Текст книги "Белый рондель"

Автор книги: Константин Сергиенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Эта история мне не известна, – сказал я.

– Так я расскажу тебе, брат. Сын Калева умер от несуразицы, ибо потерянный им когда-то меч слишком долго дремал на дне озера и память его затуманилась. Вместо того чтобы мстить тем, кто владел им неправо, он поразил самого Калевипоэга, вспомнив заклятие хозяина: «Отруби же ноги тому, кто завладел тобою!»

Март свято верил в предания старины, глаза его сияли торжественным светом.

– Теперь меч должен исправить ошибку, – объявил Март. – Мы найдём его в ночь на Яана. И ещё много оружия отыщут мои люди, но над мечом Калевипоэга будет гореть Яни-огонёчек, я хотел бы найти его сам.

– Ты хочешь найти меч и поражать им пришельцев? – спросил я.

– Он заменит тысячи воинов, – сказал Март. – Но кроме того, этот меч умеет делать любую работу: валить деревья, тесать камень и рыть землю. Сам Олев-градостроитель мечтал о таком мече. Меч Калевипоэга построит нам линнуд.

Да, Март возлагал большие надежды на чудеса. Все эти люди были детьми, я видел, как плетут шары из бересты, с тем чтобы бросать их горящими в небо и загадывать желание. Купальной ночи ждали с нетерпением, кто-то уже загодя водружал у входа в землянку срубленную берёзку и украшал её пучками зелени. Плели корзины для «яановых цветов» – арники, зверобоя, бузины и неморозума. В купальную ночь, как известно, происходят разные чудеса: лошади начинают говорить, вода превращается в вино, а утонувшие колокола звонят. Март, стало быть, хочет отыскать меч, который возведёт ему линнус и отразит натиск врагов. Конечно, этот человек мечтатель, хотя дело своё он ведёт хорошо. Лесной лагерь толково устроен, обитатели его не пропадают с голоду, я видел, как крестьян здесь учат обращаться с оружием и держать военный строй. Ведь когда-то Март служил в полку аркебузиров.

Всё же мне пришлось остаться на ночь. Разболелось плечо, а кроме того, пошёл сильный дождь. Меня поместили в жилой риге на полатях. Я слушал шорох дождя и думал.

Надо ли рассказывать Марту о нелепой истории с заговором? Во всяком случае, к борьбе Сигизмунда со шведами он имеет малое отношение, он ещё не в силах в неё вмешаться. Но вот оружие… То самое, которое мне показал Трампедах. Оно бы вполне пригодилось воинам Марта.

Отчего я сразу взял сторону этих несчастных людей? Мне хочется им помочь, и многое из того, что касается постройки линнуса, уже сложилось в моей голове.

Анна… Не в ней ли причина? Ведь она тоже простая эстонка. Как же быть с Анной? Прежний план увезти её из Белого ронделя не выполнишь теперь так просто. Трампедах немедля приведёт на лесной холм солдат. Что же делать?

…– Март, – сказал я наутро, – подумай об Анне. Долго ль она останется в заложницах?

– Мы построим линнус, – ответил он. – Анна будет с нами.

– До этого далеко.

– Но ты придумал, как строить линнус?

– Сегодня вы начнёте делать завалы и рыть землю под основание.

Март обрадовался. Я показал ему план, но Март смотрел на него с недоумением. Оказывается, он совсем не умел разбираться в планах. Неужто мне самому придётся руководить каждой малой работой?

– Я позову тебе Эрика-шведа, – поспешно сказал Март.

Нашёлся человек, смыслящий кое-что в градодельстве, он некоторое время трудился на постройке укреплений. Я растолковал, какие приготовления нужны для разметки, а потом с целой дюжиной помощников мы вбивали колья и тянули тонкое мочало.

Никогда мне не приходилось столь быстро браться за дело. Попутно я распорядился отобрать людей, которым предстояло стать каменщиками. Что касается столяров и плотников, тут обстояло легче, многие в лагере умели работать с деревом.

Я уже прикинул, что за лето успею заложить фундаменты главных строений и поставить внешнюю стену. Конечно, это не будет замок наподобие Вендена, совсем нет, но искусное сочетание внутренних укреплений, обозначенных мной на плане, позволяло надеяться, что линнус станет крепким орешком для нападающих.

