Текст книги "Доза"

Автор книги: Коста Канделаки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 16

 Они махнули друг другу у подъезда и разошлись в разные стороны.

 Недоверие Кита к Робу сменилось такой безоглядной верой, что он сам, взглянув сейчас на себя со стороны, испугался. В конце концов, что он знает о Робе? Только то, что сказала ему Джесс: бывший полицейский. Конечно, очкастое, серьезное и спокойное лицо Роба поневоле внушало доверие, которое подкреплялось крепким телосложением, хорошей винтовкой и умением отлично стрелять. Но не мало ли этого? С чего Кит решил, что после того, как он принесет в квартиру Роба документы Хилмана, тот не вышибет ему мозги?..

 Зачем забирать документы? Пусть они остаются у Сиплого, нужно только предупредить его, чтобы никуда с этими бумагами не совался.

 Да, насчет Глена – это была хорошая идея. Уж прокаженного–то никак не заподозришь в нехороших связях. Но кто сказал, что это не просто повод для того, чтобы Кит принес бумаги…

 «Черт… Не надо бы себя накручивать!» – подумал он, поворачивая на тридцать девятую.

 Он окинул улицу быстрым взглядом, просмотрев ее до конца. Теперь ему нужно было бояться не столько гуимов, сколько полиции и бандитов. Эти две группировки имели к нему претензии, а по опасности превосходили гуимов многократно.

 Вот и пойди разбери тут… Нормальных людей приходится бояться больше, чем уродов, норовящих накачать тебя снуком!

 Уже сделав шаг в подъезд, Кит резко остановился, не сразу рассмотрев в полумраке гуима, но почувствовав сначала его присутствие, а потом и ацетоновую вонь.

 Крючок поднялся со ступеньки, на которой сидел, и сделал шаг навстречу.

 – Что, сука? – произнес он.

 – Да ничего, – пожал плечами Кит, опуская руку в карман, где лежал кастет.

 В общем–то, крючка можно было вырубить и без кастета, поскольку болевой рефлекс у ломающихся гуимов действует нормально, но возиться сейчас с этой вонючкой не хотелось. Вдобавок снукер был атлетического телосложения и на голову выше Кита.

 – Снук есть? – спросил он.

 – Есть, – ответил Кит.

 – Давай!

 Крючок был, видимо, с небольшим стажем, сохранял способность соображать, хотя и видно было, что мыслительный процесс дается ему с трудом.

 – Сейчас, – кивнул Кит.

 Пользуясь возможностью, он порылся в кармане, надевая кастет. Но прежде, чем он извлек руку, тяжелый удар в челюсть выбросил его из подъезда и опрокинул на грязный асфальт. Наверное, гуиму что–то не понравилось, или он почуял неладное.

 На пару секунд Кит отключился, а когда пришел в себя, почувствовал, как крючок поднимает его с земли, схватив за ветровку. Краем глаза увидел спешащего к ним улыбающегося до ушей гуимплена.

 С резким ацетоновым выдохом снукер поднял его так, что Кит почуял, как его ноги оторвались от асфальта, повисая в воздухе. Если сейчас будет бросок на асфальт, ему конец. Пока он придет в себя, подбегающий гуим успеет сделать свое дело.

 Кит махнул рукой, рубанул кастетом держащего его великана по уху. От голой руки тот, наверное, даже и не почесался бы, но удар металлических шипов, раздирающих ушную раковину, заставил его взвыть и отбросить Кита. Тот был готов к падению, но все–таки больно ударился об асфальт локтем. Набежавшего второго гуима он подрезал подсечкой, заставив хрястнуться затылком о бордюр.

 Крючок, зажимая рукой порванное ухо, бросился на Кита с намерением растоптать, так что тому пришлось некоторое время кататься и кувыркаться по асфальту, уворачиваясь от пинков, прежде чем удалось, наконец, подняться на ноги.

 Ну, всё. Теперь у крючка не было шансов. Его временное преимущество, полученное внезапностью нападения, сошло на нет.

 Кит заблокировал летящий в челюсть кулак и рубанул великана кастетом по ребрам. Тут же нырнув под хук слева, въехал ему локтем по печени; следом, чуть присев, ударил кастетом по колену и отпрыгнул в сторону.

