Текст книги "Станция слепого командора"

Автор книги: Константин Белоручев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

IV. Истмусское свидание

Брайана медленно охватывал гнев. Он никогда не испытывал особого удовольствия от общения со своим отцом, и уже надеялся, что это осталось в прошлом. Абсолютно все в Патрике вызывало его раздражение. Властность, гордость, несгибаемость, упрямство, верность застывшим догмам, которые когда-то могли сойти за идеалы… Стоит ли перечислять дальше?

Брайан не считал себя обойденным природой, но почему же в отце все эти качества гипертрофированы до степени абсурда? Иногда, правда, Брайану до боли хотелось хоть одним глазом посмотреть на себя со стороны, в безумном страхе, что с каждым прожитым мгновением он все больше и больше становится похожим на единственного человека, которого он так отчаянно ненавидел, ненавидел всем своим существом…

Брайан находился в Истмусе. Прямо у терминала связи. Несколько минут назад терминал высветил человека, приезд которого Брайан ждал, хотя предпочел бы больше никогда его не видеть. Никогда.

Не может быть, чтобы прошло лишь несколько минут! скорее за это время успели бы коллапсировать парочка вечностей.

Где-то неподалеку маячил Иван. Если эти диггеры не уберутся с его станции, значит они сами напросились! Если…

В успех дипломатии Брайан не верил. Как, кстати, и Патрик. Пока договориться им не удавалось ни разу.

– Мне нужна Стася, – Патрик старательно игнорировал тот факт, что разговаривать приходилось с тем самым сыном, которого он так по семейному изгнал из поселка. Изгнал лишь за то, что тот был слишком на него похож; в таком случае остаться мог лишь один из них.

– Ее здесь нет, – голос Брайана был пуст и холоден.

– Тогда Рейни.

– Его тоже нет.

Брайан знал, что Патрик ему не верит, и именно поэтому предпочитал говорить правду.

Патрик лишь сильнее стиснул зубы. Ну почему именно Брайан? Если бы это сказал ему кто-нибудь другой, он, быть может, смирился бы. Логика подсказывала, что рейнджер и Стася вполне могли покинуть Афины, но с таким же успехом они могли и остаться на станции. Если бы им удалось починить флаер раньше! Но была еще работа в поле, и поселение, которое нельзя было бросить на произвол судьбы. Люди, за которых он был в ответе. А потом вернулись заблудшие души из города Свободы, но среди них не было Брайана, умершего для него еще тогда, когда все только начиналось.

И вот теперь он здесь. Флаер завис в нескольких метрах над снежным покровом, который переливается всеми возможными оттенками фиолетового. В безудержных лучах красного карлика. И от станции его отделяют не только метровой толщины металлические ворота, но и сын. Тот, кто некогда был его сыном. А теперь…

За спиной Брайана промелькнул Иван, предчувствовавший осложнения. Он пробурчал что-то малоприятное по адресу рейнджера, который как исчезнет, так и оставит запас неприятностей, с которыми приходится разбираться другим.

Нет, все-таки следовало домучить флаер до конца.

Патрик сурово посмотрел на своих спутников: происходящее их не вдохновляло. Седрик и Джошуа. Брат и сын. Ничего себе поддержка. Хорошо, что еще ничего не говорят! а то б такого наговорили.

Брайан молчал. И ждал.

Неожиданно Патрик тоже замолчал, словно почувствовав странное напряжение, пронизывающее все вокруг.

Что-то творилось на станции и за ее пределами. Что-то было не так. Уж слишком глубокой казалась тишина, мертвая пелена которой сковывала и Патрика, и его спутников.

Патрик чувствовал себя крайне неуютно, но не собирался отступать.

Лишь бросил злобный взгляд на того, кого породил, но до кого так и не мог дотянуться.

В глазах Брайана ненависти уже не осталось. Ненависть была раньше, слишком много ненависти, но теперь этот человек не вызывал у него ровным счетом никаких эмоций. Словно его вообще не существовало.

Брайан чувствовал странный прилив спокойствия. Такой уж он есть, и все остальное теперь уж вряд ли имеет какое-либо значение.

