Текст книги "Магеллан"

Автор книги: Константин Кунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Константин Ильич Кунин
Магеллан
Жизнь замечательных людей
Выпуск 3–4 [159–160]
1940

Современный портрет Магеллана. (Заокеанская библиотека-музей в Мадриде).

«За горами»

«…Мой род – один из самых замечательных, самых древних в королевстве…»

Из завещания Фернандо Магеллана от 17 декабря 1504 года.

Фернандо Магеллан, или, как называли его на родине, Фернао де Магальяеш, родился около 1480 года в Саброжа, в португальской области Траз-уж-Монтиш. По-португальски Траз-уж-Монтиш означает «за горами». Это суровый и гористый край, отделенный от остальной Португалии горными хребтами.

Траз-уж-Монтиш – единственная область Португалии, не имеющая выхода к морю, – всегда была самой отсталой, самой дикой во всем королевстве. Это страна быстрых, холодных потоков, угрюмых дубовых и буковых лесов, страна горных пастбищ, где выращиваются лучшие на всем полуострове кони и мулы. Зимой здесь холодно и выпадает снег. Старая португальская пословица говорит, что в Траз-уж-Монтиш «девять месяцев зимы и три месяца ада». Леса изобилуют дичью. Зимой стаи волков подходят близко к селениям. Дикие коты и лисы забираются в курятники и погреба. В старину дворяне Траз-уж-Монтиш охотились на вепрей, оленей, косулей, медведей и волков.

В Саброжа, родовом имении семьи Магелланов, стоял старый господский дом с толстыми стенами, с узкими окнами, забранными решетками, с гербом, высеченным на камне над входной дверью.

В доме было много холодных, неудобных и нежилых комнат с голыми стенами. Мебели, ковров и посуды осталось очень мало. Старинный род Магелланов приходил в упадок; в родовом гнезде царила плохо прикрытая пышными именами и старинным гербом бедность.

Центром дома была высокая зала, служившая столовой. Зимой здесь целый день топили огромный закопченный камин, и долгими зимними вечерами к жаркому его огню собирались все домочадцы.

Семья вела замкнутую и однообразную жизнь: занимались хозяйством, ездили на охоту, посещали церковь.

Вокруг простирались лесистые нагорья, по долинам – поля ячменя и ржи, небольшие сады. Виноградные лозы обвивали буковые деревья на дорогах. Маленькие бедные деревни ютились в защищенных от северного ветра лощинах – белые или покрашенные в голубой цвет домики, сады за низкими каменными оградами, виноградники.

Мимо господского дома шла большая дорога. Много столетий тому назад ее проложили римляне. Тогда эта дорога пересекала весь полуостров, и по ней проходили легионы завоевателей. С тех пор она пришла в упадок, мосты обрушились. Во многих местах дорога стала непроходимой.

Теперь по источенным и выщербленным камням старой римской дороги брели крестьяне в дождевых накидках из соломы, женщины с тяжелыми корзинами на голове, нищенствующие монахи в засаленных и оборванных рясах, разносчики с тяжелыми тюками за спиной, лениво трусил священник на откормленном муле или гарцевали на рослых конях дворяне, сопровождаемые слугами, пажами и соколятниками.

Под вечер крестьяне вели с пашни сизых большерогих быков, запряженных в ярмо – огромный, украшенный затейливой резьбой деревянный брус. Это ярмо – гордость каждого хозяина – переходило по наследству от отца к старшему сыну. Часто мимо дома гнали на продажу в Испанию табуны превосходных коней с горных пастбищ.

Испания была близко – ближе и понятнее, чем далекий и шумный Лиссабон. Траз-уж-Монтиш граничила с испанской областью Галисией. Галисийцы говорили на языке, очень близком к говору своих португальских соседей, и гораздо лучше понимали язык людей Траз-уж-Монтиш, чем кастильский.

В то время граница не отделяла наглухо Траз-уж-Монтиш от Галисии. Правда, короли Португалии и испанского королевства Леон нередко решали на полях Галисии и Траз-уж-Монтиш свои вековые усобицы, но война была делом господским, – простые люди, жившие по разным сторонам границы, часто встречались на ярмарках и богомольях, знакомились и роднились между собой.

Даже у дворян Траз-уж-Монтиш было немало родичей и друзей по ту сторону границы. В испанских летописях и старинных документах неоднократно встречаются дальние родственники Магальяешей, или, по-испански, Магелланов.

