Текст книги "Лес проснулся (СИ)"

Автор книги: Константин Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Глава 15

– И последнее, что помню, как мой командир навел на катер лазерный целеуказатель и как я выпрыгнул за борт, – закончил я рассказ.

– Садитесь, – сказал судья.

Сел. Силовой барьер огораживавший мою скамью слабо подсвечивался, отражал ламповые блики и мне казалось, что сижу в пробирке.

– У обвинителя есть вопросы к подсудимому? – спросил судья крепыша-полковника.

– Есть, и много. Но, чтобы не повторять одно и то же, а заодно для получения полной картины произошедшего, я предлагаю дать слово свидетелю.

– Пригласите.

– Обвинение вызывает лейтенанта космическо-десантных войск Михаила Ефимцева.

Секретарь направился к двери, а я довольно зло спросил судью:

– А мне защитник не полагается?

– Это закрытое заседание. Рассматриваемое дело может привести к разглашению государственной тайны.

– Но даже в этом случае мне полагается адвокат. Пусть военный.

– Вот это он уже выучил, – кивнул судья обвинителю, после чего обратился ко мне, – собственно, военных адвокатов, не существует. Речь идет лишь о специализации обычных адвокатов, которые ведут гражданские и уголовные дела военнослужащих. Рассматриваемое дело к ним не относится. Это военный трибунал, сынок. Говорильни будет мало. Красноречивые болтуны не нужны. Все только по делу. Если ты невиновен, как утверждаешь, то убеди нас в этом.

В открытую дверь вошел Ефим. Новая форма, осанка, выправка. Шаг, пока подходил к свидетельскому креслу, едва не чеканил.

– Представьтесь, – попросил его обвинитель.

Дурацкие церемонии. Ты сам его только что вызвал, и знаешь, как зовут. К чему все это?

– Михаил Ефимцев, лейтенант КДВ 315-го отдельного разведывательного батальона, 109-ой гвардейской космическо-десантной дивизии.

– Лейтенант, расскажите, что произошло на планете двести семьдесят один шестьдесят пять эй-эйч-зед, во время выполнения вами задания.

Ефим тяжело вздохнул, поправил зад на сиденье, выдержал паузу и начал:

– Боевики напали в районе полудня, атаковав нас сначала с помощью минометов, затем приблизившись, стрелковым оружием. Несмотря на то, что нас было меньше, приняли бой.

– Как вел себя младший сержант Олег Кузнецов?

– Честно говоря, – Мишка поморщился, – не видел. Дрались ребята бесстрашно, но многого я не скажу. Меня ранили, потерял сознание и очнулся уже после боя. Видимо приняли за убитого, раз остался жив. Очнулся, посмотрел на убитых ребят, разозлился, – он покачал головой, – знаете… еще до того, как понял, что нескольких ребят увели в плен, такая меня злость взяла! Я бы и так, наверное, за ними пошел. Хоть и не по уставу это было. Я и пошел.

Я сидел и ненавидяще пялился на убийцу и лжеца, бодро рассказывающего, как героически он воевал.

– Наткнулся на небольшую группу боевиков. Оружия у меня не было, начал ножом, а потом они оружием поделились.

Я с тоской посмотрел на судей. Должны же видеть, что он врет. Герой девяносто шестой пробы.

Судьи внимательно слушали.

– Допросил одного из пленных чхоме, куда увели ребят, положил его рядом с остальными и пошел дальше…

– На каком языке ты его спросил?! – не выдержал я.

– Тишина в зале! – рявкнул на меня судья. – Подсудимый, вам дадут слово. Но позже!

– Ты знаешь, – герой снизошел до ответа, – я спросил так, что он понял.

На его лице отобразилась снисходительная улыбка, и он продолжил:

– Направление я получил, пройдя пару километров нашел следы и двинулся по ним…

– Ты след не узнаешь, даже если тебя мордой в него ткнут! – я вскочил.

Судья щелкнул тумблером и я мой голос стал гулким как в бочке. Силовое поле теперь пропускало звуки только в одном направлении. Я их слышал, они меня нет.

– Спросите его, как эти следы выглядели?! – не успокаивался я, звеня цепями, как призрак во второсортном ужастике, – что он увидел? Как выгля…

Между стенок «пробирки» треснул синий заряд. Я вскрикнул от удара током.

