Текст книги "Дом без чёрного хода"

Автор книги: Константин Курбатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Константин Иванович Курбатов
Дом без чёрного хода

Вовке захотелось научиться рисовать так же хорошо, как художник Репин. Он рисовал где только мог, даже на отцовых книгах и деловых бумагах. Поначалу его не смущало, что рисунки не удаются, потом это начало раздражать и злить.

Однажды Вовке приснился сон. Явился будто к нему Кот в сапогах. Вовка его тут же на цепь: «Сделай, чтоб я рисовал, как Репин, а то не отпущу!»… Кот обещал.

Утром Вовка попробовал. Оказалось, что он обманут: как не умел рисовать так и не умеет. Ух, до чего же он был возмущён!

Рассказ «Вовка-художник» был напечатан в архангельской газете «Северный комсомолец» десять лет назад. Написал его морской офицер Константин Иванович Курбатов. Написал в назидание Вовкиным сверстникам, чтоб не повадно им было ловчить и хитрить в жизни, надеяться, что самое трудное за них сделает кто-то, а они воспользуются готовеньким.

С той поры Константин Курбатов написал немало рассказов, две повести. И все они о ребятах.

– Почему вы стали детским писателем? – спросили однажды Курбатова.

– Люблю детей! – улыбнулся Константин Иванович.

– А если они двоечники? Если лодыри и забияки?

– Всё равно люблю. Ведь не всегда же они будут двоечниками, лодырями и забияками…

Сегодня мы начинаем печатать приключенческую повесть Константина Курбатова «Дом без чёрного хода». Повесть большая, вы будете читать её в «Искорке» и в этом и в следующем году.

Вылитая мама

Мама лежала на бабушкиной кровати и слабым голосом давала указания, как упаковывать вещи. Мамин лоб закрывало мокрое полотенце. Очки она положила на тумбочку рядом с кроватью. Папа увязывал тюки. Ему помогала бабушка.

– Господи, – простонала с кровати мама, – не торчи ты у двери, там сквозит. И посмотри, на кого ты похож.

Гоша был похож на маму. У него были такие же густые, почти сросшиеся на переносице брови, большие карие глаза и припухлые губы. Гоша хотел спросить, где же ему торчать, если вся комната завалена вещами, но не спросил. Он был послушным ребёнком и родителям не грубил.

Мама повернула измученное лицо к папе.

– Куда ты запихиваешь вазу? Ты сознательно хочешь меня угробить?

– Нет, не сознательно, – признался папа. – А куда её прикажешь запихнуть?

– Её вообще не нужно запихивать. Её нужно уложить, чтобы она не разбилась.

– Я именно так и собирался сделать.

– Я видела, как ты собирался.

– Каким образом ты могла это видеть, когда я всего-навсего переставил её, чтобы она не мешала?

– Господи! – воскликнула мама. – Этот человек сведёт меня с ума.

У буфета лежал свёрнутый валиком ковёр. Гоша шагнул через сетку с кастрюлями и уселся на валик. Он знал, что будет дальше. Если папа сейчас не замолчит, то мама живо доберётся до его «умственных способностей» и кое про что ему напомнит. Она напомнит, что папа до сих пор рядовой инженер, а его товарищ уже давно начальник отдела. После этого бабушка сразу забеспокоится и спросит у Гоши, не хочет ли он погулять. А когда Гоша откажется, бабушка вздохнёт, скажет, что мороженое – вещь очень полезная, и полезет за кошельком…

Папа не замолчал.

– Гоша, – вздохнула бабушка, – на улице такая погода. Ну что ты всё время околачиваешься дома?

– Я уже гулял сегодня, – буркнул Гоша.

Бабушка полезла за кошель ком.

Больше тридцати копеек ждать от неё, конечно, было нечего. Тридцать копеек – бабушкин «потолок». Вот с папы, когда мама заводит с ним особенно интересные разговоры, можно даже рубль выжать. Но это редко.

Поторговавшись, Гоша получил свои тридцать копеек и очутился в коридоре.