 Снукер заорал от боли, согнулся, хватаясь за разбитое колено, а Кит тем временем рубанул между бровей поднявшегося второго, который еще ошалело смотрел по сторонам, утратив на время ориентацию. Гуим полетел назад, семеня ногами, пытаясь удержаться, но его вялых движений хватило ненадолго, и он рухнул, еще раз въехав затылком в асфальт.

 Кит запрыгнул в подъезд и быстро взлетел на седьмой этаж, растирая на ходу то ноющую челюсть, то разбитый локоть.

 Он поднялся по лестнице на чердак, добрался до закутка Сиплого.

 Клошар лежал на ворохе матрасов, почти поперек, в неестественной позе небрежно брошенного на лежак манекена. Едва Кит взглянул на это тело, как сердце его ухнуло вниз, тревожно и мелко забилось в животе. Не было никаких сомнений, что Сиплый мертв.

 Значит, эти побывали и здесь.

 Значит, документы Хилмана у них!

 Но как они узнали?!

 Кит подошел к клошару, наклонился над телом.

 Его нос уловил тяжелый запах водочного перегара, исходящего изо рта Сиплого вместе со слабым дыханием.

 – Ах ты ж гад! – облегченно выдохнул Кит, легонько шлепнув бродягу по щеке. – Да ты просто нажрался, сволочь!

 – У–у–у? – промычал клошар, с противным чавканьем облизывая пересохший рот. – Ты кто?

 – Кит. Где сумка? – Кит для верности зажег стоящую на полуразвалившемся камоде керосинку, поднес лампу к своему лицу, чтобы у затуманенных алкоголем глаз клошара был хоть какой–то шанс опознать его.

 – Кит… – промямлил Сиплый. – Сумка…

 – Сумка, сумка. Где она?

 – Эрджили…

 – Что?! – Кит подпрыгнул, поставил лампу на камод, схватил Сиплого за грудки, встряхнул. – Что?! Что, Эрджили?!

 – Ты ска… зал, – клошар пьяно сглотнул, вяло помотал головой.

 – Где сумка?!

 – Там, – неопределенно махнул рукой бродяга, снова закрывая глаза и теряя всякое восприятие действительности.

 Кит облазил с керосинкой весь закуток Сиплого, но никаких следов сумки не обнаружил. Если этот идиот уже успел отдать ее Эрджили, то… Неужели, он продал ее, за пару бутылок буча?!

 Кит готов был биться головой о стену.

 Ну с какой стати он вдруг решил, что у этого совершенно неизвестного ему бродяги документы будут в целости и сохранности?! Это же надо быть таким идиотом – последовать минутной мысли, идее, которую даже не обдумал!

 И что теперь делать?..

 Обшарить весь чердак, над всеми шестью подъездами!

 Нереально?.. Да брось ты! Нереально было отдать судьбу человечества в руки какого–то пьянчуги–клошара! Остальное реально. Все равно делать нечего, остается только сидеть и ждать, когда этот урод проснется.

 Кит вооружился лампой и двинулся в сторону первого подъезда, решив подойти к делу системно.

 Он метр за метром продвигался по чердаку, зигзагами, всматриваясь во все его закоулки, роясь в кучах полусгнившего тряпья, выдвигая перекошенные ящики выброшенных старых столов и тумбочек, переворачивая бесконечные коробки, перекапывая горы строительного мусора, лежащие тут, наверное, со дня постройки дома семь–бэ, заглядывая на балки под крышей…

 Эту старую, уже пропахшую плесенью, коричневую тетрадь, попавшуюся ему в одной из коробок вместе с потрепанными детскими игрушками, он открыл просто так, любопытства ради.

 И замер, едва не выронив лампу.

 С первой страницы на него смотрела Джессика Хилман. Точно такая же фотография, какую он нашел в кейсе ее отца, была вклеена и сюда. Под фотографией, детским неровным почерком написано: «Джессика Хилман. Мой дневник».

 Кит перелистнул страницу.

 «11 мая. Сегодня мне исполнилось десять лет. Папа подарил мне коробку настоящих конфет и эту тетрадь. Чужие дневники читать нехорошо, поэтому, если вы нашли эту тетрадь, значит я ее где–нибудь потеряла. Пожалуйста, не читайте дальше и верните мне тетрадь. Вознаграждение гарантирую».

