Текст книги "Магеллан"

Автор книги: Константин Кунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Прошло три дня. Утром 1 мая раджа пригласил всех капитанов и других начальствующих лиц обедать и заодно осмотреть драгоценные камни, которые он приготовил в подарок королю Испании.

Опасаясь вероломства, Серрано уговаривал товарищей не ехать. Но Барбоса заявил: если не поехать, островитяне подумают, что испанцы испугались. Он первый прыгнул в лодку и стал звать товарищей. Тогда решили ехать все вместе.

Поехали двадцать четыре человека – все три капитана: Барбоса, Серрано и Гоес, главный кормчий Андрес Сан-Мартин, судья де Эспиноса, Хуан Карвайо и другие. Звали Антонио Пигафетта, но он отказался. Раненая стрелой щека его гноилась и болела. Итальянец остался на верхней палубе, сел у борта и стал смотреть, как отчаливают шлюпки, как пристают к берегу, как придворные раджи с поклонами встречают испанцев и ведут во дворец.

Стоял зной. Дул сухой, раскаленный ветер. Дальние известковые скалы, казалось, чуть колебались. Море было покрыто дымкой. На берегу все вымерло. Только маленькие черные птицы с криком проносились над самой водой да важно прогуливался по берегу роскошный белый петух с целой стаей кур.

Пигафетта задремал, убаюканный зноем, тихим поскрипыванием мачт и легким плеском волн.

Очнулся он от толчка. Перед ним стоял Хуан Карвайо и Гонсало-Гомес де Эспиноса.

– Почему вы вернулись раньше времени? – вскочив, закричал итальянец.

– Нам кажется – островитяне что-то замышляют. Всюду воины в полном вооружении, женщины и дети исчезли. Мы решили убраться, пока не поздно, – сказал судья.

– Почему же вы не предупредили остальных? – опросил Пигафетта.

– Я звал с собой Дуарте, но он отказался, – отвечал Карвайо.

В это время с берега раздались крики. Моряки бросились к борту. Толпа островитян тащила связанного Хуана Серрано. Его камзол был разорван и весь в крови. На плече его краснела рана.

Моряки подняли якоря, и корабли подошли ближе к берегу. Пушкари стали стрелять из бомбард по селению.

Серрано рвался из рук конвоиров и кричал, требуя прекратить стрельбу и прийти ему на помощь.

– Все убиты во время пира, – донеслись слова Серрано. – Переводчик раб Энрике изменил нам! Он заодно с раджой! Спасите меня! Дайте за меня выкуп товарами, умоляю!

Многие моряки бросились было к трапам, но Карвайо, к которому перешло теперь командование, запретил кому бы то ни было трогаться с места. Серрано умолял Карвайо, напоминал ему, что они родственники, молил не поднимать паруса и уверял, что как только корабли тронутся в путь, его, Серрано, убьют. Испанцы стали требовать, чтобы Карвайо не оставлял товарища в беде. Но Карвайо грубо прикрикнул на них и велел поднимать паруса.

Видя, что вверх по мачтам полезли матросы и паруса начали надуваться, Серрано разразился проклятиями. Но корабли тронулись в путь, и скоро голос Серрано замолк [66]66
  Позднее выяснилось, что не все были убиты во время кровавого пира на острове Себу. Через несколько лет, во время плавания Альваро де Сааведра из Америки на Молуккские острова, писец армады Франсиско Гранадо встретил на одном из островов некоего Себастиана де Пуэрта. Тот рассказал, что на испанцев напали внезапно, по сигналу раджи Хумабона. Моряки сражались мужественно и дорого отдали свою жизнь. Но туземцам все же удалось схватить живыми восемь человек, которых они продали в Китай и на дальние острова.


[Закрыть].

Завершение экспедиции

«…Мы были так изнурены голодом и так плохо снабжены припасами, что много раз готовы были бросить корабли и устроиться на какой-нибудь земле, чтобы окончить там свои дни».

Антонио Пигафетта, «Путешествие и открытие Верхней Индии, совершенное мною, Антонио Пигафетта, винчентским дворянином и родосским кавалером».

