Текст книги "Охотники за джихами"

Автор книги: Константин Иосифов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

На следующий день ребята сообщили Пал Палычу, что по-мингрельски «соль» – «джим», а по-свански – «джи».

После этого Пал Палычу возразить было нечего и пришлось согласиться, что джихи были солеварами и это можно считать доказанным.

«Да не упрямься же, Миша!»

Миша лежал на диване в глинкинской позе. В руке у него был золёный карандаш, а в согнутые колени упиралась папка с тетрадочной страничкой поверх неё. Страничка была изрисована чёртиками с рожками, хвостиками, с бантиками на копчиках хвостов. Несмотря на обилие зелёных чертей, вдохновение никак не приходило. Вместо него была хандра.

Линючке – той хорошо! Она опрокинула стул, завесив его шалью, запела под стул свою замурзанную Акульку и горбатого Ванюшку и воображает, что это пионервожатый и учёный занимаются со своими пионерами раскопками в пещере. Но что хорошо для девчонки-третьеклассницы, то не годится для него, председателя.

Все чем-то заняты, все, даже птички. А у него полное безделие. Через балконную дверь видно, как две синички гоняют по столу корку чёрного хлеба. Они дёргают её в разные стороны, сердятся, ерошатся, наскакивают друг на друга – можно подумать, что играют они в какую-то странную синичкину игру, смысл которой в том, чтобы затащить корку в свой угол и всеми силами помешать противнику отбить её.

Миша встал, неслышными шагами подошёл к окну. Одна птичка с выщербленным хвостом, судя по всему, хулиганка и забияка, всё время норовит ударить другую клювом, оттолкнуть, напугать. Другая же, нравом поспокойнее, проворно отлетает в сторону. Однако стоит забияке приняться за еду, как скромник снова тянет корку к себе.

Вдруг огромный дрозд ринулся с крыши прямо на головы борцов. Синички упорхнули и сели на ветку, а дрозд, наступив ногой на корку, стал отрывать от неё один кусок больше другого. Выдрав кусок, он важно поводил головой из стороны в сторону, и весь вид его говорил: «Ну как? Здорово я вас подкузьмил?» Но синички были не из тех, кого можно обескуражить нахальством или важным видом. Они погомонили, погомонили и снова опустились на стол, причём забияка расположился у самой корки, а скромник устроился у хвоста дрозда. Выждав момент, когда дрозд, гордясь собой, поводил клювом из стороны в сторону, скромник вдруг как дёрнет его за хвост! Дрозд метнулся назад, чтобы наказать наглеца, этого только и ждал забияка. Он схватил корку и был таков. Синички улетели вместе.

Дрозд вернулся назад. Дрозд наклонил голову направо – корки нет. Дрозд наклонил голову налево – корки нет. Что за чертовщина? Дрозд смотрел по сторонам в недоумении. Это уж было выше сил Миши. Миша прыснул.

Дрозд обернулся, посмотрел на него круглым глазом и тяжело взлетел, решив, видно, что всё это дело рук того двуногого зверя, что притаился за окном.

Стол на балконе опустел. Миша постоял немного у окна, улыбаясь. Потом он вспомнил, что у него сегодня хандра и что ему надо не улыбаться неизвестно чему и не разгуливать по комнате, а лежать и смотреть пустыми глазами на потолок. Так он и сделал. И сейчас же чёрная, безысходная тоска слова овладела его сердцем.

А для безысходной тоски у него были все основания.

Прежде всего, из его дружбы с Нелли получилась самая нелепая штука в миро, такая нелепая, что о ней нельзя было рассказать даже Адгуру.

Когда Нелли похвалила его статью. Миша написал ей письмо о том, что он без неё жить не может и, подписавшись «М. Друг-Дружковский», отправил письмо с Леночкой. Нелли ответила, что и она без него жить не может, и подписалась «Н. Мил-Миловская». И вот с тех пор каждую субботу Миша отправлял с Леночкой письмо к Нелли и каждый понедельник после уроков получал ответное послание, в котором почти слово в слово повторялось то, что он сам писал ей в своём письме. Сообщал он ей, например, что двойку по русскому языку он заработал только потому, что весь урок думал о ней, о Нелли Мил-Миловской, и в ответном письме он узнавал, что и Нелли чуть было не схватила двойку по арифметике, потому что думала о нём, Мише Друг-Дружковском.

