Текст книги "Охотница за душами"

Автор книги: Корин Холод

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава десятая

– в которой читается лекция, проводится небольшой разбор полётов и наличествует некоторое количество тоски по ушедшему.

Утро в Агентстве начиналось для всех по-разному. Все начальники отделов жили в здании «Альтаира», и к их услугам были экспресс-доставка в кабинеты, личные бары и холодильники. Большинство сотрудников, напротив, обитали в городе и по утрам собирались в уютном кафе на втором этаже, или, как здесь говорили, «уровне» здания Агентства. Руководство «Альтаира» не экономило на содержании персонала и не стремилось лишний раз выжать из них деньги: еда и напитки, помимо алкоголя, в кафе были бесплатными. Впрочем, если старшим оперативникам хотелось выпить после трудного выезда или ночной смены, они всегда могли спуститься в одну из семи переговорных, бары в которых мало уступали аналогичным в кабинетах начальства. По крайней мере, так было принято считать.

Это утро было несколько необычным: Воин решил проявить демократичность и отправился завтракать со своей командой. Через несколько часов по Санкт-Петербургу и области должен был начаться глубокий поиск оборотня-террориста, а после захода солнца к команде присоединялись падре Бэрринг с дочерью. Пока что группа Воина отдыхала. Окна в кафе были приоткрыты, по залу изредка пробегал лёгкий ветерок, рассветное солнце отражалось в полированной стойке и пускало зайчики в глаза молодому бойкому бармену. Немногочисленные оперативники и аналитики пили кофе, уничтожали салаты и бифштексы и с интересом косились на тёплую компанию за угловым столиком.

Витольд и Гаури выглядели слегка помятыми: с вечера они поминали безвременно ушедшего напарника. Братья Самойленко синхронно зевали, каждый раз извиняясь и поясняя, что на новом месте им было неудобно спать. Рива, свежая и бодрая, пила сок, изредка бросая на начальника отдела задумчивые взгляды.

Наконец, Воин хмыкнул, отложил в сторону вилку и кивнул девушке, принимаясь за кофе:

– Спрашивай, чего уж там. Я вижу, тебя что-то гложет.

Рива на несколько секунд замялась.

– Вчера вечером я была свидетельницей разговора Палача и Жрицы, – неуверенно начала она, – и в нём прозвучало слово «эмиссар». Прошу простить мой интерес, но я считала, что эмиссаров больше не существует.

Воин поморщился:

– Это не совсем так. Проблема в том, что отследить их довольно сложно, если не сказать невозможно. И мы стараемся с ними не связываться.

– Может, расскажете подробнее? – Витольд с силой потёр лицо ладонями. – Молодёжи будет интересно, да я и сам с удовольствием послушаю. Новая информация отвлекает от ненужных мыслей.

Воин сочувственно похлопал перевёртыша по плечу:

– Хреново, одиночка?

– А ты как думал? – оборотень отбросил политес и мрачно взглянул на начальника отдела. – Мы даже похоронить его по-человечески не можем.

– Н-да. Скверно получилось. Ладно, попробую немножко отвлечь тебя и расширить кругозор собравшихся. – Воин задумался на некоторое время. – Начнём с азов. Сам по себе эмиссариат – штука хитрая. Я думаю, ни для кого не секрет, что древние или мёртвые боги не являются мифом.

– Я слышала о кризисах, связанных с попытками возрождения древних, и читала отчёты, – отозвалась Рива. – Анубис, Кецалькоатль и Локи, кажется.

– Всё верно, за исключением Локи. Это был не кризис, так… поцапались слегка. Жаль, что ещё до меня, с удовольствием бы познакомился с этой сущностью. Впрочем, не важно. Едем дальше: помимо богов существует такая интересная вещь, как глобальные или высшие процессы. Дабы не разводить словоблудия, их называют просто «высшие». Любовь, Судьба, Время, Жизнь, Смерть и многие другие. Вопреки общественному мнению, процессы эти, во-первых, обладают определённым сознанием, пусть и далёким от человеческой психологии и морали, а во-вторых, могут быть определённым образом воплощены.