О чем вообще можно говорить?

О Рейни? он отправился на поиски Стаси, поняв – не слишком ли поздно? – что, может, это есть та самая любовь, за которую он должен бороться, за которую он уже столько боролся. О Стасе? но она покинула станцию еще до прибытия Брайана.

Да и о чем можно говорить с этим человеком? С ним вообще по-человечески разговаривать невозможно. О Галле, о Лиз? Зачем ему это? Зачем это тому, кто сделал все возможное, чтобы воспрепятствовать их союзу? Союзу, который несмотря на едва наметившуюся трещину, все еще оставался идеальным.

О чем вообще можно говорить с человеком, который не хотел ничего слышать даже о единственной внучке, которой для него как бы и не существовало. Для него вообще никого не существовало…

Седрик молча смотрел на Патрика. Он предпочел бы вообще сюда не лететь, он чувствовал себя лишним и бесполезным. Ему хотелось вернуться назад к привычной и размеренной жизни, такой правильной и спокойной.

Джошуа же, напротив переводил цепкий взгляд с Патрика на Брайана и обратно. Отец и брат. Ну почему правым обязательно может оказаться только один из них!

Крестовый поход за поруганную честь сестры превращался в ничем не прикрытый фарс. Вместо сбежавшей сестры неожиданно проявляется братец, который официально уже давно считался умершим, пропавшим без вести и получившим по заслугам. И все-таки, насколько он похож на отца!

Патрик прекрасно понимал чувства Седрика и Джошуа. Честно говоря, ему самому вся эта затея уже перестала нравиться. Странное безмолвие окончательно уничтожило то состояние довольной самоуверенности, из которого Патрика невозможно было вывести.

Ему самому хотелось просто развернуться и уйти. Вернуться в поселок и забыть обо всем, как о неприятном сне. Но это означало бы признать свое поражение. И перед кем? перед ним!

Говорить дальше было просто бессмысленно. Вот Рубикон, и выбор будет сделан вне зависимости от его решения. Будь, что будет! и Брайан отключил связь.

Иван понял все без слов. Значит, еще одна война.

Брайан попытался поставить себя на место отца. Это оказалось слишком легко. Итак, что бы сделал он? Либо форсировал ворота, либо попытался прорваться через купол. И что в таком случае будет со станцией?

Галла… и сердце сжалось кровавой ладонью.

Он не перенесет, если что-нибудь случится с ней или с их дочерью. Просто не переживет.

Брайан резко встал. Дело прежде всего. Чувства – потом, если на них останется время. Ведь он, и никто другой, ответственен за станцию и ее обитателей. И кто еще сможет ее защитить? уж не этот ли компьютер, дефрагментированное сознание которого только и способно…

– Отец, – Джошуа разрывался между нежеланием обратить гнев отца на себя и стремлением привлечь его внимание к тому, что творилось снаружи.

Вначале Патрик не понял, в чем дело. Он хотел что-то пробурчать по поводу снега, который может идти когда ему вздумается. Но не успел.

С каждым мгновением небо становилось все темнее, а ветер усиливался. Бешеный танец грязно-синих льдинок мешал теперь разглядеть даже ближайшую скалу, где должно быть нагло так усмехался Брайан.

Брайан. Патрика обуревали страх первый раз в жизни отступить и ответственность перед поселком, перед людьми, которые в него верили, перед Седриком и Джошуа, в конце концов. Ответственность. Ее ни на кого не переложишь.

А буря и не думала прекращаться. Скорее наоборот. Поземка свивалась вселенской змеей, вздумавшей поймать свой хвост. Куски льда мерно, но неумолимо стучали по крыше флаера. Красные сполохи молний прорезали свинцовое небо.

И эта погода! Причем в самый неудачный момент.

Хотя стихии бесновались снаружи, на душе было холодно и пусто.

Пробормотав про себя нечто невразумительное, Патрик принял решение.

Ничего, он сюда еще вернется!

V. Мелодия покоя

Он шел не спеша. Ему некуда было спешить. Шаги лениво отражались от холодного металла коридоров. Но ему было абсолютно все равно.

