодив ногой прямо на скользкий островок оголенной земли. Он упал на колено, и лишь его правая, сжимавшая шпагу рука остановила падение. Резко выдохнув, Тарлтон отвел клинок назад, чтобы нанести сверху вниз сокрушительный, смертоносный удар.

Какая-то часть сознания Джека сосредоточилась на неотвратимом приближении метившего в глаз стального острия, но другая дала команду руке, все еще удерживавшей упиравшуюся в снег шпагу: скользнуть!

Тарлтон был настолько уверен в полноте своего триумфа, что не особо следил за соперником – тот казался уже поверженным. В результате оба, и Джек, и Тарлтон, оказались в равной степени удивлены тем, что шпага молодого офицера пронзила не плоть Абсолюта, а лишь ткань, оторвав добрый клок от воротника того самого камзола, насчет которого Джек лишь недавно пожалел, что не снял его. Сила этого удара пришпилила вырванный лоскут к мерзлой земле. Шпага вонзилась в почву, прогнулась, задрожала... и кончик ее со звоном обломился.

– Остановитесь, сэр! Остановитесь! – воскликнул полковник, исполнявший обязанности распорядителя.

Но удержать Тарлтона было невозможно. Он снова отвел шпагу назад и с силой ударил врага сломанным клинком. Только вот врага на прежнем месте не оказалось: Джек перекатился на спину и, отбив тыльной стороной левой руки целившую в него сломанную шпагу, выбросил правую вперед и вверх. Выпад получился не длинный, но в этом не было надобности: Тарлтон, атакуя, сам подался ему навстречу. Острие шпаги Джека пронзило насквозь его ухо и оторвало от него половину, оказавшуюся нанизанной на клинок, как мясо для шашлыка. Джека уже во второй раз за сутки обрызгало кровью.

– Первая кровь... сэр, – выдохнул Абсолют.

Тарлтон взревел, зрители разразились криками. Но к этим звукам добавился еще один, до сего момента не услышанный. Протрубил рог. На его зов откликнулся второй, потом третий... Звучали они не так уж далеко от места дуэли. Соперников растащили в стороны. Вперед выступил распорядитель.

– Господа дуэлянты, сюда направляется полиция. Первая кровь пролита, сатисфакция получена, не так ли? Пожмите друг другу руки и расходитесь. Никто из нас не хочет угодить за решетку, верно, джентльмены?

– Двинем-ка прямиком в «Друри-Лейн», – предложил раскрасневшийся Шеридан. – Тебя, Джек, я обряжу Арлекином из пантомимы и спрячу среди актеров. Но богом клянусь, если ты сам не напишешь об этом пьесу, то я непременно выведу тебя в своей.

Рога звучали все ближе. К ним добавился лай собак: похоже, шла настоящая охота. На дальней стороне утоптанной снежной площадки виконт Сэвингтон, убрав шпагу Джека, пытался остановить кровотечение из разрубленного уха Тарлтона. Фон Шлафен тем временем нашептывал ему что-то в другое, уцелевшее ухо.

– Нет! – вскричал Банастр Тарлтон.

Неожиданно он прыгнул туда, где его лакей все еще держал оружие, отвергнутое секундантами Джека, выхватил из ножен одну из кавалерийских сабель и устремился через площадку по направлению к Джеку. Джек, застегивавший плащ, успел лишь обернуться на этот вопль: предпринимать что-либо еще было поздно. Тяжелый клинок взлетел над его головой, и в это мгновение оба, и он и Тарлтон, поняли, что второго промаха не будет и никакой воротник не спасет Джека Абсолюта.

Спасло его нечто иное – некий предмет, прилетевший с дальнего края прогалины и ударивший обезумевшего Тарлтона в висок как раз в тот момент, когда тот готовился обрушить на врага неотразимый удар. Молодой офицер уронил саблю в снег, а рядом, по другую сторону от него, упало другое оружие, словно свалившееся с неба.

– Никак рука Провидения, – пробормотал Шеридан, подняв глаза к небу, словно надеясь разглядеть там карающую десницу Всевышнего.

– Не совсем. Это рука Ате, – сказал Джек и, нагнувшись, поднял томагавк. – Хороший бросок, брат.

Могавк заткнул оружие обратно за пояс и пожал плечами.

– Я не очень разбираюсь в правилах этих ваших поединков. Но как твой секундант разве я не должен был помешать убийству безоружного человека?

Сэвингтон устремился к упавшему офицеру.

– Ваш дикарь убил его! – вскричал он.

– Если мой дикарь собирался его убить, значит, он мертв, – улыбнулся Джек. – Но ведь это не так, Ате? Ты угодил ему в висок обушком, а не раскроил череп, не так ли?

Ате напустил на себя сконфуженный вид.

– Вообще-то, брат, может быть, это был не такой уж и хороший бросок.

Звуки рога прозвучали снова, теперь гораздо ближе. А крики, казалось, доносились со всех сторон.

– Идемте, джентльмены, – поторопил Шеридан, – нам пора уносить ноги.