– Ты хочешь сказать, что…

– Ну да. Когда-то давно высшие были… м-м-м… несколько проще что ли? Представьте себе, к примеру, как за века и тысячелетия изменялось такое понятие, как любовь. Следите за мыслью? Высшие отнюдь не всемогущи. Они даже больше зависят от живущих смертных и бессмертных, чем те же боги. В конце концов, древние черпали силы и из своих «доминионов». Асгард, Олимп, Аид – всё это давало им силу. А высшие напрямую связаны с людьми и нелюдьми, с их представлениями о них самих.

Воин сделал паузу, отпил кофе. Вокруг их столика начали собираться сотрудники: лекцию в исполнении кого-либо из начальников отделов удавалось послушать не каждый день.

– Правильно ли я понимаю, – протянула Рива, – что этим процессам время от времени необходимо напрямую влиять на кого-то из живущих?

– Абсолютно верно. Развитие – то, что стоит в основе всех мыслящих. Я мыслю, следовательно, существую, я существую и мыслю, следовательно, развиваюсь. Это аксиома. Теперь перейдём непосредственно к эмиссариату, – Воин достал сигареты, поискал взглядом пепельницу и передвинул её поближе. Из-за его плеча разом возникло пять рук с зажигалками. Начальник отдела усмехнулся и продолжил:

– Как я сказал, в седой древности высшие могли воплощаться. Этакая квинтэссенция процесса в отдельном существе. А потом одёжка стала маловата. Они и так были глобальны, а развитие – палка о двух концах. Тогда и появились первые эмиссары. Фактически, любое достаточно сильное существо, подходящее по определённым моральным устоям и структуре внутреннего мира, может стать эмиссаром того или иного процесса. Цели их не ясны никому, кроме высших. Силы их если не запредельны, то очень и очень велики. Я знаю о шести случаях прямого столкновения Агентства с эмиссарами и не могу сказать, что мы всегда одерживали победу. Как правило, мы стараемся лишний раз не влезать в их дела, а их интересы редко пересекаются с нашими. Но если подобное происходит… в общем, лучше идти на мировую.

– Что ж получается, один, пусть экстремально сильный энергетик может составить конкуренцию всему «Альтаиру»? – Витольд недоверчиво покосился на Воина.

– Пойми, боец, это не просто «энергетик». За спиной эмиссара стоит непосредственно процесс. А это, поверь мне, очень круто. Вон стоит один человек, который может подтвердить мои слова, – Воин приподнялся с места и помахал рукой. – Палач!

Палач подошёл, с улыбкой обозревая стихийное собрание, вежливо поздоровался. Ярко-зелёные глаза насмешливо сощурились:

– Пользуешься популярностью? О чём речь?

– Просвещаю молодёжь в области структуры эмиссариата. Насколько я помню, в последние годы для тебя это не очень больная тема? Скажешь пару слов?

По лицу Палача скользнула тень, но он быстро взял себя в руки.

– Да, ты прав. Могу сказать одно: эмиссары опасны. Они не противостоят нам намеренно, но несут в себе угрозу, как неконтролируемая стихия. А в нашем случае – это станет вам известно, господа и дамы, так что не вижу смысла разводить секретность – мы имеем представителя одного из самых могущественных высших: Смерти. Да ещё и её ученик – мастер сновидений. Он уже равен мне, и страшно представить, чем он может стать в дальнейшем. Воин, заканчивай лекцию и приступай к работе. У меня совещание: кажется, по новому делу возникли проблемы.

– Как скажешь, старшой, – Воин пожал плечами и поднялся. – За работу, мальчики и девочки, халява кончилась.

* * *

Кабинет Александра Евгениевича утопал в солнечном свете. Хозяин помещения сидел за столом, спиной к окну, и внимательно смотрел на группу оперативного слежения. Палач, с кружкой кофе в руке, развалился в кресле у входа и буравил взглядом спины агентов, что явно не доставляло им удовольствия.

– Подытожим, – медленно произнёс Светлов, – вы дали себя увидеть, после чего запаниковали и бросили объект. Потеряли его.