Ещё я думал о том, что в этом линнусе найдётся мне место и, быть может, рядом со мной окажется Анна…

Так я остался на следующий день. Они хорошо работали и копали с большим усердием. Сотни людей орудовали лопатами, ломами, а я прикидывал, где ставить печи для обжига кирпича и варки смолы.

Но меня беспокоила Анна. Как там она в Белом ронделе, ведь если Трампедах узнает о моём визите, он спрячет Анну в другом месте.

До встречи с Мартом я чувствовал себя человеком, обременённым неясной тягой к малознакомой девушке. Теперь навалилась забота с линнусом. Когда я берусь за дело, всё во мне преображается. Беспечность меня оставляет, дни и ночи мне нет покоя.

Между прочим, я объяснил Марту, что если удастся наладить хорошую кузницу и доставить железо, то можно ковать простое оружие, а сам всё подумывал о комнате Трампедаха.

– Надобно выбрать девушку, – сказал мне Эрик-швед. – Если ты не замуруешь девушку в первую стену, постройка у тебя не пойдёт.

Я отмахнулся от варварского совета.

– Помяни моё слово, – настаивал Эрик.

Я встретил знакомого малыша и спросил, где учитель пения господин Тарвальд.

– Ушёл, ушёл! – мальчик махнул рукой. – Теперь учит птиц и медведя Арми.

Уж не этот ли Арми повредил мне плечо?

Мне нравилось среди этих людей. Они относились ко мне с почтением, а одна девушка, смущаясь, подарила букет цветов. Конечно, жизнь у них нелегка. Теперь лето, в лесу много ягод, а скоро пойдут грибы, но что будет, когда наступят холодные дни?

– Март, – сказал я, – быть может, мне стоит вызволить Анну? Трампедаху я оставлю письмо с объяснением и с Анной приеду в линнус. Ведь он никак не подумает, что виноваты «эстонские братья».

– Не торопи время, – пробормотал тот.

Я и сам понимал, что этот план нехорош. С кем бы ни бежала Анна, Трампедаху не осталось бы смысла хранить при себе тайну лесного селения.

Всё это так печально.

Март упрашивал меня остаться ещё на несколько дней, но я объяснил, что мне следует наведаться в город по крайней мере для того, чтобы запастись необходимыми инструментами для расчётов, а заодно сговориться с купцами и ремесленниками насчёт необходимого.

Кроме того, я хотел повидать Анну.

Я полагал, что на этот раз мне не завяжут глаза, но «эстонские братья» оказались осторожными, дорога к холму осталась для меня неведомой.

Я решил переселиться от рыцаря Трампедаха и для этой цели наведался к трактирщику Меклеру. Тот подыскал мне комнату с видом на Ратушную площадь.

Трампедаху же я сказал:

– В городе становится опасно. Я предпочту держаться вдали от вас.

Вся эта игра с участием в заговоре мне порядочно надоела, а Трампедах не проявлял желания знакомить меня с остальными заговорщиками.

Не успел я обосноваться у Меклера, как явился хмельной Кавалек и, заливаясь слезами, стал уверять, что безумно любит Анну.

– Я полк рейтаров изрублю, лишь бы её повидать! – кричал он. – Где этот старый пёс? Он обманул меня, я буду с ним драться!

Кавалек хватал себя за длинный чуб, это странное произведение польского цирюльника, и колотился головой об стол.

– Пан Анджей, – сказал я, – мой совет, не связывайтесь с Трампедахом. Надеюсь, вы знаете указ короля о всяческих льготах немцам?

– Но он обманул меня, он упрятал Анну! – кричал Кавалек.

– Как вы докажете это, пан Анджей? Покалечить рыцаря вам, может быть, и удастся, но тогда ливонцы пошлют жалобу королю, и вам несдобровать. Судьба всей Ливонии зависит от того, на чью сторону встанут ливонарии.

– Вы думаете, он на нашей стороне? – воскликнул Кавалек. – Чёрта с два! Я не удивлюсь, если тут целый заговор!

Кавалек как в воду смотрел. Впрочем, особым провидцем быть не надо, заговоры обычное дело теперь.

Во время разговора Кавалек утирал лицо рукавом кунтуша и выглядел скорее подростком, чем славным рубакой, не раз побывавшем в сражении.

По обыкновению, утром я делаю упражнения, чтобы сохранить гибкость тела, но в этот раз помешало плечо. Раны затянулись, но опухло предплечье, я еле шевелил пальцами рук.

