Текст книги "Доза"

Автор книги: Коста Канделаки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Глава 13

 В этом городе не видно и не слышно детей. Молодежь за шестнадцать, которую выгнала на улицу игра гормонов или обстоятельств, встречается. А детей нет. Их можно встретить только в сопровождении родителей или в школьном автобусе. А так, чтобы просто увидеть на улице играющую стайку – такого не бывает уже лет десять, как минимум.

 А город без детских голосов кажется мертвым вдвойне.

 Город с улыбкой гуимплена на мокром от дождя лице…

 Ты болен, сука, ты скоро сдохнешь.

 Верни мне Эрджили, тварь!

 В маленькой забегаловке на пятьдесят первой, где всегда тусовались фарцовщики, Кит нашел Тито. Сухой, как старый жердь, черноволосый, неопределенной национальности и говоривший всегда с явным, кажется, слишком уж броским, деланным, акцентом, этот старый и опытный фарцовщик был известен по всему району номер восемь. Известен тем, что мог достать, купить или продать все, что угодно и всегда был при деньгах. Что интересно, Кит не слышал, чтобы он хоть раз подвергся нападению бандитов.

 Тито сидел за столиком с чашкой какой–то бурды, издающей неестественно сильный аромат кофе и курил настоящую сигарету с фильтром, выпуская ароматный дым из под висячих, седоватых уже, усов.

 – Не могу жити бьес кофа, – сказал он, увидев Кита, садящегося на старый и скрипучий плетеный стул напротив. – Моя жист кончилас, когда не стал кофа.

 – Разве его нельзя купить? – спросил Кит, искренне удивясь.

 – Ты думаешь, если бы его можно был купити, Тито не отдал бы любы денги, чтобы кажди ден брати наслаждене за чашка кофа?! Но даже Центру настоящи кофа нет. Нет! Да, чу бека у бека!..

 – Мне проще, – улыбнулся Кит не–показному горю фарцовщика. – Я его никогда не пробовал.

 Тито поцокал языком, как бы жалея несмышленого юнца.

 – Как твоя жист, скажи? – спросил он через минуту.

 – Прёт, – коротко ответил Кит, выкладывая на стол две коробочки и ампулу снука, добытую еще для мамы.

 – Ой–е, – кивнул фарцовщик, доставая кошелек. – Стандарт.

 Он вложил в протянутую руку Кита тридцать баксов.

 – Скажи, Тито, – Кит положил на стол мобильник Хилмана. – Можно достать зарядник к этой штуке?

 Тот взял трубку, осмотрел, поцокал языком, пошевелил бровями.

 – Трудно, – сказал наконец. – А что достати трудно, то буде дорого стоит, сам понимаешь. Баксов семсот буде стоит.

 – Ох ты! – присвистнул Кит.

 – Угу, – авторитетно кивнул фарцовщик. – Но ты можешь продат ето телефон Тито. Тито даст ти три сто баксов.

 – Нет–нет! – спохватился он тут же. – Не три сто, нет. Три сто и дваццат! Хотя… ето много, ибо что телефон с жестка прошивка и очен стар.

 Кит хорошо знал фарцовщика и его манеру: дать заведомо низкую цену, а потом, будто спохватившись и облагодетельствуя, накинуть десятку. В итоге, если продавец плохо знает рынок и Тито, он отдает товар задешево и радуется, что остался в выигрыше.

 Раз Тито назвал цену в триста двадцать, значит, вполне реально сторговаться за триста пятьдесят.

 – Нет, Тито, извини, – Кит потянул телефон обратно. – Мне говорили, он стоит четыре сотни.

 – Кто говорил?! Я тому нюх топтал, кто ти тако говорил! Три сто и сорок – ето сама болша цена, и то еще по факт.

 – Нет, извини, Тито, – Кит продолжал неторопясь тянуть телефон по столу в свою сторону. – Не хочу продешевить. И деньги нужны, но и телефон нужен.

 – Э–э–э, – с досадой протянул фарцовщик, – ты почему такой, а?! Как–будто Тито хочет что ты продьешевил! Но Тито тоже нужно имети чашку вот ета бурда… Ладно, три сто и сорок, налом.

 Кит подтолкнул мобильник в сторону фарцовщика. Трубка, скользя, сделала несколько оборотов вокруг своей оси, легла под смуглую лапу Тито.