– Вам уже давали слово и дадут снова. Но как я уже сказал, – позже.

Я сел и наклонив голову, слушал.

– Следы привели меня к стройке. Конечно, я удивился, хотя удивился, – это слабо сказано. Первобытная планета, сплошные леса, в противниках только одичавшие террористы. Выбрал точку, стал смотреть. Капитальное строительство, современная техника. Люди, судя по виду, – не чхоме. Говорили на английском. Выводов делать не стал, хотя предположений было много, сосредоточился на наблюдении. Заметил, что наружный подвал центрального здания охраняется, но это ладно. Мало ли. А вот, то, что туда несут еду, заинтересовало. Ночью подобрался, уничтожил охранников, освободил ребят.

– Кого именно?

– Стаканыча, Вжика, Цезаря и Аку.

– По именам, пожалуйста.

– Виноват, привычка. Леонида Уварова, Виталия Петренко, Юрия Церенова, Вячеслава Лисовца.

– Подсудимого Олега Кузнецова среди них не было?

– Не было. И это первое, о чем я спросил ребят.

– Что они ответили?

– Сначала глаза прятали, потом Петренко сказал, что Скиф… то есть, младший сержант Кузнецов в плен-то попал, вместе с ними, но потом… Как бы это сказать помягче. Пошел на сотрудничество с противником.

– Что за оговорка «помягче»?

– Ну, – Ефим говорил показательно неохотно, – Вжик… то есть Виталий Петренко сказал, что Кузнецов, не слишком сопротивлялся, а Юрий Церенов сказал, что у него сложилось мнение, что он и эти ребята вроде как… даже не знаю. Знакомы, что-ли. Нет, не знакомы, а знали друг о друге. Так Цезарь… то есть Юрка сказал. Олега не били, как их всех, даже голос не повышали. Как знакомого встретили. Я опять выводов делать не стал, не до этого было. Тревога поднялась. Мы побежали к речному причалу, я завел катер, стали убегать с ребятами по реке.

– Когда вы в следующий раз встретили Олега Кузнецова?

– Да через пару минут и встретил. За нами погнался тилтротор. Армейский Twister. Он догнал нас, завис над катером, но не стрелял. Открылась дверь, высунулся Олег и стал уговаривать нас «не делать глупостей», как он сказал.

– Он был в наручниках? Связан? Под прицелом, может быть?

– Да нет. Стоял, держался за что-то внутри, чтоб не вывалится и заливался соловьем. Говорил, что надо вернуться, тогда, во-первых, в живых останемся, во-вторых будущее себе обеспечим. «Это нормальные ребята», «пора взрослеть», и то, что выбора у нас все равно нет. Это все его слова.

– И что вы ответили?

– Я не могу повторить в суде дословно. Правила приличия не позволяют, но вкратце – мы отказались. А свои обещания посоветовали засунуть ему себе… думаю, вы поняли.

– Что дальше?

– Дальше он по рации то же самое начал. Может, решил, что мы просто не расслышали? Там реактивный двигатель так вопил, что и правда, слышно плохо было. Но Олегу за это спасибо.

– За что именно?

– За то, что о рации напомнил. Мы сразу не сообразили. Да и не знали где она. А теперь связались с «Генералом Скобелевым» на орбите, дали о себе знать, запросили помощи.

– Предлагаю заслушать запись – обратился обвинитель к судье. Тот кивнул.

Я сидел не злой – потерянный. Нахлынула подавленность, сознание бессилия и мне захотелось врезать себе по лицу, чтобы вернуть раздражение. С ним можно драться. Можно и нужно.

– Кострома, я Ручей, ответьте. Кострома, я Ручей, ответьте… – послышался из динамика голос покойного ныне Славки. На заднем фоне рычал реактивный двигатель.

У меня была надежда, что он упомянет мое имя, когда, будет перечислять кто находится на катере, когда его, с орбиты, зачем-то спросили об этом. Но Ака успел назвать только Ефима, Цезаря и Вжика, после чего мы полетели по водопаду вниз.

