Текст книги "Дом без чёрного хода"

Автор книги: Константин Курбатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

«В вашу честь, графиня!»

Что может быть интереснее игры в футбол! Даже Денис со своей силой воли, как начнёт играть, так не может оторваться до тех пор, пока совсем не стемнеет.

Перед домом, на месте болота, строители разбили площадку с газонами. Площадку засыпали битым кирпичом и крупным песком. Правда, после дождей на площадке остались лужи, которые не хотят просыхать. Но разве для настоящих футболистов помеха какие-то лужи?

Больше всех достаётся Пете. Он хоть и с перчатками стоит в воротах, но перчатки не очень помогают. Другие ребята тоже, конечно, грязные и мокрые, но Петя к концу игры становится таким, словно его брали за шиворот и специально окунали в болото.

– Бенц! – вопит Тимка Стебельков, который играет против команды Дениса. – Штука!!

Но он вопит зря. До штуки ещё далеко. Жирный мяч сочно шмякает в Петину грудь. Петя обнимает мяч так, словно дороже этого мяча нет ничего на свете. Вместе с мячом он катится в сторону от ворот. Важно не только взять мяч, но ещё и красиво упасть. Кто не умеет красиво падать, тот не вратарь.

– Мазила! – орёт Петя этому самому Тимке, который всегда хвастает раньше времени.

Мяч снова взлетает в воздух. Петя посылает от ворот свободный удар.

– Сюда!

– Пас!

– Держи!

– Бенц!

– Бенц! – это опять крикнул Тимка, хотя по воротам бил не он.

– Мазила! – взревел Петя и, распластавшись в великолепном прыжке, шлёпнулся на землю.

– Штука!!! – завопил Тимка, и вся его команда подхватила победный вопль, прыгая и размахивая руками, как индейцы в пампасах.

Пролежав в скрюченном положении столько, сколько положено лежать на земле уважающему себя вратарю, Петя поднялся и побрёл за мячом.

А мальчишка, забивший гол, не спеша прошёл к центру поля и приветствовал орущих индейцев гордым помахиванием руки. Только тут Денис узнал Яшку и бросился к нему.

– Давай отсюда! – приказал Денис.

– Фу-ты нуты, – улыбнулся Яшка, округлив зелёные глаза. – В гости звали?

– Давай, – повторил Денис. – Из-за тебя тут знаешь какая каша заварилась.

– Каша? – спросил Яшка и повёл приплюснутым носом, будто принюхивался. – Какая каша? Гречневая?

Их окружили ребята.

– Ты не прикидывайся, – сказал Денис. – Говорят – уходи, значит, уходи.

– Чего ты к человеку пристал? – удивился Тимка. – Он же за нас играет.

– А почему за вас? – протиснулся вперёд Петя. – Это же Яшка Лещ, наш игрок. Это мы его приглашали.

Яшка протянул к лицу Дениса вытянутую ладошку:

– Видишь, приглашали.

– А ты тоже! – схватил его за плечо Петя. – Приглашали тебя мы, а ты против нас.

– Я всегда за слабых, – объяснил Яшка.

– Это мы-то слабые? – хмыкнул Тимка. – Мы и без тебя им шесть штук насобачили.

– Не в этом дело, – сказал Денис. – Пускай всё равно уходит.

– Почему – уходит?! – закричали ребята. – Чего ты здесь распоряжаешься? Играй, Яшка.

– Во́, – улыбнулся Яшка и снова сунул в нос Денису ладошку.

Денис бы, конечно, всё равно настоял на своём или забрал бы свой мяч и ушёл. Но спорный вопрос решила одна фраза, которую Петя шепнул Денису на ухо.

– А что, – шепнул Петя, – он пускай высаживается?

Денис нахмурился и процедил:

– Ладно, пусть играет.

– С нами! – заорал Петя.

Яшка всаживал в ворота противника мяч за мячом. К нему не могли приспособиться, – он бил левой. Никто из ребят не умел бить левой, а он бил. И это нарушало стройность защиты.