 – Ты номера си взял?

 – Угу, – кивнул Кит.

 По дороге он зашел в какой–то подъезд, выписал из телефонной книжки все номера, обнулил счетчики и память. Едва успел до того, как трубка издала прощальный писк и ушла в анабиоз.

 Кит принял от фарцовщика триста сорок баксов, сложил, сунул в самый надежный, потайной, карман.

 – Скажи, Тито, ты знаешь Кокса? – спросил он.

 Тито посерьезнел, бросил на собеседника быстрый и скользкий взгляд.

 – Слышал, – ответил немного подумав. – Но сам не знамо.

 – Чем он занимается?

 – Зачем таки вопросы спрашиваешь, дъяле? – недовольно произнеес Тито. – Я чужи дела не спрашивал, что мне. Менше знаешь, крепче спишь.

 – А Тони Скарамо?

 Фарцовщик подумал, пожал плечами.

 – Не знамо такой.

 Но черные глаза его, в которых затуманилось какое–то неприятное воспоминание, подсказали Киту, что Тито не договаривает.

 – Ты слушай, парен, Тито ти добро слово говорит, – добавил фарцовщик. – Тито не знает, куда ты тамо полез и что искаешь, но ты ети имена забывай скорей и никому болше не спрашивай о нех. Аскурэ. Никогда.

 – Угу, – кивнул Кит. – Слушай, мне нужны патроны под револьвер, тридцать восьмого.

 – Эх, парен!.. – покачал головой Тито. – Во что же ты клеился?.. Заходи тут рядом, тридцаты дом, на квартиру шест, спрашивай Боба, скажи, что от Тито приходишь. Он ти продаст по дваццат. Толко ти! И не болше, что полста штуки. Сичас я ему буду звонити. Он мне должный.

 – Я понял. Спасибо, Тито!

 По двадцать – это было очень серьезно, это было почти даром!

 – На тим свет благодарити будешь, – пробормотал фарцовщик. – Чме поли, мезалла!

 – Все равно, спасибо, Тито! – Кит встал, хлопнул фарцовщика по плечу, пошел к выходу.

 – С богом, парен! – напутствовал его тот, доставая свой сотовый.

 У Боба, в маленькой вонючей квартирке на пятьдесят первой улице, от пола до потолка забитой всяким хламом, Кит прикупил десяток патронов. Два загнал в барабан на место использованных, восемь сложил в карман. Спасибо Тито! По нормальному–то, по деловому, ему меньше чем за тридцатник патроны не взять бы.

 Он не собирался так просто отдать свою жизнь, если сегодня или завтра ее попытаются взять, те или эти. Ясно, что не жилец он теперь, все равно, но если получится протянуть на день–два больше – это уже хорошо. Ему бы только успеть найти Эрджили.

 Вот только Кит не представлял сейчас, где и как будет его искать. Оставалась надежда на то, что от Джессики он выйдет живым и с нужной информацией. Он не знал еще, как будет эту информацию у девчонки добывать, но был уверен, что других путей просто не остается. И если девчонка надумает взбрыкнуть…

 Ладно, там видно будет.

 В подъезд он вошел свободно, поскольку цифровой замок на двери в очередной раз был сломан гуимами.

 Она открыла не сразу, только после третьего или четвертого звонка. В халате на голое тело (на голое, на голое – Кит сразу отметил соски, проступающие под легкой тканью), с мокрыми после душа волосами, пахнущая лавандой.

 – Я не ждала тебя так рано, – объяснила она и добавила шутливо: – И курица – тоже.

 – Ну, значит, я подожду вас, – ответил он в тон.

 Пока она в другой комнате переодевалась и сушила волосы, Кит снял ветровку, осмотрелся.

 Похоже, она действительно не ждала; по крайней мере, никаких приготовлений к его приходу видно не было – обстановка естественна, с легким одиноким беспорядком, без настораживающих посторонних запахов и незаметного глазу, но действующего на внутреннее чувство опасности, расположения предметов.

 Он вдоль стены подошел к окну, задернул шторы, выглянул в щель между ними. Четырнадцатая не была пустынна, но ничего особенного Кит не увидел. Пробежался глазами по крышам и окнам стоящих напротив домов, в совершенно глупой надежде обнаружить засевшего в укрытии снайпера – Роба.