В харчевне видел Фробелиуса. Тот сообщил, что у рыцаря Трампедаха исчез кучер Антс.

– Лихое время, – сказал я. – Многие пропадают без следа.

– Я собираюсь вернуться в Вену, – сказал Фробелиус.

– Так и не повидав невесты?

Фробелиус пожал плечами, но, помолчав, спросил:

– Вы знаете, где она?

Теперь пришёл мой черёд пожать плечами. На этот вопрос я уже отвечал.

Я понимал приблизительно, что происходит. В детстве они дружили, родители их обручили, но теперь прошло слишком много времени, и Фробелиус не знал, как себя держать. Похожее, я надеялся, происходило и с Анной.

Остаток дня я провёл в хлопотах о предстоящей постройке. Гильдии в Дерпте пришли в упадок, но всё же я разыскал старшину Большой гильдии, куда входили мастера-строители, и окольным путём выведывал, на что мы могли рассчитывать.

Неутешительный разговор. Старшина только и делал, что сокрушался по поводу неурядиц, преследующих гильдию. Лучшие мастера покинули город, магистрат существует только на бумаге, ландтаг не собирался множество лет.

– Да что вы хотите, если церковь святого Мартина обратили в цейхгауз, а у святого Якоба поставили известковую печь! – воскликнул старшина. – Сейчас время разрушений, а не построек!

Я извлёк свои путевые наброски и листок за листком изучал планы замков, которые рисовал по пути в Ливонию. Какие формы предпочесть? Ясно, что линнус будет кирпичный, на холме достаточно хорошая глина. Об украшениях не придётся заботиться, замок будет простой, не слишком высокий, и в этом смысле я всё больше присматривался к крепостям Скандинавии. Башни поставим квадратные, во избежание просчётов округлые формы оставим в покое. Перепады высот дадут возможность упрятать многие службы под холм, там же выроем склады и арсеналы…

Но вот незадача, я арестован. К Меклеру явился сержант Леман с пятью солдатами и вручил мне предписание об аресте, подписанное начальником гарнизона полковником Ла Тробе.

Делать нечего, я сдал пистолеты и отправился в магистрат, где, развалившись за обширным столом, меня поджидал полковник.

– Шведский шпион! – рявкнул он, как только закрылась дверь.

Я стал разглядывать этого человека. Толст, неряшлив и пёстро одет. Яркий колет с медными бляхами, из-под него широкие рукава старомодной куртки, шведский отложной воротник и безвкусная булавка. Огромная шляпа лежит на столе, прикрывая весь угол, у саксонцев слабость к парижским шляпам, они готовы отдать за них немалые деньги.

– Шведский шпион! – ещё раз провозгласил полковник Ла Тробе.

– Вы можете это доказать? – поинтересовался я.

– Я всё про тебя знаю! Ты явился из Вендена от Больцагеля!

Неприятный сюрприз, этому человеку и в самом деле что-то известно.

– Твоё имя Эксхольм! Ты приехал сюда шпионить! Тебе снимут голову! – громогласно объявил полковник Ла Тробе.

– Однако вы торопитесь, уважаемый полковник, – сказал я. – Подумайте лучше о своей голове.

– Рассказывай всё! Это избавит тебя от пыток!

– Я всё же хотел бы знать, почему меня схватили. Какие к тому причины, господин полковник?

– Ты любопытен. – Он тяжело переваливается в кресле. – Хорошо, я тебе скажу. Отец Больцагель, который тебя послал, одумался и теперь дружит с нами.

– С кем это с вами, господин полковник?

– С его величеством королём Сигизмундом! – полковник Ла Тробе сделал движение, чтобы приподняться, но тут же опустился, считая, наверно, лишним воздавать при мне почести польскому королю.

– Но я не знаю никакого Больцагеля, господин полковник.

– Зато он тебя знает. Ты послан в Дерпт шпионить, твоё имя Эксхольм!

Не славный ли рыцарь помог моему аресту? Ведь если некто Больцагель перешёл к полякам, он должен раскрыть не только Эксхольма, в роли которого я подвизаюсь, но и весь заговор, а прежде всего Трампедаха.

– Как вы докажете, что имя моё Эксхольм? – спросил я.

– Мне не нужно доказывать, тебя тут знают!

– Кто же знает меня в этом городе? Я ведь заезжий путешественник. Разве только хозяин дома, в котором меня приютили, рыцарь Трампедах?

