Текст книги "Дом без чёрного хода"

Автор книги: Константин Курбатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Долой Шапранова!

Небольшая комнатушка старшего пионервожатого Володи Стремова была завалена ящиками и коробками. На столе, шкафу, стульях и полу стояли гипсовые статуэтки и разноцветные кубки, лежали желтопузые барабаны и отливали тусклым золотом фанфары. От множества вещей в комнатушке стоял пыльный полумрак.

– Вопрос, значит, такой, – сказал Володя. – Был я на семинаре в райкоме комсомола. Выступали старшие пионервожатые, делились опытом. Нам пока делиться нечем. Будем перенимать опыт у других. С директором я согласовал. Вашему отряду присвоим имя Сергея Туринова. Подготовишь торжественный сбор. Чтобы по всем правилам.

– А кто такой Сергей Туринов? – спросил Денис.

– Стыдно, Шапранов. На семинаре выступала старшая пионервожатая Майя Шрамко. Она рассказала, как поставлено это дело в их интернате. В день рождения Серёжи торжественный сбор. Шефы, старые пионеры, праздничный ужин. У флага почётный караул. Всё на широкую ногу.

– А Сергей Туринов?

– Шапранов, – прикрыл глаза Володя, – ты живёшь в Выборгском районе, носишь пионерский галстук и не знаешь, что Сергей был одним из первых пионервожатых Выборгской стороны. В начале войны он ушёл в народное ополчение. Он погиб под Ленинградом. Как герой. Теперь его имя мы присвоим вашему отряду. И вы должны гордиться этим. Всё понятно? Давай действуй. У меня ещё миллион дел.

Денис насупился:

– Рано ещё нашему отряду такое имя.

– Что? – удивился Володя.

– Я против, – повторил Денис. – Я думаю, что…

– Шапранов! – закричал старший пионервожатый. – Ты слишком много берёшь на себя. Меня не интересует, что ты там думаешь. Думать нужно на уроках, чтобы двойки не хватать. Стыд! Мы его выбрали председателем совета отряда. Поднимали его. А он!..

– Вы же ничего не знаете, – буркнул Денис.

– И знать не желаю! Председатель – двоечник! Докатились!

– Я готовить сбор не буду, – сказал Денис. – Как хотите.

– Будешь! – закричал Володя. – Пока я старший пионервожатый, ты будешь делать то, что тебе скажут.

Но за подготовку сбора Володя Стремов всё же взялся сам. Он уже немного знал характер Дениса.

На сбор, в гости к ребятам, пригласили Олиного папу. Оказалось, что его принимал в пионеры сам Сергей Туринов.

Олин папа, Аркадий Иванович, рассказывал о делах довоенных пионеров. В классе стояла тишина. На торжественный сбор набежали ребята со всей школы. Класс набили так, что сидели верхом на партах и друг у друга на коленях.

С широко распахнутыми глазами слушали ребята Олиного отца. Он здоровался с Сергеем Туриновым за руку, ходил с ним в походы, пел с ним у костра песни.

– Его нельзя было не любить, – вспоминал Аркадий Иванович. – Он был весь наш, ребячий. Он не командовал и ничего не организовывал. Получалось как-то так, что мы всё делали сами. А он был рядом и гордился, что у нас так здорово получается. Он очень радовался нашим затеям. И только позднее я понял, что, не будь его, не родилось бы на свет и десятой доли того, что мы считали собственными придумками.

Аркадий Иванович закончил рассказ и посмотрел на Володю Стремова, сидевшего справа от него. Володя выразительно взглянул на Дениса, который вёл сбор.

Чуть заметно пожав плечами, Денис спросил:

– У вас всё?

Человек рассказывал, как человек, словно совсем не в школе, а дома, и вдруг такой вопрос! Ведь если так спросить дома за чаем, то наверняка подумают, что ты из сумасшедшего дома сбежал. А Денису хоть бы что. Ведь он начальник! У Пети от его вопроса даже мурашки по спине побежали.

Вообще после урока литературы Петя чувствовал, что долго не выдержит. В присутствии Дениса у Пети начинало что-то подрагивать в животе и сами собой сжимались кулаки.

– Да, у меня всё, – сказал Аркадий Иванович. – Может, кто спросить что хочет?

– Какие будут вопросы? – казённым голосом произнёс Денис.