Старинный обычай гласил, что старший сын в дворянской семье должен посвятить себя службе при дворе короля, и Фернандо с детства готовили к военному делу. Он учился ездить верхом, принимал участие в опасных охотничьих забавах того времени – облавах на вепрей и медведей. Во время этих далеких поездок он привык безропотно переносить любую погоду и долго обходиться без пищи. Фернандо свободно владел копьем, мечом и шпагой, умел перевязать рану и остановить кровь. Он был невысок, но крепок и хорошо закален.

Подростком Фернандо покинул навсегда родной дом и попал в столицу – чужой и шумный Лиссабон.

Лиссабон

«Лиссабон – величайший город Европы, где богатства Востока разгружаются для распределения по всему миру».

Мигель Сервантес, «Персилес и Сихисмунда».

Какая разительная перемена! Из тихой, заброшенной в суровых горах долины попал он в шумный, пронизанный теплым ветром приморский город. Здесь все было по-другому, и самый темп жизни был иной.

Он увидел блестящий королевский двор с его праздниками, церковными церемониями и интригами; веселый порт, где всегда стоял запах смолы и свежего дерева; верфи с кучами мокрых канатов, ящиками, тюками, низенькими складами; толпы разноплеменного люда – португальцев, испанцев, голубоглазых англичан и фламандцев, негров-рабов, вежливых и лукавых купцов из Генуи и Венеции, греков с островов Эгейского моря, французских и немецких паломников. Все было в движении в Лиссабоне тех дней. Город богател и рос, строились новые дома, церкви и корабли, появлялись новые люди.

Вокруг Африки

«…если я умру за границей или на этой армаде, на которой я плыву ныне в Индию… пусть погребальные обряды по мне совершат, как по обыкновенному матросу…»

Из завещания Фернандо Магеллана от 17 декабря 1504 года.

Никогда еще не отправлялась из Лиссабона такая крупная эскадра. В ней был двадцать один корабль. В состав эскадры входило пятнадцать крупных кораблей, так называемых «навио». Самое большое судно было построено в Басконии и имело 1400 тонн водоизмещения, два других – 1000 и 800 тонн. Водоизмещение остальных «навио» колебалось между 300 и 500 тонн.

Далее во флоте д’Альмейды было шесть небольших быстроходных каравелл. Кроме того, на кораблях везли в разобранном виде несколько гребных судов – бригантин и галей. Гребные суда не были пригодны для океанского плавания – их должны были собрать в Индии и использовать для каботажных перевозок.

Вообще суда, плывшие в составе эскадры д’Альмейды, предназначались для различных целей. Самые крупные суда везли на Восток ценные товары; там их рассчитывали нагрузить индийскими товарами и отправить обратно в Португалию. На судах среднего размера в Индию плыли войска и продовольствие. Это были по большей части старые, менее надежные суда. На них не решались грузить дорогие товары и предпочитали возить солдат. Эти суда оставались в Индии и вместе с третьим видом судов – каравеллами – должны были составить грозный и быстроходный флот для пиратства и набегов на индийские и африканские города.

На кораблях д’Альмейды плыло более двух с половиной тысяч человек. Набрать такую массу людей было не легко. В Португалии было не очень много квалифицированных моряков, и с тех пор, как португальские корабли стали плавать за море, все время ощущалась нехватка опытных моряков. Король не очень дорожил людьми, немало их погибало во время каждого плавания. Многие уходили искать счастья в другие страны. Поэтому уже во время снаряжения армады д’Альмейды пришлось набирать на корабли деревенских парней, не знавших моря. На одной из каравелл команда не могла даже отличить правую сторону от левой, и командир Жоао Гомеш придумал привязать к левому борту лук, а к правому чеснок, и командовал: «Руль к чесноку! Руль к луку!»

Д’Альмейда взял с собой в Индию большую свиту из знатных дворян, сто шестьдесят телохранителей, алебардщиков, множество слуг, музыкантов и даже походную капеллу с целым штатом священников и певчих. Король Маноэль считал, что на Востоке такая пышность необходима, тем более, что командир эскадры дом Франсиско д’Альмейда должен был по прибытии в Индию принять титул вице-короля. Этим подчеркивалось, что время разведок прошло и что португальцы намерены прочно обосноваться на побережье Индостана.