Неожиданно он остановился. Это место было точно таким же, как и тысячи мест, которые он прошел, не замечая никакой разницы. Но остановиться он решил именно здесь.

Что-то большое и черное, словно крылья смерти, аккуратно сложенные за спиной, легко спорхнуло вниз.

Он сел. Расчехлил гитару. Грустно улыбнулся, когда она снова, как и в былые времена, легла ему на колени.

Как давно это было! И как недавно; все равно…

Она лежала у него на коленях, такая же волшебная, такая же прекрасная, словно, словно, словно -

словно что-то родное и дорогое, оставшееся далеко позади, и он уже не мог вспомнить насколько.

Но он к этому не стремился. Он жил кратким мгновением, которое всегда будет с ним, каждый раз рожденное заново, но все такое же непрерывное.

Пальцы сами тянулись к струнам, желая оживить то, что было давно и осталось далёко.

Они замерли, готовые коснуться податливой нежности струн, готовые…

Затянутые в черную кожу пальцы не осмелились нарушить сладкое безумие тишины.

Но Фредди было абсолютно все равно. Закрыв глаза, он слушал самую красивую музыку на свете, рождавшуюся в неведомых глубинах его странной души. Настолько странной, что он подчас сомневался, а душа ли это?

Рейнджер стоял на Скале Ареопага с невыразимой тоской глядя на вершины, больно вонзающиеся в небо.

Когда еще он сможет увидеть красоту подернутых голубой дымкой тумана гор, фиолетовые отблески солнца, чьи холодные лучи бережно касаются кромки вечных снегов? Возможно никогда.

Но это был его выбор. Выбор который он сделал. Правильный или нет – покажет лишь время. Но он понял, наконец-таки понял: быть может, он упустил то, что так долго искал. Удастся ли ему снова найти ее?

Прощальным взглядом рейнджер окинул окрестности. Еще чуть, чуть, еще хотя бы одно мгновение! Хотя больше ничего не задерживало его на станции, рейнджер почему-то медлил. Медлил, хотя перед своим отлетом, уладил все, что хоть как-то его касалось. Медлил, сам не понимая, почему.

Вообще-то его на станции уже не было. Педантичный во всех своих проявлениях, Старый Ник известил всех обитателей станции, кого это хоть как-то интересовало, что рейнджер покинул Афины точно в назначенное время.

Рейнджер действительно собирался, но неведомая сила, сковавшая душу, удерживала его здесь. Словно он не мог улететь, не увидев что-то по настоящему важное.

Аккорд за аккордом музыка заполняла станцию. Кое-кто мог ее даже слышать, другие чувствовали, остальные же просто понимали, что происходит нечто необычное.

Как камень, брошенный в пруд, вызывает расходящиеся по поверхности круги, так и музыка проходила сквозь металл и бетон, распространяя странную магию невыразимой грусти.

А Фредди недвижимо сидел на холодном полу, вслушиваясь в мелодию покоя, рождавшуюся в темных глубинах сознания.

Неведомая сила заставила Энджи оторваться от любимой работы. Он был с головой погружен в изучение данных, которые привез рейнджер из своего последнего странствия по Элладе. Последнего, ибо кто теперь, после его отлета, будет навещать посты автоматизированного наблюдения за атмосферой?

Никто.

А ведь Эллада – это настоящий кладезь бесценной информации. Чего стоят ее потрясающие бури? с завидной регулярностью взрывающие северное полушарие планеты, но никогда не опускающиеся южнее северного тропика.

Жаль, что никто еще не добрался до тех постов, и вряд ли теперь кто доберется.

Энджи готов был на многое…

Неведомая сила заставила Энджи на мгновение прерваться. Он чувствовал, нет, скорее просто слышал разлившуюся сладким туманом тишину.

Что-то должно было случиться. Что-то необычное. Странное и чарующее.

Фредди растворился в волнах божественной мелодии. Божественной? скорее дьявольской. Настолько она была невыразимо прекрасной, невыразимо чуждой и завораживающей.

Он был этой музыкой, которая рождалась и умирала в глубинах сознания, проникала сквозь души и сердца, создавая и взрывая вселенные.

