355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Крис Хамфрис » Джек Абсолют » Текст книги (страница 20)
Джек Абсолют
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 22:45

Текст книги "Джек Абсолют"


Автор книги: Крис Хамфрис



сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

С секунду она внимательно смотрела на него, потом пожала плечами.

– Какое это имеет значение? Ты ведь понимаешь, я не могу сообщить тебе его настоящее имя. Во всяком случае... пока ты не определишься насчет своего будущего.

Джек взял пояс с саблей, застегнул его на талии, накинул сверху плащ и, уже держа шляпу в руке, ответил на невысказанный вопрос, который увидел на ее лице:

– Мне нужно время, чтобы все это обдумать. А завтра вечером... нет, сегодня мы играем в пьесе.

Похоже, ему удалось удивить ее.

– Ты что, серьезно? Теперь? После...

– Это еще один день, Луиза. Еще одна ночь. Мир будет продолжать вращаться, независимо от нас с тобой. Хотя, может быть, мы в состоянии оказать влияние на освобождение или порабощение целых народов. Но ведь если бы мы скрылись прямо сейчас, на нас точно пало бы подозрение.

Он улыбнулся.

– Кроме того, в душе я, наверное, и правда артист, а потому хочу доиграть до конца. Даже эту пьесу. Так что давай пока забудемся в Шеридановой драме, а наше будущее определим потом.

Луиза попыталась было заговорить, но он перебил ее:

– Я не стану ничего предпринимать, не буду ничего никому докладывать, пока мы не примем решение... вместе. Даю тебе слово. А ты знаешь, что, при всех прочих недостатках, слово свое я держу всегда.

Она внимательно посмотрела на Джека и кивнула:

– Знаю. Значит, до сегодняшнего вечера – и до конца представления.

– До вечера.

Джек не стал подходить к ней ближе, поскольку боялся, что, сделав это, уйти уже не сможет. Он покинул спальню, спустился по лестнице и вышел через парадную дверь. Выпавший за ночь снег полностью завалил оставленные им следы, и он со вздохом начал пятнать снежный покров новыми. Джек уходил к своей съемной квартире и своему будущему.

Глава 18Соперники

– «О, неужто я не любовник и не романтический»?

Зрительный зал отозвался на эту реплику взрывом хохота. Просто удивительно порой, какие глупости способны насмешить людей. Впрочем, Андре предупредил исполнителей, что публика явится в маленький зал, отобедав и от души выпив. А поскольку «Соперники» считались образцовой комедией, зрители имели полное право оставить за порогом и непогоду, и тревоги военного времени – с тем, чтобы ненадолго предаться безмятежному веселью.

Каждый выход сопровождался приветственными возгласами, каждый уход со сцены – аплодисментами, а любую удачную реплику или мизансцену просили повторить. Джек не мог не признать, что это воодушевляет.

Будучи театралом, он привык воспринимать сценическое действо, находясь по ту сторону рампы, а вот теперь он стоял по другую сторону ее волшебных огней и находил это достаточно приятным. Он начинал постигать то, что пытались донести до него друзья из артистической среды: что значит находиться в центре внимания, что значит властвовать над залом, создавая его чувства и настроения. Это ощущение было сродни опьянению от лучшего шампанского. Или даже от первого любовного переживания. Во всяком случае, погружение в сей водоворот позволяло забыться.

Мысль о забвении заставила его снова вспомнить о странности происходящего. Он, Джек Абсолют, играя в спектакле роль Джека Абсолюта, воссоздавал на сцене некий эпизод из собственного прошлого и обращался к своей возлюбленной, которая играла роль возлюбленной сценического персонажа.

При этом он, Джек Абсолют, являлся разведчиком, допустившим, чтобы вражеская шпионка стала его возлюбленной – не только на сцене, но и в жизни. Прежде чем колокол пробьет полночь, предстоит принять решение, от которого будет зависеть очень и очень многое. Решение, которое не только изменит жизнь многих людей (и не в последнюю очередь его собственную), но может повлиять и на исход всей войны.