В это время Анка сидела в гостях у Оли и разговаривала с ней о вещах весьма далёких от футбола.

– Помирись ты с ним, – говорила Анка. – Чего тебе стоит? Ведь его воспитывать нужно, а не высаживать.

Но Оля будто не слышала. Она уже несколько раз просила Анку не заводить разговоров на эту тему. Но Анка всё равно их заводила. И теперь Оля избрала другую тактику.

– Понимаешь, – объясняла Оля, – вот такая пелеринка, а здесь белый кантик. Очень красиво. Можно еще вытачку сделать.

– Пас! – неслось в открытую форточку. – Куда даёшь, шляпа?!

– Гол! – истошно завопил другой голос.

«Бум! Бум!» – раздавались глухие удары по мячу.

– Всё равно нам без тебя не справиться, – убеждала Анка.

– И ещё можно вот такую кокетку, – продолжала своё Оля. – Я одну женщину видела, прямо удивительно, как красиво.

Анка вздохнула и подошла к окну.

– Посмотри, кто пришёл, – удивилась она и бросилась к двери. – Ну я сейчас ему выдам!

Яшка, конечно, сразу разглядел Анку своим хитрым зелёным глазом. Он стал ещё громче кричать «шляпа» и совершенно неожиданно для вратаря тридцать второй гол всадил правой ногой.

– В вашу честь, графиня, – устало сказал он, подходя к Анке.

По его лицу грязными струйками стекал пот. На гордо вздёрнутом носу раздувались вывернутые ноздри.

Анка собиралась накричать на него, но вдруг, сама не зная почему, печально сказала:

– Врун ты, Яшка, бессовестный и нехороший.

– Точно, – мгновенно согласился он, – врун. Я ни одного слова правды не могу сказать. Я и сейчас тоже вру, что я врун.

Губы у Анки сами полезли до ушей, открывая в зубах ровную дырочку.

– А ты, может, думаешь, что ты не врун? – сказала она и, повернувшись к Яшке спиной, пошла со двора.

Он покорно плёлся за ней и вытирал о штаны грязные руки.

– Почему думаю? Ничего я не думаю, – говорил он Анке в спину. – У меня просто фантазия такая. Врун – это который обманывает, чтобы выгоду иметь. А я без выгоды. Если мамка про отметки спрашивает, то я всегда правду говорю. Двойка так двойка. Я не боюсь, пускай дерут.

– Тебя бьют, что ли?

– Бывает.

– Отец?

– Нету у меня отца.

Анка обернулась:

– Ты же говорил, что он директор завода.

– Ну и что? Я же без выгоды, просто чтобы вы не задавались.

Он шёл на шаг сзади Анки и говорил так откровенно, как не говорил ещё никогда в жизни. И Анка почувствовала это и уже не хотела его ругать. Она шла по тропинке в глубь парка и нагибалась, собирая в букет яркие листья. Рыжий букет горел закатными красками.

Глаза у Яшки вдруг потухли и стали серыми.

– У всех есть отцы, – проговорил он, – а у меня его вообще никогда не было.

– Так не бывает, – сказала Анка.

– Бывает. Только если я тебе про это расскажу, ты и разговаривать со мной не станешь.

– Я не разговариваю, если врут.

– Ладно, – засопел Яшка, – я бы мог и не говорить, но я расскажу. Только тебе одной. Про это никто не знает.

– Тайна? – шёпотом спросила Анка.

– Тайна, – подтвердил он.

– Тогда лучше не говори, а то я проболтаться могу. Мы, девчонки, болтливые очень.

– Это точно, – вздохнул Яшка, которому нестерпимо захотелось сейчас же поведать свою тайну.

Они вышли на полянку к старому дубу. Маленький лимонного цвета осиновый листочек медленно плыл из густо-синего неба. Анка подставила ладошку. Листок нежно опустился к Анке на руку и закачал хвостиком.

– Яш, а про тюрьму ты наврал?