Если бы он ещё добавил «к товарищу докладчику», то Петя наверняка бы не выдержал.

Но Денис, к счастью, ничего не добавил. Он сидел и смотрел на притихший класс.

Самое сложное заключалось в том, что Пете предстояло ещё и выступать. И притом первому. Володя Стремов заранее дал ему отпечатанный на машинке текст и потребовал выучить наизусть. Петя всё время помнил свою речь, как таблицу умножения. А теперь забыл. Начисто. Наверное, когда от злости у него особенно сильно затряслось в животе, слова рассыпались и встали друг за другом без всякого порядка. Слова Петя помнил, а какое стояло за каким, забыл.

Шапранов уже несколько раз спросил, кто хочет выступить, но Петя сидел и молчал. Володя Стремов буравил его страшными глазами. Они у него так выкатились, что казалось, вот-вот выскочат на стол.

– Кажется, ты, Петя, хотел что-то сказать? – спросил наконец Володя. – Я вижу, ты хочешь выступить и не решаешься. А?

Петя поднялся и потёр лоб.

– Конечно, – произнёс Петя. – Ясное дело, с таким пионервожатым, как Сергей Туриное, жить было можно. А у нас? У нас никаких придумок. У нас все кругом только командуют да приказывают; Сплошные начальники кругом. Вот. – Он подумал и закончил: – В общем, это… есть предложение присвоить нашему отряду имя Сергея Туринова.

Не закрывая рта, Петя опустился на место. И тотчас робко поднялась рука Гали Бовыкиной, которая стояла в списке старшего пионервожатого за Прочуханом.

– Погоди, Бовыкина, – остановил её Денис. – Сначала скажу я, а потом ты. У меня всего два слова.

Володя Стремов наметил и расписал всё. В прениях Шапранову не отводилось и четверти слова. Ему доверили вести сбор, и не больше. Володя под столом дёрнул Дениса за пиджак. Денис посмотрел вниз и поднял глаза к классу.

– Я против предложения Прочухана, – сказал он. – Наш отряд не заслуживает носить имя Сергея Туринова.

Класс замер. В напряжённой тишине ойкнул кто-то из девчонок.

Первой пришла в себя Зоя Анатольевна.

– Мне кажется, ребята, – сдерживаясь и чуть улыбаясь, произнесла она, – что Шапранов просто не подумал. Последнее время он вообще ведёт себя вызывающе.

– Я хорошо подумал, – тихо сказал Денис. – Чтобы носить такое имя, нужно быть без пятнышка. А у нас в классе есть вор.

– Шапранов, ты отдаёшь себе отчёт?! – воскликнула Зоя Анатольевна.

– И он сидит здесь, – насупился Денис.

По недоумевающему классу волной прокатился шум. Послышались крики:

– Врёт он!

– Пусть скажет, кто́!

– Откуда он взял?!

Через минуту поднялся такой гвалт, что Зоя Анатольевна и Володя Стремов уже не пытались навести порядок. Один Аркадий Иванович, казалось, был доволен столь бурно развернувшимися прениями. Он улыбался и с интересом поглядывал на Дениса.

– Назови, кто́! – орал класс.

– Врун!

– Отличничек!

– Говори, кто́!

Денис поднял руку.

– Пусть признается сам, – сказал он. – У него есть коробочка. В ней лежали старинные монеты. И он стащил эту коробочку.

Класс секунду помолчал и опять утонул в таком грохоте, словно началось землетрясение:

– Какая коробочка?!

– До чего додумался!

– Переизбрать его!

– Долой Шапранова!

– Вон его!

Володя Стремов устало вытирал платком потное лицо.

Класс вопил.

И тут, пробившись между партами, к учительскому столу вышел Петя.

– Ребята! – крикнул он. – Стойте! Я всё понял. У нас действительно есть вор. Шапранов прав. Я снимаю своё предложение.

Он протянул Денису коробочку:

– Эта? Так мне её подсунули. Понял? Я и не знал, что монеты в коробке лежали.

Класс замер и взорвался с новой силой.

…Проводив Аркадия Ивановича до раздевалки, Зоя Анатольевна поспешила обратно. Без взрослых, присутствие которых немного сдерживало ребят, страсти достигли наивысшего накала. Перед бледным лицом Дениса мелькали кулаки.

– Из-за какой-то паршивой коробки?! Да?!

– А карандашик у тебя не стащили?