Да, ну и похлебка заварилась! Пока публика все еще переживала впечатление от его последней реплики, Джек оглядел зал. Возможно, здешний театрик, с трудом вместивший пятьсот зрителей, был гораздо меньше, чем «Друри-Лейн». И все же он, с его открытым, заставленным скамьями партером, балконом и ложами, как бы наступающими на сцену с обеих сторон, воспроизводил «Друри-Лейн» в миниатюре.

Бросив взгляд на левую ложу, Джек быстро отвел взгляд: ее занимали генерал Хоу со своей любовницей миссис Лоринг и несколько его самых старших офицеров.

Неожиданно Джеку показалось забавным то, что и его командующего, и всю публику весьма привлекает тот факт, что капитан Абсолют играет «самого себя». Несколько расслабившись от этой мысли, он перевел взгляд на ложу справа, где, подавшись вперед и явно переживая куда больше, чем любой из исполнителей, сидел Андре.

Свою следующую реплику Джек произнес, как бы обращаясь к нему. Андре, как постановщик, всячески поощрял такую манеру игры, считая, что актер должен поддерживать контакт со зрительным залом. Проговаривая фразу, Джек скользнул взглядом правее Андре, приметив находившегося там человека. Тот наполовину отвернулся – для разговора с кем-то находившимся позади. Лицо его пряталось в тени, видна была только рука с тонкими, бледными пальцами, непрерывно бегавшими по плащу, переброшенному через барьер ложи. И сам плащ, иссиня-черный плащ с остроконечным капюшоном.

Это одеяние Джек узнал сразу же: минувшим вечером его владелец провожал Луизу в гостиницу, где можно снять комнату за полтора шиллинга.

Мысли Джека, только что разбегавшиеся в разных направлениях, мгновенно сфокусировались на одной задаче – необходимости выяснить подлинное, так и не открытое ему Луизой имя «Катона» и узнать, почему этот человек сидит в ложе рядом с Джоном Андре. Ответы на эти вопросы во многом могли определить решение, которое ему предстояло принять по окончании спектакля.

Неохотно вернувшись к сценическому действию, Джек понял, что его партнер глядит на него как-то странно. Публика тоже смотрела на Джека выжидающе, и его неожиданно обдало жаром. Сейчас должна была последовать его реплика, а она начисто вылетела у него из головы.

Тупо уставившись на лейтенанта фузилеров, игравшего роль его слуги Фэга, Джек слегка покачал головой. Партнер сглотнул и повторил:

– На вашем месте я бы, несомненно, перестал водить с ним знакомство.

«Да, – подумал Джек, – это твоя строка. Но что, черт возьми, следует говорить мне?»

Но тут вечность закончилось, ибо какие-то слова, вырвавшиеся у него непроизвольно, судя по реакции партнера и зала, оказались правильными. Оттолкнув «слугу» в сторону, как это и полагалось по постановочным указаниям, Джек удалился. Правда, ненадолго, ибо он был занят в следующей сцене, в той самой, в которой впервые появлялся сэр Люциус О'Триггер.

Актер, исполнявший эту роль, не поспел к началу спектакля и прибыл в театр лишь незадолго до собственного выхода. Джек даже не видел человека, с которым ему предстояло разыграть финальную сцену. Сыгранности между ними не было, и рассчитывать на что-либо более выразительное, чем простой обмен репликами, не говоря уж о зрелищной, драматичной сцене поединка, явно не приходилось.

Но когда Джек покинул сцену и направился по коридору, который вел к правой ложе, мысли его были заняты отнюдь не спектаклем. Он снова превратился из актера в разведчика, охотившегося за вражеским шпионом. За человеком в черном плаще, который оставался наедине с Луизой в номере дешевой гостиницы.

– Что вы здесь делаете? – прошипел Андре, когда Джек распахнул дверь.

– Мне необходимо быть представленным вашему другу, – ответил он, войдя.

Андре находился между ним и сидевшим, чье лицо по-прежнему оставалось в тени. Но этот человек встал и заговорил.

– Какие могут быть представления, капитан Абсолют, разве мы не старые друзья? – произнес... капитан фон Шлабен.

Если на сцене Джек едва не лишился дара речи, то сейчас потрясение оказалось еще сильнее. У него перехватило дыхание, к лицу прилил жар, голова закружилась. Он пошатнулся и схватился за спинку кресла Андре.