– Не, нафантазировал.

– И про то, как деньги делаются?

– Про деньги тоже.

– А откуда у тебя золотые монеты?

– Я тебе после расскажу.

– Яш.

– Что?

– У тебя уши очень грязные.

– Я вымою.

– Ты приезжай ещё.

– Приеду.

Он не попрощался. Просто поглядел на Анку, повернулся и отправился напрямик через парк к станции.

А Анка долго смотрела ему вслед, спрятав подбородок в рыжие, пахнущие осенью листья.

«Мы тебя не бросим»

До появления Яшки гоняли в футбол хоть бы что. А как он ушёл, так игра скисла. Мальчишки покосились на Анку, которая его увела, но ничего не сказали, даже в кулаки не фыркнули.

Денис забрал мокрый мяч и сел на скамейку рядом с Гошей. Он решил, что пора непосредственно приступать к Гошиному воспитанию. И Петя тоже сел рядом с Гошей, но с другой стороны.

Гоше сразу стало тоскливо. Во дворе уже сгущались сумерки, и в окнах квартир зажигались огни. Он пожалел, что вовремя не ушел домой, и спросил:

– Чего вам?

– Ничего, – сказал Денис, – просто так. Поговорить нужно.

– Поговорим, и всё, – добавил с другого бока Петя.

Лицо у Пети было такое грязное, что на нем не осталось ни одного живого места, только зубы блестели да белки глаз.

Денис тронул Гошу локтем:

– Идём, а то тут люди.

– Поднимайся, – подтолкнул Гошу с другого бока Петя.

– А бить не будете? – насупился Гоша.

– Зачем бить? – сказал Денис. – Поговорим просто.

– В воспитательных целях, – добавил Петя.

Они провели его через несколько дворов к пустырю, где закладывался новый дом. Молча уселись на бетонной балке.

– Вот что, – начал Денис, – ты не думай, что мы тебя бросим. Мы тебя бросать не собираемся.

– Куда бросать? – захлопал глазами Гоша и посмотрел в глубокий котлован, где чёрным зеркалом застыла холодная вода. В воде слабыми точками мигали и покачивались первые звёзды.

– Да никуда не будем бросать, – успокоил Денис. – Ты должен понять, что ты наш. Поэтому мы тебя не оставим, и будем перевоспитывать.

– Общими силами, – добавил Петя.

Гоша не любил, когда его воспитывали и, тем более, перевоспитывали. Ему и так хватало всяких воспитателей. Но он спорить не стал. Он смотрел в чёрную воду и шмыгал носом. Как тут порвёшь с этими дружками, когда они сами лезут?

– Ты в основном хороший, – говорил Денис. – У всех людей хорошего больше, чем плохого. Главное – развить в себе это хорошее, а плохое уничтожить. А если рядом нет настоящих друзей, то всё что угодно может случиться.

– А мы будем всё время рядом, – подхватил Петя, – и вовремя остановим. Ведь если нас не будет, то сегодня золотые монеты, завтра…

Петя не успел договорить, что может случиться завтра. Гоша неожиданно вскочил и заорал:

– Сами вы эти самые! Обрадовались – жулика нашли! А больше так ничего не видите! Вы бы лучше узнали, с кем ваш Яшка дела водит. Или на какие денежки Петин отец по курортам ездит. Об этом все говорят!

Петю враз подкинуло с балки. Он стоял с открытым ртом и судорожно глотал воздух. Даже Денис и тот растерялся.

– Хулиганы! – вопил Гоша. – Бандиты! Ненавижу!

Он отступал, прикрывая лицо тыльной стороной ладони. Потом повернулся и бросился бежать.

– Вот это да! – проговорил Денис. – Значит, с ним нельзя так. А ты тоже – «золотые монеты»! Из-за тебя человек сам с подножки спрыгнул.

Петя потёр кулак и сказал:

– Жаль, я ему по скуле не съездил. Мы с батей уже три года в деревне у деда отдыхаем. Хорошо бы по зубам Пирамиде, а?