– Оставь его в покое! Рыцарь Трампедах доблестный воин!

Так, значит, Трампедах в стороне. Скорее всего, и полковник Ла Тробе участвует в заговоре. Видимо, от меня просто решили избавиться. Но почему? Может быть, они успели передумать и не собираются помогать шведам? Или доблестный рыцарь опасается, что я увезу Анну?

– Что вы собираетесь со мной делать? – спросил я.

– Ты будешь казнён!

– Неужто у вас так скоро всё делается?

– На войне нет места промедлению!

– Одумайтесь, полковник Ла Тробе, – сказал я, – и не забудьте о своей голове. Я вижу вас насквозь.

– Что ты видишь, шпион?

– Я вижу в вашем кармане шведские кроны.

– Что? – Лицо полковника багровеет. – Что ты сказал?

– Потише, потише, господин полковник. Со мною не так легко справиться. Вы думаете, я один? Ошибаетесь. В городе есть люди, которым поручена моя охрана. Если хоть волос упадёт с моей головы, всё станет известно в Стокгольме.

Полковник засопел.

– Да, да, в Стокгольме. Когда сюда придут шведы, вас повесят на первом суку.

– Я постараюсь не встречаться с твоими шведами, – сказал Ла Тробе.

– Хотите удрать, бросить город на произвол судьбы?

Полковник Ла Тробе стукнул кулаком по столу:

– Ты ещё разговариваешь, шпион!

– Не пойму, чего вы хотите от меня, господин полковник. Казнить меня без суда не много выгоды, а к тому же опасно. Я думаю, мы найдём общий язык, господин полковник.

Внезапно он понизил голос и проговорил:

– Я знаю, куда ты наведывался не один раз.

Полковник Ла Тробе подмигнул. Я не считал нужным поддерживать разговор, пока он не выскажется более прямо.

– Золото, а? Я всё знаю про это золото. Тебе придётся со мной поделиться. Тогда ты выйдешь сухим из воды.

– Не понимаю, о каком золоте вы говорите.

– Тебя видел разбойник из шайки Кюрцера. Ты убил Кюрцера, а мы поймали разбойника. Ты был у «эстонских братьев», ты ехал с эстонцем. Много у них золота? Я знаю, один малыш делает из камней золото.

Значит, слухи о «золоте» Лембита достигли ушей Ла Тробе.

– Ты видел там много золота? – допытывался Ла Тробе. – Не бойся, я ничего не скажу Трампедаху. – Полковник опять подмигнул. – Ты шведский шпион, но я тебя отпущу, если покажешь дорогу.

Я расхохотался.

– Ты смеёшься, шпион? – спросил Ла Тробе.

– Над вами кто-то подшутил, полковник. Я не знаю «эстонских братьев» и ничего не слышал о малыше-алхимике. Что касается какого-то Кюрцера, то действительно на меня напали в то время, как я совершал прогулку.

– Я тебя закую, – сказал он угрожающе.

Дело плохо. Он что-то слышал о лесном лагере, а уж если о «золоте» прознает Трампедах, которому и вовсе известна дорога…

В кабинет, гремя саблями, вошли шляхтичи во главе с Кавалеком.

– Этот человек пойдёт с нами! – громогласно объявил Кавалек и ущипнул свой короткий ус.

– Но, господа… – запротестовал Ла Тробе.

– Именем короля! – гремел Кавалек.

– Он арестован, я не могу его отпустить!

– А кто собирается его отпускать? Он просто пойдёт с нами.

– Это самоуправство! Здесь я командую, эй, солдаты! – крикнул Ла Тробе.

Ввалился Леман и несколько саксонцев, поляки взялись за сабли.

– А я говорю, этот человек пойдёт с нами! – Кавалек с усмешкой глядел на Ла Тробе.

– Не перечьте, не перечьте, полковник, – добавил Кшетусский. – Всё равно мы добьёмся своего.

– Панове, по какому праву врываются в мой кабинет?

– Мы просто вас навестили, полковник. – Кшетусский слегка поклонился.

– Зачем вам этот человек?

– Поляки не договорятся с саксонцами! – рявкнул Кавалек. – Сначала скажите, зачем он вам?

– Мы просто беседуем, – уклончиво сказал Ла Тробе.

– Теперь наша очередь, – сказал Кшетусский.

– Но мы ещё не закончили, господа.