напой мне мелодию покоя

Ему было все равно, его уже не было, никогда не существовало и не могло существовать.

Он был частью звезд, таких холодных и прекрасных, взрывающихся силой единственной страсти, единственной, способной перевернуть мир.

Он должен был увидеть. Это останется с ним навсегда, проведет его сквозь годы безмолвия и вечной ночи, даст, быть может, право отличить истину от того, что только кажется таковой.

Прощальный подарок, приготовленный ему кем-то очень далеким и очень мудрым.

Куда бы ни занесли его странствия, он никогда не сможет этого забыть…

Того рейнджера, которым когда-то был.

Тело Фредди застыло склоненное над молчавшей гитарой. Его душа… Слишком странная чтобы быть душой, она рвалась на неведомые просторы, стремясь сбросить позолоченные оковы бытия, желая вновь оказаться на пороге, снова прикоснуться к тончайшей грани, отделяющей несбыточное от невозможного.

Она рвалась туда, где всегда оставалась, не в силах смириться, не способная забыть.

я хочу знать секрет твоих лет

Туда, где не было смерти, которой он боялся; туда, где выбор был прост и ясен, словно капля росы весенним утром; туда, где покой был частью прекрасной мелодии, которая никогда не подходила к концу.

я хочу стать частью звезд

В невыразимый холод алмазных объятий; в безудержный танец любви, за которую нужно бороться; в объятия единственной и неповторимой…

и умру если ты скажешь нет

Снаружи творилось нечто странное. Экраны наблюдения упорно твердили, что ничего не происходит. Однако за долгие годы, которые он посвятил изучению атмосферы Эллады, Энджи научился проникать в чудный мир, находившийся так далеко и в то же время так близко.

Угрюмые приборы монотонно продолжали наблюдения. Пока без изменений… но вот-вот начнется.

Энджи чувствовал тот странный покой, за которым всегда следует буря.

С каждым мгновением снаружи становилось все темнее.

Аккорд за аккордом музыка струилась, разливалась, собираясь в причудливые формы, для которых не имелось названия ни в одном языке.

Но на душе было холодно, кружилась метель, медленно падали грязно-синие неприкаянные льдинки. Звезды были далеко, очень далеко, и их призрачный свет сиял сквозь дымку безвременья.

Рейнджер стоял на вершине Скалы Ареопага и внимал мелодии бури. Мелодии штурма и натиска. Бушующей стихии, для которой купол ничего не значил, как не значила сама станция и ее отчаянные обитатели.

Ветер, который всегда был не более чем расшалившимся ребенком, теперь стал полновластным хозяином, и никто не осмеливался ему перечить…

Грязные хлопья снега и безжалостных льдинок затмили небо, свиваясь во вселенскую змею, вознамерившуюся дотянуться до собственного хвоста.

Свинцовое небо роняло тяжелые слезы багряных молний, падающих вниз будто раненые звезды.

Планета сбросила свои вековые оковы, а рейнджер стоял в безмолвии, вслушиваясь в убийственную мелодию тишины и покоя.

Он уже был далеко, в объятиях своей мечты, которую искал так долго и так безуспешно.

Неожиданно тишина смолкла. Затянутые в черное пальцы нежно обхватили гитару, пряча ее в чехол.

Грустно улыбнувшись, Фредди встал.

Забросил за спину гитару и черные крылья осторожно легли на привычное место.

Он шел не спеша. Ему некуда было спешить. Шаги лениво отражались от холодного металла коридоров. Но ему было абсолютно все равно.

Мертвое небо окончательно скрылось за пеленой бушующей стихии. Ведомый странным безмолвием, которое несло с собой вечную ночь и застывшие в безвременье звезды, Рейнджер отправлялся на поиски той единственной, которую он столь безрассудно…упустил?

– Только бы не опоздать и на этот раз! – его кулак с силой врезался в застывшую толщу холодного камня.