– Тут не слышно уже, здесь катер вниз упал, – озвучил мои мысли Ефим, – какое-то время, недолго, правда, мы прятались от Твистера в прибрежных зарослях, потом он нас обнаружил, начал стрелять, и мы укрылись под скалой. Там конвертоплан нас бы не достал, и он пошел на заход с другой стороны. За это время мы восстановили связь с орбитой, договорились с отцом…, то есть с генерал-майором Андреем Ефицевым, как с помощью лазерного наведения уничтожить Твистер. И почти все получилось, – Мишка вздохнул и замолчал.

– Продолжайте, – потребовал судья.

– Не успели, – конвертоплан вышел на линию огня, я навел на него лазер, но пришлось ждать, пока на орбите частоту поймают, ракету наведут. Твистер подлетел совсем близко, и я хорошо разглядел, кто сидит за пулеметом, – Мишка кивнул в мою сторону, – Олег там был. И стрелять в нас начал. Славку Лисовца положил, меня зацепил. Затем, открыл окно кабины, заорал нам что-то, я не расслышал. Что-то вроде, «… не захотели по-хорошему, так получите» и «умнее надо быть», кажется. Я дословно не помню, там мотор ревел, стреляли, но что-то в этом роде.

Господи. Как. Я. Ненавидел. Эту. Лживую. Тварь.

– Подлетели слишком близко. Цезарь… Юрка Церенов, то есть, по этому… – он кивнул в мою сторону, стрельнул из автомата. Я видел, что попал. В плечо и в голову. Твистер из пулемета больше не стрелял, из пушки по нам шарахнул, но тут и ракета к нему, наконец, прилетела. Я же лазерный прицел не сводил. Что с конвертопланом стало, не видел. Собственно, я вообще больше ничего не видел. Очнулся уже, когда поисковая команда нашла и откачала. Меня взрывом откинуло. Ребята все погибли. А этого, – он опять кивнул в мою сторону, – нашли аж на деревьях. Видимо вывалился из твистера на ветки.

– Младший сержант Кузнецов выдвинул совершенно другую версию случившегося. Вы с ней знакомы?

– Да, мне следователь показывал материалы. И сейчас послушал, в свидетельской комнате транслировалось. Я не знаю, что сказать даже, это так глупо. Возразить толком не могу. Для этого надо опровергать какие-то доводы, а их нет. Напридуманно, конечно, знатно. Хотя нет. Один вопрос у меня все же есть. Зачем мне все это?

– А мне зачем?! – вскочил я. Меня опять было слышно.

– А вот это мы и пытаемся выяснить, – ответил за Ефима судья, – следователи с тобой поработали, выяснили не все, но достаточно. Твое признание уже и ни к чему.

– О чем вы?

– Суд вызывает следователя Департамента военной контрразведки полковника Константина Едигеева.

А это еще кто? Меня допрашивал другой особист.

Полковник, среднего роста седеющий дядька, с цепким взглядом, который мимолетно бросил на меня, прошел к свидетельскому месту, которое ему уступил Ефим.

Судья обратился к нему:

– Константин Ринатович, вы вели следствие по делу гибели десантного взвода из состава 315-го отдельного разведывательного батальона на планете двести семьдесят один шестьдесят пять эй-эйч-зед?

– Наш отдел. В том числе и я. Я и зачитаю отчет.

– Прошу вас.

Полковник сел. Планшета не было, он сложил руки в замок и заговорил ровным голосом:

– После того, как от лейтенанта Михаила Ефимцева была получена информация о произошедшем на планете, командование тяжелого фотонного крейсера «Генерал Скобелев» провело осмотр указанных координат. Повторное сканирование ни в инфракрасном, ни в сантиметровом радиодиапазоне ничего, кроме многочисленной растительности, не выявило. Находясь под воздействием эмоционального всплеска после гибели товарищей, командование приняло решение произвести по указанному району пуск ракеты с ядерной боеголовкой. Когда гриб рассеялся, на месте взрыва обнаружились обломки зданий, строительное оборудование, человеческие тела. Надо полагать, оборудование, которое использовалось для маскировки, так же было уничтожено.

Спускаться и осматривать место, не стали. Во-первых, необходимо было вернуться на Землю, доложить об изменившихся обстоятельствах детально. Во-вторых, после взрыва внизу установился радиационный фон. Но наблюдению больше ничего не мешало, поэтому с орбиты рассмотрели и провели съемку объекта, точнее, того, что от него осталось.