Злополучный остров Себу скрывался из виду. Сначала моряки перестали различать селение, потом известковые скалы и прибрежный лес превратились в белую и зеленую полоску. Затем все растворилось в морском просторе.

Угрюмые моряки работали молча. Всех угнетала гибель товарищей. Многие считали, что Карвайо совершил позорное предательство, покинув на произвол судьбы Серрано и других товарищей.

Судья с писцом обходили корабли и составляли опись вещей погибших моряков. На «Тринидаде» хозяйничал Хуан Карвайо.

Через несколько часов корабли стали на якорях у остроконечного мыса острова Бохол. Созвали совет, чтобы обсудить, что делать, подсчитать людей и запасы. Выводы были печальные. На трех кораблях оставалось всего сто тринадцать человек. Много было раненых и больных. Стало трудно управлять кораблями – подъем парусов и лавирование отнимали очень много времени, потому что на каждом корабле было слишком мало матросов.

Осмотрели корабли. В самом плохом состоянии был «Консепсион», и моряки решили пожертвовать этим судном. Все ценное они перегрузили с него на другие корабли, сняли паруса и снасти, сорвали железные части, а потом подожгли.

Плавание армады Магеллана у Марианских, Филиппинских и Молуккских островов.

Теперь на «Тринидаде», которым командовал Хуан Карвайо, было шестьдесят восемь человек экипажа, а на «Виктории» – сорок пять человек. Капитаном «Виктории» выбрали судью де Эспиноса.

Начались скитания в поисках Молуккских островов. Путешественники плутали в лабиринте островов. Им было трудно определять местоположение судов, потому что один из лучших кормчих эскадры – Гомес – дезертировал еще у входа в Магелланов пролив, а другой – Андрес Сан-Мартин, а также Барбоса, который знал все секреты Магеллана, были предательски убиты раджой Хумабона.

Начальники часто ссорились между собой, каждый из них думал лишь о своей выгоде. Дисциплина на кораблях упала.

Испанцы покинули Себу так поспешно, что не успели запастись провизией и пресной водой. Несколько раз они видели деревни, но после пережитого в Себу боялись высаживаться на берег. Опять начался голод. Пробовали пополнить запасы провизии рыбной ловлей, но рыба ловилась плохо.

Вокруг тянулись безлюдные острова. Начались дожди. Моряки, не видя конца скитаниям, поговаривали о том, что, пожалуй, из этой страны никогда не выбраться. Они вспоминали слова старинного путешественника Марко Поло, будто бы в этих местах расположены «семь тысяч четыреста сорок восемь островов, производящих ароматы», и говорили:

– Мы видели около двух десятков островов, а их почти семь с половиной тысяч. Никогда нам отсюда не выбраться. Быть может, лучше бросить бесполезные и изнурительные поиски, выбрать подходящий остров и обосноваться на нем навсегда.

Остров Борнео. Рисунок в рукописи Антонио Пигафетты.

Такие разговоры объяснялись тем, что сами командиры не очень твердо знали, куда они ведут корабли. Все расчеты знали только Магеллан, Барбоса и Андрес Сан-Мартин. Карвайо и де Эспиноса вели корабли наугад. «Тринидад» и «Виктория» бесцельно блуждали среди многочисленных островов.

Лишь к концу июня перед моряками открылся северный берег острова Борнео. На Борнео испанцам сначала повезло. Раджа города Бруней выслал навстречу гостям красивую пирогу с позолоченными носом и кормой. На корме трепетал голубой с белым флаг, украшенный павлиньими перьями, а сидевшие в пироге музыканты играли на волынках и трубах и били в барабаны.

Испанские корабли подошли ближе к городу, раскинувшемуся по обоим берегам мутной реки. Это был странный город. Часть домов стояла на сваях. Одна половина города принадлежала радже-мусульманину, а на другой стороне реки хозяйничал раджа-язычник. Раджи воевали между собой, а страдали от этого жители злосчастного города.

Скоро выяснилось, что встретил испанцев раджа-мусульманин. Антонио Пигафетта поехал отвозить подарки для раджи и его приближенных.

То, что увидел итальянец на Борнео, еще раз убедило его в правильности расчетов покойного командира. По всему было видно, что острова, населенные первобытными племенами, кончились. Испанские корабли попали в страны иной культуры, в страны, тесно связанные с Индией, Явой и Китаем.