Прежде всего он решил деньги на мороженое не тратить. Что такое мороженое? Ничто! Съел его – и пусто. Лучше денежки припрятать и накопить к ним ещё. Мама со сборами на новую квартиру совсем запарилась, и очень возможно, что вскоре дело кончится рублём.

Над городом пылало солнце. Оно обжигало затылок. Гоша с завистью подумал о тех, кто сейчас отдыхает на дачах. Весь шестой «а» разъехался на дачи. А здесь сиди с этим переездом. Ни одного знакомого человека в городе не осталось.

Ух, если бы рубль! А ещё лучше два. Много чего можно купить на два рубля. Но лучине всего купить старинных монет. У Гоши уже накопилась целая коллекция. У него есть и центы, и левы, и пфенниги, и царские пять копеек 1914 года, и даже елизаветинский серебряный рубль, который отчеканили более двухсот лет назад. Этот рубль Гоша выменял у Марика Селютина на «Таинственный остров», «Двух капитанов» и один совсем новенький шариковый подшипник.

Грузовик с синей цистерной поливал улицу… От носа грузовика пышными усами вздымались фонтаны воды. На чёрном асфальте расплывались радужные пятна.

В лужице у края тротуара купались воробьи.

Люди прятались в тень.

Над лотком с мороженым висел гофрированный козырёк. От солнца он не защищал. Солнце било прямо в лицо продавщице. Щурясь, продавщица нагибалась в холодное нутро ящика и доставала тугие вафельные стаканчики.

Гоша скользнул взглядом по стаканчикам. В конце концов если весь шестой «а» барахтается сейчас в прохладных реках и озёрах, то почему нельзя позволить себе одну порцию мороженого?

– Фруктовое, пожалуйста, – сказал он, выбрав самое дешёвое.

Позвякивая в кармане сдачей, Гоша вошёл в подворотню своего дома, пересёк мощённый булыжником двор и поднялся по чёрной лестнице. Известно, что мороженым лучше всего наслаждаться в одиночестве, когда тебе никто не заглядывает в рот.

На лестнице пахло дымом, жареной картошкой и гуталином. От грязных стен тянуло прохладой. Гоша устроился на подоконнике. Если кто выйдет с бельём на чердак или с мусорным ведром на помойку, то можно живо нырнуть в кладовку. Это чтобы не доложили маме, которая категорически запрещает ему ходить на чёрную лестницу.

Гоша неторопливо съел мороженое и стал смотреть в окно. По ржавым карнизам прогуливались голуби. В блёклом небе лениво ползли редкие облака.

Внизу стукнула дверь и послышались шаги. Гоша заглянул через перила и юркнул в кладовку. В темноте заворчали старые тазы и кровати.

Шаги прохрустели мимо кладовки и остановились. На подоконнике, на том самом месте, где только что сидел Гоша, устроился незнакомый мальчишка со сплющенным носом. Нос у него так сильно топорщился вверх, словно мальчишка прижался носом к стеклу и нарочно состроил смешную рожу.

Пока Гоша в щёлку разглядывал странного парня, на площадке появился ещё один человек. Он был невысок ростом и со старательно зачёсанными на лысину жидкими волосами. Лысый посмотрел на мальчишку хмуро и выжидательно. Но мальчишка будто и не заметил его. Он сидел боком на подоконнике, глядел в окно и раскачивал ногой.

– Ну, – потребовал лысый.

Мальчишка медленно оглянулся.

– Приветик, – отозвался он. – От Ильи вам поклон горячий с кисточкой.

– Ну, – раздражённо повторил лысый.

– Печень у него пошаливает, – равнодушно сказал мальчишка. – Селёдку ему нельзя, а он ест.

– Ты что? – спросил лысый.

– Ей-богу, ест, – подтвердил мальчишка.

У лысого взбухли на скулах желваки.

– Тебя зачем, балалайка, прислали сюда? – прошипел он.

– Почему же балалайка? – обиделся мальчишка. – Я, может, совсем даже, гитара. Или рояль.

– Яшка!

– Во, или Яшка.

– Яшка, я Илье скажу. К чертям! Мне здесь с тобой лясы точить некогда.

– А мне?