Андре встал, разделяя собеседников.

– Вы знакомы?

– Ну да. Разве я не упоминал об этом обстоятельстве?

Андре слегка нахмурился.

– Право же, ни единым словом.

Тон фон Шлабена был неизменно вкрадчив и исполнен намеков.

– Правда? О, я давно уже являюсь большим почитателем выдающихся и разнообразных талантов капитана Абсолюта. И не в последнюю очередь способности к выживанию.

– Вы!..

Отпустив спинку кресла, Джек шагнул к графу, но, поскольку на пути у него стоял Андре, ему пришлось двинуться в обход. И тут же из затененной части ложи появились еще две фигуры: с пола поднялся сидевший возле кресла на корточках абенаки, а от стены отделился здоровенный немец, чья физиономия была наполовину скрыта пышно разросшимися усами и бакенбардами.

Джек остановился и, сделав глубокий вдох, взял себя в руки.

– Мы с графом действительно старые знакомые, – промолвил он, повернувшись к Андре, который выглядел растерянным. – Или, наверное, мне следует сказать – соперники. Весьма удачно, что мы здесь столкнулись.

Он встретился глазами с графскими телохранителями, поймав и удержав по очереди взгляд каждого из них, после чего вновь воззрился на фон Шлабена.

– Буду с нетерпением ожидать конца спектакля и возобновления нашего соперничества.

– Я тоже, капитан. Я тоже.

И тут, словно подчеркивая эти слова, заиграла музыка. Из партера, с места, расположенного сразу под ложей, кто-то шикнул:

– Тсс, господа. Пьеса продолжается!

Фон Шлабен понизил голос:

– Надеюсь, вы не обидитесь, но, несмотря на ваши таланты, больше всего мне не терпится увидеть следующего исполнителя. Видите ли, именно я рекомендовал его майору Андре. Я очень надеюсь, что он оправдает мое доверие.

Он жестом указал на сцену позади Джека.

– Вот он, Джек. – Взяв Абсолюта за локоть, Андре развернул его к сцене. – Говорил же я, что он появится! Вот ваш другой соперник, сэр Люциус О'Триггер.

Хотя по пьесе этому человеку отводилась роль обедневшего ирландского баронета, вошедший был одет в самый щегольской, прекрасно подогнанный по фигуре зеленый камзол с тремя рядами серебряных пуговиц и богатым шитьем по обшлагам и вороту, в бежевые штаны и сверкающие черные сапоги для верховой езды. На поясе его висела кавалерийская сабля, рука с лихой небрежностью покоилась на рукояти.

Именно это оружие, а не голос, умело имитировавший ирландский акцент, и даже не лицо, красоте которого свет рампы придавал еще большее своеобразие, заставило Джека вспомнить последнюю встречу со своим нынешним партнером. Встречу, состоявшуюся в пустоши Уинслоу под Лондоном, когда эта самая сабля в руке этого самого человека падала с зимнего неба, чтобы оборвать его жизнь.

– Банастр Тарлтон, – выдохнул Джек.

– Это действительно мой юный друг, – подтвердил граф. – И он безмерно рад возможности встретиться с вами снова.

Прежде чем Абсолют успел придумать ответную реплику, Андре взял его за руку и шепнул:

– Ваш выход!

Словно в полусне, Джек прошел в кулису и, в то время как Тарлтон проследовал в другую, стал отстраненно наблюдать за развитием сценического действия. Джек все видел, все слышал, однако мысли его были целиком заняты другим. Его так и подмывало крикнуть прямо в зал, обращаясь к генералу Хоу, что присутствующий здесь граф фон Шлабен – глава тайного общества и шпион мятежников, злоумышляющий против Короны.

Но что может столь опасный человек делать в обществе Джона Андре, штабного разведчика Хоу? Возможно, Андре подозревает о коварстве немца и старается заманить его в ловушку. Не получится ли так, что, публично обличив шпиона, Джек разорвет хитроумно сплетенную паутину?