Д’Альмейда получал во время плавания и пребывания в Индии по тридцать тысяч крусадо в год и еще две тысячи крусадо на расходы по столу. Он имел также право бесплатно привозить на королевских судах тысячу пятьсот квинталов перцу ежегодно, отдавая лишь четвертую долю стоимости королю и двадцатую – храму Мадонны в Белеме.

Простой солдат получал двадцать четыре крусадо в год, в море его кормили на казенный счет, а в Индии уплачивали еще двенадцать крусадо в год на пропитание. Кроме того, каждый солдат мог ежегодно отправлять бесплатно на родину два с половиной квинтала перцу.

Несколько раз на корабли приезжал сам адмирал Индии, грозный Васко да Гама. Он недавно вернулся из своего второго плавания в Индийский океан, во время которого залил кровью африканское и индийское побережье и навеки запятнал свое имя самой изощренной жестокостью.

Этого сурового и высокомерного человека в черной одежде моряки не любили. Они не могли забыть унижения, которым он подверг их товарищей. Когда во время первого его плавания в Индию среди команды начался ропот, Васко да Гама подавил возмущение в самом зародыше и поклялся, что по возвращении проведет в цепях через Лиссабон всех его участников. Он сдержал клятву, и во время торжественного шествия через Лиссабон лучшие кормчие Португалии – люди, которым Васко да Гама был обязан своим успехом, – шли, позвякивая ручными кандалами.

Теперь по поручению короля Маноэля адмирал Индии следил за снаряжением кораблей, отправлявшихся за море. Он побывал всюду, осмотрел трюмы, подсчитал запасы продовольствия и боевых припасов, проверил прочность канатов и парусов.

Армадой д’Альмейды он остался доволен.

На корабли погрузили для обмена на индийские товары четыре тысячи центнеров меди, двести центнеров свинца, около шестидесяти центнеров киновари, много ящиков стеклянных изделий и фландрских сукон, пятьдесят центнеров ртути, сорок два центнера кораллов – на общую сумму восемьдесят тысяч дукатов. На эти товары в Индии существовал постоянный спрос.

Все снаряжение эскадры обошлось в двести пятьдесят тысяч дукатов, но португальский король знал, что прибыль от привезенных из Индии товаров и добычи, награбленной в Индийском океане, с лихвой покроет все расходы. Так было с предыдущими экспедициями в Индию, когда, несмотря на гибель половины судов, прибыль намного превышала все издержки.

Армада Франсиско д’Альмейды существенно отличалась от других эскадр, посылавшихся в начале XVI века из Португалии в Индию, – в снаряжении ее впервые приняли участие южно-немецкие торговцы.

Когда выяснилось, что плавание за пряностями по открытому португальцами пути сулит огромные выгоды, агенты богатейших торговых домов Германии – Фуггеров, Вельзеров, Госсепрота и Хохштеттера из Аугсбурга, Имхофов и Хиршфогелей из Нюрнберга – поспешили в Лиссабон.

В феврале 1503 года король Маноэль заключил с немецкими купцами соглашение. Немцы получили право соорудить в Португалии три корабля. Это были «Лионарда», «Сао-Херонимуш» и «Рафаэль» – самые крупные суда армады д’Альмейды. На этих кораблях, нагруженных привезенными из Германии, Нидерландов и Венеции товарами, немецкие купцы отправляли своих приказчиков. Однако экипажи судов были португальскими, и все распоряжения командира эскадры должны были выполняться беспрекословно. Немцы обязались по возвращении в Португалию отдать королю тридцать процентов всех привезенных товаров, а остальные могли увезти беспошлинно за границу.

Некоторые немецкие приказчики вели во время путешествия в Индию дневники. Особенно ценный дневник оставил приказчик Вельзеров Балтазар Шпренгер из Фильса на Лехе, плывший на «Лионарде».

Последние недели перед отъездом проходили в спешке и суете. Все знали, как опасен путь в заморские страны: добрая половина участников первых плаваний в Индию погибала во время штормов и боев, умирала от ран и тропических болезней.

Отплывавшие в дальний путь делали последние распоряжения и писали завещания. Завещание Фернандо Магеллана от 17 декабря 1504 года дошло до нас. Он завещал все имущество своей сестре донье Терайже де Магальяеш, ее мужу Жоао да Сильва Теллеж и их сыну Луижу.