Такая система имела свои преимущества и первое время даже нравилась Мише. К примеру, хочется тебе, чтобы тебя увидели во сне. Ты пишешь девочке, что тебе снялось, как джихи-разбойники напали на неё и как ты спас её от верной гибели. В ответ тебе сообщают, что и тебя видели; во сне – как ты тонул и как тебя вытащили за волосы.

Но скоро Миша обнаружил в такой переписке один очень существенный недостаток: получалось, что он сам как бы диктует ответные письма, а ведь это почти то же самое, что писать самому себе.

Иной раз Мише приходило в голову, что Нелли на него наплевать и что она над ним смеётся. По в каждом конвертике с фиолетовой подкладочной обязательно содержалось неопровержимое доказательство, что автор письма к нему неравнодушен. Это был цветок, и не какой-нибудь живой цветок, а нарисованный. Правда, некоторые мальчики предпочитают получать живые цветы, но это только по недомыслию. Живой цветок достать проще простого: спустился с крыльца – и тут тебе сколько угодно живых цветов, даже в ноябре ты можешь нарвать роз. Нарисованный же цветок в саду не растёт, и его надо прежде всего нарисовать. Небось, если бы Нелли относилась к нему равнодушно, она не сидела бы часами, срисовывая через копирку все эти ландыши, розы, незабудки и раскрашивая каждый лепесток, каждый пестик.

Казалось, почему бы не начаться счастью? Ты хочешь дружить с девочкой, девочка хочет дружить с тобой – что ещё человеку нужно? Но тут-то получалась закавычка. Стоило Мише оказаться с Нелли в одной комнате или же встретиться на улице с ней, как все слова покидали его. Он краснел, он бледнел, как тот «жил однажды капитан» из песенки. Если он разговаривал с Адгуром или кем-нибудь из мальчишек, когда поблизости была Нелли, то он нарочито громким голосом нёс чепуху и делал вид, что не замечает её. Ну, а она обязательно почему-то поворачивалась к нему спиной, прикрывала рот рукой и убегала, либо неестественно громко смеялась и тоже смущалась.

И изменить такое положение не было возможности.

Была и ещё одна причина для хандры. Дни, правда, ещё стояли солнечные, но ведь скоро наступит зима, когда днём и ночью течёт с неба вода бесконечными струями, когда соль намокает в солонках, ржавеют иголки и хлеб покрывается плесенью. Уже садовник сломал листья у бананов и обернул ими стволы деревьев, чтобы бананы не замёрзли, и стоят они, как птицы с подбитыми крыльями, и море стало сердитое, холодное, так что уже не пойдёшь купаться. И северные птицы прилетели сюда на зимовку. Все куда-то спешат, едут, летят, а ты тут лежи на диване как проклятый, изнывай от скуки. Конечно, можно было бы организовать краеведческий поход. Но нет, баста! Хватит! Наорганизовывался на свою голову. Пусть наплачутся. Ещё придут просить, да он подумает, соглашаться ему или нет. А то моду взяли – от имени райкома комсомола наградили кружок палатками, премию Адгуру выдали за спасение джиховского могильника, а Нелли – за стенгазету. Даже Линючку отметили грамотой, уж не за то ли, что она играет в раскопки со своими куклами? А вот о нём, о председателе, без которого и самого общества не было бы и экспонаты валялись бы в подвале, о нём, главном писателе общества, о нём начисто забыли. Вторую статью написал о походах, так эту статью забраковали и поместили писанину Архимеда о том, как Адгур спас черепки при рытье канавы. А кто виноват? Конечно, мама. Небось пришла к Арсену, а может быть, и до райкома добралась: «Это непедагогично, это неполитично! Вы своими премиями только голову кружите моему сыну. А она у него и так неустойчивая»… А это педагогично, это политично затирать собственного сына? Да и какие могут быть тут педагогические соображения? Не мог же он забросить вдохновение и ринуться в какую-то канаву? А если вдохновение потом покинуло его, так разве в этом его вина?