Лишь когда Володя Стремов и Зоя Анатольевна под конвоем увели Дениса в учительскую, ребята нехотя стали расходиться по домам.

Пирамида Хеопса

На другой день, во время урока географии, в класс заглянула уборщица тётя Маша. У ноги, ручкой вниз, она держала швабру.

– Шапранова к директору.

Голос у тёти Маши прозвучал так, словно Дениса уже приговорили по крайней мере к смертной казни. Тётя Маша не любила, когда вызывали к директору.

– На ковёр голубчика, – злорадно проговорил в спину Тимка Стебельков.

Через открытые фрамуги окон в пустой коридор врывался сырой ветер. Кленовый лист прилип к мокрому стеклу и смотрел на Дениса растопыренной жёлтой пятернёй. За дверьми классов приглушённо гудели голоса. В классах как ни в чём не бывало шли уроки.

Денис знал, что если директор станет на него кричать, то он ему тоже ничего не расскажет. Пускай лучше переводят в другую школу. И папа с мамой его поймут. Они тоже не любят, когда кричат.

Директорский стол покрывало толстое стекло. На стекле стояли календарь и лампа. В шкафу, за директорской спиной, пестрели разноцветными корешками книги. Над ними замер в «пушечном» ударе бронзовый футболист.

Отодвинувшись от стола, директор выдвинул ящик и стопочкой положил на стекло золотые монеты:

– Эти?

– Откуда я знаю? – удивился Денис. – Я их и не видел никогда.

– Гошина мама принесла, – пояснил директор. – Петя-то Прочухан оказался самым разумным из вас. Он живо догадался, чьих это рук дело, и вчера после сбора сразу помчался к Гошиным родителям. Тоже мне следопыты-конспираторы. А ты на сборе, коли уж начал, нужно было всё до конца говорить. Пионеры бы разобрались, что к чему.

Он встал, прошёлся по кабинету, щёлкнул по бронзовой коленке футболиста:

– Кто такой этот ваш дружок из Лисьего Носа?

– Яшка Лещ? Мы с ним и не дружим. Просто случайно встретились.

– Кто у него родители, не знаешь?

– Говорил, что отец – директор завода.

– А золото у него откуда, не говорил?

– Про золото не говорил.

– Если он придёт за монетами, присылайте его ко мне. А теперь беги на урок, председатель.

И когда Денис уже взялся за ручку двери, директор добавил:

– С Гошей вы там не очень… А то я вас знаю.

Но с Гошей ребята поступили очень даже благородно. Сначала, правда, ему всем классом хотели устроить «тёмную» – накрыть в раздевалке пальто и как следует ему выдать. Но Денис сказал:

– Это не метод. И потом лично я руки о него марать не собираюсь.

И все согласились, что марать руки о такого типа действительно нет никакого удовольствия.

Оля при всех положила на Гошин дневник рубль и выдавила:

– Возьми. Я не знала, что ты такой.

Она собрала свои учебники и пересела от Гоши на другую парту. Только подбородок у неё немного дрожал и часто хлопали ресницы. И все молча отметили, что Оля – мужественный человек. Не так-то легко при всём классе признаться в том, о чем 7-й «б» уже давно догадывался. И поэтому ни один мальчишка не сказал ни слова. Даже Тимка Стебельков, который по любому поводу любил орать «тили-тили тесто, жених и невеста», ничего не заорал.

В классе наступила тишина. И тогда подал голос Петя.

– Братцы! – завопил он. – Сейчас ведь геометрия, а у меня задачка не сделана. Будьте сознательными, братцы, дайте скатать.

Гоша молча протянул ему тетрадку. Но Петя посмотрел на него так удивлённо, точно это была не тетрадка, а какая-нибудь немыслимая кошка с двумя хвостами.

– Между прочим, – сказал Петя, – самая большая гробница в мире – пирамида египетского фараона Хеопса.

Гошина тетрадь повисла в воздухе. А Петя отвернулся и снова завопил:

– Братцы и сёстры, будьте сознательными! Не доводите до смертоубийства. Не нужно всем вместе. Давайте по очереди.

Задачку он всё же скатал. А к Гоше стали относиться так, будто ученик Гоша Бобрик начисто умер и на месте, где он сидел, воздвигли египетскую пирамиду. Если пирамида себя как-то проявляла, то на неё смотрели с удивлением и любопытством. В неё не стреляли из трубок жеваными промокашками и не всаживали бумажных пуль из резинок, её не толкали и не задавали ей вопросов. О ней говорили? «Посторонись, Пирамида идёт».