– Яшка!

– Тише вы, – прошептал Яшка. – Орать-то зачем? Мне ведь ничего не будет, я несовершеннолетний. А вам, если кто узнает, за такие штучки, знаете…

– Идиот, – выругался лысый. – Балалайка несчастная. Морду бы тебе побить. Ты дашь, что принёс, или нет?

– А это? – Яшка потёр перед сплющенным носом пальцами. – Вы всегда про это забываете. С кого мне потом за доставку получать? С Пушкина?

Чертыхаясь, лысый полез в карман и достал металлический рубль. В ответ Яшка протянул ему запечатанный конверт.

Они обменялись ещё несколькими любезностями. Уходя, лысый напомнил:

– Чтобы раньше чем через час отсюда ни шагу. И только дворами. На улицу чтоб носа не казал.

Яшка равнодушно глядел в окно и качал ногой. Он не удостоил лысого ни ответом, ни взглядом.

Приветик с кисточкой

В кладовку хорошо забраться на несколько минут, но не на час. Час в такой конуре не очень-то выдержишь. Темень, пыль, какой-то гадостью пахнет и сесть не на что. И ещё в спину железяки давят.

Но выходить из укрытия после разговора, который Гоша подслушал, было тоже страшно.

Яшка сидел на подоконнике и болтал ногой. Казалось, он устроился тут на постоянное местожительство.

Мама всё время втолковывала Гоше, что от уличных мальчишек нужно держаться подальше. Этот, с расплющенным носом, судя по всему, был ещё хуже уличного.

От неудобной позы у Гоши онемели спина и шея. Он боялся шелохнуться и дышал ртом.

Вдруг в углу кладовки что-то пискнуло и зашуршало. Холодок сдавил Гошину грудь и опустился к коленкам. Крысы! Они нагло возились в темноте и пищали. Сердце у Гоши застучало гулко и часто. Гоша поджал одну ногу, чтобы было не так страшно. Он с удовольствием поджал бы и вторую. Но вторую он поджать не мог. И тут крыса – он ясно представил её – грязная толстая крыса с голым хвостом шмыгнула прямо через Гошин ботинок.

Загрохотали тазы и кровати. Гоша взвыл пожарной сиреной и, как из катапульты, вылетел на площадку. Он несколько секунд постоял с закрытыми глазами и, когда, щурясь от света, открыл их, то с удивлением увидел пустой подоконник.

Но обрадовался Гоша рано. Яшка, которого неожиданный грохот и вой сдули с окна, уже медленно поднимался по ступенькам. Вывернутые Яшкины ноздри возмущённо трепетали.

– Ты, – угрожающе прошипел он. – Трясогузка с чёлочкой. Я же сейчас из тебя салат сделаю. Как поступают со шпионами, знаешь?

Пятясь к стене, Гоша прикрывался ладонями. Руки у него дрожали. Полные губы – тоже. Этот живоглот с ноздрями был пострашнее любой крысы.

– За порядочными людьми шпионишь, да?

Гоша смотрел на свои руки. Там, где остались следы от мороженого, чёрными пятнами налипла пыль. Пятна дрожали и расплывались, потому что в глазах у Гоши скопились слёзы.

– Да? – повторил Яшка.

– Нет, – пробормотал Гоша. – Я просто… Мы на другую квартиру уезжаем, и я… я свой велосипед искал.

Неожиданно пришедшая мысль о старом велосипеде, который действительно валялся где-то в кладовке, немного успокоила Гошу. Он шмыгнул носом и взглянул на Яшку. По щеке у него скатилась слезинка.

– Ты, – прошипел Яшка и от чёлки до подбородка провёл по Гошиному лицу потной ладонью. – Заливать своим предкам будешь. Но если кто узнает, о чём мы тут с моим дядей говорили, то можешь заранее себе место на кладбище готовить. Тебе где больше нравится, на Серафимовском или на Волковом?

У Гоши ослабли ноги. Права была мама! И зачем только понесло его на эту чёрную лестницу? На парадной бы уже сто человек мимо прошло. А здесь тишина, как в могиле. Пырнут в живот финкой, и никто не узнает.