– Он не мог нас заметить! – в отчаянии простонал старший группы. – Мы были под пологом. В моём отчёте…

– Ваш отчёт – торжество некомпетентности и трусости, юноша, – холодно оборвал его Палач. – Вы утверждаете, что полог был ослаблен, в результате чего объект вас засёк. Я лично проверил как его дом, так и окрестности. Всё говорит о том, что в радиусе пяти километров в последние пять часов никто, кроме вас, не применял никаких заклятий. Помимо аномальной устойчивости к Рубежу, Ольха не обладает способностями, превышающими человеческие. Я делаю вывод: вы облажались сверху донизу и теперь пытаетесь прикрыть свой прокол.

– Если вам угодно, вы можете подвергнуть меня допросу четвёртой степени, равно как и моих подчинённых, – голос старшего чуть дрожал, – но я утверждаю, что мы действовали в рамках протокола. Ситуация была штатной. Приступ паники был наведённым. Скажу также, что придя в себя, мы попробовали заново отследить объект, и у нас ничего не вышло. Его кто-то прикрывает. Александр Евгениевич, Палач, я готов нести ответственность за потерю объекта, но прошу рассмотреть моё заявление на считку памяти.

Он подался вперёд и положил на стол листок, который до этого нервно крутил в руках. Светлов задумчиво взглянул на заявление, потом перевёл взгляд на Палача.

– Что скажете?

– Скажу, что я удивлён, – Палач откинулся на спинку кресла. – Ольгерд, вы понимаете, чем вам грозит полное сканирование памяти, в случае если ваша вина подтвердится?

– Прекрасно понимаю, – старший повернулся к Палачу и поклонился, – именно поэтому и подаю заявление.

Некоторое время прошло в молчании. Начальники отделов переглядывались, Ольгерд потел, группу слежения начала бить мелкая дрожь. Они прекрасно понимали, чем может закончиться для них эта ситуация. Наконец, Светлов встал из-за стола, взял заявление и демонстративно разорвал его пополам.

– Вы оправданы, Ольгерд. Вашего заявления я не видел. Идите. Объект будет передан другому агенту. Пока отдыхайте, я вас вызову.

Оперативники поторопились покинуть кабинет, на их лицах читалось облегчение. Светлов хмыкнул, подошёл к окну и распахнул его. В кабинет ворвался свежий ветер, пошелестел бумагами на столе, ласково коснулся щеки Палача и, будто устыдившись, утих. Палач выбрался из кресла и встал рядом со специалистом по связям с общественностью.

– Верну тебе твой же вопрос, Алехандро. Что скажешь на всё это?

– Не знаю, – Светлов, кажется, не обратил ни малейшего внимания на фамильярность Палача. – Что-то происходит. Активизация Чтеца. Сумеречное Братство вновь поднимает голову. Ольха, носящий в себе аномалию, с которой мне предстоит столкнуться лично. Да ещё и этот оборотень… Бэрринг, помимо прочего, хочет объединения потомков Каина и Корвинуса. Слишком много всего, а наш персонал не справляется. Жалобы на отдел аналитики валятся, как листья по осени, Жрица всё чаще впадает в депрессию, а наши планы начинают трещать по швам. У меня создаётся впечатление, что затее Его Высочества начинает сопротивляться само мироздание.

– Я слушал мир. И проделываю это регулярно. Поверь, мироздание отнюдь не против. Когда нас пугали мелкие неурядицы?

– Когда мы планировали нечто настолько глобальное?

– Никогда, тут ты прав. Но не ты ли учил меня, что не стоит отступать перед трудностями? Скажи, тебе страшно?

– Да, Смерть. Я всё-таки отчасти человек. И могу испытывать эмоции.

– Что-то часто мне начали припоминать моё старое имя, – пробормотал Палач. – Не к добру это.

– Что ж, вернёмся к нашим… хм… объектам. Предлагаю то, что мы хотели сделать с самого начала.

– Глубокое внедрение, – начальник отдела бархатного вмешательства ловко вскочил с ногами на подоконник и наклонился, выглядывая на улицу. – Согласен. Пусть Птаха попробует себя в поле, не всё же ей с техникой возиться. Хотя работающие на Рубеже мобильные она нам так и не смогла сотворить. А грозилась.

– Не суди её строго, она и так сделала больше, чем мы ожидали. Твоя заслуга.

– Хорошо, – Палач спрыгнул с окна, с размаху рухнул в кресло Светлова и крутанулся, – что будем делать с оперативным составом? Нужны реформы, Алехандро.