– Вы сделаете это в следующий раз, – пообещал Кавалек. – Пойдёмте, пан Путешественник.

– Я протестую! – закричал Ла Тробе. – Леман, не пропускать!

Ландскнехты неохотно взялись за оружие.

– Неужто случится драчка? – Кавалек снова ущипнул ус. – Однако с копьями тут не развернуться, у нас преимущество.

Полковник Ла Тробе тяжело дышал.

– Панове, этот человек скрывает своё имя! Он преступник!

– Договаривайте, договаривайте, любезный, – сказал я.

Но Ла Тробе не осмелился назвать меня шпионом. Ещё бы! Если подозрения мои верны и Ла Тробе в сговоре с Трампедахом, то ему никак не выгодно, чтобы об этом узнали поляки.

– Мы разберёмся, – сказал Кшетусский. – В конце концов, кто тут хозяин, польский король или саксонский курфюрст?

– Я тоже состою на службе у его величества! – сказал Ла Тробе.

– Пустые разговоры. – Кшетусский отодвинул рукой Лемана и направился к двери.

Из кабинета Ла Тробе я вышел вместе с поляками.

На улице шляхтичи отошли, а Кавалек торжественно сказал:

– Вы свободны, пан Путешественник!

– Вот как? – удивился я. – Вы пришли взять меня под защиту?

– Мы не забываем друзей, – важно сказал Кавалек. – Как только я узнал, что вас повели тупоголовые саксонцы, я сразу понял, что Ла Тробе станет допекать вас расспросами. Саксонцы не признают права путешествовать инкогнито.

– Весьма благодарен вам, пан Кавалек.

– У меня есть бутылка рейнвейна. Хотите выпить? Больше он вас не тронет.

– Возможно, возможно. Но вопрос в том, почему он заинтересовался безвестным путешественником?

– Ба! Неужто не понимаете? На вас донёс Трампедах. По городскому регламенту вы должны записаться в книге приезжих.

– Странно, что, приютив меня в доме, Трампедах не гнушается доносом. Зачем ему лишние хлопоты?

– Он всех боится, а пуще всего опасается за свою Анну. Узнать бы, где он её прячет.

– А почему не спросить об этом его самого?

– Да он никогда не скажет!

– Пан Анджей, не пора ли вывести Трампедаха на чистую воду? Вы многое таите за его спиной, но, может, честнее выяснить всё в прямом разговоре?

– Вы правы! – Кавалек схватился за рукоять сабли. – Я спрошу старого пса, куда он подевал Анну!

И мы направились в дом Трампедаха, но там уже были гости. В каминном зале сидел Фробелиус и мял в руках хлебный шарик, разговор между ним и хозяином был как будто бы не из лёгких.

– Простите, господин Трампедах, – сказал я. – Вы, кажется, не ждали меня увидеть?

– И меня! – добавил Кавалек.

– Отчего же? Всегда рад гостям, – сухо сказал Трампедах.

– Не знаю, кому вы рады, – воинственно начал Кавалек, – но я вам вовсе не рад!

– Так отчего же вы в моём доме?

– Надобно задать вам один вопрос, пан Трампедах!

– Я не пан. – Трампедах слегка поморщился. – В конце концов, вы не в Варшаве, уважаемый.

– Где Анна? – крикнул Кавалек.

На лице Трампедаха появилась усмешка.

– Да будет вам известно, что я побывал на мызе Салме, куда, по вашим словам, направилась Анна! – сказал Кавалек.

– И что же? Вам удалось с ней полюбезничать?

– Вы не хуже меня знаете, что Анна не собиралась идти на мызу. Вы обманули меня, пан рыцарь! Я спрашивал стражу у всех ворот, Анна не выходила!

– Я не слежу за Анной, – сказал Трампедах.

– Вы бросили тень на пана Путешественника, и я опрометчиво вызвал его на дуэль. Теперь вы пытались натравить на него Ла Тробе, а Ла Тробе, как известно, ваш старый должник!

– Я ничего об этом не знаю. – Трампедах пожал плечами. – Я приютил господина Путешественника, только и всего.

– Вы распустили слухи, что Анна неприступна и будто у неё есть жених!

Криво усмехнувшись, Трампедах посмотрел на Фробелиуса и сказал:

– Да вот же он.

– Кто?

– Жених Анны. Господин Фробелиус и есть тот самый жених.

Кавалек был ошарашен. Он повернулся и во все глаза стал смотреть на Фробелиуса.