Но ничего… Не на такого напали. Вот возьмёт он своего Друга и пойдёт на поиски стоянок. И никого ему не надо, кроме Друга. А что? Разве нельзя и в одиночку найти что-нибудь интересное? Ведь открыл же Адгур грот в одиночку… А недавно один сочинский паренёк натолкнулся на шлем римского воина. Так в Сочинском музее не сразу сообразили, что это за штука такая. Думали, железный кувшин… В одиночку даже лучше искать, споров меньше. Надо только подрессировать Друга ещё немного. Впрочем, всё это ерунда и фантазии. Разве Друг понимает в древностях? Куда ему! Опять нанюхает крота или суслика.

– А ребята собираются в пещеру, – послышался голос Леночки.

Миша взглянул на сестру. Сидит себе на полу, засунув голову под стул, и выводит из-под стула свою Акульку. За Акулькой на верёвочке тянется старый Мишин пенал, гружённый разноцветными камешками и стекляшками, – просто смотреть тошно! Воображает, что это археологические находки. И таким-то вот достаются грамоты! Эх!

– Собираются в пещеры? А зачем? – спросил Миша.

– Будут порох и пули искать.

– Порох и пули?

– И кинжалы. И священный камень. И солнце.

– Солнце в пещере? Да ты что! Опомнись!

– А чего мне опоминаться. Сам опоминайся, – сказала очень спокойно Линючка.

– Да брось ты свою Акульку! Совсем с ума сошла девка. Говори толком.

– Адгур говорит: скоро поход в пещеры. Он и меня обещал взять. И твоя Нелли тоже пойдёт.

– Ах, так… Значит, сами сговорились, а мне ни слова!

Ничего не ответила Линючка. Она сдёрнула шаль со стула и всыпала свои цацки в коробку из-под ботинок – местожительство Акульки и Ванюшки, – а коробку запихнула под кровать.

Итак, всё пошло к чёрту – походы, раскопки, дружба. Собирается поехать в пещеру, а ему, председателю, ни слова об этом. Эх, Адгур, Адгур! Был парень как парень, а теперь… И Нелли тоже хороша. Одному пишет письма, двойки из-за него получает во сне, незабудки ему рисует, а с другим в пещеры идёт.

Покинутый всеми, несчастный, никому не нужный, Миша уже представил себе, как он уезжает навсегда из совхоза, конечно, предварительно прославив себя замечательными археологическими открытиями и статьями, как вдруг в комнату, без звонка, без стука, вбежал Адгур.

– Здорово! – сказал Адгур таким тоном, словно между ними ничего не произошло.

– Здорово, коли не шутишь! – ответил Миша, не смотря на гостя.

– Ты что лежишь? Заболел, что ли?

– Да так… Лежу вот… – неопределённо ответил Миша.

Помолчав немного, Адгур выпалил:

– Давай организовывай поход.

– Ты и организовывай. А я тут при чём?

– Ты же председатель.

– Был, да сплыл.

– Едем к Пал Палычу. Мы такое открытие сделаем!

– Никуда я не пойду. Я же разбросанный. Надоела мне ваша археология. Я буду птиц изучать. Знаешь, как интересно! Недавно тут одна синичка как дёрнет дрозда за хвост! А другая…

– Обиделся, да? А между прочим, тебя тоже на премию выдвигали, да учителя говорят, что ты совершил антиобщественный поступок. Ты должен был идти спасать могильник.

– Не нужна мне твоя премия. Обойдусь и без неё. Буду Друга английскому учить.

– Английскому?!

– Ну да. Очень просто. Он у меня уже знает кое-что. Скажу «brinq» – и он приносит поноску. А на «bark» он подаёт голос. И «search маму» он тоже знает. Идёт и находит маму.

– Ты председатель, а про Дружка тут болтаешь.

– Вот ты и становись председателем. А я поступлю на курсы катерных механиков.

– Мы будем Казачебродскую пещеру по легенде изучать.

– А я… А я… Я буду охотиться на птиц из малокалиберной винтовки. Мама обещала купить. Буду делать чучела. А свои легенды Нелли расскажи. Девчонки, они легенды любят.

– Вот что, председатель! Я тебя в последний раз спрашиваю – поедешь ты с нами или не поедешь?

– А я тебе в последний раз говорю – нет! – сказал Миша и отвернулся лицом к стене.

– Ну и не надо! – воскликнул Адгур. Со злости он схватил Мишин зелёный карандаш, одним ударом о колено переломил его надвое и бросил обе половинки в сторону Миши.