И еще одно: выведя на чистую воду графа, не погубит ли он и Луизу? Он ничуть не сомневался в том, что Луиза общалась с этим врагом. Вероятно, граф контролировал девушку как агента с того самого момента, когда они пришвартовались в Квебеке. Джеку вспомнилось, как фон Шлабен крепко держал ее за локоть. Луиза выставила графа отвергнутым лондонским ухажером, но она солгала, покрывая единомышленника. Ибо если в том, первом тайном послании, которое расшифровал Джек, Луиза была «Диомедом», то фон Шлабен, несомненно, являлся «Катоном».

Приближался выход Джека Абсолюта. В кулисе напротив он видел своего «отца». Уже шагнув вперед, Джек замер при мысли о том, не является ли Луиза и вправду искусной актрисой, соблазнившей его лишь для того, чтобы перетащить на свою сторону.

Он покачал головой, хотя избавиться от этих мыслей не мог. Ему оставалось лишь одно: закончить пьесу, вывезти Луизу из города и раскрыть ее истинную природу. Только после этого у него появится возможность вернуться, вывести фон Шлабена на чистую воду – и наконец убить его!

Прозвучали аплодисменты. Актеры покинули сцену, и «отец Джека» вышел на подмостки. Сам Джек направился ему навстречу.

Спектакль шел своим чередом. Если в игре главного персонажа и произошла какая-то перемена, то публика этого, похоже, не заметила. Зрители все так же энергично реагировали на любые реплики, ахали где положено и смеялись над шутками – и стоящими, и не стоящими.

Впрочем, реакция зала, особенно последовавшая после поцелуя с Луизой, неизменно оставалась бурной. А вот поцелуй показался Джеку необычным – холодным и вместе с тем полным какого-то отчаяния. Он приметил, что, бросив взгляд в ложу Андре, она побледнела и с того времени утратила часть воодушевления.

Однако Тарлтон заставил Джека вернуть внимание к пьесе. Когда они дошли до того эпизода, где сэр Люциус вызывает Джека Абсолюта на дуэль, Тарлтон не только воззрился на партнера по сцене, точно лис на обитателей курятника, но и внес изменения в свою реплику. Всего одно неправильное слово, но какое значительное! По тексту при выборе оружия произносится: «Сэр, свету немного, но для шпаг хватит». Однако Тарлтон изрек: «Сэр, свету немного, но для сабель хватит». Как и на пустоши Уинслоу, Тарлтон хотел драться тем оружием, которым мог нанести самые серьезные раны. Раздражавшие его раньше слова Андре: «Вы только скрестите клинки, и вас разнимут» – Джек теперь припомнил с облегчением.

Спектакль приближался к кульминации – дуэли на Королевской поляне в Бате. Когда все актеры перед финальным выходом собрались в правой кулисе, Джек ухитрился отвести Луизу в сторону:

– Будь готова! Как только прозвучит эпилог, мы должны будем покинуть город.

– Покинуть? – Она побледнела еще больше. – Значит, ты принял решение?

– Еще нет. Но зато я знаю, что твой соратник в черном плаще – это тот человек, который желает мне смерти более, чем кто-либо другой на свете. Полагаю, граф фон Шлабен непременно попытается убить меня сегодня вечером, сразу после спектакля. Поскольку их четверо, а моя чертова рука... – Он поднял правую руку, четыре недели находившуюся в лубке и освобожденную от него лишь в этот вечер. – Сомневаюсь, чтобы мне хватило сил остановить их.

– Джек... – начала Луиза с тревогой в глазах.

Но тут пришла пора его выхода, и Джек направился на сцену. На встречу с Банастром Тарлтоном.

– "Итак, капитан, – произнес тот с безукоризненным ирландским акцентом, – раз мы должны начать, так приступим. Выходи на волю, мой маленький советник, – он широким взмахом выхватил саблю, – и спроси этого джентльмена, не откажется ли он от притязаний на леди?"

Джек обнажил свою саблю, подвешенную справа, чтобы брать ее здоровой, левой рукой, и произнес:

– "Начнем, сэр. Вот мой ответ".

Они встали в позицию и скрестили клинки. Джек бросил взгляд на ложу Андре. Майор по-прежнему находился там. Черный плащ исчез.