и умру если ты скажешь…

VI. Высокая в небе звезда

Он вернулся и улетел. Улетел, чтобы затем вернуться. И вернулся. Со своей мечтой. С той, которая оказалась для него дороже любой мечты. Придуманной мечты. Он вернулся. Куда? Он вернулся домой, где бы ни находился этот дом. Он вернулся… А может, еще вернется. Усталый, но счастливый. Он вернулся, и не важно когда это произойдет. Главное – он нашел то, что искал всю свою жизнь. Ту, которую искал. Пускай и не совсем совершенство, не обязательно идеал; он нашел то, что несравненно дороже. Намного… Именно поэтому он улетел. Именно поэтому он и вернулся. Неутомимый странник, звездный скиталец.

…Рейни.

Он отправился в новое путешествие сразу после отлета постмастера. Рейнджер не любил долгих прощаний. "Ну давай!" – а иногда и просто короткое "Пока!"

…и тишина.

Сейчас он не взял с собой никого. Иван особо и не рвался. Это был его путь, его, и Скаута.

Хотелось побыть одному. Разобраться в себе. Поболтать с призраками прошлого, которые постоянно норовят вернуться. И что намного страшнее – с призраками настоящего.

Вездеход мчался по заснеженной равнине словно маленькое и злобное существо. Рейнджер выжимал из гролля почти все, но и этого ему казалось недостаточно.

"Стоп, – неожиданно осадил он себя. – Хватит. Приехали".

Он осторожно снизил скорость и предался неторопливой меланхолии, окрашенной в печальные пепельные тона. Через некоторое время легкая улыбка тронула его губы. Теперь он знал. Оказывается, он ехал в город Свободы.

Единственное место на свете, где его ждали, где его появление доставит кому-то радость. Да, единственное, теперь единственное, невесело усмехнулся рейнджер. Так вот.

Конечно, была еще станция, но станция не в счет. Станция нужна, чтобы было куда возвращаться из долгих странствий; и чтобы было откуда в эти странствия отправляться.

Зачем он туда ехал? Скорее всего, как никогда остро ощутил необходимость ехать куда-то, а не просто колесить по необозримым заснеженным просторам. Иметь перед собой цель, которая придает дороге хоть какую-то видимость смысла. А эта цель никак не хуже других.

Хотелось побыть одному. Подумать… Хотя нет, он бежал со станции, чтобы не думать, чтобы на раздумья не осталось времени. Не думать о том, что быть может, совершил очередную ошибку. Еще одну ошибку – сколько уже их было? – ценою в жизнь, к счастью на этот раз в собственную жизнь.

Впереди лежал город Свободы.

Но где же он? До боли в глазах рейнджер всматривался в знакомую даль, но знакомого-то как раз ничего не видел. Уж не ошибся ли он? Да нет, вот и холм с рябиной, которую он посадил своими руками. Ну а где же дома? Где?

Вместо маленьких, аккуратных деревянных домиков, в которых жили свободные поселенцы, и нескольких необъятных хозяйственных построек впереди замаячили какие-то чернеющие остовы. Предчувствуя неладное, рейнджер выжал из вездехода все.

С диким ревом гролль выскочил на центральную площадь и остановился посреди развалин. Город Свободы был мертв.

Рейнджер осторожно выбрался наружу, держа в руках иглолучевик. Пока он не разобрался, что к чему, лучше не рисковать. Следом за рейнджером появился Скаут и начал внимательно принюхиваться.

В гнетущей и вязкой тишине шаги рейнджера отдавались ударами тяжелого молота. Неожиданно Скаут с громким лаем бросился вперед. Теперь рейнджеру не оставалось ничего другого, как следовать за псом.

– Рейни!

Девчушка лет шести повисла на его шее. Обнимать ее одной левой рукой было не слишком удобно, но отпустить оружие рейнджер пока не решался.

– Привет, Лиззи! – неслышно прошептал он.

Скаут, успевший убежать достаточно далеко, теперь остановился и с упреком посмотрел на хозяина. Рейнджер кивнул и пошел дальше, теперь уже медленнее, соблюдая все правила.

Он позволил себе несколько расслабиться, когда из единственного каменного строения в городе Свободы (бывшем городе, мысленно поправил он себя, бывшем) ему навстречу вышла Галла. В последнее время ей приходилось нелегко, но держалась она хорошо.