Толпа быстро рассеялась, ибо каждого арестованного на месте дуэли могли подвергнуть судебному преследованию. Самая большая группа, вероятно рассчитывавшая на свою численность, направилась кратчайшим путем к дороге – как раз туда, откуда приближались констебли. Другие по одному, по двое разбежались во всех направлениях.

– Сюда, – позвал Шеридан.

Они рванули сквозь тянувшуюся над берегом небольшой речушки полосу деревьев. Снегу здесь намело чуть ли не по пояс, что затрудняло продвижение.

Слева от них раздался взволнованный крик, и тут же вострубил рог. Обернувшись на звук, Джек увидел троих мужчин в серых шинелях. Все они были вооружены. А один вдобавок спустил с привязи двух собак.

– Направо, ребята! – крикнул Джек и, широко расставляя ноги, пошел по снегу, выбирая места, где снежный покров плотнее всего.

Идти было нелегко, но, оглянувшись, Джек понял, что принял правильное решение. Для собак снежная толща оказалась непреодолимой, они барахтались в сугробах, выпрыгивали на поверхность и проваливались снова. Их хозяевам тоже приходилось несладко.

Выбравшись на тропу гуртовщиков, где снег был плотно утоптан копытами, беглецы получили некоторое преимущество, хотя сначала бежали ковыляя, ибо уже привыкли преодолевать сопротивление снега. Разрыв между беглецами и преследователями увеличился, однако было ясно, что собаки быстро наверстают упущенное, как только выскочат на тропу.

Впереди, сквозь сумрак и падающий снег, они увидели свет. На краю пустыря стояла хижина пастуха.

– По-моему, это Виндзорская дорога. А стало быть, наше ландо, черт бы его побрал, осталось по ту сторону, – задыхаясь, еле выговорил Шеридан, непривычный к этаким приключениям.

– Плевать на ландо! Возле него наверняка уже выставлен полицейский караул, – отозвался Джек, огибая хижину.

Оказавшись под ее защитой, беглецы задержались и присели, чтобы обсудить создавшееся положение. Овцы в загоне рассматривали их с полнейшим безразличием.

– Если Виндзор в той стороне, значит, там и река. В прибрежных камышах можно будет оторваться от собак. Вперед!

Джек встал, Ате последовал его примеру. Шеридан с трудом попытался подняться, но повалился назад с багровой физиономией.

– Нет, парни, этот заяц свое отбегал. Пожалуй, лучше потолкую-ка я с хозяином этого дивного приюта. В наше время, знаете ли, рекомендуется быть ближе к народу. Когда сюда нагрянут полицейские, я на некоторое время смогу отвлечь их болтовней.

Джек стал было возражать, но Шеридан отмахнулся:

– Смазывай пятки, приятель, и Бог тебе в помощь. Если меня и сцапают, то долго за решеткой не продержат. Мы репетируем мою новую комедию, «Школа злословия», и на той неделе даем представление для его величества. Вряд ли король захочет остаться без развлечения из-за таких пустяков. Давай, дружище, беги!

Два быстрых обмена рукопожатиями, и Джек с Ате, повернувшись, побежали.

– Джек, дорогуша, – крикнул Шеридан ему вдогонку, – будь добр, если не трудно, сообщай мне в письмах обо всех твоих подвигах! Ты всегда обеспечиваешь меня умопомрачительными сюжетами!

Джек фыркнул. Как следовало развиваться данному сюжету, он догадывался. Им необходимо купить – или украсть – в Виндзоре лошадей и скакать дальше на юг. Портсмутская дорога проходит недалеко. Все случившееся в еще большей степени, чем раньше, вынуждает его поспешить к побережью. Если повезет с приливом, он сможет оказаться на борту корабля и отправится в Невис, опередив любую погоню.

Они пробежали по дороге несколько сотен шагов, когда снова услышали собак. Оглянувшись, они увидели фонари и фигуры, приближавшиеся к пастушьей хижине. Возле нее некоторые замешкались, но большая часть преследователей продолжила погоню.

Беглецы прибавили скорости, озираясь на бегу в поисках бреши в густой полосе, какой-нибудь тропки, которая позволила бы им спуститься к реке. Позади вновь протрубил рог, раздался собачий лай. И тут к этим звукам добавился топот копыт и щелканье кнута. Обернувшись, Джек различил очертания большущего, запряженного шестерней экипажа, на большой скорости опередившего погоню. Экипаж находился уже так близко, что была слышна ругань седока, подгонявшего возницу.

Поравнявшись с беглецами, карета замедлила ход. На окошке поднялась занавеска.

– Джек, как насчет того, чтобы прокатиться?

В окне, с трубкой в одной руке и серебряной фляжкой в другой, показался Джон Бургойн.

Раздумывать Абсолют не стал.

– Премного благодарен, генерал, – сказал он, закидывая ногу на подножку.

Дверца кареты открылась, и Джек впрыгнул внутрь, в то время как Ате, поотставший на шаг, вскочил на запятки, а оттуда перебрался на крышу. Как только он устроился, кучер щелкнул кнутом, и шестерка лошадей рванулась вперед.