Джек снова взглянул на Тарлтона, встретился с ним взглядом и увидел ту же неутоленную злобу, что и во время их прошлого поединка. Похоже, как раз этого обмена взглядами Тарлтон и ждал.

Высвободив свой клинок, он размахнулся и нанес пусть не сокрушительный, но вполне серьезный рубящий удар. В первое мгновение Джек не поверил собственным глазам. Он понял, что происходит, даже не после того, как клинок вспорол рукав на его плече и холодная сталь вонзилась в его плоть, но лишь бросив взгляд в кулисы. Там распростерлись, преграждая выход на сцену другим актерам, крылья черного плаща. Абенаки и верзила-сержант находились рядом с оружием наготове. Иллюминаты в лице своего представителя фон Шлабена вознамерились отплатить Джеку Абсолюту за противодействие.

– Первая кровь, сэр, – прошептал молодой человек, указав на рукав Джека, где уже начало расплываться темно-красное пятно. – Не сомневайтесь, это всего лишь метка, самое начало. На сей раз первая кровь не будет последней.

С криком он завертел саблей над головой, и остальные находившиеся на сцене актеры шарахнулись в стороны, чтобы острый кривой клинок не задел их.

Следующий удар был нанесен сверху вниз уже в полную силу. Однако Джек, осознавший смысл происходящего, успел подставить под него свою саблю, ухватившись за рукоять двумя руками. Столкновение отдалось в еще не зажившем запястье такой острой болью, что он, ахнув, отшатнулся. Клинок Тарлтона скользнул по его сабле, и, пока противник отводил свое оружие для нового замаха, Джек, по-прежнему двумя руками, сделал прямой выпад.

Отразив этот натиск, Тарлтон атаковал снова. Шагнув вперед, Джек подставил свое оружие под кривую полосу вражьей стали. Противник опять не достиг цели, но столкновение отбило острие сабли Абсолюта назад, к уже задетому Тарлтоном плечу.

– Какая славная фехтовальная сцена, а? – донесся из зрительного зала грубоватый голос.

– Слишком правдоподобно и жестоко, – посетовала какая-то женщина.

– Браво! – воскликнули еще трое, тогда как из кулис Джек услышал крик Луизы:

– Нет. Нет!

Сабли скрестились: клинок Тарлтона поверх клинка Джека. Резким движением запястий Джек нанес удар снизу вверх, подбив саблю Тарлтона. Это дало ему время, чтобы отступить на шаг и, все так же держа оружие двумя руками, снова встать в позицию.

– Замечательно, – улыбнулся Тарлтон, – настоящая схватка в этой пьесе очень даже к месту.

Все с той же улыбкой он стремительным взмахом отбил клинок Джека в сторону и сделал длинный выпад, нацелившись в пах. Абсолюту лишь чудом удалось отшатнуться и отвести этот укол, однако он потерял устойчивость.

Заметив это, враг мгновенно и со страшной силой рубанул сверху вниз. И снова Джек остановил падение стального лезвия, но это стоило ему такой боли, как будто рука сломалась на месте старого перелома.

Тарлтон заметил это и усмехнулся, смакуя боль противника. А когда кто-то из зала крикнул: «Не многовато ли?», Тарлтон усмехнулся снова.

– Ну ладно, – проговорил он, – все хорошее рано или поздно кончается. Я просто сделаю так, чтобы это выглядело как несчастный случай.

Теперь на Джека обрушился настоящий град рубящих и колющих ударов, столь стремительных, что предугадать их не было никакой возможности. Каким-то образом Джеку удавалось парировать их, но контратаковать он уже не мог. С каждым следующим ударом запястье его болело все сильнее, а сил становилось все меньше.

Наконец он поскользнулся, упал на одно колено, и Тарлтон, шагнув вперед, резким взмахом выбил саблю Джека из его левой руки. Джек едва успел перехватить рукоять сабли ослабленной правой рукой. Отбитый в сторону клинок оставил Джека беззащитным, кончик сабли уперся в пол, и она вдруг стала тяжелой и громоздкой, словно бревно. Джек не смог бы поднять ее, даже если бы попытался.

