Текст книги "Лес проснулся (СИ)"

Автор книги: Константин Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Глава 7

Ужас в глазах лейтенанта не проходил, даже когда я резал веревки на его руках и ногах.

– Что?! – криво усмехнулся я. – Так изменился?

– Скиф, ты что ли?!!

– Я. Только, в чуть разобранном состоянии.

– Ты жив?

– Ефим, вопрос дурацкий.

– Но как ты…?

– Ефим, остальные где? Вас пятерых увели.

Вот то, что у него тогда в глазах мелькнуло, должно было меня насторожить. Но это я уже потом понял. В тот момент на грязно-бурой от крови траве, среди трупов было не до этого, а любые мелькания на его физиономии, я отнес к шоку. Да и представить себе подобное не мог. Слишком дико. К тому же началось действие аллилфанола, боль ушла, страхи притупились, как и восприятие реальности.

– Не знаю. Стрельба началась, я схватил ствол, подбежал к остальным, пальнул пару раз, дальше не помню. Оглушило. Помню, сквозь туман, как ребят убивали. Очнулся связанный. Я и не знал, что кто-то еще выжил. Что у тебя с лицом?

– Стрижку сменил, – я бродил по поляне, высматривая хунхуза с подходящим размером обуви, – сам цел?

– Да вроде. Но контузия есть.

Я переобулся и поймал себя на том, что блаженно пялюсь на кроны деревьев над головой.

Ефим избавившись от последних веревок собирая оружие, спросил меня:

– Ты под кайфом?

– Кажется да. Раньше не испытывал такого.

– Ты много слишком вколол. Да еще и в шею. Может плохо кончится.

– Зато мне не больно, – глупо улыбаясь, ответил я, – помоги перевязать.

Из плеча был вырван кусок мяса, но в целом мне повезло, пуля прошла навылет, кость не задело. Голова кровоточила с обеих сторон, новая рана была поверхностной, только кожу содрало, а боли, после наркотика не чувствовал.

Вещей много брать не стали, только самое необходимое. Оружие, разгрузку, немного сухпая, воду. Единственно, патронов взяли много. Набили и подсумки, и карманы. И тут я отметил новую странность, ставшую в ряду схожих, привычной.

– Смотри, – я достал из-за пояса одного из хунхузов уже знакомый пистолет. – Remington 1911. Я такой уже видел у одного из них. И еще? Сигареты у них откуда?

– Не знаю. Наверное, с торфобазы. Там много чего было. Упакованы были на года вперед.

– Таких стволов не было точно, – покачал головой я. – Вооружена была только охрана. А у них из короткоствола только «зяблик». Ну, может Лоуренц-Зауэр кто-то мог на свои купить. Или Нориноко, если денег много и пофорсить хотелось. Но они все под десятимиллиметровый патрон. А этот динозавр под 45 калибр. Он еще в прошлом веке перестал использоваться. Только если у частников, как раритет. Но из него не стреляют.

– Наверное, у директора хранился. Может, коллекционировал.

– А второй?

– У его зама или еще у кого из администрации. Мало ли. Может, у директора их два было. Да какая разница? Разве это важно?

– А сигареты? Те, что были на базе, давно бы скурили.

Я вытащил пачку из кармана трупа и изучил ее. Простая картонка. Некрашеная серая бумага. Только оранжевая рамка по контуру и цифра 20 с иероглифом. Краска плохая, размытая.

– Таких сигарет на базе не было. – Я вытащил одну, – никакой маркировки под фильтром. Откуда у них это все? И патроны к пистолетам?

– Скиф, я не знаю. Выясним. Но сейчас надо валить отсюда.

– Тоже верно, – я похлопал по подсумкам, проверил, как закрывается СМВ, – пошли.

И мы пошли. Он на юг, я на север.

– Ты куда? – спросили мы одновременно.

– Как куда? В лагерь. Чтобы дрон нас увидел. Лагерь там, – Ефим указал направление.

– Зато пацаны там, – я вытянул руку в другую сторону.