– Что-то ты сегодня не в меру весел, – Александр Евгениевич задумчиво посмотрел на собеседника. – Если память мне не лжёт…

– Оставим эту тему, прошу тебя, – Палач поморщился. – Мне и так с утра напомнили, хоть я и старался не заострять на этом внимания.

– Три тысячи триста тридцать три года, – Светлов прищурился. – И ещё тысяча четыреста семьдесят пять лет со второй попытки. Не пора ли попробовать начать всё заново?

– Нет. Я больше не возьму учеников, Алехандро. Двоих было вполне достаточно. Закроем тему, хорошо?

– Хорошо. Что касается твоего предложения – инициатива наказуема, Палач. Займись оперсоставом. Подними личные дела и проверь всех. Пора устроить чистку рядов и пополнить их свежей кровью. Отбери тех, кто готов пройти переаттестацию, отдельно отметь претендентов на возможность получения личного оружия. И поговори, в конце концов, с Мэрионн. Нам необходим четвёртый старший. Если она не согласна вернуться, то пусть займётся обучением преемника.

– Хм, Воин передумал отбивать Риву у Жрицы?

– Нет, с вероятностью в восемьдесят четыре процента Рива станет его ученицей, но старшей ей не бывать, по крайней мере, в ближайшие тридцать-сорок лет. И даже в этом случае, она будет самой молодой начальницей отдела за всю историю Агентства. Я пока не готов к настолько кардинальным переменам.

– Хорошо. Я поговорю. Что-нибудь ещё?

– Тебе недостаточно? Тогда посети Мо и спроси у него, где комплект облегчённых бронежилетов, который он обещал ещё две недели назад. И если он готов, то почему ещё не введён в эксплуатацию. Остального тебе хватит на ближайшую неделю, по самым скромным подсчётам. Воин будет заниматься оборотнями и вампирами, Птаха возьмёт на себя Ольху, а я буду сидеть и ломать голову – что делать с осколками Сумеречных.

– Мы упустили момент, – Палач потянулся, – надо было либо рисковать, выводя Нама из комы, либо убить его. А мы допустили стазис ситуации, растянувшийся на три года. Умри Нам, и мы могли бы предложить Син и Виту помощь. Пусть мы не знали о ребёнке, но это было бы к лучшему. Так или иначе, они остались бы нам обязаны. За поддержку в сложной ситуации.

– Ты прекрасно знаешь отношение Вита к нам, – Светлов бесцеремонно извлёк Палача из своего кресла и сел. – Ни тогда, ни сейчас у нас нет агента, который мог бы войти к нему в доверие.

– Ну, думай, Алехандро. В конце концов, стратегия и тактика – твой конёк. Я предпочитаю простое действие.

Палач пересёк кабинет, открыл дверь, и на пороге его догнал вопрос Светлова:

– Ты не ошибся в оценке сил Вита? Я не ставлю под сомнение твою компетентность, но всё-таки.

Начальник отдела на мгновение задумался, потом, не оборачиваясь, покачал головой:

– Нет. Вит опасен. Настолько же, насколько его наставница. А в перспективе станет ещё опаснее.

– Стоит ли сейчас сводить их с Воином?

– И опять нет. Будет дуэль. И не факт, что демон победит.

– Я понял тебя. Благодарю.

Дверь закрылась. Светлов поставил локти на стол и сплёл пальцы на уровне глаз.

– Мне нужен кто-то… – прошептал он, – кто-то, кому Вит сможет доверять настолько, чтобы подпустить к себе. Но кто? Кто…

* * *

Палач вошёл в свой кабинет, тщательно запер дверь, отдёрнул тяжёлые, плотные шторы с высокого окна. Открыл бар, постоял перед ним в нерешительности, потом налил в высокий бокал красного вина и подошёл к зеркалу. Из резной рамы на него взглянул смуглокожий молодой мужчина с чуть раскосыми глазами. Чёрные брюки, строгая чёрная рубашка, чёрная кожаная жилетка. Чёрный давно был единственным цветом, который он носил в пределах здания «Альтаира».

Палач провёл ладонью по короткой причёске и легонько звякнул бокалом о зеркальную поверхность.

– А не отпустить ли нам волосы, дружище?