Утром моряков доставили во дворец раджи. Он был совсем не похож на бамбуковые хижины Себу и других островов. Большая кирпичная стена с бойницами окружала его. На стене было установлено свыше шестидесяти бомбард. Во дворе качались на виселице казненные преступники. Внутри дворца горели восковые свечи в серебряных канделябрах. По углам стояли фарфоровые вазы. В комнатах толпились придворные, совсем как в залах дворцов португальского и испанского королей.

Торжественная встреча европейцев повелителем одного из островов Малайского архипелага. Гравюра 1706 года.

Раджа принял послов в обитой шелком, завешанной парчой зале. Его окружали триста пестро одетых телохранителей.

Испанцы уже не требовали, как во времена Магеллана, безусловной покорности и подчинения королю Карлосу I. Сознавая свою слабость, они просили лишь разрешения торговать в городе раджи и запастись продовольствием и свежей водой.

Сами послы, измученные, обросшие бородами, в потрепанной одежде, не произвели большого впечатления на раджу. Не очень заинтересовали его и грошовые подарки моряков. Поэтому прием скоро кончился. Разрешив испанцам торговать на берегу, раджа приказал накормить послов богатым обедом и велел отправить их на корабль.

Но и на Борнео дело кончилось ссорой. Виноват в ней был Хуан Карвайо.

29 июля он напал на лодки, проходившие мимо кораблей. Много островитян было перебито. Моряки захватили четыре джонки, взяли в плен шестнадцать мужчин и трех женщин. В числе пленных был командующий всем флотом раджи. Раджа просил отпустить пленников, обещая в свою очередь освободить трех испанцев, которых он задержал в городе, когда началось морское сражение.

Но Хуан Карвайо, рассчитывая получить за пленников большой выкуп, отказался их освободить и вновь покинул товарищей о беде.

Лишь отойдя от Борнео, Карвайо узнал, что, вместе с другими моряками, задержанными раджой Брунея, на берегу остался его сын от индианки из Рио-де-Жанейро.

Вечером, втайне от остальных моряков, Карвайо договорился с пленным адмиралом раджи. Тот послал на берег за богатым выкупом, и ночью, когда все спали, Карвайо втихомолку отправил адмирала на берег.

Опять пришлось поспешно убираться из гавани. Корабли пошли вдоль берега Борнео. Карвайо искал удобного места для стоянки. Теперь он не стеснялся и при случае не гнушался пиратством, нападая на проходящие мелкие суда.

Однако пиратские «подвиги» не спасали от голода. В море лодки и джонки встречались не часто. К тому же испанцы не всегда находили на них продовольствие. Грабя беззащитные лодки, Карвайо боялся приставать к населенным берегам. Между тем голод все сильнее давал себя чувствовать. Кроме того, корабли очень нуждались в ремонте, особенно «Тринидад», который, налетев на мель, дал течь.

Наконец, добрались до небольшой, но укромной бухты, где Карвайо приказал бросить якорь. Начали ремонтировать корабли. Эта работа доставила морякам немало мучений: приходилось рубить деревья в густом тропическом лесу и тащить их к кораблям. Лес изобиловал колючим кустарником, а большинство моряков работало босиком, потому что взятая с собой из Испании обувь давно износилась.

Испанцы ловили рыбу и черепах, добывали устриц, охотились на лесных птиц. Многие пробовали питаться незнакомыми плодами и заболевали; несколько человек умерло. Починка кораблей подвигалась медленно. Карвайо не умел организовать работу. Моряки его не любили за алчность, за жестокость, за то, что он, не задумываясь, бросал товарищей в беде.

В конце концов недовольные Карвайо моряки собрались на сходку. Карвайо пытался угрожать своим врагам, но ему не дали говорить. Постановили сменить Карвайо, а по прибытии в Испанию привлечь его к суду. Капитаном «Тринидада» избрали Гонсало-Гомеса де Эспиноса, а капитаном «Виктории» – Себастиана Эль-Кано.

Себастиан Эль-Кано. Статуя, поставленная на его родине, в городе Гетария.