– Тебе бы по зубам только! – проворчал Денис. – Воспитывать человека надо, а не по зубам.

В ответ на это Петя лишь свистнул и сквозь зубы плюнул в котлован. От плевка по чёрной воде побежали круги, и звёзды мягко закачались на волнах, растягиваясь, изгибаясь и дрожа.

Свидание под дубом

Со старого дуба падали жёлуди. По цвету они напоминали полированную ореховую мебель, которую недавно купила Гошина мама. На макушках у желудей были надеты шапочки с хвостиками. Оля наверняка скажет, что эти шапочки для того, чтобы зимой бедные жёлуди не мёрзли. Или придумает ещё что-нибудь.

Разыскав в траве самый крупный жёлудь, Гоша решил сам сказать Оле про шапочки и мороз. Он знал, что ей это понравится.

В кармане у Гоши лежала записка. Он обнаружил её после перемены под учебником истории. На вчетверо сложенной половинке тетрадного листа было выведено: «Приходи сразу после уроков к дубу. Твой друг». Сердце у Гоши радостно стукнуло. Он обернулся к Олиной парте, и Оля поспешно опустила глаза. «Что это у тебя?» – заглянул к нему через руку Денис. Но Гоша сразу прикрыл записку…

В затылок ласково стукнул жёлудь. Гоша посмотрел вверх и тут же услышал, как зашуршали кусты. Гоше стало жарко. Не решаясь оглянуться, он проговорил:

– Какие жёлуди красивые. И на макушках у них как всё равно лыжные шапочки.

– И ещё с кисточками, – подсказали сзади. – Приветик горячий моему закадычному другу. Думал, не придёшь.

Гоша обмер. Подлый врун Яшка Лещ невозмутимо стоял на полянке и с интересом разглядывал его своим зеленым глазом.

– Видал, какую твои дружки кашу-то заварили, – сказал Яшка. – Надо же! И еще воспитывать лезут. Ты им правильно сказал, кто они такие. А твоя Оля вообще кисея с простоквашей.

– Что? – пробормотал Гоша.

– Проехали, – ответил Яшка. – На второе будут арбузы без семечек. Любишь арбузы?

– Люблю, – шепнул Гоша.

– Скажи ты, – усмехнулся Яшка и широким жестом вытер рукавом нос. На рукаве от локтя до обшлага осталась белая дорожка.

– Тяжело было? – поинтересовался он.

– Что? – пролепетал Гоша.

– Интеллигенция, – сморщил нос Яшка. – Всё объясни ему. Я вон на прошлой неделе паровоз слямзил, и то ничего. Только пока до дому тащил, труба у него отвалилась, а машинист из будки вывалился и шею себе сломал.

В животе у Гоши включился холодильник. Глаза у Яшки горели, как зелёные светофоры.

– Собираюсь ещё пожарную каланчу увести, – похвастал он. – Могу взять в дело. У тебя получится. Пойдёшь?

Гоша смотрел на полянку и понимал, что от этого живоглота с ноздрями ему не удрать. Холодильник в животе гудел и дёргался. От него внутри всё застыло и покрылось инеем. А ноги стали мягкими, как промокашки.

– Ну? – спросил Яшка.

– Чего «ну»? – прошептал Гоша и часто заморгал ресницами.

– Дразнишься? – спокойно поинтересовался Яшка.

– Нет, что ты! – заторопился Гоша, боясь, что вот-вот разревётся. Удирать было бесполезно: он не добежал бы на своих ногах-промокашках и до ближайшего куста.

– Рояль с арбузами, – сказал Яшка. – С ним как с порядочным, а он дразнится. Значит, сейчас уродовать буду.

– Как уродовать?

– Обыкновенно. Ноги выдерну, спички вставлю и скажу, что так было. Могу ещё голову отвернуть. Она тебе ни к чему, всё одно не работает.

Яшка спокойно закатывал рукав пиджака на левой руке.