 Кит сунул тетрадь за пояс штанов, порылся в коробке, в куче игрушек, сломанных заколок, обломанных карандашей и разноцветных открыток. Достал маленького, грязного и почему–то голубого зайца с белыми ушами, положил в карман.

 Быть может, Роб прав, и они действительно найдут Джессику в лаборатории, там, в кинотеатре. Девочке будет интересно повстречаться со своей любимой игрушкой и полистать дневник четырехлетней давности – это тихое «ау!» из детства. Почему–то он не сомневался, что этот заяц был ее любимой игрушкой, хотя… любимые игрушки не оказываются в коробке с хламом на чердаках. Как и любимые дневники. Может быть, ей все это и не нужно – лишние напоминания об ушедшей жизни, которая хоть чуть–чуть, но была счастливей нынешней… Ладно, сама разберется.

 Повернув за третьим подъездом стоящего буквой «Г» дома, Кит замер и вжался в пыльную стену. В конце чердака, где–то в районе пятого–шестого подъезда, там, где он видел еще одно жилище клошара, горел свет, и был виден покачивающийся в кресле силуэт, каждое движение которого сопровождалось мерным сползанием и подъемом расплывчатой тени на стене.

 Кит погасил керосинку, достал револьвер, взвел, и тихо, вдоль стены, пошел на свет.

 Там, на тумбочке, стояла точна такая же, как у Сиплого, лампа, только без плафона. Видна была металлическая кровать, уложенная на стопки кирпичей ввиду отсутствия ножек, а несколько ящиков и больших картонных коробок, расставленных тут и там, завершали интерьер, который, надо сказать, был победнее, чем у Сиплого. В кресле–качалке возле тумбочки сидел, покачиваясь, старик в очках и читал.

 Кит подкрался к нему неслышно, остановился в пяти шагах, присматриваясь.

 Может быть, человек и не был стариком, но длинная нечесаная борода, взлохмаченные волосы, худая одежонка на хилом сутулившемся теле и старомодные очки на носу создавали впечатление почтенного возраста. Отсюда, не смотря на плохое освещение, Киту даже присматриваться не надо было, чтобы понять, что именно читает этот человек. Эту большую тетрадь формата «А4», в синей обложке, он узнал бы, наверное, из десятка подобных.

 – Что–нибудь понимаешь? – тихо спросил он.

 Сидящий в кресле вздрогнул, отклонился, подслеповато всматриваясь в полумрак сквозь стекла очков.

 С минуту он испуганно разглядывал Кита, как явившегося ниоткуда призрака, потом закрыл тетрадь, встал.

 – Кое–что, – произнес он неуверенно.

 – Интересно?

 – Не очень. Слишком много науки.

 – А ты кто будешь?

 – Эдвард. Клейтон.

 – А откуда у тебя эта тетрадь, Эдвард Клейтон? – поинтересовался Кит. – И где остальные?

 – Там, – старик указал на одну из больших коробок, которая была поставлена на другую такую же, что должно было, наверное, имитировать шкаф.

 – А как же они к тебе попали?

 – Ну, э–э–э… А вы, должно быть, Кит? Я не ошибаюсь?

 – Не ошибаешься, – бросил Кит, присаживаясь на один из ящиков.

 – Ага, ага, – кивнул Клейтон и тоже уселся в свое кресло, вернее – присел на краешек, едва не опрокинув свое седалище. – Видите ли, эти тетради мне передал Сиплый. Утром. Он сказал: «Эд, что–то я хочу напиться сегодня. Ты будь другом, спрячь у себя вот эту сумку. Это очень важная сумка, смотри, головой перед Китом отвечаешь!» Я спросил у него, кто такой Кит. Он сказал, что это один парень, которому принадлежит сумка и что он убьет всякого, кто вздумает притронуться к ее содержимому… Вы убьете меня? – закончил он испуганно.

 – Нет, – улыбнулся Кит, который испытывал сейчас только огромное облегчение после пережитого стресса. – Надеюсь, из сумки ничего не пропало?

 – Да что вы! – замахал руками Клейтон. – Как можно!

 – Ну и славно, – кивнул Кит. – Вы отдадите мне ее?

 – Конечно, конечно, – засуетился старик.

 Он откинул крышку коробки, достал сумку, положил в нее тетрадь, которую читал, передал Киту.