– Ладно, – миролюбиво заключил вдруг Яшка. – Ты вроде свой парень, хотя и с чёлкой. И на кладбище тебе не хочется. Точно?

– Нет, не хочется, – пролепетал Гоша.

– Во, – сказал Яшка. – Я сразу догадался. Сыграем?

Он щелчком большого пальца подбросил металлический рубль, поймал его и зажал в кулаке.

– Орёл или решка?

– Мне домой нужно, – прошептал Гоша.

– Да не дрейфь ты. Мы же по-честному. На три копеечки.

Рубль снова взлетел в воздух и шлёпнулся в грязную Яшкиду ладонь.

– Орёл или решка?

Зелёные Яшкины глаза горели хищно и весело.

– Мне домой нужно, – едва слышно повторил Гоша.

Яшка поднёс к Гошиному носу кулак:

– Ну?

– Решка, – выдавил Гоша.

Кулак раскрылся.

– Твоя, – определил Яшка. – Разменять рубль найдётся?

Гоша затряс головой.

Заверив, что за ним не пропадёт, Яшка снова подкинул монету.

– Орёл, – осмелел Гоша и с ужасом подумал о маме. Увидела бы она сейчас, что он делает. На чёрной лестнице, с самым что ни на есть уличным мальчишкой играет в деньги!

– Фу ты, ну ты, – удивился Яшка. – Опять твоя. Давай по пятаку.

По пятаку Гоша тоже почти всё время отгадывал и подсчитывал в уме, сколько выиграл. Незаметно перешли на гривенники. Потом Яшка предложил метнуть на полтинник. Понятно, человек, который не собирается отдавать проигрыш, может идти хоть на сто рублей. Ему всё равно. И всё же Гоша сказал:

– У тебя на полтинник не хватит. У тебя только рубль, а ты уже шестьдесят шесть копеек проиграл.

– Шестьдесят шесть? – удивился Яшка. – Когда это?

– Ну да. Вот смотри: сначала два раза по три. Потом два пятака я проиграл, а ты три. Значит, одиннадцать копеек. Потом…

– Стопочки, – выставил ладонь Яшка. – По арифметике у меня все равно трояк. Верю на слово. Ну, на полтинник?

– А у тебя хватит?

– Дура ты, – сказал Яшка. – У меня даже на швейную машинку хватит. Вместе с иголками. Такое видел?

Между Яшкиным большим и указательным пальцами блеснула золотая монета.

– Старинная! – удивился Гоша.

– Тысяча восемьсот девяносто первого года рождения, – подтвердил Яшка.

– Ты их собираешь?

– Чего это?

Они уселись на подоконник. Гоша рассказал про свою коллекцию и никак не мог наглядеться на золотую десятирублёвку. На одной её стороне были отчеканены профиль царя с густой бородой и надпись по кругу: «Александр III император и самодержец всероссийский». На другой – двуглавый орёл.

– И я вроде как собираю, – хмыкнул Яшка. – Только не коллекцию. Для дела одного. У меня таких Александров третьих уже пять штук накопилось. В одном заброшенном домишке храню. С боку окна доску оттяну, а там коробочка железная.

– Давай меняться, – предложил Гоша. – Хочешь, я тебе за эту монету турецкую дам. Она с дыркой.

– Сам ты с дыркой. – Яшка вырвал из Гошиных рук монету. – Знаешь, сколько такая штучка стоит?

Он спрыгнул с подоконника.

– Ну, на полтинник?

– А если выиграю, ты эту отдашь?

– Ты играй давай.

– Орёл, – сказал Гоша.

– Шиш, – сощурился Яшка. – Решка.

За одну минуту Гоша просадил весь свой выигрыш и ещё сорок четыре копейки в придачу. Остаток денег от мороженого не покрыл и половины.

– Ещё? – сверкнул зелёным глазом Яшка.

– Давай.

На семидесяти шести копейках Яшка остановился. На предложение получить за них турецкую монету и ещё чего-нибудь только фыркнул.

– Чего ты мне всё суёшь свою дырявую? Ты чего положено гони. Без дырок.