Осмотр показал, что это был строящийся космодром. Оборудование, детали, электрофильтры, недостроенная водозаборная станция неподалеку. Разглядели логотип на части обломков – SCC. И надпись – Always on moving. Это компания Standard Charge Corporation и их слоган – «Всегда в движении». Крупнейшая добывающая компания Северо-Атлантической коалиции. Одна из так называемых «девяти сестер», мощнейших атлантических корпораций. И крупнейшая добывающая. По объему выручки уступает только китайской CNPC. Но сейчас не об этом.

Становится ясно, что компания положила глаз на наши торфяные разработки на планете. Сейчас мы выясняем, стояли ли они за мятежом чхоме? Или подключились позже, воспользовавшись ситуацией. Становится ясно и другое. Провести такую операцию без своего человека в наших рядах, не то, чтобы невозможно, но сложно. Кто-то должен был отвлекать разведчиков от их базы. От стройки, то есть.

– Вы выяснили кто? – спросил судья.

– Сейчас дойдем и до этого. Также орбитальный осмотр показал, множество трупов боевиков из числа чхоме. Характерная внешность, форма. Все мужского пола. Есть все основания полагать, что «база», которую искали наши разведчики, именно здесь и находилась.

Предварительные выводы таковы. База чхоме уничтожена, пусть и не так, как планировалось. Обслуживающий персонал торфяного предприятия, по-прежнему, в пути. Прибудут на планету через семь месяцев. Ядерный удар пришелся далеко от производства. Более, чем в ста километрах. Расположенный там гарнизон из состава 10-ой гвардейской общевойсковой армии не пострадал. Плюс на прибывающем борту есть радиационные фильтры. Пусть и ценой своих жизней, но разведчикам удалось выполнить задачу. И на данный момент, основной, интересующий нас вопрос, это кто ответит за гибель десантников?

Полковник взглянул на меня.

– Ничего сказать не хочешь?

– Хочу и многое. Но главное, я уже сказал.

– Ясно, – он снова отвернулся и продолжил, – расследование началось сразу поле происшествия. Предварительную работу провел майор Петр Матюшин, начав собирать информацию о случившемся еще на борту.

* * *

– Как ты относишься к чхоме? – Петр Валерьевич разговаривал со мной второй час и уставать не собирался.

– Я вам только что рассказал, как резал этих ублюдков. Зачем спрашиваете?

Он не стал напоминать мне, чтобы я отвечал кратко, опять что-то пометил и продолжил:

– Быть может, ты задумывался, что эти люди ведут борьбу за собственную свободу? Что они всего лишь хотят жить по своим правилам, и чтобы им не мешали в этом?

Я вытаращился на него:

– Они добровольно согласились на эту работу на планете! Куда их привезли, обхаживали, обеспечили все условия труда и отдыха… черт, я видел их комнаты. По четыре человека жили, кровати удобные. Просторно. Музыка, видео, все дела. У нас казармы в сто крат хуже. Такой лафы и близко нет! Кормили, никто их не ущемлял. Работы было много – да. Но не настолько, чтобы они там упахивались до полусмерти. Нам показывали на инструктаже и их распорядок дня и чем именно они занимались! Черт, да вы же и показывали! И это не вранье, состряпанное на скорую руку. Я в подростковом возрасте, с отцом по стройкам пошлялся. Все то же самое, даже лучше в разы. Еще и квалификацию получили. А они бзик поймали и на религиозной почве спятили. За каким-то пророком бредовым поперлись, как бараны за козлом на бойню. Подловили их на религиозных чувствах и сыграли на этом.

– То есть сочувствия к ним, у тебя нет, – кивнул Петр Валерьевич, – а как ты…

– Сочувствия?!! После того, как они персонал торфопредприятия вырезали?! После того, как ребят моих постреляли?! Товарищ майор, это вас надо на лояльность проверять. За такие формулировки.

Он усмехнулся, сделал очередную пометку и продолжил:

– Вот теперь по поводу ребят. Какие у тебя были с ними отношения?