 – Как хорошо! – воскликнул он с пафосом. – Как хорошо, что есть люди, которым не безразлична судьба человечества! Я думал, что апокалипсис уже наступил, что все человеческое умерло в людях, что не осталось в душах ничего, кроме безразличия и пагубных страстей… Однако же пример автора этих тетрадей вселяет в меня оптимизм. Пока есть такие люди, у человечества остается шанс выжить.

 – Угу, – буркнул Кит, глядя на оживившееся лицо старика, на его загоревшиеся глаза.

 – А что вы, – спохватился старик, – простите, что вы намерены делать с этими работами? Надеюсь, вы собираетесь вернуть их хозяину?

 – Разумеется, – кивнул Кит.

 Киту повезло, что он не стал возвращаться к Сиплому, а спустился и вышел через шестой подъезд. Потому что за углом первого притаилась полицейская машина. Один коп маячил у подъезда, другой, наверное, зашел внутрь.

 Значит, кто–то донес, кто–то видел его входящим в этот дом…

 Все гораздо хуже, чем он предполагал, и жить в этом районе для него скоро станет невыносимо, а то и попросту невозможно. Нельзя ходить и оглядываться на каждом шагу, нельзя постоянно шарахаться от любой тени и ждать удара в спину.

 Он быстро повернул за угол и дворами добрался до двадцать седьмой.

 Поднявшись и открыв своим ключем, он застал Роба уже дома. Бывший полицейский сидел за большим столом, в комнате, перед своим разобранным «Штурмом» и флаконом ружейного масла. Тут же, на столе, на расстеленном мешке, лежали два фонаря, две поясных сумки, две черных коробочки непонятного назначения, два переговорных устройства, нож и два противогаза. Борода копа была сбрита.

 «Серьезно!» – поднял брови Кит.

 – Готовлю арсенал, – ответил на его взгляд Роб и кивнул на сумку с документами. – Как сходил?

 Кит, смеясь, рассказал ему о встрече с Сиплым.

 – А что на сорок восьмой? – спросил он, пряча сумку в указанный хозяином шкаф.

 – А ничего, – коротко ответил Роб.

 – Он не пришел?

 – Пришел. Только не он. Не Скарамо.

 – А кто?

 – Не знаю, я не спросил его фамилию. Какой–то мужик с винтарем, с «Барреттом».

 – Ну? – произнес Кит, видя, что Роб не собирается рассказывать дальше.

 – Ну а что «ну»… Он минут двадцать сидел в засаде на крыше часового завода. Думаю, тебя высматривал.

 – Ты не проследил за ним? Куда он потом пошел?

 – Куда пошел… – пожал плечами Роб. – Куда он потом пошел, туда мне пока рано.

 – Ты что, убил его?

 – А что, надо было пригласить его на партию в бридж? – усмехнулся Роб. – Как ты себе представляешь мою слежку за этим парнем? Парни, которые позволяют за собой проследить мужику в комбезе и со «Штурмом» за спиной, не приходят на встречу с «Барреттом». Это был профи, Кит. И то, что я умудрился его снять – это нам очень повезло.

 – А винтовка?

 – Я похоронил ее пока, там же, на заводе. Заберу потом при случае.

 Пощелкивая, полязгивая деталями, Роб в несколько секунд собрал «Штурм», присоединил снаряженный магазин, привинтил глушитель. Положил трубку глушителя перед Китом.

 – Привинтишь к своей пушке. Твоего здесь: сумка, фонарь, переговорное, противогаз, – кивнул он на стол. – В сумку я положил еще два магазина. Там же обезболивающее и бинты, на всякий нехороший случай.

 Кит не стал говорить про ампулу нового анестетика Хилмана, взятую из сумки.

 – А это что? – Кит показал на коробочки.

 – Мины. Очень удобная штука, если прижмут и придется уходить. Липнет к чему угодно. Если бы не опасность, что они держат в лаборатории девочку, я бы прилепил эти штуки им на дверь. Было бы вообще без проблем: пока те, что уцелели, вытряхивали бы из штанов, мы бы их уже приняли поштучно… Ну да ладно, что толку мечтать… Короче… Сейчас два часа сон. Потом обедаем и выдвигаемся.

 Роб указал Киту на диван, сам, не раздеваясь, завалился на кровать в детской.

 Спокойная уверенность Роба внушала надежду, что все закончится благополучно.