Гошина мама прибежала в школу и устроила директору скандал. Она кричала, что не позволит травить ребёнка и калечить его психику.

– Он нервный и впечатлительный мальчик, – волновалась мама. – Его довели до того, что вчера ночью ему приснилось, будто он египетский фараон. Мальчик кричал во сне. Господи, это же можно сойти с ума. Бедный попал в компанию головорезов.

Бедному ребёнку тельно было не сладко. Он приходил в школу растерянный и сникший. На его красивых губах блуждала заискивающая улыбка. Больше всего ему хотелось, чтобы кто-нибудь, хотя бы случайно, попал в его затылок из резинки. Но бумажные пульки проносились мимо и щёлкали по головам кого угодно, только не Пирамиду.

А Оля ходила замкнутой и строгой. Она твёрдо знала, что больше никогда в жизни никому не поверит и не возьмёт в рот мороженого. Её даже чуть поташнивало, когда она вспоминала приторно-сладкий вкус мороженого. И ещё в глаза ей упрямо лезли те два портфеля, что стояли тогда у стены в кафе, положив ручку на ручку.

Дома Оля залезла в кладовку и разыскала свой старый потрескавшийся портфель. Она ходила с ним в школу до шестого класса. В шестом папа подарил ей новый. Но и старый был ещё не такой уж потрёпанный.

– Папа, – спросила она, – как ты думаешь, с таким портфелем ходить не стыдно?

– А новый? – удивился Аркадий Иванович.

– Новый я потеряла, – густо краснея, ответила Оля.

Но она не потеряла его. Маленькая птичка с белым хохолком на голове могла бы рассказать, куда он делся. Птичка сидела на кусте боярышника в Удельнинском парке, когда на берегу заросшего пруда появилась девочка. Она открыла портфель, в котором лежала толстая книга, набила портфель камнями и бросила его в пруд. Птичка взмахнула крыльями и улетела. По зелёной воде кругами пошли волны. Удивлённые лягушки ничего не поняли и всполошились. Они долго переквакивались, соображая, что могла забросить в их тихий пруд девочка с косою.

Самая смелая лягушка даже нырнула на дно. Только лягушки всё равно не узнали, что отныне в их пруду, между большим камнем и полусгнившей корягой лежит роман Льва Николаевича Толстого «Анна Каренина», который начинается словами: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Ведь лягушки не умеют открывать замки на портфелях.

Юридическая консультация

В субботу папа пришёл с работы рано и после ужина спросил:

– Мать, как себя Дениска вёл?

– Ничего, – сказала мама. – Только настроение у него последнее время какое-то кислое.

– Да ну? – удивился папа. – С чего бы это? А я и не замечал. Может, ему полезно будет на весёлый спектакль сходить? У меня как раз где-то тут билеты на завтра в ТЮЗ завалялись.

Папа стал хлопать себя по карманам, словно потерял спички.

– Не ищи, – насупился Денис. – Я всё равно не пойду.

Папа посмотрел на маму и почесал подбородок.

– Вот те раз, – сказал он. – Ну, если, конечно, ты очень занят…

– Не занят я, – пробормотал Денис. – Всё значительно серьёзней. Не заслужил я по театрам ходить.

Папа с мамой сделали удивлённые глаза. А Денис достал дневник и протянул его родителям. Он протянул его так, как протягивают врачу руку для укола.

– Не может быть, – произнёс папа.

Какое у папы стало лицо, когда он открыл дневник, Денис не видел. Денис не любил смотреть, как доктор готовит для укола шприц. Он ждал, когда папа начнёт говорить всякие «приятные» вещи. Например, папа мог сказать: «Умница, сына, я бы на твоём месте по литературе вообще выше двоек не получал. Что это за предмет, литература?»

Денис был готов ко всему. Он внимательно изучал рисунок на обоях и ждал. В ванной на разные голоса противно завывали трубы. По обоям прыгали зелёные кружки и треугольники.

«У-у-у!» – басом завопила труба, будто у неё вырвали зуб.

– Ты считаешь, что с двойкой по литературе идти в театр нельзя? – спросил папа.