– Скиф, – он говорил осторожно. – Я, как никто, хотел бы им помочь. Но надо быть реалистами. Сейчас мы ничего не можем сделать. Если пойдем за ними, умрем. А вернемся на орбиту, объясним ситуацию, возьмем людей.

– Потом мы хрен кого найдем. Надо идти, пока следы свежие.

– Найдем, а дальше что? Их около сотни.

– Уже меньше, – я показал на трупы.

– Их все еще около сотни.

– Придумаем что-нибудь на месте, я же не кавалерийский налет предлагаю.

– Скиф. Здесь. Нельзя. Ничего. Придумать.

– Ефим. Не. Ссы. Прорвемся.

– В тебе наркота говорит.

– Сюда я без наркоты пришел, – я смотрел прямо ему в глаза.

– У духов слишком большое преимущество в живой силе.

– Как и здесь, – я не отводил глаза.

– Ты еле жив после боя.

– Но жив.

– Младший сержант Кузнецов! Слушай мой приказ. Сейчас мы…

– Ты уже вторую фразу говоришь, как официальный мудак. Ты знаешь, что тебя за это не любят?

– Я тебе приказываю!

– Официально заявляю, что плевал на твои приказы.

– У тебя плечо разворочено, две раны на башке, кожа на лицо свисает.

– У меня обезболивающее и я еще стимуляторы вкачу.

– Ты сдохнешь от таких доз.

– Умеешь ты командир подбодрить. Туда пойду – сдохну, вколю – сдохну. Короче – ты со мной?

– Это глупо. И ты не знаешь куда идти!

– Знаю где искать. Я заплутал после оврага, отвлекся, но разделились они здесь. И уверен, что найду следы.

– Какие следы?! Двадцать второй век заканчивается. А время следопытов закончилось давно!

– Ты все время забываешь, что я лесной человек. И что мы с тобой на дикой планете в медвежьем углу Вселенной. Это и мое время, и мое место. Спрошу еще раз – ты со мной?

– Ты не понимаешь…

– Да хрен с тобой, – я повернулся и пошел.

– Подожди!

– Идешь?

– В какую сторону лагерь?

– Ты же только что собирался туда идти.

– Я лишь видел, откуда ты вышел.

– На юг и иди. До оврага. Там осторожнее – змеи кишат. Найди где его перейти, потом начнутся кусты вроде можжевельника, только лилового. Иди так, чтобы они с левой стороны были. Только осторожнее, там все сухими листьями засыпано. Тонкие, плоские, скользкие. Не навернись. Пару километров пройдешь, увидишь холм. За ним второй. Там лагерь. Точнее, что от него осталось.

– Овраг? Змеи?! Что значит, найти, где перейти? Как ты перешел?

– Ты вообще, как в разведку попал? – у меня впервые мелькнула мысль, что, я его переоценивал по всем статьям. Просто не хотелось думать, что раз сын генерала, то мажор бесполезный. Да и в бою, я его видел уже. Год назад около Окалинского горного парка, что на Хуракане высадились боевики, нанятые прежним владельцем мраморного карьера, в силу каких-то юридических перипетий, преставшего быть таковым. Хотели все сделать быстро и по-тихому, но ситуация, как в таких случаях часто бывает, переросла в локальную войнушку и пришлось вмешаться нам.

Тогда, Михаил, то бишь Ефим проявил себя вполне неплохо. Говорю же, трусом он не был. Но вот сейчас…

– Твою мать, Скиф! Ты нарываешься!

– Ага. Я ж под кайфом. И никогда не поминай всуе мою маму. Никогда.

Я остановился у края поляны. Следы и искать не надо. Духов здесь, действительно, было около сотни, еще и тащили что-то. Куда идти понятно.

– Хрен с тобой, пошли вместе. Но говорю же, – это глупо!

– И хрен со мной, и ты со мной. Хоть желание загадывай. Но я глупый, не буду.