– Импульсивный ты тип после этого, вот ты кто! – воскликнул Миша, наслаждаясь яростью Адгура.

Но, увы, Адгур очень скоро овладел собой. Он поднял обе половинки карандаша, осторожно положил их на стул и не спеша вышел из комнаты. А за ним сорвалась Леночка, показав на прощание брату язык.

От всего этого на сердце у Миши стало ещё тяжелее. И зачем было обзывать Адгура импульсивным? Адгур же по-хорошему приходил!

«Возьмём его или не возьмём?»

Адгур и Леночка тут же отправились к Пал Палычу. Раз председатель дуется, то пусть себе дуется. Можно и без него организовать экспедицию.

Пал Палыч сидел во дворе стационара и что-то записывал в огромную конторскую книгу. По обе стороны его стояли ящики из-под мыла, полные бумажных пакетиков с археологическими черепками. Рядом с ним, прямо на траве, сидел Арсен. Он держал в левой руке тоненькую костяную палочку, по всей видимости, иглу первобытного человека, вроде тех, что попадались при раскопках на реке Псоу, и выводил на ней тушью шифр.

Они были так погружены в работу, что даже не заметили прихода ребят. Адгур и Леночка расположились и сторонке.

Они понимали, что в голове у Пал Палыча сейчас научная мысль, и лучше его не беспокоить. Он сам их заметит потом, когда научная мысль кончится.

Огромные волны наседали на берег, стараясь измолотить его в лепёшку. Дощатый домик стационара вздрагивал при каждом ударе. Белый петух вытягивал шею, заглядывал в ящик, собираясь клюнуть пакетик повкуснее. Голуби, забыв обо всем на свете, ворковали на крыше. Чёрный кот сидел у крыльца со скучающим видом. Десятки, нет, сотни ласточек тревожно и озорно носились в воздухе. То одна, то другая пикировала прямо на кота, пронзительно чирикала над самой его головой и взмывала вверх, а на смену ей спешила другая, третья… Кот был страшно недоволен, хоть и делал вид, что ему наплевать на всё птичье племя вообще, и на ласточек в частности, что, дескать, он сыт и вышел с единственной лишь целью подышать свежим воздухом, а что касается ласточек и прочей крылатой снеди, то пусть себе летают, сколько им заблагорассудится. Впрочем, иногда кот не выдерживал роли, прыгал за какой-нибудь особенно храброй ласточкой, но где ему, неуклюжему земному созданию, угнаться за быстрокрылой летуньей? И он снова принимал скучающий вид, а один раз даже зевнул. Но он всё время сердито шевелил усами и щурился, прикрывая хищный блеск зелёных глаз. Ему, должно быть, давно уже хотелось убраться восвояси, однако не позволял кошачий гонор.

Впрочем, на кота обращали внимание только ласточки да ещё Адгур.

Пал Палыч вынимал из одного ящика пакетик, а из пакетика извлекал какой-нибудь скребок или пряслице, записывал их в книгу и передавал находку Арсену, и тот выводил в ней шифр, засовывал находку в пакетик, а пакетик укладывал в другой ящик.

Но вот Пал Палыч протянул Адгуру кремнёвую пластинку:

– Ну, что это такое? Определи.

– Кремневый вкладыш. Такие вкладыши вставлялись в расщеп на кривой палке. Получался кремнёвый серп. Принадлежит к микролитическим орудиям. А микролиты – это «маленькие камни», – выпалил одним духом Адгур, который прекрасно помнил объяснения Пал Палыча на реке Псоу, когда они летом нашли стоянку человека каменного века.

– Правильно. Ну, а это что? – И Пал Палыч стал вытаскивать из другого пакетика новую находку.

– Пал Палыч, так всё-таки возьмите нас в Воронцовские пещеры, – взмолился Арсен.

– Брать всю компанию в Воронцовскую? Это невозможно, – ответил Пал Палыч. – Воронцовские пещеры не Казачебродские. Возможны несчастные случаи. Стоит, скажем, Адгуру попасть в Воронцовскую пещеру, и он обязательно отправится на поиски новых гротов.

– И сделает новый вклад в науку.