– Замечательные. Мы всегда били друг-другу морды с улыбкой и пинались исключительно дружелюбно.

Майор напрягся.

– И часто у вас возникали конфликты?

– Да это же шутка, блин!

– Ты, правда, считаешь уместным шутить сейчас?

– Хорошо, не шутка – сарказм. Он как раз более, чем уместен. Не было у меня с пацанами конфликтов. Во всяком случае, серьезных. Так, по мелочи, как у всех. Несколько десятков молодых, здоровых, дерзких ребят в одном помещении сутками друг на друга пялятся. Будут конфликты, конечно, но все в рамках обыденного.

– А офицеры? Не было противоречий на почве должностных обязанностей? Не гнобили?

– Ну и словечко. Нет, не гнобили. Нормальные у нас офицеры были, а Пью вообще самый лучший командир из всех, что на свете есть…, – я запнулся, – то есть был.

– Пью? – наморщил лоб майор.

– Лейтенант Александр Якушев, – буркнул я. – Пью, это прозвище. Не было с ним никаких конфликтов. Он мне один раз по шее дал, но за дело. Это давно было, когда я только в батальон прибыл. И даже с Ефимом-тварью…, Мишкой Ефимцевым, то есть, новым командиром, конфликтов не было. У нас вообще все нормально было с этим. По чинам друг друга не звали, во фронт не становились. Понимали с полуслова.

– Вот, кстати, по поводу чинов. Ты ведь закончил кадетское как младший сержант?

– Да, – ответил я, предчувствуя следующий вопрос, отвечать на который не хотелось.

– В учебке получил сержанта, в расположении части – старшего сержанта. Твое дело видел – за успехи в обучении, особенно в стрельбе, тебе старшину хотели перед выпуском дать. Но на дембель ты снова вышел младшим сержантом. За что понизили?

– А в деле не указанно?

– Нет. Это-то и странно. Точнее формулировка есть, но невнятная. «За недостойное поведение». Детский сад какой-то. Так за что?

Я отвернулся.

– Это к делу не относится.

– Давай это я решать буду. Так за что?

– Это к делу не относится, – повторил я, изучая стенку. И вправду, как мальчишка детсадовский.

Глава 16

В начале сентября КДВ отмечали профессиональный праздник. Руководство части, в честь круглой даты, организовали на полянке неподалеку от расположения, небольшое торжество. С накрытым столом и музыкантами. Пригласили жителей из близлежащего городка, того самого, где мы встречались с Аллой.

Шашлыки почти не ел, сидел подальше от сцены, неожиданно для себя накинулся на торт, хотя прежде сладкое не любил. Когда музыканты заиграли что-то тягучее и, по всей видимости, романтическое, прежде державшие расстояние десантники и местные девчонки слились в пары. Я, как и полагается после недавнего разрыва, тихо их ненавидел и продолжал уминать торт. Поверх крема и взбитых сливок поймал любопытный взгляд. Девушка, увидев, что ее заметили, смутилась и завела преувеличено важный разговор с подругой, продолжая посматривать в мою сторону.

Я вдруг показался себе идиотом и только сейчас обратил внимание, что у меня нос измазан кремом. Пришло понимание, что это и стало причиной девичьего интереса к моей персоне.

Нос вытер, торт расхотелось. Сидел, сложив руки и смотрел на танцующих думая о своем. Невеселом. Через пять минут обнаружил рядом ту самую девушку, что рассматривала меня. Светленькая, невысокая, худющая, с горящими глазами и большим ртом, который ее совершенно не уродовал. Она подошла ко мне и страшно стесняясь, спросила:

– Можно пригласить вас на танец?

– Меня? – звучало это совершенно по-идиотски, и у девушки в глазах мелькнул испуг неловкости ситуации.

– Я Катя, – зачем-то сказала она и смутилась еще больше.

– А я Олег. Танцевать не умею и надеюсь, что вы мне покажете, как это делается.

Я по-прежнему не хотел танцевать, но не хотелось смущать девушку.

Здесь все было по-другому. В отличие от Аллы, Катя была сущим дитем. Наивным, взбалмошным, романтичным и исключительно правильным. Поцеловались мы на первом же свидании в мою следующую увольнительную. Она при этом вспыхнула, вжав голову в плечи. Глаза зажмурила, а потом долго моргала, застенчиво и счастливо улыбаясь.