– Какая жалость! – выдохнул Тарлтон, отступая для последнего замаха.

В следующее мгновение произошло нечто странное. Снаружи, за стенами театра, что-то громыхнуло. Потом послышался страшный треск. Клинок Тарлтона еще не достиг той высшей точки, откуда должен был обрушиться последний удар, неотразимый и смертоносный, когда крыша театра прямо над головами зрителей оказалась сорванной прочь, словно ее снесла рука злобного демона.

На миг промелькнули звезды и снег, а потом вниз обрушились колосники вместе со своими опорами.

Джек откатился в сторону, и тотчас в то место, где он только что находился, вонзился срезанный шест. Тарлтон исчез в кружении матерчатого задника сцены, словно провалился в колодец, который был на нем нарисован.

Прежде чем зрители успели вскочить со своих кресел, на театр обрушился второй удар. Прилетевшее со стороны реки пушечное ядро прошило одну стену, пролетело в футе над головами и вылетело сквозь другую, не причинив никому вреда.

– Мятежники! Нападение! Штурм! – заголосили в зале, который в одно мгновение превратился в сущий Бедлам. Мужчины и женщины, не обращая внимания ни на пол, ни на возраст, ни на чины, чуть ли не по головам друг у друга рвались к выходу.

Фон Шлабен и его телохранители куда-то исчезли, а у ног Джека шумно чертыхался запутавшийся в складках ткани задника Тарлтон. Не зная даже, откуда взялась в его руке сила, Джек вонзил острие сабли прямо в отверстие нарисованного колодца. Удар наугад, к сожалению, пришелся по какой-то деревяшке, но Джек, по крайней мере, смог порадоваться воплю ярости и страха, вырвавшемуся из извивающегося кокона. Потом на сцену хлынули люди и оттеснили его от врага.

С большим трудом Джеку удалось протолкнуться сквозь охваченную паникой толпу к Луизе, которая рвалась навстречу ему.

– Джек! Я думала, что он убьет тебя!

– Он тоже так думал!

Когда следующее ядро пролетело над крышей, толпа прижала их друг к другу, и он обнаружил, что губы их встретились.

– Ты доверяешь мне? – спросил он, разжав наконец объятия.

– Да.

– Тогда отправляйся к себе, убедись, что за тобой нет слежки, собери все, что может уместиться во вьюках, а я через час приведу туда пару лошадей.

Девушка заколебалась.

– Луиза, если мы с тобой сегодня же не убежим, то погибнем, и ты, и я. Ты разоблачена... ибо твой «Катон» водит дружбу с Андре. Давай воспользуемся этой суматохой как прикрытием.

Она, однако, все не могла решиться.

– Луиза, я понимаю твои сомнения, но мы вполне сможем обсудить все наши проблемы потом, когда окажемся в безопасности.

Наконец она кивнула, поцеловала его и исчезла в людской сутолоке. Джек повернулся в другую сторону.

«Один час, – думал Джек. – Господи, хоть бы успеть за час!»

* * *

Ему потребовалось два, ибо улицы были забиты войсками, спешно направлявшимися навстречу напавшим мятежникам. Город был полон гражданских, бежавших оттуда, где разгоралось сражение.

Шестнадцатый полк, поднятый по тревоге, уже отбыл, и в полковых конюшнях остался всего один конюх. Естественно, он не стал задавать вопросы офицеру, взявшему из стойла собственного скакуна, полковую лошадь в качестве запасной и двухнедельный запас овса.

Все прочее Джек забрал из полкового Офицерского собрания, радуясь тому, что оставил большую часть своих немногочисленных вещей там, а не на съемной квартире. Заглянуть туда за пожитками он бы не смог: фон Шлабен, Тарлтон и прочие пособники иллюминатов наверняка подстерегали его там, чтобы довести до конца свое черное дело.

В расположении полка Джек разжился всем необходимым для того, чтобы переждать некоторое время в лесу. При необходимости он мог бы продержаться там целую зиму, подобный опыт у него уже имелся.