Он просил своих наследников увеличить по мере возможности дедовское имение и прибавлял, что род его, род Магелланов, относится к наиболее выдающимся, лучшим и старейшим в королевстве. Фернандо Магеллан писал в завещании: «Я желаю, чтобы если я умру за границей или на этой армаде, на которой я плыву ныне в Индию служить моему повелителю, величайшему и могущественнейшему государю Дом Маноэлю, да хранит его господь, – то пусть погребальные обряды по мне совершат, как по обыкновенному матросу, и пусть отдадут капеллану корабля мою одежду и оружие, дабы он отслужил по мне заупокойные мессы».

Одно непредвиденное обстоятельство ускорило отъезд эскадры. Португальцы совершали в Индии, в Африке, в Индийском океане необычайные зверства. Всюду, где только могли, они уничтожали своих главных соперников – арабов, не останавливаясь перед самыми утонченными пытками и сожжением заживо женщин и детей. Арабские купцы обратились к турецкому султану за помощью. Султан, доходы которого от транзита индийских товаров через его земли значительно снизились после появления португальцев в Индии, пригрозил уничтожить христианские святыни в Палестине, если португальцы тотчас же не прекратят своих зверств. Священники из Синая и Палестины, спешно отправившись в Рим, обратились к папе с просьбой воздействовать на короля Маноэля. Папа отправил посланцев в Португалию, снабдив их письмом к королю. Узнав об этом, Маноэль приказал, не дожидаясь приезда папских посланцев, отправить эскадру д’Альмейды в путь. Это давало д’Альмейде возможность по-прежнему проводить политику насилий и зверств, прикрываясь тем, что, уезжая из Португалии, он ничего не знал о заступничестве папы.

25 марта 1505 года армада д’Альмейды под звон колоколов и пение молитв покинула устье реки Тежу.

Для Магеллана начиналась новая жизнь.

Еще в устье Тежу произошло первое происшествие. Корабль немецких купцов – неуклюжая «Лионарда» – налетел на другое судно и сломал часть бушприта. Пришлось оставить «Лионарду» в Лиссабоне.

В то время кораблевождение по океану было делом новым. Моряки не очень доверяли своим мореходным инструментам и кораблям; португальские командиры стремились насколько возможно реже отпускать одинокий корабль в открытое море. Поэтому с «Лионардой» оставили в Лиссабоне еще два корабля. Все три корабля могли присоединиться к эскадре только у Мадейры.

Между тем армада д’Альмейды поплыла на юг.

Все было ново для Магеллана: игра дельфинов на волнах, быстрые смерчи, внезапно возникавшие вдали и столь же неожиданно рушившиеся в море, жара, возраставшая с каждым днем, суровый и строгий распорядок жизни на кораблях, торжественная церемония утреннего и вечернего салюта адмиральскому кораблю, когда все прочие корабли по очереди подходили к нему и матрос, взобравшись на мачту, кричал оттуда раз навсегда установленные слова приветствия д’Альмейде, как главному начальнику и командиру армады.

Фернандо до сих пор знакомился с мореходным делом лишь на пристанях и верфях Лиссабона, на кораблях, приходивших в порт, и по картам в башне королевского замка. Теперь ему приходилось учиться морскому делу по-настоящему – учиться на корабле, плывущем в открытом океане. Понемногу он постигал все тонкости сложного и тяжелого ремесла моряка. Он научился по изменению цвета облаков, по внезапным порывам ветра и столь же внезапным затишьям, по легкой дымке, стелющейся на горизонте, предсказывать перемену погоды, по полету птиц узнавать близость земли. Он умел уже определять в открытом море широту по звездам, луне и солнцу, знал, как пользоваться компасом и тяжелой астролябией [8]8
  Астролябия – прибор для определения высоты небесных светил над горизонтом. Установив высоту у какого-нибудь светила в определенное время дня или ночи, мореплаватель по специальным таблицам определял местоположение корабля. Астролябия впервые вошла в употребление в Португалии в царствование Жоао II, во второй половине XV века.


[Закрыть], как узнать скорость судна, бросив у носа корабля щепочку и читая подряд одну и ту же молитву, пока щепочка не окажется за кормой.

Многие товарищи Магеллана по плаванию уже побывали в Индийском океане. Они рассказывали новичкам о грозных бурях у мыса Доброй Надежды, о цинге – новой болезни, появившейся с тех пор, как корабли стали уходить в дальнее плавание, о томительных штилях у жарких берегов Аравии, о битвах в открытом море, о пестрых и шумных городах Индии, об украшенных золотом слонах, гуляющих по улицам, и обезьянах, которым воздают божеские почести, – о всем дивном и страшном, мире, уже несколько лет владевшем мечтами Магеллана.