Когда, я на втором свидании попытался позволить себе большее, снова вспыхнула, залепила мне пощечину, на чем свидание и закончилось. Еще через неделю я был прощен, и мы опять целовались, что доставляло и удовольствие, и неудобство одновременно. Это как перед голодным тем же тортом махать. Смотреть и вдыхать аромат можно, а вот укусить ни-ни.

У меня впервые был тот тип отношений, в которых я казался себе матерым, повидавшим жизнь самцом. Это в двадцать один год-то. Но рядом с доверчивой девочкой, младше меня всего на два года, я ощущал себя мачо.

Катя была не дурой, но невероятно наивной. Начитанная, училась в педагогическом университете, загоняла меня, прежде, считавшего себя эрудитом, в тупик, разговорами о Багрицком, Нарбуте и оригинальном слоге Ирины Одоевцевой.

Все у нее были хорошими, добрыми, а злых людей нет вообще. Так как их можно исправить. И так во всех суждениях, вплоть до политики, о которой она постоянно философствовала. Наивно, но категорично. Это тоже доставляло некоторое неудобство и большинство наших разговоров сводилась к тому, что она что-то говорила, я слушал, стараясь выглядеть не слишком снисходительно. Это все пока она с реальностью не столкнулась. Но с Катей было легко, хорошо. На нее было просто приятно смотреть и приятно слушать. Я подумывал, что может быть это и есть моя судьба? И, что контрактную службу есть смысл начинать женатым? Тем более, что девушке я не просто нравлюсь, она влюблена. Мужчины такое тоже замечают. Мои мысли принимали чисто житейское направление. Меньше чем через месяц заканчивается срочная служба. Договор на контрактную, я уже подписал, теперь ждал распределения. Раньше брали желающих уже после года службы, а, когда-то, лет сто назад, вообще, после трех месяцев, но с тех пор конкуренция значительно выросла.

Служить можно или здесь или в ЦВО, неважно. А женатого при распределении сразу ставят в очередь на квартиру. И ждать недолго – год-два, а то и сразу дадут. Как-то жизнь наладится. Самое главное, девушка правильная. Хоть и встречаемся всего два месяца. И то в увольнительных, да в частых дедовских самоволках, но человека-то видно.

За неделю до дембеля ко мне подошел Вадик. Тот самый. «Дитя Бухенвальда», «Зомби» и Алкин трахаль. Подозреваю, что не единственный. И это мужа в расчет не берем.

Он поздоровался, я ответил. Смотрел на него безо всякой неприязни. Его-то винить не в чем, да и забываться начала эта дурацкая история.

– У меня к тебе разговор.

– Слушаю, – ответил я.

Мы стояли у заваленного дырявыми черно-желтыми листьями, клуба, которые РЭХ не мог убрать, так как два дня назад, сдуру залетел на стрельбище. Кто его программировал, по сей день выясняли, но пока мы справлялись вручную, метлами и граблями. Точнее не справлялись. Кто палил, не выясняли. Это было ясно. Позавчера обучали стрельбе салаг осеннего призыва, и они приняли робота за мишень.

Моросил противный дождик, призывавший или к стихотворчеству, или к запою. Было холодно, я шел с занятий по боевой подготовке, где свалился с аэрокрыла и хотел быстрее дойти до стрельбища.

– Тут такое дело, спрашивать, знаешь ли ты Аллу, бессмысленно. Ты знаешь, – утвердительно начал Вадик. – Поэтому сразу к делу.

– Я уже сказал – слушаю.

Что ему надо? Неужто отношения выяснять собрался? Но Вадик нервно поежился и продолжил:

– Она злая последние два месяца. Причем с каждым разом все злее. Я ее больше месяца не видел, мне увольнительные не давали, так последний раз, вчера, то есть, она реально психовала. Из-за того, что ты ее послал.

– Дальше что? На хрена мне эта информация?

– Да как сказать. Есть в этом что-то забавное. Я ее трахаю, а она о тебе рассуждает. Злится.

– Тебя это смущает?

– Ничуть. Мне главное процесс.

Еще один «взрослый».