– Дело вовсе не в двойке, – буркнул Денис. – Я её уже исправил. Дело в том, что у меня не хватило мужества сказать о ней сразу.

– Относительно мужества согласен, – сказал папа. – Но будем считать, что это дело наживное. Относительно двойки у меня мнение другое. Если человек плохо знает литературу, он должен чаще ходить в театры. Он должен прямо не вылезать из театров.

– Коля, – попросила мама, – не валяйся в новых брюках, ты их помнешь.

«У-у-у!» – завопила труба в ванной.

– Не помну, – сказал папа. – Дай мне с человеком поговорить.

– Разговаривать можно и сидя, – заметила мама. – Гладить брюки приходится мне, а не тебе.

– Это поклёп, – сказал папа. – Три дня назад я гладил их сам.

– Только потому, – улыбнулась мама, – что в нашей семье была образцовая неделя.

Денис с удивлением посмотрел на маму. Мама улыбалась.

– Твой папа, – сказала она, – может вытянуть из человека все жилы. А сам он, когда был на втором курсе института и познакомился со мной, путал не только Гринёва с Дубровским, но даже трамвай с пароходом.

– Клевета, – обиделся папа, – такого не было.

Ни об образцовой неделе, ни о Гринёве Денис дома и не заикался. А они уже откуда-то всё узнали.

– Тайны хранить умеешь? – подмигнул с дивана папа. – А я, брат, совершенно не умею. Один товарищ просил не выдавать его, но где тут утерпишь. В общем, понимаешь, возвращаюсь домой. Останавливает меня гражданин, примерно твоего возраста. Только высокий такой и с ушами. Можно, спрашивает, получить у вас юридическую консультацию? Приглашаю его с собой. Не идёт. Пришлось консультировать под дождём, стоя в луже у железной дороги. Он счёл это место самым подходящим. Консультировал, собственно, не я его, а он меня. А потом, дождавшись, когда я промок до мозгов, он, как заводной, стал задавать мне один и тот же вопрос: с юридической точки зрения, имел ли право учитель вкатить тебе двойку или не имел? Я сказал, что это вопрос слишком сложный и мне необходимо заглянуть в Уголовный кодекс. Но он прицепился, как липучка, требовал немедленного ответа и размахивал у меня под носом кулаками. Я сделал вид, что совершенно его не испугался. Я сказал, что если человек путает Гринёва с Дубровским, то, с юридической точки зрения, двойку ему можно «вкатить» вполне законно. Тогда этот гражданин нагло заявил, что наш Уголовный кодекс устарел и, даже не поблагодарив за консультацию, растаял в темноте. А я побежал домой сушиться. Из брюк получилась мочалка. Мама заставила меня их гладить. Я их гладил совершенно самостоятельно. А теперь она говорит, что я вытягиваю из людей жилы. По-моему, это несправедливо. Как ты думаешь?

– И здесь он поспел, – проговорил Денис. – Ведь он и к Гошенькиной маме ходил, и к директору.

– Кто?

– Да этот самый гражданин с ушами.

– Его Петей зовут?

– Петей.

– Мне почему-то показалось, что он неплохой товарищ, – сказал папа.

– Он не товарищ, – ответил Денис. – Он друг. Настоящий.

– А со вторым гражданином вы как поступили?

– С Гошенькой-то с этим? Да никак. Плюнули на него, и всё.

– Высадили, значит? – уточнил папа.

Денис не понял.

– Правильно, – пояснил папа, – так его. Что с ним церемониться. Высадили, и с плеч долой. Пускай остаётся, мы дальше без него поедем.

– Куда поедем? – удивился Денис.

– В коммунизм, – строго сказал папа. – Дорога в коммунизм, сына, это ведь не дальневосточный экспресс. По пути тут никого не высадишь. Всех с собой забирать придётся – и Гошу вашего и других не совсем хороших людей. А если бы с высаживанием, то это проще простого. И возиться не нужно. Чуть что, плюнул на него, и точка. Вылезай, дескать, нам не по дороге.

Папа замолчал. Глаза у него стали жёсткими. Про брюки ему мама больше не напоминала.

«А если бы в космос?»

Первым возмущённо отозвался Петя.

– Да чтобы я?.. – разогнался он и не закончил, словно споткнулся.

У Анки презрительно сморщились губы.

– Очень нужно, – сказала она.

Только Оля ничего не сказала. Она удивлённо посмотрела на Дениса и опустила голову.