– Странно... что вы оказались... рядом, – тяжело дыша, промолвил Джек.

– Да, очень странно. Но как удачно, не правда ли? – улыбнулся Бургойн. – Коньяку?

– Минуточку... отдышусь, сэр... с вашего позволения.

Он выглянул из окошка и посмотрел назад. Погоня растворилась во тьме. Крики преследователей и собачий лай остались позади, в ночи.

Джек откинулся назад и, поняв, что рядом находится кто-то еще, обернулся.

– А, мисс Риардон. Прошу прощения за вторжение.

Она улыбнулась.

– Мистер Абсолют, очень рада увидеть вас снова.

Потом улыбка ее исчезла.

– Но вы ранены, сэр! Могу я оказать вам помощь? Я немного разбираюсь в таких делах.

– Ранен? – Джек посмотрел вниз. – Хм, кровь. Но это не моя.

Неожиданно для себя он от души рассмеялся, да так, что не сразу смог остановиться. Бургойн дал ему отхохотаться, а потом с широкой улыбкой осведомился:

– Значит, Джек, вы все-таки прикончили своего противника?

– Нет, сэр. Я надеялся избежать этого. Так, малость пустил ему кровь.

Бургойн покачал головой.

– Не исключено, что вы об этом еще пожалеете. Тарлтон, знаете ли, стяжал дурную славу: ему всего восемнадцать, а он уже спровадил на тот свет трех человек. Этот малый – не из тех, кто может утихомириться, потерпев поражение. К тому же он водится с весьма странной компанией.

Джек взял фляжку и выпил. Коньяк оказался на вкус еще лучше, чем в предыдущий вечер.

– Вы имеете в виду его секунданта, этого немецкого графа? Мне он тоже показался странным.

– И неудивительно.

– Генерал считает, что он помогает мятежникам из моей бедной страны, – пояснила Луиза.

– Каким образом? – удивился Абсолют.

– Джек, вам доводилось слышать об ордене иллюминатов? – вступил генерал.

– Нет.

Бургойн забрал у него фляжку, отхлебнул и продолжил:

– Ну конечно, вас же здесь не было. А хоть бы и были... вы ведь не вовлечены в тайное общество?

Генерал имел в виду «вольных каменщиков». Хотя братство и могло оказать ему содействие в деловых начинаниях, Джек сторонился «вольных каменщиков», полагая, что у него и без того достаточно обязательств. Но о том, что генерал занимает высокое положение в ордене, он знал.

– Нет, сэр. А что, эти иллюминаты представляют собой ложу?

– Своего рода. Новую, образованную в Мюнхене всего лишь в прошлом году человеком по имени Адам Вайсхаупт. Он профессор канонического права, и его последователи, похоже, из одного с ним теста. Законники! – Последнее слово Бургойн произнес с истинно солдатским презрением и сделал глубокую затяжку. – Однако эти люди образовали тайное общество внутри тайного общества. Никто точно не знает, чего они добиваются, однако известно об их попытках внедрить своих людей во все ложи королевства... Этот фон Шлабен обращался и ко мне, – Бургойн выпустил струйку дыма в окно кареты, – и теперь я жалею, что не сделал вид, будто заинтересовался его предложением, и не повел с ним свою игру, чтобы побольше узнать об этой компании. Правда, человек, имевший с ними дела, сообщал, что мотивы последователей Вайсхаупта затуманены иезуитской казуистикой. Очевидно, сам он получил образование у иезуитов, но впоследствии счел их учение слишком умеренным и слишком привязанным к ортодоксальному католицизму. Моему другу удалось разузнать не так уж много, но у него сложилось впечатление, что эти иллюминаты стремятся к ниспровержению существующих устоев, к разрушению порядка, к...

– Революции?

– Именно. К построению «просвещенного» общества, основанного на новом порядке, каковой возникнет на руинах старого. Надо полагать, под их контролем.

Джек наконец отдышался, и теперь ничто не мешало ему задуматься. Тем паче что у него имелись вопросы, ставившие его в тупик.

– С чего же он заинтересовался мной? Похоже, он задался целью уничтожить меня.

Спрашивая об этом, Джек вспомнил часть их с генералом разговора в театре «Друри-Лейн», и прощальные слова Бургойна отчасти подсказали ему ответ.

– Кажется, понимаю, сэр. Вы дали понять, что я принял ваше предложение привлечь ирокезов на сторону Короны.

– Боюсь, мои слова могли быть истолкованы именно так, – улыбнулся Бургойн.

– Таким образом, если фон Шлабен осознает, насколько важна для сохранения власти Британии над колониями поддержка со стороны ирокезов, он мог вообразить, будто ваш покорный слуга представляет собой серьезную угрозу революции? Тому самому вожделенному хаосу, из которого он мечтает сотворить свой новый порядок?

– Вы догадливы, Джек. И боюсь, что эта ваша догадка может оказаться верной.