В ночь с 28 на 29 марта армада прошла мимо острова Мадейры, а через день вдали показалась цепь вулканических Канарских островов. Д’Альмейда приказал взять курс на юго-восток, ближе к африканскому берегу. Капитаны велели закинуть сети, не уменьшая хода кораблей. Улов был обильный. Моряки радовались свежей рыбе.

7 апреля армада подошла к бухте, которая на севере завершалась далеко уходившим в море мысом. Это была крайняя западная оконечность Африки – Зеленый мыс. За два поколения до Магеллана португальские моряки впервые добрались до этих мест. В те времена живы были еще сказки древних о юге, где солнце жжет так сильно, что из океана испаряется множество воды, море становится вязким и на суше ничего не может расти. Пока португальские капитаны плыли вдоль безводных, песчаных берегов, переходивших далее на восток в Сахару, все, казалось, подтверждало слова древних о том, что на юге солнце несет смерть всему живому.

Но в 1445 году капитан португальского корабля Диниш Диаш добрался до западной оконечности Африки. Он нашел здесь траву, огромные деревья и ручьи. Диниш Диаш назвал это место «Зеленым мысом». Так была разрушена еще одна древняя легенда.

Корабли д’Альмейды вошли в бухту и бросили якоря у трех небольших островков около мыса. Самый крупный звался островом Пальм. Там под тенью огромных баобабов стояла небольшая, крытая соломой церковь, вокруг которой теснились могилы португальцев, не вынесших тягот плавания по дальним морям.

Но на острове Пальм воды было мало. Поэтому в инструкции, которую составили для д’Альмейды лучшие моряки Португалии, было указано: чтобы не терять лишнего времени на стоянку у Зеленого мыса, он должен брать воду не из небольшого ручья на островке, а в реке, впадавшей в бухту, в месте, которое называлось Порто д’Але. Д’Альмейда послал людей за водой; поехал и Магеллан. Первый раз в жизни видел он тропическую страну: громадные баобабы, конические соломенные крыши в негритянской деревне, поля проса и тыкв.

Португальцы запасали воду и дрова, скупали провизию у живших в бухте негров племени жолоф. Предстояло длительное плавание в открытом океане, и д’Альмейда не напрасно заботился о пополнении запасов продовольствия. Кроме того, он позволил морякам заняться меной с неграми. Но когда д’Альмейде стало известно, что один из вождей жолофов, подаривший пожилому моряку, ветерану многих плаваний, большой нож, изготовленный жолофоким кузнецом, получил от старого моряка красную шапку и меч, он приказал немедленно арестовать старика. В ближайшее воскресенье во время проповеди моряка с веревкой на шее выставили на палубе у мачты. Старик был повинен в том, что нарушил королевский указ и папскую буллу, разрешавшие мену, но запрещавшие продавать или дарить неверным оружие. Д’Альмейда часто сам нарушал это запрещение, неоднократно снабжая своих языческих союзников оружием, но действия его оправдывались государственными соображениями, а здесь пренебрег указом и буллой простой матрос.

Магеллан с большим интересом присматривался к неграм-жолофам. Это были превосходные моряки и рыболовы. У обитателей окрестностей Зеленого мыса лодки были небольшие, на два-три человека, без мачты и паруса. Негры гребли стоя короткими, похожими на лопаты веслами. Но на этих лодках они уплывали за двадцать километров от берега. У жолофов, живших южнее Зеленого мыса, лодки были на шестьдесят и даже на сто человек.

Одежда богатых и знатных негров состояла из рубашки хлопчатобумажной ткани, длинных штанов, шапки с наушниками и накидки из синей и красной полосатой материи, привозившихся на верблюдах через Сахару мавританскими купцами. Бедные ходили почти нагими. Войны были вооружены метательными копьями, ножами и крупными щитами из шкуры антилопы.

В Порто д’Але была стоянка для судов, плававших в Индию и Гвинею. Многие негры понимали по-португальски, хотя португальцы добрались до их мест всего пятьдесят лет назад.