Баск Эль-Кано был смелым и опытным моряком. Он много лет провел в плаваниях и хорошо знал мореходное дело. Сдержанный и молчаливый, Эль-Кано отличался большой осмотрительностью. Моряки не очень любили его, но уважали, как превосходного знатока мореплавания.

Новый командир принял меры, чтобы поскорее кончить ремонт кораблей, и поспешил тронуться в путь.

В сентябре де Эспиносе удалось захватить лодку с двумя гребцами. Оказалось, что эти люди знают дорогу на Молуккские острова. Де Эспиноса сообщил эту радостную весть Эль-Кано, и корабли круто повернули на юг.

6 ноября вдали показалось несколько высоких островов.

– Молукки, – сказал лоцман, указывая вдаль. Эль-Кано приказал стрелять из пушек. Корабли расцветились флагами. Морякам выдали по чарке вина.

8 ноября 1521 года корабли бросили якорь в гавани острова Тидор.

Чудесные острова пряностей, на поиски которых была снаряжена экспедиция Магеллана, на первых порах разочаровали моряков. Молуккские острова мало отличались от бесчисленных, давно уже надоевших земель, мимо которых проходили корабли.

С берега виден был давно знакомый девственный лес, поднимавшийся у самого моря и покрывавший гористые острова Тидор и Тернате. Огромный вулкан Тидора был наполовину закрыт облаками. У берега ютилось селение: все те же свайные постройки, те же вытащенные на берег узкие лодки, те же свиньи и куры.

Остров Тернате. Гравюра 1706 года.

Но когда испанцы побывали на берегу и тидорский раджа показал им свои склады, они поняли, почему острова эти овеяны легендой, почему португальцы принимают все меры, чтобы не допускать к ним никого. Они увидели груды гвоздики, мускатного ореха, корицы, имбиря.

Испанцы начали скупать пряности. Торговые дела их процветали.

Однажды лодка, нагруженная гвоздикой, привезла пассажира. Это был худой и бледный человек в странной, полуевропейской, полуазиатской, одежде. Поднявшись на корабль, он заговорил вдруг по-португальски. Моряки тесно обступили пришельца и жадно слушали его рассказ.

Португалец назвался Педро-Аффонсо де Лороса. Он прожил в этих местах уже десять лет, торговал пряностями, драгоценными камнями и рабами.

Де Лороса прибыл на Молуккские острова вместе с Франсиско Серрао. Он рассказал испанцам о судьбе этого лучшего друга Магеллана.

По словам де Лороса, Серрао со временем стал очень влиятельным человеком на Молуккских островах. Но король Маноэль относился к Серрао с присущим ему недоверием: он предполагал, по-видимому, что Серрао, оставаясь на Молукках, может стать опасным для португальцев. Когда армада Магеллана тронулась в путь, Маноэль решил, что надо всеми способами воспрепятствовать встрече двух друзей на Молуккских островах. Он с полным основанием мог ожидать, что обиженный Франсиско Серрао тотчас же примкнет к своему другу и поможет ему укрепить испанское влияние на Молуккских островах.

Маноэль не стал медлить и велел губернатору Малакки послать эскадру на Молуккские острова. Командиру эскадры Тристао де Менезешу было приказано привезти Серрао с Молуккских островов добром или силой. По обыкновению, Серрао соблазняли всякими наградами, обещали дать ему всевозможные титулы. В конце концов Франсиско Серрао дал увезти себя. Но, попав на Малакку, Серрао вскоре узнал, что на него собираются надеть кандалы и отправить в Индию с первым отплывающим туда кораблем.

Тогда Франсиско Серрао решил бежать. Он сговорился с несколькими недовольными португальцами, нанял китайскую джонку и ночью покинул Малакку. Добравшись до Молуккских островов, Серрао опять занялся торговлей пряностями, но порвал всякие сношения с португальцами и даже уговаривал властителей Тернате и Тидора искать покровительства испанского короля.

Португальцы отправили на Молуккские острова новую эскадру под командованием Тристао де Менезеша. Тогда Серрао во главе туземных отрядов оказал решительное сопротивление португальцам. Когда Менезеш попытался высадиться, произошла стычка, и восемь португальцев было убито. Менезешу пришлось отказаться от попытки захватить Молуккские острова. Но перед отъездом он поручил одной туземной женщине отравить Франсиско Серрао. Та выполнила его задание, и через двадцать дней после отъезда Менезеша Серрао умер.