Как же хорошо, когда не больно! И погода классная. Ветерок принес аромат древесной смолы, листва шелестела как музыка. Какое все вокруг яркое и чистое. Ребят точно вытащу. Вытащим, точнее. Нормальный парень все-таки этот Ефим оказался. Согласился пойти ребят выручать.

– ПНВ есть? Любой? Шлемов у трупаков не было.

– Нет. Лагерь они полностью выгребли. Из техники только к лазерный указатель к автомату. Твой, я так понимаю?

– Точно. Не надо, себе оставь если хочешь. Вроде, как трофей. Лучше скажи, как жив остался?

Я рассказал.

Мы шли по следам с оглядкой, но быстрым шагом. Духи чувствуется, беспечны и скорость сейчас важнее. Если повезет, догоним их еще до того, как стемнеет.

– Ефим, спрошу – ответишь?

– Ты уже спросил.

– Отец тебя в разведбат зачем отправил? Ты мог бы гарнизоне каком-нибудь спокойно служить. А то и в штабе.

Ефим кратко ругнулся и сплюнул.

– Как я этот вопрос не люблю.

– А что часто спрашивают?

– Да постоянно. И всегда с таким душевно-понимающим видом, будто сейчас водки в мой стакан плеснут. Отец сказал, чтобы стать настоящим офицером, надо побывать в шкуре солдата. У него вообще пунктик на эту тему. С детства слушаю высказывания всех этих Сунь Цзы, Гая Мария, Суворова. Воинская честь!

– А сам как к этому относишься?

– Что отпахать в поле должен? Да нормально. Прав батя… жаль ПНВ нет. У духов-то их полно. Причем наших.

– Да не работают они ни хрена. На духов уж точно. А если и работают, не включат их духи. Ни автоматы стационарные, ни компакты на глаза. Во-первых, не знают – как? Во-вторых, они не ждут нас.

– А если по рации свяжутся с теми, кого ты покрошил?

– Я не видел у них рации.

– Точно. Тогда…

– Ефим расслабься. Нельзя всего бояться. А твой батя, когда мы на связь сегодня не выйдем, может послать дрон раньше? Все-таки генерал, командующий операцией.

– «Нельзя бояться…». Это ты под аллилфанолом так говоришь.

– Тебе дать? В сумке наркоты, как у дилера в новосибирском метро.

– Нет. Мозги нужны чистые.

– Так, по поводу дрона – что? Может раньше выслать?

– Не знаю Скиф. Вообще батя у меня аккуратист. Дисциплина во всем. Один раз только на моей памяти выпил, и то после этого, заставил соседа, который нам в стену дрелью тарахтел, маршировать по лестничной клетке. Сначала соседа, потом его жену, что за мужем в коридор выскочила.

– Уржаться. И что?

– Что? Так и маршировали, – он в трусах, она в халате, пока соседи фараонов не вызвали. Так батя и их заставил. Второй колонной. А куда деваться? Он на них засаду устроил, по всем правилам военной науки. Пропустил мимо, засев под лестницей, зашел в тыл и приказал сдаваться. Затем строится. Ну и маршировать.

– А менты что?

– А что менты? Говорю же, сзади его не ждали. Они и стволы из кобуры достать не успели, а у бати «Леваш» в руках. Скандал потом был. Но замяли.

Чтобы не расхохотаться пришлось руку прикусить. Да нормальный он парень! И чего все бочку на него катят? Как красиво солнце в просвет листьев светит!

Ефим продолжал:

– Отец рассказывал, что в молодости пил много. Он сразу после учебки попал на какую-то войнушку, до сих пор засекреченную. И вроде там горячо очень было. Признавался, что когда на Землю вернулся долго без канонады уснуть не мог. Тогда и пить начал. Когда понял, что спивается, завязал.

– Стой! – я схватил его за плечо, – слышишь?

– Нет. Что?

Это был пока даже не звук. Просто легкая волна прошла по земле и по воздуху.

– У тебя глюки. Тихо все.

– Слушай.

Тоже самое, но теперь еще и задрожала земля. Судя по выражению лица лейтенанта, это он почувствовал.