В пустом кабинете голос прозвучал глухо и неестественно. Мужчина нервно сделал глоток из бокала, не отрывая взгляда от своего отражения. Отражение безмолвствовало. Палач отпил ещё, резко развернулся, подошёл к столу и нажал кнопку на селекторе:

– Мэрионн.

– Слушаю вас, Палач, – отозвалась секретарь.

– Сдай дела на сегодня. И зайди ко мне. Есть разговор.

– Хорошо.

– Да, и ещё… свяжись с Воином. Пусть заглянет ко мне, как освободится. Кажется, мне необходима компания.

– Слушаюсь.

Глава одиннадцатая

– в которой почти ничего не происходит, однако, присутствуют два разных вида поцелуев.

Несколько часов кряду они гуляли по центру города, болтая о разных пустяках. Пару раз заходили в какие-то кафе, ели мороженое на Дворцовой площади. Курили, сидя на перилах Троицкого моста. Первое время Олег, как мог, распускал хвост, потом начал потихоньку расспрашивать свою спутницу. О своём прошлом Ида рассказывала неохотно. Было понятно, что она давно живёт в Санкт-Петербурге одна, что откуда-то сюда переехала, как и Олег, но не более того. Зато она знала массу интереснейших городских баек и исторических анекдотов, отлично ориентировалась в запутанной архитектуре Петроградской стороны и разбиралась в истории города. Да ещё и с возрастающим интересом поглядывала в сторону Олега. Хизов понимал, что начинает терять голову, но поделать с собой ничего уже не мог. Наличие рядом симпатичной и умной девушки, которую он смог заинтересовать, всегда срывало в его рассудке какой-то стопор, отвечающий за дозировку здравого смысла. Этот день должен был закончиться хотя бы обменом телефонами и перспективой дальнейшего общения. На большее Хизов пока не смел и рассчитывать. Ну, разве что, поцелуй. Можно даже в щёчку. По-дружески.

Поцелуй, доставшийся Олегу на прощание, был вполне настоящим. Губы Иды оказались с привкусом лёгкой горечи. Когда он смог, наконец, оторваться от них, то наткнулся на очень серьёзный взгляд зелёных глаз.

– Позвонишь?

– Позвоню, – он чуть улыбнулся, но девушка коротко мотнула головой:

– Обещай.

– Честное слово, – твёрдо ответил Хизов.

– Что-то в тебе есть, Олежка. Я, знаешь ли, не имею привычки вешаться на шею первому встречному, угостившему меня завтраком…

– И обедом заодно.

– Не перебивай. Так вот, что-то в тебе есть. И мне это нравится, – она улыбнулась, в глазах запрыгали чёртики. – А может быть, у тебя просто физиономия внушает доверие.

– Ужас она должна внушать, – фыркнул Хизов, – с этим частичным параличом.

– Исправим, – небрежно махнула рукой Ида.

– Это каким же образом? Ты, насколько я помню, вольный художник, а не врач.

– Ну, знаешь… – Ида чуть замялась, – медицина, она разная бывает.

– Ой, вот только не надо рассказывать мне, что у тебя есть знакомая бабка, которая такие вещи зашёптывает, – Олег рассмеялся и осёкся, увидев выражение лица девушки. – Что с тобой?

– Не есть, а была, – тихо ответила Ида. – И не бабка, а мать. Хотя, наверное, и бабка тоже. Мама многому меня научила. Не смейся над этим, пожалуйста.

– Хорошо, не буду, – Хизов выставил ладони вперёд. – Как скажешь. Если не будешь заставлять меня пить отвар из летучих мышей и змеиных выползков, то полностью отдамся в твои опытные руки народной целительницы.

– Тебе всё шуточки, – вздохнула девушка. Крепко обняла Олега, потом отстранилась и легонько толкнула в грудь: – Иди. У тебя там были какие-то очень важные дела.

– Да уже и дел-то не осталось, – в душе Хизова надёжно обосновались полный покой и уверенность в том, что всё будет в порядке. «Влюбился я, что ли?» – подумал молодой человек и мысленно помотал головой: – «Нет ещё. Но вполне к этому готов. Что ж, посмотрим».