После смерти Серрао де Лороса остался жить на Молуккских островах. Узнав о появлении «Тринидада», де Лороса поспешил на Тидор, чтобы предложить испанцам свои услуги. Он рассказал им, что португальцы охотятся за кораблями Магеллана, и советовал как можно скорее убраться подальше от Молуккских островов, пока не прибыли боевые корабли португальцев.

Молуккские острова. Рисунок в рукописи Антонио Пигафетты.

Капитаны испанских кораблей ускорили погрузку и 18 декабря поспешили выйти в море.

Первой двинулась в путь «Виктория», но когда на «Тринидаде» подняли якорь, то обнаружилось, что судно опять дало течь. Вода заливала трюм. Где-то была пробоина. Пришлось вернуться обратно в гавань острова Тидор для ремонта.

Так как повреждение не удавалось найти, пришлось завести «Тринидад» на мелкое место, перегрузить все товары на один борт, накренить корабль и таким образом обнаружить и зачинить повреждение. Но, обследовав весь корабль, капитаны пришли к неутешительным выводам: «Тринидад» не мог выдержать трудный переход по Индийскому и Атлантическому океанам.

Решено было, что «Виктория» пойдет вперед одна, а «Тринидад» после ремонта вернется обратно через Тихий океан и доберется до берегов Панамы, где в то время уже обосновались испанцы.

Сорок три человека решили плыть с Эль-Кано на «Виктории», пятьдесят три решили остаться на Тидоре, чтобы после починки «Тринидада» плыть через Тихий океан обратно.

21 декабря 1521 года моряки корабля «Тринидад» попрощались с моряками «Виктории». Почти все считали, что «Виктория» предстоит неизмеримо более трудный и опасный путь, чем «Тринидаду».

Но случилось по-другому. Страшная судьба ждала моряков «Тринидада». После отъезда «Виктории» начался ремонт «Тринидада». Однако по-настоящему отремонтировать корабль не удалось. Пришлось часть пряностей и испанских товаров оставить на Тидоре под охраной пяти моряков.

В числе этих пяти, оставшихся на Тидоре, был и Луис да Молино – тот самый, который являлся одним из активнейших участников бунта, но искупил вину, послужив орудием казни Кесады, своего господина.

14 февраля 1522 года умер Хуан Карвайо, который должен был плыть кормчим на «Тринидаде». Вместо него кормчим стал Леон Панкальдо.

Лишь 6 апреля «Тринидад», груженный пятьюдесятью тоннами гвоздики, мог отравиться в свое последнее плавание. Когда корабль покинул Тидор, на нем было сорок восемь моряков. В числе их был и португалец Педро-Аффонсо де Лороса. Его зачислили на «Тринидад» в качестве рулевого.

Повелитель Тернате показывает европейцам во время пира военные игры. Гравюра 1706 года.

Покинув Тидор, корабль взял курс на северо-северо-восток. Так началось шестимесячное блуждание «Тринидада» по незнакомым морям Индийского и Тихого океанов. По расчетам моряков, кораблю пришлось бы пройти до берегов Панамы лишь тысячу восемьсот лиг (десять с половиной тысяч километров). На самом деле расстояние, отделявшее в то время «Тринидад» от Панамы, составляло шестнадцать с половиной тысяч километров.

В апреле началась непогода. Ветры все время отклоняли корабль на север от намеченного курса, так что к началу июня «Тринидад» оказался у Марианских островов.

Моряки не знали дороги, и корабль без цели носило по морю. Свежая провизия кончилась. Появилась цынга. В августе 1522 года, после шестимесячных блужданий по океану, корабль находился в открытом океане на 42° северной широты, то есть лишь немного южнее нынешнего Владивостока. Было холодно. Пять дней бушевал шторм. Грот-мачта «Тринидада» сломалась, почти все паруса были порваны; морякам пришлось срубить бак; надстройка на корме была разбита волнами.