 Киту мало верилось, что эти действительно держат девочку в лаборатории. Как–будто мало в городе квартир! Конечно, если там хоть кто–нибудь останется в живых после их вторжения, Роб найдет способ развязать этому кому–нибудь язык и узнать, где они держат Джессику.

 И хорошо бы взять живым Скарамо! Кит заглянул бы ему в глаза…

 Хотя… Что можно увидеть в этих глазах!

 Но самое главное – пристроить документы в надежные руки!

 Ну а если Глен не знает ни одного человека, который мог бы продолжить разработки Хилмана и завершить их? Не проще ли было передать бумаги в ту комиссию, на которую работала Джессика?..

 Нет, не вариант. В любой мало–мальский важной организации верхушка кормится с руки «Снуксил».

 Безнадежность…

 Мир катится в тартарары огромным валуном и вставать на его пути – себе дороже. Этот валун безжалостно подминает одиночек вроде Хилмана. Подомнет и его, Кита. Раздавит вмешавшегося Роба… Кто они такие? Да никто. Что они для этого мира? Ничто.

 Ты влез в игру, начатую не тобой; тебя не звали в нее играть; ты даже не знаешь ее правил. Ты бы хотел остановиться?.. Но выйти из этой игры нельзя, пока не кончится партия.

 Если сегодня они останутся живыми, а в том, что они останутся живыми, Кит почти не сомневается, нужно будет бежать из этого города. Бежать куда угодно, пока не поздно. Кит и так достаточно много сделал для него. Пусть другие попробуют сделать хотя бы столько же! И поэтому он сбежит, и совесть его будет чиста. Вот только отберет у этих ублюдков Джессику. И заберет маму из этой чертовой клиники…

 Кит проснулся от того, что Роб взял его за плечо.

 Он так долго ворочался на скрипучем диване, думал уже, что ему так и не удастся задремать. Однако же нет – уснул и спал, кажется, не меньше часа.

 – Отдохнул? – спросил Роб.

 Кит неопределенно пожал плечами. Кажется, отдохнул.

 – Если проснулся не в настроении, лучше спи еще, – серьезно произнес коп. – На такое дело нужно идти бодрым и с желанием.

 – Да нормально, – улыбнулся Кит. – Желание есть.

 – Ну, смотри… Парковая баранина на столе, так что давай, на кухню.

 – В общем так, – начал он, после того, как Кит уселся за стол и взялся за ломоть вареной собачатины. – Когда будем на месте, не делаешь никаких лишних телодвижений – дышишь, говоришь, ходишь и все остальное только по моей команде. Прежде всего переговариваем с прокаженным. Надеюсь, он сможет посоветовать дельного человека. Если нет… Тогда будем надеяться на лучшее. Потом идем к лаборатории и располагаемся на подходах. Пропускаем гостей метров на пять–шесть вперед, остаемся у них за спиной. Если идут двое, действую только я, ты – ждешь. Если трое, ты снимаешь крайнего со своей стороны и ждешь, пока я сделаю остальное. Если четверо, значит снимаешь крайнего со своей стороны и потом держишь под огнем того, что шел рядом – только его, и что бы там ни случилось. Нам нужен один живой. Стрельбу начинаешь только после моего первого выстрела. В том, что неожиданность сыграет в нашу пользу, никаких сомнений нет, так что на этом этапе особых трудностей не будет. Если же вдруг случится неприятность, например, я буду убит, твоя задача – уйти оттуда живым, сам понимаешь, потому что один ты ничего не сделаешь, без вариантов. Если я ранен и не могу сам передвигаться, не нужно играть в благородство и пытаться меня отбить или вытащить – твои действия те же, что и в первом случае. Без вариантов. Помни, что документы остаются здесь и за ними должен кто–то вернуться. Далее… Взяв «языка», надеваем противогазы и выдвигаемся к лаборатории. Язык подает своим сигнал и я его тут же кончаю. После того, как открылась дверь, ты бьешь в лоб открывшему, а я работаю внутрь. Дальше действуем уже по обстоятельствам. Мы успеем положить троих–четверых, пока до остальных дойдет, в чем дело. Главное, не лезь на рожон, не жмись ко мне и ищи укрытие. Стреляй в любого, кто окажется перед тобой, и неважно, вооружен он или безоружен. Запомни это! Там нет хороших ребят, там нет невольников, которых злые дядьки заставили работать на себя. Кто бы и что тебе ни говорил, не слушай ни секунды, стреляй, не колеблясь, и не бойся ошибиться. Если хоть на мгновение засомневаешься, тебе конец. Ты понял? Видишь перед собой живого – это неправильно, и ты должен исправить ошибку. Ты все понял?!