 Действительно, глупо…

 Прокрался в прихожую и посмотрел список вызовов телефона. Последний исходящий был сделан больше двух часов назад. Значит, она долго не открывала только потому, что была не одета, а не потому, что спешно докладывала своим о приходе жертвы.

 Открыл ее сумочку, брошенную на полку тут же, заглянул. Ничего подозрительного: ни пистолета, ни диктофона, ни удостоверения агента спецслужб – обычный для женской сумочки хлам. Правда, не для сумочки обитательницы восьмого района.

 Ну что ж, значит, у него есть небольшое преимущество.

 Нет! Очень большое! Ведь она даже не подозревает, что он готов ко всему. Она думает, что его привела сюда похоть, надежда на секс и потому будет сейчас охмурять. И возможно даже, попытается затащить его в постель – в то место, где так хорошо развязываются языки, без всяких экзекуций и хитрых ходов.

 Она вошла в комнату в брюках до колен, в обтяжку, в легкой блузке с хорошим декольте, с уложенными волосами.

 – Налей себе выпить, – кивнула на бар. – А я займусь курицей.

 – Подожди. Может, не стоит возиться? Что–нибудь попроще, а?

 Она пожала плечами.

 – Ну, собачатины у меня нет.

 Коза!

 – Есть соевая колбаса, огурцы, яйца, брусничный джем…

 – Отлично! Ты поджаришь яичницу с колбасой.

 – Хм! – она пожала плечами, поморщилась, но не стала возражать.

 Он следом за ней прошел в кухню, уселся на табурет, наблюдал как она режет сероватую колбасу, разбивает на сковородку яйца, солит, перчит. Любовался ее тонкими голенями, аккуратной попкой, и тем, как она сосродоточенно и проворно сворачивает яичницу в рулет.

 – Джессика… – произнес Кит.

 – А? – она отставила сковородку, включила чайник.

 – А как тебя зовут на самом деле? – спросил он.

 Она повернулась, посмотрела на него странно, спросила:

 – То есть?

 – Ну–у, – он вальяжно забросил ногу на ногу, подпер подбородок кулаком, смерил ее ироничным взглядом, – Джессика – это же… как там его… агентурный псевдоним?

 Какие мысли пронеслись в ее симпатичной головке за те несколько секунд, пока она недоуменно смотрела на него?

 «Мечта разведки» сказал про нее Эрджили… Ну, в общем–то, она ничем не выдала своего замешательства.

 – Ты о чем? – спросила с легким удивлением, поправляя челку.

 – Если бы ты не приходила к Хилманам, я бы еще сомневался, – сказал Кит, как бы рассуждая сам с собой. – Даже не смотря на твой утренний телефонный разговор и мой паспорт.

 – Кит! – Джесс села на табурет напротив, забыв про яичницу, тревожно глядя на него. – Ты о чем говоришь?!

 Это прозвучало так естественно, так неподдельно тревожно и непонимающе, что он готов был поверить, будто ошибается на ее счет. Актриса!

 – Куда вы дели Эрджили? – это он произнес уже жестко, на полном серьезе.

 Она непонимающе покачала головой…

 Сидит на табурете хрупкая, красивая, – ну очень красивая, на его вкус, – девочка, полуоткрыв ротик, уставя на него непонимающие зеленые глаза, вопросительно подняв бровки… Вся такая… Ее бы взять сейчас на руки и унести в спальню…

 А она – агент корпорации, мечта разведки.

 Сучка!

 – Джесс, мне очень жаль, что все так вышло, – сказал он, действительно чертовски жалея. – Я ничего не имею против тебя, я даже… Я бы… Но есть еще мама, маленькая Джессика Хилман, другие, ни в чем не повинные, люди… Поэтому я буду задавать тебе неприятные вопросы, а ты будешь на них отвечать. Честно отвечать и полно. Иначе… Я бы не хотел думать о том, что будет в противном случае.

 Она снова помотала головой, будто отгоняя назойливое видение. Потом вдруг взвизгнула, вскочила, схватилась за сковородку, на которой, злобно шкворчал яичный рулет.

 – Так, – сказала через минуту. – Это несъедобно. Сделаем еще одну попытку.