– Это там, за…, – я споткнулся, подбирая выражения. Деревья бора напоминали и пихту, и ель, но с широкими хвойными иголками и обвешанные узловатыми красными лианами, – за деревьями вообщем.

Непривычно, когда в знакомый по-своему, пейзаж, вкрапливаются такие вот мелочи. Обычные, казалось бы, деревья. Почти как земные, но не зная названий, путаешься.

Пройдя сквозь бор, мы вышли, точнее, выползли, к прогалине. Расступившиеся деревья открыли вид на реку. И тут у меня отвисла челюсть.

Гари обычно тянутся на десятки и сотни километров леса. Но поваленные столбы и выжженная земля, как правило, результат лесных пожаров, контролировать которые крайне сложно. Здесь же, последствия бушевавшего когда-то пожара, показывали, что он был контролируемым. Я бы сказал тщательно очерченным.

– Как спутники не смогли это засечь?!!

Оба берега неширокой реки, были вырублены, земля выжжена. Но смотрел я не на гарь. Я смотрел на колоссальную строительную площадку, по которой маршировал, сверкающий сигнальными огнями, не менее массивный шагающий кран.

В детстве, отец брал меня на съезд лесоводов в Зырянке, и я видел строительство очередной ветки чукотско-якутской железнодорожной магистрали. Масштабное строительство, заполненное суетливыми людьми, машинами, строительным мусором и предметами, о назначении которых только догадываешься. Из всех воспоминаний осталось, что строил какой-то СУ, я запомнил, потому что меня слово рассмешило, и общее ощущение масштабности происходящего. Сейчас я испытал тоже самое.

В голове возникли ассоциации, и я мог с уверенностью сказать, что здание с криво воткнутым в него открытым контейнером – арматурное производство, а освещенный синим светом ангар без стен, где суетились многочисленные роботы на гусеницах – автомобильная база. У реки с катера выгружали пузатые коробки, закрытые целлофаном. Пристань грязная, покрытая цементной белой пылью и обрывками тряпичных пакетов. Ближе к нам стояли бетонный завод, мастерские, склады, еще что-то. Что-то, чего у ушедшего в леса народа чхоме никак быть не могло. Посредине сверкал стеклом четырехэтажный офис.

– Какого хрена?!!! Откуда это все? – спросил я.

– Надо полагать, оттуда же, откуда сигареты и древние стволы.

– Им кто-то помогает!

– Похоже на то. И вряд ли это их богиня. Кто-то более материальный.

– Это нельзя было не увидеть сверху! Такая проплешина в лесах. И с таким содержимым! Да отсюда километров пятьдесят до деревни, над которой наш крейсер висит!

– Значит, нашли способ спрятать. Есть специальные приборы. Сливают часть территории с окружающим пейзажем. Сверху и не видно. А может маскировочная сетка. Есть такие, на наноантеннах.

– Я знаю, что есть. Но не у духов же.

– Не у духов. Хотя, кажется, духи здесь уже не главные. Вон смотри, – Ефим ткнул пальцем.

У открытого ангара, между шагающим погрузчиком и рядами ярко-желтых кабельных катушек стоял человек белой рубашке с закатанными рукавами. Даже не в костюме. Рядом суетилось еще несколько, но кто здесь главный, было видно сразу. Остальные, с бумагами, чертежами, планшетами, голографическими проектами, как бы прилагались к нему.

И ни один из них не был чхоме. Рожи были чисто европейскими. То же касалось многочисленных рабочих, сновавших по многоэтажному каркасу железобетонного здания.

– Скиф.

– Чего?

– Ты понимаешь, что ребят нам здесь не найти. Это первое.

– Нет, не понимаю. Я же глупый, забыл? А что второе?

– Второе, теперь важнее доставить командованию эти сведения.

– Важнее чем что?

– Скиф, ты же все прекрасно понимаешь. Перед нами новая задача. Значимее прежней. Там – он ткнул пальцем наверх, – должны знать про все это, – палец переместился на строительную площадку. – А ребят мы здесь все равно не найдем. Посмотри. Мало того, что мы не знаем где искать, так нам просто туда не пробраться. Неизвестная территория с многочисленным противником.