Цынга косила моряков – они питались лишь рисом и водой; не один нашел свою могилу в водах океана. Не зная причин этой смертоносной болезни, они одно время думали, что их тела гложут черви. Чтобы убедиться в этом, они разрезали на мелкие куски труп одного из погибших, но червей не нашли и по-прежнему не знали, как бороться с ужасной болезнью. Бывали недели, когда почти все лежали вповалку и корабль беспомощно носился по волнам.

Капитан решил возвращаться назад. Повернули на юг. Управлять кораблем было трудно. На «Тринидаде» не хватало матросов. Де Эспиноса и Панкальдо сначала собирались добраться до Марианских островов, чтобы добыть свежей провизий. Но и эти острова они не могли найти в безбрежном океане. По-прежнему блуждал корабль по бескрайней водной пустыне, по-прежнему умирали моряки.

Наконец, добрались до небольшого кораллового острова, где нашли прекрасный источник пресной воды. Команда могла отдохнуть и оправиться.

Но когда собрались уезжать, выяснилось, что трое моряков, измученные бесконечным плаванием, дезертировали. Пришлось отправиться в путь без них. Де Эспиноса и Панкальдо решили возвратиться на Молуккские острова. Снова началась неравная борьба со штормами, опять цынга стала губить моряков.

В конце октября 1522 года, после долгих поисков и блужданий, «Тринидад» вновь подошел к Молуккским островам. Когда корабль отправился в путь, на нем было сорок восемь человек; во время бессмысленных скитаний по дальним морям двадцать семь погибли от болезней и лишений, а трое дезертировали.

Пока «Тринидад» блуждал по неведомым морям, на Молуккские острова пришла португальская эскадра под командой Антошу да Бриту, которому было приказано встретить эскадру Магеллана у Молуккских островов и погубить или захватить в плен участников экспедиции.

Явившись на Тидор, португальцы, несмотря на то, что между Испанией и Португалией был мир, захватили в плен оставшихся для охраны складов пятерых моряков «Тринидада» и конфисковали запасы пряностей.

Узнав об этом от туземцев, Гонсало-Гомес де Эспиноса отправил послание командиру португальской армады, обосновавшемуся на острове Тернате. Он просил Антониу да Бриту немедля оказать помощь. Опасаясь, что штормы разобьют «Тринидад» о прибрежные скалы, испанцы завели судно в небольшую бухну и стали ждать.

На другой день португальцы прислали свежих фруктов и кокосовых орехов, а через несколько дней быстроходная каравелла подошла к «Тринидаду», и на борт корабля поднялся, сверкая новенькими доспехами, сам Антониу да Бриту. Он был поражен тем, что, вместо мощной армады Магеллана он увидел одно, еле державшееся на воде грязное и запущенное судно с восемнадцатью больными и измученными моряками.

Поднявшись на «Тринидад», да Бриту прежде всего прошел в каюту капитана и велел унести на португальскую каравеллу мореходные карты, приборы для определения местонахождения, судовые журналы корабля «Тринидад» и испанские флаги. Гонсало де Эспиноса пытался протестовать, но да Бриту резко оборвал его.

– Будьте довольны, – сказал он, – что вы не висите на рее.

Испанцев свезли на берег и посадили в тюрьму, где уже сидели те моряки, которых португальцы застали на Тидоре. Почти все были больны. Португальцы начали разгружать «Тринидад», но не успели. Налетел шторм, и злополучное судно разбилось о камни. Его обломки пошли на сооружение португальской крепости.

Двадцать один моряк с «Тринидада» просидели на Тернате четыре месяца в тесном и темном бараке, служившем им тюрьмой. Почти все были в ножных кандалах. Их гоняли на самую тяжелую работу – дробить камни, пилить лес и строить из обломков «Тринидада» крепость. Да Бриту нарочно оскорблял и унижал испанцев на глазах у островитян. Он хотел, чтобы на Молуккских островах самое имя испанцев вызывало презрение. Перерезать испанцев да Бриту не решался. Как никак, между Испанией и Португалией были дружба и мир.

Карта Малаккского полуострова и Малайского архипелага, составленная Диего Рибейро в 1529 году.

К тому же португальский военачальник хорошо знал своего повелителя. Он не сомневался в том, что, если испанское правительство станет требовать наказания виновных в насильственной смерти людей с «Тринидада», Король выдаст его, да Бриту, с головой.