Ребята сидели под дубом. Со старого дерева тихо падали узкие, с волнистыми краями, листочки.

– Что же ему теперь, высаживаться, да? – спросил Денис.

– Конечно, – подтвердила Анка.

Петя отгрыз кусочек ногтя, осторожно выплюнул его и сказал:

– Я ему даже могу коленкой помочь.

– Коленкой! – передразнил Денис. – Как вы не поймёте, что человека нельзя высадить на полпути. Это вам не дальневосточный экспресс.

– Почему нельзя? – хмыкнула Анка. – Это Пирамиду-то нельзя? Ещё как можно.

– Как миленького, – подхватил Петя.

О том, что людей нужно воспитывать и перевоспитывать, ребята слышали много. И они готовы были воспитывать кого угодно, только не Пирамиду. Уж больно противно подходить к нему, разговаривать, подавать руку. Нет уж, как выражается Петя, бог подаст.

– Знаете, – сказала Анка, – что я дома устроила? Прямо смех один. Рассказать?

– Давай, – обрадовался Петя.

– Да погодите вы, – перебил Денис. – Мы зачем сюда собрались? Правда ведь, ребята, вы подумайте: нам вместе с ним ещё четыре года учиться. Вот вы представьте, что мы экипаж космического корабля. И мы летим на далёкую планету. Нам ещё четыре года лететь. А он вдруг такой оказался. И мы решаем, как с ним поступить. Что, откроем люк и вытолкнем за борт?

– Сравнил тоже! – удивился Петя. – Мы бы такого и не взяли.

– Не взяли! А кто его первый притащил сюда в чижика играть? Может, я? А теперь за борт? Да?

– Ты это не путай! – вскипел Петя. – Мы не в космос летели. Если бы в космос…

– Ну, а если бы в космос?

Петя не ответил. Он замолчал и стал чесать правым плечом ухо.

– Знаете, – сказала Анка, – а ведь Денис, пожалуй, прав. Высадить Пирамиду и вправду проще всего.

– Ну? – победно спросил Денис.

Но Оля только ещё ниже опустила голову, а Петя неопределённо пожал плечами.

Войдя на следующий день в класс, Денис сел рядом с Гошей, на бывшее Олино место.

– Первый – история? – спросил он, засовывая портфель в парту.

Гоша растерялся.

– История, – пролепетал он.

Тут Гоше залепили в затылок из резинки. Гоша обалдело оглянулся.

– Привет Пирамиде! – крикнул Петя.

– Здравствуй, – сказал Гоша и попытался улыбнуться.

Улыбка у него получилась кислая. Гоша решил, что после уроков его будут бить. Раз начали разговаривать, значит без шишек не обойтись.

Но после уроков Гошу бить не стали, даже пригласили играть в футбол. Гоше очень хотелось поиграть, но он отказался. Боялся, что увидит мама.

И на другой день Гошу бить не стали, и через день тоже. Словно совсем забыли про злополучную коробочку.

Но, как ни странно, от наступившего перемирия Гоше легче не стало. Почему так получилось с этими монетами? Потому, что не послушал маму. Мама запретила ему ходить в парк и связываться с уличными мальчишками, а он и в парк пошёл и с мальчишками связался.

После того как к ним поздно вечером заявился Петя и обо всём рассказал, мама на другое же утро отнесла монеты в школу. А потом три дня лежала с мигренью. Она строго-настрого потребовала от Гоши порвать всякие отношения со своими дружками.

– Господи, – стонала с кровати мама, – я всегда говорила, что эти знакомства до добра не доведут. Рано или поздно, дурное влияние улицы всегда скажется. Запомни: если я ещё хоть раз увижу тебя с этими бандитами, то не переживу этого. Так и знай. Пожалуйста, можешь загонять свою мать в гроб. Посмотрю, как вы с отцом проживёте без меня.

Можно было бы, конечно, спросить у мамы, как это она собирается смотреть за Гошей и папой из гроба, если крышку всегда заколачивают гвоздями. Но Гоша не привык грубить родителям. И потом, у него было такое настроение, что впору самому забраться под эту крышку, чтобы никого не видеть и не слышать.

Не разговаривали с ним ребята – было плохо. А теперь сами лезут – тоже не лучше. Того и гляди, мама узнает, что он так и не порвал со своими дружками.