В бухте моряки застали португальскую каравеллу, плывшую с гвинейского берега с грузом рабов. Португальцы в то время ежегодно ввозили из Гвинеи в Лиссабон до двух тысяч черных невольников. Кроме рабов, португальцы привозили из Гвинеи и другие товары. В трюме каравеллы были сложены слоновая кость, «райские орешки» – пряность, не встречающаяся ныне на рынке, – и гвинейский перец. В 1505 году португальцы вывезли в Европу очень много гвинейского перца, но в 1506 году король Маноэль наложил на ввоз его строжайший запрет, чтобы не было конкуренции индийскому перцу.

В Африку португальцы привозили маленькие зеркальца, латунные кольца и браслеты, цветные стеклянные бусы. Негритянские красавицы особенно ценили бусы, разрисованные красными и синими полосками. Еще один товар – бусы из сердолика – попадал в Африку кружным путем. Эти бусы делали в Индии. В Португалию их везли через Египет и Венецию или вокруг мыса Доброй Надежды, а уже из Португалии их направляли в Африку. Но торговля этими бусами давала такие барыши, что большие расходы по перевозке полностью оправдывались.

Д’Альмейда перегрузил на эту каравеллу всех больных со своих кораблей и 14 апреля велел поднимать паруса.

Бартоломеу Диаш во время плавания к южной оконечности Африки и Васко да Гама во время первого путешествия в Индию, вместо того чтобы пробиваться на юг сквозь зону устойчивых встречных пассатов, расположенную южнее Зеленого мыса, решили обойти эту зону стороной. Они уходили далеко на юго-запад в открытое море, пересекали почти весь Атлантический океан и выходили к земле где-нибудь неподалеку от мыса Доброй Надежды. Этот опыт использовали и другие португальские капитаны. Д’Альмейда, встретив противные ветры, также последовал примеру Диаша и да Гамы и ушел в открытое море.

Девяносто восемь дней плыли корабли в открытом море. Вскоре по выходе из Порто д’Але армада попала в полосу штилей и надолго задержалась. Тогда д’Альмейда приказал разделить армаду на две эскадры. Чтобы одни корабли не замедляли плавания других, первую эскадру составили из крупных, но более медленных кораблей, вторую – из легких, быстроходных судов.

Во время штиля потонул корабль «Белья». Это было старое, видавшее виды судно. 5 мая утром в трюме «Белья» открылась большая течь. Вода хлынула сразу, и судно начало погружаться. К счастью, море было спокойно и поблизости плыл корабль «Херонимо». Поэтому моряки успели спасти с тонущего корабля не только людей, но и самый ценный груз, в том числе серебряное облачение и алтарь для походной капеллы д’Альмейды.

К полудню судно затонуло. Через день погода резко изменилась. Начались штормы. Один из участников плавания пишет, что, если бы течь на «Белья» открылась на два дня позже, не удалось бы спасти ни одного человека.

Карта Африки, составленная знаменитым испанским мореходом и картографом Хуаном де ла Коса (1500 г.).

Вообще в армаде было много ненадежных кораблей. Д’Альмейда писал королю из Индии: «После всего, на что я во время этого плавания насмотрелся, я больше не решусь довериться кораблю, который будет так оборудован вашими чиновниками».

Обе эскадры забрались далеко на юг. Сначала морякам встречались птицы. Потом появились взлетавшие над водой летучие рыбы с белыми плавниками-крыльями. Затем и они исчезли. Шпренгер, приказчик немецких купцов, сопровождавший товары в Индию, писал в своем дневнике, что в сердце Атлантики они «ни рыб, ни каких иных созданий не встречали».

Корабли были под 33–40° южной широты.

Небо стало чужим, незнакомым. Начались холода. Когда эскадра покидала Португалию, там была в разгаре радостная весна Средиземноморья. Теперь моряки попали в зиму южной Атлантики.

Здесь часто налетали внезапные штормы. Небо, еще недавно синее, вдруг покрывалось черными тучами, и наступала темнота, гремел гром, сверкала молния. Разражалась буря, а через час вновь сияло солнце. В 1500 году недалеко от мыса Доброй Надежды такая внезапная буря погубила часть эскадры Кабраля, причем погиб Бартоломеу Диаш.

Д’Альмейда и его капитаны все время были настороже. Вахтенные непрерывно следили за морем и небом. Всегда наготове были люди, чтобы без промедления убрать все паруса, когда налетит буря.