Поэтому он предпочел, чтобы лихорадки, дизентерия, цынга и другие спутники тюрьмы в португальских колониях сделали то дело, которое он не решался поручить палачу своей армады.

Но с португальским дезертиром Педро-Аффонсо де Лороса он не стал церемониться. Да Бриту писал королю, что де Лороса заслужил смертную казнь, как изменник, «и еще из-за других причин, слишком низменных, чтобы о них докладывать вашему величеству».

Однажды всех испанцев, закованных в ручные и ножные кандалы, вывели на площадь перед тюрьмой. Собралось множество островитян. Под грохот барабанов привели де Лороса. Одетый в красное глашатай громко огласил приговор, и палач отрубил португальцу голову.

Лишь в конце февраля 1523 года да Бриту отпустил с острова Тернате семнадцать моряков «Тринидада». Четырех он решил навсегда оставить на острове. Это были священник, исполнявший также обязанности писца, лисенсиат [67]67
  Лисенсиат – человек, окончивший университет, не получивший ученой степени, но допущенный к чтению лекций.


[Закрыть]Моралес, конопатчик де Басасаваль, плотник мастер Антон и кормчий Хуан-Баутиста де Понсевера, про которого да Бриту писал португальскому королю: «Это самый искусный из всех; он уже служил и прежде на кораблях вашего величества».

Эти люди могли пригодиться португальцам на Молукках. Кроме того, кормчий и писец слишком много знали. Отпускать их на родину было опасно.

Но и те семнадцать, кого выпустил из своих когтей да Бриту в феврале 1523 года, не сразу попали на родину. Очевидно, португальские власти в колониях одобрили установку да Бриту: «Если не палач, то болезнь и лишения». Португальцы отвезли семнадцать «Тринидада» на остров Банда, где подданные португальского короля скупали мускатный орех. Здесь моряков продержали в сыром и душном сарае четыре месяца, а потом повезли в Малакку. По дороге несколько человек бежало на туземных лодках. Эти люди пропали без вести.

В Малакке португальцы вновь посадили испанцев в тюрьму и продержали их еще пять месяцев. Да Бриту оказался прав. Лишения и болезни делали свое дело не хуже палача.

Наконец, в марте 1524 года восемь оставшихся в живых матросов «Тринидада» привезли в Индию, в город Кочин. Туда же вскоре привезли Моралеса.

Испанцы просили, чтобы их отослали на родину, но португальцы под разными предлогами затягивали отправку моряков в Испанию. Испанцы, не зная, как сообщить о себе на родину, голодали, просили милостыню.

В 1524 году вице-королем Индии был назначен великий мореплаватель, открывший некогда морокой путь в Индию, престарелый Васко да Гама.

Де Эспиноса и его товарищи с большим трудом добились, чтобы грозный адмирал Индии принял их. Они надеялись, что моряк Васко да Гама окажется человечнее португальских чиновников.

Оборванные, измученные моряки смиренно просили отпустить их домой. Но Васко да Гама был жестоким и властным человеком. Он понимал, что перед ним стоят люди, совершившие одно из замечательнейших путешествий. Однако он помнил также, что эти люди открыли, наконец, великую тайну португальцев – нашли дорогу на Молуккские острова.

Ведь именно он, прославленный моряк, негодовал на короля Маноэля за то, что тот вовремя не отрубил голову Фернандо Магеллану. Васко да Гама не стал долго раздумывать. Выслав испанцев из комнаты, он приказал оставить их навсегда в Индии, а капитана велел вновь посадить в тюрьму.

Васко да Гама скоро умер, и новый губернатор освободил де Эспиносу из тюрьмы. Но португальцы все еще не отпускали моряков на родину.

По-прежнему моряки с «Тринидада» голодали и просили милостыню на шумных и веселых улицах Кочина. Еще двое умерло. Осталось шесть человек.

Сегменты глобуса 1523 года, приписываемого Иоганну Шёнеру и изображенного на картине Ганса Гольбейна младщего «Посланники» (1533 г.). На этом глобусе нанесен маршрут Магеллана и его спутников.