 Кит кивнул, задумчиво дожевывая кусок мяса. Перспектива стрелять без разбора во все, что движется, не очень его радовала.

 – Ты пойми, – словно прочитал его мысли Роб, – ты пойми, что речь идет о твоей жизни. Если ты остановишься хоть на секунду, начнешь задумываться, станешь слушать – тебе конец. Жалкий плачущий ботаник в запотевших от страха очках, который минуту назад валялся у тебя в ногах и благодарил за спасение из рабства, полоснет тебе по горлу осколком какой–нибудь колбы, или плеснет в морду кислоты, или вгонит в ногу дозу снука, пока ты будешь ронять скупую мужскую слезу над его несчастной судьбой. Это образно, конечно, но я хочу, чтобы ты понял главное: «Эсгауэр» – это твой единственный аргумент, твой ответ на все вопросы, твоя правда… И еще. Там могут оказаться и, я думаю, наверняка окажутся женщины. Я хочу, чтобы у тебя в мозгу в нужный момент не возникло никаких блоков, никаких так называемых моральных принципов, никаких тормозов. Там нет женщин и мужчин, там есть только враг, которого нужно уничтожить, поэтому ты ни на секунду не должен задумываться над тем, что стрелять в женщину – это как–то не того. За всю мою службу в полиции я не встречал противника более опасного, более коварного, чем женщина. Опасность такого противника удваивается теми блоками, которые вбиты тебе в башку, сидят у тебя в мозгах и мешают вовремя нажать на спуск. А кроме того, дурацкое мужское самомнение не позволяет тебе воспринимать женщину как достойного противника. И ты проигрываешь. Это ты тоже понял?

 – Да, – неуверенно выдавил Кит.

 Роб долго и испытующе смотрел на него, вертя в руках вилку с нацепленным на нее куском мяса.

 – Ох, смотри, парень!.. – произнес он наконец. – Я ведь, если что, никогда не прощу себе, что потащил тебя в это дерьмо. Но Доналд уехал в деревню и, кажется, не собирается возвращаться. Джон и Майк вообще сгинули куда–то, и черт знает, что с ними… У меня просто не осталось ребят, которых я мог бы попросить о помощи. Обращаться в полицию – сам понимаешь, чем это обернется… Я, конечно, могу пойти на дело один, но это если точно знать, что девочки там нет, и можно не осторожничать.

 – Да нормально все будет, – успокоил его Кит. – Я все понял.

 – Угу, – бормотнул Роб, наливая чай. – Очень на это надеюсь.

 – Ты наставляешь меня так, – улыбнулся Кит, – будто мы идем брать целый подпольный завод по производству снука, с кучей охраны.

 – Мы не знаем, куда мы идем, – покачал головой Роб. – А как говорили воины древности: готовясь, расчитывай на худшее. Не думаю, что серьезной разработкой может заниматься пара студентов–химиков в замызганных халатах, в кабинете площадью два на два. Думаю, ты удивишься, когда увидишь истинные размеры лаборатории. Ведь ты не думаешь, что лаборанты каждый день приходят в кинотеатр как на работу, нет?

 А ведь об этом Кит просто не задумывался! Да и Уолтер говорил, что посетители лаборатории приходят в разное время и по два–три человека. Что ж, неужели там действительно целое предприятие с полным циклом жизнеобеспечения?!

 – Ты хочешь сказать, что они живут там? – недоверчиво спросил он.

 – Помнишь, ты говорил, что на плане подвала есть тупиковый ход, который завален?

 – Ты хочешь сказать…

 – Либо у них должен быть неисчерпаемый запас реактивов, питания, мыла, туалетной бумаги, наконец… Либо все это должно поставляться извне, но так, чтобы никто ничего не видел.

 – То есть в тупике или склады, или подземный ход?!

 – Ну что, ты допил чай? – поднялся Роб.