– Недавно наш сотрудник задержался в одном из дальних гротов, где определял влажность воздуха. А в это время в горах выпал ливень, он услыхал грохот потока в верхних ярусах, по не сообразил, что это такое. А через несколько минут в соседнем коридоре хлынула вода. Ещё чуть-чуть – и путь был бы отрезан. Пришлось бы отсиживаться в обществе летучих мышей.

– Ой! – громко воскликнула Линючка и всплеснула руками.

Но разве таким рассказом отвадишь от пещер настоящего исследователя? Для этого Пал Палычу надо было бы сообщить, что в пещерах нет и не может быть ни летучих мышей, ни приключений и там предстоит заниматься спряжением глаголов и делением дробей. И Адгур ответил тоном бывалого человека:

– Подождал бы часа два-три, пока ливень прекратится. Только и дела. А с летучими мышами даже интереснее.

– Но учтите, это было в начале зимних субтропических ливней. А они иногда продолжаются целыми месяцами. В наших краях горные ручьи не просыхают всю зиму.

– А мы будем прислушиваться к каждому шороху.

– Я бы мог взять с собой только, скажем, двоих – Адгура и Арсения Сергеевича… Но согласитесь ли вы отправляться в экспедицию без остальных?

– Я без Миши не пойду! – решительно ответил Адгур.

– А я – без своих пионеров! – не менее решительно ответил Арсен.

– Гм… Вот ответы, достойные настоящих исследователей. Человек в одиночку бессилен. Словом, обещаю в ближайшем же будущем огородить в пещере все опасные места, и тогда мы поедем всем обществом.

– А меня вы не возьмёте, я уж знаю, – сказала Линючка, и глаза её наполнились слезами.

– А Леночке лучше остаться дома.

– Почему?

– Конечно, мы могли бы взять и тебя, но ведь тогда тебе пришлось бы остричься наголо. У тебя слишком пушистые волосы.

– Ну и что? – От удивления у Леночки исчезли слёзы, да так быстро, что можно было подумать – они опять спрятались в глаза.

– А при чём пушистые полосы? – спросил Арсен.

– Пушистые волосы не отражают звук.

– Ну и пусть себе не отражают…

– О, вы не учитываете, к каким страшным последствиям это может привести!

Людей давно интересует вопрос, как умудряются летучие мыши летать в абсолютной темноте, не натыкаясь на стены. Учёные подвешивали к потолку шёлковые ниточки, а к ниточкам прикрепляли колокольчики, завешивали окна и выпускали летучих мышеи, заклеивая им глаза лейкопластырем. И вот ни один колокольчик не звякнул. Неужели у летучих мышей есть ещё вторая пара глаз, глаз, способных видеть в темноте?

Долго думали и делали опыты учёные. И наконец сообразили – у каждой мыши есть своя «радарная» установка. В полёте летучая мышь попискивает. Этот писк так высок, что человеческое ухо его не слышит. Но летучая мышь прекрасно слышит свой писк, или, вернее, его отражение, то есть эхо. Звук наталкивается на предметы, отражается от них, и летучая мышь улавливает его своими огромными ушами. Если эхо следует сразу же после писка – значит, препятствие близко и надо менять курс, а если спустя мгновение, то ещё можно лететь, не меняя направления. Этот «эхо-глаз» летучей мыши такой совершенный, что он «видит» – а может и «слышит»? – даже шелковинку. Пушистые же волосы дробят звук и не дают эха, поэтому летучая мышь «видит» людей с пушистой шевелюрой, как если бы они были без голов. Вот по этой-то причине случается, что летучая мышь запутывается в волосах. Она может налететь на голову потому, что не «услышала» головы. Правда, летучая мышь совершенно безобидное существо. Но ведь Леночка небось боится летучих мышей?

– Ага! Очень.

Конечно, тут можно было бы сказать Леночке, что достаточно накинуть на голову платок или надеть шапку или фуражку, и никакая летучая мышь не налетит тебе на голову, но Адгур не стал раскрывать ей глаза. Ведь Пал Палыч для того именно и рассказал про летучих мышей, чтобы она сама отказалась от поездки в Воронцовку. Да и вообще, есть дела поважнее, чем разговоры о девчачьих причёсках.

– Пал Палыч! – решительно сказал он. – Надо ехать в Казачебродскую пещеру. У меня есть бабушка Минако. Так вот она…

– Хватит! – сказал Арсен. – Знаем мы, как ты ездишь к своей бабушке Минако.