– Где все? – в данных обстоятельствах рейнджер решил не тратить время на приветствия.

– Брайан внутри. Можешь войти, сейчас он уже в порядке.

Ее тон не оставлял ни малейших сомнений. В городе больше никого не осталось. Как бы подтверждая его мысли, Галла добавила:

– Они ушли. Все.

Рейнджер понимающе кивнул, осторожно поставил Лиз на землю, и все еще не отпуская иглолучевик, вошел внутрь.

Брайан сидел на скамье, которая, по всей видимости, служила ему кроватью. Все правильно, не до роскоши, когда твой дом сгорел и приходится жить в здании мастерской. Ему, как видно, сильно досталось, но дела явно шли на поправку.

– О, кто к нам пожаловал!

– Привет. Значит, они решили вернуться к Патрику?

Рейнджер специально упомянул это имя, зная какая последует реакция. Пропуская мимо ушей поток ругательств, которым разразился Брайан, рейнджер восстановил картину происшедшего.

Дело обстояло следующим образом: в очередной раз перессорившись между собой, поселенцы решили, что так жить нельзя. Брайан с подобным выводом никак не мог согласиться и начал наводить порядок. Итог оказался неутешительным: после жарких и продолжительных споров все дружно решили вернуться в поселок диггеров. Дома сожгли, чтобы даже если кому-то захочется передумать, пути назад не было.

– Ну и что теперь? – устало спросил рейнджер. Его надоели чужие проблемы, которые постоянно приходится решать именно ему. Хотя, это было самым лучшим способом забыть о своих.

– К отцу я не вернусь. Не дождется.

Уже лучше, Патрика так Брайан не называл с самого своего ухода из дома.

– Не выйдет! – Брайан упрямо замотал головой. – Знаю, что ты надумал, но на станцию я не поеду.

– Как скажешь, – пожал плечами рейнджер и вышел наружу.

– Гал, возьми пожалуйста Лиз и идите в вездеход.

Галла все прекрасно поняла.

– А Брайан?

Ответ она уже знала.

– Иди, – он протянул ей лучевик. – Я его не оставлю. Кстати, когда это все произошло?

– Месяца два назад, или немного больше.

Рейнджер рассеянно кивнул. Как раз тогда он в последний раз уехал из поселка диггеров.

Брайан стоял, тяжело опираясь на стену.

Спорить с ним было бессмысленно. Ладно, будем считать, сам напросился.

Рейнджер свалил Брайана аккуратным ударом в челюсть. Как раз, чтобы тот отключился, но не слишком сильно. Ему и так уже досталось, хотя, по-видимому, и недостаточно, раз уж он не сделал выводов. Брайан попытался уклониться от удара, но сейчас он двигался слишком медленно.

Закинув Брайана на плечо, словно это был бесформенный мешок, рейнджер бодро зашагал к вездеходу. Верный Скаут бежал за ним.

Устроив Брайана с максимально возможными удобствами, он повернулся к Галле:

– Если надо что-нибудь взять…

Она покачала головой:

– Вещи Лиз здесь, больше ничего не надо.

– Тогда нам пора в путь, – улыбнулся рейнджер.

– Рейни…

– Да?

– Спасибо тебе за все.

В этих словах было столько нежности, столько искренности, что он просто обнял ее.

– Теперь все будет хорошо. Все.

Он осторожно гладил ее, стараясь не замечать странные солоноватые капельки, стекавшие по его рубашке. Уже давно никто не плакал, уткнувшись ему в плечо.

Брайан, кажется, смирился. Быть может, это ему только казалось… а может, действительно смирился? Рейнджер повернулся к Брайану, который лежал, безразлично уставившись в лишь ему одному ведомую точку пространства, и сказал:

– Приехали.

Скаут подошел и уткнулся мокрым носом ему в щеку, как бы говоря: "Вставай и забудь наконец все прошлые обиды!"

Брайан ласково потрепал его за ухом. Да, действительно, некоторое время назад Скауту пришлось порычать и поскалить зубы, но ведь безопасность хозяина – прежде всего!