– Ну, в любом случае, дела есть у меня, – Ида ещё раз на прощание легко поцеловала Олега, резко повернулась, мазнув его по щеке волосами, и быстро зашагала прочь по улице. Хизов хмыкнул.

– Ураган, а не девчонка, – пробормотал он себе под нос. Почесал в затылке и зашагал к ближайшей станции метро.

«Домой», – твёрдо решил он про себя. – «Никаких больше встреч и разговоров на сегодня».

* * *

Занятие, за которым Мэрионн застала начальника Третьего отдела, явившись к нему в кабинет, было сложно назвать ординарным. Палач жонглировал. Простые деревянные шарики, покрытые облупившейся, практически выцветшей краской, мелькали под потолком, и даже самый внимательный наблюдатель затруднился бы назвать их количество. Мэрионн могла это сделать, и не только потому что старые навыки позволяли ей это. Она попросту знала, что их шесть: два красных, два зелёных и два синих. Старая-старая игрушка…

Несколько секунд прошло в молчании, затем шарики с лёгким стуком, один за другим, легли в подставленные ладони Палача. Он взвесил их в руках и осторожно выложил на подоконник. Потом чуть смущённо посмотрел на секретаря Агентства.

– Честное слово, это вышло случайно, – как бы извиняясь сказал он. – Я не хотел вызывать воспоминания.

– Разумеется, – чуть улыбнулась женщина, с грустью глядя на шарики. – Вы же не Александр Евгениевич. Манипуляции подобного рода – его прерогатива. Тренируетесь?

– Даже мне нужно поддерживать форму, – пожал плечами Палач. – Медитации и энергетические практики – это, разумеется, прекрасно, но, как говорит Мо, – не стоит путать магию и здравый смысл. Что ж, сперва о делах?

– Разумеется. – Мэрионн открыла тонкую кожаную папку, которую до того держала под мышкой, и выложила на стол несколько листков. – Похороны Гвена пройдут в штатном порядке, на кладбище Агентства. Всё согласовано. Вследствие того, что останки получить не представляется возможным, будет погребён пустой гроб. Для утверждения осталась ваша подпись.

Палач сел за стол, быстро просмотрел бумаги, поставил размашистую подпись, потом медленно понял взгляд на свою собеседницу.

– Тебе не кажется это неестественным? – негромко спросил он.

– Что именно?

– Вся эта ерунда с похоронами, – он собрал листки и взвесил их на ладони. – Мы лучше, чем кто-либо в этом мире, знаем, что эта пустая могила не будет иметь к Гвену никакого отношения. Кусок дерева поместят в землю, закопают с торжественными, установленными регламентом словами, пара сотрудниц прольёт слезинки в процессе церемонии, кто-нибудь напьётся… но это всё уже привычно и, что самое страшное, никому не нужно. Те, кто был с ним, и те, кому по-настоящему не безразлична его гибель, будут ездить на тот безымянный перекрёсток. А остальным останется этот положенный приличиями фарс.

– Ты не прав, – жёстко откликнулась Мэрионн. – Да, нам остаются пустые могилы, да, кажется, что мы привыкли к этому и будем хоронить Гвена и тех, кто последует за ними, с холодным сердцем. Но только кажется. Пустой гроб и плита над ним с именем и датами жизни – это символ. Знак того, что погибшие сотрудники не забыты, что бы с ними ни происходило. Того, что их смерть не напрасна, что их и наше дело живо.

– Тогда скажи мне, сколько ещё ты будешь этим заниматься? – негромко парировал Палач. – Сколько ещё ты, будучи живой, намереваешься строить из себя мёртвую и забытую всеми? И прилагать максимальные усилия к тому, чтоб так и было. Ты говоришь о символах, о том, что наши усилия не напрасны, а сама при этом…

– Я занимаюсь тем, чем могу заниматься, – прервала его Мэрионн.

– Чёрта с два. Ты можешь гораздо больше, а если можешь – значит, должна.

– Не тебе. И не Его Высочеству. Мой долг, Палач, перед этими мальчиками и девочками, которые гибнут на заданиях, которые им даёте вы, зачастую моими устами. В одном ты был прав – их действительно забывают, в самом обыденном смысле этого слова. Рано или поздно, уходят те, кто знал их лично. Вы – начальники отделов, вам необходимо забывать тех, кто умер по вашей милости, иначе вы попросту рехнётесь. Но их помню я.