Все меньше и меньше оставалось в живых людей с корабля «Тринидад». Все же двум морякам удалось забраться в трюм португальского корабля, уходившего в Европу. По дороге один из моряков умер, а другой, Леон Панкальдо, после многих приключений добрался до Лиссабона, но здесь генуэзца бросили в тюрьму.

В Индии остались капитан Гонсало-Гомес де Эспиноса, матрос Гинес де Мафра, немец мастер Ганс и священник лисенсиат Моралес. Прошел 1524 год; в жизни этих четырех людей не было перемен. Одежда их совсем износилась: у них был один плащ на четырех – его носил тот, кому нужно было пройти по улицам города днем. Остальные целый день сидели в своей лачуге на окраине Кочина и покидали ее, чтобы добыть еды, лишь в сумерки.

Однажды де Эспиноса увидел знакомого моряка. Но тот не сразу узнал в худом, измученном человеке, одетом в лохмотья, гордого судью армады Магеллана. Разговорились. Моряк должен был скоро отправиться в Европу, и де Эспиноса уговорил его доставить письмо испанскому королю.

Письмо писали на рассвете. Вечером боялись жечь огонь, а днем могли прийти португальские чиновники, которые после бегства Леона Панкальдо и его товарища каждый день приходили проверять, все ли четверо на месте.

Мафра и мастер Ганс караулили, а лисенсиат Моралес писал под диктовку неграмотного капитана.

«Величайший и могущественный господин, – диктовал тихо де Эспиноса, – ваше светлейшее величество должно знать, что случилось со времени отъезда „Виктории“»… Далее де Эспиноса кратко рассказал о злосчастном плавании «Тринидада», о пленении оставшихся в живых членов его экипажа португальцами и о конфискации испанских товаров. «И фактора вашего величества, – продолжал капитан, – и четырех других посадили в тюрьму, и то же произошло со мной и с моими людьми; нас оскорбляли и называли ворами, говоря: „Увидим, кто здесь хозяин, – король Португалии или испанский король“».

Капитан остановился и прислушался. Солнце уже стояло высоко, но кругом было тихо. Слышались лишь шаги индусских женщин, спешивших к родникам за водой. Он стал диктовать дальше, рассказал о мытарствах моряков по тюрьмам восточных городов, о смерти товарищей и прибавил: «Ваше светлейшее величество должно знать, что, когда губернатор, которого назначили вице-королем Индии [68]68
  Де Эспиноса имеет в виду Васко да Гаму.


[Закрыть], узнал о моем присутствии в Кочине, он велел меня схватить, оскорблял меня и угрожал мне отрубить голову, а другие, сказал он мне, будут повешены…»

Капитан помолчал, а потом начал вновь диктовать: «За те двадцать семь месяцев, в течение которых я нахожусь в руках португальцев, много раз мне приходилось вымаливать себе пищу… отсутствие еды причиняет нам больше лишений, чем заключение. С нами обращаются хуже, чем в Варварии [69]69
  Варварией в старину называли нынешние Марокко, Алжир и Тунис. Варварийские берега приобрели дурную славу из-за многочисленных усеивавших их пиратских гнезд. В устах испанцев и португальцев Варвария означала тягчайшую неволю. В одном из варварийских городов томился в неволе Сервантес.


[Закрыть]. Я целую руку вашего светлейшего величества и прошу вас положить конец этому положению и освободить нас из неволи. Пусть не считает ваше величество острова Молукки, Банда и Тимор не имеющими цены, ибо это три лучшие драгоценности: Молукки – из-за гвоздики, Банда – из-за мускатного ореха и Тимор – из-за сандалового дерева. Да знает ваше величество, что среди всех открытий нет ни одного другого острова, где были бы подобные плоды, и это так же верно, как и то, что все это принадлежит вашей короне».

Потом де Эспиноса продиктовал Моралесу сведения о тех мерах, которые предпринимали португальцы, чтобы удержать за собой Молуккские острова, о вооруженных силах португальцев на Молукках, о толщине стен португальской крепости на Тернате.

Капитан не знал, что делается на родине. Может быть, там затевают новую экспедицию на Молуккские острова. Тогда его сведения о военных силах португальцев на Востоке будут очень ценными для испанского правительства.