 Кит сидел ошеломленный. Он только теперь осознал возможный размах организации, которой заправлял Скарамо–Эрджили. И если еще два часа назад он был совершенно уверен в их с Робом силах, то теперь ему казалось, что они просто собрались добровольно залезть в пасть льву.

 – Эй! – окликнул его Роб. – Ты, смотрю, призадумался… До тебя только сейчас дошло, во что ты вляпался?

 – Я думал…

 – Тебя никто не в праве заставить туда идти, если ты не хочешь. Ты и так старался сделать, что можешь. И сделал достаточно, чтобы не чувствовать угрызений совести.

 – Делай, что должен, и будь, что будет, – ответил Кит.

 – Угу… Знакомые слова. – кивнул Роб. – Был у меня, давно, напарник, так вот он часто эти слова повторял… Да ладно, ты особо–то не пугайся, я не думаю, что у них там целая армия все это дело охраняет. Ну человек пяток охраны есть, может быть, а больше им держать не резон. Они ведь уверены в своей недосягаемости и думают, что никому о них не известно. Остальные – химики–ботаники и они сразу полезут под столы, как только заслышат пальбу.

 – Но это не отменяет моих предыдущих наставлений! – жестко добавил он. – Стреляешь во все, что шевелится! Да, и кричи погромче: командуй, угрожай – дави на психику, в общем. Мы должны устроить там настоящую бойню, от этого никуда не деться. Если ты хоть на долю процента не уверен, что справишься с ролью убийцы, нам лучше никуда не ходить. Потому что нас всего двое.

 Кит кивнул, поднялся.

 – Я все понял, Роб. Давай собираться?

 Когда их фонари ворвались в темноту столовой, Уолтер, наверное, думал, что идут люди из лаборатории. Поток света от фонаря Роба, прикрученного к «Штурму» снизу, тут же уперся в «лицо» Майка, сидящего за столом, с табличкой в руках.

 – Это манекен, – хохотнул Кит, который забыл предупредить напарника о шутке туземцев. – Ребята так шутят.

 Только тогда, услышав знакомый голос, Уолтер показался над раздачей, моментально попав в луч фонаря Роба, закрывая лицо рукой, чертыхаясь.

 – Кит, ты что–то забыл? – вопросил он. – Да уберите ваш чертов фонарь!

 Роб щелкнул кнопкой, перевел фонарь в режим подсветки. Кит бросил взгляд в угол, убедился, что прокаженный на месте.

 – Эй, Глен, ты живой? – окликнул он больного и махнул Уолтеру: – Привет, Уолт. Да, забыл кое–что.

 – Лучше бы я был мертвым, – послышался усталый голос прокаженного. – Тогда бы ты не лез ко мне с дурацкими вопросами.

 – Боюсь, что у нас будет еще несколько дурацких вопросов, – вставил Роб.

 – Не факт, что у меня будут ответы, – недовольно произнес Глен.

 – Не лезли бы вы к нему, – сказал, подходя, Уолт. – Ему худо и он не в настроении… Ого! Да вы неплохо экипировались! – воскликнул он, оглядывая Роба и его поблескивающий в свете фонаря «Штурм».

 – Мы тут у вас немного пошумим, – усмехнулся Роб. – Но сначала хотели бы поговорить с Гленом кое о чем.

 – Не знаю даже, – покачал головой Уолтер, – захочет ли он разговаривать. Говорю же вам, ему с самого утра худо.

 – Ты кто таков? – вопросил из своего угла Глен, приподнявшись и рассматривая копа.

 – Роберт Гарсия, бывший командир подразделения по борьбе с терроризмом при полиции города Локвуд–сити.

 – Ну, я прям впечатлился, – хмыкнул прокаженный.

 – А я тебя впечатлять и не собирался, – недовольно бросил Роб. – И вообще, у нас на пустые разговоры времени нет. Есть один вопрос, хотим получить вменяемый ответ. И разошлись.

 – А если я тебя пошлю вместе с твоим вопросом? Разойдешься прямо сейчас? – хохотнул больной.

 – Глен, – вмешался Кит. – Помнишь, я тебя спрашивал про Хилмана и про Эрджили?.. Так вот, этот Хилман разработал анти–снук, за что и был убит. Все его разработки сейчас у меня.

 – Бред! – бросил Глен, снова ложась и натягивая на себя старое рваное одеяло. – Сказки. Нет никакого анти–снука и быть не может. Я знаю людей, которые занимались этой проблемой, очень умных людей. Прантавазин не может быть нейтрализован.