– Это правда?

Музыкант молчал.

– Правда или нет? – распалялся Кавалек.

– До сих пор было так, – неохотно ответил Фробелиус.

– Пся крев! Когда вы успели…

– Успокойтесь, любезный, – сказал Трампедах. – Господин Фробелиус в сомнении, остаться ли ему в звании жениха.

– Вы неправильно истолковали мои слова, – пробормотал Фробелиус. – У меня ещё не было разговора с Анной.

– Так вы жених? – Кавалек не мог оправиться от изумления. – А кто же я, чёрт побери? Я тоже считал себя женихом! – На лице Кавалека детское негодование.

– Каким это образом? – спросил Трампедах.

– Самым обыкновенным! Я обещал Анне взять её в жёны!

– И что же она?

– Она была благосклонна!

– Ну а вы? – Трампедах обратился ко мне. – Вы тоже обещали взять её в жёны?

– Пока ещё нет, – ответил я спокойно.

– А я думал, через ограду монастыря вы лезли именно с предложением руки, – язвительно сказал Трампедах.

– Какого ещё монастыря? – воскликнул Кавалек. – Куда он лез?

– Анна решила постричься в монастыре святой Катарины, – объяснил Трампедах. – Господин Путешественник был замечен, когда лез через монастырскую стену, а затем и на дерево против кельи Анны. Вслед за этим Анна исчезла.

– Не может быть! – сказал Кавалек. – Это правда? – он уставился на меня.

– Отчасти правда, отчасти ложь, – ответил я. – В монастырь мне действительно пришлось наведаться. Но Анна покинула его без моего участия.

– Но зачем вам монастырь, чёрт побери? – воскликнул Кавалек. – Кого вы там искали?

– Разумеется, Анну.

– Зачем?

– Это мне трудно объяснить, пан Кавалек.

Фробелиус взялся руками за голову.

– Значит, вы знаете Анну, – не унимался Кавалек.

– Я с ней знаком.

– И вы меня обманули?

– Я вас не обманывал, пан Кавалек.

– Она вам давала надежды?

– Никаких. Заверяю вас, никаких.

– Лжёте! Тогда зачем было лезть к ней в келью?

– Успокойтесь, пан Кавалек, я не был в её келье.

– Чёрт побери, я ничего не понимаю! – Кавалек опустился на табурет.

– Господин Трампедах вносит путаницу, – сказал я. – Он ведь хорошо знает, где Анна.

– Путаница идёт не от меня. – Трампедах медленно встал.

– От кого же?

– Не только вы, здесь сидящие, влекомы к Анне, не только у вас помутился разум, много таких… – Трампедах говорил с расстановкой. – Спросим себя, достойна ли такого внимания простая эстонка? Разумно ли это? А если нет, то чем объяснимо? И я отвечу вам: объяснение одно. Анна напоена неведомой силой…

– Ба! – сказал Кавалек.

– Нечистой силой, – угрюмо и твёрдо выговорил Трампедах.

Мгновение все молчат.

– Да что же тут нечистого? – возразил Кавалек. – Хорошенькая, и всё. У нас в Богданце такая была, что целая хоругвь за ней волочилась.

– Неразумие, неразумие, – мрачно сказал Трампедах.

– Зачем вы сказали такое? – На лице Фробелиуса недоумение.

– После полуночи к Анне приходит нечистая сила, – устало произнёс Трампедах.

– Что он говорит! – воскликнул Кавалек.

– Я сам это видел, – глухо сказал Трампедах.

– Хотел бы увидеть и я!

Трампедах пристально посмотрел на Кавалека, на Фробелиуса, потом бросил взгляд на меня.

– Мы все это можем увидеть, – сказал он.

К ночи пал лёгкий туман. Обогнув укрепления епископского замка, мы подошли к сухому глубокому рву. Когда-то он был наполнен водой, но топкое болото за Якобскими воротами поглощало теперь всё, что нёс ко рву Эмбах.

– Не станем перебираться, – сказал Трампедах. – Отсюда всё видно.

Туман светел и переменчив, поэтому кажется, что Белый рондель колышется. Он словно живой, то подрастает слегка, то уходит в землю, то исчезает совсем на мгновение.

– Дьявольщина, – пробормотал Кавалек, он зацепился за острый сучок и порвал одежду.