Гнать чего положено было неоткуда. Но признаться в этом Гоша не мог. Он сказал Яшке, что сейчас принесёт всё сполна, и поплёлся домой.

Мелкие деньги хранились на буфете под кружевной салфеткой. Гоша частенько заглядывал под неё. Но на сегодня такой вариант не подходил. Под салфетку хорошо заглядывать, когда никого нет дома. Оставалось одно: просить у мамы… Придумать какую-нибудь историю и просить.

Мама лежала на бабушкиной кровати, но уже в очках и без полотенца на голове. Про Риту, которую Гоша неожиданно встретил на улице и которой давным-давно задолжал семьдесят шесть копеек, она не поверила. Гоша клянчил деньги очень старательно, и по щекам у него катились настоящие слёзы.

– Да, – ныл он, – мы уедем, а я так и останусь ей должен. Рита мне тетради покупала и ещё заплатила за меня, когда на подарок учительнице собирали.

– На какой еще подарок? – не выдержала мама. – Господи, да что же это такое в конце концов?

Но на пятьдесят копеек мама всё же расщедрилась.

По дороге на лестницу Гоша прихватил в кухне литровую бутылку из-под молока. Сдать – пожалуйста, ещё двадцать копеек.

Однако Яшка от бутылки отказался.

– Дарю её тебе, – презрительно дёрнул он сплющенным носом. – В память о нашей встрече. Про кладбище не забывай. И учти: мне терять нечего. Я даже в колонии был. Приветик горячий с кисточкой.

Кто видит насквозь?

Шофёр вытянул правую ногу и нажал на стартёр. Мотор немного поворчал и завёлся.

– Поднимите стекло, – сказала мама, – ребёнку дует.

Ребёнку совершенно не дуло. Ребёнок хотел устроиться в кузове, но мама втиснула его между собой и шофёром.

Судя по сборам, Гоша думал, что они поедут куда-то на край света. Иначе зачем так тщательно и целую неделю упаковывать узлы и чемоданы? Но проехали всего минут десять, и грузовик остановился.

– Здесь, – сказала мама. – Никуда не отходи и смотри за вещами.

Новенькие пятиэтажные дома стояли прямо на болоте. Чёрных лестниц в них не было, были только парадные. С многочисленных балконов весело подмигивали разноцветные ящики для цветов. В болоте, между рыжими кочками и зелёными кустиками осоки, торчали железобетонные перекрытия, балки, доски, исковерканные трубы. Над отбитым краем бетонной плиты дымным облачком вилась мошкара.

– Все получают нормальные, квартиры, – сказала мама, – а мы по твоей милости должны жить в этом вонючем болоте.

«По твоей милости» относилось к папе. Папа ответил, что если маме здесь не нравится, то они могут остаться в старой квартире, а сюда переселится бабушка.

– Демагогия, – отрезала мама. – Я по гроб сыта твоей коммунальной квартирой и милыми соседями. Но только такому, как ты, могли предложить эту дыру.

– Через пару лет здесь будет лучший район в городе, – сказал папа.

– Через пару! Я хочу сейчас жить по-человечески.

Гоша навострил уши. Кажется, намечался интересный разговор. Но папа не поддержал разговора. Он не любил беседовать на – улице. Папа вздохнул, кинул на плечо тюк и потащил его в дом.

Между двумя соседними корпусами, которые ещё достраивались, виднелась невысокая железнодорожная насыпь. За ней поднимался лес.

– Запомни раз и навсегда, – сказала мама, – чтобы к железной дороге близко не подходил. И к лесу. Слышал?

– Да, мамуся, – кивнул Гоша.

Дюжие дяденьки сгружали на асфальт зеркальный трельяж. Рядом крутился длинный и тощий мальчишка.

– Это же не лес, – вставил мальчишка. – Это парк Удельнинский.

Оттопыренные уши и полуоткрытый рот придавали мальчишке глуповатый вид. Кроме того, он поминутно поддергивал и без того короткие брюки. Делал он это довольно интересно: дрыгал коленкой, извивался и, елозя локтём по боку, подтягивал им штаны.