– Тогда, раз ты сообщил мне о ее настроении, думаю разойдемся.

– Я так главное и не сказал. У тебя ведь днюха завтра?

– И что?

– Она об этом знает. И как-то странно говорила о подарке, который тебе приготовила.

– Каком еще подарке?

– В том-то и дело, что я не знаю. Но она знает и о девушке, твоей новой. Кате, кажется?

– Откуда?!

– Не знаю. Но Алла, что-то говорила, что раз ты такой чистюля, то она собирается тебе немного грязи в жизнь подкинуть.

– Что она задумала?

– Говорю же, не знаю. Она и об этом, думаю, пожалела, что сказала. Но она ни о чем другом говорить не может. Все время злая. Здорово ты ее задел.

– А про Катю, что говорила?!

– Ну, что-то вроде «чистюля», здесь она материться начала. И самое главное, что мне не понравилось, – она спросила про сестру мою – Марину. Та тоже в педагогическом учится. Спрашивала, когда занятия заканчиваются и есть ли еще остановки из Вологды, к городку нашему?

– И что?

– Я сказал, что нет. Слушай, она реально ненормальная. Не Марина. Алла. Ты бы…

Дальше я не слушал. Последняя пара заканчивалась в четвертом часу. Катя приезжала домой на рейсовом беспилотнике полпятого. Сейчас было шестнадцать двадцать. Я не знал, что задумала Алла, может и ничего, просто треп, но звучало мерзко.

Сначала я бросился в сторону забора за спортзалом, через который, мы обычно валили в самоволку, сразу же вернулся, сообразив, что лучше позвонить. Сказал бы Кате, чтобы сидела на остановке и не ходила никуда. Тем более по дороге через лес.

– Телефон!

– Да нет у меня!

– Какого сразу мне про Алку не сказал?!! – оторвался я на нем и бросился в казарму.

– Я тебя искать должен был?! Я тебе не должен вообще ничего! – прокричал он мне вдогонку.

Как назло, в казарме ни у кого не было «листка». Их и так мало, а у салаг все забрали дембеля. А тех, после обеда, почти всех отправили отрабатывать прикрытие БРЭМов под огнем противника.

Я никогда так прежде не бегал. Перелез через забор, испачкался в свежей, а теперь еще и смешанной с дождевой водой, краске. До города – полчаса ходьбы пешком. Уже и бегом не успею. Остановка недалеко. От нее идут дороги и в город, и в часть. Я не знал, чего боялся, но рисковать не собирался. Такую информацию мимо ушей не пропускают.

Добежал до дороги, кинулся по петляющей меж березок тропинке, ведущей к остановке. Услышал крик, остановился, замер. Крик повторился и прервался. Я узнал Катин голос и кинулся в ту сторону.

Их было трое. Двое склонились над лежащей на в куче мокрых листьев Кате. Одни зажимал ей рот, второй дергал за полы куртку. Не расстегнутая до конца она застряла у девушки на плечах.

Третий, лет тридцати, с начинающим лысеть лбом, стоял чуть в стороне, засунув руки в карманы, зажимал незажженную сигарету в зубах. Насмешливо изогнутые брови над темными очками, которые он зачем-то напялил в дождливую погоду.

Увидев меня, троица замерла. После тренажеров и спринтерской пробежки на два километра я тяжело и хрипло дышал.

– О! Спаситель, – прокомментировал мое появление лысеющий.

Катя снова закричала и один из склонившихся, ударил девушку по лицу.

Я зарычал и двинулся вперед. Не вынимая рук из карманов, лысеющий ударил меня ногой в лицо. Надо признать, умело. Хоть и уставший, я был на адреналине, поймал ногу, взяв в захват подмышку и врезал кулаком ему в нос. Он полетел на землю, очки слетели, а я двинулся к тем двоим. Тот, который рвал с Кати одежду, повернулся и бросился, ломая кусты, в лес. Второй осклабился, двинулся навстречу.

– Че? Герой?! Потанцуем.

Широкий, квадратный, он вскинул кулачища к лицу, приняв боксерскую стойку. Я пнул его под чашечку и сразу по бедру. Когда он свалился на одно колено, добавил ногой в челюсть.