Ночь тепла. Совсем не такая ночь, когда я садился в карету Антса. В такие ночи не хочется спать, а только слушать ночные шорохи и думать обо всём.

Мы слышим глухой мерный звон, это бьёт полуночный колокол. И вот мы видим, как на стене Белого ронделя возникает что-то волнистое, тёмное. Когда прошёл слой тумана, пятно обозначилось особенно ясно. Мы затаили дыхание.

– Дьявол слетает с небес, – хриплым голосом сказал Трампедах. – Сейчас он проникнет в окно.

Пятно замерло на стене, а потом опустилось к едва освещённому окну. Ещё мгновение, и, внезапно уменьшившись, пятно убралось внутрь башни.

– Дьявольщина, – пробормотал Кавалек.

– Слушайте, слушайте! – сказал Трампедах.

Мы напрягаем слух. Сначала тихо, но вот что-то словно бы позванивает, и мало-помалу мы разбираем, что это музыка. Она, несомненно, доносится из башни.

– Дьявол звенит на суставах, – зловеще сказал Трампедах. – И так каждую ночь. На суставах и рёбрах.

– Ох ты, боже! – бормочет Кавалек.

– Слушайте, слушайте!

Тихая музыка плывёт над спящим Дерптом, незнакомая, странная, но приятная слуху.

– Дьявол хорошо играет, – сказал Трампедах. – Она продала ему душу.

– Похоже на клавесин, – пробормотал Фробелиус.

– Дьявольщина, – всё твердит Кавалек, выпутываясь из каких-то кустов.

Я слушал, пытался понять, что всё это значит, и дрожь пробирала моё тело.

В доме Трампедаха мы словно сообщники на тайном совете.

– Господа, – сказал Трампедах торжественно. – Своими очами узрели вы то, что не раз уже с мукой видел и я. Каждую ночь в келью к Анне спускается дьявол, и они музицируют вместе. Музыка та тиха и приятна, вот откуда вся нежность и чары Анны. Они куплены у Сатаны. Спросим у славного музыканта Фробелиуса: какой инструмент он слышал сегодня ночью?

– Как будто бы клавесин, – ответил Фробелиус.

– Волынка или свирель – это ещё объяснимо, – продолжал Трампедах, – но клавесин тяжёл и велик. Как бы попасть ему в Белый рондель? Поднимать его нужно по меньшей мере троим. А как вы знаете, один из соблазнов, указанных в «Malleus maleficarum» [10]10
  «Malleus maleficarum»– «Молот ведьм» (лат.).


[Закрыть]и есть музыкальная нега дьявола, извлечённая из собственных рёбер. И не одна душа уже куплена тем соблазном, который, будучи перенесённым внутрь, преображает тело в прекрасное и притягательное. Согласны ли вы со мной, господа?

Молчание.

– Как истинный христианин, хоть Анна мне и была вместо дочери, не могу скрыть от святого надзора её падения. Господа, перед всеми здесь объявляю, что завтра публично обвиню Анну в сделке с дьяволом, а вас призову в свидетели!

Что ж, насмотрелся я в странствиях по Европе на слуг Сатаны. И жгли их, и топили, и клеймили калёным железом. Я знал одного иезуита, Питера Керка, он не ходил в сутане, не выбривал тонзуру на голове, не прятался в монастырях. Питер Керк говорил на многих языках, одевался модно, удачно торговал и разрешал спорные дела. Он был «териаром» – светским членом ордена и не любил о том особенно распространяться. Питер Керк слыл за человека любопытного, владеющего слогом, и в том я убедился скоро, побывав у него в гостях. Он показал мне манускрипты, писанные на хорошей бумаге и переплетённые в кожу, а манускрипты те были собственным его собранием, которое он продолжал увеличивать, посещая перед казнью осуждённых святой инквизицией. Питер Керк приносил смертнику лист бумаги и за хорошее угощение с вином и мясом просил что-либо написать перед смертью или писал сам, слушая осуждённого. Особенно я запомнил слова одной девочки лет, кажется, десяти, вина которой была совершенно доказана и состояла в том, что ночами девочка прогуливалась под руку с нечистой силой по самому коньку крыши, ничуть не качаясь, а в ночь испытания проделала то же перед судьями при ярком лунном свете и шла себе, как по воздуху, а глаз не открывала. От этой девочки Питер Керк записал всего несколько слов: «А когда будут меня пожигать, я, наверно, увижу маменьку. Маменька померла, а я один раз смотрела в костёр и там увидела, как она ходит. И тогда я вас всех попрошу, чтобы не вязали мне глаза, когда будете жечь, не закрывайте глазки, потому что я хочу повидать маменьку».