– О! Ты опять, как мудак заговорил.

– Да, чтоб тебя! – он хлопнул ладонью об землю, – не путай героизм и глупость!

– Все-таки ты трус.

– Вот дурак обдолбанный. С тобой сейчас разговаривать бесполезно.

– А я тебе о чем?! Так что заткнись. Давай посмотрим.

Наблюдали мы до темноты. Хотелось бы сказать, что я разглядел, где держат пацанов, а заодно разобрался кто эти неизвестные, но не скажу. Единственно, говорили они по-английски. До того места, где мы залегли, долетали обрывки слов.

Весь день, мы, вжавшись в пахнущую прелой листвой и гарью траву, смотрели на самую обычную стройку. Когда стемнело, ее осветили многочисленные прожектора. «Неужели и этого с орбиты не видно», – мелькнуло у меня в голове. Внимательно осмотрел четвертый, верхний этаж, достал из сумки коробочку, из коробочки капсулу норавалерона, уже вторую, проглотил и оторвался от земли.

– Пошли.

– Куда?!!!

Глава 8

Обучение в школе было оплачено родителями до конца года. Так, что пенал в общаге, смело названый комнатой, оставался за мной до конца мая. Другой вопрос, что со мной делать, когда закончатся эти два месяца?

Мы направлялись в Екатеринбургский ювенальный суд, куда Сергей Эдуардович вызвался меня сопроводить. Он так и остался в городе, но не столько из-за меня, сколько по делам Минприроды. Конец марта в городе был солнечный, снега таяли, грязь расползлась по городу. Полностью прозрачный вагон монорельсовой магнитки покрывали мутные разводы. Поезд ехал быстро, тени от разводов менялись, отражаясь на лицах пассажиров, прихотливо меняя им выражения. Семейная пара напротив меня, за несколько минут поездки превратились из радужных клоунов в стареющих маньяков. Хотя, может быть, тут дело в косметике.

Я смотрел на город и вспоминал, как он мне понравился, когда я только сюда приехал. Был конец августа, на каждом углу работали кафешки, крыши стеклянных небоскребов сливались с небом и посреди всего этого, я с открытым ртом. Все-таки я и вправду деревенщина.

Поймал взгляд Сергея Эдуардовича. Он сочувственно улыбнулся. Я дежурно улыбнулся в ответ. В голове зрела ничем не подкрепленная уверенность, что родители были бы живы, если бы я остался с ними дома. Я понимал, что это глупость, но ничего с этой мыслью поделать не мог.

На заседание по моему делу было полно народу – целых два человека. Председатель комиссии и уже знакомый Евгений Александрович. Такой же представительный и такой же надутый. И даже в том же сером костюме.

– А вы кто? – спросил председатель Сергея Эдуардовича, когда мы вошли. Сам он не представился.

– Я с Олегом.

– Да? У него уже есть представитель, – председатель показал на серого Евгения.

– Как это?! – удивился я, – я его даже не знаю.

– Молодой человек, – Евгений протирал очки, – я официально назначен вашим опекуном. Я думал, вы это поняли.

– Как бы я это понял?

– Ну, как же? В прошлую нашу встречу, я представился, как сотрудник комиссии по делам несовершеннолетних.

– Исчерпывающе, – кивнул я. – Но моего мнения никто не спрашивал.

– Молодой человек, мне очень жаль, но это не входит в компетенцию ваших пожеланий, – он умудрился произнести это сочувственно.

Зарождающийся жизненный опыт выдавал в нем первостатейную сволочь.

Я сидел за выщербленным, покрытым желтым лаком столом и смотрел на бьющуюся в стекло муху. Не без чуткости в голосе, Евгений Александрович рассказывал председателю о моем несчастливом положении, сетовал на несправедливость судьбы, но с воодушевлением взялся мне помочь в тяжелой ситуации.