 Достала остатки колбасы, принялась кромсать. И никакого видимого волнения – только недоумевающая задумчивость. Молодец!

 – Когда я ночевал у тебя, я слышал твой разговор по телефону, незадолго до того, как ты меня разбудила.

 Кажется, он уже просто шел на принцип: выбить ее из колеи, заставить занервничать, сорваться, потерять ту маску, которую она на себя напялила.

 – А… – она разбила в колбасу новую порцию яиц, убавила огонь.

 – Тебе не кажется, что ты должна мне кое–что объяснить?

 – Мне кажется, я тебе ничего не должна, – усмехнулась она, старательно сворачивая рулет. – Блин, пора менять сковородку…

 – Фрэнк Тичер… Ну, в общем, хозяин этой квартиры, он тебе кто?

 – Фрэнк Читтер. Отец. Он умер год назад.

 – Кхм… – Кит не знал, что сказать. – Извини, я…

 – Да ты спрашивай, спрашивай, – небрежно бросила она, снимая сковородку с огня.

 Но Эрджили не мог ошибаться!

 – А Вулф – это фамилия по мужу?

 – Да, – неохотно произнесла она и усмехнулась. – Мы прожили вместе всего–то два дня. А фамилия осталась на всю жизнь. Давно хочу вернуть родную, но все никак не соберусь. Да и привыкла уже как–то.

 – Где Эрджили?

 – Я не знаю, – она разделила рулет, разложила куски по тарелкам, поставила на стол, села напротив. – Ешь.

 – Я правда не знаю! – добавила она в ответ на долгий взгляд Кита. – Он просто не вышел на связь и все.

 – На связь?

 – Ну да. Мы с ним должны были встретиться сегодня утром, но он не пришел. Наверное, что–то почувствовал. Он очень осторожен. Сегодня в центре, когда мы встретились, я приходила на встречу с ним. Возможно, он послал кого–то понаблюдать за мной. Как думаешь, кого?.. А я думаю, что – тебя.

 – Ты хотела, чтобы я навел вас на него, да?

 – Так ты и навел. Если бы не ты, мы бы никогда о нем не узнали.

 – Ты надеялась, что я приведу вас к нему! Даже зеленый паспорт мне сделала!

 – Я сделала его тебе просто для того, чтобы у тебя не было лишних проблем. Марк пробил тебя по картотеке, сказал, что у тебя красная карта, рассказал, за что.

 – Ну да, ну да, – усмехнулся Кит. – А лихо я купил тебя на встречу с Эрджили, на сорок восьмой, согласись? Мне нужно было знать, кто твои подельнички. Роб там, наверное, все ноги отсидел на автостоянке, карауля нас.

 – Кит, я не понимаю… Зачем тебе это? Ведь у тебя мама… прости, но у тебя ведь мама снукер. Как ты можешь после такого работать на этих ублюдков! И с такой гордостью рассказываешь об этом.

 Он оторопело уставился на нее.

 Стоп! Это какой–то развод…

 Она актриса и хороший психолог. Не следует обращать внимания на ее слова, иначе попадешься в ее сети.

 – Я тогда еще не знала про Эрджили. Довольно просто было пробить номер, по которому ты звонил с моего телефона. Но ты ведь никуда не звонил, правда? И я просто попросила Роба проследить за тобой, чтобы с тобой ничего не случилось. Мне не к кому было обратиться больше. А Роб – бывший полицейский, классный дядька, не отказал.

 Не верить! Ни одному ее слову не верить!

 – И к Хилманам ты приходила просто пожелать здоровья Джессике, да?

 – Ну, после того, как Хилман не появился в условленном месте, мне ничего не оставалось. Это тебе тот клошар рассказал про меня? Да, я старалась, чтобы он хорошенько меня запомнил. Хотя было страшно.

 – Подожди… – Кит отложил вилку, которой ковырял рулет. – Подожди, я теряю твою мысль. Ты хочешь сказать, что Хилмана убили не ваши люди?

 Теперь уже она перестала жевать и уставилась на него долгим вопросительным взглядом.

 – Кит, на кого ты работаешь? – спросила она после долгого раздумья.

 – На кого я работаю?.. – опешил Кит. – На кого я работаю?! На маму! На похищенную вами дочь Хилмана, которого вы убили! На себя! На Эрджили, который борется с вашим влиянием, как может! Я работаю на всех, кто против вас, против корпорации!

 – Ты мог бы не орать на меня? – спросила она спокойно. – Давай по порядку… Начнем с того, что я не работаю на корпорацию…

 – Начинать со лжи – не лучший способ сказать правду, – перебил он. – Я знаю о тебе очень много.

 – Ты не знаешь обо мне ничего, – возразила она. – Я работаю при международной комиссии по соблюдению законов и прав граждан, в отделе по борьбе с корпоративным влиянием…

 Ложь!

 – Мне дали координаты Хилмана, который искал защиты комиссии и велели обеспечить его эмиграцию в Исландию и доставку переданных им документов в центр…

 Или не ложь?..

 Про комиссию и про Исландию написал Хилман в прощальном письме. Могли ли как–то шпионы корпорации узнать про это?..

 Да почему нет!

 – Была назначена встреча, – продолжала Джессика, – но Хилман на нее не явился. Он не пришел ни к основному месту встречи, ни, на следующий день, к запасному. Когда ты отбил меня у гуима, я как раз возвращалась с места первой встречи…

 «Нет, но как складно ты врешь, а! Вот что значат школа и опыт!»

 – Когда ребята пробили по базам Эрджили, оказалось, что профессор медицины Гончо Эрджили был убит в мае позапрошлого года. Как предполагает криминальный отдел, убийство было совершено с целью устранения самого профессора и похищения его разработок анти–снука, которые он тайно проводил. Сначала предполагалось, что убийство обеспечивалось интересами корпорации, но потом появились основания полагать, что оно совершено третьей стороной…

 «Подожди, подожди… Что значит «был убит»?! Эрджили жив и здоров!»

 – В центре решили, что убийство – это не более, чем инсценировка с целью обеспечить профессору свободу действий, хотя не отметали вероятности того, что под его именем выступает кто–то еще. В общем, было принято решение, что мне необходимо встретиться с этим твоим цыганом. Вскоре из довольно надежных источников поступили сведения, что этот Эрджили является хозяином двух магазинов на четырнадцатой улице, торгующих снуком, а также как–то связан с центром реабилитации снуксил–зависимых, который давно находится под нашим наблюдением. Есть основания полагать, что центр занимается незаконными исследованиями с применением технологий, опасных для жизни людей, на которых проводятся эксперименты. Но никаких доказательств у нас пока нет. У них все с виду в полном порядке, вся документация доступна. Свободный доступ в клинику ограничен, но законом это не запрещено – это частное медицинское предприятие…

 Что за черт!.. Это все ложь! Это не может быть правдой! Если бы это было правдой, стала бы ты, агент международной комиссии, рассказывать эту правду первому встречному, да еще и работающему, как ты думаешь, на противника!

 Хилман… Разве стал бы он просить передать свои разработки Эрджили?!

 – Когда Сиплый рассказал мне, – продолжала Джессика, – что ты увел девочку, я поняла, что вы ведете охоту на Хилмана, и, возможно, его уже нет вживых…

 – Ты поняла! – не удержался Кит от сарказма. – Ты поняла, ха–ха!

 – Да, Кит. Я все поняла. Я поняла, что этот твой Эрджили совсем не тот за кого себя выдает, и что есть кто–то еще, кто хотел бы заполучить документы Хилмана, но они достались вам. Ведь они достались вам, Кит? Или вам досталась только девочка? Что вы с ней сделали?

 – Я убью тебя.

 Она грустно улыбнулась, взяла давно вскипевший чайник.

 – Поздно, Кит. Ты уже ничего не сможешь изменить.

 – Что–нибудь изменить всегда можно.

 – Эрджили возьмут, не сегодня, так завтра. Ты был на вторых ролях, но тебя тоже прицепят вагончиком. Ты бы вернул девочку, Кит! Это будет и по–человечески и смягчит наказание.

 Он не выдержал, засмеялся.

 Эта девчонка – действительно молодец! Как лихо она подвела, как плавно и умело перешла из защиты в нападение. Оказывается, это он, Кит, преступник, напару с Эрджили. А она не агент корпорации, а добрейшей души человек, верная служанка закона, которая борется с целой бандой преступников–снукероводов!

 Джессика, наливавшая чай, недоуменно посмотрела на него.

 – Ты действительно держишь меня за идиота? – спросил он доверительно. – Джесс, моей маме стало лучше! Она заговорила со мной! Эрджили – гений! А ты хочешь убедить меня, что и он и я сам – бандиты, убийцы, похитители детей и… кто мы там еще?.. Кстати, Джессика пропала. Она была у меня дома. Я оставил ее одну, чтобы сходить к ней домой, за вещами, а когда вернулся, ее уже не было. Я не думаю, что это твоя работа, она бы просто не пошла с тобой, а впечатление такое, что она ушла добровольно.

 – Профессор Гончо Эрджили мертв, Кит, – сказала она. – Не знаю, кто такой этот Эрджили, но другого Эрджили, кроме убитого, в Локвуде нет и никогда не было. Ни в одной картотеке твой Эрджили не числится… А Джессику я видела только на фотографии в личном деле Хилмана.

 Он с минуту смотрел на нее. Она спокойно пила чай, стараясь не встречаться с ним глазами.

 – Что же нам теперь делать, Джесс? – спросил он.

 Она пожала плечами, быстро взглянула на него, отвела глаза, спросила:

 – Твоей маме правда лучше?

 – Да.

 – Не понимаю…

 – Чего не понимаешь?

 – Не понимаю, кто ты, Кит.

 – Я Кит Макдауэл, охранник в зале игровых автоматов. Больше ничего не могу сказать о себе интересного. Я самый обычный человек, который живет в этом спятившем мире и пытается выжить.

 – Ты хочешь сказать, что ты случайный прохожий во всей этой истории? Ты не имеешь ни к Эрджили, ни к Хилману никакого отношения?

 – Хватит! – Кит рубанул рукой по столу. – Я знаю, что ты хитра, умна, хороший психолог, мечта разведки и все такое. Но хватит уже, а? Пойми, что я все о тебе знаю и не верю ни одному твоему слову! Я знаю, что ты работаешь на «Снуксил Кемикалз»; я знаю, что вам нужен Эрджили с его разработками вакцины, которая грозит корпорации миллионными убытками; я знаю, что вы устранили Хилмана, чей труп я нашел, хотя, тут я не уверен, что именно вы; я знаю, что не сегодня, так завтра вы уберете и меня. Но процесс вам не остановить. Документы Хилмана вам не достались и не достанутся, они рано или поздно попадут в руки нужному человеку…

 – Где они, Кит? – она посмотрела на него так, будто готова была вцепиться в горло. – Они у Эрджили?!

 – Вот что, Джесс, – он оставил чашку с чаем, к которому так и не притронулся, поднялся. – Спасибо тебе за ужин. Мне нужно идти.

 Она покачала головой.

 – Я не могу тебя отпустить, Кит. Кто бы ты ни был, я не могу сейчас тебя отпустить.

 – И?..

 – Как только ты выйдешь за дверь, я позвоню в полицию.

 – Хм… – усмехнулся он. – Я думал, ты позовешь меня в постель…

 Она встала, сделала два шага к нему в обход стола, положила руки ему на плечи. Ее лицо приблизилось к его лицу настолько, что он почувствовал ее дыхание на губах. Ее глаза заполнили все поле зрения, затягивая в зеленую искрящуюся бездну.

 – А хочешь, позову?

 Он улыбнулся, провел ладонью по ее щеке, коснулся большим пальцем губ.

 – Завтра, Джесс… Позови меня завтра.

 Он повернулся и вышел из кухни. В прихожей набросил ветровку.

 – Кит! – донесся из кухни ее голос.

 – Да?

 – Прощай.

 – Угу… Дай мне пять минут.

 Кит быстро, бегом, спустился вниз, но не стал сразу выходить на улицу, а сначала выглянул, чтобы осмотреться в наступающих сумерках.

 Времени было в обрез. Даже если она даст ему пять минут, о которых он просил, все равно копы будут здесь очень быстро, оцепят квартал, начнут прочесывать. Найдут.

 Но был у него оди вариант, который он продумал заранее, на случай такого бегства – кинотеатр. В этом огромном здании можно спрятаться и отсидеться. Можно и заночевать там, тем более, что идти ему все равно некуда. Ну разве что в центр на пятьдесят пятой, где он провел предыдущую ночь, но соваться туда, наверное, опасно.

 Он чувствовал себя сейчас зверем, которого охотники взяли в загон. Сердце его колошматилось о ребра посаженным в клетку затравленным волчонком, пока он бежал по четырнадцатой.

 – Что случилось, брат?! – окликнули его возле одного из домов четверо мужиков с желтыми повязками на руках – местный анти–снукерский патруль.

 Кит, не отвечая пронесся мимо них, посеяв, кажется, панику, потому что мужики выскочили на середину дороги и стали озираться по сторонам. Огнестрела у них, наверное, не было, иначе они бы не вели себя так суматошно.

 Кит добежал уже до пересечения с двадцать седьмой, а ни сигналы полицейской сирены, ни свет фар так и не нарушили влажной и сумрачной вечерней тишины.

 Он повернул направо, обошел кинотеатр, заходя со двора. Там, возле туалетов, притулившихся к зданию, давным–давно сделан был в стене пролом. Именно через эту брешь попадали в здание все желающие, поскольку через центральный вход пройти было невозможно – его так же давно завалили изнутри грудой кресел из зрительного зала, кучей выбитой из пола плитки и другим хламом.

 Пролом в стене давал доступ в подвал, попетляв по которому, среди хранилищ, мастерских и еще каких–то помещений, можно было попасть либо в буфет, либо в раздевалку малого зала. Дальше можно было либо выйти из буфета в фойе, либо двинуть по круговому коридору вокруг малого зала – до большого.

 Про этот кинотеатр и особенно про его большой зал ходили самые разные страшилки. Самой популярной была байка про то, что ночью из дыр огромного экрана ползут в зал самые разные тени – призраки наиболее ужасных персонажей когда–то давно показанных здесь фильмов ужасов и начинают крутить случайному зретилю свое кино, не сойти с ума от которого невозможно.

 Но самой страшные россказни ходили про хранителя кинотеатра – старого снукера Джо, который всю жизнь отработал здесь билетером, да про мальчика, заблудившегося однажды в подвальных лабиринтах…

 «И вот, вдруг, посреди ночи вспыхнул в зале свет и увидел он билетера. Лоб его сразу покрылся холодным потом и он попытался тихонько забиться под кресла. А билетер пошел сверху по проходу между рядами, и в руке у него был компостер, а на шее – рулон билетов. Он всегда так ходил, еще когда кинотеатр работал.

 И вот, идет он, значит, а тот парень трясется под креслами и даже глядеть в сторону хранителя боится. Говорят, что и нельзя на него смотреть, потому что он чувствует взгляд и сразу кричит: «Приобретите билет! Нельзя без билета!» И вот тогда тебе уже полный писец.

 В общем идет билетер, хромает, волочит ноги кое–как от старости, – топ, топ, топ, – а этого чувака уже натурально колотит от страха, зубы стучат. И когда дошел билетер до него, то не выдержал парень и посмотрел хранителю в лицо. А лицо у него желтое–желтое, как снук, и всё в дырках от червей, которые в нем ползают. Ну и все, хранитель чувака сразу засек и орет: «Приобретите билет, молодой человек! Нельзя здесь быть без билета!» Ну, парню–то деваться некуда, он ему деньги сует, а тот хвать его за руку и компостером ему горло пробил. Кровища фонтаном, а Джо знай себе лыбится. В общем, больше того парня и не видели».

 Все эти россказни Кита сейчас не волновали, хотя и сидели где–то в подсознании мелким ознобом. А вот подвал, который предстояло пройти, действительно мог вселить страх в кого угодно, особенно ночью. И не потому, что в этом подвале умер не один снукер или бездомный, чьи души, говорят, так и блуждают по пустым темным коридорам, а – потому, что собирались в его бесконечных темных секциях самые отъявленные местные бандюки. Сюда они привозили, говорят, своих жертв, не желающих отдать требуемое – для пыток и убийства. Ну, а копы в этот подвал никогда не совались – дурные они что ли.

 Кит осторожно, прислушиваясь и принюхиваясь, как хищник, зашедший в незнакомую местность, пробрался в разлом по скрипящей под ногами кирпичной крошке.

 Брешь в стене переходила в огромный пролом, образованный провалившимся или обрушенным полом, обломки которого рухнули вниз, в подвал. Спуститься туда можно было по составленным друг на друга металлическим ящикам и коробкам, в которых, говорят, хранились старые фильмы. Ступать по ним нужно было очень осторожно, не столько потому что они при каждом шаге качались, поминутно угрожая обрушиться и завалить собой незваного гостя, а потому, что каждый шаг отдавался в их пустых металлических внутренностях гулким эхом. А издать какой–нибудь звук в этой мрачной тишине было страшно.

 «Не буди тишину, если не хочешь оглохнуть» – вспомнил Кит то ли слова из какой–то книги, то ли строчку из песни.

 Хуже всего было то, что нормального фонарика у Кита не было, только зажигалка с подсветкой, чей чахлый синий лучик не столько освещал, сколько наводил тоску.

 Кое–как он достиг пола, очутившись в проходе, вдоль противоположной стены которого тянулись трубы самых разных диаметров. Если верить нарисованному кем–то и прикрепленному здесь же, на стене, кособокому плану подвала, этот проход был круговым и повторяющим расположенный над ним переход из малого кинозала в большой. Из этого кольцевого перехода можно было попасть в любую часть подвала через шесть отходящих от него коридоров, ведущих на три склада, в столовую для персонала, в ремонтные мастерские и в еще какое–то, никак не обозначенное на плане, помещение. Для того, чтобы попасть наверх, к залам, Киту нужно было сейчас пройти по переходу до столовой и через нее выйти к небольшому фойе, где на плане были отмечены два лифта. Лифты, разумеется давным–давно не работали, но подняться наверх можно было и по лестнице, обходящей шахты лифтов с двух сторон.

 Кит повернул влево и медленно, вдоль стены, двинулся по переходу, все больше и больше погружаясь в душную затхлую атмосферу, насыщенную смрадом экскрементов. Слабый фонарик отрывал от мрака небольшие куски, не столько освещая их, сколько перекрашивая из черного в синий цвет, отчего они казались еще более мрачными.

 Минут пять он шел, потея от волнения и духоты, пока справа вдруг не открылась черная пасть коридора. Это было первое ветвление, уводящее неизвестно куда, в какое–то небольшое пространство, никак не обозначенное на плане. Следущая ветка будет та, что ему нужна.

 Еще около десяти минут медленного крадущегося движения и, наконец, ощущение легкого сквозняка справа.

 Кит закрыл пальцем лампочку фонарика, заглянул за угол.

 В разлитой впереди тьме не было ни видно, ни слышно ничего. Если там кто–то и был, то он скорей всего спал.

 Кит открыл фонарик и медленно двинулся вперед, напрягая зрение так, что глаза ныли и горели.

 Узкий коридор заканчивался небольшим, как казалось при тусклом свете, залом, в котором местами еще сохранились столы и стулья, но основная масса столов была сдвинута в кучу в левом углу, образовав подобие нар. Кит готов был поклясться, что там, на этом импровизированном лежаке, видел чье–то тело, но приблизиться, чтобы рассмотреть не было ни малейшего желания. Если там сдох какой–нибудь клошар, что подтверждалось исходящей оттуда вонью, то вряд ли при нем могло оказаться что–нибудь более ценное, чем кусок заплесневелой соевой лепешки.

 Он шаг за шагом двигался по центральному проходу, оглядываясь, сколько было возможно, по сторонам.

 Уже у выхода из столовой в синем луче фонарика совершенно отчетливо проступил силуэт сидящего человека. Кит вздрогнул и, холодея, немедленно вернул пробежавший вскользь луч, навел его на то место, где привиделся силуэт.

 Да, он не привиделся.

 Человек сидел за столом, положив на него руки; сидел прямо и строго. Присмотревшись, Кит даже различил его одежду – костюм, галстук, белую рубашку и чуть сдвинутую на лоб шляпу.

 По крайней мере, это был не пресловутый билетер – уж слишком щеголевато был одет странный посетитель столовой, расположившейся в подвале кинотеатра.

 – Эй! – позвал Кит, испугавшись собственного голоса и немедленно перейдя на шепот. – Приятель, ты живой?

 Никто не ответил ему. Сидящий не попытался ни закрыть лицо от бьющего в глаза света, ни встать, ни обругать Кита по матери. Он продолжал сидеть, не шелохнувшись, все в той же строгой и прямой позе.