– Приехали, – согласно отозвался Брайан, словно открывая новую страницу своей жизни. За пару недель он успел многое обдумать, и теперь…

Радостно улыбаясь, рейнджер распахнул люк.

– Всем привет!

– Добро пожаловать домой, Рейни! – радушно озвучил этот дом Старый Ник. И тут же перешел к делу: – Командор происл передать, чтобы ты с ним связался… сразу как приедешь.

Тут уже не до шуток. Рейнджер понял – случилось что-то серьезное.

На станции высадились пираты.

Галла восприняла новость на удивление спокойно. Значит, судьба. Нет, Рейни, все в порядке, ты не виноват, что мы прибыли в самый неподходящий момент. Я могу чем-нибудь помочь?

Рейнджер задумчиво взвешивал в руке иглолучевик. Резко повернулся к Брайану:

– Без тебя не справиться.

Тот улыбнулся.

Рейни, Брайан, Иван, и разумеется, командор – теперь их уже четверо. Вместе они сила.

– Если ты так решил, то действуй, – хитрые морщинки вокруг глаз Лазарева свидетельствовали, что их обладатель прекрасно все понимает. – Могу даже дать отеческое благословение.

Рейнджер покачал головой.

– Я не знаю когда вернусь, и вернусь ли вообще. Понимаю, станции нужен шаттл, поэтому я могу подлатать…

Лазарев мягко прервал рейнджера:

– Не стоит. Немного времени, и шаттл придет в негодность, как и остальные корабли. Главное – не медли, если ты все-таки решил. Тебя здесь ничто не держит. Не беспокойся, мы без тебя справимся. Иван своенравен, Брайан – это Брайан, но, признаться, и ты не подарок. Добро!

Рейнджер улыбнулся.

– Спасибо тебе за все, не только от меня, но и от станции. С последним мы как-нибудь разберемся. Да, ведь у нас есть еще и Велимир!

Точно. Велимир. Символ их победы. Теперь угрозу представлял лишь Клайд. Ничего, они справятся. Еще как справятся! Конечно, всегда горько сознавать, что и ты не являешься незаменимым, но… если это действительно так? Кроме того, б'ольшую часть времени его на станции не бывает. Теперь, когда он уже перерос Элладу, когда в самом отдаленном уголке планеты его больше никто не ждет, пришла пора отправиться в новое путешествие. Итак, в путь!

Рейнджер стоял на Скале Ареопага с невыразимой тоской глядя на вершины, больно вонзающиеся в небо.

Когда он еще сможет увидеть красоту подернутых голубой дымкой тумана гор, фиолетовые отблески солнца, чьи холодные лучи бережно касаются кромки вечных снегов? Возможно никогда.

Но это был его выбор.

Где-то совсем рядом кто-то другой завершал начатое им дело. Кто-то другой платил по его долгам. Кто-то другой говорил слова, которые должен был сказать он. Кто-то другой охранял безмятежный покой станции. Кто-то другой…

А почему бы и нет? Незаменимых людей нет, и свой выбор рейнджер наконец сделал.

Он стоял на вершине Скалы Ареопага и внимал мелодии бури. Мелодии штурма и натиска. Бушующей стихии, для которой купол ничего не значил, как не значила сама станция и ее отчаянные обитатели.

Планета сбросила свои вековые оковы, а рейнджер стоял в безмолвии, вслушиваясь в убийственную мелодию тишины и покоя.

Он уже был далеко, в объятиях своей мечты, которую искал так долго и так безуспешно…

– Только бы не опоздать и на этот раз! – его кулак с силой врезался в застывшую толщу холодного камня.

Он вернулся и улетел. Улетел, чтобы затем вернуться. Он вернулся домой, где бы ни находился этот дом. Он вернулся… и не важно когда это произойдет. Главное – он нашел ту, которую искал всю свою жизнь. Пускай и не совсем совершенство, не обязательно идеал; он нашел то, что неизмеримо дороже. Намного… Именно поэтому он улетел. Именно поэтому он и вернулся. Неутомимый странник, звездный скиталец…

И пусть высокая в небе звезда всегда зовет его в путь!