Когда Джек, пробираясь по переулку позади дома Луизы, подвел коней к черному ходу и привязал их, на колокольне стоявшей на углу церкви зазвонил колокол. Полночь. Звуки боя к тому времени стихли: мятежников отогнали от города или они отступили сами. Эта атака была самой крупной, однако далеко не первой: Вашингтон постоянно тревожил англичан, не давая им покоя даже в столице.

Дом выглядел покинутым, фонарь над парадным входом не горел. Задняя дверь стояла открытой, но света не было и там. Луиза приняла меры предосторожности.

На ощупь, как крот, Джек добрался до лестницы, молча поднялся наверх и лишь на площадке верхнего этажа шепотом позвал:

– Луиза!

Тишина продлилась чуть дольше, чем требовалось для ответа, а когда из спальни все же донеслось тихое: «Я здесь», что-то в голосе девушки побудило Джека потянуться за одним из двух висевших на поясе пистолетов. Щелчок взведенного курка показался оглушительным в темном, погруженном в молчание доме. Медлить было нельзя, и Джек, приставив ствол к двери, толкнул ее.

Она отворилась с уже знакомым ему скрипом.

В помещении царил почти полный мрак, лишь у окна, впускавшего в комнату ночь, оттенок темноты был не столь густым. А в следующее мгновение тьму с пугающей неожиданностью прорезал свет. На письменном столе стояла зажженная и накрытая шляпой лампа; теперь эту шляпу сняли.

После непроглядной темноты свет лампы слепил, словно полуденное солнце. Джек прищурился, чтобы увидеть цель, но, поняв, что в комнате находится около пяти человек, медленно опустил ствол.

– Джек, дорогой, заходите, заходите, пожалуйста.

Сидевший за письменным столом Джон Андре обернулся посмотреть на него.

– И положите этот пистолет, ладно? Право же, он вам больше не понадобится.

Джек постоял на пороге, пока его глаза не приноровились к свету и он смог разглядеть присутствующих. Один солдат стоял у окна, за спиной Андре, другой положил мушкетон на комод. Энтони Гервей, Боб Акр по пьесе, находился возле. В одной руке он держал пистолет, другая лежала на плече Луизы, сидевшей опершись спиной о изголовье.

– Джек, я...

Она попыталась встать, но младший лейтенант надавил ладонью на ее плечо.

– Не волнуйтесь так, дорогая, он знает, что это не ваша вина. – Андре заботливо кивнул ей и снова повернулся к Джеку. – Дело в том, что мы уже некоторое время держали ее под наблюдением. То, что она была такой чертовски прекрасной актрисой, пошло на пользу делу. Ничто не сближает людей так, как любовь к театру, верно?

– И какая была необходимость вести тщательное наблюдение за мисс Риардон? – Джек был вполне доволен тем, как уверенно прозвучал его голос. – Помимо самой очевидной, разумеется.

– Ох, Джек! – Андре добродушно рассмеялся и снова повернулся к столу. – Будьте добры, подойдите сюда. Мне хотелось бы узнать ваше мнение по одному вопросу. Сержант, освободите капитана Абсолюта... прошу прощения, майора Абсолюта от лишней тяжести в виде всяческого оружия, хорошо?

Джек опустил взведенный курок и передал сержанту пистолет, который держал в руке. За ним последовал и второй, висевший на поясе. Потом Джек подошел к Андре и остановился позади него. На столе лежал раскрытый дневник Луизы.

– Знаете, она пыталась сжечь его, когда мы пришли. Но дрова отсырели, так что тетрадь почти не пострадала.

Андре перелистал страницы и нашел то место, где проявились невидимые чернила.

– И вот о чем я подумал, Джек, ведь она... Как бы это сказать? Она играла вами. И вы это недавно обнаружили. Это ведь ваша работа?

Он указал на расшифровку.

Джек пожал плечами. Отрицать не имело смысла.

– Сколько времени потребовалось вам, чтобы разгадать шифр?

– Полночи.

– Вот как! – Андре, казалось, это порадовало. – А я справился с этим за час.

– Что ж, – буркнул Джек, – вы моложе меня.

Андре улыбнулся.