– Мы подобрали для Олега семью в Белгородской области. Старый Оскол замечательный город. Семья пекарей. У них своих детей четверо, двоих еще взяли. С радостью примут и Олега.

– У меня свой дом есть, – подал я голос.

– Прости, мы это уже обсуждали. Это был не ваш дом. Его предоставило государство твоему отцу. Как леснику. Там теперь новые люди живут. На участке полно работы. Олег, не перебивай, пожалуйста.

– Новые люди?! Это мой дом!

Сергей Эдуардович положил мне руку на плечо и что-то утешающе заговорил.

– Там собаки наши! – я почти кричал.

– Уверен, что вопрос с собаками мы решим, – серый Евгений успокаивающе улыбнулся, – хотя это уже скорее зависит от желания твоей новой семьи. Желания и возможностей.

Я встал:

– Господин председатель, можно к вам обратиться?

– Чуть позже. Я дам вам слово.

– Мне сразу надо сказать, чтобы дальнейшее заседание не было бессмысленным.

– Хорошо, слушаю тебя.

– Я не поеду ни в какую Белгородскую область. Я не поеду жить ни в какую семью. Что мне не удастся учиться дальше, я уже понял, как и то, что у меня больше нет дома. Но, в конце концов, у нашей семьи есть квартира в Сыктывкаре. Я ее почти не помню, мне четыре года было, когда отца назначили на участок, но я не бездомный. Не надо меня пристраивать.

– Дело не наличии дома или квартиры, – покачал головой председатель комиссии, – дело в вашей дееспособности. До совершеннолетия о детях заботятся те, кто постарше. Ты пока еще подросток. А по поводу квартиры, вопрос я так понял, уже решен. Верно, Евгений Александрович?

– Как это, вопрос решен? – удивился я.

– Я еще не подходил к Олегу с этим, но это сейчас не главное, – серый Евгений снова протирал очки. За его спиной висел плакат призывающий взрослых не допускать, чтобы дети играли рядом с опорами подвесных дорог.

– Расскажите мне. Это все-таки теперь моя квартира. И я решу, главное – это для меня или нет?

– Говорю же, потом это обсудим. Сейчас важнее твое будущее Олег.

– Квартира – мое будущее, – убежденно сказал я.

– Молодой человек прав, – вмешался председатель, – и вы, Евгений Александрович мне сказали, что проблемы нет.

– Проблемы и нет, – пожал плечами Евгений, – Олег, пока ты будешь жить в Старом Осколе, за твоей квартирой присмотрят.

– Кто?

– Ну, я как раз из Сыктывкара. Так, что мы с тобой земляки. Видишь, как все удачно складывается. Я потом к тебе подойду, ты одну бумажку подпишешь и всё. Теперь по поводу твоего проезда в Белгородскую область. Билет уже…

– Подождите, – вдруг вмешался Сергей Эдуардович, – что за бумажка?

– К вам это никакого отношения не имеет.

– И все же.

– И все же не имеет. Я прошу вас, не прерывать заседание.

– Трагедия с его родителями случилась под Соликамском, а от комиссии по делам несовершеннолетних приехал человек из Сыктывкара. Почему не из Перми?

– Какое это имеет отношение к делу?! – возмутился Евгений, – вы как будто меня подозреваете в чем-то?!

– Просто ответьте, – настаивал Сергей.

– Послушайте, у меня нет времени на вас. Я не обязан вам ничего объяснять, и вынужден напомнить, что вы вообще здесь находиться не должны. Будете мешать заседанию, я попрошу вас вывести.

– Попросить-то ты можешь, только, кто тебя слушать будет? Не знаю, кем ты себя возомнил, но уверенный в своем умственном превосходстве фигляр, еще больший глупец, чем фигляр обычный. Так о какой бумажке речь?

Меня уже никто ни о чем не спрашивал, и я сидел и вертел головой. Как и председатель, чуть опешивший от происходящего.

– Отстаньте вы от меня с этой бумажкой. Документ я потом покажу Олегу, а не вам.