– А тебя не спрашивают, – сказала мама. – Что ты здесь делаешь?

– Как что? – удивился мальчишка. – Живу.

– Вот и ступай отсюда. Нечего тереться у чужих вещей.

Мальчишка поддернул брюки, почесал плечом оттопыренное ухо и спросил:

– Как у чужих?

– Господи, – вздохнула мама и закатила глаза.

Звали мальчишку Петей. Он таскал с собой дощечку от ящика из-под яблок и выискивал желающих поиграть в чижика.

– Гоша, никаких чижиков, – сказала мама, сопровождая в подъезд два последних стула. – Ты меня понял? Иначе сейчас же пойдёшь домой.

Гоша понимал маму с одного слова, даже с одного взгляда. Маме нравились дети только из интеллигентных семей. Дети, которые ходят с открытыми ртами, поддергивают штаны и лезут в чужие разговоры, ей не нравились.

Когда за мамой захлопнулась дверь, Петя дрыгнул коленкой и спросил:

– Чего это она?

– Нервная система у неё, – пояснил Гоша.

…Парк за железной дорогой встретил ребят прохладой. Он был так стар и запущен, что и вправду походил на лес. Петя шагал впереди по тропинке и размахивал длинными руками.

– Знаешь, я какую полянку выискал! В самой гуще. Туда никто и не ходит. Играй сколько влезет.

С полянки, на которую никто не ходит, доносились голоса. Петя раздвинул кусты и проворчал:

– И сюда их уже принесло.

У развесистого дуба стояла девчонка с толстой до пояса косой. Под мышкой она держала завёрнутую в газету книгу. Из дупла, как из окошка, выглядывал мальчишка и что-то говорил.

– Тоже из нашего дома, – шепнул Петя. – Задавалы оба. Особенно вон тот, Денис. Ему бы покомандовать только.

Увидев Петю, Денис поманил его пальцем.

– Хорошо, что ты пришёл. Ты мне нужен. Иди сюда.

– Видал, – фыркнул Петя, – я ему уже нужен. А как я его просил в чижика поиграть, так я ему не нужен был.

Губы на широкоскулом лице Дениса сжались в упрямую струнку.

– Иди сюда, – повторил он.

Петя подошёл к дубу и спросил:

– Чего тебе?

– Идея есть, – сказал Денис. – Будем играть в настоящую игру. В партизан. Здесь оборудуем штаб. Кто это с тобой?

Петя оглянулся:

– Гоша это.

– Его тоже возьмём. Радистом. Оля будет разведчицей. Ты – фрицем.

– А ты командиром, конечно, – подсказал Петя.

– Командира мы выберем.

– Выберем! Ты уже всех повыбирал. Меня так фрицем, а себя командиром.

– Соображать нужно, – холодно произнёс Денис. – Фрицы, были длинные и худые.

– Всякие были, – надулся Петя. – И такие, как ты, тоже были.

– Это какие?

– Такие.

– Какие такие?

– Вредные, – отрезал Петя.

– Соображаешь, что говоришь?

– А ты?

– Получишь сейчас, – пригрозил Денис.

– Попробуй.

– И получишь.

Высунувшись по пояс из дупла, Денис чеканил слова спокойно и твёрдо. Петя кипятился и кричал.

– Мальчики, – уговаривала их Оля. – Ну что вы опять ссоритесь? Прямо слушать противно.

Когда Денис выпрыгнул из дупла, Петя сразу приутих.

– Чего ты вообще к нам прицепился? – миролюбиво сказал он. – Мы в чижика пришли играть и тебя не трогали.

Но игра всё равно не получилась. Чижик как назло улетал то в кусты, то в густую траву. А под дубом сидел Денис и бросал ехидные реплики.

– Как младенцы, – хмыкал он. – Вы бы ещё в кубики и паровозики поигрались.

Петя сопел, но держался.

Чижик улетел в кусты. Царапая руки, Гоша с трудом разыскал его среди колючих стеблей. Играть ему уже надоело. Но уходить тоже не хотелось.