– Я-а-а-ш! – тоскливо взвыл Гоша. – Не нужно, пожалуйста. Я не буду больше.

– Осознал? – спросил Яшка.

– Конечно.

– Что?

– Что дразниться нельзя.

– Так и есть, не работает, – вздохнул Яшка и правой рукой за отвороты пиджака притянул к себе Гошу. – Начисто не работает, рояль с арбузами.

Ноги у Гоши подогнулись.

– Я маме скажу! – заныл он. – Вот узнаешь.

– Стой! – приказал Яшка и левой влепил Гоше звонкую «пощёчину. – Шлёп! Это тебе, перво-наперво, новогодний привет от Пети, которому очень понравилась пустая коробочка.

Левая у Яшки была жёсткая и горячая, как утюг. Гоша выронил портфель и стал садиться.

– Стой! – тряхнул его Яшка.

На этот раз он влепил Гоше по другой щеке:

– Шлёп! Это тебе за Анну Каренину. Шлёп! А это за хулиганов и бандитов, которых ты ненавидишь.

Голова у Гоши болталась из стороны в сторону, он негромко выл и из глаз у него обильно катились слёзы. Яшка со смаком бил по мокрым щекам и приговаривал:

– Мне терять нечего. Я уже четыре раза в тюрьме сидел. Жалуйся иди. За такого типа посидеть в тюрьме одно удовольствие. В тюрьме три раза в день кофе со сгущённым молоком дают. Я буду кофе пить, а ты в инвалидной коляске кататься. Кому лучше?

Гоша чувствовал, что его голова сейчас отскочит и, как арбуз, покатится по поляне. А Яшка всё бил и приговаривал.

И вдруг кто-то схватил Яшку за руку:

– Наших бить?!

Это был Денис.

– Какой он ваш? – удивился Яшка. – Он…

Но Денис дёрнул его за руку:

– А ну!

– Ты! – вырвался Яшка. – Не лапай.

– Чего?

– Ничего. Слопаешь сейчас.

Быть может, всё так и закончилось бы небольшой словесной перепалкой, но с Яшки не успел схлынуть боевой задор, и он боднул Дениса головой в живот. Денис крякнул и заехал Яшке в ухо. Они обнялись и молча покатились по поляне. Каждый стремился оказаться сверху и утрамбовать траву и листья спиной врага. У Дениса это получалось лучше. Он садился Яшке на грудь, прижимал его раскинутые руки к земле и спрашивал:

– Будешь ещё?

Яшка сопел, собирал остаток сил и вывёртывался из-под Дениса. Они снова катались, а потом Денис задавал тот же вопрос:

– Будешь?

Когда силы у Яшки кончились, он последний раз дёрнулся, сказал «рояль с арбузами» и затих.

– То-то, – подвёл итог Денис и пересел с Яшки на траву.

Яшка отдыхал лёжа. Он устроился, как на пляже, раскинул руки и смотрел в небо. Денис дышал тяжело и часто. У его ног валялся какой-то помятый конверт. По конверту бежал муравей. Адреса на конверте не было.

– Вот погоди, – всхлипнул в стороне Гоша, – тебя ещё в милицию заберут за хулиганство.

Яшка понял, что это относится к нему.

– Моя милиция меня бережёт, – раздувая ноздри, ответил он.

– Погоди, – повторил Гоша. – У Дениса отец в милиции работает. Будет тебе.

– В милиции? – с удивлением приподнялся Яшка.

Денис вынул из конверта записку. Он успел прочитать только первые слова, выведенные кривыми чернильными буквами: «Завтра П 1000…»

– Ты! – крикнул Яшка, вырывая у Дениса листок. – Не лапай!

– Это твоё?

– Нет, Пушкина. А ещё милицейский сыночек.

– Что? – привстал Денис.

– Проехали, – сказал Яшка, пряча письмо во внутренний карман пиджака.

– Ещё хочешь?