 – Это было давно, наверное, – возразил Кит. – С тех пор кое–что изменилось. Я мало в этом смыслю, но Хилман открыл, что снук как–тот там взаимодействует с раковыми клетками и… В общем, я не специалист, но у меня есть две тетради с его записями и еще куча печатного текста.

 – С раковыми?.. – повторил Глен. – Слышал я что–то про подобные изыскания, но они оказались пустышкой.

 – Из–за документов Хилмана погиб уже не один человек, – вставил Роб.

 – За ними охотится Тони Скарамо, – добавил Кит. – Если ты слышал о таком.

 – Скарамо?.. – Глен снова приподнялся на локте. – Слышал, как не слышать. Умный был мужик и способный ученый… Но не по той дорожке пошел. Так его еще не посадили на электрический стул?

 – Хилман пишет, – продолжал Кит, – что снуксил вызывает мутацию некоторых вирусов гриппа, так что зависимость от снука может передаваться такими вирусами как обычная зараза. Но там какая–то загвоздка, и Скарамо, вроде, ищет решение этой проблемы. Если найдет… Сам понимаешь.

 – От меня–то вы чего хотите? – Глен достал откуда–то самокрутку, почиркав спичками, раскочегарил ее, смачно затянулся. – Последняя радость в жизни, – довольно произнес он, сглатывая набежавшую слюну.

 – Нам нужно имя человека, который мог бы продолжить разработки Хилмана, – перешел к делу Роб. – Может быть, Хилман и гений, но, я думаю, он же не один был такой умный.

 – Ну, вы даете ребята! – уставился на них Глен. – Вы, конечно, не знаете, но я уже лет десять, как отошел от медицины. Вернее, меня отодвинули. Впрочем, это – дело пятое, неважно… Так вот, из тех людей, которых я знал, и которые были надеждой будущей науки, половина давно посажена на снук, а другая половина – на том свете. Имя одного известного мне гения вы уже называли – это Скарамо.

 – Тогда, может быть, ты знаешь человека, который может посоветовать нам кого–нибудь не менее гениального, но более порядочного? – настаивал Роб.

 – Смиритесь, – покачал головой Глен. – Снуксил – это кара божья человеку, за все его грехи. Вы ничего не сможете сделать.

 – У нас нет времени на болтовню и проповеди! – недовольно произнес Гарсия. – Если ты намерен…

 Уолтер не дал ему договорить. Он хлопнул копа по плечу, отодвинул, протискиваясь вперед.

 – Ты, мил человек, свое давно откомандовал и здесь тебе не новобранцы, – проворчал он. – Слушай, Глен, ты говорил про свою племянницу, я помню. Вроде, она у тебя лауреат чего–то там, мозг, талант и все такое… Помнишь?

 – Не помню, – буркнул прокаженный, вдавливая окурок в стол и собираясь, кажется, укрыться одеялом и отвернуться.

 – Ну как же! – настаивал Уолтер. – Она в каком–то институте ведущим специалистом. Ты, вроде, говорил, что она как раз занимается…

 – Идите к черту все! – вспылил Глен. – Уолт, иди к черту, правда. Я не отдам им Дороти! Этим двоим все равно: что через год подохнуть, что завтра, я понимаю. Мальчуганам приспичило поиграть в героев, спасителей человечества. На здоровье! Но при чем тут Дороти? Девочка – натура горячая, увлекающаяся, идеалистка, мать ее… Полыхнет как спичка и поминай как звали… А у нее двое детей!

 – Которых через год–два подсадят на снук, – жестко добавил Роб.

 – Ну ты! – сплюнул Глен. – Герой, мать твою! Торопишься сдохнуть – дело твое. Хочешь – иди сюда, я тебя поцелую… Но других не трогай, не мешай жить!

 – Она живет и работает в Центре, – сказал Уолтер. – Какой–то институт, не помню… То ли высшей нервной деятельности, то ли…

 – Институт мозга, осел! – буркнул Глен.

 – А, вот, да! – подхватил Уолт. – В институте мозга. Фамилию ее я не знаю, но, думаю, найти будет не проблема.

 – Дороти Томпсон, – произнес прокаженный. – Ее там все знают, она лучший специалист в своей области. И не только в Локвуде.