– Разумеется. Но, а почему представитель по делам несовершеннолетних из Сыктывкара, а не из Перми, вы мне ответите?

– Да с какой радости?! Вы не…

– Да бросьте. Вопрос поднят. Не сейчас, так после заседания вам придется на него ответить. Лучше сейчас.

– Что непонятного?! Вы сами слышали – Олег живет в Сыктывкаре. Квартира у него там. То есть, дело относится к Северо-Западному округу.

– Слышал. А ты слышал, что прописан Олег в доме на территории Вишерского заповедника? То есть Приволжского округа.

– Что вы мне тыкаете?!

– Обещаю, я извинюсь, сразу после вашего ответа.

– Я уже ответил.

– Нет, вы соврали, а я вас уличил. И теперь снова переспрашиваю. Почему делом Олега занимаетесь вы? Вы, а не представитель Приволжского округа?

– Мне больше нечего вам сказать.

– Да вы ничего не сказали! Покажите бумагу, которую Олег должен подписать.

– Еще раз напоминаю, что ничего вам не должен, и вы от меня ничего требовать не можете. Вы здесь никто!

– Давай так. Сразу пойми – я никуда не денусь и Олег без меня, ничего не подпишет. Верно? – он обратился ко мне.

Я, на волне его эмоций, рефлекторно кивнул.

– Вот видите. Вам все равно придется показать эту бумаженцию. Не сейчас, так потом.

С видимой неохотой, серый Евгений достал из планшета листок.

– Вот. Самая обычная доверенность.

Сергей Эдуардович читал хищно, будто это не доверенность на квартиру, а признание Жанны Д'Арк Пьер Кошону в колдовстве.

– А почему она на твое имя?

– Я же назначен опекуном. Вы забыли?

– Но доверенность именно на имя. Безо всякого упоминания, что ты опекун.

– Это уже юридические детали, – серый Евгений протянул руку, чтобы забрать лист.

Сергей Эдуардович, повернулся, подставив ему плечо и продолжил чтение.

– Они вообще не должны были тебе этого выдавать. По закону, в такой сделке будет отказано. Но тебе все же выдали. Интересно почему?

– Вы рассуждаете о вещах, о которых не имеет ни малейшего представления.

– Так. Думаю, понял. Ребятки из той юридической шарашки, наверняка в доле.

– Ну, знаете ли!

– Теперь знаю. Олег, не вздумай это подписывать.

Я встал и, ни на кого не смотря, громко заговорил:

– Пожалуйста. Послушайте меня. И поймите. Я не поеду в какую-то чужую семью. Я благодарен этим людям, что они вызвались мне помочь, но я никогда не буду с ними жить. Я просто не сяду ни в самолет, ни в поезд. Не в наручники же вы меня закуете.

– Олег… – начал председатель.

– Подождите. Я понимаю, что со мной надо что-то делать, но это не выход. У меня есть… – я запнулся, – была, только одна семья. Другой не будет. Дальше я сам. Не пацан уже. Мне скоро пятнадцать.

– Возраст совершеннолетия – восемнадцать. В крайнем случае, можно написать заявление о собственной дееспособности. Это в случае, если ты где-то работаешь и зарабатываешь достаточно для самообеспечения. Но и заявление принимается только с шестнадцати лет.

– Это только цифры. Я здоровый парень уже. И сил хватает и ума.

– Еще и закон.

– Но не заставите же вы меня…

– Парень. Если надо будет, заставим. Ты лишь кажешься себе взрослым. Взрослость – это не только силы и ум. Хотя по его поводу у меня серьезные сомнения. Возраст, в первую очередь, опыт. А его у тебя пока нет.

– Я не получу его в чужой семье!

– Кстати, получишь, но и это не главное. Ты просто не можешь оставаться один.

– Я уже остался. И ситуацию лучше не менять. Потому что лучше, она не станет.