– Да нет же! Я про настоящую бабушку Минако говорю. Вы знаете, что она мне рассказала?

И Адгур поведал следующее. Прошлым летом, раскапывая вход в новый грот в Казачебродской пещере, он нашёл много свинцовых пулек и медных наконечников для стрел. Тогда он был совсем глупый и в археологии не разбирался. Он думал, что эти пульки приведут его к кладу. О них он ничего не сказал, а дома сунул в ящик письменного стола и начисто забыл о них. И вот недавно бабушка Минако, убирая в комнате, натолкнулась на эти пульки. Она сходила в свою каморку, нашла очки и долго рассматривала их. Она сказала, что раньше такими пульками стреляли абхазы.

Когда же Адгур сообщил ей, где именно он нашёл эти пульки, она вспомнила, что когда-то, давно-давно, её дед и отец, идя на Мзымту охотиться, обязательно заглядывали в пещеру, что около Казачьего Брода, и оставляли там и пульки и порох, чтобы была удача в охоте.

Адгур ожидал, что Пал Палыч тут же, не сходя с места, прикажет шофёру готовить грузовичок. Но Пал Палыч не проявил особенного интереса к рассказу, он заявил, что всё, о чём говорила бабушка Минако, никак не противоречит науке. Да, действительно, абхазы, отправляясь на охоту или войну, оставляли у священных камней оружие – пули, патроны, а в особо важных случаях – кинжалы, ружья и сабли. Священные камни в Абхазии есть, и всегда около них можно найти древнее оружие. Ничего не будет удивительного, если в пещере есть такой священный камень. Конечно, покопать там не мешает. Школьный музей обогатился бы интересными экспонатами.

– Нет! – прервал Пал Палыча Адгур. – Бабушка Минако говорит, что священной была вся пещера. Когда-то люди ходили туда молиться солнцу. И пещера считалась родиной Мзымты. Вот только бабушка Минако забыла почему. Знала, да забыла.

При этих словах Пал Палыч хлопнул себя по лбу и вскочил на ноги, да так живо, что бухгалтерская книга упала на землю, белый петух, испугавшись, бросился, хлопая крыльями, за дом, чёрный кот, воспользовавшись неожиданным предлогом, затрусил, спасаясь от ласточек, под крыльцо.

– Ай да бабушка Минако! – вскричал Пал Палыч. – Ведь это же совпадает с немецкой хроникой!

– Немецкой? Почему немецкой? – спросил Арсен. Он даже привстал на колени и уставился на Пал Палыча.

– Именно немецкой! Ещё в семнадцатом веке немецкий путешественник Рейнегс побывал в здешних краях. В своих записках он рассказывает, что где-то на кавказском берегу Чёрного моря есть пещера, из которой вытекает священная река. Местные племена почитают эту пещеру родиной солнца. В известные дни к ней сходятся люди и совершают моления. Возможно, Мзымта и есть та река, о которой говорил Рейнегс. Надо найти археологические доказательства.

– Значит, едем в следующее воскресенье? – спросил Арсен.

– Гм… А вы любите брать быка за рога.

– А почему бы и нет? – с гордостью ответил Арсен, – Так сказать ребятам?

– Что ж, будь по-вашему.

– Слыхал, Адгур? – спросил Арсен. – Передай Капелюшникову, чтобы готовил поход.

– А Миша не поедет, – заметила Леночка.

– Что это ещё за фокусы такие?

– Это не фокусы. Он увлекается птичками.

– Скажи ему, пусть не выдумывает птичек. Раз выбрали председателем, то нечего тут.

– А пусть! – сказал Пал Палыч. – Орнитология тоже интересное дело.

– Да он археологию любит, а не птичек! – обиделся за друга и за археологию Адгур. – Он просто заупрямился.

– А почему заупрямился? Обидели?

– Хочет, чтобы его хорошенько попросили, да? – спросил Арсен.

– Ему премию не дали. Вот он и переживает, – вступился Адгур.

– А-а! Это меняет дело. Тогда пусть сидит дома и переупрямливает своё упрямство. Ну, а бабушке Минако большое спасибо! – сказал Пал Палыч и снова принялся за свои черепки.