Настала середина июня, а Шпренгер записал, что холод был такой, «как в наших странах на рождество». Через несколько дней выпал снег. По словам одного из участников плавания, Неро-Фернандеша Тиноко, «холод был так силен, что, когда нам приходилось собираться для еды, мы чувствовали себя хромыми клячами… а в канун Иванова дня в бурю плыли мы с зажженными фонарями на марсе и на вантах, и наутро, на рассвете, когда у нас поют птички, мы сидели засыпанные снегом». Д’Альмейда и его свита, чтобы спастись от холода, навьючили на себя все шелка, бархаты и полотна, все шапки и чулки, которые были в кладовых корабля. Придя в каюту командира, Неро-Фернандеш застал тепло укутанного д’Альмейду лежащим на койке перед жаровней, наполненной горячими углями. Каюта командира эскадры была изнутри вся обита коврами.

Холода принесли с собой увеличение заболеваний, но смертности не было. В этом отношении плавание д’Альмейды представляет редкое исключение среди дальних плаваний начала XVI века, когда обычно до трети, а иногда и до половины команды погибало в пути.

Здесь сказалась предусмотрительность командира. Пока корабли плыли от Зеленого мыса в тропических водах, д’Альмейда приказал сократить ежедневный рацион вина, оливкового масла и других видов довольствия. Это дало возможность, когда корабли попали в холодные края, выдавать морякам усиленный паек.

Чтобы понапрасну не расходовались продовольствие и вода, он приказал капитанам держать у себя ключ от помещений, где хранились их запасы. В конце каждого месяца капитан вместе с писцом должны были проверять состояние запасов продовольствия и устанавливать размеры пайка на следующий месяц.

Вообще суровый воин очень заботился о своих моряках и солдатах.

Магеллану было чему поучиться у старого д’Альмейды. И прежде всего он понял, как много значит предусмотрительность командира, его умение замечать мелочи, его знание всех тонкостей морского дела, его забота о команде – все то, что может предопределить успех. Гаспар Корреа [9]9
  Корреа, Гаспар – автор чрезвычайно интересной летописной истории Индии, написанной в 60-х годах XVI века. Корреа провел много лет в португальских колониях в Индии. Его книга, является первоклассным источником по истории португальской колониальной державы XVI века.


[Закрыть]пишет, что сподвижники д’Альмейды «очень любили его, так как его поступки были безупречны; это был человек без тени фальши».

И в самом деле, д’Альмейда чрезвычайно умело руководил эскадрой. Подчас он был суров. Но Магеллан знал, что суровость эта необходима в столь длительном плавании. Кораблевождение в те дни представляло немалые трудности. Все морские суда имели округлый корпус, что делало их чрезвычайно неустойчивыми, а во время большого волнения очень затрудняло продвижение вперед; по этой же причине они испытывали очень сильную килевую качку. Для того чтобы надуть их паруса, требовался очень сильный попутный ветер; не было ни носовых, ни кормовых парусов, за исключением треугольных контр-бизаней – небольших парусов, прикрепленных внизу на бизань-мачте, – поэтому корабли эти очень плохо лавировали. Кроме того, у крупных португальских кораблей того времени было недостаточное бортовое сопротивление, и под влиянием бокового ветра они сильно отклонялись в сторону.

В середине июня корабли достигли 44° южной широты. Тогда д’Альмейда приказал повернуть на восток.

26 июня армада прошла долготу мыса Доброй Надежды и взяла курс на север.

Достойно удивления искусство португальских кормчих того времени. В Индию португальцы плавали всего несколько раз. Навигационные инструменты их были очень несовершенны. Плыли они на неуклюжих, ненадежных судах. Однако, уходя в открытое море на несколько месяцев, они смело спускались до 44° южной широты и, с громадным трудом определив весьма приблизительно долготу, на которой находились, поворачивали на северо-восток, затем на северо-запад и выходили к африканскому побережью Индийского океана.

В Индийском океане стало теплее, но морякам по-прежнему досаждали внезапные штормы. 2 июля шторм налетел так неожиданно, что на «Сао-Херонимуше» и «Лионарде» порвало все паруса, с палубы «Лионарды» волна смыла трех людей в море, и только одного из них удалось спасти, а корабль «Ботафого» («Извергатель огня») потерял из виду остальную армаду, нагнав ее лишь у африканского берега.

Васко да Гама. Рисунок в рукописи португальского историка XVI века Гаспара Корреа.