– В каком смысле?

– В самом прямом. С того момента, как я заняла свою нынешнюю должность, тринадцатого января тысяча восемьсот сорок третьего года, в Агентстве погибло шестьсот пятьдесят три сотрудника, из них шестьсот сорок один человек и двенадцать нелюдей. Я могу перечислить их поимённо, если у тебя возникнет подобное желание… я не вернусь, Палач, – без перехода подытожила она. – Что бы вы ни делали, что бы вы ни говорили, я не займу свою должность вновь, потому что теперь не могу смотреть на них как на инструменты. Все эти люди и нелюди погибли из-за наших ошибок. Я слишком долго имела дело с последствиями оных, чтобы вновь начать их совершать. Прости, но моя история как главы Четвёртого отдела завершена. Я слишком изменилась для этого.

– Я помню, какой ты была, – Палач понимал, что проиграл, но не мог не предпринять последней попытки. – И ты не боялась ошибаться, потому что знала: ошибки – путь к совершенствованию.

Мэрионн помолчала, потом обогнула стол, подошла к окну и с грустной улыбкой провела ладонью по деревянным шарикам на подоконнике.

– А я помню мальчика, которому я подарила первую в его жизни игрушку. Много ли от него осталось? Довольно, – она подняла руку, спиной почувствовав, что Палач хочет что-то сказать. – Надеюсь, ты донесёшь до Светлова и Его Высочества, что эта тема отныне закрыта раз и навсегда. Я более не желаю вести подобные беседы.

Она отошла от окна, собрала со стола листки в папку и направилась к выходу.

– Последний вопрос, – произнёс Палач, когда Мэрионн уже взялась за ручку двери. – Зная, что они всё равно будут гибнуть, зная, что мы будем совершать ошибки. Если проект «Детский Сад» одобрят… ты возьмёшься за него?

Молчание было долгим, но начальник Третьего отдела не решился прервать его. Наконец, плечи женщины чуть содрогнулись, будто от тяжёлого, судорожного вздоха, но голос её прозвучал твёрдо:

– Возможно.

* * *

Неладное Олег почуял, только войдя в подъезд. Точнее, почувствовал запах дорогого табака с яблочной отдушкой. Медленно вытащил из ушей наушники. На лестничной площадке этажом выше шла оживлённая беседа.

– Отборный солод идёт на так называемый «односолодовый» виски, – вещал тонкий девичий, почти детский, голос, – имеется в виду солод с одного урожая и одного поля. А из остального делают купажированный напиток. То есть, из «сборки» разных зёрен. Тут дело вкуса: односолодовый, конечно, считается элитным, но вот мне купаж нравится больше.

– А кукурузный? – Хизов с возрастающим изумлением опознал во второй говорящей бабу Женю.

– А кукурузный виски могут пить только уроженцы юга Америки или люди в глубокой депрессии. Но, повторюсь, это моё мнение. Один мой… хм… знакомый утверждает, что среди кукурузного попадаются неплохие сорта. Как по мне – сивуха сивухой.

– А всё-таки: шотландский или ирландский лучше?

– Дурь это всё, тёть Жень. Есть виски, который делают на Оловянных островах, есть тот, что в других местах. В Британии – лучший. А остальное – только чтоб голову затуманить.

– И то верно.

Олег, понимая, что потихоньку начинает сходить с ума, осторожно поднялся по ступенькам. У раскрытого настежь окна с короткой трубочкой в руке стояла его новая «знакомая» – Птаха. Баба Женя, вечный противник курения и всего, что с ним связано, стояла рядом, опершись о подоконник. Увидев Хизова, она первой прервала мирную беседу:

– А вот и Олежек пришёл. Проходи, родной, проходи, – она посторонилась, пропуская его к ступенькам. – А ты заходи хоть изредка проведать старуху, – ворчливо обратилась она уже к Птахе. – Забыла, небось, совсем? Три года ни слуху, ни духу, куда это годится?

– Да не забыла, тёть Жень. Занята сильно была. Буду заходить.

– Ну, хорошо.