– Спасибо, – поклонился Яшка, – с мильтонами дел не имею. Страсть как этот народ не люблю. Пять раз сидел, с меня хватит.

Он скрылся за деревьями достаточно поспешно, чтобы последнее слово осталось за ним, но всё же не так быстро, чтобы можно было подумать, будто он удирает.

Денис взглянул на Гошу;

– За что он тебя?

– Передразнил я его, – шмыгнул носом Гоша.

– Ладно, – сказал Денис, – не распускай нюни. Мы тебя всегда защитим.

Пригнувшись, он побежал через поляну и скрылся за деревьями, где только что мелькнул Яшка.

Курьер особых поручений

Засунув руки в карманы видавших виды брюк, Яшка с беззаботным видом шествовал по проспекту. В конце концов ему было плевать на старого Илью и его тёмные делишки. Если бы не мамка, то вообще бы от него ничего не добились. Нашли себе тоже курьера особых поручений!

«Яшенька, – сладким голосом напевал Илья, – это письмо очень важное и срочное. Я не могу послать его по почте. Одна ножка здесь, другая там. В кафе не заходи. Вызовешь его по телефону. Понял?» Как не понять? Всё понятно. Если Яшенька не станет таскать этих писем, то в доме нечего будет класть на зуб. Всё держится на Яшеньке. Так говорит мамка. Почему она не такая, как все? Связалась с этим Ильёй, шепчется с ним по углам. Они думают, Яшка слепой.

Жаль, когда делали обыск, ничего не спросили у Яшки. Он нарочно под ногами вертелся. А эти Шерлоки Холмсы хоть бы что. Чудаки, сами хотели найти. Но Илья не дурак, он умеет прятать. А у Яшки не спросили. Он даже наводящие вопросы задавал. Не помогло. Гордые слишком. А спросили бы, он бы сразу: «Так чего же вы? Это не здесь. Это вот где».

Посмотреть, какие бы тогда у Ильи глаза стали. Наверное, вылезли бы на лоб и полопались от злости. Ведь про тайник только сам Илья знает да мамка. Больше никто.

Мамку жалко, конечно. Только какая она ему мать, если Яшка только затем и родился, чтобы её из тюрьмы выпустили. Сама рассказывала. В тюрьме, если с грудными детьми, то не держат. А кто у Яшки отец, он и не спрашивает. Не Илья же.

Анку, выходит, Яшка обманул. Сказал – не сидел в тюрьме, а сам, когда ещё не родился, уже сидел. Только вообще-то это можно считать, что не сидел. Он Анке про это и хотел рассказать, а она испугалась, что проболтается.

Если теперь Илья узнает, как получилось с этим письмом, худо будет. Только разве Яшка виноват, что делают такие конверты: лизни – заклеился, чуть помни – расклеился.

Яшка достал письмо, погладил его на ладони. Хотел лизнуть, но передумал. Лучше уж дойти до почты и заклеить как следует.

В почтовом отделении пахло сургучом и ящиками для посылок. У окна загораживали свет пальмы и фикусы. Яшка покрутил палочкой в жестянке с засохшим клеем и прочно запечатал письмо. Он даже легонько постучал по конверту, чтобы было прочнее. На конверте остались грязные пятна. Яшка обследовал руки и вытер их о штаны.

С почты Яшка звонить не стал, – приказано было только из телефонной будки, чтобы никто не слышал.

Монета скользнула в щель и глухо звякнула внутри серебристого ящика. Вытянув подбородок, Яшка набрал номер. Диск заедало, и обратно его приходилось подталкивать пальцем. Альберт Казимирович, как всегда, спросил:

– Кого вам? Вы не туда попали.

– Ваш племяш, рупь на пряники, – заученно ответил Яшка.

– Вы не туда попали, – повторил Альберт Казимирович. – Это кафе.

В трубке запищали короткие гудки. Значит, всё в порядке. Можно идти на чёрную лестницу большого старого дома.