– Пойми меня сынок, но я не буду с тобой спорить, – председатель вежливо улыбнулся, – решим так…

– Постойте! Мне действительно одному лучше. И всегда было! Я не люблю компании. Я никуда не вписываюсь. Мне с людьми неинтересно. Я вырос так! – говорил быстро, боясь, что он меня перебьет. – Да я же в лесу вырос! С детства в походы на дальние кордоны хожу. Что с отцом, что один. Мне нормально, когда рядом никого нет. С той семьей мне будет хуже. И им! Я начну хамить, лезть в драки. Я же знаю!

– Вот и научишься себя с людьми вести. Это может и нелегко, но необходимо, – председатель уже не смотрел на меня сочувственно. Скорее мрачно. Надоел я ему, – и от меня уже ничего не зависит. Ты попал в систему, парень.

– Возможно, я могу предложить выход, – вмешался Сергей Эдуардович.

– Слушаю, – председатель хотел быстрее закончить.

– Сами видите, желания идти в приемную семью, у парня нет. Да еще и характер. А учитывая его навыки жизни в лесу, он может сделать неплохую карьеру в армии.

– В армии?! – удивились и председатель и я.

– В армию так же, с восемнадцати лет берут, – с недовольством констатировал председатель.

– А в кадетское училище, как раз до пятнадцати.

– Пусть лучше с людьми учится ладить.

– Там и научится. Но с учетом всех своих качеств, научится тому, что ему ближе.

– С чего вы взяли, что у него есть эти качества? Жизнь в лесу, – это еще не бойцовские навыки. А в кадетское именно с такими берут. Видел я профессиональных военных. Это всегда люди определенного склада. И не похож на них парень.

– Так прежде чем профессиональными военными стать, они ведь с чего-то начинали, верно? И потом, необязательно ему суровым агрессором становится. В столице есть авиационный кадетский корпус. Имени Покрышкина. Это как раз интернат. Или Сибирский кадетский корпус. Это там же, в столице.

– Ты сам-то в армию…, то есть в суворовское хочешь? – спросили наконец меня.

– Э-э-э… – аргументировано и красноречиво ответил я. Все происходило слишком быстро.

– Я, кончено могу дать ему направление в Новосибирск, но столица капризна и направление на екатеринбургского сироту не обязательно вызовет интерес. Ему могут просто отказать, – председатель качал головой.

– Из центральных еще Омское, но и здесь в Екатеринбурге есть кадетское.

– Да не в этом дело. Сами видите, – парень нерешителен. Это еще не характер, – председатель качал головой, – все же ему лучше в семью.

Мысли в голове напоминали игровой автомат. Окошко, где мелькают картинки, и ты, не зная, какие выпадут и выстроятся в ряд, напряженно наблюдаешь. Наконец скорость картинок замедлилась, стало вырисовываться какое-то понимание. На выбор предлагалась или чужая семья, или учеба в кадетском, с последующей службой в армии. Я выбор сделал. Теперь оставалось помочь сделать его председателю.

– Уверяю вас, я достаточно решителен и бойцовских качеств мне не занимать. Скорее уж даже с избытком.

– Это все еще просто слова, парень.

Я вышел из-за стола:

– Как я успел понять, этот мужик, – я ткнул пальцем в серого Евгения, обескураженно слушавшего вышедший из-под контроля разговор. – Этот мужик гад и хотел отжать мою квартиру?

– Вообщем да, но при чем здесь… – начал Сергей Эдуардович и заметив огонек в моих глазах осекся, – парень нет! Стой!!

Я шагнул к Евгению Александровичу, который в последний момент тоже успел понять, что я задумал, отшатнулся, но слишком поздно. Я, согнутой в локте рукой, с поворотом корпуса, нанес точный удар ему в челюсть. Он свалился на пол, роняя злополучную бумажку, где хотел увидеть мою подпись.

– Хватает у меня решительности и бойцовских качеств? – спросил я, потирая костяшки.

– Да я тебя сейчас ментам передам. Загремишь не в кадетское, а на зону для малолеток!!! – взбешенно выпалил председатель комиссии, чье имя я так и не узнал.