Старушка, кряхтя и бормоча что-то себе под нос, спустилась вниз и вышла на улицу. Хизов открыл рот, постоял несколько секунд и закрыл его. Потом повернулся к Птахе:

– А откуда ты…

– Я здесь жила раньше, тебе же говорили, – девушка достала из висевшего у неё на плече рюкзака маленькую металлическую пепельницу и аккуратно выколотила трубку, – с тех пор и знакомы.

– Точно, – Олег потёр лоб, приподнял брови, – а чего ты опять притащилась? Я ведь сказал вашему Светлову: без веских доказательств я вам верить не собираюсь.

– Будет тебе всё. Больше, чем сможешь унести, – буркнула Птаха. Потом тяжело вздохнула. – Для начала, я пришла извиниться. Может, впустишь меня в квартиру, или мы будем общаться на лестнице, радуя соседей?

Олег внимательно посмотрел на девушку. Она выглядела мрачной, чуть пристыженной, но от прежней злости не осталось и следа.

– Ладно, заходи, – он отпер дверь и вежливо пропустил Птаху вперёд, – чай, кофе?

– Пиво есть?

– Кажется, было. Ты уже не на работе?

– Нет. Считай, что я здесь по собственному почину.

– А начальство не заругает?

Они разулись и прошли на кухню. Птаха как-то очень привычно и естественно оказалась в кресле у окна. Хизов открыл холодильник, окинул взглядом запасы, достал девушке бутылку, нарезал ветчины и взялся за турку. Отчаянно хотелось кофе.

– Ты, вроде как, собиралась извиняться? – ледяная вода наполнила турку на две трети. – Я слушаю.

Олег говорил подчёркнуто сухо, хотя получалось у него это через силу. Сегодняшняя Птаха, в отличие от вчерашней, вызывала, скорее, сочувствие, чем раздражение.

– Честно говоря, не знаю, с чего начать.

– Давай с начала. – Хизов внимательно следил за поверхностью тёмной жидкости. Когда отец учил его варить кофе, он объяснял, что тот ни в коем случае не должен закипеть. – С чего ты на меня так взъелась?

– Не столько на тебя… Послушай, здесь раньше был мой дом. Дом, в котором мне было хорошо. А потом всё закончилось: те, кто жил здесь со мной, погибли или потерялись. И я потерялась. Три года не была в этих стенах, а когда, наконец, решилась, здесь оказался ты. Ну, и ситуация в целом располагала… Прости, я позорно сорвалась.

Олег выключил конфорку и повернулся. Девушка с ногами сидела в кресле, прижав к груди бутылку, и потерянным взглядом смотрела куда-то в стену. У Хизова кольнуло сердце: он вспомнил, как сам точно так же сидел в своей комнате после смерти родителей. Теперь он понял, как выглядел со стороны, и содрогнулся, представив, что встретил бы в своём бывшем доме чужого человека.

– Можешь мне не верить, но я тебя понимаю, – вырвалось у него. – И прощения просить тебе не за что.

Птаха медленно перевела взгляд на него. Её глаза чуть сощурились:

– Только не вздумай меня жалеть, – с нарастающей угрозой начала она, – я не…

– А нафига мне тебя жалеть? – Олег налил себе кофе и уселся за стол. По кухне поплыл упоительный запах крепкого, бодрящего напитка, смешанного со щедрой порцией корицы. – Я сказал, что понимаю тебя. А если так, то вполне осознаю, что жалость тебе ни к чему. Согласна?

– Согласна, – Птаха неуверенно улыбнулась, – так что, мир?

– Мир, – Хизов улыбнулся в ответ. – С вами, ребята, я полагаю, следует дружить. Вы, как-никак, наш мир спасаете. От ужасов барьера и этих… с других граней.

– Не барьера, а Рубежа. И не спасаем, а защищаем, – девушка снова чуть нахмурилась. – К слову, это второе, о чём я хотела поговорить.

– Ну, начинается, – Олег закатил глаза. – Птаха, ну подумай сама: вот ты – обычная девушка. К тебе вваливаются какие-то странные личности, несут невесть что об иных мирах и прочей дребедени, вокруг тебя творится сплошная чертовщина, больше похожая на приход от наркоты, а потом тебе говорят, что хотят помочь. Как это выглядит, по-твоему?