Когда Яшка передал Альберту Казимировичу письмо, тот, как обычно, напомнил:

– Уйдёшь раньше чем через час – уши оборву. И только через двор. На улицу носа не кажи.

Он погрозил пальцем и захрустел по ступенькам новыми полуботинками. На втором этаже у Альберта Казимировича жила родная тётка, к которой он иногда заглядывал в гости.

…Но к тётке на этот раз Альберт Казимирович не зашёл. Он спешил. На трамвайной остановке он вскочил в задний вагон и, как только трамвай тронулся, тотчас спрыгнул. Потом он сел в следующий вагон и опять спрыгнул. Если за ним следят, то давно укатили на тех трамваях. После ареста Сумова Альберт Казимирович стал труслив и осторожен.

Фомича он уже подготовил. За разговорами с ним распита не одна поллитровка. Осталось договориться о деталях. Только бы он не отказался. Тогда хоть сам езжай. Больше некому.

– Один? – спросил Альберт Казимирович, появляясь в комнате Фомича.

Фомич, кряхтя, спустил с кровати ноги в толстых шерстяных носках и потёр ладонью пористый, похожий на варёную морковку, нос.

– Знамо, один, – кивнул он. – Весь вечер нос чешется. Это завсегда к выпивке.

Альберт Казимирович ткнул на стол бутылку:

– Угадал твой нос. Тебе завтра в вечернюю смену?

– В вечернюю, – насторожился Фомич.

Водку пили небольшими гранёными стопками под зелёным, низко нависшим над столом, абажуром.

– Запоминай крепче, – объяснял Альберт Казимирович. – Доезжаешь до Лисьего Носа, сходишь с платформы и по линии идёшь вперёд. Увидишь берёзу. Большая такая. Она одна там. От этой берёзы пойдёшь в лесок. Шестнадцать шагов. Прямо от линии, никуда не сворачивая. Запомнил? Шестнадцать. Наткнёшься ещё на берёзку, на молоденькую. Тоже одна, там больше нету. Вот под этой берёзкой и будет свёрток. В авоське, под веточками.

– Сколько? – спросил Фомич.

– Один.

– На бочку сколько?

– Десятку.

– Не, за десятку поищи другого дурака.

– Сколько же тебе?

– Четвертной.

– Хорошо, получишь двадцать пять. Но не вздумай разворачивать свёрток, обожжёшься.

– Чего в нём?

– Взрывчатка. Ударов не боится, но если начнёшь разворачивать… Дошло? Ну, будь здрав.

– Будь, – чокнулся Фомич и, подумав, поставил стопку. – Знаем мы эту взрывчатку. Зачем она тебе понадобилась-то?

– Рыбу глушить. Пей. Трёхнул, что ли?

– С моим удовольствием трёхнешь. Сам и вези, раз такое дело. Нё, за четвертной тоже не пойдёт.

– Сколько?

– Ещё десятку.

Альберт Казимирович сделал вид, что раздумывает. На самом деле думать было не о чем. Сумову он платил двести рублей. Но тот был свой, тот знал, что возит.

– Ляд с тобой, – вздохнул Альберт Казимирович. – Грабь меня. Тридцать пять, и больше ни копейки. Будь здрав. Будильник не забудь поставить. Первым поездом нужно, пока темно.

– Будь, – приподнял стопку Фомич.

– Свёрток отдашь буфетчице, – напомнил Альберт Казимирович. – Она чай и кофе отпускает. Скажешь: кто-то на столике оставил.

Фомич плеснул из стопки в рот, понюхал солёный огурец:

– Не беспокойсь, директор, доставлю твой тротил в полном ажуре и с моим удовольствием. Будем жрать в твоём кафе глушёную воблу.

– Ты болтай поменьше, нахмурился Альберт Казимирович.

– Это можно, – успокоил Фомич. – Это пожалуйста. Теперь бы ещё «маленькую», а?

– Будет с тебя. Завтра раздавим. По случаю счастливого возвращения.

Альберт Казимирович взялся за шляпу.