– А тайные чернила? У меня есть симпатический проявитель. – Он показал маленькую стеклянную бутылочку. – Но мы получили его совсем недавно, задержав агента с письмами, которые были написаны этими чернилами. К тому же этот реактив обычно окрашивает буквы в зеленый цвет, тогда как ваш, – он всмотрелся, – в желтый. И как это вам удалось? Поверьте, мною движет профессиональное любопытство, не более.

Джек глянул на Луизу.

– Я предпочел бы не говорить. Может быть, в другой раз.

Андре нахмурился.

– Ну ладно, не буду настаивать. Я все же надеюсь, что такая возможность нам представится.

Он снова посмотрел на текст в дневнике.

– Я так понимаю, что мисс Риардон является «Диомедом», и ей же присвоен номер шестьсот сорок два. Но тут очень часто попадается другой номер – пятьсот девяносто семь. Надо полагать, под ним скрывается тот, кто руководит ее деятельностью. Руководит непосредственно, то есть не из стана мятежников. Нет, это предатель, пребывающий среди нас. Но если это так, то кто же он? – Андре поднял глаза. – Есть какие-нибудь предположения?

– Возможно, – осторожно промолвил Джек, не совсем понимая, что за игру ведет штабной разведчик.

Конечно, если Андре согласен видеть в нем простака, обманутого Луизой и только сейчас понявшего, что к чему, это Джеку лишь на руку. Прослыть глупцом иногда бывает выгодно, а вот козырную карту – фон Шлабена – можно до поры попридержать в рукаве. До тех пор, пока не удастся узнать побольше.

Впрочем, и сам Джек, и Андре, будучи офицерами разведки его величества, прошли одну школу и прекрасно понимали, каких правил выгоднее всего придерживаться на допросе. Молчать бессмысленно, но выдавать информацию следует лишь под нажимом, малыми порциями и всегда в обмен на что-то.

– Никаких «возможно». – Голос майора понизился почти до шепота. – Уж вам-то, конечно, это известно. Я бы сказал, лучше, чем кому-либо другому.

Неожиданно лицо Андре заострилось, утратив мальчишеские черты. Он вскочил и, уставясь на Джека, выкрикнул:

– Вы и есть этот изменник, сэр! Вы – пятьсот девяносто семь!

Джек отшатнулся. В первый момент он не мог даже возразить, ибо от возмущения у него перехватило дыхание. А вот Луиза, как всегда, отреагировала быстро.

– Это неправда, – возразила она, движением плеча стряхнув руку Гервея и поднявшись с кровати. – Обо всем этом Джек знает очень мало. Да и ту малость выведал лишь тогда, когда мы стали любовниками.

– Любовниками? Как вижу, вы осознаете отчаянность своего положения настолько, что даже не заботитесь о своей репутации, – со злобой и раздражением произнес Андре. – Как видно, Джек Абсолют и вправду являет собой воплощение героя-любовника, что на сцене, что в жизни. – Он фыркнул. – Ну что ж, может быть, тогда вы раскроете мне тайну личности этого пятьсот девяносто седьмого, мадам? Соблаговолите сделать это во имя любви!

Луиза посмотрела так, будто собиралась заговорить, но потом просто опустила голову.

– Нет так нет, – проворчал Андре. – Младший лейтенант Гервей, проводите мисс Риардон в тюрьму. И если она попытается заговорить по дороге, заткните ей рот кляпом. Я подойду попозже и допрошу ее особо.

Младший лейтенант взял Луизу за руку далеко не так любезно, как в предыдущий вечер, когда они выходили от Андре. Солдат, стоявший у окна, схватил ее за вторую руку, и они силком вытащили ошеломленную девушку из комнаты.

– Итак, Джек, – голос Андре снова зазвучал мягко и рассудительно, – не желаете ли узнать, откуда нам известно, что вы – не просто одураченный шпионкой влюбленный, но опасный предатель, чье имя скрыто за цифрами пятьсот девяносто семь?

– Я выслушаю вас с огромным интересом, тем более что никаким шпионом отнюдь не являюсь.

– Тогда соблаговолите присесть, и я вам изложу все обстоятельства. Право же, Джек, сядьте, мне так будет спокойнее. Вы такой опасный человек, что даже мушкетон, – он жестом указал на солдата, занявшего пост у комода, – может вас не остановить.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю