Текст книги "СМИ в Древней Греции"
Автор книги: Коринна Куле
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Если информацию не сообщает непреднамеренно кто-то третий, будь то частное лицо или общественный институт, получить ее труднее. В отсутствие информаторов на месте или постоянных послов невозможно иногда получить необходимые разъяснения. Такие лакуны в передаче информации иногда весьма чувствительны: во время злополучной экспедиции на Сицилию афинянам было бы необходимо знать, на какую поддержку они смогут рассчитывать на месте. Несмотря на все усилия, соответствующие сведения до них так и не дошли. Уже затеяв экспедицию, они обнаружили, насколько ничтожны силы их сицилийских сторонников[368]368
Фукидид, VI, 7-8.
[Закрыть].
Когда речь заходит не просто о передаче информации, а о том, чтобы вести переговоры, отправляются послы. Они не находятся на службе, и их функции заканчиваются с завершением миссии. Посланникам поручается множество дел, связанных с политической жизнью: предложение и заключение перемирий, мирных договоров, союзов, отправка даров, знаков отличия, всякого рода благодарностей. Иногда им вменяется в обязанность задать один-единственный простой вопрос: например, беотийские послы были отправлены к спартанскому царю Агесилаю, чтобы спросить «об условиях мира»[369]369
Ксенофонт, «Греческая история», IV, 5, 6.
[Закрыть]. В военное время послов сопровождал глашатай, который только и пользовался правом неприкосновенности.
Поручения, дававшиеся послам, были, как мы видели, временными и специализированными. Как правило, одно посольство дела не решало: чтобы достичь соглашения, приходилось посылать множество миссий. Постановление Народного собрания определяло, что должны сделать послы, которым предоставлялась полная свобода действий в рамках полученных инструкций. Эсхин, например, сообщает, что когда он вместе с прочими был отправлен послом к Филиппу Македонскому, постановление гласило:
Оратор не упустил случая покритиковать эту неопределенность и двусмысленности, причиной которых она может явиться[371]371
Ibid.
[Закрыть].
Послы отправляются государством и избираются Народным собранием. От них не требуется высокий ранг или имущественный ценз, и только занятие проституцией, долги или общепризнанная безнравственность могут помешать гражданину быть избранным посланником. На деле, однако, выдвинутые в большинстве случаев принадлежат к числу известных политических деятелей[372]372
Ibid., 23.
[Закрыть], а также, по мере возможности, хороших ораторов. Именно по этим соображениям леонтийцы в 427 г. до н.э. послали в Афины Горгия, «который явно превосходил современников красноречием»[373]373
Диодор Сицилийский, XII, 53, 2; ср. выше, с. 00.
[Закрыть].
Количество посланников менялось в зависимости от миссии; чаще всего встречаются цифры три, пять или десять человек, а в одной афинской надписи упоминаются даже двадцать членов посольства. Только миссии спартанцев, по-видимому, неизменно включали троих, что, впрочем, было наиболее популярным числом и в других полисах еще с гомеровского времени.
После того как постановление народного собрания в общих чертах определяло поручение посольству, его участники были свободны в выборе средств для достижения поставленной цели. Ценнейшими источниками информации на сей счет являются тексты Эсхина и Демосфена о посольствах, отправлявшихся из Афин к Филиппу Македонскому. Послы во время пути обсуждали, что им говорить, порядок выступлений, способ построения аргументации:
...когда мы обсуждали, что нужно говорить, и Кимон высказал опасение, как бы в споре о правах Филипп не взял верх, [Демосфен] обещал нам, что отверзнет неиссякаемые источники красноречия и скажет о правах на Амфиполь и о начале войны так, чтобы сразу закрыть Филиппу рот...[374]374
Эсхин, «О предательском посольстве», 21 (пер. С. Ошерова).
[Закрыть]
Можно было обсуждать и само постановление. Как раз по поводу содержащихся в нем положений и возникали иногда самые большие расхождения:
Эти примеры показывают, что «главы» делегации, как такового, не существовало, во всяком случае, в классическую эпоху. Тем не менее зачастую тот или иной посланник обладал особой аурой, предоставлявшей ему преимущественные права на переговорах. В последующую эпоху руководителя посольства обычно назначали.
Опять-таки в более позднее время посланцы оказались связаны буквой постановления о посылке их миссии: послов хвалили за строгое следование в речах формулировкам этого постановления. В римскую эпоху вошло в обыкновение писать письма, и послы оказались простыми почтальонами, а дипломатия утратила свою специфику.
Прибыв на место, посланники представали перед официальными учреждениями полиса или государства, в которое были направлены: перед Советом и Собранием в Афинах, перед собраниями различных полисов, перед эфорами в Спарте и непосредственно перед монархами или тиранами в недемократических государствах; если же они собирались говорить о проблемах чрезвычайно важных и интересующих эллинов в целом, они могли явиться на Олимпийские празднества, где собирались греки из всех полисов[376]376
Фукидид, III, 8, 1.
[Закрыть]. Послы определяли не только порядок выступлений и аргументацию, но и одежду, которую наденут. Геродот рассказывает о посольстве ионийцев и эолийцев в Спарту. Выступить было поручено фокейскому представителю по имени Пиферм.
Возвратившись домой, послы должны были дать устный отчет о своей миссии – сначала перед Советом, потом перед Народным собранием. Если первый отчет был обычно довольно кратким, во втором излагались все подробности посольства. Выступали по очереди все участники:
Далее, когда мы докладывали о посольстве народу, первым из нас выступил как старший возрастом Ктесифонт и среди прочего говорил о том, о чем условился сказать с Демосфеном: о Филипповом обхождении, о его наружности и веселости за вином. После него коротко говорили Филократ и Деркил, потом выступил я[378]378
Эсхин, «О предательском посольстве», 47 (пер. С. Ошерова).
[Закрыть].
Эсхин, когда наступил его черед, тоже произнес пространную речь[379]379
Ibid., 47.
[Закрыть].
Именно второй отчет, если верить Демосфену, а не Эсхину, мог исказить истинное положение вещей. Первый рассказывает о том, что произошло после возвращения посольства. Эсхин вначале достаточно объективно выступил перед Советом, но поставил все с ног на голову перед Народным собранием:
А когда сошлось Народное собрание и надо было говорить перед вами, тогда он, Эсхин, выступил первым из всех нас... и не стал ни докладывать о посольстве, ни упоминать, о чем говорилось в Совете... зато произнес такие речи о столь многих и великих выгодах, что ушел, всех вас увлекши...[380]380
Демосфен, «О предательском посольстве», 19 (пер. С. Ошерова).
[Закрыть] Снискав этим заслуженное одобрение, Эсхин, который всем показался и превосходным оратором, и достойным восхищения человеком, окончил речь и ушел весьма торжественно[381]381
Ibid., 23.
[Закрыть].
В ответ Демосфен поднялся, хотел взять слово, но Эсхин и Филократ стали кричать и издеваться над ним, а Собрание отказалось его выслушать.
В случае с отчетами послов мы видим ту же реакцию народа, что и на любую другую информацию, но здесь положение усугублялось тем, что рядовые граждане мало что понимали в международных делах.
Несмотря на контроль со стороны Совета и Народно го собрания, посольства не всегда достигали своей цели: они могли возвратиться ни с чем даже после долгих месяцев пребывания в чужой стране. Крайний случай – посольство, отправленное к Филиппу Македонскому после заключения в 346 г. до н.э. Филократова мира между Македонией и Грецией. Посольство, участником которого был Демосфен, должно было принять присягу македонского царя и условиться с ним об установлении мира. Посланцы отправились в путь по суше и добрались до македонской столицы Пеллы только через три недели, хотя обычно это занимало куда меньше времени. Оказавшись на месте, послы еще двадцать семь дней дожидались отсутствовавшего Филиппа, затем, по его возвращении, вместо того, чтобы потребовать от него присяги, сопровождали его в путешествии по Фессалии. Всего посольство отсутствовало больше двух месяцев и вернулось не солоно хлебавши. Его затянутость так и осталась необъяснимой, поскольку участвовавшие в нем Демосфен и Эсхин избегают каких бы то ни было комментариев по этому поводу.
Посольство могло оказаться рискованным предприятием; поскольку дипломатические представители не пользовались иммунитетом, с ними, особенно в военное время, могло случиться все, что угодно. Так, в 430—429 гг. до н.э. афиняне схватили и умертвили шестерых посланников, в том числе троих спартанцев, направлявшихся в Персию[382]382
Фукидид, И, 67.
[Закрыть]. В 396-395 гг. до н.э. спартанский военачальник Фарак захватил и казнил афинское посольство, державшее путь в Персию[383]383
Ксенофонт, Отрывок из «Греческой истории», найденный в Оксиринхе в 1907 г., И, 1.
[Закрыть]. Могли послов и посадить под замок на неопределенное время. Не следует, однако, преувеличивать значение этих злоключений: подавляющее большинство посольств завершалось благополучно.
Невозможное сожительство
Небольшие греческие полисы, независимые и ревниво относившиеся к собственной самостоятельности, тем не менее ощущали необходимость в объединении, и их союзы могли принимать различные формы: религиозные союзы вокруг святилищ, или амфиктионии, оборонительные союзы, или симмахии, – против общего врага или для защиты своей территории, наконец, настоящие федеративные образования. Устоявшейся терминологии для обозначения этих союзов в греческом не было, тем более что международное право в ту эпоху только формировалось, используя прошлый опыт. Собственно, в тот самый момент, когда полисы нащупали подлинную систему международных отношений, рассматриваемая здесь система стала бесполезной, поскольку дублировала институты, обладавшие реальной властью, – институты эллинистической монархии или Римской империи. Древнегреческие союзы, кроме того, отличались различной продолжительностью жизни: одни восходили к греческой предыстории, до появления эллинов в Греции, другие, как известный Делосский союз, прожили всего полвека. Объединений греческих полисов было слишком много, чтобы подробно их анализировать, поэтому основное внимание мы уделим их разнообразию, значимости, причинам успехов или неудач.
Древнейшими союзами явились амфиктионии – содружества племен, живших в окрестностях одного и того же святилища и объединенных общностью происхождения или интересов. В наиболее известных из них, группировавшихся вокруг храма Деметры в Фермопилах и храма Аполлона Пифийского в Дельфах, насчитывалось по двенадцать членов. В дельфийской амфиктионии имелось Собрание, или Синедрион, составленный как из постоянных представителей, или иеромнемонов, определявшихся жребием и имевших право голоса, так и из пилагоров, избиравшихся и не имевших права голоса. Каждое из племен-участниц, вне зависимости от численности, имело два голоса.
Эсхин в речи о предательском посольстве перечислил клятвы, связывавшие членов Дельфийского союза:
...амфиктионы прежних времен клялись не разорять ни единого города из их числа, не лишать его воды ни в дни войны, ни в дни мира, а кто преступит запрет, на того идти походом и поднять города, а кто разграбит достояние бога или станет в чем соучастником или замыслит против святилища зло, того наказывать оружием, походом, словом и всяческой силой; к клятве этой присовокуплялось грозное проклятие[384]384
Эсхин, «О предательском посольстве», 115.
[Закрыть].
Помимо того, что союз был оборонительным, в его ведении находилось и снабжение Дельфийского храма, и организация Пифийских игр в честь Аполлона. Ему вменялось в обязанность заботиться о собственно храме – например, руководить работами по восстановлению здания после пожара 548 г. до н.э., следить за окружающей священной территорией, на которой никому не разрешалось селиться, наконец, распоряжаться сокровищницей богов. Что касается второго аспекта полномочий, Собрание огранизовывало Пифийские игры и руководило ими, а также занималось поддержанием в порядке дорог, по которым должны были следовать теории, т.е. священные посольства, посылавшиеся на празднества различными городами.
Суверенная власть Дельфийской амфиктионии во всех этих вопросах признавалась всем сообществом полисов. В принципе она осуществляла также верховную юрисдикцию над всеми входившими в конфедерацию городами, но ее решениям в данной области практически никогда не подчинялись – если только они не были выгодны какому-нибудь мощному полису. Ведь в амфиктионию входили не все греки, а внутри нее большинство составляли племена, не обладавшие политическим весом, вроде фессалийцев, тогда как у Спарты и Афин было всего по два голоса. На важных переломах греческой истории Дельфийский союз не мог объединить эллинов вокруг общего дела. К примеру, во время второй персидской войны половина составлявших его племен присоединилась к армии Ксеркса.
Позже фиванцы и фессалийцы, доминировавшие в Союзе, заставили лакедемонян и фокейцев, своих врагов, уплатить значительную пеню по случаю длившейся десять лет Священной войны (356—346 гг. до н.э.). Дельфийская амфиктиония просуществовала до римской эпохи, и упоминания о ней прекращаются только при Антонинах (II в. н.э.).
Симмахии представляли собой второй тип союзов. В них могли входить многие государства, расположенные на обширной площади, и были они изначально оборонительными союзами, созданными либо для защиты от общего врага, либо для охраны целостности своей территории от возможных вторжений.
Внутри симмахий всегда находился полис-гегемон, управлявший союзом. Гегемония зависела от искушенности того или иного государства в военном деле, и для ее обретения и сохранения необходимо было постоянно подтверждать свою доблесть в глазах союзников. Так, поражение при Сфактерии[385]385
Сфактерия – протяженный остров, прикрывающий гавань г. Пилос. В 425 г. до н.э. на острове произошло сражение между афинскими и спартанскими силами.
[Закрыть] во время Пелопоннесской войны нанесло Спарте удар, от которого она с трудом оправилась[386]386
Ср.: Фукидид, V, 28.
[Закрыть].
Важнейшими военными союзами были Пелопоннесская симмахия, возглавлявшаяся Спартой, и Афинский, или Делосский, морской союз, созданный по инициативе афинян во время персидских войн.
Первый из них, возникший в VI в. до н.э. и называвшийся обычно «лакедемоняне и их союзники», был самой древней симмахией. О происхождении его известно мало. Он явно был плодом желания Спарты, ставшей к тому времени влиятельным полисом, поддерживать целостность захваченной ею территории. С этой целью она заключила с возможно большим числом полисов соглашение, по которому каждый из них брал обязательство гарантировать неприкосновенность существующих границ и «совместно противостоять любому внешнему вмешательству, угрожающему спокойствию на Пелопоннесе»[387]387
Martin V. La vie internationale dans la Grèce des cités. P. 207.
[Закрыть]. Симмахия, просуществовавшая по меньшей мере двести лет, проявлялась эпизодически. Спарта не требовала от союзников дани, а те не ощущали над собой притесняющей власти. Основной проблемой союза с весьма рыхлыми структурами была инерция, дававшая о себе знать в моменты, когда нужно было действовать, что особенно проявилось в начале Пелопоннесской войны. В самом деле, у симмахии не было никакого постоянного органа, никакого федерального института, если не считать синода и периодических собраний, так что, когда полисы, отвергнув афинский экспансионизм, решились действовать, все происходило на уровне импровизации. В отсутствие организованных способов финансирования лакедемонянам и их союзникам оказалось очень сложно создать флот, который мог бы противостоять сотням афинских триер.
Делосский же союз был создан после второй греко-персидской войны для борьбы против персов и чтобы предотвратить их возможное возвращение, чего он с успехом и добился в 465 г. до н.э. Союз стремился стать общеэллинским и объединял все полисы, отказавшиеся подчиниться Ксерксу. Очень скоро явное превосходство Афин на морях привело к их гегемонии. В отличие от Пелопоннесской симмахии, этот союз быстро наладил организацию: финансовой столицей был определен Делос, и Афины постановили, что каждый союзный полис должен делать взносы, будь то в снаряженных кораблях или в денежной форме, на строительство флота. Постепенно Делосский союз сконцентрировался вокруг Афин, которые стали единственным государством, извлекавшим из него пользу: снаряженным флотом управляли афиняне, афинянами были все командиры, а участие большинства союзников ограничивалось в первую очередь финансовой поддержкой. Существовал, конечно, совет, представлявший союзников, но вскоре афинское Собрание начало принимать решения, не советуясь с прочими полисами, а договоры стали единолично подписывать Афины. Как подчеркивает Фукидид, то был переход от добровольно признанной гегемонии к архэ, власти.
Понятно, что подобная система, в которой вся власть принадлежала Афинам, требовавшим с союзников часто весьма внушительных денежных взносов, не пришлась по вкусу их партнерам и сыграла немаловажную роль в развязывании Пелопоннесской войны.
Ведь обычным состоянием отношений между полисами, не способными объединиться, была война. С начала V в. до н.э. до 338 г. до н.э. из ста шестидесяти четырех лет Афины воевали сто двадцать, т.е. больше двух лет из каждых трех, и мир ни разу не продолжался свыше десяти лет.
На этом фоне почти постоянных раздоров регулярно, хотя и с перерывами, объединять полисы могло только одно занятие: большие общеэллинские празднества, куда собирались все греки.
Большие панэллинские игры
Среди панэллинских празднеств, собиравших всех греков вокруг больших святилищ, наиболее известны игры, в количестве четырех: Олимпийские игры вокруг святилищ Олимпии; Пифийские у подножья горы Парнас, в Дельфах; Немейские, в Немейской долине; наконец, Истмийские игры, проводившиеся на Коринфском перешейке (Истме). Первые два состязания из этого списка проводились раз в четыре года, вторые – раз в два года. Мы не станем подробно описывать игры, как таковые, а постараемся выдвинуть на передний план то, что касается коммуникации, а именно оповещение об играх и подготовку к ним, посещавшую их публику, награды и почести, предназначавшиеся атлетам. Наконец, мы попробуем понять, какое значение имели игры в греческой цивилизации.
Эти четыре масштабных предприятия являлись не только спортивными и, как в Дельфах, Немее, на Истме, музыкальными состязаниями, но и религиозными празднествами, не случайно проводившимися в непосредственной близости от величайших греческих святилищ. Первый и последний дни игр были целиком отданы священным обрядам, атлеты приносили клятву богам. Изначально то были погребальные состязания, кровавые схватки вокруг могилы, чем, в частности, объясняется вручение победителю венка из дикого сельдерея, знака траура, а также то обстоятельство, что судьи на Немейских играх облачались в траурные одежды. Все это придавало состязаниям торжественный характер.
То были не международные соревнования, а панэллинские празднества для всех греков. Иностранцы могли на них присутствовать, но не состязаться.
Игры, собиравшие вначале местных жителей, очень быстро, с VI в. до н.э., стали центром притяжения всего Пелопоннеса, а затем и греческого мира в целом. Таким образом, о сроках игр приходилось оповещать тысячи, а затем и десятки тысяч людей.
Время проведения игр было временем священного перемирия, поэтому перед их открытием повсюду рассылались глашатаи-вестники. На Олимпийских играх этих глашатаев называли носителями перемирия (spondophoroi). В классическую эпоху они, несомненно, путешествовали с многочисленной свитой, а в полисах, через которые они проезжали, их принимали со всеми почестями. Одновременно с объявлением перемирия они сообщали о сроках проведения игр, что являлось весьма ценной информацией: даты из года в год менялись, да и греческие календари не были унифицированы. Традиция глашатаев, объявлявших о перемирии, сохранилась и в эллинистическую эпоху, когда игры стали проводиться во все большем количестве полисов.
Что же представляло собой священное перемирие? Оно требовало приостановления военных действий во всех греческих государствах на время игр. На деле чудесным образом остановить войну по случаю перемирия не представлялось возможным. Последнее было призвано не допустить, чтобы сражения нарушили ход игр, и обеспечить безопасность паломников, отправлявшихся в Олимпию, Дельфы, на перешеек или в Немею. Именно по этой причине перемирия длились по нескольку месяцев – время, необходимое обитателю окраин греческого мира для того, чтобы добраться на игры, а затем возвратиться назад. Перемирие обеспечивало также мир в окрестностях святилища, где проводились торжества. Всякий, попытавшийся напасть на Элиду, ближайший к Олимпии город, или на паломника, бывал сурово наказан, обычно солидной пеней. Не уплатившему пеню был закрыт доступ на игры, и обычно ее платили безропотно, хотя иногда и с неохотой: некоторые выжидали вплоть до того, пока им не приказывал подчиниться оракул.
Перемирие, впрочем, часто пытались использовать в своих целях: по словам Ксенофонта, аргивяне, которым угрожали Афины, всякий раз ссылались на священное перемирие, даже когда оно на самом деле не имело места. Раздоры могли возникать из-за даты объявления священного перемирия: начинается ли оно в тот момент, когда глашатаи возвещают о нем в городе, где проводятся игры, или же оно вступает в силу, когда вестники провозглашают его в данном пункте, т.е. заведомо позже и в разное время в зависимости от полиса?
Многочисленная публика собиралась на игры со всех уголков греческого мира. Представители всех слоев общества прибывали с Сицилии, из Великой Греции[388]388
«Великой Грецией» назывались греческие поселения в Италии.
[Закрыть], с побережья Малой Азии и с островов. Помимо записных зрителей и простых зевак, игры посещало множество других персонажей: торговцы провизией, поскольку требовалось накормить тысячи паломников, и всеми прочими товарами. Нужно представить себе и истинно ярмарочную атмосферу с фокусниками и акробатами, и одновременно интеллектуальную обстановку: поэты и историки читали свои произведения, ораторы выступали, софисты обучали или произносили речи; там же декламировали стихи Гомера. Что касается зрителей, прийти полюбоваться могли и рабы, и варвары, иногда не допускали только женщин. Так, во время игр замужним, под угрозой свержения с ближайшей горы, Типейона, был запрещен доступ в Олимпию: нельзя было даже переправляться через Алфей, окружавшую Олимпию реку. Лишь одна женщина, по имени Ференика (или Каллипатера), отважилась пренебречь запретом:
Так как ее муж умер еще раньше, то она, приняв во всем вид настоящего учителя гимнастики, привела на состязания в Олимпию своего сына. Когда Пейсирод, ее сын, оказался победителем, то Каллипатера перескочила через тот барьер, который отделял учителей гимнастики от арены, и при этом обнаружила свой пол[389]389
Павсаний, «Описание Эллады»^ 6, 8 (пер. СП. Кондратьева, под ред. Е.В. Никитюк).
[Закрыть].
Хотя обман раскрылся, Ференику-Каллипатеру простили за победы, что одерживали на играх ее сын, брат и отец. Решили просто на будущее обязать всех тренеров появляться на состязаниях нагими, подобно атлетам.
Оказавшись на месте, зрители устраивались на постой как могли: наиболее привилегированные имели возможность отправиться к проксенам[390]390
Проксены – граждане, принимавшие у себя путешественников из другого полиса. Система работала и для греков, и для негреков.
[Закрыть] или в специально предназначенное общественное здание, если таковое имелось, как было, например, в Дельфах и в Олимпии. Однако, как подчеркивает М. Финли[391]391
Finley M.I. The Olympic Games. P. 54.
[Закрыть], вкладывать деньги в харчевню или постоялый двор в таких местах, как Немея или Коринф, куда ничто, кроме игр, не могло привлечь путешественников, было в высшей степени нерентабельно: игры продолжались примерно неделю раз в четыре года... Большинство паломников спало в палатках или под открытом небом на окрестных полях.
Победители крупнейших игр пользовались в Греции огромной славой и получали множество материальных выражений этой славы.
Непосредственно после победы глашатай провозглашал имена самого чемпиона и его отца, а также название его родного полиса. Один из судей увенчивал его лавровым венком в Олимпии, венком из дикого сельдерея на Истмийских играх (сбор листьев для венка обставлялся чрезвычайно торжественно: на Олимпийских и Пифийских играх их срезал серпом ребенок, отец и мать которого были живы). В то же самое время судья вкладывал в руку победителя пальмовую ветвь. Вечером того же дня проводилась торжественное шествие, или homos.
Греки гордились тем, что состязаются не ради богатства: достаточно увидеть изумление перса Тритантехма[392]392
Которого в соответствующем месте Геродот именует Тиграном.
[Закрыть], когда тот узнает, что на Олимпийских играх приз – венок, а не деньги:
Но, несмотря ни на что, победители могли получать материальное вознаграждение: на Пифийских играх вплоть до VI в. до н.э. вручались призы в виде ценных подарков. Но в первую очередь почести чемпионам оказывали их родные полисы: так, в Афинах Солон установил вознаграждение в пятьсот драхм за победу на Олимпийских играх, и в двести драхм – на Истмийских[394]394
Плутарх, «Солон», XXIII, 3.
[Закрыть]. Ксенофан упоминает, что с VI в. до н.э. чемпионов кормили за счет казны и выдавали денежную сумму, достаточно большую для передачи по наследству[395]395
Ксенофан, фрагмент 2 В Diels-Kranz.
[Закрыть]. В некоторых полисах вознаграждение было скорее символическим: например, в Спарте победители игр получали почетное право сражаться рядом с царем[396]396
Плутарх, «Ликург», XXII, 7-8.
[Закрыть].
По возвращении с игр победителя ждали новые празднества. На них юноши под звуки лиры или флейты распевали гимны, сопровождаемые танцами. Отсюда с VI в. до н.э. возник обычай просить известных поэтов писать по такому случаю гимны. Именно так родились стихотворения Пиндара, прославляющие победителей четырех великих игр Греции. Однако услуги этих поэтов обходились очень и очень дорого: только знатные роды могли позволить себе подобные гимны, или эпиникии.
Кроме венка, вознаграждения, процессий, празднеств, иногда эпиникий, победителям могли воздвигать памятники, большей частью статуи, либо в родном полисе, либо на том месте, где они одержали победу. Например, Алкивиад в V в. до н.э. заказал собственный живописный портрет, который поместил в пинакотеку Пропилеи[397]397
Павсаний, I, 22, 7; ср. также: Афиней, XII, 534 d.
[Закрыть]. Павсаний дает подробный перечень статуй, которые он во II в. до н.э. видел в святилище Олимпии. Сначала их делали из дерева, затем стали отливать в бронзе. Если верить Лукиану[398]398
Лукиан, «Изображения», 11.
[Закрыть], статуи изготавливались в натуральную величину, но определенные археологические находки, например обнаружение высокого пьедестала, заставляют думать, что они могли быть и более внушительными. Изображение атлетов способствовало развитию скульптуры: стало возможным воспроизводить не застывшие типажи, как в архаическую эпоху, но тела, обладавшие сходством с оригиналом, иногда в движении.
На всех таких статуях были надписи, упоминавшие имена изображенного и его отца, название их полиса, иногда его прежние победы. Иногда их, как и эпиникии, писали поэты: например, некоторое количество принадлежит перу Симонида[399]399
Например, Симонид, фрагменты 149, 156, 163 и т.д. Berk.
[Закрыть].
Кто же оплачивал эти памятники? Иногда город брал на себя расходы по воздвижению тех из них, что находились в его стенах. Что касается статуй в Олимпии, то бремя их установления ложилось исключительно на самого победителя и обходилось очень дорого. Соответственно можно предполагать, что значительная часть победителей не была увековечена; иногда статую воздвигали лишь много позже, после соответствующего пророчества оракула[400]400
Например, Павсаний, VI, 17, 6.
[Закрыть].
Игры с VII в. до н.э. являлись одним из важных факторов объединения небольших греческих общин. Они предоставляли возможность всем: коринфянам, ионийцам из Малой Азии, спартанцам – не только собираться вместе и общаться, но и чувствовать, что они принадлежат к одному и тому же миру, к одной и той же культуре, что они находятся под покровительством одних и тех же божеств. Для маленьких общин, которые, как мы видели, чаще всего были враждебны друг другу, это было важно. Кроме того, перемирие, пусть даже оно и не всегда соблюдалось, заставляло хотя бы на время забыть о вражде, особенно на месте проведения игр. Еще в V в. до н.э. упоминание о том, что некто завоевал награду на одном из знаменитых состязаний, было знаком величайшего уважения. Наряду с этим, как мы уже упоминали, изображения победителей дали толчок развитию скульптуры и донесли до нас облик замечательных атлетов, которыми и сейчас можно любоваться.