И много я вычитал в книгах Питера Керка, всего не расскажешь. Питер Керк гордился своим собранием. Правда, близкий мне человек говорил, что по ночам Питер Керк раскрывает свои книги, и плачет над ними, и рвёт себе волосы.

… – Я не пойду в свидетели, – пробормотал Кавалек.

– Грех! – сурово сказал Трампедах.

– Не дам жечь Анну!

– Дьявол проник и в тебя! – Трампедах тычет пальцем в шляхтича. – Haeresis est maxima opera maleficarum non credere! [11]11
  Haeresis est maxima opera maleficarum non. – Величайшая ересь не верить в колдовство (лат.).


[Закрыть]

– Свят, свят, – бормочет Кавалек и крестится.

Трампедах принёс книгу, раскрыл её и начал читать медленно:

– «А такое есть искушение. Человеку многое надобно, и есть, и пить, и совершать промыслы, и слушать те звуки, в которых есть божие разумение. Сюда относятся звуки поющих птиц, шумы ветров, журчание водяных потоков и даже громы, идущие с неба, есть звук богоугодный, ибо громами оглушается дьявол. А есть не божии звуки, напротив же сатанинские, кои производятся во время полёта дьявола через сферы или прикасания его пальцев к тростнику речному, к таким звукам относится также скобление ножом по стеклу. А самый страшный соблазн, когда Сатана исторгает звук посредством трения суставов и трогания собственных рёбер кончиками пальцев. Звук тот может быть сладким, от него проистечёт образование чар, и если не гнать тот звук из себя, осеняясь крестом троекратно, то может он поместиться в левой части груди, вытолкнув душу и отдав её на поругание дьяволу. Многие беды проистекут отсюда, и многое пострадает окрест, будучи подвержено дьявольскому искушению…»

Трампедах закрыл книгу.

– Но что же делать? – растерянно спросил Кавалек.

– Господь призывает тебя в свидетели!

– Это немыслимо, – сказал Фробелиус.

– Однако кто откажется, что видел видимое? – Трампедах обвёл всех глазами. – Кто на божьем кресте поклянётся, что Анна чиста?

Я сидел в густой траве на берегу Эмбаха, день клонился к закату, солнце садилось за башни Домберга. Местные жители называют реку Эмавези – Мать Вода, и они мутны, эти воды, они быстро текут мимо, шевеля береговую траву, образуя маленькие водовороты. Вот проплыл топляк с деловитой птичкой, которая, словно капитан, сидела на сучке.

Как мне теперь поступить? Как вызволить Анну, не подвергая опасности лагерь в лесу? Я долго размышлял, а потом откинулся в траву и загляделся в небо, где умирали последние розовые облака.

И тут я услышал шуршание. Кто-то устроился невдалеке от меня за кустами. Люди эти, должно быть, не видели меня за высокой травой.

Я было собрался встать, но услышал разговор, весьма для меня интересный.

– Ты, видно, перестал доверять мне, Генрих?

– Зачем ты вытащил меня к реке? Мало ли места в городе?

– Там много ушей.

– А здесь опасно. Я слышал, исчез твой кучер?

– Я не о кучере здесь говорю. Зачем понадобился тебе Путешественник?

– Хотел выведать, что у него на уме. Он мне неприятен.

Говорили Ла Тробе и Трампедах.

– Ты сам не веришь, что он из Стокгольма, – продолжал Ла Тробе. – Откуда же он?

– Он не простой человек, и у него есть дело. Спешить не следовало.

– А я догадался, зачем он пришёл.

– О чём же ты догадался, Генрих?

– Ты сам это знаешь. Он ищет эстонское золото.

– Золото? Какое золото, Генрих?

– Не шути надо мной, Гуго. В лесу есть мальчишка, который обращает камни в золотые слитки. Это знают все, даже поляки. Они силой взяли у меня Путешественника и хотят сговориться с ним.

– Разве он знает про золото?

– Мои ребята иногда шалят на дорогах, недавно они встретили на лесной дороге Путешественника, он убил двоих, третий же спасся.

– Так что?

– С ним был эстонец. Не твой ли кучер Гуго? И они ехали от «эстонских братьев».