– Не спасешь солдатик. А еще и посмотришь, – лысеющий, облепленный травой, грязью, листьями, поднимался, держась за скулу, – сейчас твою девочку жизни учить будем.

По непонятной причине он был очень в себе уверен. Я направился к нему, он сунул руку в карман, достал складной нож, щелкнул.

Я остановился. Блеснуло широкое, с круглой дырой у обуха, лезвие.

Люблю смотреть в кино, как герой легко уворачивается от ножа. Или блокирует удар. В реальной драке справится с противником вооруженным ножом очень сложно. Шансов, что тебя порежут, больше половины, каким бы подготовленным ты не был. Задача сводится, в основном к тому, чтобы тебя не проткнули и свести порез к минимуму. Еще лучше убежать. Но я не мог. За спиной Катя.

Он не перебрасывал нож из руки в руку, не крутил, крепко сжал, держал у правого бедра, повернувшись ко мне левой стороной и покачиваясь, шел на меня. Глаза без очков неестественно блестели, светились превосходством.

За моей спиной застонал и крепко ругнувшись, стал подниматься квадратный. Я повернулся к нему и быстро ударил ногой в висок. Не нужен мне в тылу никто.

Квадратный рухнул, а лысеющий сделал несколько ложных замахов. Широких, но быстрых. Хотел или напугать, или спровоцировать.

Я оглянулся в поисках палки или камня. Ничего не было.

– Задергался, сыкло? – он сделал ложный выпад мне в лицо и сразу же попытался ударить в плечо.

Я отпрыгнул, сорвал с себя армейскую куртку, намотал на руку и попытался пнуть его в голень. Теперь отпрыгнул он.

– Ты что? Жадный? – он говорил едко, облизывая тонкие губы, – я с тобой бабой делился. Алку оба драли. Теперь твоя очередь, а то нечестно.

Я не отвечал, пытаясь обойти его по кругу.

– Ты сильно не парься, я тебя убивать не собираюсь. Чуток подрежу для ума. А пока будешь кровью мазаться, посмотришь, как я твою девочку натягиваю. Она у тебя, кстати, правда, девочка? А то Алка не верит. Попросила лично убедиться… Хоп!

Он бросился на меня, быстро сократив дистанцию, ударил снизу-вверх. Я не мог отбегать дальше, тогда открыл бы ему дорогу к Кате. Лезвие распороло куртку на руке, пальцы пронзила острая боль, все, что я мог сделать, это ударить его другой ладонью в челюсть, задрав голову.

Он отпрыгнул, радостно посмотрел на окрасившееся красным, лезвие.

– И еще разок, чтоб сговорчивее был, – он снова прыгнул вперед. Быстро. И попытался повторить удар. Ошибка. Теперь я знал, куда он будет бить и выбросил вперед ногу. Пинок пришелся по кисти. Нож вылетел из рук, а я набросил куртку ему на голову, задрал его лысеющий лоб, а когда он схватился за куртку, сделал шаг ему за спину, подбил колени и сместив куртку на горло, повалил на себя, затем на землю и стал душить, морщась от боли в разрезанных пальцах.

Хорошо, что третий оказался трусом и сбежал. Было бы гораздо сложнее.

Я не стал душить подонка до конца, оставил на земле и несколько раз от души пнул. Наверняка сломал пару ребер, прошелся подошвой по пальцам.

Проходя мимо квадратного, пнул еще и его. Вся драка была на пинках.

Подошел к Кате. Она так и лежала, смотря на происходящее круглыми глазами. Ударила по протянутой руке:

– Это из-за тебя!

– Давай, сейчас встанем, успокоимся…

– Уйди!!!

– Катя, милая…

– Кто такая Алла?!!

Я никогда не рассказывал ей эту историю, не считая нужным грузить девичий мозг. Сейчас попытался сделать это вкратце. Катя или не слушала, или делала какие-то свои выводы. Наивные и вздорные. Разговора не получилось. Она дрожащими руками запахнулась в оставшуюся целой куртку, испуганно смотрела на валяющихся на земле насильников и с еще большим испугом на меня. Я не столько провожал ее до дому, сколько плелся в хвосте, оправдываясь, не пойми за что, пытаясь перевязать руку отобранным у одного из нападавших, шарфом.