Прищурив глаз, Гоша нацелился в квадрат, начерченный на вытоптанном клочке земли. Петя помахивал дощечкой. Чижик не долетел до квадрата. Дощечка мелькнула в воздухе, раздался щелчок, и, взвившись пропеллером, чижик глухо стукнул в ствол дуба. Он стукнул как раз рядом с Денисом, который едва успел отвести голову.

– Специально в меня целил? – проговорил Денис.

Петя подтянул локтём штаны.

– Почему специально? Совсем даже нечаянно.

– Врёшь.

– Чего мне врать?

– Того. Я тебя насквозь вижу.

– Как насквозь? – удивился Петя.

Пока они спорили, Гоша сел на траву рядом с Олей. Он вообще больше любил дружить с девочками, чем с мальчиками.

– Чудаки они, – сказала Оля, подняв задумчивые глаза. – Как встретятся, так ругаются.

– Интересная? – спросил Гоша, кивнув на книгу.

– Ага, очень, – ответила Оля. – «Таинственный остров» называется.

Когда-то у Гоши тоже была такая книга. Он отдал её за елизаветинский рубль Марику Селютину. Тому самому Марику, который всё время подлизывался к Рите. Он ей на каждом уроке записочки писал. А она на него внимания не обращала. Она считалась самой красивой девочкой в классе и самой умной. Что ей был Марик? Она «Анну Каренину» прочла и всё ахала. «Ах, какой образ! Ах, какая женщина! Я, когда вырасту, стану, как она». Чтобы узнать, какой Рита станет, когда вырастет, Гоша тоже засел за «Анну Каренину». Но осилить больше пяти страниц он не смог.

– «Таинственный остров» Жюль Верн написал, – сказал Гоша. – У меня была такая книга.

– Ага, Жюль Верн, – согласилась Оля.

Она теребила на груди кончик косы. Солнечные пятна, пробиваясь сквозь листву, гладили Олину голову и плечи. Где-то в ветвях щебетали птицы. Над малиновым полыханием иван-чая гудели шмели. И то ли от солнечных пятен, то ли от птичьего щебетанья, но Гоше вдруг подумалось, что Оля в сто раз красивее Риты. Даже в тысячу!

– Я этот «Таинственный остров» ещё в третьем классе прочёл, – небрежно проговорил он. – А сейчас я Львом Толстым увлекаюсь.

– Толстым? – спросила она.

– Конечно.

– А ты в какой класс перешёл?

– В седьмой.

– И я в седьмой, – сказала Оля. – Но я у Толстого только «Детство» читала.

Гоша не читал и «Детства».

– Это для маленьких, – махнул он рукой. – Вот «Анна Каренина» – это да. Ты читала «Анну Каренину»?

– Нет.

– Много потеряла. Очень сильная вещь.

Оля слушала Гошу внимательно и строго. У неё даже глаза стали чуточку больше.

А Денис с Петей продолжали своё.

– Соображать нужно, – объяснял Денис. – Феликс Дзержинский каждого человека насквозь видел. Он сразу определял, кто честный, а кто нет. Кто никогда не обманывает, тот других насквозь видит.

– Вот, значит, ты и есть врун, – сделал вывод Петя.

– Почему это? – удивился Денис.

– Потому, что я в тебя чижиком случайно пусканул.

– Нет, нарочно.

– Нет, случайно, – твердил Петя. – Я никогда не обманываю.

– Никогда?

– Никогда.

– А если проверить?

– Как это ты проверишь?

Денис повернулся к Оле:

– Оля, а ты когда-нибудь обманывала?

– Нет, наверное, – покачала головой Оля.

Денис посмотрел на Гошу:

– А ты?

– Я? – сказал Гоша. – Нет.

– Есть идея, – произнёс Денис. – Мы пойдём в самое такое место, где больше всего жуликов, и проверим себя. Мы будем смотреть. Тот из нас, кто честный, тот увидит жулика. А кто нечестный, не увидит.

– Где же это такое место есть? – поинтересовалась Оля.

– В тюрьме, – фыркнул Гоша.

Денис нахмурился.

– Над этим вопросом я ещё подумаю, – пообещал он.